теории

Поделиться статьей в социальных сетях:

в избранное

Национализм

Ссылка на оригинал: Stanford Encyclopedia of Philosophy

Впервые опубликовано 29 ноября 2001 года, содержательно переработано 15 декабря 2014 года.

Термин «национализм» обычно используется для описания двух явлений:

1) позиции членов нации относительно своей национальной идентичности;

2) действий, которые предпринимают члены одной нации в целях достижения (или сохранения) самоопределения.

(1) поднимает вопрос о понятии нации (или национальной идентичности), которое часто определяют через общее происхождение, этничность или культурные связи, а в особенности вопрос о том, следует ли считать принадлежность индивида к нации добровольной или недобровольной.

(2) ставит вопрос о том, следует ли включать в понятие самоопределения построение полноценной государственности, обладающей монополией на проведение внутренней и внешней политики, или достаточно будет и чего-то меньшего.

Таким образом, принято отличать нации от государств: в то время как нация часто состоит из этнического или культурного сообщества, государство является политическим образованием, обладающим высокой степенью суверенности. В то время как многие государства в некотором смысле являются нациями, многие нации не являются полноценными суверенными государствами. К примеру, индейцы ирокезы составляют нацию, но не государство, так как они не обладают необходимой политической властью над своими внешними и внутренними делами. Если бы члены племени ирокезов стремились создать суверенное государство в попытке сохранить свою идентичность как народ, их действия были бы примером национализма, ориентированного на формирование государства.

Национализм в качестве темы политической философии долго игнорировали, считая его пережитком давно прошедших времен. Двадцать лет назад, в 90-е годы, это понятие оказалось в центре внимания, частично благодаря ошеломительным и тревожным националистическим столкновениям в Руанде, бывшей Югославии и бывших советских республиках. Всплески национализма обычно представляют двусмысленную в моральном плане, а оттого удивительную, картину. «Национальное пробуждение» и борьба за политическую независимость зачастую героичны и жестоки; формирование отчетливо национального государства часто резонирует с распространенными народными настроениями, но иногда имеет негуманные последствия, начиная с насильственного выдворения и «зачисткой» лиц, не принадлежащих к определенной нации, и заканчивая организованными массовыми убийствами. Этические дискуссии на тему национализма отражают глубокое моральное расхождение между солидарностью с угнетаемыми национальными группами, с одной стороны, и отвращением, испытываем в отношении преступлений, совершаемых во имя национализма, с другой стороны. Более того, вопрос национализма указывает на более широкий круг проблем, самые насущные из которых (для современной политической теории) касаются отношения к этническим и культурным различиям в рамках демократических формах правления.  

В прошлом десятилетии фокус дискуссий, посвященных национализму, сместился к вопросам международной справедливости, возможно, в ответ на изменения, произошедшие на международной арене: кровопролитные националистические войны, как в бывшей Югославии, стали менее заметны, в то время как проблемы терроризма, «столкновения цивилизаций» и гегемонии в международном порядке привлекают все больше общественного внимания. Важным звеном, связывающим современные дискуссии вокруг национализма с прежними дебатами, выступает противопоставление перспективы международной справедливости, основанной на превосходстве суверенных национальных государств, более космополитическим взглядам, согласно которым национальный суверенитет необходимо ограничить или даже упразднить. Еще одним объектом рассмотрения философов стали вопросы территории и территориальных прав, связывающих тему национальных государств (или «национального государства») с вопросами границ, миграции, прав на ресурсы и важными экологическими проблемами. 

В начале статьи мы обсудим концептуальные проблемы определения и классификации (Раздел 1 и 2), а затем различные аргументы, выдвигаемые в дебатах о национализме, (Раздел 3), уделяя больше внимания аргументам «за», чем аргументам «против», поскольку нашей целью является прояснение философского национализма. 

Что такое нация?

Базовое понятие национализма

Хотя термин «национализм» имеет множество значений, в основном он охватывает два явления, обозначенные во введении:

1) позицию членов нации относительно своей национальной идентичности

2) действия, предпринимаемые членами одной нации в целях достижения (или сохранения) некоторой формы политического суверенитета (см., напр., Nielsen 1998–9, 9).

Каждый из этих аспектов требует тщательного рассмотрения.

(1) поднимает вопросы о понятии нации или национальной идентичности, о том, что значит принадлежать определенной нации, а также о том, насколько серьезно следует относиться к своей национальности. Нацию и национальную идентичность можно определить через общее происхождение, этническую принадлежность или культурные связи, и хотя принадлежность индивида к какой-либо нации часто считается недобровольной, иногда ее считают предметом свободного выбора. В случае националистов степень серьезности отношения к своей национальности зачастую, но не всегда, очень высока: согласно их точке зрения, претензии некой нации на власть и лояльность обладают приоритетом перед претензиями ее соперников (см. Berlin 1979, Smith 1991, Levy 2000, and the discussion in Gans 2003; более радикальную характеристику можно найти на первых страницах Crosby 2005, а недавние напряженные и захватывающие дискуссии о националистических установках см. Yack 2012). 

(2) поднимает вопрос о том, требует ли суверенитет установления полноценного государства с полной монополией на внутреннюю и внешнюю политику или же достаточно будет и чего-то меньшего, чем государственность. Хотя суверенитет часто понимается как полноценная государственность (Геллнер 1991, гл. 1; обсуждение взглядов Геллнера см. в Meadwell 2012, 2014 и в статье Malesevic and Hugarard 2007), допускаются и некоторые исключения (Miller 1992 (87) и Miller 2000) Некоторые авторы даже защищают анархистскую версию умеренно-патриотического национализма, предвосхищенного Бакуниным (см. Роберта Спэрроу, «Союз делает нас сильными: анархизм и патриотизм» (For the Union Makes Us Strong: Anarchism and Patriotism), в Primoratz and Pavkovic 2007). 

Несмотря на трудности определения, большинство авторов сходятся во мнении относительно исторически парадигмальной формы национализма. Она, как правило, подразумевает примат требований нации над требованиями других образований, к которым принадлежит индивид, и полный суверенитет как неизменную цель политической программы. Территориальный суверенитет традиционно рассматривается как определяющий элемент государственной власти, необходимый для национальной независимости (nationhood). Его превозносили в классических нововременных трактатах Гоббс, Локк и Руссо, и сегодня он вновь возвращается в центр политических дискуссий, хотя теперь философы настроены более скептически (см. ниже). Вопросы, касающиеся контроля над движением денег и людей (в особенности контроля над иммиграцией) и прав на ресурсы, подразумевающиеся в концепции территориального суверенитета, делают эту тему в век глобализации центральной в политическом плане и интересной с точки зрения философии как для националистов, так и для антинационалистов. 

Территориальное государство как политическое единство понимается националистами как «принадлежащее» одной этнокультурной группе и обязанное защищать и распространять ее традиции. Примером этой точки зрения служит классический национализм «национального возрождения», более всего характерный для Европы XIX века и Латинской Америки. Этот классический национализм позже распространился по всему миру и до сих пор присутствует во многих современных течениях национализма. 

Понятие нации

 В общей форме вопрос национализма заключается в сопоставлении этнокультурной сферы (представленной этнокультурными группами или «нациями») и сферы политической организации. Разбив вопрос на два основные аспекта, мы упомянули важность позиции, занимаемой представителями какой-либо нации и озабоченных своей национальной идентичностью. В связи с этим моментом возникают два типа вопросов. Первый тип — дескриптивные вопросы:

(1а)

Что такое нация и что такое национальная идентичность?

(1б)

Что значит принадлежать к какой-либо нации?

(1в)

Какова природа пронациональной позиции?

(1г)

Добровольна или не добровольна принадлежность к нации?

Второй тип — нормативные:

(1д)

Всегда ли уместна забота о национальной идентичности?

(1е)

Насколько серьезно следует заботиться о национальной идентичности?

В этом разделе мы обсудим дескриптивные вопросы, начиная с 1а) и 1б). (Нормативные вопросы разбираются в разделе 3, посвященном дискуссиям об этических проблемах). Чтобы заставить людей бороться за свои национальные интересы, необходимо иметь какое-то представление о том, что такое нация и что значит принадлежать к какой-либо нации. Так, для того чтобы сформулировать и обосновать свои оценки, требования и призывы к действию, сторонники национализма разработали теории, касающиеся этнической принадлежности, культуры, нации и государства. Их оппоненты, в свою очередь, опровергают их умозаключения. Некоторые предположения относительно этнических групп и наций являются для националиста базовыми, в то время как другие выступают теоретическими инструментами для их обоснования.

Основным представляется определение и статус социальной группы, выигрывающей от националистической программы и называемой «нацией», «этнонацией» или «этнической группой». Так как проявления национализма особенно характерны для групп, еще не имеющих государства, определять нацию и национализм исключительно через принадлежность к государству было бы неверно.

Действительно, исключительно «гражданскую» преданность часто относят к отдельной категории под именем «патриотизма» или «конституционного патриотизма» (Habermas 1996; см. обсуждение у Markell 2000; более широкое понимание патриотизма см. у Primoratz and Pavkovic 2007). Исходя из этого, существует два радикальных варианта и несколько промежуточных. Первый радикальный вариант был предложен небольшой, но влиятельной группой теоретиков, среди которых — Ренан и Вебер; современные доводы в поддержку данной позиции см. у Брубэйкера (Brubaker 2004), и у него же (Brubaker 2013) — сравнение национализма с религией.

Согласно чисто волюнтаристическому определению, нацией является любая группа людей, стремящаяся основать общую политическую организацию наподобие государства.

Если такой группе людей удается сформировать государство, преданность членов этой группы становится «гражданской» по своей природе (в противоположность «этнической»). На другом полюсе, и чаще всего, претензии националистов основываются на идее недобровольного сообщества людей, связанных общим происхождением, языком, традициями и культурой: классическая этнонация — это объединение на основе происхождения и культуры, которая неотъемлемо включает в себя язык и обычаи. Это различие связано (хотя и не полностью совпадает) с различием, проведенным более старыми школами социологии и политологии между «гражданским» и «этническим» национализмом. Первый предположительно больше присущ Западной Европе, а второй — Центральной и Восточной Европе и зародился в Германии (выдающимся сторонником этого различения является Ганс Кон (Kohn 1965)). Посвященные национализму философские дискуссии обычно затрагивают только этнокультурные варианты. Этой традиции мы и будем следовать здесь. Группу, стремящуюся сформировать нацию на этом основании, мы будем называться здесь «этнонацией», чтобы подчеркнуть этнокультурную, а не исключительно гражданскую подоплеку. Для этно(культурного) националиста принадлежность к сообществу определяется этнокультурными корнями. Нельзя стать членом нации по желанию — принадлежность зависит от происхождения и начальной социализации. Однако общность происхождения стала мифическим критерием для большинства современных групп-претендентов: следует понимать, что этнические группы смешивались друг с другом тысячелетиями.   

Таким образом, те сторонники национализма, которые придерживаются более сложных взглядов, обычно делают упор только на культурную принадлежность и говорят о «национальности», опуская «этно» (Miller 1992, 2000; Tamir 1993, 2013; Gans 2003). Предложенное Майклом Сеймуром «социокультурное определение» привносит политическое измерение в культурологическое: нация есть культурная группа, которая может быть объединена (но необязательно) по признаку общего происхождения и в которой действуют гражданские отношения (Seymour 2000). В современных дискуссиях данную позицию разделяет большинство сторон. Согласно такому определению, нация — это смешанная категория, и этнокультурная, и гражданская, однако нация все же ближе к исключительно этнокультурной крайности, чем к исключительно гражданской. 

Более широкие дескриптивные обоснования националистических требований менялись на протяжении последних двух веков. Первые немецкие теории говорят о «духе народов», в то время как более поздние, по большей части французские, говорят о «коллективном менталитете», которому приписываются особые значимые каузальные силы. Более поздним ответвлением этого понятия является идея о «национальном характере», особенном для каждой нации, которая живет и сегодня под видом идей о национальных «формах жизни» и чувственности (Margalit 1997, см. ниже). На протяжении практически целого столетия, до конца Второй мировой войны, националистические взгляды традиционно связывали с органическими метафорами общества. Исайя Берлин еще в начале 70-х годов предложил определять национализм как частично основанный на убеждении, что люди принадлежат к определенной человеческой группе и что «… характеры индивидов, составляющих эту группу, формируются характерами этой группы и не могут пониматься отдельно от нее…» (впервые опубликовано в 1972, переиздание — Berlin, 1979: 341). Согласно Берлину, националист утверждает, что «образ жизни в обществе схож с образом жизни биологического организма» (см. там же) и что потребности этого «организма» определяют высшую цель для всех его членов. Большинство современных сторонников национализма, в особенности философы, избегают такой формулировки. Органическую метафору и разговоры о характере сменила одна главная метафора: национальная идентичность. Она основывается на культурной принадлежности и используется для обозначения как идентичности группы, так и основанной на принадлежности к тому или иному обществу идентичности ее членов. Например, национальная идентичность Джорджа зависит от того, считает ли он себя англичанином или британцем. Разные авторы объясняют эту метафору по-разному: некоторые подчеркивают недобровольную природу принадлежности сообществу, другие — силу, с которой человек идентифицирует себя с сообществом, а третьи связывают ее с личной идентичностью каждого члена сообщества. Поднимая все эти вопросы, философы, занимающиеся национализмом, такие как Аласдер Макинтайр (MacIntyre 1994), Чарльз Тейлор (Taylor 1989) и М. Сеймур, значительно поспособствовали появлению в современных философских дискуссиях таких важных тем, как сообщество, принадлежность, традиция и социальная идентичность. 

