философы

Поделиться статьей в социальных сетях:

в избранное

Бертран Рассел. История западной философии (конспект)

Ссылка на оригинал: Stanford Encyclopedia of Philosophy

«История западной философии и ее связи с политическими и социальными условиями от античности до наших дней» (1945) — труд, во многом благодаря которому Бертран Рассел получил Нобелевскую премию по литературе. История философии обозревается в нем начиная от досократиков и заканчивая первыми десятилетиями XX столетия. Ниже представлен конспект книги, выполненный в образовательных и ознакомительных целях.

Часть I. Досократики

Глава 1. Возникновение греческой цивилизации

Философия начинается с Фалеса. Легко установить, когда он жил (585 г. до н.э.), так как он предсказал затмение в этом году. Египет: очень мрачная религия, направлена на загробный мир. Крит (минойская цивилизация/культура) — позитивная: бодрость и роскошь, судя по раскопкам. Расцвет торговли 1500 г. до н.э. Критяне поклонялись богиням, позднее всего Артемиде-матери. Ее сын был единственным богом мужского пола. Критяне обладали линейным письмом, которое пока не расшифровано. Были миролюбивы — их дома никогда не окружали стены. Их защищало море.

До своей гибели минойская культура распространилась на материк около 1600 г. до н.э. в Грецию, где просуществовала до 900 г. до н.э. — микенская цивилизация. Однако мы не знаем, были ли микенцы греками или нет.

Одним из главных «плодов» торговли и пиратства была письменность. Хотя в Египте и Вавилонии она существовала в течение тысячелетий и минойские критяне тоже ее имели, однако они изобрели именно алфавитную письменность, а не символы и знаки. И добавили гласные.

Гомер — первый продукт эллинской цивилизации (600–500 гг. до н.э.). Скорее всего, под этим именем скрывалось несколько поэтов. Религия у Гомера не слишком религиозна. Он не очень уважительно описывает богов и приписывает им много человеческих качеств — как плохих, так и хороших. Его боги — аристократы и вожди-завоеватели, а не боги полезного плодородия. Ведут себя они, как, впрочем, и люди-герои, не слишком хорошо. В это же время — около VI века до н.э. — берут свое начало греческая наука, философия, математика. Конфуций, Будда, Зороастр, если они существовали, могут быть отнесены к тому же столетию.

К середине VI века до н.э. Кир основал Персидскую империю и начал контролировать в той или иной степени греческие города.

Боги были разные, однако можно найти немало сходств с ранней религией. Это общее связано не с олимпийскими богами, а с Дионисом и Вакхом. В нашем понимании речь идет о богах с сомнительной репутацией (вино и пьянство). Но путь Вакха от культа до мистицизма оказал огромное влияние и на философов, и на будущие религии, в том числе и на христианскую теологию.

Дионис, или Вакх, первоначально был фракийским богом. Фракийцы были гораздо менее цивилизованы, чем греки, которые относились к ним как к варварам. Вакх — бог плодородия фракийцев. Неясно, выступал ли он в образе человека или быка. Когда фракийцы научились делать пиво, состояние опьянения они представляли как божественное и начали воздавать хвалу Вакху. Позднее, когда они познали вино, поклонение Вакху еще больше возросло. Этот культ укоренился и в Греции. Ортодоксией он был встречен враждебно. В нем было много варварского — разрывание на куски животных и их поедание в сыром виде. Присутствовал также любопытный элемент феминизма: благородные женщины собирались вместе и проводили целые ночи на холмах в танцах в алкогольном, а главное — в мистическом упоении (вакханки).

Цивилизованный человек отличается от дикаря главным образом благоразумием или предусмотретельностью. Он готов ради будущих удовольствий перенести страдания в настоящем. Это становится важной привычкой, особенно с возникновением земледелия. Цивилизация подчиняет себе импульсы не только через предусмотрительность (самоконтроль), но также через законы, обычаи, религию, что делает самоконтроль более систематичным. С одной стороны, цели общества влияют на личность, а с другой — сама личность, приобретя привычку рассматривать свою жизнь в целостности общества, все больше склонна жертвовать своим настоящим ради будущего. А значит, благоразумие может привести к утрате самых лучших сторон жизни. Поклонник Вакха восстает против благоразумия. В физическом или духовном опьянении он вновь обретает уничтоженную благоразумием интенсивность чувства, появляется «энтузиазм»: вселение бога в человека. Люди нуждаются как в благоразумии, так и в страсти, как в науке, так и в религии. Важна умеренность. Многие философы тяготели кто к науке, кто к религии; последние многим обязаны Вакху. В особенности это относится к Платону, благодаря которому вакхическое наследие перешло и в христианскую теологию.

Еще одна религиозная фигура — Орфей; неясная, но интересная. По традиции, он пришел из Фракии, однако более вероятно, что с Крита. Говорят, что он был реформатором, которого разорвали на части неистовые менады (вакханки). Первоначально Орфей был жрецом и философом, а потом уже музыкантом. Каким бы ни было учение самого Орфея (если он существовал), учение орфиков хорошо известно. Они верили в переселение душ: в будущем душу ожидает либо временное, либо вечное страдание в зависимости от образа жизни на земле. Стремились к очищению, воздерживались от животной пищи. Считали, что человек отчасти земное, отчасти небесное существо и благодаря чистоте его жизни небесная часть возрастает (и наоборот). В конце концов, человек может стать единым целым с Вакхом и так и называться. Орфики были аскетической сектой. Вино для них служило лишь символом. Искомое «опьянение» — «энтузиазм», то есть союз с богом. В греческую философию этот мистический элемент принес Пифагор, такой же реформатор по отношению к орфизму, каким был сам Орфей по отношению к религии Диониса. От пифагорейцев мистический элемент перешел в философию Платона и далее.

Некоторые откровенно вакхические элементы сохранились везде, где орфизм имел влияние, в частности — феминизм (требование полного политического равноправия для женщин) и уважение к сильной страсти. Еврипид не почитал холодных и самодовольных благонравных людей, в его трагедиях они непременно сходили с ума или попадали в беду из-за влияния богов, возмущенных их богохульствами.

Греки часто писали о «золотой середине», но в действительности они были невоздержаны во всем: в мышлении, в поэзии, в религии, в грехе. Именно это сделало их великими в свое время.

В Греции сосуществовали две тенденции: эмоциональная, религиозная, мистическая, потусторонняя — и светлая, эмпирическая, рационалистическая, заинтересованная в приобретении знания разнообразных фактов. Последнюю тенденцию представляют Геродот, ранние ионийские философы, а также до известной степени Аристотель.

Слово «оргия» употреблялось орфиками в смысле «причастия» — очищения души в целях избежания круговорота рождения. У орфизма много сходств с восточными религиями, хотя контакта между ними, как говорят, не существовало.

Глава 2. Милетская школа 

Милет — город в Малой Азии (ныне Турция).

Говорят, что философия началась с Фалеса (640–545 гг. до н.э.), который сказал, что все происходит из воды. «Вода есть наилучшее». Фалес привез из Египта сведения по геометрии — как измерять расстояния до кораблей и высоту пирамид, зная длину теней и т.п. Фалес считал, что вода является первичной субстанцией, а все остальные образуются из нее, и что земля покоится на воде. Все вещи полны богов. Магнит обладает душой, так как притягивает железо. Предположение о том, что все происходит из воды, следует рассматривать как научную гипотезу, а не как нелепицу. Еще совсем недавно [Рассел тут имеет в виду 1920-е гг.] была гипотеза, что все состоит из водорода, который и составляет две трети воды.

Греки в своих гипотезах были слишком смелы, но Милетская школа была готова по крайней мере проверять свои гипотезы опытным путем. О Фалесе писал и Аристотель в «Политике» — о том, как Фалес доказал, что и философия, то есть наука, может быть финансово полезной, предвидев хороший урожай оливок и скупив маслобойни.

Анаксимандр (610–547/540 гг. до н.э.), второй философ Милетский школы, представляет куда больший интерес, нежели чем Фалес. Утверждал, что все произошло из единой субстанции — и это не вода, а некая неизвестная нам субстанция. Первосубстанция бесконечна, вечна, вне времени, объемлет все миры (Анаксимандр считал наш мир одним из многих). Идея справедливости в развитии и изменении субстанции. Вода, огонь и земля должны находиться в мире в определенной пропорции, но каждый элемент стремится расширить свои границы. Тем не менее имеется некая необходимость или естественный закон, который восстанавливает равновесие. Это понятие справедливости — не преступать установленных от века границ — представляет собой одно из самых глубоких греческих убеждений. Существует вечное движение, в результате которого и произошел мир (эволюция). Как и все другие животные, человек произошел от рыб.

Анаксимандр много сделал и в науке. Говорят, что он первый изобрел карту. Утверждал, что земля имеет форму цилиндра. Пытался начитать массу Солнца по отношению к Земле (получалось то равной, то в 28 раз больше).

Анаксимен (585/560–525/502 гг. до н.э.), последний из Милетской триады. Не так интересен, как Анаксимандр, но делает важный шаг вперед. Он говорит, что главной субстанцией является воздух. Даже душа состоит из воздуха. Огонь — разреженный воздух; сгущаясь, воздух становится сначала водой, потом землей и камнем. Эта теория имеет следующее достоинство: все различия оказываются только лишь количественными. Он полагал, что Земля имеет форму круглого стола и что воздух все объемлет. В свое время Анаксимен вызывал гораздо большее восхищения, чем Анаксимандр. В наши дни было бы совсем наоборот. Он оказал большое влияние на Пифагора. Пифагорейцы открыли, что Земля имеет форму шара, однако атомисты придерживались воззрений Анаксимена, согласно которым Земля есть диск.

