концепции

Поделиться статьей в социальных сетях:

в избранное

Супервентность в этике

Ссылка на оригинал: Stanford Encyclopedia of Philosophy

Впервые опубликовано 7 октября 2015г.

Нередко мы задумываемся об этическом значении ситуаций, которые только могут произойти. Иногда люди спрашивают себя, было ли бы неправильным нарушить обещание, которое в действительности они сдержали. Подобными примерами не исчерпывается все содержание возможного — или, говоря шире, модального — в нашем этическом мышлении. Скорее, мы также склонны держаться в наших этических обязательствах определенной модальной структуры. Чтобы это показать, рассмотрим пример. Представим, что сотрудник банка незаконно присвоил деньги своего клиента. Если мы представим, сколько украл сотрудник банка и как; доверие, оказанное ему клиентами; то, что он сделал с деньгами; все последствия его действий в ближайшей и долгосрочной перспективе; и так далее, то окажется, что никакое другое действие, которое было бы во всех этих отношениях схожим с этой кражей, было бы невозможно: разве что это второе действие было бы хорошим, а не дурным. Подобные примеры демонстрируют необходимую связь: этический характер поступка банковского сотрудника не может измениться, если не изменятся некоторые другие факты.

В то время как этот пример с хищением средств предполагает конкретную необходимую связь, многие философы также находят весьма вероятным, что существуют и общие необходимые связи между этическими свойствами и не этическими. Например, многие философы были склонны принять следующее положение: 

Исходный тезис.

Не может быть никакого этического различия между двумя возможными положениями дел или действиями без того, чтобы соответствующее различие также имело место и на уровне естественных свойств.

Р. М. Хейр (Hare 1952) называет такую необходимую обусловленность этической супервентностью. Этот тезис играет ключевую роль в спорах за и против различных влиятельных этических воззрений. Эта статья призвана представить идею этической супервентности и показать ее философскую значимость. В ней рассматриваются различные конкретизации тезиса о супервентности этического, а также основные аргументы в его пользу. Далее, в рамках статьи рассматриваются аргументы, принимающие этическую супервентность в качестве своей предпосылки, а также высказывается ряд сомнения в том, что этическая супервентность имеет то значение, которые ей приписывается в подобных аргументах.

Концептуализация этической супервентности

Многие философы, используя в качестве предпосылки идею супервентности, надеются открыть новые этические аргументы. Однако существует множество различных версий этической супервентности, которые могли бы заинтересовать философов. Понимание различий между этими версиями могло бы помочь прояснить, какая из них заслуживает нашей поддержки. Это также важно, поскольку различное понимание супервентности будет фундировать различные этические позиции.

В начале стоит коротко охарактеризовать ключевые особенности отношений супервентности, как они сегодня представлены в метафизике (см.: supervenience). Отношения супервентности обычно понимаются как отношения между двумя классами свойств. Рассмотрим следующее утверждение: определенный класс свойств — свойства А — не может изменяться без того, чтобы также не изменились свойства В. В этом утверждении свойства А являются супервентными, а свойства В субвентными, или базовыми.

Отношения супервентности являются ковариативными отношениями, которые имеют три логических свойства: они рефлексивные, транзитивные и не-симметричные. Утверждение, что супервентность рефлексивна, означает, что всякий набор свойств также супервентен на самом себе: для всякого класса свойств А верно, что никакое различие в нем не может иметь места без соответствующего различия в классе свойств А. Утверждение о том, что супервентность транзитивна, означает, что: если свойства А супервентны на свойствах В, при этом свойства В супервентны на свойствах С, тогда свойства А супервентны на свойствах С. Утверждение о том, что супервентность не-симметрична, означает, что супервентность сопоставима либо с симметрией (А супервентно В, и В супервентно А, как это было в случаях этической супервентности или супервентности по отношению к самому себе), либо с асимметрией (А супервентно В, но В не супервентно А, как это бывает в случаях отношений между биологическим и микрофизическим).

Эти утверждения показывают, насколько полезным оказалось введение термина «супервентность» в современную метафизику. Следует подчеркнуть этот момент, поскольку история использования данного понятия содержит множество примеров, когда его значение разнилось с тем, что установилось в современной метафизике. Например, какое-то время как в метафизике, так и в этике считалось, что супервентность является отношением именно асимметричной зависимости (или выступает его заменителем).

Такое использование понятия «супервентность» противоречит принятому сегодня.

Речь идёт о терминологической ясности, а не о содержательном препятствии для обсуждения таких ассиметричных отношений. Это не является препятствием для описания других отношений, которые обеспечивают асимметрию или объяснительную силу, если в этом есть необходимость. Например, можно было бы назвать асимметричные отношения, которые сохраняются, когда А супервентно В, но В при этом не супервентно А. Или можно было бы также упомянуть отношения, которые сохраняются, когда супервентность сопровождается адекватным объяснением. Одним из видов этих объяснительных отношений была «сверх-супервентность» (superdupervenience) (Horgan 1993: 566). Не так давно многие философы полагали, что определенное асимметричное отношение зависимости — обоснование (grounding) — является ключевым для метафизики. (См. metaphysical grounding)

Однако, принимая во внимание современную стандартную модель классификации (regimentation), супервентность устанавливает определённую модель ковариации между классами свойств, при этом они не претендуют на объяснение этой модели, в отличие от обоснования или сверх-супервентности. Этот аспект является ключевым для ряда доказательств этической суперветности, как мы это увидим ниже.

Эти уточняющие замечания позволяют нам поставить четыре центральных вопроса, которые могут быть использованы для развития альтернативных тезисов супервентности:

— Как лучше описать, каким свойствам супервентны этические свойства?

— Должны ли мы описывать супервентность этического через факты относительно индивидов или же относительно всех возможных миров?

— Какова модальная сила отношений супервентности? Распространяется ли она только на миры с теми же законами природы, как у нас, или на все метафизически, концептуально или «нормативно» возможные миры?

—До сих пор я представлял этическую супервентность как тезис о том, что уже есть; но не лучше ли представить его как некоторое  обязательство относительно наших этических установок?

Следующие четыре подраздела рассматривают эти вопросы по очереди. Перед тем, как к ним обратиться, стоит коротко обратить внимание на другое затруднение — на каком классе супервентных свойств нам стоит здесь сфокусироваться? Исследование тематической литературы дает несколько предположений: релевантные супервентные свойства характеризуются как этические, моральные, оценочные или нормативные. Природа каждой из этих категорий, как и отношения между ними, противоречива. Например, некоторые философы подвергнут сомнению нормативный авторитет морали, в то время как другие будут рассматривать нормативность как очень широкое понятие, включающее всякое правило или конвенцию, которыми руководствуются в различной деятельности, будь то правила игры в шахматы или этикет. Здесь мы не будем исследовать эти интересные проблемы. Вместо этого мы будем исходить из того, что значимость супервентности одинакова для каждого из этих классов свойств. Для сохранения единообразия и последовательности мы сосредоточимся только на этических свойствах.

Чему супервентна этика? 

Довольно удивительно, что идея супервентности этического кажется убедительной, несмотря на трудность определения того, чему оно супервентно, что одновременно неоспоримо и представляет определенный теоретический интерес (дальнейшее обсуждение вопроса см. Раздел 5.4.). В этом разделе мы кратко охарактеризуем то, чему супервентно этическое, а также обсудим некоторые сложности, с которыми сталкиваются подобные определения.

Мы уже представили супервентность выше — в «Исходном тезисе», — предположив, что этическое супервентно естественным свойствам. Это наиболее распространенное представление об этической суперветности в исследовательской литературе. Однако у этого представления есть по меньшей мере две трудности. Первое затруднение — это двусмысленность: понятие «естественный» описывается в метаэтике огромным количеством способов (см. введение к статье moral non-naturalism, где дан краткий обзор определений естественного; а также см. McPherson 2015, §3–4).

Вторая сложность состоит в том, что многие представления о естественном по сути являются контрпримерами  естественного  к Исходному тезису. Например, многие философы склонны противопоставлять естественным свойствам сверхъестественные. Даже если мы предположим, что в действительности не существует сверхъестественных свойств, мы все равно можем допустить, что такие сущности возможны. Однако это, в свою очередь, может свидетельствовать о том, что две возможные ситуации могут быть идентичными с точки зрения естественных свойств, но этически различными. Например, они могут быть различными из-за этически значимых взаимодействий между сверхъестественными сущностями (см. Klagge 1984, 374–5; для более глубокого ознакомления см. McPherson 2015, 134–5).

В силу подобных затруднений само представление о том, что этическое супервентно естественному, может быть отвергнуто как ложное; вместо этого мы можем предположить, что этическое супервентно не-этическому. Такое предположение выглядит многообещающим: тогда смысл ситуации с кражей в банке состоит в том, что для того, чтобы в действиях сотрудника банка имелось этическое различие, необходимо некое не-этическое различие, независимо от того, естественное оно или нет. Однако и здесь есть существенная сложность в описании основания суперветности (ср. Sturgeon 2009: 70–72), которую легко можно показать на примере. Некоторые философы симпатизируют амбициозной редуктивной гипотезе в этике. Согласно одному из таких примеров, этическое свойство добродетели просто идентично приятности. В силу того, что они обладают идентичными свойствами, эта редукция влечет за собой признание приятности этическим свойством. Некоторые философы также считают, что определенные экспериментальные или «качественные» свойства, такие как приятность, сами по себе уже метафизически фундаментальны, так, что два возможных обстоятельства могут отличаться лишь количеством приятности, которые они содержат.

Вместе эти пункты приводят к выводу, что два мира в этическом отношении могут различаться только количестве содержащейся в них добродетели/приятности. Этот вывод несовместим с суперветностью этического на не-этическом, однако не означает, что мы тотчас же должны отбросить положения, которые к нему приводят. Это, в свою очередь, может привести нас к мысли, что спор о супервентности этического на не-этическом по меньшей мере имел бы смысл.

Можно избежать этой проблемы, предположив, что этическое супервентно на всех свойствах. Но такая формулировка обретает убедительность ценой тривиализации. Этические различия являются различиями, так что очевидно, что никакие этические различия невозможны без присутствия каких-то различий. В свете этой тривиальности, это определение супервентности оказывается неспособным обнаружить в этической супервентности ничего, что бы могло представлять для нас философский интерес.

Одно из альтернативных определений того, чему супервентна этика, опирается на различие в языке. Некоторые философы полагают, что мы можем интуитивно различить оценочный предикат (будь то «верный», «добродетельный» и пр.) от дескриптивного (как, например, «круглый», «ускоренный», «барсук» и пр.). Тогда мы можем поставить вопрос о связи между свойствами этих двух типов предикатов. Фрэнк Джэксон утверждал, что это позволит нам сформулировать тезис этической супервентности: не существует никакого различия, которое можно было бы сформулировать помощью оценочных предикатов, между состояниями, идентичными во всех свойствах, выраженных дескриптивными предикатами (Jackson 1998: 118–125).

Похоже, что позиция Джексона избегает тривиализации, поскольку оценочные и дескриптивные предикаты различны. Однако это окольное движение через язык встречает существенные сложности. Одно затруднение касается выразительной силы языка, подобного нашему: если она ограничена, тогда, по-видимому, возможны такие этические различия между положениями дел, которые не коррелируют с дескриптивными различиями, могущими выражаться в языке, подобным нашему (см.: Sturgeon 2009: 73–79).

Вторая проблема связана с сомнением относительно того, является ли различие между дескриптивными и оценочными предикатами различием именно семантических свойств, как предполагает Джэксон. С одной из противоположных точек зрения, оценивание может быть отличительным прагматическим свойством целых речевых актов (см.: Sundell).

Перед лицом этих трудностей некоторые философы пытались развить описания базового свойства, которое были бы достаточно основательным для того, чтобы этическая супервентность была диалектической, но избегала бы при этом всех обозначенных выше проблем. Например, Ридж (Ridge 2007) полагал, что этическое супервентно на не-этическом или дескриптивном. Также в рамках обсуждения различных позиций касательно супервентности и нон-натурализма (non-naturalism) была предложена точка зрения, что этическое супервентно классу свойств, который не является классом этических свойств, как их понимает нон-натурализм (McPherson 2012).

Как показывает этот краткий обзор, все еще недостаточно ясно, как описать то, по отношению к чему супервентна этика, так, чтобы тезис об этической супервентности был одновременно и убедительным, и представлял теоретический интерес. Теперь, когда основные затруднения стали очевидны (особенно с помощью Sturgeon 2009), перед нами открывается потенциально важная область для будущих исследований. Следующее рассуждение в значительной степени оставляет эти дискуссии позади, и разговор пойдет о супервентности этических свойств на «базовых свойствах» как о временной замене удовлетворительного описания этих базовых свойств.