Давайте теперь обратимся к вопросу о происхождении и «аутентичности» этнокультурных групп или этнонаций. В социальных и политических науках обычно различают два типа взглядов. Согласно первым, которые можно назвать «примордиалистскими», настоящие этнокультурные нации или существовали «с незапамятных времен» (радикальная, немного карикатурная версия, соответствующая националистической риторике XIX века), или по крайней мере на протяжении пре-модерного периода (Hastings 1997, см. обсуждение его взглядов в журнале «Нации и национализм» (Nations and Nationalism), выпуск 9, 2003). Энтони Смит отстаивает очень популярную умеренную версию этой точки зрения (Smith 1991, 2001, 2008, книга 2009 года и работа 2011 года) под названием «этносимволизм». Дальнейшую утонченную разработку этой мысли см. также в работах Джона Хатчинсона (включая его недавнюю книгу Hutchinson 2005) и Рошвальда (Roshwald 2006, обсуждалось в «Нациях и национализме», 2008, выпуски 1 и 4 соответственно). В выпуске, посвященном Энтони Смиту, обсуждается его этнонационализм (Leouss and Grosby, eds., 2007); недавно Азар Гат и Александр Якобсон предложили историческое обоснование этой позиции (Azar Gat and Alexander Yakobson). Согласно этому подходу, нации похожи на артишоки: у них много «не имеющих значения листьев», которые можно сжевать один за одним, но также у них есть сердцевина, которая остается после съедения листьев (метафора принадлежит Стэнли Хоффманну; подробности и источники можно найти в дебатах Смита (Smith 2003) и Озкиримли (Özkirimli 2003). Интересные исторические детали см. в сборнике Derks & Roymans 2009). Второй тип взглядов — модернистские, помещающие происхождение наций в модерный период (современность). Их можно классифицировать далее в соответствии с ответом на дополнительный вопрос: насколько реальна этнокультурная нация? Согласно модернисткой, реалистической точке зрения, нации реальны, но являются исключительно современным творением, играющим важную роль в зарождении капитализма (Геллнер 1991, Хобсбаум 1998 и Breuilly 2001, 2011). Реалистическая точка зрения отличается от более радикального антиреализма. Согласно такому подходу, нации представляют собой лишь «воображаемые», но каким-то образом все же влиятельные образования; то есть вера в них оказывает влияние на тех, кто верит (Андерсон 2016).

В соответствии с радикальным антиреалистическим взглядом, нации представляют собой не что иное, как «конструкции» (см. обзор и литературу в Walker 2001, из более свежих работ — Malesevic 2011). Эти разнящиеся точки зрения подкрепляют довольно несхожие между собой утверждения о нациях (см., к примеру, сборники под редакцией Breen and O'Neill (2010) и Lecours and Moreno (2010)). Обзор националистических идей в политической теории см. у Винсента (Vincent 2001) и энциклопедическое издание под редакцией Деланти и Кумара (Delanty and Kumar 2006). Более современный подход, сочетающий политическую теорию, историю и количественное исследование, см. у Уиммера (Wimmer 2013); другие книги по теме — Де Ланг (De Lange 2010) и Бекхофер и Маккрон (Bechhofer & McCrone 2009). 

И в самом деле, более ранние авторы — от таких великих мыслителей, как Гердер и Отто Бауэр, до пропагандистов, последовавших по их стопам — приложили огромные усилия для подведения нормативных утверждений под прочный онтологический реализм (относительно статуса наций): нации — это реальные, bona fide [подлинные] образования. Однако участники современных этических дискуссий пытаются преуменьшить важность разделения на воображаемое и реальное. Видные философы наших дней утверждают, что нормативно-оценочные утверждения националистов согласуются с «воображаемой» природой нации. (См., к примеру, MacCormick 1982; Miller 1992, 2000; Tamir 1993, Gans 2003, Moore 2009, 2010, Dagger 2009, любопытное обсуждение см. Frost 2006). Они указывают на то, что общие воображаемые представления могут объединить людей и что реальное взаимодействие, порождаемое этим объединением, может привести к установлению важных моральных обязательств. 

Обратимся теперь к вопросу (1в) о природе пронациональной позиции. Проблема толкования, которая интересует политологов и социологов, касается этнонационалистических чувств, хрестоматийного примера пронациональной позиции. Так ли они иррациональны, романтичны и не связаны с извлечением собственной выгоды, как кажется на первый взгляд? Этот вопрос разделил авторов на тех, кто считает национализм по сути иррациональным, и на тех, кто пытается объяснить его специфическую рациональность. Авторы, считающие национализм иррациональным явлением, пытаются различным образом объяснить причину принятия иррациональных взглядов. Некоторые критически утверждают, что национализм основан на «ложном сознании». Но откуда берется это ложное сознание? Самый простой ответ заключается в том, что ложное сознание — результат непосредственной манипуляции «массами» со стороны «элит». С другой стороны, известный критик национализма Эли Кедури (2010) полагает, что эта иррациональность носит спонтанный характер. Десять лет назад в своей провокационной статье (Greenfeld 2005) Лия Гринфельд дошла до того, что связала национализм с психическим расстройством; см. также ее книгу (2006). И напротив, Майкл Уолцер в своей книге (Walzer 2002) предложил сочувственное объяснение националистического пыла. Авторы, опирающиеся на марксистскую традицию, предлагают разнообразные, более глубокие объяснения. Например, французский структуралист Этьен Балибар считает национализм результатом «производства» идеологии, запускающегося механизмами, которые не имеют ничего общего со спонтанной доверчивостью индивидов. По его мнению, они связаны с безличностными, структурными социальными факторами (Балибар Э., Валлерстайн И. 2004). (Обзор марксистских подходов см. у Glenn 1997). Теперь обратимся к тем, кто считает националистические чувства рациональными, по крайней мере, в очень широком смысле. Некоторые авторы заявляют, что индивиды часто становятся националистами по рациональным причинам (Hardin 1985). Рассмотрим две стороны националистической медали. С одной стороны, самоопределение и сплоченность внутри этнонациональной группы связаны с внутригрупповым сотрудничеством, а сотрудничать легче тем, кто является частью одной этнонациональной группы. В качестве примера этнических связей в мультиэтническом государстве можно привести вьетнамца, приезжающего в США. Он будет стараться положиться на людей своей нации: общий язык, традиции и ожидания могут очень помочь ему в обретении своего пути в новой среде. Когда связи будут налажены, и он станет частью сообщества, разумно продолжать сотрудничать, а этнические чувства обеспечивают доверие и тесную связь, необходимую для успешного сотрудничества. Следующий вопрос заключается в том, когда будет разумно перейти на другую сторону. Продолжая наш пример с вьетнамцем: когда ему становится выгодно развить в себе чувство американского патриотизма? Этот вопрос получил подробное рассмотрение у Дэвида Лэйтина (Laitin 1998, краткое изложение его позиции см. в 2001; применительно к правам на язык см. Laitin and Reich 2004; см. также Laitin 2007), использующего материал, собранный в странах бывшего СССР. С одной стороны националистической медали, отсутствие сотрудничества с чужаками иногда может приводить к довольно серьезным конфликтам между различными этнонациями. Можно ли дать рациональное объяснение крайностям этнонационального конфликта? Такие авторы, как Рассел Хардин, предлагают объяснять их через общее определение таких ситуаций, где враждебное поведение оказывается рациональным: в большинстве случаев, если у индивида нет причин доверять кому-либо, для него будет разумно принять меры предосторожности. Однако, если обе стороны принимают меры предосторожности друг против друга, каждая будет считать другую все более враждебной. Тогда становится разумным относиться к другому как к врагу. Простое подозрение, таким образом, маленькими, разумными в отдельности, шажками может привести к конфликту. (Такое негативное развитие событий часто представляют как вариант дилеммы заключенного; см. «Дилемма заключенного»). Относительно легко определить обстоятельства, где эта общая модель оказывается применима к национальной солидарности и конфликтам (см. также Wimmer 2013). Приведенную линию рассуждения часто называют «теорией рационального выбора». Она позволяет применить концептуальные инструменты теории игр и экономического анализа сотрудничества и не-сотрудничества к объяснению этнонационализма. 

Тем не менее стоит упомянуть о том, что у теории индивидуального рационального выбора, основывающейся на личной рациональности, есть серьезные соперники. В социальной психологии после работ Генри Тэджфела принято считать, что индивиды могут отождествлять себя со случайно выбранной группой, даже если принадлежность к этой группе не приносит ощутимой выгоды. Лежит ли в основе такой тенденции к отождествлению какая-либо рациональность? Некоторые авторы (Sober & Wilson 1998) отвечают утвердительно. Они говорят о неличной, эволюционной рациональности: индивиды, у которых развивается чувство идентичности и принадлежности, оказываются более успешны в эволюционной гонке, поэтому мы и наследуем такую предрасположенность. Изначально такие чувства закреплялись за родственной группой, способствуя передаче генов. Но культурная эволюция оказала влияние на механизмы идентификации, изначально возникшие в рамках биологической эволюции. В результате, мы проецируем чувства, первоначально предназначавшиеся для родственной группы, на культурную группу. Более подробные объяснения с точки зрения социобиологии в значительной степени разнятся и составляют широкое и довольно перспективное поле для исследований (см. обзор в Goetze 2001). Все больше авторов связывают эти вопросы с когнитивистикой — от Сирл-Уайта (Searle-White 2001) до Хогана (Hogan 2009) и Яка (Yack 2012).

И, наконец, в рамках вопроса (1г) нация обычно рассматривается как преимущественно недобровольное объединение, к которому индивиды принадлежит ввиду рождения и начального воспитания. Эта принадлежность усиливается и становится полноценной благодаря дополнительному сознательному подкреплению. Авишай Маргалит и Иосиф Раз выражают общее мнение, когда утверждают, что: «Принадлежность обычно определяется критерием не-добровольности. Принадлежность невозможно выбрать. Человек принадлежит нации благодаря тому, кто он есть» (Margalit and Raz 1990: 447). Принадлежность несет существенные преимущества: «Принадлежность к национальной форме жизни означает нахождение внутри структуры, придающей смысл совершаемому человеком выбору, таким образом позволяя ему обрести идентичность» (Margalit 1997: 83). Почему национальная принадлежность считается недобровольной? Она часто ассоциируется с недобровольной природой языковой принадлежности: ребенок не решает, какой язык будет его родным языком, а родной язык часто понимается как самое важное хранилище понятий, знаний, социальной и культурной значимости. Все это заложено в языке и не существует без него. Ранняя социализация считается знакомством с определенной культурой, и очень часто эта культура понимается как национальная. «Есть люди, которые выражают себя “по-французски”, в то время как формы жизни других выражаются “по-корейски” или “по-исландски”», — пишет Маргалит (Margalit 1997: 80). Таким образом, принадлежность в большей степени является недобровольной. (В этом подходе, настаивающем на недобровольной принадлежности, существуют исключения: например, существуют так называемые теоретические националисты, которые принимают возможность добровольной смены национальности. (Смотрите также известное определение нации у Эрнста Ренана, согласно которому нация образуется посредством «повседневного плебисцита»). 

Разновидности национализма

Понятия национализма: строгое и широкое

В самом начале статьи мы указали на то, что национализм имеет дело с (1) позицией членов нации относительно своей национальной идентичности и с 2) действиями, предпринимаемыми членами нации в целях достижения (или сохранения) некоторой формы политической суверенности. Политически значимым моментом выступает (2): действия, к которым побуждает националист. К ним мы сейчас и обратимся, начиная с суверенитета и территории, которые обычно являются предметом национальной борьбы за независимость. Здесь возникает важный вопрос:

(2а)

Политический суверенитет внутри или над территорией требует государственности или чего-то меньшего?

Согласно классическому ответу, политический суверенитет требует основания государства. Согласно же более либеральной точке зрения, для него достаточно какой-либо формы политической автономии. Разобравшись с этим, мы можем обратиться к связанным с этим нормативным вопросам:

(2б)

Какие действия морально допустимы для достижения и сохранения суверенитета?

(2в)

При каких условиях морально допустимо предпринимать действия такого рода?

Рассмотрим сначала классический националистический ответ на (2а). Политический суверенитет требует государства, «правомерно принадлежащего» этнонации (Олденквист (Oldenquist 1997) приписывает это выражение писателю Чеславу Милошу). Развивая эту мысль, авторы часто утверждают или подразумевают определенные ответы на (2б) и (2в), а именно: в борьбе за национальную независимость использование силы против угрожающей центральной власти практически всегда является законным средством достижения суверенитета. Однако целью классического национализма выступает не только создание государства, но и его сохранение и укрепление. Национализм иногда используется для продвижения требований расширения границ государства (даже за счет войн) и изоляционистской политики. Расширение часто оправдывается незаконченным делом объединения буквально всех представителей нации в одном государстве и иногда — территориальными интересами и заинтересованностью в ресурсах. Что касается сохранения суверенитета мирными и чисто идеологическими средствами, политический национализм тесно связан с культурным национализмом. Приверженцы последнего настаивают на сохранении и передаче какой-то культуры или, выражаясь точнее, узнаваемых этнонациональных черт культуры в чистом виде, посвящая художественное творчество, образование и исследование этой цели. Конечно, требующие сохранения этнонациональные черты могут быть подлинными или выдуманными, частично или полностью. Опять же, в классическом варианте, согласно соответствующей норме, у человека есть и право, и обязанность («священный долг») развивать свою традицию. Ее сила превосходит другие интересы и даже другие права (это превосходство часто необходимо для ведения борьбы за национальную независимость). Следовательно, классическому национализму есть что сказать по поводу ранжирования различных установок: в ответ на (1д) он утверждает, что забота о нации имеет статус фундаментального долга для каждого ее представителя, и в ответ на (1е) — что степень этой заботы считается неограниченной. Подводя итог в целях дальнейшего использования полученных результатов, скажем:

Классический национализм — это политическая программа, согласно которой создание и сохранение полностью суверенного государства, принадлежащего данной этнонациональной группе («народу» или «нации»), считается прямой обязанностью каждого представителя этой группы. Начиная с предположения, что надлежащая (или «естественная») единица культуры — это этнонация, классический национализм утверждает, что прямой обязанностью каждого ее представителя является верность узнаваемой этнонациональной культуре во всех культурных вопросах. 

Классические националисты обычно бдительны по поводу той культуры, которую они защищают и распространяют и того отношения, которое складывается у людей к их национальному государству. Это настороженное отношение несет потенциальные риски: многие элементы какой-то культуры, являющиеся универсальными или национально неотличительными могут стать жертвой такого националистического энтузиазма. Классический национализм в повседневной жизни выдвигает разнообразные дополнительные требования к индивиду, например, отдавать предпочтение более дорогим отечественным товарам перед более дешевыми импортными. Или, например, он может требовать от индивидов рождать столько будущим членов нации, сколько они смогут (см. Yuval-Davies 1997 и Yack 2012.). 

Помимо классического национализма (и его более радикальных экстремистских ответвлений) националистическими сегодня также считаются различные умеренные взгляды. В самом деле, фокус философской дискуссии сдвинулся на эти умеренные или даже ультраумеренные формы, и большинство философов, считающих себя националистами, предлагают очень умеренные националистические программы. Охарактеризуем их кратко: 

Национализм в более широком смысле — это комплекс позиций, требований и предписаний, приписывающих нации и национальности фундаментальное политическое, нравственное и культурное значение, и выводящих из этой приписываемой ценности различные обязательства (для отдельных представителей нации и любых других участвующих сторон в лице отдельных индивидов или групп).