Глава 3. Пифагор ( 570-490 гг. до н.э.)

В интеллектуальном смысле один из наиболее значительных людей — и когда был мудр, и когда им не был. Математика как вид доказательного дедуктивного обоснования начинается именно с него. У Пифагора она была связана с особой формой мистицизма. Влияние математики на философию, ассоциируемое с его именем, было как благим, так и пагубным.

Был уроженцем города Самос, торговым соперником Милета. Пифагора считали некой мистической фигурой, приписывая ему чудеса и магические способности. Кроме того, он организовал школу математики. Таким образом, эти две противоположные линии идут рядом и трудно уже определить, что было на самом деле. Основал религию, опирающуюся на учении о переселении душ и греховности поедания бобов. Эта религия оказалась достаточно влиятельной. Есть мнение, что школа Пифагора представляет собой главное течение в той мистической традиции, которую мы противопоставляем научной тенденции.

Пифагореизм был движением реформы в орфизме, как орфизм — в культе Диониса. Пифагор и сам приписывал себе полубожественный характер: разумные животные подразделяются на три вида — люди, боги и существа, подобные Пифагору.

1. Душа бессмертна.

2. Она переселяется в другие виды животных.

3. Все, что некогда произошло, через определенные периоды времени происходит снова, а нового нет абсолютно ничего.

4. Все живые существа следует считать родственными.

Мужчины и женщины имели равные права в пифагорейской общине. Владение собственностью было совместным, и все научные открытия считались коллективными; мистическим образом они приписывались Пифагору даже после его смерти.

Историк философии Бёрнет о пифагорейской этике:

Мы в этом мире странники, наше тело — гробниц души, тем не менее мы не должны пытаться в самоубийстве искать средства выхода из этого мира, ведь мы все в руках бога, он наш пастырь, и без его приказания мы не имеем права покидать этот мир. Три сорта людей существует в этом мире, их можно сравнить с трем категориями людей, приходящих на Олимпийские игры. Низший класс состоит из тех, кто приходит покупать и продавать, следующий, повыше, из тех, кто состязается. Но лучше всех, однако, те, кто приходит просто смотреть. Именно беспристрастная наука является, следовательно, важнейшим из всех прочих средством очищения; и человек, посвятивший себя науке, — настоящий философ, он наиболее полно освобождается от «круговорота рождения».

Слово «теория», которое (подобно «оргии») первоначально было орфическим и означало «страстное и сочувственное созерцание», Пифагор понимал как научное созерцание и божественное удовольствие от научной деятельности — именно благодаря пифагореизму оно приобрело свое нынешнее значение.

Созерцание — важнейший элемент у Пифагора как в науке, так и в философии.

В учениях Пифагора берет начало заблуждение, согласно которому у нас есть способность что-либо понимать посредством одного только чистого разума, как в математике, а не путем опыта, наблюдения. Тогда стали считать, что это идеал знания, не основанный на опыте, а «чистый». Мысль выше чувства.

«Все вещи суть числа». Термины «квадрат», «куб» числа и многие другие пришли от Пифагора. Теорема Пифагора. К несчастью для Пифагора, теорема сразу привела к открытию несоизмеримости (иррациональным числам; какую бы единицу длины мы ни выбрали, в принципе существуют отрезки, которые не находятся в точном числовом отношении к данной единице), а это опровергло всю его философию.

Влияние геометрии на философию было глубоким. Она отправляется от аксиом, которые являются самоочевидными, а затем через дедукцию (доказательное рассуждение) приходит к теоремам, которые весьма далеки от очевидности. Поэтому представляется возможным использовать дедукцию и совершать открытия в реальном мире исходя из того, что кажется самоочевидным. И Платон, и Кант были под влиянием этой точки зрения. По Расселу, математика является главным источником веры в вечную и точную истину. Мир идей Платона уходит своими корнями именно сюда. По Платону, Бог есть геометр.

Берущее начало в учении Пифагора сочетание математики и теологии характерно для религиозной философии вплоть до Канта, да и после него — сочетание религии и рассуждения, морального вдохновения и логического восхищения тем, что является вневременным. Платонизм в сущности представляет собой пифагореизм. С Пифагора начинается концепция вечного мира, недоступного чувствам, но доступного интеллекту. Если бы не он, теологи бы не искали логических доказательств бытия Бога и бессмертия.

Глава 4. Гераклит ( 544-483 гг. до н.э.)

Почти все гипотезы, господствующие в современной философии, были выдвинуты греками. Греки открыли ценность абстрактной мысли: математику и искусство дедуктивного мышления. Однако здесь проявляется односторонность греческого гения: он размышляет дедуктивно исходя из того, что кажется самоочевидным, а не индуктивно, сообразуясь с предметом наблюдения (с опытом). Постепенно научный метод, который стремился индуктивно выводить принципы из опыта, вытеснил эллинскую веру в дедукцию из аксиом, извлекаемых из ума философа. Данный метод в целом чужд складу ума эллинских философов, несмотря на весь огромный вклад их в развитии науки и философии.

Правильное отношение к изучению того или иного философа состоит не в том, чтобы почитать или презирать его, но прежде всего в некоторого рода предрасположенности, дающей возможность понять, что именно склоняет к тому, чтобы верить в его теории, и только потом следует оживлять критическое отношение, которое должно напоминать состояние ума той личности, что отбрасывает мнения, отстаиваемые ей ранее. Презрение мешает первой части процесса, преклонение — второй. Это упражнение исторического и психологического воображения расширяет сферу нашего мышления и помогает понять, какими глупыми многие из наших предрассудков покажутся веку, обладающему другим складом ума.

Между Пифагором и Гераклитом находится менее значительный философ — Ксенофан (~570–475 г. до н.э.), который полагал, что все произошло из земли и воды. Он верил в единого Бога, который ни внешне, ни по образу мышления не похож на человека. Высмеивал доктрину переселения душ Пифагора. Полагал, что в вопросах теологии невозможно установить истину. Рационалист, восставший против мистических идей.

Гераклит (544–483 гг. до н.э.) был очень известен благодаря своему учению, согласно которому все находится в состоянии постоянного изменения (это только одна часть его метафизики). Рассматривал огонь как основную субстанцию: все, подобно пламени, рождается благодаря чьей-то смерти. «Бессмертные — смертны, смертные — бессмертны. Смертью друг друга они живут, жизнью друг друга они умирают». В мире есть единство, но образуется оно сочетанием противоположностей. «Из всего — одно, из одного — все». Единое есть бог.

Имел плохой нрав. Плохо отзывался почти обо всех людях, в том числе философах и уже умерших, а также о своих современниках. Презирал людей. «Большинство людей дурны». Считал, что только сила может заставить людей действовать в соответствии с их собственным благом. «Всякое животное направляется на пастбище бичом».

Верит в войну. «Война — отец всех вещей и их царь: одним она определила быть богами, другим — людьми; одних она сделала рабами, других — свободными». «Следует знать, что война всеобща и правда — борьба и что все происходит через борьбу и по необходимости».

Этика Гераклита — гордый аскетизм, сильно напоминающий ницшеанский. Душа — смесь воды и огня. Огонь — благородное начало, вода — наоборот. Огонь представляет собой первоначальный элемент. Гераклит высоко оценивает господство над собой и презирает власть страстей.

«Этот космос, один и тот же для всего существующего, не создал никакой бог и никакой человек, но всегда он был, есть и будет вечным живым огнем, мерами загорающимся и мерами потухающим…» Гераклит верил в постоянное изменение, в идею вечного потока. «В одну реку нельзя войти дважды». «Солнце новое каждый день». «Нет ничего вечного, прочного. Все становится».

Поиски вечного — один из глубочайших инстинктов, толкающих людей к философии. Религия ищет вечности в двух формах, а именно в боге и в бессмертии души. Сам Гераклит допускает вечность самого потока изменений, огня.

Другая доктрина, которой Гераклит предавал даже еще большее значение — это слияние противоположностей. Не было бы единства, если бы не было противоположностей. Это послужило основой и философии Гегеля. У Гераклита, так же как и у Анаксимандра, есть идея космической справедливости (бога), некой силы, которая не дает какой-либо из стихий полностью одержать верх.

Глава 5. Парменид( 540-450 гг. до н.э.)

Гераклит — все изменяется, Парменид — ничто не изменяется. Парменид является монистом, придерживается мнения о единственности бытия. И Сократ, и Платон были под влиянием его учения. Сам Парменид находился под влиянием Пифагора. Историческое значение Парменида состояло в том, что он изобрел форму метафизической аргументации, которая в том или иной виде может быть обнаружена у большинства последующих метафизиков, включая Гегеля. Главный труд — поэма «О природе». Чувства обманчивы. Единственное истинное бытие — бесконечное и неделимое Единое. Но это не единство противоположностей, поскольку никаких противоположностей нет: холодное — это просто не теплое и т.д. Единое также не есть Бог, поскольку Парменид понимал Единое как нечто материальное и протяженное, похожее на шар. Но Единое не может быть разделено.