Рассмотрим следующий редуктивный взгляд, согласно которому модальная связь между этическими и базовыми свойствами следует из сущности (или «реальных определений») определённых свойств. Если эссенциалистские объяснения правомерны, то, по-видимому, с их помощью будет легко объяснить супервентность этического. Отчасти идея реального определения заключается в необходимости того, что ничто не может пережить утрату одного из определяющих его свойств. Тогда, если правильности было дано реальное определение исключительно с точки зрения базовых свойств, то снова будет ясно, почему не может быть никакого различия в правильности без различия в базовых свойствах.

Пример из метафизической супервентности, предложенный выше, кажется, не способен противостоять редуктивной теории любого вида, поскольку обе теории способны объяснить супервентность и, следовательно, избежать обращения к отношениям грубой необходимости внутри связи между этическими свойствами и базовыми свойствами.

Теренс Хорган и Марк Тиммонс утверждают, что даже если этический реалист одобряет редукцию, он сталкивается с другой проблемой объяснения прежде, чем он сможет в полной мере объяснить супервентность: даже если добродетель, например, идентична неким конкретным естественным свойствам, ему еще необходимо объяснить, почему именно это естественное свойство, а не любое другое, следует считать правильным значением термина «добродетель» (Horgan and Timmons 1992: 230). Это справедливое требование объяснения, если мы понимаем его как знакомое нам требование предоставить убедительную теорию референции для этических терминов (требование, которое Хорган и Тиммонс проницательно продавили). Однако похоже, что это требование не имеет ничего общего с супервентностью. Либо реалист, придерживающийся редуктивного натурализма, может объяснить значение «неправильного», и в этом случае он также сможет объяснить и супервентность, либо он не может объяснить значение «неправильного», тогда его позиция неубедительна по причинам, которые не имеют ничего общего с супервентностью.

Как показывает этот краткий обзор, все еще недостаточно ясно, как описать то, по отношению к чему супервентна этика, так, чтобы тезис об этической супервентности был одновременно и убедительным, и представлял теоретический интерес. Теперь, когда основные затруднения стали очевидны (особенно с помощью Sturgeon 2009), перед нами открывается потенциально важная область для будущих исследований. Следующее рассуждение в значительной степени оставляет эти дискуссии позади, и разговор пойдет о супервентности этических свойств на «базовых свойствах» как о временной замене удовлетворительного описания этих базовых свойств.

Структура этической супервентности

Существует множество возможных структур ковариативности, которые в литературе по современной метафизике относят к супервентности. Для наших целей будет удобно различить четыре наиболее влиятельных формулировки. (Литература о супервеноности бывает нескольких типов; см. статью supervenience, которая представляет собой превосходное введение, из которого эта статья заимствует некоторые формулировки, использованные ниже. В этом обзоре также описаны полезные дискуссии об отличии супервентности от других метафизический отношений, с которыми ее часто связывают. К различию между супервентностью и схожим понятием следования (entailment), которое обсуждается в Разделе 3.2 этой статьи, особенно уместно обратиться в рамках темы данного подраздела).

Одно особенно важное структурное отличие касается того, относится ли тезис к свойствам индивидов (супервентность индивидов) или определяется в терминах целого возможных миров (глобальная супервентность). Этические свойства глобально супервентны базовым свойствам:

Глобальная [супервентность]. 

Для всяких [возможных] миров w1 и w2, если в w1 и w2 имеется один и тот же паттерн распределения базовых свойств, то в них имеется точно такой же меж-мировой паттерн распределения этических свойств (см. статью supervenience).

Тезисы индивидуальной супервентности так названы потому, что они эксплицитно устанавливают паттерны реализации (instantiation) свойств индивидами (а не в целом возможных миров). Эти тезисы различаются в зависимости от того, является ли утверждаемая ими ковариация локализованной в одном возможном мире (слабая индивидуальная супервентность) или же распространяется на целый ряд возможных миров (сильная индивидуальная суперветность).

Слабая версия.

Необходимо, что, если х обладает некоторыми этическими свойствами F, то имеется по меньшей мере одно базовое свойство G, такое, что х обладает свойством G, и всё, что обладает G, обладает также и F (ср.: supervenience).

Этические свойства сильной супервентности на базовых свойствах: 

Сильная версия.

Необходимо, что, если х обладает некоторыми этическими свойствами F, то имеется по меньшей мере одно базовое свойство G, такое, что х обладает свойством G, и с необходимостью всё, что обладает G, обладает также и F (ср.: supervenience).

Общепринято, что сильная супервентность влечет за собой глобальную и слабую супервентность; исследователи спорят, влечёт ли глобальная супервентность сильную версию супервентности (см.: раздел 4.3 статьи supervenience).

Ключевое различие между Слабой и Сильной версиями супервентности состоит во втором операторе необходимости в Сильной версии. Его формулировка звучит так: слабая супервентность требует ковариации между определёнными парами свойств только внутри возможных миров, в то время как сильная супервентность требует ковариации между конкретными парами свойств по всем возможным мирам. Чтобы сделать это различие более наглядным, можно сказать: слабая этическая супервентность совместима с тем грубым фактом, что правильность ковариирует (covaries) с максимизацией счастья в одном возможном мире, удовлетворением категорическому императиву в другом и с экземплификацией добродетели  в третьем. Напротив, сильная версия супервентности требует наличия некоего базового свойства, которое ковариирует с правильностью в каждом возможном мире.

Рассмотрим другое важное отношение индивидуальной этической супервентности, идею которого мы встречаем у Брайана Маклафлина (McLaughlin 1995: 24). Мы, однако, используем менее техническую формулировку:   

Сильное интуитивное [определение].

 Если две возможные сущности похожи во всех базовых отношениях, они похожи во всех этических отношениях.

Если мы интерпретируем здесь «возможное» как репрезентирующее метафизическую модальность, то, как отмечают и Маклафлин, и Джегвон Ним (1993: 81), отношения Сильной и Сильной интуитивной супервентности эквивалентны. Однако в Разделе 2 будет показано, про при другой интерпретации модальностей эти тезисы больше не будут эквивалентными.  

Модальная сила этической супервентности

До сих пор в этой статье мы свободно говорили о необходимости, возможности и возможных мирах. Однако мы можем говорить также о значительным образом различающихся модальностей: например, философы говорят о логической необходимости, концептуальной необходимости, метафизической необходимости, номинальной (nomic) необходимости и нормативной необходимости.

Цель этого раздела — быстро сориентировать читателя в основных идеях, связанных с каждым из этих понятий. Для начала рассмотрим некоторые примеры:

• 1.Все холостяки являются холостяками

• 2.Все холостяки не женаты 

• 3.Ничто не может двигаться со скоростью большей, чем скорость света 

• 4.Атом золота содержит 79 протонов

• 5.Боль — это плохо

В традиционном толковании предложение является логически необходимым, если остается истинным несмотря на любую единую или грамматически обоснованную переинтерпретацию не-логических элементов этого предложения. Предложение (1) — многообещающий пример: единственное не-логическое слово в этом предложении — это «холостяк», и истинность этого предложения сохраняется при любой единообразной и грамматически корректной интерпретации слова «холостяк». (Объяснение логических истин см. в статье logical truth. В разделе 1.1 обсуждается модальная сила логических истин.)

Напротив, (2) не является логической истиной: можно было бы с легкостью оставить его логическую структуру, но заменить значение «холостяка» или «неженатого» и получить грамматически правильное, но логически ложное предложение. Однако (2) кажется многообещающим кандидатом на роль концептуально необходимого [высказывания]. С одной точки зрения предложение концептуально необходимо (или «аналитически истинно»), если оно истинно только в силу значений и понятий, которые в него входят. Предложение (2) — классический пример. Если «холостяк» значит неженатый мужчина, тогда смысла (meaning) предложения достаточно для объяснения его истинности. (Понятие аналитичности в известном смысле спорно; подробнее см. в статье analytic-synthetic distinction).

Есть два важных замечания. Во-первых, некоторые философы станут говорить о «логической» необходимости или супервентности как о способе обсуждения того, что в этой статье мы зовем концептуальной необходимостью или супервентностью. Здесь, как и везде, важно учитывать, что именно тот или иной автор пытается выразить посредством этих терминов. Во-вторых, некоторые сторонники аналитической истины будут при этом отвергать представление о различных концептуальных модальностях (например, см. Jackson 1998, гл. 3). Эти философы, обсуждая модальные утверждения, сформулированные в терминах предложений и их интенций, могут также захватить связанные с ними феномены.

Далее рассмотрим предложение (3): оно не кажется истинным просто в силу понятий, которые оно выражает. Скорее, если оно истинно, то отражает некий важный закон природы — фундаментальную и неслучайную закономерность в нашей вселенной.

Некоторые философы думают, что подобные законы поддерживают особый вид модальности: пропозиция номинально необходимо истинна, просто если ее ложность несовместима с законами природы. Согласно этой позиции (3) номинально необходимо истинно, поскольку следует из законов, управляющих скоростью света.  

Теперь рассмотрим предложение (4). Обычно считается, что (4) с необходимостью истинно, например: вещество, состоящее в основном из атомов, которые не содержат 79 протонов в своих ядрах, не является золотом. Однако (4) по своему виду не похоже на концептуальную истину: важным открытием было то, что протоны вообще существуют, не говоря уже о количестве протонов, содержащихся в атомах золота. Далее, не похоже, что (4) отражает закон природы в том виде, в котором это делает (3): скорее, (4) непосредственно следует из того, что значит быть золотом. Такие примеры, как (4), дают нам первое представление о метафизической модальности как отличной от модальностей, рассматриваемых до сих пор.

Более спорным является понятие нормативной необходимости. Одно из возможных толкований этой идеи использует аналогию с номинальной (nomic) модальностью. Можно рассматривать номинально необходимые факты как такие, которые следуют из фактов относительно законов природы. Например, номинальная невозможность существования чего-то, что могло бы двигаться со скоростью, превышающей скорость света, является прямым следствием из существования закона природы, согласно которому не существует ничего, что могло бы двигаться со скоростью большей, чем скорость света. Кто-то мог бы таким же образом утверждать, что существуют фундаментальные нормативные законы или принципы. Предположим, что в (5) сформулирован один из таких законов. Тогда нормативная невозможность для чего-то быть благим просто в силу того, что это нечто болезненно, может быть понята как следствие из этого фундаментального нормативного закона.

Относительно каждой из этих модальностей имеется огромное множество противоречивых мнений. Для каждого вида логической, концептуальной, номинальной, метафизической и нормативной модальности некоторые философы ставят важные вопросы о том, является ли тот или иной вид модальности тщательно классифицированным  теоретически пригодным или четко отделенным от остальных модальностей. В рамках этой статьи мы не будем особенно погружаться в эти дебаты. (Обсуждение некоторых из этих проблем см. в статье varieties of modality ). Если вместо этого мы временно допустим, что каждое из этих понятий вполне легитимно, то мы должны будем спросить (см. ниже раздел 2): какова модальная сила тезиса супервентности, который мы должны принять?

Онтологическая и аскриптивная супервентность.

Тезисы этической супервентности, которые обсуждались здесь до этих пор, являются онтологическими: они предполагают различные ковариации отношений между этическими качествами и некоторыми другими свойствами. Однако Джеймс Клагге (Klagge 1988) предложил способ расширить наше понимание этической суперветности. Назовем два обстоятельства, которые мыслящий субъект считает идентичными во всех базовых отношениях, базово-идентичными. Теперь рассмотрим следующее утверждение:

Аскрипция.

Всякий, кто рассматривает базово-идентичные обстоятельства как этически различные, ошибается.

В отличие от тезисов супервентности, с которыми мы сталкивались до сих пор, Аскрипция — это прежде всего утверждение об этических суждениях: это утверждение о том, что некто, делающий два определенных этических суждения, ошибается. Клагг называет подобные утверждения аскриптивными тезисами супервентности.

В полной мере информативный аскриптивный супервентный тезис объяснил бы, как мы должны понимать ошибку, провозглашаемую Аскрипцией. Существует несколько возможностей, четыре из которых заслуживают отдельного внимания. Упомянутая ошибка может быть либо алетической — сделать по меньшей мере одно суждение с ложным содержанием, либо эпистемической — сделать по меньшей одно эпистемически необоснованное суждение. Она также может быть концептуальной —- вынести суждение таким образом, чтобы оно противоречило смыслу этических терминов. Наконец, она может быть описана как этическая — вынести суждение так, чтобы оно оказалось дурным или этически сомнительным.

Поскольку аскриптивные супервентные тезисы связаны скорее с суждениями, нежели с отношениями между классами свойств, они довольно отличны от онтологических тезисов супервентности, которые мы рассматривали до сих пор. Это можно заметить в связи с тем фактом, что можно принять Аскрипцию независимо от того, что мы думаем о существовании этических свойств. С другой стороны, между тезисами аскриптивной и онтологической супервентности существует интересная связь. Например, всякий, кто принимает Сильную интуитивную версию, придерживается версии Аскрипции с «ошибкой» алетического вида.

Итоги: варианты интерпретации этической супервентности. 