Национализмы в этом более широком смысле могут немного отличаться друг от друга в зависимости от того или иного понимания нации (которое часто вписано в использующийся ими дискурс), от обоснования и степени ее ценности и от масштаба устанавливаемых обязательств. (Этот термин также применим к другим случаям, не относящимся к классическому национализму, например, к гипотетическим догосударственным политическим формам, которые может принять этническая идентичность). Умеренный национализм не столь требователен, как классический, и его иногда называют «патриотизмом». (В другом смысле «патриотизмом» называют признание ценности гражданского сообщества и верности государству, в противоположность национализму, фокусирующемуся на этнокультурном сообществе). Различные версии национализма, имеющие наибольшее отношение к и философии, — суть те, которые влияют на моральный авторитет требований и рекомендуемых националистических практик. Тщательно проработанные философские взгляды, выдвигаемые в поддержку национализма, мы назовем «теоретическим национализмом», используя данное прилагательное для проведения различия между этими взглядами и более простым и практико-ориентированным националистическим дискурсом. Ключевые оценочные утверждения теоретического национализма можно нанести на карту возможных позиций внутри политической теории следующим образом, удобным, но немного упрощенным и схематичным. 

Националистические заявления, согласно которым нация имеет ключевое значение для политического действия, следует рассматривать в свете двух критических общих вопросов. Во-первых, существует ли только один тип большой социальной группы (меньшей, чем все человечество), имеющей особое моральную значение? Националисты ответят, что да, и это — нация. Когда необходимо сделать важный выбор, приоритет следует отдавать нации. (Этот ответ подразумевается в довольно стандартных определениях национализма, предложенных Берлиным и рассмотренных в разделе 1, и в работе Смита (Smith 2001). Во-вторых, каковы основания обязательств, которые индивид имеет перед нравственно приоритетной группой? Они основаны на добровольной или недобровольной принадлежности к группе? Типичный современный националист выберет второе, в то же время признавая, что добровольное подкрепление национальной идентичности является важным моральным актом. На философской карте пронациональные нормативные предпочтения прекрасно сочетаются с коммунитарной позицией в целом: большинство пронациональных философов являются коммунитаристами, отдающими нации приоритет перед всеми другими видами сообществ (в противоположность тем своим коллегам-коммунитаристам, которые отдают предпочтение более широким объединениям, определяемым, например, через общие религиозные традиции). Однако некоторые авторы, причисляющие себя к либеральным националистам, включая известного Уилла Кимлику (Kymlicka 2001, 2003, 2007), отрицают коммунитаристское обоснование. 

Перед тем как перейти к анализу моральных требований, позвольте мне вкратце описать вопросы и точки зрения, связанные с территорией и территориальными правами, которые являются неотъемлемой частью националистических политических программ. (Я адаптирую превосходную таксономию А. Колерса (Kollers 2009, гл. 1) к нашей теме). Почему территория важна для этнонациональных групп и каков предел и основания для территориальных прав? Первостепенное значение территории соотносится с идеей суверенитета и всеми связанными с ним возможностями внутреннего контроля и внешнего исключения. Добавим сюда руссоистский взгляд, согласно которому политические привязанности имеют существенные ограничения, а любовь — или, выражаясь проще, республиканская гражданская дружба — к одной группе требует исключения любви к «другой». Таким образом, важность территории становится вполне очевидной. Что же насчет оснований для требования территориальных прав? Националистические и пронационалистические взгляды в основном опираются на идею привязанности, которую представители нации испытывают к национальной территории. Последняя, согласно такой точке зрения, имеет для нации ценностно-образующее значение. Данные идеи служат здесь обоснованием территориальных претензий (см. Miller 2000 и Meissels 2009, некоторые доработки обсуждаются ниже). Такие заявления в некотором отношении схожи с доводами, которые приводят защитники прав коренных народов (Tully 2004, см. также Hendrix 2008), а в другом отношении — с этногеографической ненационалистической теорией Колерса (Kollers 2009), но отличаются тем, что предпочтение в них отдается этнонациональным группам как единственным носителям права. Эта точка зрения, отталкивающаяся от идеи привязанности, резко отличается от более прагматичных взглядов, согласно которым территориальные права являются средством разрешения конфликтов (напр., Levy 2000). Другой распространенной альтернативой является группа индивидуалистических взглядов, укореняющих территориальные права в правах и интересах индивида, например, в правах человека (Buchanan 2004), дополитических локковских правах собственности (Steiner 1999), индивидуальных правах на ресурсы (Steiner 1999) или в свободе политических ассоциаций (Wellman 2005). На другом конце антинационалистических взглядов находится идея Погге (если ее можно интерпретировать подобным образом) о том, что для политической философии не существует специфических территориальных проблем — «идея растворения», как назвал ее Колерс. Некоторые из перечисленных авторов критикуют национализм с позиций космополитизма, наиболее заметные из которых — Бьюкенен и Погге.  

Моральные требования: приоритет нации

Мы переходим к обсуждению нормативной стороны национализма. Сначала мы опишем саму суть националистической программы, то есть обрисуем и классифицируем типичные нормативные и оценочные националистические требования. Эти утверждения можно считать ответами на подмножество нормативных вопросов, входящее в множество наших исходных вопросов о (1) пронациональной позиции и 2) о действиях. 

Мы увидим, что эти требования рекомендуют разнообразные программы действия: главная роль отводится действиям, призванным обеспечить и сохранить политическую организацию — предпочтительно государство — для данного этнокультурного национального сообщества (таким образом уточняя ответы на наши нормативные вопросы (1д), (1е), (2б) и (2в)). Более того, они призывают представителей сообщества распространять узнаваемые этнокультурные содержания как главные особенности культурной жизни государства. И, наконец, мы обсудим различные направления пронационалистической мысли, выдвигавшиеся в защиту этих требований. Для начала давайте вернемся к утверждениям, касающимся распространения национальной культуры и государства. Националисты предлагают их в качестве поведенческих норм. Самые важные с точки зрения философии вариации данной позиции затрагивают три аспекта таких нормативных утверждений:

(i) Нормативная природа и сила утверждения: продвигает ли оно лишь право (скажем, иметь и сохранять форму политического самоуправления, предпочтительно и чаще всего — государство, или иметь культурную жизнь, основанную на узнаваемой этнонациональной культуре), моральное обязательство (добиться и сохранить) или моральное, правовое и политическое обязательство? Самое строгое утверждение типично для классического национализма; его типичные нормы являются одновременно и моральными, и, при наличии национального государства, юридически принудительными обязательствами для всех участвующих сторон, включая индивидуальных членов этнонации. Согласно менее строгой, но все же довольно требовательной версии, данное утверждение предполагает только моральное обязательство («священный долг»). Более либеральная версия довольствуется требованием права иметь государство, «правомерно принадлежащее» этнонации. 

(ii) Сила националистического требования в отношении различных внешних интересов и прав: к примеру, является ли использование родного языка настолько значимым, что на нем следует проводить международные конференции ценой потери самых интересных иностранных участников? Сила националистического требования здесь сопоставляется с силой других требований, включая интересы или права индивида или группы. Сравнительная сила националистических требований балансирует между двух крайностей. С одной стороны — неприятной: национальные требования важнее любых других, даже прав человека. Ближе к центру находится классический национализм, согласно которому национальные требования превалируют над интересами индивида и многими нуждами (включая прагматичную коллективную пользу), но необязательно над правами человека. (См., к примеру, McIntyre 1994, Oldenquist 1997)). На другом конце шкалы, более мягком, гуманном и либеральном, основные националистические требования соотносятся, prima facie [на первый взгляд], только со статусом (см. Tamir 1993, Gans 2003 и более недавнюю работу Миллера (Miller 2013), где автор пытается найти компромиссную позицию).  

(iii) Для каких групп националистические требования имеют силу? Каков их охват? Согласно одному подходу, они имеют силу для любой этнонации, а поэтому универсальны. Примером может служить утверждение: «каждая этнонация должна иметь собственное государство». Более официальным языком:

Универсальный национализм — это политическая программа, в соответствии с которой каждая этнонация должна иметь правомерно ей принадлежащее государство, чьи интересы она должна продвигать. 

Есть и альтернативное утверждение, партикуляристское, как, например, «Группа Х должна иметь государство», в котором ничего не говорится о какой-то другой группе:

Партикуляристский национализм — это политическая программа, согласно которой некоторые этнонации должны иметь государство, соответственно, данное требование не распространяется на все этнонации. Это утверждение либо

А. Содержит опущение (нерефлексивный партикуляристский национализм), либо

Б. Открыто заявляет, кто исключается из данного требования: «Группа Х должна иметь государство, а группа Y не должна» (враждебный национализм). 

Самый сложный и действительно шовинистский случай партикуляризма, то есть (Б), называют враждебным, поскольку он открыто отрицает за некоторыми народами привилегию обладания государством. Томас Погге (Pogge 1997) предлагает дальнейшее разделение (Б) на «высокую» позицию, согласно которой данная привилегия отрицается для некоторых типов групп, и «низкую», отрицающую ее для определенных групп. Серьезные теоретические националисты обычно защищают только универсальный национализм, в то время как «уличные» националисты чаще защищают эгоистический неопределенный национализм («Некоторые нации должны иметь государство, прежде всего моя!»). Классический национализм имеет и партикуляристскую, и универсальную разновидности. 

Хотя три аспекта разновидности — внутренняя сила, сравнительная сила и охват — логически независимы друг от друга, они пересекаются психологически и политически. Люди, радикально настроенные в одном отношении, обычно так же настроены и в других. Другими словами, определенные группы позиций являются наиболее стабильными, поэтому радикальные (или умеренные) позиции в одном аспекте психологически или политически сочетаются с радикальными (или умеренными) позициями в других аспектах. Соединение радикальных позиций в одном аспекте с умеренными позициями в других нестабильно с психологической и социальной точки зрения. 

Националистическая картина моральных принципов традиционно близка превалирующей позиции в теории международных отношений, называемой «реализмом». Говоря прямо, эта позиция заключается в том, что мораль заканчивается на границе государства; за ней — только анархия. Эта позиция четко выражена у Фридриха Мейнеке (Meinecke 1965, введение) и Раймона Арона (Aron 1962) и несколько менее — у Ганса Моргентау (Morgenthau 1946); интересные связи с современными течениями национализма см. у Майкла К. Уильямса (Williams 2007) и в книге под редакцией Дункана Белла (Bell 2008). Она прекрасно дополняет основное утверждение классического национализма о национальном государстве — каждая этнонация или народ должны иметь свое государство — и предугадывает то, что случится впоследствии: национальные государства вступают в конкурентную борьбу во имя составляющих их народов.

Этические дискуссии

Классический и либеральный национализм

Давайте возвратимся к нашему первоначальному нормативному вопросу, касающемуся (1) позиций и (2) действий. Оправдана ли предвзятость в отношении нации и в какой степени? Какие действия по установлению суверенитета оправданны? В частности, независимы ли этнонациональные государства и институционально охраняемые продукты (этно)культуры от воли их отдельных представителей, и как далеко можно зайти, защищая их? Философские дебаты за и против национализма — это дебаты по поводу моральной обоснованности его главных требований. В частности, главный этический вопрос заключается в следующем: любая ли форма национализма морально допустима и оправдана, и если нет, насколько плохи некоторые его формы? (Дебаты на тему предвзятости см. у Чаттержи и Смита (Chatterjee and Smith 2003) и в недавней работе Фелтема и Коттингема (Feltham and Cottingham 2010)).

Почему националистические требования требуют защиты? В некоторых ситуациях они кажутся вполне правдоподобными: например, беды некоторых национальных групп, не имеющих государства, — история евреев и армян, прошлые и нынешние несчастья курдов — придают убедительность идее о том, что собственное государство решило бы их самые главные проблемы. Все же есть веские основания для более тщательного рассмотрения националистических требований. Самое главное основание состоит в том, что для начала нужно доказать, что такая политическая форма, как национальное государство, вообще имеет ценность, что национальное сообщество имеет особую, или даже ключевую, моральную и политическую ценность, и что утверждения в его пользу имеет нормативную силу. Когда это будет установлено, нам потребуется дальнейшая аргументация. Некоторые классические националистические требования, похоже, противоречат — по крайней мере, в обычных обстоятельствах современной жизни — различным ценностям, которые люди обычно склонны признавать. Некоторые из этих ценностей считаются неотъемлемыми для либерально-демократического общества, а другие — имеющими особую важность для процветания творчества и культуры. Основные ценности первой группы — это автономия личности и доброжелательная непредвзятость (особенно к представителям групп, чья культура отличается от нашей собственной). Заявляемый особый долг в отношении своей этнонациональной культуры может нарушать, и часто нарушает, право личности на автономию. Также в строгой интерпретации этот долг может нарушать и другие права индивида, например, право на частную жизнь. Многие авторы-феминисты отмечают, что типичное националистическое предположение о том, что у женщин есть моральное обязательство рожать новых представителей нации и воспитывать их на благо нации, противоречит праву женщин на автономию и частную жизнь (Yuval-Davis 1997, Moller-Okin 1999, 2002 и 2005 и см. также обсуждение в издании Okin, Satz et al. 2009). Еще одной находящейся в опасности ценностью является многообразие внутри этнонационального сообщества, которому может угрожать гомогенность основной национальной культуры. 

Национально ориентированные обязательства также конфликтуют с ценностью неограниченного творчества. Например, если писателям, музыкантам или философам указывают на то, что они имеют особое обязательство продвигать национальное достояние, это мешает свободе творчества. Вопрос состоит не в том, имеют ли эти люди право продвигать национальное достояние, а имеют ли они такую обязанность. 

Между двумя этими группами ценностей, находящимися в опасности — ценность автономии и свободы творчества, — находятся ценности, основывающиеся на обычных потребностях людей, живущих в обычных обстоятельствах (Barry 2001). Во многих современных государствах граждане, имеющие различное этническое происхождение, живут вместе и очень часто ценят такое устройство. Сам факт сожительства кажется благом, которое следует оберегать. Национализм не склонен к поощрению мультикультурализма и плюрализма, исходя и из теории (особенно классической националистской), и из практики. Но проблемы усугубляются. На практике распространенность враждебной, исключающей формы национализма, при которой права одного народа утверждаются, а другого отрицаются, кажется неслучайной. Источником проблемы является соперничество за ограниченные ресурсы: как известно, Эрнст Геллнер (1991) указал на то, что для всех этнических групп, претендующих на собственное государство, не хватит территории, и то же самое касается и других благ, на которые националисты требуют эксклюзивных прав пользования для своей нации. Некоторые авторы (McCabe 1997) утверждают, что враждебный вариант более последователен, чем любая другая форма национализма: если кто-то высоко ценит свою этническую группу, самый простой способ — ценить ее tout court [целиком]. Если кто-то несомненно предпочитает свою культуру любой другой во всех отношениях, то беспокоиться о других для него – трата времени и внимания. Универсальный, невраждебный, вариант национализма ведет к серьезным психологическим и политическим осложнениям. Они возникают из-за напряженности между добровольной привязанностью к своему сообществу и требованием одинаково относиться ко всем сообществам. Эта напряженность может сделать гуманную, невраждебную позицию психологически нестабильной, ей будет трудно следовать в конфликтных и кризисных ситуациях, она станет политически менее эффективной. 