Главный тезис: «Бытие есть, а небытия — нет». Небытия нет, так как его нельзя мыслить, ведь такая мысль была бы противоречивой и сводила бы к тому, что «есть то, чего нет».

Парменид делит свое учение на две части: путь истины и путь мнения.

Путь мнения не так интересен, а путь истины в следующем: нельзя мыслить то, чего нет. Мышление и речь требуют объектов вне себя. И поскольку вы можете мыслить вещь и говорить о ней всегда, то это значит, что она существует всегда (в том или ином виде, но именно в том виде, как выражена мысль или слово в данный момент). Это первый пример аргументации от мысли и языка к миру в целом (начало философии языка).

Основным вкладом Парменида (помимо вышеуказанного принципа мышления и речи) было не учение о невозможности всякого изменения, что и в его время было парадоксом, а учение о неразрушимости субстанции. Именно при Пармениде стали рассматривать субстанцию как постоянный субъект различных предикатов.

Глава 6. Эмпедокл(490-430 гг. до н.э.)

Учение во многом сходно с доктринами Гераклита. Плюралист. Об Эмпедокле ходило множество легенд: управлял ветрами, творил другие чудеса. Говорят, будто бы он умер, прыгнув в кратер вулкана Этна, чтобы доказать свою божественность. Как и Парменид, предпочитал поэтическую форму изложения.

Наиболее крупный вклад в науку — открытие воздуха как особой субстанции. Именно Эмпедокл доказал наблюдением, что если пустое ведро опустить в воду кверху дном, то вода туда не сможет проникнуть. Также открыл центробежную силу — вращал чашу с водой на веревке, и вода не выливалась. Знал, что растения имеют пол. У него была своя теория эволюции и выживания сильнейших. Первым высказал предположение о том, что у света имеется скорость.

В космологии: Эмпедокл стал считать землю, огонь, воду и воздух четырьмя элементами. Точнее, стал употреблять само понятие элементов. Элементы соединяются Любовью и разъединяются Враждой. Любовь и Вражда — первичные субстанции наряду с четырьмя основными. Здесь он также сходится с Гераклитом, поскольку тот считал, что борьба, война (борьба, вражда) творит перемены, Эмпедокл только добавляет, что она действует совместо с Любовью.

Любовь и Вражда чередуются. Почему — непонятно, однако это его основная идея. Взгляды в религии — пифагорейские. Считал себя то богом, то великим грешником, потому что ел бобы (что было запрещено пифагорейской религией).

Глава 7. Афины в отношении к культуре 

Начиная с 490–480 гг. до н.э. управлялись Периклом вплоть до падения в 430 г. Самое счастливое и славное время Афин, столицы Аттики. Поэты — Эсхил, Софокл, Еврипид, Аристофан (противник Сократа). Геродот — отец истории, дал описание войн с афинской точки зрения. Население Афин было более 230 тыс. чел., то есть не самым большим, однако количество выдающихся людей значительно превышало средние значения.

В философии Афины породили только две великие величины: Сократа и Платона. Академия, в которой учил Платон, пережила все остальные школы; она продолжала существовать в качестве островка язычества в течение двух столетий после того, как Римская империя обратилась в христианство. Наконец, в 529 году н.э. она была закрыта религиозным фанатиком Юстинианом, и в Европе наступили темные века.

Глава 8. Анаксагор ( ~500-428 гг. до н.э.)

Хотя его и нельзя поставить рядом с Пифагором, Гераклитом и Парменидом, Анаксагор все равно представляет собой интересного мыслителя. Первым высказал мысль о том, что первопричиной физических изменений является ум. Платон отзывался о нем очень хорошо. Анаксагор утверждал, что все является бесконечно делимым и что даже мельчайшая частица материи содержит что-то от каждого элемента. Например, снег чуть-чуть черен. Вещи представляют собой то, чего в них больше всего. Как и Эмпедокл, выступал против наличия пустоты в том смысле, что там, где ничего нет, есть воздух.

Рассматривает ум как субстанцию, которая входит в состав живых существ и отличает их от мертвой материи. Ум управляет сам собой, он смешан с небытием. Ум единообразен: в животном он также хорош, как и в человеке. Видимое превосходство человека обусловлено наличием у него рук; все кажущиеся различия интеллекта на самом деле связаны с телесными различиями. Скорее всего Анаксагор был атеистом.

Много сделал в науке. Первым объяснил, что Луна светит отраженным светом (впрочем, у Парменида имеется схожий фрагмент). Также совершил ряд других астрономических открытий.

Глава 9. Атомисты

Основатели атомистской школы — Левкипп (о нем мало что известно вплоть до того, что некоторые, в том числе Эпикур, более поздний последователь Демокрита, вообще отрицали его существование) и Демокрит (460–370 гг. до н.э., современник Сократа). Его философия должна была составить ответ софисту Протагору. Интересно, что Платон никогда не понимал Демокрита; по словам Диогена Лаэртского, Платон почему-то ненавидел Демокрита и хотел, чтобы все его книги были сожжены.

Атомисты пытались занять промежуточную позицию между монизмом Парменида и плюрализмом Эмпедокла. Точка зрения атомизма во многом схожа с современной наукой и значительно ближе к ней, чем другие течения древней мысли. Атомы описывались в различных деталях, в том числе как падающие вниз с разными скоростями в зависимости от веса и пр. Главное, что атомы выступали некими неделимыми частицами. Были и теории вихрей — когда атомы сталкиваются, то образуются вихри, которые порождают тела, а конце концов — миры (существует множество миров).

Атомистов упрекали в том, что они приписывают всему случайность, в то время как, напротив, они были строгими детерминистами. В отличие от Сократа, Платона и Аристотеля, атомисты пытались объяснить мир, не прибегая к понятию цели или конечной причины. Конечная причина — это событие в будущем, ради которого нечто происходит. Зачем строится дом? Чтобы его сдавать, получать плату и т.д.

Когда мы спрашиваем, «почему» происходит то или иное событие, мы можем иметь ввиду одно из двух: 1) какой цели служит это событие; 2) какие более ранние обстоятельства послужили причиной возникновения события. Первое объяснение является телеологическим, то есть исходящим из цели или конечной причины, тогда как второе — механическое объяснение. Опыт показал, что вторая разновидность объяснения ведет к научному знанию, а первое — нет. Атомисты предпринимали объяснения второго толка, а их последователи вплоть до Возрождения занимались первым, чем и завели науку в тупик.

Атомисты много размышляли об определении понятия пустого пространства и движения. Возможно ли движение не в пустом пространстве? Как может двигаться что-то, когда что-то другое не даст ему двигаться (поскольку оно занимает это пространство)? В дальнейшем при размышлении над этим вопросом атомисты перешли к анализу различий между материей и пространством. Подобно Локку, они разделяли качества объектов на первичные и вторичные (не называя их таким образом). Соответственно, Демокрит, как мы видели, — решительный материалист: душа состоит из атомов, восприятие и мышление представляют собой физические процессы, вселенная не имеет цели, в ней имеются только атомы, управляемые механическими процессами.

В этике: цель жизни — бодрость, а умеренность и образование — наилучшие способы ее достижения. Демокрит осуждал все неистовое и страстное, не одобрял секс, так как он вызывает преобладание удовольствия над сознанием. Ценил дружбу и плохо отзывался о женщинах. Не хотел иметь детей, дабы не отвлекаться от философии.

Демокрит был последним греческим философом, который был свободен от известного недостатка (склонности к телеологическим объяснениям). Начиная с него наступает постепенное разложение. Упор переходит на человека в ущерб стремлению к познанию Вселенной. Сперва с софистами приходит скептицизм (изучение того, как мы познаем, вместо попытки обретения нового знания), затем с Сократом акцент переносится на этику; с Платоном начинается отвержение чувственного мира в пользу мира чистого мышления; с Аристотелем — вера в цель как основное понятие науки. Несмотря на гениальность всех перечисленных фигур, их мысль имела пороки, оказавшиеся бесконечно вредными. После них постепенно стали возрождаться вульгарные предрассудки при активном содействии католической ортодоксии.

Глава 10. Протагор ( 490-420 гг. до н.э.)

Ни одно из сочинений не уцелело, наши главные источники — доксография Диогена Лаэртского и диалоги Платона.

Протагор — наиболее значительная фигура появившегося после досократиков скептицизма. Глава школы софистов. Слово «софист» вначале не имело негативного оттенка, оно означало «преподаватель» (софисты учили тех, кто мог платить, как сейчас это делают тьюторы). В Афинах в конце правления Перикла и его ослабления (около 430 г. до н.э.) сложилась ситуация, похожая на диктатуру демократии. Много людей из знатных семей были несправедливо осуждены. Софисты исполняли роль своего рода адвокатов. Они учили защищаться в судах и произносить речи. Поэтому они были популярны у одних (состоятельных) и непопулярны у других (демократов). Как правило, они были образованными людьми, стремящимися к знаниям. Негативный оттенок (софист как демагог, болтун) они получили благодаря именно вышесказанному и Платону. Платон был не очень справедлив, так как выступал против получения денег за обучение, будучи при этом достаточно обеспеченным человеком, который мог позволить себе не брать плату за уроки.

