диспуты

Поделиться статьей в социальных сетях:

в избранное

Приватность

Ссылка на оригинал: Stanford Encyclopedia of Philosophy

Впервые опубликовано 14 мая 2002 года; содержательно переработано 18 января 2018 года.

Термин «приватность» [1] часто используется как в повседневной речи, так и в философских, политических и юридических дискуссиях, однако единого значения или определения этого понятия не существует. Термин прочно укоренился в социологических и антропологических дискуссиях о том, насколько высоко ценится и оберегается частная жизнь в различных культурах. Кроме того, понятие приватности восходит к известным философским концепциям, в первую очередь к различению Аристотелем публичной сферы политической деятельности и частной сферы, связанной с семейной и домашней жизнью.

Первые исследования приватности появились в 1890-е годы в связи с разработкой вопроса о защите частной жизни в американском праве, причем эта защита в основном была оправдана моральными соображениями. Источники того времени позволяют отделить дескриптивный подход к проблеме приватности, при котором описывается то, что фактически защищается как приватное, от нормативного, который предписывает, в какой степени приватность и ее ценность должна охраняться. В этих дискуссиях одни рассматривают приватность как интерес, имеющий моральную ценность, тогда как другие ссылаются на моральное или юридическое право, которое должно охраняться обществом или законом. Очевидно, что можно быть нечувствительным к интересам частных лиц, не нарушая при этом права на неприкосновенность частной жизни, если таковое существует.

Существует ряд скептических и критических позиций относительно приватности. Согласно одному известному аргументу, права на приватность не существует, и в ней самой нет ничего исключительного, так как всякий интерес, защищаемый как приватный, может быть успешно объяснен и защищен через другие — в первую очередь право собственности и телесной неприкосновенности (Thomson 1975). Другие критики утверждают, что интересы, касающиеся неприкосновенности частной жизни, не являются специфическими, так как защищаемые таким образом личные интересы неэффективны с экономической точки зрения (Posner 1981), или что для них нет достаточных правовых оснований (Bork 1990). Наконец, существует феминистская критика приватности: наделение частной жизни особым статусом негативно отражается на женщинах (и не только них), поскольку становится завесой, скрывающей практики контроля и доминирования, и средством принуждения к молчанию (MacKinnon 1989).

Тем не менее большинство исследователей считают приватность значимым и ценным понятием. Философские дискуссии, касающиеся его определения, обозначились во второй половине ХХ века: на них сильно повлияла разработка гражданско-правовых норм о защите частной жизни. Одни сторонники приватности фокусируются на проблеме контроля за информацией о себе (Parent 1983), тогда как другие ставят вопрос шире и видят в приватности необходимое условие человеческого достоинства (Bloustein 1964) или установления близких отношений (Gerstein 1978, Inness 1992).

Другие авторы настаивают на защите приватности как необходимой для построения разнообразных и значимых межличностных отношений (Fried 1970, Rachels 1975), или же как ценности, которая дает возможностью контролировать доступ других людей к нам (Gavison 1980, Allen 1988, Moore 2003), или как набора норм, необходимых не только для контроля доступа, но и усиления личного самовыражения и расширения возможностей (Schoeman 1992), или как определенной комбинации этих норм (DeCew 1997). Обсуждение этой концепции осложняется тем, что приватность представляется нам чем-то ценным, обеспечивающим свободу от вмешательства других, и все же она таит в себе опасность стать прикрытием для доминирования, унижения или причинения физического вреда.

В настоящей статье будут затронуты все перечисленные темы, а именно: (1) исторические корни приватности, в том числе ее защиту в деликтном и конституционном праве, а также философские аргументы относительно того, может быть приватность сведена к другим интересам, или же является целостной фундаментальной концепцией, (2) критика приватности как права, (3) широкий спектр философских определений и аргументов в защиту концепции приватности, предлагающих альтернативный взгляд на значение и ценность приватности (и на то, является ли она относительной в культурном смысле, или нет), а также (4) вызовы, с которыми сталкивается приватность в эпоху технологического прогресса.

В целом большинство авторов отстаивают необходимость защиты приватности, несмотря на трудности ее определения и опасность ее потенциального использования в качестве прикрытия для угнетения. В недавно вышедшем сборнике эссе, посвященных приватности, можно найти убедительные аргументы в поддержку этого тезиса (Paul et al. 2000). Авторы рассматривают различные аспекты права на неприкосновенность частной жизни и его роль в моральной философии, правовой теории и государственной политике. В них также рассматриваются обоснования и ключевые аргументы в пользу права на частную жизнь.

История

Проведенное Аристотелем различие между двумя различными сферами жизни — публичной сферой политики и политической активности (polis) и приватной сферой домохозяйства (oikos) — стало классическим для анализа приватности. Джон Стюарт Милль в эссе «О свободе» описывает разделение на публичное/приватное, которое также используется для обозначения границ влияния государства в противоположность сфере саморегулирования. Кроме того, это различение вновь возникает в рассуждениях Джона Локка о собственности во «Втором трактате о правлении». В естественном состоянии весь мир в равной степени принадлежит всем, и в этом смысле является общим, публичным. Однако человек владеет собой и своим телом, а также может посредством приложения труда приобрести собственность, которая становится его частной собственностью.

Маргарет Мид и другим антропологам удалось показать, как через сокрытие информации, затворничество и тайные церемонии приватность защищается в различных культурах (Mead 1949). Алан Уэстин на материалах исследований животных продемонстрировал, что стремление к приватности присуще не только людям (Westin 1967). Однако определение приватности в этих случаях зависит от контекста. Под приватностью (неприкосновенностью частной жизни) может пониматься как отделенная от правительства сфера, область, не допускающая вмешательства государства, находящиеся под запретом взгляды и знания, уединение, или ограничения доступа — вот лишь некоторые из определений.

Информационная приватность (конфиденциальность)

Дискуссия вокруг понятия приватности стала более системной с выходом знаменитой статьи Самюэля Уоррена и Луи Брандейса «Право на частную жизнь» (Warren and Brandeis 1890). Ссылаясь на «политические, социальные и экономические изменения» и признание «права быть оставленным в одиночестве», они утверждали, что существующее законодательство предоставляет способ защитить частную жизнь индивида, и стремились объяснить характер и масштабы этой защиты. Сосредоточив внимание на прессе и публичности, которые стали возможны благодаря появлению фотографии и газет, но ссылаясь также на нарушения в других сферах, они подчеркнули, что публичное распространение деталей, относящихся к личной жизни человека, является вторжением в его частную жизнь.

Настаивая на том, что они пытаются защитить душевное спокойствие людей, а не произведенную ими продукцию или интеллектуальную собственность, они заявили, что право на частную жизнь основано на принципе «неприкосновенности личного», который является частью общего права на неприкосновенность личности, «права быть личностью» (Warren and Brandeis 1890: 195, 215).

По их мнению, принцип приватности уже существовал в виде элемента общего права и представления о собственном доме как о крепости, однако современные технологии поставили перед необходимостью эксплицировать и отдельно прояснить характер защиты, базирующийся на представлениях о приватности. Они предположили, что ограничения этого права могут быть определены по аналогии с законом о клевете и диффамаци и не должны запрещать, к примеру, публикацию сведений о государственных служащих, баллотирующихся на должность. Тем самым Уоррен и Брандейс заложили основу концепции приватности, которая стала известна как контроль над информацией о себе.

Хотя первые судебные дела после публикации этой статьи не признавали права на частную жизнь, общественность, а также суды штатов и федеральные суды одобрили и расширили это право. В попытке систематизировать и дать более отчетливое определение новому праву на неприкосновенность частной жизни, закрепленному в деликтном праве, Уильям Проссер в 1960 году написал, что возникло четыре различных аспекта этого вопроса. Не претендуя на то, чтобы дать точное определение, и признавая, что при разработке механизмов защиты частной жизни были несоответствия и путаница, Проссер описал четыре «довольно определенных» права на приватность следующим образом:

1. Посягательство на уединение человека или его одиночество, а также вторжение в его личные дела.

2. Публичное разглашение порочащих человека фактов о нем.

3. Публичное изображение человека в ложном свете в глазах общественности

4. Присвоение или использование в коммерческих целях имени или облика другого лица. (Prosser 1960: 389)

Проссер отметил, что посягательство на первое право выходит за рамки физического вмешательства, и подчеркнул, что Уоррен и Брандейс были сосредоточены главным образом на втором праве. Тем не менее, Проссер считал, что наличие реальных нарушений и требования общественности способствовали всеобщему признанию четырех видов посягательства на приватность. Согласно Проссеру, в то время еще не были получены ответы на три основных вопроса: (1) влечет ли за собой появление в публичной сфере моментальную утрату приватности; (2) могут ли оставаться приватными факты, находящиеся в открытом доступе; (3) влияет ли существенный промежуток времени на статус разоблачений.