Философы, симпатизирующие национализму, осознают зло, причиненное историческим национализмом, и обычно дистанцируются от него. Они часто говорят о «различных ответвлениях, принесших национализму дурную славу», стремятся «отделить саму идею национальности от этих перегибов» (Miller 1992: 87 и Miller 2000). Такие осмотрительные пронационалистические авторы участвуют в непрекращающемся философском диалоге между сторонниками и противниками этого утверждения (см. антологии McKim & McMahan 1997, Couture, Nielsen, & Seymour 1998, Miscevic 2000 и Primoratz and Pavkovic 2007). Для того чтобы помочь читателю разобраться в этом сложном диалоге, мы кратко изложим cсоображения, которыми может руководствоваться этнонационалист при защите своей позиции (Ср. с полезным обзором в Lichtenberg 1997). Дальнейшая линия рассуждения, отталкивающаяся от этих соображений, может использоваться для защиты очень разных вариаций национализма, от радикальных до очень умеренных. 

Важно сделать предупреждение относительно ключевых положений и предпосылок, фигурирующих в каждом направлении аргументации, изложенных далее: в философской литературе допущения часто живут своей жизнью. Некоторые из них фигурируют в предлагаемой аргументации в пользу различных традиционных взглядов, которые мало связаны с понятием нации.

Для краткости я представлю каждое направление мысли в сжатом виде; дебаты по этой теме сложнее, чем можно представить в небольшом обзоре. В скобках отмечу предложенную в этих дискуссиях некоторую весомую критику. (Это обсуждается подробнее в Miscevic 2001.). Основные аргументы в пользу национализма, претендующие на обоснование его фундаментальных претензий, касающихся государства и культуры, будут разделены на две группы. Первая группа аргументов защищает утверждение о том, что национальные сообщества имеют высокую ценность, которая часто считается не инструментальной и независящей от желаний и решений их отдельных представителей. Таким образом, согласно этим аргументам, такие сообщества необходимо защищать посредством государственной и официальной централизованной политики. Вторая группа менее «философична» (или «всеобъемлюща») и охватывает аргументы, основывающиеся на требованиях права независимо от содержательных положений о культуре и культурных ценностях. 

Первая группа будет представлена здесь более подробно, так как именно она оказалась в центре дискуссий. Она изображает сообщество как глубокий источник ценности или как уникальный передатчик, связывающий его представителей с некоторыми важными ценностями. В этом отношении аргументы из этой группы можно назвать коммунитаристскими в особенно «глубоком» смысле, поскольку они основываются на базовых свойствах человеческой природы. Приведем их характеристику.

Глубоко коммунитаристская точка зрения — это теоретическая точка зрения на политические вопросы (в рассматриваемом случае — касательно национализма), которая оправдывает данное политическое устройство (национальное государство), обращаясь к глубоко философским положениям о человеческой природе, языке, общественных связях и идентичности (в более глубоком, философском смысле). 

Общая форма глубоко коммунитарисиского аргумента выглядит следующим образом. Во-первых, коммунитаристская предпосылка: существует некое бесспорное благо (например, идентичность человека), и для его приобретения и сохранения необходимо сообщество определенного рода. Затем следует утверждение, что этнокультурная нация представляет собой сообщество, идеально подходящее для этой цели. К сожалению, это ключевое утверждение редко подробно обосновывается в соответствующей литературе. Приведем отрывок из работы Маргалита, последнее предложение которого уже цитировалось выше:

Идея заключается в том, что люди используют различные стили для выражения своей человеческой природы. Эти стили обычно определяются сообществами, к которым люди принадлежат. Есть люди, которые выражают себя “по-французски”, в то время как другие обладают формами жизни, выражаемыми “по-корейски” или… “по-исландски” (1997: 80). 

Отсюда следует этатистский вывод: для того, чтобы такое сообщество сохраняло свою идентичность и поддерживало идентичность своих членов, оно должно приобрести (всегда или, по крайней мере, в большинстве случаев) политическую форму государства. Вывод из такого аргумента состоит в том, что этнонациональное сообщество имеет право на этнонациональное государство, а граждане этого государства имеют право и обязанность отдавать предпочтение своей этнокультуре перед другими культурами.

Хотя более глубокие философские положения в этих аргументах берут свое происхождение в коммунитаристской традиции, более либеральные философы также предлагают слабые формы. Изначальная коммунитаристская линия аргументации, поддерживающая национализм, предполагает, что в сохранении этнонацинальных культурных традиций, в чувстве принадлежности к общей нации и в солидарности ее представителей есть некоторая ценность. Либеральный националист может утверждать, что это не главные политические ценности, но все же ценности. Более того, диаметрально противоположные взгляды, чистый индивидуализм и космополитизм, в сравнении действительно кажутся неинтересными, абстрактными и необоснованными. Под космополитизмом я понимаю моральную и политическую теорию следующего типа:

Космополитизм — это позиция, согласно которой

а. прежде всего человек имеет моральные обязательства перед всеми людьми (независимо от географической и культурной дистанции), и

б. политические институты должно точно отражать это универсальное моральное обязательство (в форме надгосударственных институтов, превалирующих над национальными государствами).

Критики космополитизма иногда утверждают, что эти два положения противоречат друг другу, поскольку люди обычно наилучшим образом достигают своих целей при некоем глобальной институциональном устройстве (как наше), где власть и авторитет концентрируются на уровне государств. 

Столкнувшись с противоборствующими силами национализма и космополитизма, многие философы склоняются к комбинации либерализма-космополитизма и патриотизма-национализма. В своих работах Бенжамин Барбер воспевает «удивительное сочетание космополитизма и местничества», которое, по его мнению, характеризует американскую национальную идентичность (цит. по Cohen 1996: 31). Чарльз Тейлор заявляет, что «у нас нет другого выбора, кроме как быть космополитами и патриотами» (там же: 121). Хилари Патнэм предлагает быть верными лучшей из многочисленных традиций, которой следует каждый из нас: очевидно, это нечто среднее между зашоренным патриотизмом и чрезмерно абстрактным космополитизмом (там же: 114). Этот компромисс был предвосхищен Берлином (Berlin 1979) и Тейлором (Taylor 1989, 1993), а его разнообразные вариации проработаны довольно подробно такими авторами, как Юли Тамир (Tamir 1993), Дэвид Миллер (Miller 1995, 2000, 2007), Кай Нильсен (Nielsen 1998), Майкл Сеймур (Seymour 2000) и Хаим Ганс (Gans 2003). (См. также дебаты вокруг работы Миллера в De Schutter and Tinnevelt 2011.). В последние два десятилетия он занимал центральное место в дебатах о национализме и даже стал причиной пересмотра исторического национализма в этом свете, например, в работах Миллера (Miller 2005а), Шон-хо Кима (Kim 2002) и Брайана Вика (Vick 2007). Большинство авторов, придерживающихся либерального национализма, принимают различные слабые версии перечисленных выше аргументов, используя их для обоснования умеренных или ультраумеренных националистических требований. 

В этой связи важно упомянуть более утопическую версию Чандрана Кукатаса (Kukathas 2003), хорошо сочетающую мультикультурный плюрализм с идеей уникальности определенных сообществ, которую превозносит классический национализм. Его «либеральный архипелаг» состоит из образований, называемых «островами», в значительной степени отличающихся друг от друга, но по большей части культурно гомогенных внутри себя. Некоторые из этих отдельных островов могут быть довольно неприятными, если оценивать их исходя из либеральных стандартов; в целом либеральным этот архипелаг делает то, что каждое сообщество гарантирует несогласным его членам право на выход (что может дорого стоить, если бывшим членам некуда идти в надежде на достойную жизнь). Первый уровень политической организации, таким образом, может быть нелиберальным (Кукатас надеется, что этого не произойдет), а второй уровень будет в высокой степени либеральным. Эта идея хорошо сочетает традиционные черты классического национализма с очень либеральными, практически анархистскими чертами целого объединения. К сожалению, сложно понять, что удерживало бы острова такого архипелага вместе в отсутствии объединяющего государства, которое не предусмотрено Кукатасом. Очевидную угрозу представляет собой сдвиг к многополярному архипелагу с несколькими большими и влиятельными островами (скажем, огромный исламский остров, огромный остров наподобие ЕС и т.д.).

Давайте вернемся к основной линии нашего изложения. Укажем на основные слабости классического этнонационализма, о которых говорят представители либерального, умеренно-либерального и космополитического национализма. Во-первых, этнонационалистические притязания имеют силу только при отсутствии доводов в пользу противного и не могут значить больше, чем права личности. Во-вторых, легитимные этнонационалистические требования не дают автоматического права на государство, а скорее право на определенный уровень культурной автономии. Основные модели автономии — территориальная и нетерриториальная: первая предполагает передачу территориальных прав по наследству, вторая — это культурная автономия, предоставляемая индивидуумам независимо от их проживания внутри государства (Вдохновляющую дискуссию о преимуществах и недостатках каждой модели в сравнении см. в работах Reiner Bauböck and Will Kymlicka в Dieckoff 2004; первый отстаивает нетерриториальную модель, второй — территориальную). В-третьих, этнонационализм вторичен по отношению к гражданскому патриотизму, который не связан или связан лишь в некоторой степени с этническим критерием. В-четвертых, этнонациональную мифологию и подобную «важную ложь» необходимо допускать, только если они не представляют опасности и никого не оскорбляют, в таком случае они морально позволительны несмотря на свою ложность. И, наконец, любая легитимность, которая может быть присуща этнонационалистическим требованиям, проистекает из свободы индивидуальных выборов. 

Аргументы в пользу национализма: глубокая потребность в сообществе

Рассмотрим теперь отдельно взятые аргументы из первой группы. Первый аргумент зависит от положений, также появляющихся в последующих аргументах, но в дальнейшем он приписывает сообществу внутреннюю ценность. Последние аргументы указывают больше на инструментальную ценность нации, проистекающую из ценности процветания личности, морального понимания, устойчивой идентичности и т.п.

1) Аргумент от внутренней ценности. Каждое этнонациональное сообщество ценно само по себе, так как только внутри естественно очерченных границ различных культурных традиций возникают и передаются важные смыслы и ценности. Представители таких сообществ находятся в особой культурной близости друг к другу. Говоря на одном языке и разделяя обычаи и традиции, представители этих сообществ обычно ближе друг к другу в различных отношениях, чем к тем, кто не является представителем их культуры. Сообщество, таким образом, становится сетью морально связанных агентов, то есть моральным объединением с особыми, очень прочными узами обязательств. Самое главное обязательство каждого индивидуума касается основополагающих характеристик этнического сообщества, прежде всего языка и обычаев: их необходимо лелеять, защищать, сохранять и укреплять. Общее предположение о том, что моральные обязательства укрепляются параллельно с культурным сближением, часто подвергается критике. Более того, даже если теоретически мы допустим такое предположение, на практике оно оказывается несостоятельным. Националистический активизм чаще всего направлен против ближайших (и существенно похожих) соседей, чем против далеких незнакомцев, поэтому во многих важных контекстах обращение к культурной близости не сработает. Однако оно может сохранить свою потенциальную силу против культурно отдаленных групп. 

2) Аргумент от процветания. Этнонациональное сообщество необходимо для процветания его представителей. По сути только в таком сообществе индивид может обрести понятия и ценности, требующиеся для понимания культурной жизни сообщества в целом и собственной жизни в частности. С пронационалистической стороны ведется множество дебатов по поводу того, существенно ли расхождение в ценностях для разобщенности национальных групп. Канадские представители либерального национализма Сеймур (1999), Тейлор и Кимлика указали на то, что «расхождение в ценностях между различными регионами Канады», претендующее на разделение нации, «минимально». Тейлор (1993:155) пришел к выводу, что значение имеет не только разделенность ценностей. Этот вывод все же согласуется с аргументом от процветания, если только «понятия и ценности» не считывать исключительно национальным достоянием, как заявляют коммунитарные националисты (MacIntyre 1994, Margalit 1997). Критики национализма утверждают, что процветание может иметь слишком высокую цену, особенно в форме агрессии к соседям. Б. Як отмечает опасность ситуаций, в которых различные факторы складываются против соседей: «сочетание интересов, чувства социальной дружбы и главенства убеждений над правосудием» (Yack 2012: 221); смотрите также рассуждения Яка в Hearn et al. 2014.

3) Аргумент от идентичности. Философы, придерживающиеся коммунитаристской позиции, настаивают на том, что главную роль в формировании нашей идентичности играет воспитание, а не происхождение — мы становимся теми, кто мы есть, благодаря социальной среде и контексту, в котором мы взрослеем. Это утверждение довольно убедительно. Идентичность каждого человека зависит от его участия в общественной жизни (см. MacIntyre 1994, Nielsen, 1998, and Lagerspetz 2000). К примеру, Нильсен пишет:

«Грубо говоря, мы теряемся, если не можем идентифицировать себя с некоторой частью объективной социальной реальности: например, с нацией — необязательно государством — с отличающими ее традициями. Мы обнаруживаем в людях потребность не только иметь возможность сказать, что они могут делать, но также сказать, кем они являются. И эта потребность заложена так же глубоко, как потребность развивать свои таланты. Это обнаруживается, а не создается, к этому приходят через отождествление себя с другими в общей культуре, основанной на национальности, или расе, или религии, или каком-то их фрагменте или сплаве… В современных условиях это сохранение и взращивание национального сознания можно достичь лишь благодаря созданию национального государства, соответствующего этому национальному сознанию» (Nielsen 1993: 32).