Протагор утверждал, что «человек есть мера всех вещей существующих, что они существуют, и не существующих, что они не существуют» (Платон, «Теэтет» 152a). «Как мы чувствуем, так оно и есть на самом деле». То есть объективной истины не существует. Мнение может быть «лучше», но оно не может быть «истиннее». Хотя он и уточнял, что не знает, есть ли боги, Протагор все же был уверен, что им следует поклоняться. Эта точка зрения справедлива в отношении человека, чей теоретический скептицизм последователен и логичен. Софисты были «цинично честными» в поиске истины — не без перегибов, но значительно меньше, нежели в представлении Платона и др. авторов.

В это время также жили три великих драматурга: Эсхил, Софокл и Еврипид. Софокл был ортодоксален, но Еврипид находился под влиянием Протагора.

Часть II. Сократ, Платон и Аристотель

Глава 11. Сократ ( 470/469-399 гг. до н.э.)

Ученики Сократа, Ксенофонт и Платон, написали о нем многие, но весьма разные вещи.

Ксенофонт — военный человек, не слишком умный, придерживался традиционных воззрений. Слишком явно занимал сторону Сократа, так что правдивость его сведений вызывает сомнения. Тем не менее некоторые воспоминания весьма убедительны.

Сократ был постоянно занят вопросом о тем, как сделать так, чтобы власть была у компетентных людей. Если бы я захотел починить башмак, к кому я должен был бы обратиться?

Если брать сочинения Платона, то по ним сложно судить о Сократе, так как непонятно, где Платон описывает исторического Сократа, а где использует его для изложения своих идей. Наиболее близка к исторической правде «Апология Сократа». Сократ предстает уверенным в себе, равнодушным к земному успеху человеком, который верит, что им руководит божественный голос, и убежден в том, что для добродетельной жизни самым важным является ясное мышление. За исключением последней черты

Сократ напоминает христианского мученика.

Сократ был поглощен этическими вопросами, а не научными.

Он полагал, что ни один человек не грешит сознательно и что для того, чтобы сделать людей добродетельными, требуется лишь знание. Таково основное различие между греческой и христианской философией: в последней считается, что для добродетели важно доброе сердце, которое может быть и у невежественных людей.

Диалектика, то есть метод приобретения знания путем вопросов и ответов, не была изобретена Сократом — впервые ее стал системно применять ученик Парменида Зенон. С помощью диалектики могут быть рассмотрены вопросы, о которых мы уже имеем достаточные познания, но из-за путаницы не сумели их логически использовать. Как правило, диалектика ведет к лингвистическим открытиям, а не к открытиям в области этики.

Глава 12. Влияние Спарты

Миф о Спарте важнее действительности. Идеалы, которые поддерживали его, значительно повлияли на Руссо, Ницще и национал-социалистов. В более ранний период в Спарте имелись и хорошие поэты и актеры, как и в остальной Греции. Но около VII в. до н.э. все было принесено в жертву военным успехам, и Спарта перестала принимать участие во вкладе Греции в мировую цивилизацию. По мнению Рассела, для нас государство Спарты в миниатюре воплощает тот тип государства, которое установили бы нацисты. Но с точки зрения греков все иначе.

Кроме известных мифов о мужестве и простоте спартанцев есть много сведений об их «обычных» качествах, таких как взяточничество, мелочность, неверность и пр.

Отцом-основателем Спарты считается Ликург. Население от 1 до 10 тыс.

Аристотель очень плохо отзывается о политическом устройстве Спарты. Однако все же в воображении людей сохранилась мифическая Спарта Плутарха (46–120 н.э.), который был также далек от нее, как мы от Колумба, и философская ее идеализация в «Государстве» Платона.

Конец военного величия Спарты настал в 371 г. до н.э., когда спартанцев победили фиванцы в битве при Левктрах.

Глава 13. Источники взглядов Платона (437-348 гг. до н.э.)

Платон — самый влиятельный философ древности. Наиболее важные темы философии Платона: 1) утопия; 2) теория идей; 3) аргументы в пользу бессмертия; 4) космогония; 5) концепция познания как воспоминания, нежели чем восприятия.

Платон не питал симпатии к демократии (проигравшей в войне и осудившей Сократа), поэтому неудивительно, что он обратился к Спарте как к прообразу своего идеального государства. Обладал искусством так маскировать свои нелиберальные взгляды, что они вводили в заблуждение многих авторов, которые восхищались его «Государством», не понимая при этом, что таится в его рекомендациях.

На него оказали влияние Пифагор, Парменид, Гераклит и Сократ. От Пифагора (вероятно, через Сократа) Платон воспринял орфические элементы: религиозную направленность, веру в бессмертие и потусторонний мир, уважение к математике и полное смешение интеллектуального и мистического.

От Парменида — положения о том, что реальность вечна, вневременна и что всякое изменение с логической точки зрения иллюзорно.

От Гераклита — теорию о том, что в нашем чувственном мире нет ничего постоянного.

В совокупности с влиянием Парменида это привело его к выводу, что знание не может быть получено через органы чувств, оно обретается нами только через разум, что согласуется и с пифагореизмом.

Стремление Платона давать определения и понятия необходимых для блага вещей, таких как «мудрость» и пр., не могут быть рассмотрены как полностью удовлетворительные, да и навряд ли это в принципе возможно в нашем мире (ибо что хорошо для одного человека, то плохо для другого).

Глава 14. Утопия Платона

Правители должны быть философами. Формальная цель «Государства» состоит в том, чтобы определить, что такое «справедливость». Платон решает, что легче это сделать в большом масштабе (государства), чем в маленьком (личности).

Начинает с разделения на три класса — простых людей, воинов и стражей. Только последние должны обладать политической властью. Стражей должно быть значительно меньше, чем остальных. Необходимо обеспечить, чтобы стражи выполняли роль законодателей. Непонятно, как это относится к другим классам, но Платон прежде всего говорит о стражах, которые должны являться обособленным классом (подобно коммунистической партии в СССР).

Основа — образование стражей, опирающееся на цензуру (всего, в том числе и музыки), привитие внешних приличий (напр., не следует громко смеяться) и умеренности в делах, осуждение поэтов, драматургов и артистов, физическое воспитание, правильное питание (ничего сырого, никаких соусов, кондитерских изделий). Молодежь не должна видеть ничего плохого, но в определенном возрасте представителей молодежи надо подвергнуть испытанию обольщением. В зависимости от этого будет решаться, достоин ли человек статуса стража.

В экономике для стражей (возможно, и для воинов) — радикальный коммунизм.

И богатство, и бедность вредны, так что в городе Платона не будет ни того, ни другого. Платон распространяет коммунизм и на сферу семьи, хотя и с притворной неохотой. У друзей должно быть все общее, включая женщин и детей. Женщины должны обладать полным равноправием. Дети будут отбираться и смешиваться, чтобы родители не знали, кто из них чей, с целью общего воспитания и заботы всех обо всех. Обязанность и долг перед государством несравнимо важнее личного интереса. Задача — свести к минимуму частнособственнические интересы.

Ложь — право правителя. Для пропаганды среди жителей используется догмат, согласно которому Бог создал людей трех сортов, а именно из золота (стражей), серебра (воинов) и меди/железа (простых людей). Обычно, но совсем не обязательно, дети принадлежат к тому же сословию, что и родители, однако они могут быть повышены или понижены в зависимости от личных качеств. Необходимо создать веру в это. Такое принудительное принятие мифов явно несовместимо с философией, но Платон, видимо, не до конца это понимает, как считает Рассел.

Справедливость заключается в том, что каждый человек занимается своим делом и не вмешивается в чужие (а что такое «свое дело», особенно в таком государстве, где дети даже не знают, чем занимались их родители?). Между справедливостью и равенством есть большая разница. У Платона справедливость допускает возможность неравенства во власти. Стражи должны обладать всей властью, поскольку это самые мудрые люди, и о несправедливости шла бы речь, только если бы кто-то из других классов был мудрее.

Какое государство получилось бы? Как Спарта. Способное победить равного по числу врага (до момента, когда более творческая страна не изобретет более сложное оружие), но ничего не способное дать ни науке, ни искусству. Этикой руководит цензура и пропаганда.

«Идеал» есть нечто безличное, не имеющее отношения к «я» и поэтому теоретически может быть желательным для всех. Однако нетрудно обнаружить, что рано или поздно личный элемент станет непреодолимым и возникнет конфликт. «Вы неправы, желая счастья всем немцам. Вы должны желать счастья и всем остальным». И все же возможен конфликт и между безличными идеями, как, например, между разными святыми разных религий. Получается, что «справедливость есть не что иное, как полезное сильнейшему». На это Сократ (главный «персонаж» Платона) отвечает софизмами, прибегая к мерилам добра и зла, но опять же возникает вопрос: что же это за добро и зло? То, что определят философы?

Платон считает, будто может доказать, что его идеальное государство является хорошим, но демократ, признающий объективность этики, полагает, будто может доказать, что это государство является плохим. Однако вопрос лишь в том, нравится вам такое государство или нет.

Глава 15. Теория идей.

Определения — ключевой вопрос. Если государством должны управлять философы, то кто такой философ? Идея философа, идея кошки, идея кровати. Знание может быть только об идеях. О конкретных вещах, воспринимаемых органами чувств, может иметься только мнение. Мир интеллекта (реальный мир) отличается от мира чувств (видимый мир).