Следует отметить, что Уоррен и Брандейс придерживались нормативного подхода к тому, что, как они полагали, должно защищаться как приватное, в то время как Проссер описывал то, что фактически попало под судебную защиту за 70 лет, прошедших с момента публикации Уоррена и Брандейса. Неудивительно, что их представления о приватности различаются. Из-за того, что Верховный суд США отчетливо указал на необходимость защиты Четвертой поправки, поскольку в ней прописана неприкосновенность частной жизни, приватность как контроль над информацией о себе стала рассматриваться в том числе как защита от необоснованных обысков, прослушивания, наблюдения, присвоения и неправомерного использования чьих-либо сообщений. Современное состояние дискуссии вокруг приватности, сокрытия, публичности и разоблачения описано Томасом Нагелем (Nagel 2002).

Несмотря на отчетливо прописанную в деликтном праве защиту информационной приватности в суде, а также практически всеобщее признание ее ценности философами и широкой общественностью, Абрахам Л. Ньюман (Newman 2008) и некоторые другие убедительно показали, что в Соединенных Штатах (США) и ряде стран Азии сформирована ограниченная система защиты приватности, направленная лишь на саморегулирование в производстве и правительстве, так что личная информация часто становится легкодоступной.

Эта модель была разработана на основе общего регламента о приватности данных, закрепленного в 1995 году в Директиве ЕС о защите персональных данных, которая на данный момент в той или иной форме соблюдается всеми 27 государствами-членами ЕС [2]. Принятые в Европе правила защиты персональных данных быстро распространились по всему индустриальному миру, за исключением Соединенных Штатов, и изменили и определили направление глобальных дебатов о конфиденциальности, тогда как США придерживаются более свободолюбивого принципа в отношении защиты личной информации, обращаясь ко множеству инструкций. Это «лоскутное одеяло» из основных принципов приватности включает в себя правила о конфиденциальности студенческих записей, прокате видео, закон «О защите конфиденциальности детей в Интернете» (COPPA 2000), «Закон о мобильности и подотчетности медицинского страхования» (HIPPA 2006) и др.

Европейский Союз наделил полномочиями по защите персональных данных инспекторов и организации, которые обладали техническими знаниями. Получив полномочия, они смогли сформировать политические коалиции для успешного лоббирования защиты частной жизни, требуя при этом, чтобы личная информация не собиралась и не использовалась в целях, отличных от изначально предполагаемых, без согласия человека, и так далее. Этот подход отличается от американского, при котором страховые компании и работодатели имеют доступ к личной информации сотрудников, не регламентированный отдельными руководствами по защите персональных данных. При этом государство не обеспечивает комплексного законодательства о защите персональных данных, а политическая система фрагментирована.

США, как правило, действовали, исходя из интересов бизнеса и правительства, которым необходим неограниченный доступ к личным данным для обеспечения экономического роста и национальной безопасности, в то время как ЕС вполне однозначно показал, что приватность имеет решающее значение в развитом информационном обществе, так как интеграция граждан в онлайн-среду может происходить лишь при условии гарантированной конфиденциальности и недоступности данных для бизнеса и правительства.

Конституционное право на неприкосновенность частной жизни

В 1965 году Верховным судом США было признано особое право на приватность, не связанное с защитой информации и Четвертой поправкой. Сейчас его принято называть конституционным правом на неприкосновенность частной жизни. Впервые это право сформулировано в деле «Грисвольд против Коннектикута» (381 U. S. 479), когда были отменены обвинительные приговоры директору отдела планирования семьи и врачу Йельской школы медицины за распространение информации, инструкций и связанных с контрацептивами медицинских рекомендаций среди лиц, состоящих в браке.

Несмотря на полемику, которую спровоцировала позиция Дугласа, конституционное право на неприкосновенность частной жизни вскоре было использовано для отмены запрета на межрасовые браки, разрешения на хранение непристойных материалов в собственных домах и распространения противозачаточных средств среди лиц как состоящих, так и не состоящих в браке. Наиболее известным случаем применения права на неприкосновенность частной жизни стало обоснование с его помощью права на аборт, защищенного в 1973 году в деле «Роу против Уэйда» (410 U. S. 113) и последующих решениях в отношении абортов.

Дуглас туманно назвал это право «полутенью» конституционного, а Верховному суду США не удалось дать ему однозначное определение. Тем не менее, это право воспринималось как защита индивидуальных интересов вне зависимости от принятия некоторых важных и личных решений, касающихся семьи и образа жизни. Вопрос о том, какие личные решения защищаются этим правом на неприкосновенность частной жизни, определялся составом суда. В 1986 году в деле «Бауэрс против Хардвика» (Bowers v. Hardwick, 478 U.S. 186) приватностью не смогли прикрыть запрет законов против содомии в Джорджии, несмотря на интимные отношения.

Проект конституционного закрепления права на приватность становится мишенью для критики, особенно в популярной прессе, и итоги дела «Роу против Уэйда» могли оказаться под угрозой. Многие рассматривали решение по делу Бауэрса как свидетельство упадка конституционной защиты частной жизни. Однако в 2003 году в деле «Лоуренс против Техаса» (Lawrence v. Texas, 538 U. S. 918) Верховный суд США голосами пяти против четырех постановил, что техасский закон, согласно которому вступление лиц одного пола в сексуальные отношения являются преступлением, нарушает гарантию равной защиты и жизненно важных интересов в области свободы и неприкосновенности частной жизни, охраняемых пунктом о надлежащей правовой процедуре Конституции, тем самым отменяя решение по делу «Бауэрс против Хардвика».

Джин Коэн предоставляет теоретическое обоснование этого инклюзивного понимания конституционного права на неприкосновенность частной жизни (Cohen 2002). Она отстаивает конструктивистской подход к интимности и праву на неприкосновенность частной жизни, указывая на то, что такие права защищают автономию личности. Кроме того, их закрепление в Конституции необходимо для современной концепции разума и ее интерпретации понятия автономии. В настоящее время множество стран за пределами США успешно избегают противоречий в защите конституционного права на частную жизнь, в то время как в США эти противоречия существуют. Например, конституционная неприкосновенность частной жизни была использована в США для отмены законов против содомии и защиты права на личный выбор партнера для брака. Множество европейских стран в настоящий момент поддерживают однополые браки: например, такой закон более 10 лет действует в Нидерландах, и с 2017 года — в Германии.

Редукционизм vs. когерентизм

Один из способов осмысления набирающей популярность литературы о приватности — аналитическое разделение источников на две основные категории, которые мы назовем редукционизмом и когерентизмом. Редукционисты обычно занимают критическую позицию в отношении приватности, тогда как когерентисты относятся к ней как к фундаментальной ценности. Фердинанд Шуман (Schoeman 1984) предложил несколько иную терминологию, которая облегчает понимание этого различия. По словам Шумана, ряд авторов считает, что

Исследователи, отвергающие и тезис о когерентности, и тезис о различимости, полагают, что во всех категориях стремлений к приватности существуют различные ценности, общие для многих других социальных проблем, и эти ценности являются исчерпывающими для категорий приватности. Суть этой позиции заключается в том, что успеха можно добиться через отказ от рассуждений о приватности и защиту наших интересов через привычные моральные и юридические категории. (Schoeman 1984: 5)

Приверженцы последней точки зрения, отвергающие одновременно тезис о когерентности и тезис о различении, могут быть определены как редукционисты. Они считают, что проблемы приватности сводятся к проблемам другого рода, таким как причинение эмоционального дискомфорта или имущественные интересы, и могут быть успешно проанализированы через них. На основании этого делается вывод, что в претензиях на приватность нет ничего уникального и эвристически ценного.

С другой стороны, все больше теоретиков утверждают, что в разнообразных попытках защищать интересы частной жизни есть нечто принципиальное и последовательное. С этой точки зрения приватность ценна как целостная и фундаментальная концепция, и большинство людей признают ее пользу. Исследователей, которые придерживаются этой позиции, можно назвать когерентистами. Тем не менее, важно признать, что когерентисты имеют разнообразные (а иногда и противоречивые) взгляды на то, что именно является отличительной характеристикой приватности и что объединяет различные типы таких стремлений.

Критика приватности

 Редукционизм Томсон

Возможно, наиболее известным сторонником редукционизма в вопросах приватности является Джудит Джарвис Томсон (Thomson 1975). Отмечая, что единогласного мнения насчет определения приватности не существует, Томсон переходит к рассмотрению ряда конкретных нарушений права на неприкосновенность частной жизни. Томсон считает, что все подобные случаи могут быть с тем же успехом объяснены исходя из нарушений прав собственности или личных прав, таких как право быть услышанным.