Учитывая то, что моральные принципы индивида зависят от имеющегося у него зрелой и стабильной личной идентичности, общественные условия, способствующие развитию личной идентичности, должны сохраняться и поддерживаться. (Противоположную точку зрения, которая отрицает значение фиксированной и гомогенной идентичности и предлагает гибридную идентичность, см. в Iyall Smith and Leavy 2008). Философы-националисты утверждают, что нация является подходящим средством для сохранения и поддержки таких сообществ, способствующих обретению идентичности. Таким образом, общественная жизнь должна формироваться вокруг той или иной национальной культуры. Приверженцы классического национализма считают, что у нации должно быть собственное государство, в то время как либеральный националист говорит о том, что культуры должны получить по крайней мере какую-то форму политической защиты. (Обсуждение языковых вопросов, зачастую связанных с идентичностью, см. в Kymlicka & Patten 2003 и Patten 2003). 

4) Аргумент от морального понимания. Особенно важным видом ценности является моральная ценность. Некоторые ценности универсальны, например, свобода и равенство, но они слишком абстрактны и «слабы». Глубокие, «сильные» моральные ценности различимы только внутри определенных традиций для тех, кто всецело принял нормы и стандарты данной традиции. Выражаясь словами Чарльза Тейлора, «язык, который мы приняли, разъясняет нам, что является для нас благом» (Taylor 1989: 35). Нация предлагает нам естественный каркас для моральных традиций и, таким образом, понимания морали; нация — это начальная школа нравов. (Ради справедливости следует отметить, что отношение самого Тейлора к национальному формату морали противоречиво). В связи с этим направлением мысли часто отмечают следующую проблему: не у каждой нации есть своя собственная особенная мораль. Также специфические, «сильные» моральные ценности могут больше варьироваться среди других групп, таких как класс или гендер, чем среди этнонациональных. (Тонкую и интригующую недавнюю дискуссию о некоторых неожиданных последствиях утверждения о «национальных ценностях» и о том, что случается, когда классические либеральные ценности толкуются как «национальные», см. в Laegard (2007).)

5) Аргумент от многообразия. Каждая национальная культура вносит уникальный вклад в многообразие человеческой культуры. Самый известный сторонник этой идеи в XX веке — Исайя Берлин — пишет (интерпретируя Гердера, который первым оценившим важность этой идеи):

«Лица» культур уникальны: каждое представляет удивительный «слой» человеческих возможностей в свое время, в своем месте и среде. Нам нельзя выносить сравнительные суждения, поскольку это значило бы измерять неизмеримое (Berlin 1976: 206).

Носителем фундаментальной ценности, таким образом, является совокупность культур, из которой каждая национальная культура, вносящая свой вклад в эту совокупность, получает свою собственную ценность. Аргумент от многообразия, следовательно, исходит из идеи плюрализма: он приписывает ценность каждой отельной культуре с точки зрения общей совокупности культур. Допуская, что (этно)нация — это естественная единица культуры, сохранение культурного многообразия означает защиту чистоты (этно)национальной культуры. Множественность культурных стилей можно сохранить и укрепить, связав их с этнонациональными «формами жизни». Этому аргументу может угрожать прагматическая непоследовательность. Вопрос состоит в том, кто правомерно может выдвигать идеал этнонационального многообразия: националист для этого слишком привязан к своей собственной культуре, а космополит чрезмерно стремится сохранить межкультурные связи, выходящие за пределы идеи формирования одного национального государства. Более того, является ли многообразие такой ценностью, которая заслуживающей защиты при любых обстоятельствах своего существования? Следует ли ограничить защиту многообразия определенными аспектами культур(ы), предлагаемыми в общем? (Более сдержанную, умеренную версию аргумента от многообразия, проводящую аналогию с биоразнообразием, но сосредоточенную исключительно на языковом многообразии, см. у Франсуа Грина (Grin) в Kymlicka and Patten (2003)).

Линия аргументации (1) не исходит из индивидуализма. И (5) можно представить без отсылки к индивидам: многообразие может быть хорошо само по себе или для наций. Но все другие направления мысли из только что представленной группы связаны с идеей важности общественной жизни относительно индивидуальной. Они возникли из глубоко коммунитаристской точки зрения, и лейтмотивом этих направлений является важность того факта, что принадлежность сообществу не выбирается, а скорее существует исходно. В каждом аргументе содержится общая коммунитаристская предпосылка (сообщество, к которому индивид принадлежит не по собственному желанию, играет важнейшую роль в его идентичности, или в процветании, или для другого значительного блага). Эта предпосылка объединяется с более узким, ориентированным на нацию, дескриптивным утверждением о том, что этнонация есть как раз такое сообщество, которое идеально подходит для этой цели. Однако либеральные националисты не считают эти доводы полностью убедительными. По их мнению, предпосылки этих аргументов, вероятно, не способны поддержать весь набор националистических устремлений и могут не иметь безоговорочной силы. Еще более скептическую точку зрения, основанную на социологии, см. Hale 2008. Вывод Хэйля стоит процитировать: «Этнической принадлежностью движет желание снизить неопределенность, в то время как политикой этнических групп движут интересы» (2008: 241). И все же данные аргументы говорят о многом и могут подкрепить утверждения либерального национализма и более умеренную позицию в пользу национальных культур. 

Мы завершаем данный подраздел изложением интересной и тонкой пронациональной позицией Дэвида Миллера, над которой он работал в течение нескольких десятилетий, начиная с его труда 1990 года до недавней работы 2013 года. Он признает мультикультурное многообразие внутри общества, но подчеркивает основополагающих характер национальной идентичности, приводя в качестве основного примера британскую идентичности, охватывающую этно-идентичность англичан, шотландцев и других. Он требует «инклюзивной идентичности, доступной для представителей всех культурных групп» (Miller 2013: 91). Такая идентичность необходима для базовой социальной солидарности и далеко выходит за пределы конституционного патриотизма, заявляет Миллер. Скептик может отметить следующее. Проблема мультикультурного общества заключается в том, что национальная идентичность всегда была вопросом этнонациональных связей и требовала единообразия подавляющего большинства культурных черт (общий язык, общая «история, какой ее помнят», обычаи, религия и т.д.). Однако мультикультурные государства обычно объединяют группы с разной историей, языком, религией и даже довольно разной внешностью. И как же достичь этой основополагающей «национальной идентичности», начиная с очень «слабой» идентичности общей принадлежности к государству? Кажется, перед нами дилемма. Для того чтобы укоренить социальную солидарность в национальной идентичностью, последняя должна быть довольна слабой. Такое обоснование, вероятно, должно привести к полной, единой культурной идентичности. «Сильный» конституционный патриотизм может быть единственным возможным вариантом, способным обосновать такую солидарность, в то же время сохраняя изначальное культурное многообразие. 

Аргументы в пользу национализма: вопросы справедливости

Аргументы второй группы касаются политического права и не зависят от метафизических утверждений об идентичности, процветании и культурных ценностях. Они взывают к обстоятельствам (реальным или предполагаемым), которые обосновали бы националистическую политику (или сделали ее допустимой, или даже обязательной). Среди этих обстоятельств: (а) факт того, что большая часть мира организована в национальные государства (поэтому каждая новая группа, стремящаяся создать государство, лишь следует установленной модели), или (б) обстоятельства самозащиты группы или устранения прошлой несправедливости, которые могут оправдать националистическую политику (в частных случаях). Некоторые аргументы также представляют государственную самостоятельность (nationhood) условием для приобретения важных политических благ, например, равенства. 

1) Аргумент от коллективного самоопределения. С первого взгляда [prima facie] ]достаточно большая группа людей имеет право на самоуправление и принятие решения о том, кто будет к ней принадлежать, если того пожелают ее члены. По своей сути это демократическая воля самих членов группы обосновывает право на этнонациональное государство и этноориентированные институты и порядки. Этот аргумент выступает обоснованием этнонационалистических притязаний, показывая, что последние выводятся из волеизъявления членов нации. Таким образом, он хорошо подходит либеральному националисту, но не тому, кто придерживается глубоко коммунитаристских взглядов, так как согласно последнему требования нации независимы от и первоочередны по отношению к решениям отдельных индивидов. (Подробное обсуждение этого аргумента, ставшее современной классикой, см. в Buchanan 1991; в Moore 1998; Gans 2003. Обмен аргументами см/ у J. Levy в Dieckoff 2004 и в томе, посвященном выходу из состава нации, — Pavković and Radan 2007. А также см. работу Christopher Heath Wellman 2005. С правовой точки зрения интересна работа Kohen 2006, а разбор некоторых интересных случаев представлен Casertano 2013. Крайне отрицательную оценку см. Yack 2012, Ch. 10.)

2) Аргумент от права на самозащиту и устранение прошлой несправедливости. Угнетение и несправедливость дают притесняемой группе полное основание и право на отделение. Если меньшинство притесняется большинством до такой степени, что каждому представителю меньшинства приходится хуже, чем подавляющей части большинства лишь на основании принадлежности к меньшинству, тогда националистические требования со стороны меньшинства морально оправданны и убедительны. Этот аргумент подразумевает частичный ответ на наши вопросы (2б) и (2в): использование силы для достижения суверенитета правомерно только при самозащите и устранении несправедливости. Конечно, предстоит еще много работы для установления того, против кого можно правомерно использовать силу и какой ущерб можно нанести и скольким людям. Этот аргумент устанавливает право на устранение нарушений, приемлемое с либеральной точки зрения. (См. дискуссию в Kukathas and Poole 2000, а также в Buchanan 1991. Обсуждение несправедливостей см. Waldron 1992).

3) Аргумент от равенства. Представители меньшинства часто ущемлены по отношению к доминирующей культуре, так как они в своей повседневной жизни вынужденно зависят от тех, кто говорит с ними на одном языке и имеет ту же культуру. Так как свобода управлять своей повседневной жизнью — это первостепенное благо, а изменить эту зависимость или перестать полагаться на свою культуру меньшинства для достижения этого блага сложно, то эта зависимость может привести к определенному неравенству, если не принять особые меры. Спонтанное нациестроительство большинством необходимо сдерживать. Таким образом, либеральный нейтралитет сам требует от большинства предоставления основных культурных благ, то есть предоставления особых прав. (См. Kymlicka 1995б, 2001 и 2003). Институциональная защита и право меньшинства на собственную институциональную структуру являются средствами восстановления равенства. Они позволяют сделать нарождающееся национальное государство более умеренным, мультикультурным (см. Kymlicka 2001, 2003). (Отметим недавнее интересное предложение Роберта Э. Гудина (Goodin 2006), который различает два стимула к мультикультурализму и два возможных его типа, появляющихся в результате: многоязычный мультикультурализм и оградительный мультикультурализм. Последний навеян идеями Кимлики и фокусируется на защите интересов меньшинства от пренебрежения со стороны большинства; первый вдохновлен идеалами и ценностью многообразия, наличие которого в определенной стране «расширяет выбор автономных агентов» (2006: 290). 

4) Аргумент от успеха. В прошлом национальное государство добивалось успехов в продвижении равенства и демократии. Как пишет Крейг Кэлхун в своей недавней книге, «… [правильное] представление о демократии требует считать «народ» активным и единообразным, а себя — и его членом, и агентом. Либерализм отталкивается от понятия агентности, но мало способствует принадлежности, коллективной сплоченности и активности демоса. В наше время дискурсивной формацией, больше всего гарантирующей эти аспекты демократии, является национализм» (Calhoun 2007: 147). Этнонациональная солидарность является веский основанием для более эгалитарного распределения благ (Miller 1995, Canovan 1996, 2000). Национальное государство также кажется необходимым для защиты моральной жизни сообществ в будущем, так как это единственная форма политического устройства, способная защитить сообщества от угрозы глобализации и ассимиляции. (Подробное критическое обсуждение этого аргумента см. в Mason 1999.)). Сам Кэлхун прекрасно осознает пределы своей хвалы национализму, упоминая о них на той же странице, из которой взята приведенная выше цитата.

Еще более критический взгляд на успешность национального государства был недавно предложен А. Рошвальдом в работе Roshwald 2006, где он говорил о парадоксальной и противоречивой природе националистических требований. Приведем довольно точное резюме позиции Рошвальда, предложенное Э. Смитом:

«Для Рошвальда национализм является одновременно и древним, и современным явлением; оно использует сдвоенную концепцию времен, циклического и линейного; она ищет самоопределения, демонстрируя чувство жертвенности; она настаивает на избранности нации, провозглашая ее универсальную миссию; и, наконец, она обнаруживает симбиоз родственной и смешанной крови, этнической и гражданской национальной независимости (nationhood). Благодаря этим антиномиям национализм способен постоянно обновляться и адаптироваться к различным ситуациям…» (Smith 2008б: 638).

Сторонники капитализма могут вывести еще более проблематичное обращение к успеху из теории Лии Гринфельд, согласно которой «фактором, ответственным за переориентирование экономической активности на рост, является национализм» и «беспрецедентное положение экономической сферы в современном сознании обусловлено динамикой американского общества, в свою очередь сформированного исключительными свойствами американского национализма» (Greenfeld 2001:1). Сама Гринфельд очень критикует национализм, но находятся те, кто использует ее теорию (очищенную от ее критической установки) для защиты национализма.

 Эти политические аргументы можно совместить с глубоко коммунитарнистскими. Однако, взятые в отдельности, они предлагают «либеральный культурализм», более подходящий многонациональным и мультикультурным обществам. Более удаленный от классического национализма, чем либеральный национализм Тамир и Нильсена, он избегает каких-либо коммунитаристских философских аргументов (см. подробное представление этой позиции и ее защиту в Kymlicka 2001; его недавнюю, поистине энциклопедическую работу (2007), где такой культурализм все же иногда именуется «националистическим»; краткое изложение см. Kymlicka 2003; и Gans 2003). Идея умеренного нациестроительства указывает на открытый мультикультурализм, где каждая группа получает свою долю восстановительных прав (remedial rights), но вместо отделения себя от других, участвует в общей, «перекрывающей» гражданской культуре и в открытой коммуникации с другими под-сообществами. Принимая во внимание разнообразие плюралистических обществ и интенсивность межнационального взаимодействия, такая открытость кажется многим единственной гарантией стабильной социальной и политической жизни (см. дебаты в Shapiro and Kymlicka 1997). Открытость важна для того, чтобы избежать ловушки, которую Маргарет Канован называет «парадоксом рыскающих кошек» (Canovan 2001). Она предупреждает о том, что «новые националистические теории непреднамеренно содержат искаженные стимулы делать совершенно противоположное тому, что хотят оправдать теоретики». Единственным решением представляется резкое смягчение. Дискуссии по поводу смягчения националистических требований в контексте плюралистических обшеств могут, таким образом, привести к позиции, уважающей культурные различия, но либеральной и потенциально космополитичной в своих высших целях. 