Мир интеллекта делится на два рода: ум и рассудок. Ум — более высокого рода. Он имеет дело с чистыми идеями, его метод — диалектика. Рассудок применяется в математике, он использует гипотезы, которые не может проверить (демонстративное или дедуктивное рассуждение). Благо целиком находится в реальном мире (интеллект).

Теория идей полна очевидных ошибок, но она представляет собой важный шаг вперед, так как является первой теорией, которая подчеркивает проблему универсалий.

Абсолютный минимум, остающийся даже в самой враждебной к Платону точки зрения, заключается в следующем: мы не можем выражать свои мысли на языке, целиком состоящем из имен собственных, но должны иметь такие общие слова, как «человек», «собака» и т.п., или такие, как «похожий», «прежде» и т.п. Такие слова появляются в качестве бессмысленных звуков, но трудно понять, как они могли бы обрести значение, если бы мир состоял лишь из отдельных вещей, которые обозначаются собственными именами. Но отсюда еще не следуют все остальные выводы Платона.

Пристрастие Платона и особенно Аристотеля к этике и эстетике (в частности, гипотеза, что все должно быть красиво и планеты должны двигаться строго по кругу и пр. ) значительно способствовало тому, чтобы убить греческую науку.

Глава 16. Теория бессмертия Платона

Диалог «Федон».

Излагаются доктрины, ставшие впоследствие христианскими. Сократ не захотел бежать, как ему предлагали друзья и к чему его склоняли враги, таким образом, он первым провозгласил принцип, который мы связываем с Нагорной проповедью и в соответствии с которым мы не должны отвечать злом на зло.

Сократ объясняет, почему самоубийство считается противозаконным согласно учениям орфиков (его описание почти совпадает с христианством).

Сократ по Платону: смерть есть отделение души от тела, дуализм. Естественное следствие —аскетизм. Христианство приняло это лишь отчасти, поскольку из сочинений Платона можно было сделать вывод, что Бог создал дурной мир, и обет безбрачия не может быть полностью осужден христианством.

Аскетизм в «Федоне» — умеренного, джентльменского типа. Платон в лице Сократа говорит, что можно и не воздерживаться полностью от удовольствий, однако нельзя становится их рабом. Философ должен заниматься душой, а не телом. Однако, если мы призадумаемся, тому, кто не находит в удовольствиях ничего приятного, и жить-то не стоит? Ведь он уже на полпути к смерти, раз не помышляет о телесных радостях. То есть Платон тут поддерживает точку зрения моралистов, согласно которой значение имеют отнюдь не только телесные наслаждения.

Моралисты утверждают, что человек, который не стремится к чувственным удовольствиям, должен совершенно отречься от них и жить добродетельно. Это заблуждение, ведь если принять разделение души и тела, то самыми худшими и самыми лучшими удовольствиями являются духовные удовольствия: зависть, властолюбие, тщеславие, любовь, созерцание. Гитлер, к примеру, был равнодушен к телесным удовольствиям. Освобождение от тирании тела способствует величию, но как в грехе, так и в добродетели в равной мере.

Интеллектуальный аспект религии.

Нам говорят, что тело выступает препятствием для истинного знания, что зрение и слух поставляют недостоверные свидетельства; подлинное существование кроется не в ощущении, но в мысли. Это приводит к полному отрицанию эмпирического знания, включая историю и географию. Если игнорировать органы чувств, то что вообще остается философу? Во-первых, логика и математика; но они гипотетичны и не делают категоричных заявлений о реальном мире. Следующий шаг, решающий, зависит от идеи блага. Предполагается, что, достигнув ее, философ познает, что благо реально, и оказывается способным сделать вывод, что мир идей представляет собой реальный мир. Позднее философы имели аргументы для доказательства тождества реальности и блага, но Платон допускал его в качестве самоочевидного.

Мысль является наилучшей, говорит Сократ, когда ум сосредоточен на себе, когда ему не мешают ни зрение, ни слух, ни страдание, ни наслаждение и когда ум оставляет тело и устремляется к истинному бытию. Отсюда переход к идеям, формам. Есть абсолютная справедливость, красота, благо, здоровье, «большесть» всего, но они незримы для глаза, а доступны только интеллектуальному видению.

Эксперимент как метод достижения знания исключается. Согласно Платону, у нас имеется два основных рода умственной деятельности — математика и мистическое прозрение. Это объясняет, почему они так тесно переплетаются у Платона и пифагорейцев. Для эмпирика тело приводит нас в соприкосновение с внешней реальностью, но для Платона оно представляет собой двойное зло, искажающий посредник и источник вожделений. После смерти душа будет без тела и тогда точно будет возможным знание. Либо знание вообще недостижимо, либо оно возможно лишь после смерти.

Возвращаясь к «Федону»: доказательства Сократа в пользу бессмертия души очень слабы.

1. Все, что имеет свою противоположность, рождается из того, что ему противоположно (напоминает воззрения Анаксимандра на космическую справедливость). То есть «семя не оживет, если оно не умрет» и т.д.

2. Знание есть воспоминание, и поэтому душа должна существовать еще до рождения. Идеи, такие как «равенство», «существование», не могли быть получены в опыте, поэтому они представляют собой воспоминания. Эта тема развивалась в «Меноне».

Нет знания, есть только воспоминание. Контраргумент: есть мнение, что часть указанных знаний, считающихся априорными, все-таки получены из опыта, а идей о некоторых других у нас нет.

Пример: идея абсолютного равенства. Кроме того, откуда берутся воспоминания (если это воспоминания)? Не может ли так быть, чтобы они были также из опыта, пусть даже и предшествующей жизни? Тогда в чем именно заключается разница между предшествующим и нынешним опытом? И почему из гипотетического предыдущего существования души следует, что она будет существовать и в дальнейшем?

В дополнение к тому, что жизнь должна появляться из своей противоположности, платоновский Сократ говорит о «простоте», неделимости души — она не подвержена распаду и изменениям (так, красота вечна — цветы меняются, а она остается). Все невидимые вещи вечны. Души плохих людей попадут в плохие места — в тела свиней и пр., а души философов — в невидимый мир, в среду богов. Интересен ответ Сократа на мнение Пифагора, согласно которому душа представляет собой гармонию и если сломана арфа, то гармонии нет.

По словам Сократа, в отличие от души, гармония сложна (довольно-таки спорный тезис) и не существовала раньше лиры (но в таком случае и красота существует прежде прекрасных вещей).

На протяжении многих столетий платоновский Сократ служил образцом для философов. Его заслуги очевидны, однако у него также имелись очень серьезные недостатки. Сократ недобросовестен и прибегает к софизмам, он использует интеллект для доказательства желательных результатов, а не для беспристрастного поиска истины.

В нем есть что-то самодовольное и елейное, напоминающее дурной тип церковника. Сократ не обладал научным мышлением, но решительно доказывал существование вселенной, которая сообразуется с его этическими идеалами. Это предательство истины, измена истине — самый худший из философских грехов.

Глава 17. Космогония Платона

Диалог «Тимей».

Это произведение содержит больше глупостей, чем можно найти в других произведениях Платона.

Как философское произведение оно не представляет интереса, но с исторической точки зрения имело огромное значение. Место, занимаемое Сократом в ранних произведениях Платона, занимал некий пифагореец.

В «Тимее» содержится, во-первых, резюме первых пяти книг «Государства», во-вторых, миф об Атлантиде, о которой сказано, что она была островом вблизи Геркулесовых столбов, который был больше Ливии и Азии вместе взятых. Затем Тимей, пифагорейский астроном, рассказывает историю мира вплоть до сотворения человека.

Почти все в диалоге изложено в библейской манере невероятных сказочных историй, но объяснение создания мира из хаоса стоит воспринимать вполне серьезно, равно как соотношение четырех элементов-стихий и их связь с правильными телами, составленных из треугольников.

Смешение необходимости и цели в мире является убеждением, которое было свойственно большинству греков, и восприняв его, Платон обошел тему зла, которая в дальнейшем не давала покоя христианской теологии.

Глава 18. Знание и восприятие у Платона

Диалог «Теэтет».

Сейчас большинство философов считают не требующим доказательства утверждение о том, что эмпирическое знание выводится из восприятия. Однако у Платона имелась совершенно другая теория: все, что получаемо нами через органы чувств, на деле недостойно называться знанием, поскольку реальное знание связано лишь с понятиями. 2+2=4 есть знание, тогда как утверждение «снег — белый» исполнено неопределенностей и не может считаться истиной. Быть может, данный взгляд восходит к Пармениду, но в своей наиболее ясной форме он был высказан именно Платоном.

Первое (и единственное, которое здесь будет рассмотрено) определение знания, сформулированное Теэтетом, звучит следующим образом: « По-моему, знающий что-то ощущает то, что знает, и, как мне теперь кажется, знание — это не что иное, как ощущение». Сократ отождествляет его с учением Протагора о том, что человек есть мера всех вещей. «Выходит, ощущение — это всегда ощущение бытия, и как знание оно непогрешимо».

Затем идет характеристика восприятия, исходя из которой несложно доказать, что восприятие не может быть знанием.

К теории Протагора Сократ добавляет Гераклита с его тезисом о постоянном изменении, согласно которому вещи, коим мы приписываем понятие бытия, находятся в процессе становления. Платон считает это справедливым для чувственных предметов, но не для реального знания.