Эти права как совокупность могут быть исчерпывающе объяснены через право собственности или право на физическую безопасность. Право на неприкосновенность частной жизни, по ее мнению, является «производным»: нет необходимости искать общее в совокупности прав на неприкосновенность частной жизни. Приватность, согласно Томсон, является производной по своей значимости и обоснованности, поскольку любое нарушение приватности стоит рассматривать как посягательство на одно из базовых (более фундаментальных) прав. В ответ на критику Томсон, тем не менее, выдвигается ряд сильных контраргументов (Scanlon 1975, Inness 1992).

Экономическая критика Познера

Ричард Познер также занимает критическую позицию в отношении приватности, доказывая, что разнообразные интересы, защищаемые во имя приватности, не являются чем-то уникальным (Posner 1981). Отличительной чертой его подхода является утверждение об экономической неэффективности мер по защите приватности. По мнению Познера, конфиденциальность должна охраняться только тогда, когда доступ к информации снижает ее ценность (например, доступ студентов к их рекомендательным письмам делает последние менее надежными и, следовательно, менее ценными, а значит, они должны оставаться конфиденциальными или приватными).

Рассматривая приватность как возможность контролировать информацию о себе, Познер заявляет, что утаивание или предоставление неполной информации обычно направлено на манипуляцию другими, введение в заблуждение или извлечение личной экономической выгоды. Таким образом, защита индивидуальной приватности не максимизирует богатство, а потому нецелесообразна. В конечном счете, Познер защищает корпоративную (или организационную) приватность как более значимую, по сравнению с личной приватностью, так как первая с большей вероятностью будет способствовать развитию экономики.

Точка зрения Борка

Еще одним убежденным критиком приватности является Роберт Борк (Bork 1990). Его критика касается конституционного права на неприкосновенность частной жизни, установленного Верховным Судом США в 1965 году. Примером «плохого» конституционного права для Борка становится попытка Верховного суда занять чью-либо сторону в социальном и культурном вопросе в деле «Грисвольд против Коннектикута». Наибольшим нападкам со стороны Борка подвергся судья Уильям О. Дуглас , а также мнение большинства по данному делу. Основной претензией Борка было то, что Дуглас не выводил право на неприкосновенность частной жизни из какого-либо ранее существовавшего закона или естественного права, а просто создал новое право, не основываясь ни на Конституции США, ни на Билле о Правах. Борк справедливо заметил, что слово «приватность» («неприкосновенность частной жизни») ни разу не встречается в этих документах. Дуглас, однако, настаивал на том, что это право основывается на гарантиях, вытекающих из 1-й, 3-й, 4-й, 5-й и 9-й поправок.

Взятые в совокупности, меры защиты, предусмотренные этими поправками, показали, что базовое пространство приватности граждан находится под защитой и включает в себя возможность принимать личные решения относительно домохозяйства и их семейной жизни. В противовес этому Борк утверждал, что (1) ни одна из поправок не является основой для решения Суда; (2) Верховный Суд никогда не давал определений и разъяснений, касающихся права на неприкосновенность частной жизни и сферы его влияния; (3) право на неприкосновенность частной жизни простирается так далеко, как того хочет большинство судей. Таким образом, он обвиняет Дугласа и Судейское большинство в том, что они изобрели новое право и тем самыми превысили свои полномочия. Взгляды Борка нашли поддержку и продолжают отстаиваться сегодня как в политике, так и в популярной прессе.

Такие теоретики, как Уильям Пэрент (Parent 1983) и Джудит Томсон (Thomson 1975), утверждают, что конституционное право на неприкосновенность частной жизни на самом деле является правом на свободу. Другие авторы, напротив, полагают, что даже если Дуглас ошибочно защищает расплывчатое право на частную жизнь, используя неопределенные формулировки, вытекающие из Конституции и ее поправок, тем не менее существует исторически и концептуально целостное понятие частной жизни, отличное от свободы и собранное из конституционных дел о частной жизни (Inness 1992, Schoeman 1992, Johnson 1994, DeCew 1997).

В ответ на утверждение Борка о том, что в рамках основанной на конституции защиты частной жизни речь идет вовсе не о частной жизни, а скорее о свободе или автономии, был выдвинут убедительный аргумент: хотя у нас есть множество индивидуальных свобод, таких как свобода слова и самовыражения, многие из них не затрагивают чего-то сугубо личного или относящегося к тем типами проблем, которые мы рассматриваем как вопросы приватные, частные. Если это так, то свобода является более широком понятием, чем конфиденциальность, а притязания на приватность — это подмножество притязаний на свободу.

Будучи приверженцами такого подхода, мыслители в области философии и права настаивали на том, что неприкосновенность частной жизни защищает свободу и что защита частной жизни дает нам свободу определять себя и свои отношения с другими людьми (Allen 2011, DeCew 1997, Reiman 1976, 2004, Schoeman 1984, 1992).

Пример в поддержку такого подхода к приватности и ее понимания как необходимого и незаменимого условия свободы мы находим у Милана Кундеры:

Нетрудно увидеть параллели между сценарием Кундеры и электронными системами наблюдения и уличными камерами, которые широко распространены сегодня. Существуют и более обстоятельные доказательства того, что понятия приватность и свобода различны, причем последнее куда шире, а приватность необходима для его охраны.

Свобода перемещения между штатами без необходимости иметь при себе паспорт отлична от свободы принимать решения о собственном теле, особенно по таким интимным вопросам как использование контрацепции, аборт, стерилизация (дело «Бак против Белла», 274 U.S. 200, 1927) и вазэктомия (дело «Скиннер против штата Оклахома», 316 U.S. 535, 1942, когда был отменен закон, обязывавший стерилизовать тех, кто совершил три тяжких преступления). Верховный Суд США признал это право, заявив, что конституционные дела о неприкосновенности частной жизни затрагивают второй приватный интерес, а именно «личный интерес в принятии ряда важных решений» (Whalen v. Roe, 429 U.S. 589, 1977).

Феминистская критика приватности

Несмотря на то, что феминистская критика приватности неоднородна, можно сказать, что большинство ее представительниц обеспокоены наличием у приватности темной стороны и сокрытия с ее помощью доминирования, унижения женщин и жестокого обращения с ними. Многие склонны противопоставлять приватное публичному, упуская из виду его информационную и конституционную составляющие. Если разграничение публичной и частной сфер оставляет частную сферу свободной от какого-либо контроля, то феминистки вроде Кэтрин Маккиннон (MacKinnon 1989) правы в том, что частная жизнь может быть опасна для женщин, когда она используется для прикрытия угнетения и причинения им физического вреда: она закрепляет подчинение женщин дома и поощряет невмешательство государства в эти вопросы. Джин Бетке Эльштайн (2000; Elshtain 1981, 1995) и другие предполагают, что феминистки, такие как Маккиннон, именно по этой причине отвергают разделение на публичное и частное. Более того, рекомендуют вообще отказаться от приватности. Эльштайн, впрочем, считает, что эта альтернатива слишком радикальна.

Куда более благоразумно было бы, согласно Аните Аллен (Allen 1988), признать, что, хотя приватность может быть ширмой для угнетения, недопустимо полностью отвергать приватность на основании на вреда, причиненного «за закрытыми дверями».

Женщины, безусловно, заинтересованы в неприкосновенности частной жизни, которая может защитить их от навязанных государством программ стерилизации или тестов на наркотики для беременных женщин, результаты которых правительство требует отправлять в полицию. Неприкосновенность частной жизни, о которой здесь идет речь, может обеспечить разумные правила, такие как предоставление прав защиты от изнасилования в браке. Таким образом, сведение дихотомии публичного и частного к единой публичной сфере является неудовлетворительным решением проблемы.

Представительниц феминистского движения объединяет необходимость осмысления важного и ценного понятия частной жизни: именно оно может предоставить им сферу, свободную от надзора и вмешательства государства, не возвратив их при этом к устоявшейся дихотомии публичного и частного. В прошлом именно эта дихотомия привязала женщин к частной сфере домашней жизни, где они становились жертвами насилия и подчинения. Задача состоит в том, чтобы найти способ привлечения внимания государства к проблеме домашнего насилия, ранее служившего во имя неприкосновенности частной жизни, но в то же время предотвратить проникновение государства и защитить наиболее интимные аспекты жизни женщин. Решение этой задачи означает установление новых границ для обоснованного вмешательства государства и, следовательно, иное понимание различия между публичным и частным.