Позицию либерального национализма отличают умеренность и гражданственность, и в ее пользу можно сказать многое. Она пытается примирить наши интуитивные представления о необходимости политической защиты культурных сообществ с либеральной политической моралью. Конечно, это поднимает вопрос о совместимости либеральных универсальных принципов с определенной привязанностью к своей этнокультурной нации. Очень либеральные националисты, такие как Тамир, отделяют этнокультурную независимость (nationhood) от государственности. К тому же, предлагаемая ими любовь к стране сдерживается различными универсальными соображениями, которые в конечном итоге перевешивают национальные интересы (Tamir 1993:115; см. также Moore 2001 и Gans 2003). Среди философов-националистов продолжаются дискуссии по вопросу о том, в какой степени послабления и компромиссы все еще совместимы с позицией национализма. (К примеру, Canovan 1996 (гл. 10) считает, что Tamir отошла от идеала «национального государства», и, следовательно, также и идеи национальной независимости (nationhood) как таковой; Сеймур (Seymour 1999) критикует Тейлора и Кимлику за отказ от подлинных националистических программ и поддержку мультикультурализма вместо национализма). В работе некоторых либеральных националистов (Nielsen 1998/9) можно найти следы космополитического интереса. Более социологический подход к дискуссии о глобальном и этнонациональном см. во «Введении» к Delanty and Kumar 2006 и в работе Деланти в этом же издании. 

В последний годы вопросы национализма все больше становятся частью дискуссий, посвященных международному порядку (см. статьи о глобализации и космополитизме). Основная концептуальная связь вопросов национализма и международного порядка состоит в том, что национальные государства являются естественными, стабильными и подходящими для международного порядка единицами. Она подкрепляется предположением о том, что каждому государству соответствует «народ», культурно однородная группа людей, представители которой склонны к солидарности со своими соотечественниками. Основной в последних дебатах является точка зрения, предложенная Джоном Ролзом в «Праве народов» (Rawls 1998). Он считает, что международная система, состоящая из либеральных и «порядочных» национальных государств, имеет огромные перспективы и большую моральную ценность. Более космополитичные критики Ролза оспаривают высокий статус национальных государств и критикуют положение об гомогенных «народах» (Pogge 2001, 2002; O'Neil 2000; Nussbaum 2002 (Другие интернет-источники), Barry 1999). Связанные с данной темой дискуссии касаются роли меньшинств в процессах глобализации (см. Kaldor 2004). Интерес философов к морали международного порядка породил интересные предложения об альтернативных субнациональных и наднациональных образованиях, способных сыграть роль, отличную от роли национальных государств, и даже дополнить их (краткое изложение этой идеи см. в Held 2003, а недавний интересный обзор альтернатив — в Walzer 2004, гл. 12). Более того, эти подходы могут в конце концов слиться друг с другом: мультикультурный либеральный национализм и умеренный, уважающий различия космополитизм имеют много общего. Исследование в этом направлении было проведено Кок-Чор Таном (Tan 2004, см. в особенности гл. 5). Однако он довольно скептически оценивает идею поводу этого слияния в более поздней работе 2001 года (см. также его книгу 2012 года).

Национальное государство в глобальном контексте

Возвратимся ненадолго к недавним дебатам о территории и нации, а затем перейдем к вопросам глобальной справедливости. Либеральные националисты (Miller 2000, 2007; Gans 2003; Meissels 2009) пытаются удержать традиционную националистическую связь между этническим «владением» государством, суверенитетом и территориальным контролем, но в более гибкой и тонкой форме. Так, Тамар Мейзелс призывает «принять существующие национальные поселений и использовать в качестве основного фактора при определении территориальных границ», так как у этой идеи «есть и либеральное обоснование» (то есть локковское), и либерально-национальная привлекательность, основанная на схожести с либеральной теорией национального самоопределения. Она сочетает ее с толкованием «исторического права» как «права на формирующие территории», предложенным Хаимом Гансом (Gans 2003 гл. 4). Таким образом, она объединяет «исторические аргументы, понимаемые как претензии на формирующие территории» с ее аргументами о расселении и настаивает на их взаимосвязи и взаимном подкреплении, представляя их как «наитеснейшим образом связанные и основывающиеся на положениях либерального национализма и его основных идеях» (Meissels 2009: 160). Тем не менее она подчеркивает, что формирующую связь с определенной территорией могут иметь сразу несколько групп, которые, исходя из принципа поселения, будут выдвигать конкурирующие претензии. (Як (Yack 2012, 203ff), отталкиваясь от того же самого положения, приходит к гораздо более пессимистическим выводам). 

Но, принимая во внимание этнонациональные конфликты XX века, можно смело предположить, что многокультурные плюралистические государства, поделенные на изолированные и закрытые под-сообщества, склеенные вместе лишь благодаря временным соглашениям [modus vivendi], нестабильны по своей природе. Таким образом, стабильность может потребовать, чтобы плюралистическое общество, которое рисуют в своем воображении сторонники либерального культурализма, содействовало довольно плотному взаимодействию между культурными группами внутри государства в целях предотвращения недоверия, уменьшения взаимной предубежденность и создания прочной основы для сожительства. 

На другом конце спектра более космополитичные авторы (Buchanan 2003, Waldron 2005, Другие Интернет-источники) также указывают на то обстоятельство, что многочисленные поселения находятся примерно на одной и той же территории, и на важность соседства различных этнокультурных групп. Они ставят акцент на внутреннем культурном плюрализме: для мира и безопасности границы государств должны объединить отдельные культурные группы (обычно этнонациональные), как на самом деле зачастую и происходит. Сочетая культурную мотивацию к открытому мультикультурализму и уолдроновскую исходящую из стремления к безопасности мотивацию к образованию государство в целях разрешения конфликтов и установления справедливости, формирование государства становится долгом, который мы обязаны выполнять перед всяким, с кем мы, вероятнее всего, вступим в эндемический конфликт (Waldron 2005, Другие Интернет-источники).

Но где следует остановиться? Этот вопрос возникает из-за того, что существует множество географически открытых, взаимодействующих территорий различных размеров. Рассмотрим сначала географическую открытость больших континентальных пространств, затем добавим современную легкость взаимодействия (как можно заметить, «остров — уже больше не остров»), и в конце отчетливо очертим существенную экологическую взаимосвязанность земли и климата. Логика космополитических концепций мира и безопасности, таким образом, приводит к идее объединения все более крупных образований по рекурсивной схеме. К примеру, ЕС был создан для обеспечения устойчивого мира, так что и другие надгосударственные и макрорегиональные единицы могут последовать его примеру. Следовательно, в конечном итоге сочетание этнокультурных причин и соображений безопасности может вывести нас на путь космополитизма при артикуляции и решении территориальных дилемм. Это приводит нас к более общему вопросу касательно космополитизма. 

Какие обязательства имеют нации и государства перед соседями и даже перед более далекими «другими»? Этот вопрос снова завоевывает внимание в последних дебатах о национализме. (См. статьи о глобализации и космополитизме). Он охватывает ряд подтем: национальная ответственность перед лицами другой национальности, но являющимися гражданами того же самого государства (non-nationals); проблема репараций и справедливого распределения благ за пределами государства; вопрос об обязанностях отдельных государств перед лицом таких глобальных экологических проблем, как утилизация отходов и климатические изменения; и, наконец, проблема иммиграции и ответственности государств перед потенциальными иммигрантами. 

Так как данная статья посвящена национализму, мы делаем упор на пронациональные объяснения, принимая идеи Миллера (Miller 2007, 2013) в качестве нашей парадигмы. В принципе, можно поразмышлять о промежуточных позициях, находящихся между двух крайностей: на одном полюсе — чрезвычайно закрытые государства, как в утопии XIX века Замкнутое торговое государство Фихте; на другом — полностью открытые границы, как в проекте Джозефа Каренса (Carens 2013). Однако в современных этических дебатах никто больше не отстаивает жесткую националистическую линию, поэтому самый отдаленный пронациональный полюс на самом деле представляет собой довольно умеренную позицию, примером которой являются идеи Миллера, предложенные в упомянутых выше работах. Вот его типичное предложение по проекту глобальной справедливости, который основывается на идее национальных государств:

Подобное предложение может внести вклад в сокращение выбросов парниковых газов, продолжает Миллер. Это сложная задача, и критик может задаться вопросом, как ее осуществить при обычных обстоятельствах. Представим, что предложение принимают ведущие промышленные страны, и каждая выбирает своего бенефициара. Предположим, государство-благодетель Б1 берет шефство над государством-бенефициаром В1. Что если политическая фракция в В1, враждебная к Б1, заставляет своих сограждан обратиться к другому благодетелю? Позволит ли Б1 противодействующей фракции в В1 действовать на свое усмотрение или же «осторожно» вмешается (в ситуации отсутствия глобальной регулирующей власти)? Аналогично, если бы Б1 понадобилась международная поддержка в конфликте с какой-то другой влиятельной страной Б2, то она определенно рассчитывала бы на помощь В1. Такое устройство начинает казаться немного колониальным. (В ситуации экономического кризиса может произойти нечто еще более худшее: если Б1 поставляла В1 продовольствие на протяжении 10 лет, в кризис она может позариться на ресурсы В1. Что, в таком случае, помешает ей шантажировать В1?)

О вопросах помощи сказано достаточно. На другом полюсе мы находим таких сильных космополитов, как Томас Погге, которые обвиняют мировой порядок в несправедливости, уготованной для бедных, и рекомендуют существенное перераспределение благ в качестве средства ее восстановления. Между полюсами располагаются такие авторы, как Маттиас Рисс (Risse 2013), который предлагает очень структурированную концепцию справедливости, которая сохраняет систему национальных государств, но соглашается с общим владением Землей и налагает на государства значительные обязательства: неравенство допускается, но только если у всех жителей Земли имеется достаточно ресурсов для удовлетворения основных потребностей.

Миллер также выдвинул самое осмотрительное пронационалистическое предложение относительно иммиграции. Его предложение позволяет беженцам просить временное убежище до улучшения ситуации у них на родине; оно также ограничивает экономическую миграцию. Миллер выступает против всеобщего стандарта равенства, возможностей, благосостояния и т.д., поскольку, по его мнению, критерии справедливого равенства контекстуально зависимы. Люди имеют право на минимальный уровень жизни, но право на эмиграцию вступает в силу лишь в качестве последнего средства — после того, как все остальные меры в стране кандидата на эмиграцию были перепробованы. 

Как говорилось ранее, на противоположном полюсе находятся такие философы, как Джозеф Каренс (Carens 2013), которые выступают за полное открытие границ. В последнее время многие выдвигавшиеся идеи сходятся ближе к центру. Здесь мы находим предложения Томаса Кристиано Christiano (2012), Матиаса Рисса (Risse 2013) и Майкла Блейка (Blake 2013). Кристиано, например, предлагает работать с относительно справедливой системой существующих норм, принуждающих государства к сотрудничеству. По его мнению, действовать нужно следующим образом: нужно добиться установления консенсуса, удовлетворяющего каждое государство-спонсор и государство-бенефициар, а также соответствующего нормам международного права. Бедное государство может временно отправить рабочих в богатое государство, эти рабочие затем вернутся в свою страну и будут помогать ее развитию. Международное право обеспечит законность, а переговоры между государствами приведут к конкретным и, следует надеяться справедливым, решениям. 

Заключение

Сегодня философия национализма почти не связывает себя с агрессивной и опасной формой враждебного национализма, который находится в центре внимания СМИ и социологических исследований. Хотя эта разрушительная форма может иметь существенное инструментальное значение для мобилизации угнетенных и восстановления их чувства собственного достоинства, наносимый ей моральный вред, по мнению философов, перевешивает ее пользу. Философы, придерживающиеся националистических идей, дистанцируются от таких агрессивных форм национализма и в большинстве случаев стремятся выработать и обосновать очень умеренные версии; эти версии, как мы видим, стали основным объектом внимания в современных философских дискуссиях.  

Эти дебаты несут интересное методологическое послание, которое оказывается незамеченным в литературе по данной проблематике. Авторы, настаивающие на важности этнонациональных и культурных соображений, обычно указывают на их огромное практическое влияние и лежащие в их основании фактические, социальные и исторические факторы. Неудивительно, что выдающийся пронационалистический мыслитель Д. Миллер настаивает на важности социальных и исторических фактов для политической философии и моральных решений (Miller 2013, гл 1, 2). И в самом деле, опираясь на стандартные теоретические ресурсы политической философии — принципы, факты (включая предполагаемые) и интуитивные представления, полученные в ходе мысленных экспериментов — авторы-космополиты обычно подчеркивают важность принципов, а пронационалистические — фактов. Требование Миллера уделять «внимание фактическим предпосылкам наших принципов» (2013: 26) характерно для пронационалистической методологии. 

Раскрывая смысл отстаиваемых националистами требований, мы двигались от более радикальных националистических альтернатив к более либеральным. Рассматривая аргументы, использующиеся для обоснования этих требований, мы представили метафизически сложные коммунитаристские аргументы, базирующиеся на глубоко коммунитаристских представлениях о культуре, как например, тезисе о том, что этнокультурная нация является для всех индивидов самой важной формой объединения. Это интересное и респектабельное утверждение, но его истинность находится под вопросом. Этические дискуссии о национализме привели к ослаблению культурологических аргументов, выдвигаемых либеральными националистами. В результате данные аргументы утратили прежнюю амбициозность, но стало куда более обоснованными. Отбросив старый националистический идеал государства, принадлежащего одной доминирующей этнокультурной группе, либеральные националисты восприняли идею о том, что способность отождествить себя одновременно со множеством культур и сообществ очень важна для социальной идентичности человека. Они стали также чувствительны к вопросам о межнациональном взаимодействии и стали с большей готовностью предпринимать частично космополитическую точку зрения. 