Мы начали эту статью с предположения о правдоподобности того, что этическое супервентно. Этот раздел посвящен рассмотрению данной идеи. В разделе 1.1 обсуждались различные интерпретации того, чему супервентна этика (естественному, дескриптивному и пр.). В разделе 1.2 речь шла о различных способах моделирования структуры этической супервентности (слабая, сильная и глобальная). В разделе 1.3 рассматривались различные интерпретации модальной силы в отношениях супервентности (метафизической, концептуальной, нормативной и т.д.). Наконец, в разделе 1.4 в связи с этическими суждениями было введено различие онтологического понимания супервентности и аскриптивного. Тезис о супервентности можно сделать более точным по всем этим направлениям, и все эти возможности, которые обсуждались в этом разделе, составляют головокружительное пространство для самых различных тезисов этической супервентности. Это, в свою очередь, поднимает насущный вопрос: какой из этих тезисов (если таковой вообще имеется) наилучшим образом выражает убедительность и значимость, которые философы обычно признают за этической супервентностью? Этот вопрос составляет тему следующего раздела.

Аргументы в пользу этической супервентности.

Философы зачастую принимают этическую супервентность без особых доказательств (важное исключение — Smith 2004). Частично причина этого состоит в том, что этическая супервентность рассматривается одновременно как нечто очевидное и непротиворечивое.

Однако приведенная выше дискуссия дает основания для сомнений в подобном подходе:  

Этот раздел очертит общую стратегию обоснования этической супервентности. Раздел начинается с доказательства общей идеи этической супервентности на примере Исходного тезиса (он приводится в самом начале этой статьи). Далее рассматривается вопрос о том, как эту общую стратегию можно использовать для разрешения тех противоречий, которые были рассмотрены в предыдущем разделе. 

Эта общая стратегия имеет два элемента. Первый начинается с обращения к нашему примеру с банковским сотрудником.

Этот пример обеспечивает нас специфически этическим тезисом супервентности: 

Следующий шаг этой стратегии состоит в указании на то, что в примере с сотрудником банка нет ничего специфического: мы можем представить множество подобных примеров о чем угодно, начиная с геноцида и заканчивая оскорблением соседа. Каждый подобный случай мы рассматриваем исходя из необходимой связи, которая включает этические свойства и некие базовые свойства. Теоретически было бы не очень удачно просто удовлетвориться длинным перечнем подобных необходимых связей. Вместо этого нам стоит обратиться к единственному тезису, в котором все частные тезисы смогут объединиться в один общий принцип (pattern). Этот принцип может быть выражен общим тезисом этической супервентности наподобие Исходного тезиса (сравни с McPherson 2012: 211).

Второй элемент этой общей стратегии подчеркивает независимую достоверность подобного общего тезиса супервентности. Этот элемент отталкивается от рассуждения Генри Сиджвика:

Это утверждение Сиджвика можно понимать как предположение, что, хотя, развивая наше понимание физического мира, мы стремимся придать нашим воззрениям объяснительную силу, мы должны быть готовы признать грубую контингентность: тот факт, что наши лучшие теории или объяснения включают утверждение вида «таковыми оказались изначальные условия», или (в качестве анахронизма) «то, что квантовая волновая функция коллапсирует таким образом, есть грубый факт».

В противоположность этому, мы не можем признать аналогичную идею, что ковариантность этического свойства определенному базовому свойству является грубым контингентным фактом. В силу числа их модальностей, общие тезисы этической супервентности, такие как Исходный тезис, отражают этот запрет на простую грубую этическую контингентность (ср. также с Shafer-Landau 2003: 78; Smith 2004: 225).

Две части стратегии дополняют друг друга: первая защищает общую этическую супервентность на основании унификации, который является знакомой и обобщенной теоретической добродетелью. Вторая предполагает, что у нас есть другие основания для принятия подобного общего тезиса, который проистекает из нашего понимания специфики этического поля.

Хотя Изначальным является общий тезис супервентности, он ничего не говорит о множестве проблем, затронутых в Разделе 1. Следующая задача состоит в том, чтобы расширить только что введенную нами стратегию для их рассмотрения. Перед этим важно подчеркнуть, что многие варианты, рассмотренные в Разделе 1, совместимы: например, супервентность на естественных свойствах влечет супервентность на всех свойствах. Поэтому аргумент предыдущего тезиса не является аргументом против последнего тезиса. Так как более сильные тезисы этической супервентности потенциально более проясняющие и более диалектически значимы, в этом разделе мы сфокусируемся на анализе соперничающих доводов относительно того, что представляет собой наиболее сильный обоснованный тезис этической супервентности. 

Основная стратегия, которая только что обсуждалась, имеет два этапа: на первом этапе внимательно рассматриваются случаи, на втором мы будем обращаться к более общему пониманию этического. Рассмотрим, как эта стратегия может быть применена к вопросу о том, чему супервентна этика. Обе части этой стратегии могут быть здесь полезными. Например, в Разделе 1.1 обсуждается возможные случаи  со сверхъестественными сущностями в качестве довода против супервентности этического на естественном.

С точки зрения первой части стратегии, это предполагает, что, как только мы предполагаем возможность сверхъестественных сущностей, конкретные тезисы супервентности, которые опираются на натуралистическое основание, становятся более сомнительными. С точки зрения второй части стратегии, те же случаи прекрасно сочетаются с аргументами Сиджвика: если этическое утверждение было бы истинным отчасти в силу некой сверхъестественной истины, то оно, таким образом, в строгом смысле истинным не будет. Как замечалось раннее в Разделе 1.1, характеристика того, чему супервентна этика, является открытым вопросом. Это лишь показывает, как можно применить данную стратегию для продвижения в этом вопросе.

Общая стратегия может также быть применена к вопросу структуры: например, в Разделе 1.2 отмечается, что слабая супервентность совместима с идеей, что принцип этического утилитаризма является фундаментально истинным в некоторых возможных мирах, однако ложным в других. Напротив, сильная этическая супервентность с этой идеей совместима. Многие философы убеждены, что фундаментальные этические принципы не могут контингентно изменяться таким образом, поскольку это бы снова угрожало обратить этические истины в грубые. Если это так, то идея о том, что этическая супервентность является сильным тезисом супервентности, оказывается обоснованной. С другой стороны, установление того, является ли этическая супервентность сильной или глобальной (или той, и другой), может потребовать рассмотрения метафизических противоречий, связанных с отношением между сильной и глобальной супервентностью (подробнее см. раздел 4.3.1 этой статьи).

Что можно сказать относительно модальности этической супервентности? Можно подумать, что этим вопросом мы стремимся прояснить, какого рода не-контингентности требует позиция Сиджвика. Если мы отличаем логическую необходимость от концептуальной, легко увидеть, что логическая супервентность этического является не-исходной. Истина «боль — это плохо», например, не обеспечивается логическими понятиями или синтаксисом предложения, как это происходит в предложении «все холостяки являются холостяками».

Наиболее распространенным является представление, что супервентность этического — это концептуальная истина. Здесь мы не можем просто принять общую стратегию, которую мы использовали до сих пор, поскольку ни  примеры  (cases), ни выводы из них к наилучшему объяснению (inference to the best explanation) не решают проблемы. Рассмотрим три причины, позволяющие утверждать, что этическая супервентность является концептуальной истиной. Первая, если использовать на канонический пример Р. М. Хейра (Hare 1952, Раздел 5.2), звучит так: если бы я сказал вам, что одно возможное действие было правильным, а другое неправильным, не смотря на то, что во всех остальных отношениях эти действия были совершенно одинаковыми, вашей первой реакцией было бы недоумение, и если бы я стал настаивать на своей точке зрения, вы бы стали беспокоится, что я просто запутался или неправильно употребляю слова.

Второе, основные примеры, используемые для доказательства супервентности — такие как растрата банкира — включают размышление о представимом (conceivability reasoning): в этих примерах нам предлагается рассмотреть два обстоятельства, которые являются идентичными во всех базовых отношениях, и мы замечаем, что не можем понять, как они при этом могут различаться в этическом отношении. Некоторые философы полагают, что размышление о представимом в первую очередь открывает факты относительно концептуальной возможности и необходимости. Размышление о представимом кажется априорным. Однако если бы такое рассуждение было бы связано скорее с миром, чем с нашими понятиями, тогда бы мы очевидно имели априорный доступ к основным фактам мира, которые большинство философов считают глубоко таинственными.

На эти аргументы можно ответить различными способами. Рассмотрим три примера. Первый звучит так: мы не знаем наверняка, является ли подобного рода замешательства, подмеченные Хейром, признаком концептуального недоразумения или ошибкой словоупотребления (Kramer 2009, Harrison 2013). Например, возможно, утверждения этической супервентности кажутся нам настолько очевидными, что, когда кто-то начинает их отрицать, мы склонны списывать это на концептуальную путаницу или различие как на единственную убедительную гипотезу. Одним из возможных доказательств этого является тот факт, что, когда отрицание этической супервентности опирается на обоснованные аргументы — как те, что приводятся ниже в Разделе 5, — такое списывание на концептуальную путаницу или различие становится уже не столь правдоподобным.

Второй аргумент. Философы, которые не боятся «синтетического априори», могут отвергнуть  логическое следование от размышления о представимом к концептуальному статусу. Примечательно здесь, что большая часть работ по современной метафизике обращается к чему-то вроде размышления о представимом с тем, чтобы  прямо выступать за  утверждения о природе реальности. Третий аргумент. Само понятие концептуальной истины горячо оспаривается: многие философы убеждены, что не существует такого понятия концептуальной истины, которое было бы когерентным и одновременно представляло бы философский интерес (подробнее см. статью analytic-synthetic distinction).  

Отложим ненадолго эти споры и рассмотрим, что это значит, что этическая супервентность является концептуальной истиной. Мы видели выше, что есть некоторые основания полагать, что этическая супервентность является сильным тезисом супервентности. Но совмещение этой идеи с представлением, что модальность супервентности является концептуальной, приводит к затруднениям. Чтобы увидеть эту проблему, вспомним схему Сильной Супервентности:

Сильная [супервентность].

Необходимо, что, если всякий х имеет некое этическое свойство F, то есть по меньшей мере одно базовое свойство G, такое, что х обладает свойством G, при этом необходимо, чтобы всякий, кто имеет свойство G, имел также и F. Если мы понимаем утверждение, что этическая супервентность является концептуальной, замещая в этой схеме «Необходимо» на «концептуальной истиной является, что», то мы получим:

Сильная концептуальная [версия]

Концептуально истиной является положение о том, что, если любой х обладает неким этическим свойством F, тогда есть базовое свойство G, такое, что х обладает G, и при этом то, что всё, что обладает свойством G, обладает также и F, является концептуальной истиной. 

Одна из центральных проблем с Сильной Концептуальной [версией] состоит в том, что в ней утверждается, что для всякого реализованного этического свойства есть базовое свойство, которое ему соответствует, такое что: концептуальной истинной является положение, согласно которому всё, что обладает этим базовым свойством, также должно обладать соответствующим ему этическим свойством. И этот вывод покажется оправданным только тем, кто придерживается очень спорных взглядов на этику и концептуальный анализ.

Неправдоподобность Сильной Концептуальной [версии] могла бы объяснить, почему двое из наиболее влиятельных философов, размышляющих о супервентности в этике, — Р.М. Хейр (1984, 4) и Саймон Блэкбёрн (ср. запрет на смешение миров в 1985, 134 и контраст между «супервентностью» и «необходимостью» в 1985, 183-184) — принимают нечто вроде слабой, но не сильной концептуальной версии супервентности этического.

Однако, как это было замечено выше, кажется, что у нас есть основания принимать скорее сильную, чем слабую этическую супервентность. Таким образом, стоит рассмотреть и те версии, которые содержат в себе эту силу,  не сталкиваясь при этом со сложностям, с которыми сопряжена Сильная Концептуальная [версия]. Один из способов избежать эту проблему — проинтерпретировать первый оператор необходимости в Сильной [версии] как концептуальный, а второй как метафизический:

Сильная Смешанная [версия].

Концептуальной истиной является, что, если любой х обладает этическим свойством F, тогда есть некое базовое свойство G, такое, что х обладает G и метафизически необходимо, чтобы всякий, кто обладает свойством G, обладал также и F (ср. Dreier 1992: 15).

Это позволяет избежать неубедительных импликаций, которые имеет Сильная концептуальная [версия]: в Сильной смешанной [версии] утверждается лишь, что то, что определенные базовые свойства (мы можем не знать, какие именно) ковариативны каждому этическому свойству, есть концептуальная истина.

Заметим, что Сильная смешанная [версия] является лишь одной возможной смешанной модальностью тезиса супервентности: можно было бы переинтерпретировать любой оператор необходимости, чтобы произвести один из широкого множества возможных смешенных тезисов этической супервентности. Например, второй оператор необходимости мог бы быть проинтерпретированным как нормативная (а не метафизическая) необходимость. Такие тезисы смешенных модальностей до сих пор не были серьезно исследованы.