Взгляды на ценность и значение приватности

Частная жизнь и контроль над информацией

Ограниченный подход к вопросам частной жизни, фокусирующийся на защите персональных данных, которого придерживались Уоррен и Брандейс, а также Уильям Проссер, разделяется и более поздними теоретиками: Фридом (Fried 1970) и Пэрентом (Parent 1983). Кроме того, Алан Уэстин рассматривает приватность как способность человека самостоятельно определять, когда, как и в каком объеме информация о нас предоставляется другим (Westin 1967). Возможно, лучшим примером защиты этого подхода в настоящее время является работа Уильяма Пэрента. Пэрент предлагает защищать концепцию частной жизни, которая согласуется с нашим повседневным языком, не перечеркивая и не затемняя основные значения других фундаментальных терминов.

Конфиденциальность (приватность) он определяет как отсутствие незадокументированной личной информации, известной или принадлежащей другим лицам. Пэрент подчеркивает, что он рассматривает конфиденциальность как моральную ценность для людей, стремящихся к индивидуальности и свободе, а не моральное или юридическое право на неприкосновенности частной жизни. Персональная информация рассматривается при этом как информация правдивая (в противном случае речь должна идти о диффамации или лжи), и это факты , которые большинство людей предпочитает не афишировать (например, состояние здоровья, доход, вес, сексуальная ориентация и т.д.).

Согласно Пэренту, личная информация документально фиксируется лишь в том случае, когда она становится общедоступной — через газеты, судебные протоколы или иные публичные документы. Таким образом, как только информация попадает в общий доступ, ее последующее распространение (даже спустя годы или для широкой аудитории) не рассматривается как вторжение в частную жизнь. Кроме того, слежка или наблюдение также не являются вторжением в частную жизнь, если они не нацелены на получение какой-либо ранее незадокументированной информации. В тех случаях, когда новая информация не получена, Пэрент предпочитает рассматривать вмешательство в частную жизнь как не имеющее отношения к конфиденциальности — как ограничение анонимности, посягательство или харассмент. Кроме того, то, что было описано выше как конституционное право на частную жизнь, описывается Пэрентом как интерес к свободе, а не приватности и конфиденциальности.

Таким образом, утрата приватности и конфиденциальности происходит лишь в том случае, когда другие получают ранее незафиксированную личную информацию об индивиде. Детальную критику позиции Пэрента мы находим у Дж. Декью (DeCew 1997). Несмотря на заслуги Пэрента, состоящие в том, что он рассматривает приватность как целостную концепцию, обладающей уникальной и фундаментальной ценностью, — его определение остается неоднозначным по нескольким причинам. Это ограниченный подход, поскольку он допускает лишь описательное, а не нормативное использование термина. Кроме того, если личная информация фиксируется в общедоступном источнике, даже самый коварный шпионаж не является вторжением в частную жизнь. Декью (DeCew 1997) и Скэнлон (Scanlon 1975: 317) останавливаются и на других проблемах, связанных с концепцией Пэрента.

Приватность и человеческое достоинство

В статье, написанной в качестве ответа Уильяму Проссеру и в защиту позиции Уоррена и Брандейса, Эдвард Дж. Блустейн (Bloustein 1964) утверждает, что у всех судебных дел о защите приватности есть нечто общее. Блустейн считает, что Уоррену и Брандейсу не удалось дать позитивное определение приватности, хоть они и были правы в том, что интересы частной жизни объединены общей ценностью — той, которую они назвали «неприкосновенностью личного».

Блустейн утверждает, что возможно построить общую теорию приватности, разнородные элементы которой будут согласованы. «Неприкосновенность личного» является социальной ценностью, которая охраняется через принцип приватности. Она определяет сущность человека как личности и предполагает достоинство, личную автономию, неприкосновенность и независимость. Уважение к этим ценностям является основой и связующим элементом для понятия приватности. Рассматривая каждый из четырех типов права на приватность у Проссера, Блустейн показывает, что каждое из этих прав важно, поскольку защищает от посягательств, унижающих личность и человеческое достоинство.

Руководствуясь таким подходом, Блустейн явно связывает описанное Проссером деликтное право на неприкосновенность частной жизни с защитой приватности в соответствии с Четвертой поправкой. Он настаивает, что и то, и другое делает человека открытым для наблюдения, уязвляя автономию личности и нарушая его человеческое достоинство и моральную личность.

Вторжение в частную жизнь понимается как оскорбление человеческого достоинства. Хотя Блустайн признает, что эти термины недостаточно определены, он отстаивает этот подход как концептуально последовательный и продуктивный.

Приватность и близкие отношения

Согласно наиболее распространенной точке зрения, приватность и близкие отношения тесно связаны друг с другом. С одной стороны, приватность ценна, потому что без нее было бы невозможно установление близких отношений (Fried 1970, Gerety 1977, Gerstein 1978, Cohen 2002). Так, например, Фрид определяет приватность в узком смысле как контроль над информацией о себе. Однако он расширяет это определение, добавляя, что приватность обладает внутренней ценностью и связана с развитием человека как личности, обладающей моральными и социальными качествами и способной формировать интимные отношения, в том числе уважение, любовь, дружбу и доверие.

Ценность приватности состоит в том, что она позволяет человеку контролировать распространение личной информации, что позволяет ему поддерживать отношения разного рода и степени близости. Действительно, любовь, дружба и доверие возможны только в том случае, если люди обладают приватностью и предоставляют ее друг другу. Необходимым условием построения таких отношений, по мнению Фрида, является приватность, и это помогает объяснить, почему угроза приватности является угрозой самой целостности нас как личностей. Рассматривая приватность как единственную среду, в которой могут возникнуть любовь, дружба и доверие, Фрид основывается на моральной концепции человека и личности, на кантовском представлении о человеке с основными правами и необходимостью определять и преследовать свои собственные ценности, свободные от посягательств других. Приватность позволяет человеку свободно устанавливать взаимоотношения и определять самого себя. Таким образом, приватность также тесно связана с уважением и чувством собственного достоинства.

Герштейн (Gerstein 1978) утверждает, что приватность необходима для интимности, а интимность в общении и межличностных отношениях необходима для того, чтобы мы могли полноценно проживать нашу жизнь. Близкие отношения, свободные от внешнего наблюдения и вторжения, необходимы, так как позволяют прожить опыт спонтанности и не испытывать чувства стыда. Шуман (Shoeman 1984) поддерживает этот подход, подчеркивая, что приватность дает возможность контролировать информацию о себе и обладает рядом других преимуществ — не только для выстраивания отношений с другими, но и для развития личности и внутреннего «я». Джули Иннес (Inness 1992) назвала интимность определяющей чертой вторжений, которые принято называть вторжениями в частную жизнь. Иннесс утверждает, что близкие отношения основаны не на поведении, а на мотивации. Так, значение интимной информации и действий строится исходя из любви, симпатии или заботы.

Приватность и социальные взаимоотношения

Исследования приватности в ряде случаев опираются на предпосылку о том, что она является необходимым условием построения близких отношений. При этом отдельно подчеркивается важность развития различных межличностных отношений. Рэйчелс признает, что нет однозначного ответа на вопрос, почему приватность так важна для нас: она может быть необходима для охраны собственности или интересов, или во избежание стыда и неловкости, или для предотвращения пагубных последствий утечки информации (Rachels 1975). И это лишь несколько примеров. Тем не менее он открыто критикует редукционистские взгляды Томсон и утверждает, что приватность является исключительным правом.

По его мнению, приватность необходима для выстраивания любых социальных отношений, а не только интимных. Приватность предоставляет нам возможность контролировать тех, кто располагает информацией о нас и имеет к нам доступ. Тем самым появляется возможность дифференцировать наше поведение с разными людьми для поддержания разнообразных социальных отношений, многие из которых вовсе не являются интимными. Любопытным выводом Рэйчелса является то, что приватность не ограничивается только контролем над информацией. Способность контролировать как информацию, так и доступ к ней позволяет нам контролировать отношения с другими людьми. Следовательно, приватность также связана с нашим поведением и деятельностью.

Приватность и ограниченный доступ

Среди теоретиков есть и те, кто предпочитает описывать приватность через возможность доступа. Приватность в таком случае становится уникальным правом доступа к сфере, находящейся в распоряжении лишь одного человека. Сиселла Бок (Bok 1982) утверждает, что приватность предотвращает как физическое вторжение посторонних людей в наше личное пространство или внимание с их стороны, так и доступ к персональным данным. Рут Гэвисон предлагает аргументы в защиту такого подхода. Она считает, что интересы частной жизни связаны с обеспокоенностью тем, что мы можем быть объектом внимания для других и они могут иметь к нам доступ — будь то некоторая информация или физический контакт.