Однако из доктрины Гераклита следует определение знания как восприятия: знание бывает о том, что находится в становлении, а не о том, что есть.

Сократ выдвигает базовые аргументы, что ощущение разнится у всех и даже у одного и того же человека в разных состояниях. Интересный ответ Сократ предлагает от имени Протагора: одно суждение не может быть более истинным, чем другое, но оно может быть лучшим.

Эту же мысль выдвигает прагматизм. Однако Сократ тут же возражает — ведь нельзя же отрицать, что врач, когда меня лечит, лучше не-врача знает, как именно надо лечить? Таким образом, мы не можем избежать вывода, что мудрый человек является лучшей мерой вещей, чем глупец.

Все возражения, направленные против теории о том, что человек является мерой всех вещей, лишь косвенным образом опровергают тезис, согласно которому знание означает восприятие. Однако имеется прямой аргумент, в соответствии с которым мы должны вести речь не столько о восприятии, сколько о памяти.

Против Гераклита (тезис о постоянном изменении) Сократ высказывается следующим образом: так как все меняется, то когда мы заканчиваем говорить о некоторой вещи, она уже не представляет собой то, чем она была, когда мы начинали о ней говорить.

Таким образом, вместо знания мы получаем незнание. Что бы ни находилось в постоянном движении, значение слов должны быть неизменными хотя бы какое-то время, поскольку в противном случае ни одно утверждение не может быть более истинным.

Должно иметься нечто более-менее постоянное, чтобы были возможны рассуждение и знание. Нам следует это допустить — и значительная часть всего, что связано с потоком, вполне согласуется с таким допущением.

Затем Платон отказывается обсуждать Парменида (его положение о неизменности всего) на том основании, что Парменид слишком благороден и велик (довольно странный аргумент).

Последний довод Платона против отождествления знания с восприятием начинается с того, что мы воспринимаем, скорее, через глаза и уши, нежели самими глазами и ушами. И с помощью органов чувств мы не можем познавать, что есть бытие и небытие, что такое плохо и хорошо, сходное и противоположное и пр. Знание кроется не во впечатлениях, а в умозаключениях, и восприятие не есть знание, потому что «именно здесь можно схватить сущность и истину, там же — нет».

Как же нам следует оценить аргументацию Платона? Итак, имеется три взаимосвязанных положения, которые Платон тут обсуждает:

(1) знание есть восприятие;

(2) человек есть мера всех вещей (Протагор);

(3) все находится в состоянии постоянного движения (Гераклит).

1. Сделаны интересные и непростые логические рассуждения о структуре математики и языка. Чистая математика состоит из тавтологий, таких как «люди есть люди», но обычно более сложных. Для того, чтобы узнать, что математическое предложение правильно, мы должны изучать значение символов, а не мир. Эти символы окажутся такими словами, как «или», «нет», «все, несколько» и пр. Если проанализировать структуру языка и значение слов и рассуждений, то обнаружится сходство. Представленные аргументы показывают, что в то время как искомый формальный род знаний, логика и математика, не выводится из восприятия, аргументы Платона относительно всякого другого рода знания ложны. Это еще не доказывает, что вывод Платона ложен, а лишь то, что он вообще не дал основания истинности своего вывода.

2. Необходимо проводить различие между психическими объектами восприятия (i) и заключениями, или выводами (ii). Что касается i, то каждый ограничен собственными объектами восприятия; у видящих сны и сумасшедших психические объекты как таковые почти такие же, как и у людей в нормальном состоянии, но эти объекты способны повлечь за собой ложные выводы. Что касается ii, позиция Протагора заключается не в том, что она никогда не допускает ошибок, а в том, что доказательства моих ошибок должны быть представлены мне. Мое прежнее Я можно оценивать так же, как другого человека. Все это предполагает, что в отношении ii имеется какое-то безличное мерило правильности. Но если некий сделанный мною вывод является столь же хорошим, как и всякий другой (то есть меня никто не может убедить в том, что мой вывод неверный, и я тоже не могу убедить других в их неправоте), тогда действительно имеет место интеллектуальная анархия, которую Платон выводит из взглядов Протагора.

3. Доктрина всеобщего потока дается Платоном в карикатурном виде, и потому нелегко предположить, будто кто-то когда-нибудь придерживался ее в той крайней форме, в какой он ее излагает. Платон недобросовестно использует метод доведения до абсурда на том основании, что все меняется и может таким образом быть противоположным себе, а значит, непознаваемым. Здесь Платон не учитывает количественный аппарат и тот факт, что логические противоположности были изобретены лишь для нашего удобства.

В то же время следует допустить, что если бы слова не имели фиксированных в известных пределах значений, то беседа была бы невозможна. Однако и тут можно впасть в другую крайность. Слова изменяют свое значение. К примеру, слово «идея»: лишь благодаря образованию мы научаемся призвать ему значение, несколько схожее с тем, которое приписывал ему Платон. Необходимо, чтобы перемены в значениях слов происходили медленнее, чем те изменения, которые эти слова описывают; однако нет необходимости, чтобы перемены в значениях слов вовсе не происходили. Вероятно, это не относится к абстрактным терминам логики и математики, но такие слова применяются лишь к форме, а не к содержанию предложений. Таково еще одно свидетельство своеобразности логики и математики. Платон чрезмерно уподоблял все прочее знание математике, и пускай он разделял данную ошибку со многими из величайших философов, перед нами все же именно ошибка.

Глава 19. Метафизика Аристотеля

Ошибки предшественников Аристотеля были славными ошибками юности, его ошибки —ошибки зрелого возраста, когда уже нельзя освободиться от привычных предубеждений.

Критика теории идей. Выдвигается ряд очень хороших аргументов (большинство из них уже рассматривались в «Пармениде» Платона). Самый сильный аргумент — аргумент «третьего человека»: если человек является человеком, поскольку похож на идеального человека, то должен быть «еще более идеальный» человек, на которого похожи и этот обыкновенный человек, и идеальный человек.

Сократ является одновременно идеальным человеком и животным. И возникает вопрос, является ли в то же время идеальный человек идеальным животным; если да, то должно быть столько же идеальных животных, сколько есть видов животных, и т.д. Аристотель ясно показал, что когда ряд индивидов имеет общий предикат, то это не может происходить из отношения к чему-то того же самого рода, что и они сами, но только по отношению к более идеальному.

Однако собственная теория Аристотеля не совсем ясна. Именно вследствие отсутствия ясности и начался средневековый спор между номиналистами и реалистами.

Метафизические воззрения Аристотеля представляют собой взгляды Платона, которые были разбавлены здравым смыслом.

Аристотеля трудно понять, так как взгляды Платона нелегко соединить со здравым смыслом. Самым легким способом понять теорию универсалий и материи можно если просто изложить теорию здравого смысла, которая составляет половину его взглядов.

Внешне теория Аристотеля проста. В языке есть имена собственные и прилагательные. Имена собственные применяется к «вещам» и «лицам».

Каждая вещь или каждое лицо является единственной вещью или лицом, к которому поменяется данное имя. Солнце, Луна, Франция, Наполеон являются единственными в совсем роде; нет многих примеров вещей, к которым применяются данные имена (они обозначают субстанции).

С другой стороны, такие слова, как «кошка» и «человек», применяются ко многим различным вещам. Проблема универсалий связана со значением таких слов, а также прилагательных, таких как «белый», «твердый» и пр. (они обозначают универсалии). Универсалия не является субстанцией, поскольку она не есть «это». Но универсалия есть то, что принадлежит более чем одной вещи.

Суть вопроса состоит в том, что универсалия не может существовать сама по себе, она может существовать лишь в отдельных вещах. А значит, подразумеваемое под прилагательным зависит от того, что подразумевается под именем собственным, но не наоборот.

Однако и вещи не могут существовать без качеств, так мое лицо может и не быть красным, но каким-то оно точно должно быть.

Таким образом, предполагаемое основание для разграничения между вещами и качествами, по мнению Рассела, представляется иллюзорным.

Истинное основание является лингвистическим и выводится из синтаксиса. Имеются слова собственные, прилагательные и слова для отношений. Модно сказать: «Джон мудр, Джеймс глуп, Джон выше Джеймса». Джон и Джеймс — имена собственные, мудр и глуп — прилагательные, а «выше» представляет отношение. Метафизики истолковывали эти синтаксические различия метафизически: Джон и Джеймс — субстанции, мудрость и глупость — универсалии.

Слова для отношений игнорировались или «неким образом» истолковывались. При большом старании (аналогично математическим расчетам) можно было бы увидеть, что метафизические различия имеют отношение к синтаксическим, и впоследствии разложить все слова на другие из «философского» языка. Язык этот уже не содержал бы таких имен и универсалий, в нем будут слова, имеющие менее сложное значение. И тогда мы обнаружим, что обсуждаемый нами вопрос совершенно отличается от того вопроса, который был вначале.

Если мне (то есть Расселу) не удалось сделать ясной теорию универсалий Аристотеля, то это лишь потому, что она не ясна. Но все равно она представляет собой шаг вперед по сравнению с теорией идей и связана с подлинной и важной проблемой.

Другой термин Аристотеля — сущность.