Другой вариант — выдвинуть концептуальную версию Сильного интуитивного тезиса супервентности, упомянутую в Разделе 1.2:

Интуитивная концептуальная [версия].

Если две концептуально возможные сущности одинаковы в базовых свойствах, то они будут также одинаковы в этических свойствах.

Поскольку отношения между конкретными этическими свойствами и базовыми неизвестны, Интуитивная Концептуальная [версия] не сталкивается с трудностями Сильной концептуальной [версии]. Интуитивная Концептуальная [версия] также имеет преимущество над Сильной смешанной: последняя связывает себя с обеим концептуальными и метафизическим модальностям, обе из которых спорны. Интуитивная Концептуальная [версия] кажется убедительной тем философам, которые считают, что существует более сильная альтернатива слабой этической супервентности, но не готовы принять понятие метафизической модальности.

Среди философов, отрицающих идею, что этическая супервентность является концептуальной истиной, многие станут настаивать, что супервентность этического является, по меньшей мере, метафизически необходимой. Большинство таких философов рады принять сильную метафизическую супервентность этического. Они могут защищать метафизическую супервентность этического посредством применения общей стратегии, о которой шла речь в начале этого раздела, при этом отрицая, что эта стратегия имеет конкретные концептуальные импликации.  Другие философы станут отрицать, что мы должны начинать со своего рода суждений относительно случаев,  которые определяют общую стратегию. Они могут вместо этого утверждать, что метафизическая супервентность этического принимается как абстрактное следствие общей эмпирической теории этических фактов (Sturgeon 2009: 61).

Другие философы отвергают концептуальную и метафизическую супервентность этического, но утверждают при этом, что этика, тем не менее, супервентна номинально или нормативно. В целом, такие тезисы супервентности слишком слабые, чтобы поддержать такого рода аргументы от этической супервентности, которые приводили философы. По этой причине эти тезисы будут обсуждаться в Разделе 5.4, который посвящен различным сомнениям относительно этической супервентности.

Другие философы отвергают концептуальную и метафизическую супервентность этического, но утверждают при этом, что этика, тем не менее, супервентна номинально или нормативно. В целом, такие тезисы супервентности слишком слабые, чтобы поддержать такого рода аргументы от этической супервентности, которые приводили философы. По этой причине эти тезисы будут обсуждаться в Разделе 5.4, который посвящен различным сомнениям относительно этической супервентности.

Наконец, как нам выбрать между онтологическими и аскриптивными тезисами? Сторонники аскриптивной супервентности обязуются уточнить, какую именно ошибку якобы совершают «нарушители супервентности», и отстоять саму идею о том, что это ошибка. В рамках наиболее сильного подхода предполагается, что эта ошибка — концептуальная, что предполагает обязательства, аналогичные тем, которые брали на себя защитники концептуальных тезисов супервентности, которые здесь обсуждались.

Одна из причин сосредоточиться на аскриптивных тезисах супервентности состоит в том, что некоторые философы отрицают, что наша этическая мысль и речь приводит  если мы проинтерпретируем супервентность аскриптивно, то это прольёт свет на многие аспекты этики. Далее, философы, которые принимают существование этических фактов и свойств, могут также принять аскриптивные тезисы супервентности относительно этической мысли. Действительно, если мы понимаем Аскрипцию как концептуальное утверждение, тогда вместе с реализмом это могло бы обеспечить основание для принятия концептуальной силы тезиса этической супервентности. Это означает, что  аскриптивные тезисы этической супервентности  могут стать точкой соприкосновения философов с самыми разными взглядами на природу этической мысли и речи. И это может обеспечить диалектической силой их аргументы, обращающиеся к этической супервентности.

Аргументы от этической супервентности.

В этом разделе будут рассмотрены аргументы в этике и относительно этики, которые приводили философы, используя этическую супервентность как предпосылку. Основная часть этого раздела посвящена наиболее влиятельным аргументам супервентности в этике, которые связаны с реализмом и редукцией, затем мы рассмотрим, какое значение этическая супервентность имеет для эпистемологии этики и для споров о существовании этических принципов.

Аргументы против реализма

Самые ранние и влиятельные дискуссии относительно того, что мы сейчас называем супервентностью в этике, были сосредоточены на ее значении для предметного этического исследования. Генри Сиджвик выводит из них то, что он рассматривает как «практические правила, обладающие некоторой ценностью» для такого исследования (1907, 208–9). И Дж. Е. Мур (1922) использовал эту идею для объяснения идеи внутренней ценности.

Учитывая, что Мур и Сиджвик были этическими реалистами, может показаться удивительным, что идея этической супервентности получила наиболее широкое распространение в философии в полемике против этического реализма.

В своем доказательстве теории ошибки Дж. Л. Мэки утверждал, что супервентность создает проблемы для реалистов. Его лаконичный аргумент может быть полезен в качестве приготовления к более детальной дискуссии. Мэки предполагал, что мы думаем, что действия обладают этическими свойствами, поскольку имеют некоторые естественные черты. Например, мы думаем, что какое-то действие является неправильным, потому что оно жестокое. Он отрицает, что это «потому что» подразумевает концептуальное следование, и считает, что эта проблема поднимает два вопроса: (1) к какому роду отношений относится эта связь? (2) как мы узнаем, что действия находятся в этих отношениях? (1977: 41). Вопросы, сформулированные Мэки таким образом, являются скорее исследовательской программой, нежели аргументом. Кажется убедительным, что реалисты должны стремиться к прояснению природы отношений между этическими и базовыми свойствами и иметь убедительную эпистемологию для объяснения того, как мы познаем эти отношения. Но вопросы Мэки еще не доказывают, что реалисты не могут достичь этих целей.

Саймон Блэкберн разработал значительно более сложную и влиятельную версию аргумента супервентности против реализма. Детали различных форм его аргумента (Blackburn 1971, 1984, 1985) сложны и поднимают сложные вопросы истолкования; реконструкция, представленная ниже, является относительно свободной интерпретацией идей Блэкберна (1984: 183-184). Его аргумент начинается с двух утверждений:

• 1.Концептуально необходимо, что, если любые два предмета идентичны в естественных свойствах, то они также идентичны в этических свойствах.

• 2. Никакое естественное описание действия не влечет концептуально этическое описание. Например, утилитаризм действия (act-utilitarianism) не является концептуальной истиной, как и кантианство и т.д.

Теперь пусть ’N’ — это полное натуралистское описание действия, а ‘E’ — полное этическое описание действия. Пусть ‘A’ и ‘B’ — названия действий.

• 3.Концептуально невозможно, чтобы А было N&E, но B было N&не-E (из (1))

• 4.Концептуально возможно, что действие является N&E, а также концептуально возможно, что действие является N&не-E (из 2)

• 5.Рассмотрим теперь:

(i) А является N&E, и

(ii)В является N&не-E:

(i) и (ii) концептуально возможны (из (4)), но они не являются концептуально со-возможными: если (i) истинно, тогда (ii) ложно (из

(3)) (назовем это запретом на смешение миров).

Предполагается, что реалистам будет сложно объяснить этот запрет на смешение миров. Поскольку (2), по-видимому, показывает, что нет никакой концептуальной связи между «неправильным» и каким бы то ни было из наших естественных слов. И если «неправильным» называют свойство (как утверждает реализм), тогда, учитывая это концептуальное разделение, мы должны суметь определить концептуальные возможности посредством произвольного «смешения и сопоставления» естественных и этических свойств. «Запрет на смешение миров» является именно запретом на подобные смешения и сопоставления, и это приводит в замешательство.

Рассмотрим четыре возможных ответа реалиста. Первый: реалист мог бы попытаться оспорить саму постановку вопроса. Например, он мог бы отрицать, что этика супервентна концептуальной необходимости (см. предыдущий раздел). Или он мог бы отвергнуть супервентность этического над естественным (см. Раздел 1.1) и потребовать Блэкберна определить основу супервентности, для которой его аргумент будет оставаться в силе.

Второй ответ: реалист мог бы пытаться объяснить модель индивидуальной концептуальной возможности без концептуальной со-возможности. Например, если бы представление о том, что этические свойства являются природными свойствами, было бы концептуальной истиной, это объяснило бы предложенную здесь модель (pattern) знания (Dreier 1992: 20). Аналогия может сделать это представление более ярким: то, что физические свойства являются естественными свойствами, могло бы быть концептуальной истиной (сравните с Kim 2011). Однако то, каким естественным моделям в мире ковариантны физические свойства, является спорным эмпирическим вопросом. Можно было бы использовать эти примеры, чтобы проиллюстрировать общий ответ: модель не озадачит [нас], потому что она просто  отражает в реальность ограниченность нашего концептуально фундированного понимания   (Shafer-Landau 2003: 86).

Третий ответ: некоторые реалисты готовы отстаивать более амбициозную версию, а именно, что мы можем осуществить концептуальный анализ правильности в базовых терминах (например, Jackson 1998, Гл. 5). Эти философы могут, таким образом, отрицать (2), опровергая этот аргумент (Dreier 1992, 17–18 предполагает, что Аргумент Блэкберна просто предвосхищает основание (begs the question against) против подобного рода редукивного натурализма).

Такие реалисты берут на себя трудную задачу отрицания самого известного аргумента в метаэтике: «аргумента открытого вопроса» Г. Е. Мура (1903. гл. 1). Однако вопрос о том, что составляет доказательную ценность этого аргумента (если таковая вообще имеется), является крайне спорным (см. Раздел 2 статьи moral non-naturalism).

Четвертый ответ будет состоять в отбрасывании предполагаемого объяснения. Запрет на смешение миров в (5) должен быть концептуальной истиной. И этот запрет составляет неотъемлемую часть  понятия  Это означает, что мы могли бы ввести понятие, иллюстрирующее это свойство. Таким образом, можно предложить, что аргумент Блэкберна показывает только то, что мы решили сделать с нашими этическими понятиями (ср. Olson 2014: 89–90). Можно было бы ответить на это, что именно этот выбор и следует прояснить. Блэкберн утверждает, что у не-когнитивистов есть удачное функционалистское объяснение того, почему наша этическая мысль и речь включает запрет на смешение миров (см. Раздел 3.3 ниже), в то время как для реалиста это может быть просто необъяснимой особенностью.

Аргументы в пользу редукции.

Как только что было отмечено, определенный вид редукивного натурализма может содержать ответ на аргумент Блэкберна. В этом свете, возможно, неудивительно, что некоторые философы утверждали, что тезисы этической супервентности поддерживают редукционистские формы этического реализма против не-редукционистских форм (Jackson 1998, Ridge 2007, Brown 2011). Рассмотрим наиболее существенные примеры этих аргументов.

Первый — это упрощенная версия аргументов, предложенная Фрэнком Джэксоном (1998, гл. 5) и Кэмеллом Брауном (2011). Аргумент содержит два шага. Первый шаг — это аргумент, согласно которому, если этические свойства сильно (или универсально) метафизически супервентны на базовых свойствах, то нет метафизически возможного этического различия между состояниями, которые не имели бы соответствующего различия в базовых свойствах между одинаковыми состояниями. Если мы делаем некоторые вольные допущения относительно видов свойств, то из этого, в свою очередь, следует, что существуют базовые свойства, которые необходимо сосуществуют со всяким этическим свойством.

Второй шаг аргумента состоит в утверждении, что необходимо коэкстенсивные свойства являются идентичными. Браун предлагает хорошее основание для этого тезиса: мы принимаем существование свойства лишь постольку, поскольку оно обладает достаточной объяснительной силой, и единственный способ для свойства нечто объяснить — различать метафизические возможности (Brown 2011: 2013).

В то время как оба шага аргумента являются спорными, второй этап попадает под еще больший огонь (для более детального рассмотрения диалектического значения аргумента Джэксона см. Suikkanen 2010). Одна существенная причина для сомнения состоит в том, что многие современные философы считают спорным, что модальность составляет основную «объяснительную валюту» метафизики, как полагает Браун (для исследования проблемы см. Fine 1994, об особенно серьезной проблеме см. Sider 2011, гл. 12).

Аргумент в пользу редукции этической супервентности может, однако, быть рассмотрен и без ключевых предположених Джэксона и Брауна. Джэксон и Браун предполагают, что успешная редукция открывает не-очевидные идентичности. Это мощная модель редукции. Например, стандартный способ описания физического уменьшения (редукции) тепла состоит в том, что тепло в объёме газа идентично средней молекулярной кинетической энергии от этого объёма газа, что является физическим свойством. Однако нет согласия относительно того, как следует понимать уменьшение (редукцию) в качестве метафизического отношения (о разногласии в этом вопросе см. McPherson 2015, гл. 3, а также статью scientific reduction , о дискуссии относительно редукции см. статью David Lewis).