Так, концепцию приватности следует понимать как вопрос ограничения доступа: абсолютная приватность имеет место лишь в том случае, если человек полностью недоступен для других. Приватность может быть достигнута тремя независимыми, но взаимосвязанными способами: через секретность, когда никто не имеет доступа к информации о человеке, через анонимность, когда никто не обращает на него внимания, и через уединение, когда никто не имеет физического доступа к нему. Гэвисон считает, что концепция приватности состоит из совокупности понятий, входящих в концепцию доступа. Кроме того, эта концепция является целостной и внутренне непротиворечивой из-за присущих приватности функций, а именно «содействия свободе, автономии, индивидуализму, человеческим отношениям, и дальнейшему существованию свободного общества» (Gavison 1980: 347).

Тщательно проанализировав столь разные точки зрения, Анита Аллен (Allen 1988) также приходит к выводу, что приватность обозначает степень недоступности людей, их психических состояний и связанной с ними информации для внешнего наблюдения и чьих-либо органов чувств. Она рассматривает изоляцию, уединение, секретность, конфиденциальность и анонимность как различные формы приватности. Она также настаивает на том, что приватность входит в либеральную концепцию личности и равноправного участия граждан в жизни общества. Хотя ее точка зрения, по-видимому, похожа на подход Гэвисон, Аллен полагает, что ее взгляд на проблему шире, так как касается еще и утраты приватности, характерной для женщин в публичной и частной жизни.

Отказываясь считать приватность как неоспоримым моральным злом, так и несомненным моральным благом, Аллен продолжает настаивать на более масштабной защите приватности женщин в морали и праве. Она подчеркивает этическую значимость такой защиты на примере сексуальных домогательств, анонимности жертв насилия и репродуктивных прав. В некотором смысле ее подход можно рассматривать как аргумент против феминистской критики приватности: Аллен допускает, что приватность может стать прикрытием для абьюза, но она также настолько ценна для женщин, что защита приватности должна быть усилена, а не ослаблена.

Несколько позже Адам Мур, опираясь на подход Гэвисона, Аллен и др., предложил концепцию «контроль над доступом» к приватности. Приватность, согласно Муру, является относительным культурным и биологическим (видовым) правом контролировать физический доступ к телу, информации или месту. Отстаивая точку зрения, согласно которой приватность соотнесена с видом и культурой, Мур утверждает ее объективную ценность: люди, не имеющие контроля над доступом, подвержены различным страданиям.

Область действия приватности

Существует еще один вопрос, вызывающий разногласия даже среди тех исследователей, которые считают приватность целостной концепцией. Действительно ли закрепленное в конституции право на неприкосновенность частной жизни, а также случаи, предполагающие принятие личных решений относительно образа жизни и семьи (включая контроль рождаемости, аборты, межрасовые браки, просмотр порнографии и т.д.), очерчивают подлинную категорию вопросов приватности, или же просто являются вопросами свободы? Пэрент (Parent 1983) отказывает в статусе определяющих проблем приватности вопросам, связанным с принятием важных персональных решений о семье и образе жизни, утверждая, что конституционное право на неприкосновенность частной жизни направлено исключительно на защиту свободы.

Приверженцами этой точки зрения также являются Хенкин (Henkin 1974), Томсон (Thomson 1975), Гэвисон (Gavison 1980) и Борк (Bork 1990). Аллен (Allen 1988) определяет приватность с точки зрения доступа и исключает из своего определения защиту индивидуального автономного выбора от государственного вмешательства, который она называет формой свободы. Последнюю она называет «приватностью в принятии решений» и указывает на то, что определение ее категории является своеобразным ярлыком. В конечном счете, согласно Аллен, вмешательство в процесс принятия решений, связанных с деторождением и сексуальностью, cопряжено с тем же кругом проблем, что и остальные случаи вторжения в частную жизнь, затрагивающие ценности личности. В настоящее время Верховный суд США утверждает, что существует два различных измерения приватности: контроль над распространением личной информации и контроль над собственной способностью принимать важные решения.

Ряд исследователей пользуются подобной аргументацией для доказательства того, что принцип приватности имеет широкий спектр применения, в который входят и многочисленные дела Верховного Суда США, даже несмотря на то, что не существует единого определения термина. Большинство из этих исследователей анализируют связи между типами личных интересов и причины, в силу которых эти интересы становятся столь ценными. Некоторые теоретики подчеркивают, что приватность необходима человеку для формирования представления о себе как о сознательном самостоятельном агенте. Приватность позволяет контролировать распространение информации о себе, а также тело и индивидуальный выбор для нашей концепции «я» (Kupfer 1987).

Некоторые исследователи фокусируются на значении интимности для всех связанных с приватностью вопросов, отмечая, что последняя необходима для защиты сокровенной информации, доступа к себе и близких отношений, а также принятия решений относительно собственных действий (Inness 1992). Некоторые акцентируют внимание на важности, во-первых, тех норм приватности, которые позволяют контролировать доступ к себе других, а во-вторых, тех, которые способствуют личному самовыражению и развитию отношений. Приватность обеспечивает защиту от избыточного социального контроля в случае, когда другим лицам становится доступна информация или процесс принятия решений (Schoeman 1992). Некоторые придерживаются концепции приватности как «контроля доступа», которая включает контроль как доступа к телу, так и доступа к местам и информации (Moore 2003).

Другие исследователи обращаются к приватности как комплексному понятию, касающемуся таких интересов, как (1) контроль над информацией о себе; (2) контроль над физическим и психическим доступом к себе; (3) контроль над собственной способностью принимать значимые решения в вопросах семьи и образа жизни — в целях самовыражения и построения различных взаимоотношений (DeCew 1997). Все три интереса связаны между собой, так как в каждом случае мы становимся уязвимыми и контролируемыми извне в чьих-либо интересах, когда есть угроза утечки информации, контроля над нашим телом, или угроза лишения полномочий принимать независимые решения насчет наших жизни и деятельности. Приватность обладает моральной ценностью, так как обеспечивает нам защиту во всех трех ситуациях, гарантируя определенную степень свободы и независимости от критики, предрассудков, принуждения к подчинению, эксплуатации и осуждения.

Так или иначе, философам не удалось четко обозначить позитивную сторону защиты приватности и указать, почему она является столь важной. Существует консенсус относительно того, что значимость приватности обоснована индивидуальными интересами, которые она защищает. В эти личные интересы входят личная информация, личное пространство и личный выбор, защита свободы и автономии в либерально-демократическом обществе (Allen 2011, Moore 2010, Reiman 2004, Roessler 2005). Шуман (Schoeman 1992) доказал важность приватности для защиты самовыражения и социальной свободы. В более поздней литературе этот подход был расширен: теоретики обратились также к вопросу о социальном смысле приватности. Обеспокоенность проблемами общедоступности и хранения электронных сообщений, а также распространение систем видеонаблюдения вывела на передний план вопросы утраты личной неприкосновенности, а также защиты частной жизни от вторжения государства и общества (Reiman 2004, Solove 2008, Nissenbaum 2010). Присцилла Риган пишет, например:

Согласно Даниэлю Солове, «понимая приватность как нечто сформированное общественными нормами, мы можем представить, почему приватность не следует рассматривать как сугубо личное право. <…> Напротив, приватность защищает личность благодаря преимуществам, которые она дает обществу» (Solove 2008: 98, 171fn). Он считает, что приватность способствует обретению гражданами моральной автономии, а это в свою очередь главное условие демократического общества.

Утверждение Солове о том, что приватность обладает не только внутренней и внешней ценностью для отдельных людей, но имеет и инструментальное значение в масштабе общества, вытекает из более философских ранних работ (Fried 1970, Rachels 1975; Schoeman 1984, 1992). В этих работах ценность приватности рассматривается в контексте уважения к автономии личности, способной принимать решения для саморазвития, целостности личности и достоинства; кроме того, приватность становится ценной в поддержании различных социальных ролей и взаимоотношений, способствующих функционированию общества. Согласно современным исследованиям, нормы приватности помогают регулировать различные социальные отношения: интимные, семейные, профессиональные, в том числе между врачом и пациентом, адвокатом или бухгалтером и клиентом, учителем и студентом и т.д. Приватность, следовательно, усиливает социальное взаимодействие на всех уровнях. Согласно Солове, общество, в котором отсутствует уважение к личной и общественной приватности, становится «удушающим» (Solove 2008; см. также Кундера 2009).

Относительна ли приватность?