Либеральный национализм также выдвинул на первый план более скромные, менее философские и метафизические аргументы, основанные на заботе о справедливости. В этих аргументах подчеркивается важность этнокультурной принадлежности, право этнокультурных групп на восстановление справедливости, демократическое право вступать в политические объединения и та роль, которую этнокультурные связи и объединения могут сыграть в формировании справедливых социальных установлений. Приверженцы либерального культурализма, такие как Кимлика, предлагают минималистические и плюралистические версии национализма, выстроенные на основе таких аргументов. В этих минималистических версиях проект построения классических национальных государств становится менее амбициозным или отбрасывается вовсе. На его место приходит более чувствительная форма национальной идентичности, способная развиваться в мультикультурном обществе. Этот новый проект, однако, может потребовать дальнейшего расширения наших этических воззрений. Двадцатый век показал нам, что мультикультурные государства, разделенные на изолированные и закрытые под-сообщества, связанные вместе лишь временными соглашениями [modus vivendi], нестабильны по своей природе. Таким образом, стабильность может потребовать от многонационального общества, предусматриваемого сторонниками либерального культурализма, содействия довольно плотному взаимодействию между культурными группами внутри государства для предотвращения недоверия, уменьшения взаимной предубежденности и создания прочной основы для совместного проживания. С другой стороны, как отмечалось выше в связи с вопросами территориальной справедливости, как только принадлежность многим культурам и сообществам признают правомерной, социальные группы распространятся за пределы одного государства (к примеру, группы, объединенные религиозными или расовыми связями), таким образом создавая возможность для реализации по крайней мере минимального космополитического проекта. Внутренние дискуссии, обусловленные беспокойством по поводу этнокультурной идентичности, могут, следовательно, привести к плюралистическому и потенциально космополитичному политическому устройству, довольно далекому от того, что было принято понимать под национализмом. 

Библиография

Русскоязычная библиография:

Андерсон Б. (2016) Воображаемые сообщества. Размышления об истоках

и распространении национализма. — М.: Кучково поле.

Балибар Э., Валлерстайн И. (2004) Раса, нация, класс. Двусмысленные идентичности. —

М.: Издательство "Логос".

Геллнер Э. (1991) Нации и национализм. — М.: Прогресс. 

Кедури Э. (2010) Национализм. — СПб.: Алетейя.

Патнэм Х. (2006) Должны ли мы выбирать между патриотизмом и универсальным

разумом? // Логос # 2 2006 (53). С. 120-125.

Ренан Э. Что такое нация? Электронный источник: http://hrono.ru/statii/2006/renan_naci.php

Хобсбаум Э. (1998) Нации и национализм после 1780 года. — СПб.: Алетейя.

Як Б. (2017). Национализм и моральная психология сообщества. —М.: Изд-во Института

Гайдара.

Путеводитель по литературе по национализму

This is a short list of books on nationalism that are readable and useful introductions to the literature. First, two contemporary classics of social science with opposing views are:

Здесь представлен короткий список книг по национализму. Они представляют собой легко читаемые и полезные введения в корпус литературы по национализму. Начнем с двух современных классических работ по социальным наукам, представляющих конкурирующие позиции:

Gellner, E., 1983, Nations and Nationalism, Oxford: Blackwell.

Геллнер Э. (1991) Нации и национализм. — М.: Прогресс. 

Smith, A. D., 1991, National Identity, Harmondsworth: Penguin.

Два коротких и легких для прочтения введения в проблематику:

Özkirimli, U., 2010, Theories of Nationalism, London: Palgrave Macmillan.

Spencer, P. and Wollman, H., 2002, Nationalism, A Critical Introduction, London: Sage.

Две лучшие современные антологии, содержащие высококвалифицированные философские статьи по проблеме морали национализма:

McKim, R. and McMahan, J. (eds), 1997, The Morality of Nationalism, Oxford: Oxford University Press.

Couture, J., Nielsen, K. and Seymour, M. (eds.), 1998, Rethinking Nationalism, Canadian Journal of Philosophy, Suplement Volume 22.

Продолжение дискуссий см. в:

Miscevic, N. (ed), 2000, Nationalism and Ethnic Conflict. Philosophical Perspectives. La Salle and Chicago: Open Court.

Dieckoff, A. (ed.), 2004, The Politics of Belonging: Nationalism, Liberalism, and Pluralism, Lanham: Lexington.

Primoratz, I. and Pavković, A., 2007, Patriotism, Philosophical and Political Perspectives, London: Ashgate.

Breen, K. and O'Neill, S. (eds.), 2010, After the Nation? Critical Reflections on Nationalism and Postnationalism, London: Palgrave Macmillan.

Хорошее краткое социологическое введение в тему национализма вообще см. в:

Crosby, S.E., 2005, Nationalism: A Very Short Introduction, Oxford: Oxford University Press.

гендерную критику национализма см. в:

Yuval-Davis, N., 1997, Gender & Nation, London: Sage Publications.

более современные работы:

Heur, J., 2008, “Gender and Nationalism,” in Herb and Kaplan 2008.

Hogan, J., 2009, Gender, Race and nation, London: Routledge.

Лучшим общим введением в спор коммунитаризма-индивидуализма остается:

Avineri, Shlomo and de-Shalit, Avner (eds.), 1992, Communitarianism and Individualism, Oxford: Oxford University Press.

Не-националистическое обоснование культуралистских тезисов см.:

Kymlicka, W. (ed.), 1995, The Rights of Minority Cultures, Oxford: Oxford University Press.

Очень легко читающаяся философская защита очень умеренного национализма:

Miller, D., 1995, On Nationality, Oxford: Oxford University Press.

Tamir, Y., 1993, Liberal Nationalism, Press, Princeton, NJ: Princeton University Press.

Gans, C., 2003, The Limits of Nationalism, Cambridge: Cambridge University Press.

Полемическая, остроумная и разумная критика предложена в:

Barry, B., 2001, Culture and Equality, Cambridge: Polity Press.

Любопытный критический анализ групповой солидарности вообще и националистической солидарности в частности, проведенный в традициях теории рационального выбора и мотивационного анализа, см.:

Hardin, R., 1985, One for All, The Logic of Group Conflict, Princeton, NJ: Princeton University Press.

Yack, B., 2012, Nationalism and the Moral Psychology of Community, Chicago: University of Chicago Press.

Як Б. (2017). Национализм и моральная психология сообщества. —М.: Изд-во Института Гайдара.

Существует множество интересных социологических и политических работ по теме национализма, обзор которых можно найти здесь:

Motyl, A. (ed.) 2001, Encyclopedia of Nationalism, Volumes I and II, New York: Academic Press.

Современный энциклопедический обзор см.:

Herb, G.H. and D.H. Kaplan (2008), Nations and Nationalism: a Global Historical Overview, four volumes, Santa Barbara, CA: ABC Clio.

Тщательный социологический анализ жизни при националистических режимах см.:

Billig, M., 1995, Banal Nationalism, London: Sage Publications.

Наиболее удобочитаемая краткая антология небольших статей «за» и «против» космополитизма (и национализма), написанных ведущими представителями этой области, см.:

Cohen, J. (ed.), 1996, Martha Nussbaum and respondents, For Love of Country: Debating the Limits of Patriotism, Boston: Beacon Press

Ссылки 

Anderson, B., 1965, Imagined Communities, London: Verso.

Андерсон Б. (2016) Воображаемые сообщества. Размышления об истоках

и распространении национализма. — М.: Кучково поле.

Aron, R., 1962, Peace and War, Malabar: R. Krieger Publishing.

Avineri, Sh. and de-Shalit, A. (eds.), 1992, Communitarianism and Individualism, Oxford: Oxford University Press.

Balibar, E., and Wallerstein, I., 1992, Class, Race Nation, London-New York: Verso

Балибар Э., Валлерстайн И. (2004) Раса, нация, класс. Двусмысленные идентичности. —

М.: Издательство "Логос".

Barber, B., 1996, “Constitutional Faith,” in Cohen (ed.) 1996.

Barry, B., 1999, “Statism and Nationalism: a Cosmopolitan Critique,” in Shapiro and Brilmayer (eds.) 1999.

–––, 2001, Culture and Equality, Cambridge: Polity.

Bechhofer, F. and McCrone, D. (eds.), 2009, National Identity, Nationalism and Constitutional Change, London: Palgrave Macmillan.

Bell, D. (ed.), 2008, Political Thought and International Relations Variations on a Realist Theme, Oxford: Oxford University Press.

Berlin, I., 1976, Vico and Herder, Oxford: Clarendon Press.

–––, 1979, “Nationalism: Past neglect and Present Power,” in Against the Current, New York: Penguin.

Billig, M., 1995, Banal Nationalism, London: Sage Publications.

Blake, M., 2013, Justice and Foreign Policy, Oxford: Oxford University Press.

Breuilly, J., 2001, “The State,” in Motyl (ed.) 2001.

–––, 2011, “On the principle of nationality,” in G. Stedman Jones and G. Claeys (eds.), The Cambridge History of Nineteenth-century Political Thought, Cambridge: Cambridge University Press.

Brubaker, R. 2004, “In the Name of the Nation: Reflections on Nationalism and Patriotism,” Citizenship Studies, 8(2): 115–127.

–––, 2013, “Language, religion and the politics of difference”, Nations and Nationalism, 19(1): 1–20.

Buchanan, A., 1991, Secession. The Morality of Political Divorce from Fort Sumter to Lithuania and Quebec, Boulder: Westview Press.

–––, 2004, Justice, Legitimacy, and Self-determination, Oxford: Oxford University Press.

Buchanan, A. and M. Moore (eds.), 2003, States, Nations, and Borders: The Ethics of Making Boundaries, Cambridge: Cambridge University Press.

Calhoun, C. 2007, Nations Matter. Culture, History, and the Cosmopolitan Dream, London: Routledge.

Canovan, M., 1996, Nationhood and Political Theory, Cheltenham: Edward Elgar.

–––, 2000, “Patriotism Is Not Enough,” British Journal of Political Science, 30: 413–432.

–––, 2001, “Sleeping Dogs, Prowling Cats and Soaring Doves: Three Paradoxes in the Political Theory of Nationhood,” Political studies, 49: 203–215.

Carens, J., 2013, The Ethics of Immmigration, Oxford: Oxford University Press.

Casertano, S., 2013, Our Land, Our Oil! Natural Resources, Local Nationalism, and Violent Secession, Wiesbaden: Springer.

Chatterjee, D.K. and B. Smith (eds.), 2003, Moral Distance, The Monist, Volume 86, Number 3.

Christiano, T., 2008, “Immigration, Community and Cosmopolitanism” in San Diego Law Review, 933(Nov–Dec): 938–962.

–––, 2012, “The Legitimacy of International Institutions,” in A. Marmor (ed.), The Routledge Companion to Philosophy of Law, London: Routledge.

Christiano, T. and Christman, J. (eds.), 2009, Contemporary Debates in Political Philosophy, Oxford: Wiley Blackwell.

Cohen, J. (ed.), 1996, For Love of Country: Debating the Limits of Patriotism, Boston: Beacon Press.

Colm Hogan, P., 2009, Understanding Nationalism: On Narrative, Cognitive Science and Identity, Ohio: Ohio State University Press.

Couture, J., K. Nielsen and M. Seymour (eds.), 1998, Rethinking Nationalism, Canadian Journal of Philosophy, Supplemental Volume 22.

Crowley, B.I., 1987, The Self, the Individual and the Community, Oxford: Clarendon Press.

Dagger, R., 2009, “Individualism and the Claims of Community” in T. Christiano and J. Christman (eds.) 2009, PAGES.

De Schutter, H. and Tinnevelt, R. (eds.), 2011, Nationalism and Global Justice – David Miller and His Critics, London: Routledge.

DeLange, D., 2010, The Embeddedness of Nations, London: Palgrave Macmillan.

Delanty, G. and Kumar, K. (eds.), 2006, The SAGE Handbook of Nations and Nationalism, Thousand Oaks, CA: Sage Publications.

Derks, T. and N. Roymans (eds.), 2009, Ethnic Constructs in Antiquity-The role of Power and Tradition, Amsterdam: University of Amsterdam Press.

Eisenberg, A., and J. Spinner-Halev (eds.), 2005, Minorities Within Minorities, Cambridge: Cambridge University Press.

Feltham, B. and Cottingham, J. (eds.), 2010, Partiality and Impartiality: Morality, Special Relationships, and the Wider World, Oxford: Oxford University Press.

Frost, C., 2006, Morality and Nationalism, London: Routledge.

Gans, C., 2003, The Limits of Nationalism, Cambridge: Cambridge University Press.

Gat, A. and Yakobson, A., 2013, Nations: the long history and deep roots of political ethnicity and nationalism, Cambridge: Cambridge University Press.

Glenn, J., 1997, “Nations and nationalism: Marxist approaches to the subject,” Nationalism and Ethnic Politics, 3(2): 79–100).

Gellner, E., 1983, Nations and Nationalism, Oxford: Blackwell.

Геллнер Э. (1991) Нации и национализм. — М.: Прогресс. 

Goetze, D., 2001, “Evolutionary Theory,” in Motyl (ed.) 2001.

Goodin, R. E., 2006, “Liberal Multiculturalism: Protective and Polyglot,” Political Theory, 34(3): 289–303.

Greenfeld, L., 2001, The spirit of capitalism : nationalism and economic growth, Cambridge, MA: Harvard University Press.

–––, 2005,“Nationalism and the Mind,” Nations and Nationalism, 11(3): 325–41.

Iyall Smith, K.E., and Leavy, P. (eds.), 2008, Hybrid Identities: Theoretical and Empirical Exampinations, Leiden: Brill.

Habermas, J., 1996, Between Facts and Norms: Contribution to a Discourse Theory of Law and Democracy, Cambridge: Polity Press.

Hale, H.E., 2008, The Foundations of Ethnic Politics, Cambridge: Cambridge University Press.

Hardin, Russell, 1985, One for All, The Logic of Group Conflict, Princeton: Princeton University Press.

Hastings, A., 1997, The construction of nationhood: Ethnicity, Religion and Nationalism, Cambridge: Cambridge University Press.

Hearn, J., Kukathas, Ch., Miller, D., and Yack, B., 2014, “Debate on Bernard Yack's book Nationalism and the Moral Psychology of Community,” Nations and Nationalism, 20(3): 395–414,

Hechter, M., 2001, Containing Nationalism, Oxford: Oxford University Press.

Held, D., 2003, “Cosmopolitanism: globalisation tamed?,” Review of International Studies, 29: 465–480.

Hendrix, B.A., 2008, Ownership, Authority, and Self-Determination: Moral Principles and Indigenous Rights Claims, University Park: Pennsylvania State University Press.

Hobsbawn, E.J., 1990, Nations and Nationalism since 1780: Programme, Myth, Reality, Cambridge: Cambridge University Press.

Хобсбаум Э. (1998) Нации и национализм после 1780 года. — СПб.: Алетейя.

Hutchinson, J., 2005, Nations as Zones of Conflict, London: Sage; see also the debate on this book in Nations and Nationalism, 14(1) (2008): 1–28.

Joppke, C. and S. Lukes (eds.), 1999, Multicultural Questions, Oxford: Oxford University Press.