Некоторые философы стремились сформулировать эту идею с помощью реального определения, нежели идентичности [свойств]. Рассмотрим пример: можно было бы предложить редукцию числа один в утверждении, что быть единицей означает следовать после нуля. Одно из существенных различий концепции реального определения с концепцией идентичности состоит в том, что согласно первой успешные редукции открывают метафизическую структуру. Таким образом, в нашем примере можно было бы сказать, что число один «построено из» числа ноль и функции последовательности.

Согласно эссенциалистскому пониманию модальности, все необходимости объясняются фактами относительно самой сущности вещей. Исходя из подобного взгляда, сильная метафизическая супервентность этического, по-видимому, предполагает, что этические возможности полностью объясняются сущностью базовых элементов (entities). Как указывает Ральф Веджвуд (Wedgwood 2007, гл. 9), когда понимание редукции, базирующееся на реальном определении, совмещается с этим эссенциалистским описанием модальности, в результате это может привести к редукции этических фактов к базовым фактам. 

Любопытно, что Веджвуд отвергает это редуктивный вывод. Он утверждает, что некоторые необходимые истины (включая тезисы этической супервентности) могут быть объяснены некоторыми контингентными истинами вместе с фактами о сущностях и что подобного рода объяснения не имеют редуктивных импликаций (2007, гл. 9.3; критические аргументы см. McPherson 2009, гл. 3, и особенно см. Schmitt and Schroeder 2011).

Супервентность и анти-реализм.

Как объяснялось в Разделе 3.1, аргументы супервентности были изначально использованы Мэки и Блэкберном для того, чтобы поставить под вопрос этический реализм. В самом деле, многие полагают, что реалист сталкивается здесь с проблемой, с которой анти-реалист не сталкивается. Эти вопросы довольно сложны, и было бы полезно рассмотреть основные разновидности этического анти-реализма по отдельности.

Во-первых, рассмотрим этический нигилизм, который утверждает, что этических свойств не существует. Может показаться, что этический нигилист располагает очень простым объяснением супервентности: ведь если не существует этических качеств, то и нет никаких этических различий. А если нет никаких этических различий, то и нет никаких этических различий без различий базовых. 

В таком виде эта линия рассуждения слишком поспешна. Супервентность — это модальное утверждение, поэтому контингентный этический нигилизм — представление, которое отвергает наличие каких бы то ни было действительно реализованных этических свойств— не могут объяснить этическую супервентность. В самом деле, как показал Кристиан Кунс (Coons 2011), супервентность можно использовать для построения аргумента против контингентного нигилизма. Ключевой вопрос состоит в том, какова модальность супервентного тезиса? Если супервентный тезис, который нам необходимо объяснить, является концептуальным, то даже истина не-контингентного нигилизма — тезис о том, что что этические свойства невозможно реализовать — ничего не объяснит. Только тезис, согласно которому этические свойства концептуально невозможно реализовать, мог бы считаться удовлетворительным. (Заметьте, что нигилист мог бы использовать один из реалистских ответов Блэкберну, обсуждаемый в Разделе 3.1, но это не облегчило бы ему задачу объяснения супервентности).

Этот воображаемый нигилист не ставит под сомнение идею, что обычная этическая мысль и речь обязует нас делать онтологические утверждения. Этические анти-реалисты, однако, отрицают ее (подробнее см. статью moral anti-realism и moral cognitivism vs. non-cognitivism). Рассмотрим два примера этих взглядов.

Первый. Фикционалист-герменевт понимает этическую мысль и речь как своего рода притворство или фикцию (см. Kalderon 2005). Фикционалист-герменевт станет отрицать положения обычной супервентности, считая их обманчивыми. Тем не менее они вынуждены учитывать соображения, в силу которых другие философы принимают утверждения этической супервентности. Вопросы, касающиеся этического фикционализма и супервентности, относительно не изучены (см. Nolan, Restall, and West 2005: 325–327).

Второй (и куда более влиятельный) пример. Некоторые не-когнитивисты отрицают, что наши этические утверждения выражают верования относительно этического характера мира, предполагая вместо этого, что они выражают состояния ума, сходные с желаниями. Подобный взгляд ведет к тому, что утверждения онтологической супервентности об этике в лучшем случае будут вводить в заблуждение. Более интересен вопрос о том, что могут сказать не-когнитивисты относительно аскриптивной супервентности, которая обсуждалась в разделе 1.4:

Аскриптивность 

Точка зрения, рассматривающая идентичные в базовом отношении события рассматриваются как этически различные, ошибочна.

Этот тезис накладывает ограничение корректности на этическую мысль и речь. Неслучайно, что выдающиеся философы не-когнитивистской традиции (в широком смысле) утверждали, что их взгляды позволили им объяснить такие тезисы, как Аскриптивность.

Рассмотрим репрезентативный пример этих объяснений. Р.М. Хейр утверждает, что аскриптивная супервентность верна, поскольку значительная часть функции морали состоит в обучении других нашим этическим стандартам, и единственный способ это сделать — это показать другим узнаваемый паттерн, которому они должны следовать (1952: 134). Согласно Саймону Блэкберну, аскриптивную супервентность необходимо предположить в силу того, что наши этические установки должны быть практическими и вести к принятию определенных решений (Blackburn 1984: 186). Согласно Аллану Гиббарду (Gibbard 2003: гл. 5), аскриптивная супервентность для этической мысли объясняется консистентной нормой планируемых состояний.

Критики нон-когнитивизма (см.: Zangwill 1997: 110–11; Sturgeon 2009) оспаривали обоснование, предложенное Хейр и Блэкберн. Предположим, что мы согласны, что консистентность полезна, учитывая различные функции этического дискурса. Неясно, почему эта полезность должна навязывать нам концептуальную истинность морали. Далее, спорно, что все, что требуется для этих практических целей — это консистентность внутри миров, которые очень схожи с этим миром. Так, идея, что такая консистентность требуется для каждого возможного мира (как это представляется в случае этической супервентности), кажется заметно больше, нежели того требуют практические соображения. Основание Гибберда встречает соответствующую критику: почему планирующие агенты должны быть привержены идеи консистентности с той радикальностью, которую предполагает Гиббард (Chrisman 2005: 411–12; Sturgeon 2009: 84–87)? Если эта критика верна, то не очевидно, что у нон-когнитивиста есть действительно убедительное объяснение этической супервентности. А если у него его нет, то его попытки утверждать, что объяснение этической супервентности является диалектическим преимуществом перед когнитивизмом, уже не будут казаться такими уж убедительными.

Следующее затруднение возникает из того обстоятельства, что современные наследники нон-когнитивизма (такие как Блэкберн и Гиббард) отказались от анти-реализма. Вместо этого они приняли то, что Блэкберн (например, Blackburn 1993) назвал программой «квази-реализма». В частности, под этим подразумевается, что, исходя из позиций нон-конструктивизма, можно «получить право» на утверждения, схожие с реализмом относительно проблемы истины и объективности в этике (для дальнейшего обсуждения см. приложение о квази-реализм и проективизм в статье moral anti-realism).

Теперь рассмотрим утверждение онтологической супервентности: не может быть никакого различия в этических свойствах без соответствующего различия в базовых свойствах. Может показаться, что программа квази-реализма вынуждает квази-реалиста принять это утверждение. Дрейер (Dreier 2015) утверждает, что это ведет к следующему вызову для нон-когнитивиста: даже если он может объяснить аскриптивную супервентность, не очевидно, что он также сможет объяснить и онтологическую супервентность. Если это так, наиболее влиятельные своевременные нон-когнитивисты могут счесть, что супервентность скорее несет диалектическое бремя, чем приносит пользу.

Супервентность и моральная эпистемология.

До сих пор в этой статье мы фокусировались на значимости супервентности для утверждений о природе этического мышления, речи и метафизики.

 Однако более ранние влиятельные дискуссии относительно такого рода тезиса предполагают нечто большее. Например, в разделе 2.2 цитировался запоминающийся пассаж Генри Сиджвика. Но позиция Сиджвика состояла не в том, чтобы утверждать нечто о метафизики этики. Скорее, он использовал концепты вроде супервентности в качестве эпистемологической поправки к ad hoc защите его этического рассуждения (1907: 209).

Простой факт супервентности не мог сыграть подобную роль: в конце концов, супервентность этического также содержит в себе представление о том, что все всегда должны поступать так, как я хочу, чтобы они поступали. Однако Сиджвик указывает на важный аспект: мы рассчитываем, что для любого этического факта должно иметься «рациональное объяснение». Один амбициозный способ развития этой идеи был предложен Ником Зангвиллом (Zangwill 2006). Он полагает, центральное концептуальное ограничение этического рассуждения — это «ограничение потому что»: когда мы считает нечто неправильным (или приписываем иное этическое свойство), мы признаем за ним это свойство, потому что оно имеет какое-то другое свойство. Зангвилл утверждает, что этот принцип «либо является [этической супервентностью], либо объясняет» этическую супервентность (2006: 273). И Зангвилл продолжает настаивать, что это ограничение имеет поразительные эпистемологические следствия: оно предполагает, что наш единственный эпистемический доступ к фактам, связанным с распределением этических свойств, состоит только в знании распределения базовых свойств, и в знании этических принципов, которые связывают наличие базовых свойств с этическими свойствами (2006: 274). Он утверждает, что наше знание этих этических принципов само по себе может быть только априорным (2006: 276). Если Занвилл прав, то априорный характер моральной эпистемологии может быть производным из утверждений относительно этической суперветности.

Одна из проблем этого аргумента стоит в том, что он чрезмерно обобщающий. Структура «потому что» присутствует также и в других нормативных сферах: было бы странным утверждать, что конкретный шахматный ход может быть выигрышным или что конкретный поступок быть незаконным, без того чтобы принимать наличие общего объяснения через правила шахматной игры или наличие закона, который объясняет этот конкретный факт. Из текста Зангвилла не вполне ясно, что именно мешает нашему знанию этических принципов быть скорее эмпирическими, чем априорными, как в случае со знанием законодательного акта или правил шахматной игры.

Супервентность и существование этических принципов.

Одно традиционное положение в этике гласит, что наши этические обязательства могут быть выражены общими этическими принципами. Это предположение недавно было оспорено этическими партикуларистами, которые утверждают, что наши этические суждения и обязательства не могут быть кодифицированы. Кажется, супервентность имеет отношение к этой дискуссии. Как было показано в Разделе 3.2, некоторые философы полагают, что сильная метафизическая супервентность этического предполагает, что для всякого этического свойства есть базовое свойство, которое необходимо должно с ним сосуществовать. Если говорить о неправильности, это, в свою очередь, будет иметь то очевидное следствие, что имеется базовое свойство B, такое, что

Следование.

Метафизически необходимо, что действие неправильно в случае, когда данное действие — В.

Можно подумать, что Следование — это просто схема этического принципа касательно неправильности: например, если мы подставим «не может увеличить счастье» на место «это В», мы получим чистое суждение утилитаристского этического принципа. А это, в свою очередь, может поставить под сомнение непротиворечивость партикуляризма.

Есть несколько причин считать такое рассуждение чересчур поспешным. Во-первых, сама супервентность никак не гарантирует, что В будет неким простым базовым свойством, как счастье-максимизация. В, вместо этого, может быть чрезвычайно сложным: в пределе супервентность совместима с тем, что В есть просто дизъюнкция бесконечно длинного списка полных базовых определений различных возможных миров. Назовем это тезисом монструозного следования (monstrous entailment thesis).

Ключевой вопрос состоит в том, должны ли мы считать тезис монструозного следования этическим принципом. Одна из проблем с тезисом монструозного следования состоит в что, результирующий «принцип» не указывает повторяющиеся переменные, потому что каждый дизъюнкт представляет собой полное базовое описание возможного мира (ср.: Dancy 2004: 87; Tsu 2011: 3). Другое беспокойство проистекает из предположения, что подлинные этические принципы обладают объяснительной силой. Маргарет Литтл утверждает, что такая «радикальная сверх-спецификация» таких тезисов, как тезис монструозного следования, делает их не-объяснительными и, следовательно, неподходящими на роль принципов (Little 2000: 286). Наконец, мы обычно предполагаем, что этические принципы могут применяться агентами (Dancy 2004: 87–8), но тезис монструозного следования, очевидно, не может.

(Связанное с этим рассуждение, что истинный пример Следования не может быть монструозным, потому что он должен быть доступным для изучения обычными людьми, см. Jackson, Pettit, and Smith 2000).

Метафизическая супервентность и этический реализм.

Аргумент Блэкберна против этического реализма главным образом опирается на предположение, что этическая супервентность является концептуальной истиной. Тезис (2) был ключевым для данного аргумента:

2. Никакое специфически натуралистское описание действия концептуально не влечет за собой этическое описание... Хотя многие находят (2) убедительным, мало кто готов принять такую чисто метафизическую версию этого тезиса, как эта:

2*. Никакой базовый способ существования мира не требует метафизически, чтобы мир существовал определенным этическим способом.

Это так в силу того, что тезис (2*) не согласуется с сильной метафизической супервентностью этического, которую принимают многие философы. Это значит, что чисто метафизическая версия аргумента Блэкберна не будет убедительной.