Шуман (Schoeman 1984) указывает на то, что вопрос о культурной относительности приватности может быть истолкован двояко. С одной стороны, вопрос заключается в том, универсальна ли ценность приватности для всех народов или же она культурно специфична. С другой стороны, вопрос состоит и в том, существуют ли какие-либо аспекты жизни, которые являются частными по своей сути, а не конвенционально. Большинство авторов сходятся во мнении, что хотя приватность ценится почти во всех культурах, эти культуры различаются способами обеспечения и достижения приватности и, вероятно, и степенью, в которой они её ценят (Westin 1967, Rachels 1975). Аллен (Allen 1988) и Мур (Moore 2003) с особым вниманием изучают, как восприятие приватности зависит от культурно обусловленных обязательств.

По второму вопросу еще не достигнуто согласия. Некоторые утверждают, что темы, относящиеся к внутреннему миру человека, по своей сути являются приватными, но не ведут при этом к формулировке более отчетливого и краткого определения этой сферы. Вероятно, что одна из трудностей в определении сферы частного заключается в том, что приватность — это культурно специфическое понятие, обусловленное экономикой и доступными той или иной культуре технологиями.

Приватность и технологическое развитие

Основной мотивацией Уоррена и Брандейса при выдвижении первых аргументов в пользу официального закрепления понятия приватности в законодательстве было расширение коммуникационных технологий (к примеру, распространение газет и печать фотографий, подлежащих многократному воспроизведению). Аналогичным образом область действия Четвёртой Поправки о запрете необоснованных обысков и арестов была расширена, чтобы охватить запрет на прослушивание телефонных разговоров и электронное наблюдение. Очевидно, что многие люди по-прежнему считают интересы приватности ценными и отдают себе отчёт в том, что теперь она находится под угрозой исключительного масштаба из-за технического прогресса.

В условиях доступа к базам данных других людей, возможности связывать эти данные между собой и при минимальном контроле за тем, как используется и распространяется информация, контроль за информацией о себе становится более трудозатратным, чем когда-либо прежде.

Существует множество других примеров конфликта приватности и технологий. Рассмотрим такие технологии, как автоматическое определение номера (АОН), изначально разработанное для защиты людей от преследования, телефонного маркетинга и др. Однако как для вызывающего, так и для вызываемого абонента эта технология сопряжена с проблемой утечки данных. Кроме того, существует широко применяемое обязательное выборочное тестирование на наркотики сотрудников и других лиц. Верховный суд США заявил, что политика, требующая согласия старшеклассников на такое тестирование для участия во внеклассных мероприятиях, не нарушает Четвертую поправку. При этом суд запретил обязательное тестирование на наркотики беременных женщин в интересах полиции: тепловые датчики для выявления таких нарушений как выращивание марихуаны показались достаточной мерой.

Тем не менее в деле «Кило против Соединенных Штатов» (Kyllo v. U.S., 533 U.S. 27) в 2001 году, в очередном закрытом решении голосами пяти против четырех суд постановил, что тепловизионные устройства, раскрывающие информацию в отсутствии ордера, представляют собой нарушение прав на неприкосновенность частной жизни и противоречат Четвертой поправке. Дорожные камеры наблюдения, фото с которых направляются нарушителям для выплаты штрафа, обычно фиксируют выезд на выделенную полосу, однако теперь в Сан-Диего и других регионах такие камеры используются и для проезжающих на красный свет, что приводит к внезапным квитанциям на штраф. Распознавание лиц в казино и на крупных спортивных мероприятиях, таких как заключительные матчи Супербоула, в Тампе запрограммировано на сопоставление лиц с базами данных.

Некоторые водители, пользующиеся прокатом автомобилей, теперь отслеживаются через спутниковую систему навигации GPS, в связи с чем полномочия штрафования за превышение скорости перешли от полиции к компаниям по прокату автомобилей. Иммиграционные службы Австралии рассматривают законопроекты по чипированию просителей убежища с помощью электронных трекеров перед их отправкой в местные сообщества для ожидания слушаний по делу. В СМИ недавно была обнародована информация о системе веб-наблюдения ФБР под названием «Carnivore», через которую проводится выборочная проверка сообщений всех интернет-пользователей, а не только подозреваемых. «Эшелон» — секретная глобальная спутниковая сеть, которая способна перехватывать все телефонные, факсимильные и электронные сообщения в мире. Она может иметь до двадцати международных точек прослушивания.

Пассажиры авиакомпаний в скором времени смогут проходить таможню посредством двухсекундного биометрического сканирования, способного устанавливать личность через отображение радужной оболочки глаза. Американские авиакомпании рассматривают возможность использования «смарт-карт», которые будут идентифицировать пассажиров по отпечаткам пальцев. Существует широкораспространённая биометрическая идентификация с использованием лиц, глаз, отпечатков пальцев и других частей тела для идентификации людей, и технология сопоставления информации с другими базами данных быстро развивается. Антон Альтерман (Alterman 2003) рассматривает различные вопросы приватности и этики, возникающие в связи с распространением биометрической идентификации. Более полная информация по ряду вопросов, данных выше, доступна в статьях из журнала «Этика и информационные технологии» (Ethics and Information Technology, 2003, т. 5, № 3).

В некоторых обстоятельствах при конфликте передовых технологий и приватности можно привести убедительный аргумент в пользу запрета на вторжение в частную жизнь. Например, тесты на наркотические вещества и алкоголь, которые обязаны проходить пилоты перед полетом, кажутся оправданной мерой безопасности. По мере технологического развития и появления новых и изощрённых средств стали изучаться способы, с помощью которых уважение к часьной жизни может быть компенсировано оправданным применением новых технологий (Agre and Rotenberg 1997, Austin 2003, Brin 1998, Etzioni 1999, см. также Ethics and Information Technology, 2004, т. 6, № 1). Даниэль Солове (Solove 2006) рассматривает критические аргументы относительно того, что приватность страдает от смешения понятий и новые технологии породили целое множество угроз приватности.

В связи с этим он пытается найти решение проблемы регулирования неприкосновенности частной жизни в законе. Мур считает, что при столкновении вопросов приватности с другими социальными ценностями и интересами приоритет должен отдаваться первым. Он предлагает с недоверием относиться к договорённостям, подрывающим приватность работников, и утверждает, что прописанный в законодательстве запрет на генетическую модификацию человека является нарушением права личности на неприкосновенность частной жизни (Moore 2000).

Кроме того, он не считает, что свободу слова и самовыражения следует считать более важными правами, чем приватность (Moore 1998). После террористических атак 11 сентября в специализированной литературе отчетливо прослеживается все большая обеспокоенность тем, как уравновесить интересы приватности и необходимость обеспечения общественной безопасности в эпоху терроризма. Мур утверждает, что те, кто жертвует приватностью ради безопасности, как правило, нарушают этот баланс и во многих случаях губят и то, и другое (Moore 2000).

Эциони и Марш (Etzioni and Marsh 2003) предоставляют подборку разнообразных эссе о балансе прав и общественной безопасности после 11 сентября, уделяя особое внимание вопросу о том, где следует расширить полномочия правительства в борьбе с терроризмом, а где оно рискует их превысить. Внесение ряда поправок в Патриотический акта США, а также рост тайных систем электронного слежения, функционирующих без ордеров, в нарушение Акта о негласном наблюдении в целях внешней разведки (FISA) привели к развитию дискуссий, посвящённых защите приватности в условиях государственной власти после 11 сентября 2001 года.

Недавним примером в этой области стало получение Эдвардом Сноуденом конфиденциальной информации АНБ (Агенства национальной безопасности) и предпринятый им несанкционированный обмен данными (при этом одни считают Сноудена героем, другие — предателем). Хотя правительству требуются широкие полномочия для защиты граждан, органы исполнительной власти должны обеспечивать защиту гражданских прав и свобод личности, в том числе неприкосновенность частной жизни.

Социальное измерение приватности

Поскольку исследователи по-прежнему уделяют особое внимание взаимосвязи приватности и технологий и их влиянию на жизнь граждан, усиливается интерес к социальному аспекту приватности (см. раздел 3.6 настоящей статьи). Актуальные дискуссии по этому вопросу представлены в недавно изданной антологии Беаты Ресслер и Дороты Мокросинска: Social Dimensions of Privacy: Interdisciplinary Perspectives (2015), логическом продолжении знаменитого сборника Шумана 1884 года Philosophical Dimensions of Privacy: An Anthology, но с акцентом на социальные аспекты приватности.