Это не синоним универсалии. Ваша сущность в том, «чем вы являетесь в силу самой вашей природы», в том, что вы не можете потерять, не перестав быть самим собой. Не только единичные вещи могут иметь сущность, но и роды или виды вещей. Позже Рассел вернется к этому, а сейчас ограничится замечанием, что «сущность» представляется ему бестолковым понятием, лишенным точности.

Следующее — различие формы и материи. (Имеется в виду различие, отдельное от различия материи и сознания/души.)

Статуя: мрамор есть материя, а очертание — форма.

Бронзовый шар: бронза есть материя, шар — форма.

Гладкое море: вода и гладкость.

Аристотель говорит, что благодаря форме материя представляет собой некую вещь. Вместе они образуют субстанцию вещи.

То есть форма придает единство частям материи, и такое единство, как правило (если не всегда), является телеологическим. Однако форма оказывается значительно большим, чем это, а это большее очень трудно для понимания.

Аристотель говорит: форма вещи есть суть ее бытия и первосущность. Когда человек делает бронзовый шар, и бронза (материя), и понятие шара (форма) уже существовали, то есть все, что он делает, заключается в их объединении. Человек не делает бронзу и форму. Не все имеет материю: имеются вечные вещи, и они не имеют материи — за исключением тех из них, которые движутся в пространстве. Вещи увеличивают реальность, приобретая форму. Материя без формы — возможность.

Формы Аристотеля во многом очень схожи с идеями Платона. Хотя форма представляется Аристотелю как нечто совершенно отличное от универсалии, у них много общего. Форма более реальна, чем материя: она представляет собой воспоминание о единственной реальности идей. Изменения, привносимые Аристотелем в метафизику Платона, в действительности не столь значительны, как ему хотелось бы это представить.

Целлер: «…И хотя Аристотель проследил развитие идей из опыта, не менее верно, что эти идеи, особенно там, где они дальше всего удалены от опыта и непосредственного восприятия, превращаются в конце концов из логического продукта мысли в непосредственное предчувствие сверхчувственного мира…»

Теология у Аристотеля — одно из названий метафизики (однако его трактат так не называется). Аристотель говорит, что имеется три рода субстанций: воспринимаемые чувствами и являющиеся преходящими (растения и животные); чувственные, но вечные (небесные тела, относительно которых он полагал, что они не подвержены изменениям помимо движения); ни чувственные, ни преходящие (разумная душа и бог).

Основной аргумент в пользу бога — первая причина. Бог есть чистая мысль. Сам он неподвижен (неподвижный двигатель — аналог целевой или телеологической причины). Всего родов причин, по Аристотелю, четыре: материальная (в примере со статуей — мрамор), формальная (сущность статуи), движущая (резец) и целевая, или конечная (цель, которую скульптор имеет в виду). Бог есть деятельность сама по себе, самая лучшая и вечная жизнь. Бог не имеет атрибутов христианского Провидения, поскольку его совершенство было бы умалено, если бы он мыслил о чем-либо за исключением того, что совершенно, то есть о себе самом. Следовательно, Ум мыслит себя сам.

Вывод: бог не знает о существовании нашего мира. Аристотель, как и Спиноза, утверждает, что люди должны любить бога, но невозможно, чтобы сам бог любил людей.

Аристотель был религиозным человеком лишь отчасти: Бог существует вечно как чистая мысль, счастье, полное самозавершение без каких-либо неосуществленных целей. Чувственный мир — наоборот. Бог — целевая причина всего.

Аристотель о душе («О душе», «Никомахова этика»).

Расстраивает душу как связанную с телом. Душа есть подлинная сущность тела.

Как воск и изображение на нем. Душа есть целевая причина тела. Аристотель различает душу и разум, ставя разум выше и считая его менее связанным с телом. Ум как субстанция появляется внутри души и не разрушается. Остальные части души все-таки нельзя отделить. Разум может быть бессмертным, хотя остальная часть души не может.

«Никомахова этика»: у души имеются разумная и неразумная части. Неразумная часть — двоякая: растительная, как у всего живого, и страстная, которая есть во всех животных. Жизнь разумной души состоит в созерцании, которое есть полное счастье человека, хотя и не вполне достижимое. То, что разделяет людей, представляет собой неразумную часть души, так как все чувствуют и судят по-своему о предметах чувств. Разумная часть объединяет, так как люди одинаково размышляют, к примеру, о математических задачах (если думают правильно).

Таким образом, бессмертие ума не является личным бессмертием людей, как у Платона или христиан, но лишь составляет часть бессмертия бога. Увеличение божественного в своей природе — величайшее благо, но полностью его достичь нельзя, так как становишься богом.

Глава 20. Этика Аристотеля

Имеется два рода добродетелей, интеллектуальные и моральные, соответствующие двум частям души — разумной и неразумной. Интеллектуальные — результат обучения, моральные же происходят из привычек, которые надо правильно культивировать.

Учение Аристотеля о «золотой середине» весьма неясное, многие качества как бы не укладываются в его схему.

Например, был мэр, который усвоил учение Аристотеля и говорил, что всегда пытался находить середину между пристрастностью и беспристрастием. По Аристотелю, справедливость представляет собой не равенство, а правильную пропорцию, которая лишь случайным образом может оказаться равенством.

Подробнее — в самой «Никомаховой этике».

Аристотель считает этику ответвлением политики. Неудивительно, что после восхваления некоторых качеств людей, таких как гордость, он заявляет, что лучшая форма правления — это монархия (за ней следует аристократия). Можем ли мы считать морально правильным общество, которое в полном соответствии с сущностью своего устройства отдает все наилучшее немногим? Платон, Аристотель и Ницше говорят, что да. Стоики, христиане и демократы — нет, однако их «нет» разнится. Все вкладывают разный смысл в понятия и добродетели, и зла, и даже одни и те же качества одни считают добром, а другие — злом (например, смирение или знание; церковь долгое время не позволяло учить даже грамоту).

Если нас интересует прежде всего хорошее общество, а не хороший индивид, то важной составляющей оказывается субординация, как в оркестре. Этика и достоинства связаны у Аристотеля, в отличие от христианства, в рамках которого быть великим поэтом и пр. — достоинство, но не моральная заслуга. Моральные достоинства связаны исключительно с актами воли (правда, Аристотель тоже об этом говорит, но он подразумевает не такие далеко идущие последствия, как христианство).

В христианстве добродетель это, скорее, избежание греха, а не что-то положительное. Умный — не лучше глупого, образованный — не лучше неуча. Таким образом, целый ряд достоинств, имеющих большое социальное значение, исключается христианством из этики.

Многие философы не принимают такого определения этики. Сначала, думают они, надо определить, что есть благо, а затем сказать, что надо делать. Такая точка зрения больше похожа на аристотелевскую, ведь Аристотель утверждает, что счастье есть благо.

Теории этики может быть разделены на два класса в зависимости от того, рассматривают они добродетель как цель или как средство. Аристотель в общем соглашается с тем, что добродетели представляют собой средства достижения цели, а именно счастья. Но есть и другой смысл, когда добродетель включается в цель действия. «Человеческое благо представляет собой деятельность души сообразно добродетели».

Он сказал бы, наверное, что интеллектуальные добродетели являются целями, а практические — лишь средствами. Христианские моралисты утверждают, что последствия добродетельных поступков не столь хороши, как эти поступки сами по себе, вне их связи с результатом. С другой стороны, те, кто считает благом удовольствие, рассматривают добродетели исключительно как средство.

Аристотель ставит благо общества выше блага индивида.

Вопросы дружбы — все, что сказано Аристотелем по их поводу, разумно, но ни в чем не превосходит обычный здравый смысл.

В рассмотрении Аристотеля наслаждение отличается от счастья, хотя не может быть счастья без наслаждения. Есть три взгляда на наслаждение:

(1) оно никогда не бывает хорошим;

(2) часть наслаждений хороша, но большинство дурно;

(3) наслаждение есть нетчо хорошее, но не есть самое прекрасное.

Первая точка зрения отвергается на том основании, что нельзя быть счастливым на дыбе. Аристотель также не согласен с тем, что все наслаждения телесны. Хорошие люди испытывают наслаждение, если они не в несчастье, в беде, и находят наслаждение в самых простых вещах. Но есть и дурные наслаждения, которые не представляют собой наслаждения для хороших людей.

Есть вещи более ценные, чем наслаждения. Например, никто не был бы доволен, если бы ему пришлось прожить жизнь с интеллектом ребенка, даже если бы это было приятно. Каждое животное имеет свойственное ему наслаждение, и свойственное человеку наслаждение связано с разумом.

Это приводит к единственной доктрине в книге, которая представляет собой не просто выражение здравого смысла: счастье заключается в доброжелательной деятельности, а совершенное блаженство — в наилучшей деятельности, которая представляет собой созерцание.

Три вопроса к этике Аристотеля: (1) является ли она внутренне последовательной; (2) последовательно ли она вытекает из остальных взглядов автора; (3) дает ли она ответ на этические проблемы, созвучные нашим этическим чувствам.

1. В целом книга внутренне последовательна. Доктрина о том, что благо есть счастье и счастье заключается в успешной деятельности, разработана хорошо.

Учение о «золотой середине», хотя и искусно развиваемое, менее удачно, поскольку неприложимо к интеллектуальному созерцанию — лучшему виду деятельности. Можно сказать, что она применима к практическим, а не интеллектуальным добродетелям.