Однако это не значит, что, утверждение о том, что этическая супервентность не является концептуальной истиной, делает ее диалектически инертной. В этом разделе мы будем рассматривать значение метафизической супервентности для этического реализма: оспаривает ли она этический реализм? Если это так, то как мы можем лучше понять, в чем состоит этот вызов? И какими ресурсами разные этические реалисты располагают, чтобы ответить на этот вызов?

Чтобы сфокусироваться в нашей дискуссии, предположим следующую метафизическую версию Сильной Интуитивности:

Интуитивное метафизическое.

Если две метафизически возможные сущности схожи во всех базовых отношениях, то они схожи и во всех этических отношениях. 

Вспомним, каковы были основания Сидживика для принятия этической супервентности, упомянутые в Разделе 2. Согласно этим основаниям, нам следует принять тезис этической супервентности, поскольку таким образом мы исключаем неубедительную гипотезу грубой этической контингентности. Интуитивно Метафизическое очевидно удовлетворяет этим основаниям: оно не допускает грубую версию контингентности этического. Однако, предположим, что объяснить, почему этическое супервентно базовым свойствам, невозможно. Тогда сам тезис, который мы использовали для объяснения того, почему не существует грубой этической контингентности, может оказаться даже более странным. Он был бы метафизически необходимой связью, которая тем не менее обладает тем, что Сиджвик мог бы назвать «случайным элементом, с которым нам приходится соглашаться», — грубой необходимостью.

Некоторые философы утверждали, что нет никаких необходимых связей между «отдельными существованиями» — утверждение, которое иногда называют высказыванием Юма (dictum). Высказывание Юма встречает по меньшей мере два серьезных вызова. Первый — это необходимость прояснить высказывание Юма таким образом, чтобы оно было интересным и убедительным кандидатом для истины. Например, представим, что многие не-идентичные свойства необходимо связаны: из того, что поверхность алая, следует, что она красная, однако бытие алым не идентично бытию красным.

Красное и алое, следовательно, не должны считаться отличными. Отсюда возникает вопрос: к каким принципам мы обращаемся, чтобы судить об отличительности? Если мы используем необходимую связь как критерий, тогда высказывание Юма оказывается тривиальным способом фиксации такого употребления слова «отличный». Второе, высказывание Юма обычно обосновывается с опорой на интуитивно ясные основания. В этой связи возникает фундаментальный методологический вопрос: если мы замечаем несогласованность между высказыванием Юма и другим интуитивно убедительным высказыванием, почему мы должны сохранять высказывание Юма, но отвергать это другое утверждение? (Подробнее о дискуссии по поводу высказывания Юма см.: Wilson 2010).

В свете этого, Тристрам МакФерсон (McPherson 2012) предлагает сосредоточиться на идее грубой — или необъяснимой — необходимой связи (схожая идея в другом контексте ср.: Levine and Trogdon 2009). С этой точки зрения, у нас есть право на стандартную идею «рекомбинируемости» модальности:для всякой пары свойства F и G возможно, что существует х такой, что он является одновременно F и G, что он является только одним, но не другим, и что существует х, который не является ни F, ни G. Однако это стандартное допущение можно опровергнуть. Рассмотрим красное и алое: на первый взгляд, быть красным означает быть алым, или малиновым, или вишневым и т.д. Если тезис о том, что быть красным означает, что нечто есть то, что оно есть, истинен, то он обеспечит непосредственное объяснение того, почему «бытие алым» супервентно «бытию красным». Если мы можем обеспечить подобное объяснение отношений супервентности, то супервентность неопровержима. Однако, если мы этого не можем, то мы оказываемся перед грубой метафизической необходимостью, которую, по мнению МакФерсона, нам следует избегать.

Это вынуждает нас делегировать решение проблемы метафизической супервентности этическим реалистам: учитывая, что этические свойства метафизически супервентны на базовых свойствах, сможет ли реалист адекватным образом объяснить этот поразительный модальный факт? Различные версии этического реализма имеют различные источники, релевантные поставленной проблеме. Оставшаяся часть этого раздела посвящена их исследованию.

Редуктивные объяснения этической супервентности 

Как говорилось в разделе 3.2, некоторые философы утверждали, что супервентность этического влечет за собой его редуцируемость. Эти аргументы весьма противоречивы, но, возможно, менее противоречиво то, что успешной редукции этических свойств было бы достаточно для объяснения супервентности.

Рассмотрим вначале редуктивный подход, отождествляющий этические свойства с естественными или сверхъестественными свойствами. Предполагая, что естественные и сверхъестественные свойства являются базовыми свойствами, супервентность правильности на базовых свойствах объяснить будет легче: поскольку в этой перспективе правильность является базовым свойством, то очевидно, что не может быть различия в правильности без различия на уровне базовых свойств.

Рассмотрим следующий редуктивный взгляд, согласно которому модальная связь между этическими и базовыми свойствами следует из сущности (или «реальных определений») определённых свойств. Если эссенциалистские объяснения правомерны, то это, по-видимому, будет простым способом объяснить супервентность этического. Отчасти идея реального определения заключается в необходимости того, что ничто не может пережить утрату одного из определяющих его свойств. Тогда, если правильности было дано реальное определение исключительно с точки зрения базовых свойств, то снова будет ясно, почему не может быть никакого различия в правильности без различия в базовых свойствах.

Пример из метафизической супервентности, предложенный выше, кажется, не способен противостоять редуктивной теории любого вида, поскольку обе теории способны объяснить супервентность и, следовательно, избежать обращения к отношениям грубой необходимости внутри связи между этическими свойствами и базовыми свойствами.

Теренс Хорган и Марк Тиммонс утверждают, что даже если этический реалист одобряет редукцию, он сталкивается с другой проблемой объяснения прежде, чем он сможет в полной мере объяснить супервентность: даже если добродетель, например, идентична неким конкретным естественным свойствам, ему еще необходимо объяснить, почему именно это естественное свойство, а не любое другое, следует считать правильным значением термина «добродетель» (Horgan and Timmons 1992: 230). Это справедливое требование объяснения, если мы понимаем его как знакомое нам требование предоставить убедительную теорию референции для этических терминов (требование, которое Хорган и Тиммонс проницательно продавили). Однако похоже, что это требование не имеет ничего общего с супервентностью. Либо реалист, придерживающийся редуктивного натурализма, может объяснить значение «неправильного», и в этом случае он также сможет объяснить и супервентность, либо он не может объяснить значение «неправильного», тогда его позиция неубедительна по причинам, которые не имеют ничего общего с супервентностью.

Функционалистские объяснения этической супервентности

Одним из влиятельных взглядов на метафизическую структуру, особенно в философии сознания, является функционализм. Здесь представлен упрощенный пример функционального анализа: всякая система, которая берет деньги в качестве ввода и надежно производит колу в качестве вывода, является автоматом с колой. С этой точки зрения вид автомата с колой индивидуируется посредством отношений ввода и вывода. Функциональный вид — это любой вид, который может быть индивидуирован таким способом. Поскольку функциональные виды не  индивидуированы природой того, что осуществляет функциональные отношения  часто считается, что их можно реализовать множеством способом. Таким образом, учитывая мое описание аппарата с колой, примером такой машины может быть структура, составленная из метала, пластика или даже из чего-то жуткого и сверхъестественного. В свете этой возможности множественной реализации отношение функционализма к редукции противоречиво: многие философы использовали множественность реализации, чтобы установить ограничение для редукции, но другие с этим не согласны. (См. статьи functionalism и multiple realization).

Теперь рассмотрим версию этического реализма, которая рассматривает этические свойства как функциональные. Такой взгляд, как редукционистский, представляется хорошей возможностью для объяснения метафизической супервентности этического, поскольку функциональные свойства необходимо ковариантны с классами свойств, которые являются возможными реализаторами. Если, например, всякий комплекс свойств, который мог бы реализовать аппарат с колой, является естественным свойством, то не могло бы быть никакого «различия в машине с колой» без естественного различия. Аналогично, если этические свойства являются функциональными свойствами, то это могло бы быть осуществлено только определенными базовыми свойствами, тогда супервентность этического на базовых свойствах можно было бы легко объяснить.

Обоснование объяснений этической супервентности

Стратегии объяснения этической супервентности, обсуждаемые в предыдущих двух разделах, весьма полезны для редукционистской и функционалистской версий этического реализма. Однако многие современные этические реалисты отвергают как функционализм, так и редукционизм этических качеств. Самое поразительное, что некоторые современные этические реалисты не являются натуралистами, и утверждают, что этические свойства представляют собой отдельный и нередуцируемый класс свойств (см. статью moral non-naturalism). Некоторые философы утверждали, что этическая супервентность ставит особую проблему перед не-натуралистами (Dreier 1992, ms; Ridge 2007; McPherson 2012). Поэтому стоит задаться вопросом, каким метафизическим источником не-натуралисты могут располагать для объяснения супервентности этики.

Важное место, откуда стоит начать — это отношение обоснования. Как это было отмечено в Разделе 1, обоснование недавно было представлено как асимметричное объясняющее метафизическое отношение. (Для введения в проблему обоснования см. статью metaphysical grounding; с обсуждением релевантных проблем в контексте этики можно познакомиться в Väyrynen 2013). Таким образом, естественно спросить, может ли не-натуралист объяснить супервентность этического на базовых свойствах через тот факт, что факты, связанные с базовыми свойствами, полностью обосновывают факты реализации этических свойств.

Здесь возникает естественный вопрос — почему такое отношение обоснование верно? Следуя Файну (Fine 1994) и Розену (Rosen 2010), можно утверждать, что многие или все обоснованные факты сами по себе описываются эссенциалистски. И как это предполагалось в Разделе 4.1, эти эссенциалистские объяснения могут иметь редукционистские импликации. Альтернатива состоит в том, чтобы принять обосновывающие факты между отличными друг от друга видами свойств в качестве метафизических фундаментальных законов (Rosen 2010, гл. 13 называет их «связями Мура»). Она может повлечь те же затруднения, что и грубая супервентность: на каком основании существует метафизический закон, который связывает эти сами по себе различные свойства? Возможным ответом здесь могло бы быть утверждение, что подобные законы являются наиболее метафизически фундаментальными этическими фактами (ср. Scanlon 2014, Гл. 2; Schroeder 2014). Многое будет потенциально зависеть от того, являются ли подобные законы уникальными только для этики. Если это так, их постулирование может выглядеть скорее как ad hoc мольба, нежели объяснение. Напротив, если эти законы повсеместно присутствуют в метафизических объяснениях (как это предполагается в Kment 2014, Раздел 6.2.3), или [являются] характеристикой особых типов метафизических объяснений (как полагал Skarsaune 2015, Разд. 7), тогда обращение к ним может быть заметно менее проблематичным.

Конечно, это едва затрагивает поверхность возможных метафизических объяснений супервентности. Среди множества других возможностей, ответы, основанные на обращении к тропам или универсалиям, привлекли особый интерес (Ridge 2007, Suikkanen 2010). Как и с обращением к обоснованию, центральный вопрос относительно подобных стратегий состоит в том, обеспечивают ли они подлинный прогресс в объяснении или же просто объясняют одну необходимость через другую грубую необходимость?

Аналитические и концептуальные объяснения этической супервентности

В этом и следующем подразделе рассматривается не-метафизические ответы на проблему грубости, которую могут поставить различные этические реалисты, включая не-натуралистов.

Первая стратегия обращается к аналитической или концептуальной истинам. Предположим, что этический реалист принимает распространенный взгляд, согласно которому этическая супервентность является аналитической истиной. Он может выразить его так:

Аналитическая [истина супервентности].

Интуитивно-Метафизический [тезис] является аналитической истиной.

Центральная идея заключается в том, что Аналитическая истина объясняет истину Интуитивно-Метафизического (наш парадигмальный метафизический тезис супервентности). Почему этические и базовые свойства ковариативны? В рамках этого подхода такое возможно потому, данное свойство является определяющим свойством «этического», согласно которому ничего не может быть названо этическим без наличия ковариации подобного рода. Эта стратегия претендует на решение проблемы грубой необходимости: необходимая связь объясняется тем, каким должно быть свойство для того, чтобы быть тем, о чем мы говорим, когда говорим об этический свойствах (ср. Stratton-Lake and Hooker 2006).

Рассмотрим три небольших сложности, касающихся данной стратегии. Первая состоит в том, что с точки зрения неких влиятельных современных подходов к аналитичности, последняя не является гарантом истины.  К примеру, согласно одному описанию аналитичности, аналитичность предложения «S» в языке L подразумевает знание языка L, которое располагает говорящего к принятию S?  И некоторые философы (например, Eklund 2002) настаивали на существовании множества противоречивых предложений, которые удовлетворяют этому условию. Если это верно, то аналитичность Интуитивно-Метафизического в английском языке не гарантирует его истинность.