Kaldor, M., 2004, “Nationalism and Globalisation,” Nations and Nationalism, 10(1–2): 161–177.

Kedourie, E., 1960, Nationalism, London: Hutchison.

Кедури Э. (2010) Национализм. — СПб.: Алетейя.

Kim, Sung Ho, 2002, “Max Weber's Liberal Nationalism”, History Of Political Thought, XXIII(3): 432–457.

Kohen, M.G. (ed.), 2006, Secession, International Law Perspectives, Cambridge: Cambridge University Press.

Kohn, H., 1965, Nationalism: its meaning and history, New York: Van Nostrand Reinhold Company.

Kok-Chor Tan, 2004, Justice Without Borders: Cosmopolitanism, Nationalism and Patriotism, Cambridge: Cambridge University Press.

–––, 2011, “Nationalism and Global Justice: A Survey of Some Challenges,” in Aurelio, D.P., De Angelis, G. and Queiroz, R. (eds.), Sovereign Justic, Global Justice in a World of Nations, Berlin/New York: de Gruyter.

–––, 2012, Justice, Insitution and Luck, Oxford: Oxford University Press.

Kolers, A., 2009, Land, Conflict and Justice, Cambridge: Cambridge University Press.

Kukathas, C., and R. Poole (eds.), 2000, Australasian Journal of Philosophy (Special Issue on Indigenous Rights), Volume 78.

–––, 2003, The Liberal Archipelago: A Theory of Diversity and Freedom, Oxford: Oxford University Press.

Kuran Burcoglu, N. (ed.), 1997, Multiculturalism: Identity and Otherness, Istanbul: Bogazici University Press.

Kymlicka, W. (ed.), 1995, The Rights of Minority Cultures, Oxford: Oxford University Press.

–––, 1995b, Multicultural Citizenship, Oxford: Oxford University Press.

–––, 2001, Politics in the vernacular, Oxford: Oxford University Press.

–––, 2003, “Liberal Theories of Multiculturalism,” in L.H. Meyer, S.L. Paulson, and T.W. Pogge (eds.), Rights, culture and the Law, Oxford: Oxford University Press.

–––, 2003a, “Futures of nationalism,” in Özkirimli, U. (ed.), Nationalism and its Futures, London: Palgrave Macmillan.

–––, 2007, “Community and Multiculturalism,” in Goodin, R. and Pettit, P. (eds.), A Companion to Contemporary Political Philosophy, Oxford: Blackwell.

–––, 2007a, Multicultural Odysseys: Navigating the New International Politics of Diversity, Oxford: Oxford University Press.

Kymlicka, W., and A. Patten (eds.), 2004, Language Rights and Political Theory, Oxford: Oxford University Press.

Lægaard, S., 2007, “Liberal nationalism and the nationalisation of liberal values,” Nations and Nationalism, 13(1): 37–55.

Lagerspetz, O., 2000, “On National Belonging” in Miscevic (ed.) 2000.

Laitin, D., 1998, Identity in Formation: The Russian-Speaking Populations in the Near Abroad, Ithaca: Cornell University Press.

–––, 2001, “Political Science” in Motyl (ed.) 2001.

–––, 2007, Nations, States, and Violence, Oxford: Oxford University Press.

Laitin, D.D., and R. Reich, 2004, “A Liberal Democratic Approach to Language Justice,” in W. Kymlicka and A. Patten (eds.), Language Rights and Political Theory, New York: Oxford University Press.

Lecours, A. and Moreno, L. (eds.), 2010, Nationalism and Democracy: Dichotomies, Complementarities, Oppositions, London: Routledge.

Leoussi, A.S., and Grossby, S. (eds.), 2007, Nationalism and Ethnosymbolism: History, Culture and Ethnicity in the Formation of Nations, Edinburgh: Edimburgh University Press.

Levy, J., 2000, Multiculturalism of Fear, Oxford: Oxford University Press.

Lichtenberg, J., 1997, “Nationalism, For and (Mainly) Against,” in McKim & McMahan (eds.) 1997.

MacCormick, N., 1982, Legal Right and Social Democracy, Oxford: Clarendon Press.

MacIntyre, A., 1994, “Is Patriotism a Virtue,” in Communitarianism, M. Daly (ed.), Belmont, CA: Wadsworth.

Malesevic, S. and Haugaard, M. (eds.), 2007, Ernst Gellner and Contemporary Social Thought, Cambridge: Cambridge University Press.

–––, 2011, “The chimera of national identity,” Nations and Nationalism, 17(2): 272–290.

Margalit, A., 1997, “The Moral Psychology of Nationalism,” in McKim and McMahan (eds.) 1997.

Margalit, A. and J. Raz, 1990, “National Self-Determination”, The Journal of Philosophy, 87(9): 439–461.

Markell, P., 2000, “Making Affect Safe for Democracy: On ‘Constitutional Patriotism’,” Political Theory, 28(1): 38–63.

Mason, A., 1999, “Political Community, Liberal-Nationalism and the Ethics of Assimilation,” Ethics, 109: 261–286.

Meadwell, H., 2012, “Nationalism chez Gellner,” Nations and Nationalism, 18(4): 563–582.

–––, 2014, “Gellner redux?”, Nations and Nationalism, 20(1): 18–36.

McCabe, D., 1997, “Patriotic Gore Again,” The Southern Journal of Philosophy, 35: 203–223.

McKim, R. and McMahan, J. (eds.), 1997, The Morality of Nationalism, Oxford: Oxford University Press.

Meinecke, F., 1965 [1924], Machiavellism, New York: Praeger.

Meisels, T., 2009, Territorial Rights, New York: Springer, 2nd edition.

Miller, D., 1992, “Community and Citizenship,” in Avineri and de Shalit 1992.

–––, 1995, On Nationality, Oxford: Oxford University Press.

–––, 2000, Citizenship and National Identity, Oxford: Blackwell.

–––, 2005a, Crooked Timber or Bent Twig? Isaiah Berlin's Nationalism, Political Studies, 53: 100–123

–––, 2005b, “Immigration: The Case for Limits,” in A. Cohen and C. Wellman (eds.), Contemporary Debates in Applied Ethics, Oxford; Blackwell.

–––, 2007, National Responsibility and Global Justice, Oxford: Oxford University Press.

–––, 2013, Justice for Earthlings, Essays in Political Philosophy, Cambridge: Cambridge University Press.

Miller, D. and Hashmi, S. (eds.), 2001, Boundaries and Justice: Diverse Ethical Perspectives, Princeton: Princeton University Press.

Miscevic, N. (ed.), 2000, Nationalism and Ethnic Conflict. Philosophical Perspectives, La Salle and Chicago: Open Court.

–––, 2001, Nationalism and Beyond, Budapest, New York: Central European University Press.

Moore, M. (ed.), 1998, National Self-Determination and Secession, Oxford: Oxford University Pressb.

–––, 2001, “Normative justifications for liberal nationalism: justice, democracy and national identity,” Nations and Nationalism, 7(1): 1–20.

–––, 2009, “Communitarianism and the Politics of Identity” in T. Christiano and J. Christman (eds.) 2009, PAGES.

Morgenthau, H., 1946, Scientific Man vs. Power Politics, Chicago: University of Chicago Press.

Motyl, A. (ed.), 2001, Encyclopedia of Nationalism (Volume 1), New York: Academic Press.

Nielsen, K., 1998, “Liberal Nationalism, Liberal Democracies and Secession,” University of Toronto Law Journal, 48(2): 253–295.

–––, 1998–99, “Cosmopolitanism, Universalism and Particularism in the age of Nationalism and Multiculturalism,” Philosophical Exchange, 29: 3–34.

O'Neill, 2000, Bounds of Justice, Cambridge: Cambridge University Press.

Okin, S. M., 1999, “Is Multiculturalism Bad for Women?” and “Response,” in Boston Review, 1997; reprinted with some revisions in «Is Multiculturalism Bad for Women?» J. Cohen, M. Howard, and M. Nussbaum (eds.), Princeton: Princeton University Press.

–––, 2002, “ ‘Mistresses of Their Own Destiny’: Group Rights, Gender, and Realistic Rights of Exit,” Ethics, 112: 205–230.

–––, 2005, “Multiculturalism and Feminism: No Simple Question, No Simple Answers,” in Eisenberg and Spinner-Halev (eds.) 2005.

Oldenquist, A., 1997, “Who Are the Rightful Owners of the State?,” in P. Kohler and K. Puhl (eds.), Proceedings of the 19th International Wittgenstein Symposium, Vienna: Holder Pichler Tempsky.

Özkirimli, U., 2003, “The nation as an artichoke? A critique of ethnosymbolist interpretations of nationalism,” Nation and nationalism, 9(3): 339–355.

Patten, A. , 2003, “Liberal Neutrality and Language Policy,” Philosophy and Public Affairs, 31(4): 356–386.

Pavković, A. and P. Radan (eds.), 2007, Creating new states : theory and practice of secession, London: Ashgate.

Pogge, T., 1997, “Group Rights and Ethnicity,” in I. Shapiro and W. Kymlicka (eds.), Ethnicity and Group Rights, Nomos Volume XXXIX, New York: New York University Press.

–––, 2001, “Rawls on International Justice,” The Philosophical Quarterly, 51(203): 246–53.

–––, 2002, World Poverty and Human Rights, Cambridge: Polity Press.

Putnam, H., 1996, “Must we choose between patriotism and universal reason?,” in Cohen, J. (ed.) 1996.

Патнэм Х. (2006) Должны ли мы выбирать между патриотизмом и универсальным

разумом? // Логос # 2 2006 (53). С. 120-125.

Rawls, J., 1999, The Law of Peoples, Cambridge, MA: Harvard University Press.

Renan, E., 1882, “What is a nation?,” in Nation and Narration, H. Bhabha (ed.), London: Routledge; reprinted in Nationalisms, J. Hutchinson and A. Smith (eds.), Oxford: Oxford University Press.

Ренан Э. Что такое нация? Электронный источник: http://hrono.ru/statii/2006/renan_naci.php

Risse, M., 2012a, “Global Justice” in Estlund, D., The Oxford Handbook of Political Philosophy, Oxford: Oxford University Press.

–––, 2012b, On Global Justice, Princeton: Princeton University Press.

Roshwald, Aviel, 2006. The Endurance of Nationalism: Ancient Roots and Modern Dilemmas, Cambridge: Cambridge University Press.

Satz, D., Sutton, M., and Reich, R. (eds.), 2009, Toward a Humanist Justice: The Political Philosophy of Susan Moller Okin, Oxford: Oxford University Press.

Searle-White, J., 2001, The Psychology Of Nationalism, New York: Palgrave.

Seymour, M., 1999, La nation en question, Montreal: L'Hexagone.

–––, 2000, “On Redefining the Nation,” in Miscevic (ed.).

Shapiro, I., and Kymlicka, W. (eds.), 1997, Ethnicity and Group Rights, Nomos, Volume XXXIX, New York: New York University Press.

Shapiro, I. and Brilmayer, L. (eds.), 1999, Global Justice, Nomos, Volume XLI, New York: New York University Press.

Simmons, A.J., 2001. “On The Territorial Rights of States,” Philosophical Issues, 11: 300–26.

Smith, A.D., 1991, National Identity, Penguin, Harmondsworth.

–––, 2001, Nationalism, Cambridge: Polity Press.

–––, 2003, “The poverty of anti-nationalist modernism,” Nation and nationalism, 9(3): 357–370.

–––, 2008a. The cultural foundations of nations: hierarchy, covenant and republic, Oxford: Blackwell Publishing

–––, 2008b, “Opening remarks,” Nations and Nationalism, 14(4): 637–663.

–––, 2009, Ethno-symbolism and nationalism: A cultural approach, London: Routledge.

–––, 2011, “National identity and vernacular mobilization in Europe”, Nations and Nationalism, 17(2): 223–256.

Sober, E., and D.S. Wilson, 1998, Unto Others, Cambridge, MA: Harvard University Press.

Spinner-Halev, J., 2008, “Democracy, Solidarity and Post-nationalism,” Political Studies, 56: 604–628.

Steiner, H., 1999, “Just Taxation and International Redistribution,” in Shapiro and Brilmayer (eds.) 1999, 171–91.

Tajfel, H., 1981, Human groups and social categories, Cambridge: Cambridge University Press.

Tamir, Y., 1993, Liberal Nationalism, Princeton: Princeton University Press.

Taylor, C., 1989, Sources of the Self, Cambridge: Cambridge University Press.

–––, 1993, Reconciling the Solitudes, Montreal: McGill-Queen's University Press.

Tully, J., 1994, An Approach to Political Philosophy: Locke in Contexts, Cambridge: Cambridge University Press.

Twining, W. (ed.), 1991, Issues of Self-determination, Aberdeen: Aberdeen University Press.

Vick, B., 2007, “Of Basques, Greeks, and Germans: Liberalism, Nationalism, and the Ancient Republican Tradition in the Thought of Wilhelm von Humboldt”, Central European History, 40(4): 653–681.

Vincent, A., 2001, “Political theory”, in Motyl (ed.) 2001.

Waldron, J., 1992, “Superseding Historic Injustice,” Ethics, 103(1): 4–28.

Walker, R., 2001, «Postmodernism», in Motyl (ed.) 2001.

Walzer, M., 2002, “Passion and politics”, in Philosophy and Social Criticism, 28(6): 617–633.

–––, 2004, Arguing about War, New Haven & London: Yale University Press.

Weber, M., 1970, From Max Weber, H. H. Gerth and C. Wright Mills (trans.), London: Routledge.

Wellman, C.H., 2005, A Theory of Secession: The Case for Self- Determination, Cambridge: Cambridge University Press.

Williams, M.C., 2007, “ Morgenthau now: Neoconservatism, national greatness, and realism,” in M. C. Williams, Realism Reconsidered The Legacy of Hans Morgenthau in International Relations, Oxford: Oxford University Press.

Wimmer, A., 2013, Waves of War: Nationalism, State Formation and Ethnic Exclusion in the Modern World, Cambridge: Cambridge University Press.

Другие интернет-источники

Nussbaum, M. C. 2002, “Beyond the Social Contract: Toward Global Justice,” Tanner Lecture, Australian National University.

Waldron, J., 2005, “Proximity as the Basis of Political Community.”

The Warwick Debates, спор между Э. Геллнером и А. Смитом в Лондонской школе экономики.  

ARENA: Centre for European Studies; 

Global Policy Forum. Здесь можно найти статьи о будущем национальных государств.

Academy of European Law, at the European University Institute.

Territory and Justice network: repository of pre-publication papers.