Ресслер и Мокросинска осознают, что технологический прогресс вызывает оживленную дискуссию о данных и приватности, так как последняя является основной оптикой рассмотрения вопросов индивидуальной свободы и автономии в либерально-демократических обществах. Возникли опасения, связанные с вторжением технологий в область приватного, посягательство как на индивидуальную сферу, так и на общество в целом. Риган (Regan 1995), Солове (Solove 2008) и Ниссенбаум (Nissenbaum 2010) сделали первые шаги в анализе социального измерения и ценности приватности в демократическом обществе. В настоящий момент они, как и ряд представленных в сборнике 2015 года исследователей, рассматривают вопросы о роли приватность играет в политической и социальной практике, законодательстве, сферах медиа и коммуникаций, охраны здоровья и торговли.

Интерес к проблемам приватности характерен и для новых дисциплин, выходящих за рамки философии, права и политологии и затрагивающих предметную область инженерных, информационных и медицинских наук, исследований медиа, социологии. Так, Реслер и Мокросинская способствовали разработке актуальных вопросов в этих различных областях социальной жизни, исследуя потенциал социальной значимости приватности как инструмент их разрешения. Учитывая усиление внешнего контроля в области регулирования приватности, они призвали авторов присоединиться к решению проблем, связанных с социальным измерением приватности.

Гэри Макс, Риган и Солове фокусируются на социальном значении приватности и ее ценности, а Декью и Мур рассматривают границу между публичным и приватным внутри семьи исходя из того, что семейные соглашения принадлежат к рангу наиболее важных для первичной социализации (Roessler and Mokrosinska 2015).

Другие статьи в сборнике посвящены мониторингу интернет-пользователей и демократической роли приватности и социальных сетей: формулируются основные дилеммы, возникающие при рассмотрении приватности в социальном контексте, а также в ситуациях, когда интерес в регулировании частной жизни исходит от групп, а не отдельных лиц (Roessler and Mokrosinska 2015). Наконец, третья группа статей в сборнике ставит целью помочь читателям разобраться в моделях регулирования приватности в ЕС и Канаде. Анита Аллен делает акцент на ограниченных возможностях регулирования приватности в здравоохранении и подчёркивает, что женщинам и людям с другим цветом кожи в рамках такого регулирования приходится сталкиваться с дискриминацией и другими неблагоприятными факторами.

Остальные статьи посвящены совокупности федеральных законов США о неприкосновенности частной жизни и возникающей в масштабе отдельных штатов и законодательных органов путанице. Современное состояние дискуссий вокруг проблемы приватности в технической области не позволяет дать конкретные ответы на вопросы, возникающие в результате столкновения приватности с другими ценностям. Тем не менее

Приватность среди других ценностей

С развитием дискуссии о приватности и развитии технологий появилась еще одна антология, внесшая существенный вклад в литературу по данной теме. «Приватность, безопасность и отчетность: этика, право, политика» под редакцией Адама Д. Мура (Privacy, Security and Accountability: Ethics, Law and Policy, 2016) позволяет четко обозначить и защитить неприкосновенность частной жизни даже в том случае, когда она, казалось бы, противоречит другим важным ценностям.

Например, современные технологии, обеспечивающие интеллектуальный анализ данных (data mining), повторную идентификацию анонимизированных данных, тепловизионные камеры, систему распознавания автомобильных номеров, аналитику предотвращения и технологию распознавания лиц, способны сделать публичной информацию, которая всегда была для нас частной.

Мур и его соавтор Майкл Кателл используют определение приватности, основанное на понятии контроля: «право на приватность — это право контролировать как доступ к местам, собственному телу и личной информации, так и их использование (Moore 2016: 3). Они настаивают на том, что «способность держать под контролем доступ к нашему телу, способностям, полномочиям и личной информации является неотъемлемой частью человеческого процветания и благополучия» (Moore 2016: 5).

Безопасность может обеспечить контроль над собственной жизнью, проектами и имуществом, а также свободу от неправомерного вмешательства со стороны других людей, корпораций и правительства. На этом уровне приватность и безопасность идут рука об руку, усиливая друг друга. При этом необходимо понимать, в каких случаях внешнее вмешательство оправдано и приводит к конфликтам между приватностью и безопасностью. Взгляды на то, в каких обстоятельствах становится возможно нарушение индивидуальной и групповой приватности — например, из-за угрозы национальной безопасности, — разнятся. Кеннет Эйнар Химма отстаивает сильную версию тезиса, утверждая, что классическая теория общественного договора предполагает подчинение граждан государственной власти для обеспечения собственной безопасности — ценности, в отношении которой у государства есть моральные обязательства.

Так, вооруженные силы, полиция, службы разведки, здравоохранение и системы права обеспечивают безопасность отдельных лиц и групп (Moore 2016, ch. 8). Однако немногие согласятся с категорическим утверждением, будто первостепенной является не приватность, а безопасность, которая в нашей «технологически обеспеченной, внушающей страх среде достижение равновесия между законными потребностями, заветными правами и конкурирующими ценностями является постоянной борьбой за делиберативную демократию и общество в целом» (Moore 2016: 7).

Хотя мы можем расценивать моральную, социальную и юридическую отчетность (accountability) через категории моральной, социальной и юридической ответственности (responsibility), мы должны понимать, что необходимость отчетности может вытеснить права на приватность. В других случаях последние могут превалировать над различными формами отчетности. Как отмечают авторы этой книги, есть все основания полагать, что приватность, безопасность и подотчетность имеют моральную ценность. При этом возникает вопрос, каким должен быть баланс между этими ценностями, когда они вступают в конфликт.

Рассмотрим лишь несколько траекторий понимания приватности, обозначенных в издании. Анита Аллен утверждает, что люди обязаны защищать свою частную жизнь (Moore 2016: ch. 1). Хотя такой подход и может быть верным, совсем неочевидно, что приватность может быть сохранена перед лицом национальной безопасности и требованиями подотчетности. Дорота Мокросинска подчеркивает, что неприкосновенность частной жизни является демократической ценностью, что повышает ее ценность в условиях конкуренции со свободой самовыражения и другими политическими интересами. Приватность может способствовать устранению глубинных разногласий, затрудняющих политическое сотрудничество в условиях демократии.

Так, Мокросинска предлагает модель посредничества при возникновении конфликтов между приватностью и свободой слова (Moore 2016: ch. 4). Как уже отмечалось, Кеннет Химма «утверждает, что право на безопасность всегда превосходит право на приватность; при этом последнее не обладает статусом абсолютного или фундаментального права, а лишь „инструмента“ для других прав» (Moore 2016: 12, см. также ch. 8). Защита Химма основана на убеждении, что безопасность имеет фундаментальное значение для выживания — нашего наиболее ценного долга и обязанности. В противовес этой точке зрения Адам Мур отстаивает приоритет приватности перед безопасностью, приводя множество аргументов. Самым убедительных из них, вероятно, является демонстрация «важности приватности как бастиона, защищающего от тиранических эксцессов безудержной госбезопасности» (Moore 2016: 13, см. также ch. 9).

Десятая глава сборника, автором которой стал Алан Рубель, посвящена сбору данных в Агенстве Национальной безопасности (АНБ); в одиннадцатой главе Брюс Клейтон фокусируется на практиках слежения, встраиваясь в начатую Рубелем дискуссию вокруг вопросов отчетности и прозрачности сбора данных. Он акцентирует внимание на значении прав на приватность в эру новых технологий. Обеспокоенность этих авторов проблемой правоприменения и реализации мер, прописанных в «Патриотическом акте», также разделяет Надин Строссен, которая считает такие меры нелегальными и зачастую неэффективными (Moore 2016: ch. 12). Дебаты в области информационных технологий вовлекают читателей в современные дискуссии о границах приватности, безопасности и подотчетности, а также их относительной ценности.

Еще один взгляд на приватность и ее роль, а также связанную с ней напряженности в дискуссиях о развитии технологий предложен в книге «Приватность: что необходимо знать» (Privacy: What Everyone Needs to Know, Francis & Francis 2017). В ней представлен блестящий обзор актуальной литературы и тем, затронутых в этой статье. Это продуманное и обширное издание, где приватность рассматривается в связи с такими понятиями, как безопасность и автономия в принятии решений. Кроме того, в книге анализируется состояние приватности в нашу непрерывно меняющуюся технологическую эпоху, рассматриваются проблемы приватности в масштабе отдельных лиц, семей и других групп, уделяется особое внимание личной информации, здравоохранению, образованию, занятости и другим финансовым вопросам, а также правоохранительным органам, Интернету, социальным сетям и роли приватности в демократическом обществе. В сборнике дан взвешенный анализ альтернативных взглядов в каждой из перечисленных сфер, а также подчеркивается, что способы защиты приватности могут различаться в зависимости от конкретной области нашей жизни. Среди авторов книги есть и философы, и юристы, что особенно актуально при изучении ценности частной жизни в этих многочисленных контекстах.