Следующая сложность интуитивна в широком смысле. Аналитическое само по себе не гарантирует, что супервентность этического следует из других аспектов природы этических качеств. И это предполагает, что мы можем понять этические свойства, которые имеют все характерные черты этических свойств, за исключением супервентности. Но это может привести нас к вопросу: зачем отводить этическим свойствам ту роль в нашей жизни, которую мы им отводим, просто в силу того, что они не супервентны? (Этот аспект связан с работой, которую ведет Дэвид Фараци).

Третье затруднение заключается в том, что даже если истина Аналитического влечет истину Интуитивно-Метафизическую, это, тем не менее, возможно, никак не объясняет того, почему   имеют местоотношения супервентности. Рассмотрим аналогию: предположим, что непогрешимый оракул говорит вам, что этическое супервентно на базовых свойствах. Свидетельство оракула влечет истинность  Инстуитивно-Метафизического,  но оно никак не объясняет, почему оно истинно (ср. McPherson 2012, 221–222, Dreier 2015). Например, свидетельство оракула совместимо с истинностью Интуитивно-Метафизического, поскольку истинен редуктивный этический реализм, и в данном случае это никак не помогает этическим реалистам, которые отвергают редукцию в объяснении. Возможно, здесь будет полезно переформулировать проблему:

• 1. Интуитивно-Метафизическое истинно

• 2. Некоторые теории (этический редукционизм, этический функционализм и некоторые виды этического нигилизма...) способны объяснить, почему Интуитивно-Метафизическое истинно.

• 3. Другие теории (возможно нон-натурализм Мура) не могут объяснить, почему Интуитивно-Метафизическое истинно: Интуитивно-Метафизическое в их перспективе оказывается просто грубой необходимостью.

• 4. Постулирование отношения грубой необходимости между свойствами считается существенным недостатком по отношению к конкурирующим теориям. 

• 5. Таким образом,   соображения относительно супервентности считаются существенным недостатком определенных теорий (вероятно, нон-настурализм Мура) по отношению к конкурирующим теориям, которые не постулируют грубые отношения.

Если утверждения в пользу аналитической истины в лучшем случае усиливают (1), то обращение к таким истинам не может помочь реалисту в его задаче. 

Этот аргумент (как и все прочие в этой статье) следовал распространённой практике смешения понятий аналитической истины и истины концептуальной. Однако в недавней статье Теренс Кунео и Расс Шатер-Ландау (2014) заявили, что различение этих двух позволяет им развить любопытную форму морального реализма, а также дает возможность объяснить супервентность моральных свойств. Они различают аналитическую и концептуальную истины следующим образом: для предложения быть аналитически истинным означает быть истинным в силу значения входящих в него терминов. Напротив, для пропозиции быть концептуально истинной означает быть истинной полностью благодаря сущностям конституирующих его понятий (ibid., 410–11). Понятия, в свою очередь, должны пониматься как абстрактные не-ментальные объекты. Иметь пропозициональную мысль можно в силу того, что он или она соответствующим образом связаны с какими-то из этих объектов.

Кунео и Шафер-Ландау предлагают «обратный аргумент», из которого следует, что некоторые концептуальные истины морали являются «производителями фактов»: то есть некоторые факты относительно распределения моральных качеств основаны на фактах моральных понятиях (ibid., 418–421). Это позволяет им избегать проблемы, которую я только что обозначил в связи с Аналитическим: на их взгляд, концептуальные истины действительно метафизически объясняют (некоторые) отношения между моральными и базовыми свойствами. Они, следовательно, предполагают, что подобные связи довольно обще объясняют супервентность морального.

Стоит указать, что влечет за собой это оригинальное предположение. Рассмотрим одну из центральных проблем. Кунео и Шафер-Ландау доказывают существование нескольких концептуальных истин морали. Как они сами признают, их взгляд не ортодоксален. Однако они нигде не утверждают, что все необходимые моральные истины могут быть объяснены как концептуальные. Это, конечно, было бы гораздо более сильным утверждением и его было бы сложнее обосновать. Однако Интуитивно-Метафизическое является весьма общим модальным ковариативным тезисом, и в свете данного обстоятельства только более сильное утверждение могло бы обосновать его истинность.

Этические объяснения этической супервентности.

Некоторые философы предполагают, что мы можем предложить этические объяснения супервентных отношений (Kramer 2009, Гл. 10; Olson 2014, §5.1, Scanlon 2014, 38ff; другие философы, такие как Dworkin 1996 and Blackburn 1998, 311 также принимают эту идею). Например, можно было бы думать, что высказывание «к похожим случаям относись одинаково» является требованием этического рассуждения. Или можно было бы подумать, что все этические истины основаны на определенных фундаментальных этических истинах, которые относительны: например, фундаментальной истиной могло бы быть то, что пытать кого-то ради развлечения — неправильно. Эта истина устанавливает отношение между этическими и не-этическими свойствами. Если все этические факты объясняются такими фундаментальными этическими истинами, тогда эти истины могли бы, по-видимому, объяснять существование определенных необходимых связей между этическими и не-этическими свойствами. 

Одна из проблем подобной стратегии заключается в том, что можно принять признак (mark) этического реализма за тезис о производителях истины, согласно которому этические истины метафизически объяснимы посредством (или основаны на) подстановки  этических свойств. Стратегия нормативного объяснения переворачивает этот интуитивный порядок объяснения, поскольку объясняет распределение этических качеств этическими истинами. 

Предположим, что мы радикально отвергли эту идею, вместо этого настаивая на обратном порядке метафизического объяснения. Мы можем сказать, что природа каждого свойства полностью основана на некоем релевантном подмножестве истинных пропозиций. При условии, что мы можем восстановить идею метафизического объяснения в этих рамках, мы сможем изолировать ряд пропозиций, которые устанавливают метафизически необъяснимые необходимые связи. Естественно думать, что проблемы грубых необходимостей могут быть выражены в этих терминах как отказ принять эти пропозиции. Проблема заключается в том, что фундаментальные нормативные принципы, к которым обращается стратегия «нормативного объяснения», представляются как раз теми, от которых  хотелось бы отказаться. 

Аргументы против этической супервентности или ее значение

Как было показано в предыдущих разделах, философы пытались сделать ряд поразительных выводов, используя супервентность в качестве предпосылки. Одна из причин этих попыток связана с тем, что этическая супервентность многими воспринимается как невероятно мощное диалектическое оружие — если ваша позиция несовместима с этической супервентностью, у вас проблемы. В этом разделе рассматривается критика подобного статуса супервентности.

Аргументы против супервентности из плотных этических понятий

Сегодня многие отделяют «плотные» (thick) этические понятия, как храбрость, от «тонких» (thin), как долженствование и благо (для введения в проблематику тонких этических понятий см. Roberts 2013). Храбрость кажется этическим понятиям: мы ожидаем, что каждый из нас будет относиться к смелости как к добродетели, а не пороку. Однако компетентное обращение с тонкими этическими понятиями требует признать, что только определенные типы оснований делают такую трактовку данного понятия состоятельным. Используя пример Монти Пайтона, кажется концептуально несостоятельным утверждать, что сэр Робин был храбрым, поскольку убегал от своих врагов, даже если мы думаем, что это именно это он и должен был делать.

Джонатан Дэнси (Dancy 1895: 278-9) и Джеймс Гриффин (Griffin 1992) предположили, что внимание к плотным этическим понятиям ставит под сомнение этическую супервентность.

Они предположили, что возникающая неразличимость между случаями с точки зрения «тонких» этических понятий иногда может быть лучше объяснена с точки «плотных», где очевидно не последует обращения к натуралистскому объяснению. Дэнси предположил, что с точки зрения тонких понятий, которые он разрабатывает, натуралистская неразличимость не влечет за собой неразличимость плотную (1995: 278), и это приводит его к сомнению относительно супервентности этики. Одно из удивительных следствий предположения Дэнси заключается в том, что два возможных мира могли бы быть полностью идентичны во всех свойствах кроме этических, так что в одном мире некие поступки оказывались бы храбрыми, в то время как во втором нет.

Гриффин, напротив, признает, что, строго говоря, в такого рода случаях этика супервентна природному (1992: 319). Но предположим, что простая супервентность этого вида «намного менее интересна», чем другое более многообещающее отношение. Оно начинается с предположения, что — возможно для того, чтобы супервентность играла особую роль как альтернатива редукции — этическое и естественное должны быть строго различены. Далее Гриффин предполагает, что релевантные отношения супервентности должны вносить в объяснения ясность. В этом свете, основа супервентности должна быть «строгой»: нам было бы необходимо сузить ее лишь до тех естественных свойств, которые объясняют этической статус вещи. Гриффин показывает, что пример плотных этических понятий дает основание сомневаться в наличии отношения этической супервентности, которое удовлетворяет двум его предположениям (Griffin 1992: 314-319).

Аргументы против эпистемических удостоверений этической супервентности

В разделе 2 мы отмечали, что существуют несколько расширенных стратегий защиты этической супервентности. Это может указывать на неопровержимость доказательств супервентности. Однако вместо этого это может быть признаком того, что супервентность — это своего рода догма, принятая без соответствующего критического анализа. В этом разделе будет дано краткое пояснение двух проблем эпистемических принципов этической супервентности.

Как мы только что указывали, Гриффин обеспокоен тем, что голословное утверждение, что этическое супервентно на природном, будет «неинтересным». Часть сомнений Гриффина состоит в том, что подобный тезис не будет выполнять ту объяснительную работу, которую выполняют более смелые тезисы. Джозеф Раз полагает, что такая объяснительная  бедность дает нам основания сомневаться в супервентности этического. Согласно Разу, этическая супервентность не дает более конкретные тезисы, которые позволили бы нам более детально описать этические аспекты реальности, и не гарантирует, что мы сможет найти подобные тезисы (Raz 2000: 54–5). Если предположить, что мы должны принимать только те теоретические положения, которые имеют достаточную объяснительную силу, то это ставит под сомнение этическую супервентность в качестве теоретического положения.

В Разделе 2 обсуждались различные объяснительные примеры супервентности: общие тезисы этической супервентности служат для объяснения множества специфически этических моделей (patterns). Эти модели, возможно, сами не являются объяснительными. Однако их, вероятно, трудно разумным образом отрицать, по крайней мере до появления развитой моральной эпистемологии, которая могла бы вынести суждение об их эпистемической состоятельности.  

Алисон Хиллс (Hills 2009) утверждает, что мы можем пытаться подорвать доводы в пользу супервентности, признав, что во многих случаях этические различия без натуралистического различия немыслимы, и утверждая, что мы не должны считать, что немыслимость ведет к невозможности. Она полагает, что эта немыслимость может проистекать из нашего нежелания проделать определенные неприятные воображаемые операции. 

Хиллс поддерживает этот аргумент, утверждая, что если мы рассмотрим противоречивый случай с низкими ставками — скажем, допустима ли некая ложь из благих намерений, — то мы сможем помыслить, допустима ли подобная ложь или нет. Но, как она полагает, если мы можем представить ее и как допустимую, и как недопустимую, то мы показали, что мы можем помыслить два этически несовместимых возможных мира. Далее, этот случай с низкими ставками помыслить гораздо легче, чем, например, Гитлера в качестве нравственного идеала, и Хиллс полагает, что это обстоятельство говорит в пользу идеи, что мыслимость основана на нашей готовности представить определенные возможности, поскольку мы, вероятно, в большей степени не хотим представлять Гитлере в качестве образца нравственности, нежели представлять случай с низкими ставками.   

Одна из проблем такого вывода состоит в том, что он относится к не тем случаям. Рассмотрим ситуацию: я не могу запомнить атомный номер плутония. Так что для меня вполне допустимо, что плутоний может обладать довольно широким диапазоном количества протонов. Но я не думаю при этом, что возможно, чтобы один атом плутония имел n протонов, а некий другой возможный атом плутония имел n+10 протонов. Если какой бы то ни было атом плутония имеет n протонов, то это истинно для всех атомов плутония. (Такое представление возникает из полученного эмпирическим путём убеждения, что количество протонов является неотъемлемым свойством плутония). Аналогично, я могу представить, что определенные ложные утверждения будут допустимыми или недопустимыми. Однако очень сложно постичь мысль о том, определенный вид лжи в определенных обстоятельствах может быть одновременно допустимым и недопустимым.

Другой эпистемологический подход (предложенный в еще не изданной работе Гидеона Розена) указывает, что сильная метафизическая супервентность этического может показаться нам весьма убедительной, даже если она претерпела неудачу в очень «отдаленных» модальных возможностях. Это означает, что концепция, объясняющая, почему этическая супервентность может потерпеть неудачу (но только в таких отдаленных модельных возможностях), потенциально могла бы объяснить наши интуиции относительно сильной метафизической супервентности.

Аргументы против диалектической значимости этической супервентности

 В этом разделе рассматривается последняя из возможностей — принять этическую супервентность, но при этом отрицать на общих основаниях, что она может играть существенную роль в аргументах такого рода, которые рассматривались в Разделах 3 и 4. Рассмотрим два способа реализации этой идеи.