Примечания

1. Из-за отсутствия в русском языке устойчивой коннотации термина «приватность» (privacy) в настоящей статье он передан двояко: в строго-юридическом или правовом контексте его наиболее близким русским аналогом становится «неприкосновенность частной жизни», в то время как в более нейтральном и общем употреблении оно передается как «приватность». В редких случаях, когда речь идет об обращении с данными и информацией, privacy переведено как «конфиденциальность».

2. 25 мая 2018 года вступил в силу Регламент ЕС 2016/679 «О защите физических лиц в отношении обработки персональных данных» (сокращенно ОПЗД, Общие правила защиты данных), который заменяет рамочную Директиву о защите персональных данных 95/46/ЕС от 24 октября 1995 года.

Библиография

• Кундера, М., 2009, Невыносимая лёгкость бытия, Москва: Азбука.

• Мид, М., 1988, «Взросление на Самоа». Культура и мир детства: Избр. произв., пер. с англ. и комм. Ю.А. Асеева, Москва: Наука, с. 88–171.

• Эльштайн, Дж. Б., 2000, «Императивы приватного и публичного». Хрестоматия феминистских текстов: Переводы, под ред. Е. Здравомысловой, А. Темкиной, Санкт-Петербург: Дмитрий Буланин, с. 64–88.

• Agre, P. and Rotenberg, M. (eds.), 1997, Technology and Privacy: The New Landscape, Cambridge, MA: MIT Press.

• Allen, A., 1988, Uneasy Access: Privacy for Women in a Free Society, Totowa, N.J.: Rowman and Littlefield.

• –––, 1999. “Coercing Privacy,” William and Mary Law Review 40, 723–57 (published under last name Allen-Castelitto).

• –––, 2011, Unpopular Privacy: What Must We Hide?, Oxford: Oxford University Press.

• Alterman, A., 2003, “‘A Piece of Yourself’: Ethical Issues in Biometric Identification”, Ethics and Information Technology, 5 (3): 139–150.

• Austin, L., 2003, “Privacy and the Question of Technology”, Law and Philosophy, 22 (2): 119–166.

• Bloustein, E., 1964, “Privacy as an Aspect of Human Dignity: An Answer to Dean Prosser”, New York University Law Review, 39: 962–1007.

• Bok, S., 1982, Secrets: On the Ethics of Concealment and Revelation, New York: Pantheon.

• Bork, R., 1990, The Tempting of America: The Political Seduction of the Law, New York: Simon and Schuster.

• Brin, David, 1998, The Transparent Society: Will Technology Force Us to Choose Between Privacy and Freedom?, Reading, MA: Addison-Wesley.

• Cohen, J., 2002, Regulating Intimacy: A New Legal Paradigm, Princeton: Princeton University Press.

• Cohen, J. L., 1992, “Redescribing Privacy: Identity, Difference and the Abortion Controversy,” Columbia Journal of Gender and Law, 3: 43–117.

• DeCew, J., 1997, In Pursuit of Privacy: Law, Ethics, and the Rise of Technology, Ithaca: Cornell University Press.

• Elshtain, J., 1981, Public Man, Private Woman: Women in Social and Political Thought, Princeton: Princeton University Press (частично переведено в Эльштайн 2000).

• –––, 1995, Democracy on Trial, New York: Basic Books.

• Etzioni, A., 1999, The Limits of Privacy, New York: Basic Books.

• ––– and Marsh, J., 2003, Rights vs. Public Safety after 9/11, Lanham, MD: Rowman & Littlefield.

• Foley, E. P., 2006, Liberty for All: Reclaiming Individual Privacy in a New Era of Public Morality, New Haven: Yale University Press.

• Francis, L. P. and Francis, J. G., 2017, Privacy: What Everyone Needs to Know, Oxford: Oxford University Press.

• Fried, C., 1970, An Anatomy of Values, Cambridge: Harvard University Press.

• Gavison, R., 1980, “Privacy and the Limits of Law”, Yale Law Journal, 89: 421–71.

• Gerety, T., 1977, “Redefining Privacy”, Harvard Civil Rights-Civil Liberties Law Review, 12: 233-96.

• Gerstein, R., 1978, “Intimacy and Privacy”, Ethics, 89: 76–81.

• Henkin, L., 1974, “Privacy and Autonomy”, Columbia Law Review, 74: 1410–33.

• Inness, J., 1992, Privacy, Intimacy and Isolation, Oxford: Oxford University Press.

• Johnson, J., 1994, “Constitutional Privacy”, Law and Philosophy, 13: 161–193.

• Kupfer, J., 1987, “Privacy, Autonomy and Self-Concept”, American Philosophical Quarterly, 24: 81–89.

• MacKinnon, C., 1989, Toward a Feminist Theory of the State, Cambridge, MA: Harvard University Press.

• Mead, M., 1949, Coming of Age in Samoa, New York: New American Library.

• Moore, A.D., 1998, “Intangible Property: Privacy, Power, and Information Control”, American Philosophical Quarterly 35: 365–378.

• Moore, A.D., 2016, Privacy, Security and Accountability: Ethics, Law and Policy, London: Rowman & Littlefield International Ltd.

• Moore, A.D., 2000, “Employee Monitoring & Computer Technology: Evaluative Surveillance v. Privacy”, Business Ethics Quarterly, 10: 697–709.

• Moore, A.D., 2003, “Privacy: Its Meaning and Value” American Philosophical Quarterly, 40: 215–227.

• Moore, A.D., 2010, Privacy Rights: Moral and Legal Foundations. University Park, PA: Penn State University Press.

• Nagel, T., 2002, Concealment and Exposure: And Other Essays, Oxford: Oxford University Press.

• Newman, A., 2008,Protectors of Privacy: Regulating Personal Data in the Global Economy, Ithaca and London: Cornell University Press.

• Nissenbaum, H., 2010, Privacy in Context: Technology, Policy, and the Integrity of Social Life, Stanford: Stanford University Press.

• Okin, S. M., 1989, Justice, Gender and the Family, New York: Basic Books.

• Parent, W., 1983, “Privacy, Morality and the Law”, Philosophy and Public Affairs, 12: 269–88.

• Pateman, C., 1989, “Feminist Critiques of the Public/Private Dichotomy,” The Disorder of Women: Democracy, Feminism, and Political Theory, Stanford: Stanford University Press.

• Paul, J., Miller, F., and Paul, E. (eds.), 2000, The Right of Privacy, Cambridge: Cambridge University Press.

• Pennock, J. and Chapman, J. (eds.), 1971, Privacy (NOMOS XIII), New York: Atherton Press.

• Posner, R., 1981, The Economics of Justice, Cambridge, MA: Harvard University Press.

• Prosser, W., 1955, Handbook of the Law of Torts, 2nd edition, St. Paul: West.

• –––, 1960, “Privacy”, California Law Review, 48: 383–423.

• Rachels, J., 1975, “Why Privacy is Important”, Philosophy and Public Affairs, 4: 323–33.

• Regan, P., 1995, Legislating Privacy, Chapel Hill, NC: University of North Carolina Press.

• Reiman, J., 2004, “Driving to the Panopticon: A Philosophical Exploration of the Risks to Privacy Posed by the Information Technology of the Future,” in Beate Roessler (ed.), Privacies: Philosophical Evaluations, Stanford: Stanford University Press.

• –––, 1976, “Privacy, Intimacy, and Personhood,” Philosophy & Public Affairs, 6: 26–44.

• Roessler, B., 2005, The Value of Privacy, Cambridge, MA: Polity Press.

• Roessler, B. and Mokrosinska, D., 2015, Social Dimensions of Privacy: Interdisciplinary Perspectives, Cambridge: Cambridge University Press.

• Scanlon, T., 1975, “Thomson on Privacy”, Philosophy and Public Affairs, 4: 315–322.

• Schoeman, F. (ed.), 1984, Philosophical Dimensions of Privacy: An Anthology, Cambridge: Cambridge University Press.

• –––, 1992, Privacy and Social Freedom, Cambridge: Cambridge University Press.

• Solove, D., 2006, “A Taxonomy of Privacy”, University of Pennsylvania Law Review, 154: 477–564.

• –––, 2008, Understanding Privacy, Cambridge, MA: Harvard University Press.

• Thomson, J., 1975, “The Right to Privacy”, Philosophy and Public Affairs, 4: 295–314.

• Turkington, R., Trubow, G., and Allen, A. (eds.), 1992, Privacy: Cases and Materials, Houston: John Marshall Publishing Co.

• Westin, A., 1967, Privacy and Freedom, New York: Atheneum.

• Warren, S. and Brandeis, L., 1890, “The Right to Privacy,” Harvard Law Review, 4: 193–220.