Первый. Вспомним сложности из Раздела 1.1, связанные с убедительным и непротиворечивым определением того, чему супервентна этика. Николас Стургеон полагает, что из этих затруднений можно сделать один вывод, а именно, что не существует диалектически значимого тезиса этической супервентности. Например, он принимает супервентность этического на природном, но полагает, что основания для принятия этого тезиса суть те же, что и для принятия этического натурализма (Sturgeon 2009: 62-67).

Есть два возможных способа ответить на этот аргумент. Первый: можно стремиться к не-ограниченному доказательству этической супервентности, вроде того, что приводилось в Разделе 2. Однако это может оказаться не вполне успешным: как отмечалось в Разделе 2, в дискуссиях о супервентности неизбежно присутствуют спорные философские позиции, например, приверженность различным видам модальностей или представляющим интерес для философии концептуальным истинам. Второй способ: найти диалектически эффективные ограниченные аргументы. Например, сам Стерджен стремится выдвинуть подобный аргумент против нон-когнитивистов (Sturgeon 2009: 93-88). Другой пример: большинство этических нон-натуралистов полагают наличие, по меньшей мере, сильной метафизической супервентности этического на не-этическом, которая дает грубой необходимости, обсуждаемой в Разделе 4, диалектическую силу против них. Однако некоторые философы полагали, что недовольство грубой необходимостью само кажется ограниченным. Например, Хорган и Тиммонс (Horgan and Timmons 1992: 227) полагают, что оспаривание грубых супервентных связей является исключительно натуралистской склонностью.

Эта мысль была принята некоторыми не-натуралистами.

Например, Ник Зангвиль (Zangwill 1997: 509) полагает, что  грубость этической супервентности может просто быть принятой.

 Другой способ ослабить диалектическую силу этической супервентности — это согласиться, что данное объяснение является важным, но отрицать, что оно имеет особый вес в контексте теории выбора (ср. Enoch 2011: 147–8). Эта позиция вызывает много вопросов, на которые трудно дать ясные ответы, однако стоит подчеркнуть возможные ответы на два из них. Первый: принятие грубой этической супервентности несовместимо с эссенциалистской точкой зрения на модальность, рассмотренной выше. (Напомним, что согласно этой точки зрения все необходимые истины объясняются фактами об их сущностях свойствах). Поскольку эссенциалистская позиция является одной из наиболее мощных и развитых взглядов на модальность, несогласованность с ней делает нас заложниками судьбы. Во-вторых, необходимость избегать отношения грубой необходимости является центральной частью метафизической методологии. Даже если модальная структура не является наиболее фундаментальной метафизической структурой, тем не менее многие считают ее хорошим ориентиром для движения к этой структуре (Kment 2015). Тяжело понять, почему это так, если только необходимые связи не раскрывают некие более глубокие объяснительные отношения. Это говорит о том, что философ, желающий найти в этике исключение из этого принципа, должен обеспечить для этого ясные методологические основания.

Библиография

Blackburn, Simon, 1971, “Moral Realism”, in John Casey (ed.), Morality and Moral Reasoning, London: Methuen. pp. 101–124.

 –––, 1984, Spreading the Word, Oxford: Oxford University Press.

 –––, 1985, “Supervenience Revisited”, in Ian Hacking (ed.), Exercises in Analysis, Cambridge: Cambridge University Press, pp. 47–68. Page reference is to the reprint in Blackburn 1993.

 –––, 1993, Essays in Quasi-Realism, Oxford: Oxford University Press.

 –––, 1998, Ruling Passions, Oxford: Oxford University Press.

 Brown, Campbell, 2011, “A New and Improved Supervenience Argument for Ethical Descriptivism”, in Russ Shafer-Landau (ed.), Oxford Studies in Metaethics 6, Oxford: Oxford University Press, pp. 205–18.

 Chrisman, Matthew, 2005, “Review of Allan Gibbard’s Thinking How to Live”, Ethics, 115(2): 406–412.

 Coons, Christian, 2011, “How to prove that some acts are wrong (without using substantive moral premises)”, Philosophical Studies, 155(1): 83–98.

 Cuneo, Terence, and Russ Shafer-Landau, 2014, “The Moral Fixed Points”, Philosophical Studies, 171: 399–443.

 Dancy, Jonathan, 1995, “In Defense of Thick Concepts”, Midwest Studies in Philosophy, 20(1): 263–279.

 –––, 2004, Ethics Without Principles, Oxford: Oxford University Press.

 DePaul, Michael, 1987, “Supervenience and Moral Dependence”, Philosophical Studies, 51: 425–439.

 Dreier, James, 1992, “The Supervenience Argument against Moral Realism”, Southern Journal of Philosophy, 30: 13–38.

 –––, 2015, “Explaining the Quasi-Real”, Russ Shafer-Landau (ed.), Oxford Studies in Metaethics 10, Oxford: Oxford University Press, pp.

 Dworkin, Ronald, 1996, “Objectivity and Truth: You’d Better Believe it”, Philosophy and Public Affairs, 25(2): 87–139.

 Eklund, Matti, 2002, “Inconsistent Languages”, Philosophy and Phenomenological Research, 64(2): 251–75.

 Enoch, David, 2011, Taking Morality Seriously, Oxford: Oxford University Press.

 Fine, Kit, 1994, “Essence and Modality”, Philosophical Perspectives, 8: 1–16.

 –––, 2002, “Varieties of Necessity”, in Tamar Szabo Gendler and John Hawthorne (eds.), Conceivability and Possibility, Oxford: Oxford University Press, pp. 253–281.

 Gibbard, Allan, 2003, Thinking How to Live, Cambridge, Massachusetts: Harvard University Press.

 Griffin, James, 1992, “Values, Reduction, Supervenience, and Explanation by Ascent”, in David Charles and Kathleen Lennon (eds.), Reduction, Explanation, and Realism, Oxford: Clarendon Press, pp. 297–322.

 Hare, R. M., 1952, The Language of Morals, Oxford: Oxford University Press.

 –––, 1984, “Supervenience”, Aristotelian Society Supplementary Volume, 58: 1–16.

 Harrison, Gerald, 2013, “The Moral Supervenience Thesis is not a Conceptual Truth”, Analysis, 73: 62–68.

 Hills, Alison, 2009, “Supervenience and Moral Realism”, in Heike Alexander and Leitgeb Hannes (eds.), Reduction, Abstraction, and Analysis, Frankfurt: Ontos Verlag, pp. 163–178.

 Horgan, Terence, 1993, “From Supervenience to Superdupervenience: Meeting the Demands of a Material World”, Mind, 102: 555–86.

 –––, and Mark Timmons, 1992, “Troubles on Moral Twin Earth: Moral Queerness Revived”, Synthese, 92(2): 221–260.

 Jackson, Frank, 1998, From Metaphysics to Ethics, Oxford: Oxford University Press.

 –––, Philip Pettit, and Michael Smith, 2000, “Ethical Particularism and Patterns”, in Brad Hooker and Margaret Olivia Little (eds.), Moral Particularism, Oxford: Oxford University Press, pp. 79–99.

 Kalderon, Mark, 2005, Moral Fictionalism, Oxford: Oxford University Press.

 Kim, Jaegwon, 1993, Supervenience and Mind, Cambridge: Cambridge University Press.

 –––, 2011, “From Naturalism to Physicalism: Supervenience Redux”, Proceedings of the American Philosophical Association, 85(2): 109–134.

 Klagge, James, 1984, “An Alleged Difficulty Concerning Moral Properties”, Mind, 93: 370–380.

 –––, 1988, “Supervenience: Ontological or Ascriptive”, Australasian Journal of Philosophy, 66: 461–470.

 Kment, Boris, 2014, Modality and Explanatory Reasoning, Oxford: Oxford University Press.

 –––, 2015, “Modality, Metaphysics, and Method”, in Christopher Daly (ed.), Palgrave Handbook of Philosophical Methods, Palgrave, pp. 179–207.

 Kramer, Matthew, 2009, Moral Realism as a Moral Doctrine, Oxford: Blackwell.

 Levine, Joseph, and Kelly Trogdon, 2009, “The Modal Status of Materialism”, Philosophical Studies, 145, 351–362.

 Little, Margaret Olivia, 2000, “Moral Generalities Revisited”, in Brad Hooker and Margaret Olivia Little (eds.), Moral Particularism, Oxford: Oxford University Press: pp. 276–304.

 Mackie, J. L., 1977, Ethics: Inventing Right and Wrong, Harmondsworth: Penguin.

 McLaughlin, Brian, 1995, “Varieties of Supervenience”, in Elias Savellos and Umit Yalcin (eds.), Supervenience: New Essays, Cambridge: Cambridge University Press, pp. 16–59

 McPherson, Tristram, 2009, “Unnatural Normativity?” Philosophical Books, 50: 63–82.

 –––, 2012, “Ethical Non-Naturalism and the Metaphysics of Supervenience”, in Russ Shafer-Landau (ed.), Oxford Studies in Metaethics 7, Oxford: Oxford University Press, pp. 205–234.

 –––, 2015, “What is at Stake in Debates among Normative Realists?” Noûs 49: 123–146.

 Moore, G. E., 1903, Principia Ethica, Cambridge: Cambridge University Press.

 –––, 1922, “The Conception of Intrinsic Value”, in Philosophical Studies, London: Redwood, pp. 253–275.

 Nolan, Daniel, Greg Restall, and Caroline West, 2005, “Moral Fictionalism versus the Rest”, Australasian Journal of Philosophy, 83(3): 307–330.

 Olson, Jonas, 2014, Moral Error Theory, Oxford: Oxford University Press.

 Raz, Joseph, 2000, “The Truth in Particularism”, in Brad Hooker and Margaret Olivia Little (eds.), Moral Particularism, Oxford: Oxford University Press, pp. 48–78.

 Ridge, Michael, 2007, “Anti-Reductionism and Supervenience”, Journal of Moral Philosophy, 4: 330–48.

 Roberts, Debbie, 2013, “Thick Concepts”, Philosophy Compass, 8(8): 677–688.

 Rosen, Gideon, 2010, “Metaphysical Dependence: Grounding and Reduction”, in Robert Hale and Aviv Hoffman (eds.), Modality: Metaphysics, Logic, and Epistemology, Oxford: Oxford University Press, pp. 109–136.

 Scanlon, Thomas M., 2014, Being Realistic about Reasons, Oxford: Oxford University Press.

 Schmitt, Johannes, and Mark Schroeder, 2011, “Supervenience Arguments under Relaxed Assumptions”, Philosophical Studies, 155(1): 133–160.

 Schroeder, Mark, 2014, “The Price of Supervenience”, in M. Schroeder, Explaining the Reasons we Share, Oxford: Oxford University Press, pp. 124–144.

 Shafer-Landau, Russ, 2003, Moral Realism: A Defence, Oxford: Oxford University Press.

 Sider, Theodore, 2011, Writing the Book of the World, Oxford: Oxford University Press.

 Sidgwick, Henry, 1907, The Methods of Ethics. Indianapolis: Hackett, 1981. (Reprint of the 1907 7th Edition.)

 Skarsaune, Knut, 2015, “How to be a Moral Platonist”, in Russ Shafer-Landau (ed.), Oxford Studies in Metaethics 10, Oxford: Oxford University Press, pp.

 Smith, Michael, 2004, “Does the Evaluative Supervene on the Natural?” in M. Smith, Ethics and the A Priori, Cambridge: Cambridge University Press, pp. 208–233.

 Stratton-Lake, Phillip and Brad Hooker, 2006, “Scanlon vs. Moore on Goodness”, in Terence Horgan and Mark Timmons (eds.), Metaethics after Moore, Oxford: Oxford University Press, pp. 149–68.

 Sturgeon, Nicholas, 2009, “Doubts about the Supervenience of the Evaluative”, in Russ Shafer-Landau (ed.), Oxford Studies in Metaethics 4, Oxford: Oxford University Press, pp. 53–92.

 Suikkanen, Jussi, 2010, “Non-Naturalism: The Jackson Challenge”, in Russ Shafer-Landau (ed.), Oxford Studies in Metaethics 5, Oxford: Oxford University Press, pp. 87–110.

 Tsu, Peter Shiu-Hwa, 2011, “Defending Particularism from Supervenience/Resultance Attack”, Acta Analytica, 26(4):387–402.

 Väyrynen, Pekka, 2013, “Grounding and Normative Explanation”, Aristotelian Society Supplementary Volume, 87(1): 155–178.

 Wedgwood, Ralph, 2007, The Nature of Normativity, Oxford: Oxford University Press.

 Zangwill, Nick, 1997, ‘‘Explaining Supervenience: Moral and Mental,’’ Journal of Philosophical Research, 22: 509–18.

 –––, 2006, “Moral Epistemology and the Because Constraint”, in James Dreier (ed.), Contemporary Debates in Moral Theory, Oxford: Blackwell: pp. 263–281.