2. Этика Аристотеля во всех отношениях согласуется с его метафизикой. Он верит в научное значение конечных целей, а это включает веру в то, что цель управляет ходом развития вселенной. Большая часть его практической этики не является философской.

3. Этика Аристотеля, сложившаяся под влиянием древней религии, сильно отличается от современного взгляда, сложившегося под влиянием христианства. У Аристотеля почти полностью отсутствует то, что можно назвать благожелательностью, или филантропией. Все, что ему есть сказать, будет полезно обеспеченным людям с неразвитыми страстями; но ему нечего сказать тем, кто одержим богом или дьяволом, или тем, кого видимое несчастье доводит до отчаяния. «Никомаховой этике», несмотря на ее славу, не хватает внутренней значимости.

Глава 21. Политика Аристотеля

Человек по природе — социальное животное.

Тот, кто организовал государство, является величайшим из благодетелей, ибо без закона человек — худшее из животных. Государство создается для счастливой жизни. Для прирученных животных лучше, когда ими управляет человек; это относится и к тем людям, которые ниже по природе: для них лучше, когда ими управляют высшие. Можно прочитать «Религию и подъем капитализма» Тоуни. Аристотель критикует утопию (см. «Государство») Платона, чей коммунизм его раздражает.

Правление хорошо тогда, когда его целью является благо всего общества, и плохо тогда, когда заботится только о себе.

Три хороших рода правления: монархия, аристократия, полития (конституционное правление — «хорошая» демократия).

Имеется и три плохих разновидности: тирания, олигархия, демократия. Много смешанных промежуточных форм. Плохие и хорошие правления определяются этическими качествами тех, кто находится у власти, а не формой конституции. Из «плохих» лучший вид правления — это демократия. Интересно, что в некоторых греческих городах олигархи давали такую клятву: «Я неизменно буду врагом народа и буду причинять ему такой вред, какой только могу».

Три фактора необходимы для предотвращения революций: правительственная пропаганда в процессе воспитания, уважение к закону даже в мелочах, справедливость в законе и управлении, то есть равенство по достоинству. Аристотель словно не осознает трудности установления «равенства по достоинству».

Актуальнее всего — раздел о тирании.

Число культурных людей в правлении, по мнению Рассела, резко сократилось со времен Французской революции по трем причинам.

Во-первых, люди, подобные афинскому Периклу, должны были защищать свои привилегии и сами перестали быть культурными.

Во-вторых, этому способствовала индустриализация с ее научной начинкой.

В-третьих, свое дело сделало и общедоступное образование, которое давало возможность читать и писать, но не давало культуры, что позволило новому типу демагога вести пропаганду по-новому, как это проявилось в диктатурах.

Дни власти культурных людей миновали.

Глава 22. Логика Аристотеля

Влияние Аристотеля огромно, но наибольший след он оставил в логике. Даже сейчас церковные преподаватели философии упрямо игнорируют открытия современной логики и придерживаются явно устаревшей, как система Птолемея в астрономии, логики Аристотеля.

В наше время его влияние столь враждебно ясному мышлению, что с трудом можно вспомнить, какой огромный шаг вперед он сделал в свое время (даже по сравнению с Платоном), какой великолепной была бы его силлогистика, если бы она стала ступенью в развитии логики, а не тупиком с двухтысячелетним застоем. Труды Аристотеля в этом отношении уже нельзя рассматривать так, как труды его предшественников, только с исторической точки зрения: они все еще являются предметом споров с точки зрения логики.

Самое важное место — учение о силлогизме (силлогистика). Силлогизм есть доказательство, состоящее из трех частей: большая посылка, меньшая посылка и заключение. Имеется большое количество так называемых модусов силлогизма, каждому из которых схоласты присвоили название. Самый известный из них — модус Barbara: все люди смертны; Сократ — человек; следовательно, Сократ смертен. Или: все люди смертны; все греки — люди; следовательно, все греки смертны. Сократ не различает модусы, совершая тем самым ошибку.

Можно перечислить и другие модусы. Celarent: ни одна рыба не разумна; все акулы — рыбы; следовательно, ни одна акула не разумна. Darii: все люди разумны; некоторые животные суть люди; следовательно, некоторые животные разумны. Ferio: ни один грек не черен; некоторые люди суть греки; следовательно, некоторые люди не черны.

Эти четыре модуса составляют первую фигуру силлогизма. Аристотель добавляет к ней вторую и третью фигуры, а схоласты — и четвертую. Было доказано, что три позднейшие фигуры могут быть сведены к первой.

Критика силлогистики. Силлогистика стала началом формальной логики. Но будучи рассматриваема как завершение, а не как начало формальной логики, она уязвима для критики по трем направлениям.

Во-первых, в силу формальных недостатков в рамках самой системы.

Во-вторых, по причине переоценки (слишком высокой оценки) силлогизма по сравнению с другими формами дедуктивного доказательства.

В-третьих, в силу переоценки дедукции как формы доказательства.

1. Формальные недостатки. Начнем с утверждений «Сократ — человек» и «все греки — люди». Между ними есть резкое различие, чего не замечает Аристотель. «Все греки — люди, все греки — белые, следовательно, некоторые из людей белые». Невозможно достоверно утверждать, что все греки являются теми или иными, так как это не может быть известно.

Точно так же предпосылка «все люди смертны» не может быть достоверной, пока существуют живые люди. Можно утверждать, что все уже умершие люди смертны. Но нет ничего логически противоречивого, если среди ныне живущих кто-то не умрет. Это привело Аристотеля к мысли, что с некоторыми оговорками вид является субстанцией, однако его последователи считали так уже безо всяких оговорок.

Другая ошибка: Аристотель думает, что предикат предиката может быть предикатом исходного объекта. Если мы говорим «Сократ — грек, все греки — люди», то Аристотель считает, что «люди» есть предикат для Сократа, что вовсе не так, ведь на самом деле «люди» не представляет собой предикат для «грека» в единственном числе.

Различие между именами и предикатами (между индивидами и универсалиями в терминах метафизики), таким образом, стирается с гибельными последствиями для философии. Одной из путаниц стало предположение о том, что класс, состоящий из одного члена, тождественен этому члену. Это сделало невозможным построение правильной теории числа «один» и привело к бесконечным дурным метафизическим рассуждениям по поводу единицы.

2. Переоценка силлогизма. Силлогизм — всего лишь один из видов дедуктивного доказательства.

В математике, которая полностью дедуктивна, силлогизмы вообще не используются. То есть можно было бы решить любую математическую задачу при помощи силлогизма, однако это было бы неразумно. И в логике имеются несиллогистические выводы, такие как «лошадь — животное; следовательно, голова лошади есть голова животного». Осознавая несиллогистичный характер математики, Кант заключает, что она использует сверхлогические принципы, которое столь же определены, как и принципы логики. Кант тоже находился под влиянием Аристотеля.

3. Переоценка дедукции.

Греки вообще придавали дедукции значительно большее значение, чем в наше время. В этом отношении Аристотель несколько лучше Платона, поскольку он неоднократно придавал важность индукции и уделял внимание вопросу о первоначальных знаниях/исходных посылках. Все важные выводы вне математики и логики индуктивны, за исключением тех, что делаются в юриспруденции и теологии, где имеются исходные принципы, взятые из не подлежащего сомнению текста.

Кроме «Первой аналитики» у Аристотеля есть и другое логическое произведение — «Категории». Что именно подразумевается под словом категория у Аристотеля, Канта, Гегеля, Рассел, по его признанию, никогда не был в состоянии понять.

Определение, данное Аристотелем: выражения, которые ни в коей мере не означают чего-то сложного. Перечень десяти категорий: субстанция, количество, качество, отношение, место, время, положение, состояние, действие и страдание.

Субстанция — прежде всего то, что не может быть ни предикатом какого-либо субъекта (как у тела может иметься белизна), ни находиться в субъекте (как грамматическое знание находится в уме).

«Вторая аналитика» — о том, как получаются исходные посылки. Поскольку дедукция должна из чего-то исходить, мы должны начать с чего то недоказанного, известного каким-либо иным способом, чем доказательство/демонстрация. Теория Аристотеля тут зависит от понятия сущности. Это безнадежно сбивающее с толку понятие, однако его историческая ценность заставляет сказать о нем несколько слов.

Понятие сущности вещи означает те ее свойства, которые нельзя изменить, чтобы она не перестала быть сама собой. Фактически, однако, речь идет лишь о словесной конвенции. «Сущность» Сократа состоит тем самым из свойств, при отсутствии которых нельзя употребить имя «Сократ». Это чисто лингвистический вопрос, как считает Рассел: слово может иметь сущность, но вещь нет.

Понятие субстанции, как и сущности, представляет собой перенос в метафизику того, что является лишь лингвистической конвенцией.

Описывая Сократа или мистера Смита, мы описываем какие-то события из их жизни, и это дает нам основание думать, что сам Сократ или мистер Смит есть нечто более «прочное» и «реальное», нежели чем события, которые с ними происходят. Но с ними необходимо должно что-то случаться, не одно, так другое. Поэтому Сократ и мистер Смит не более прочны, чем события, которые с ними происходят.

«Субстанция», если воспринимать ее всерьез, вызывает непреодолимые трудности. Она представляет собой носитель свойств, нечто отличное от всех своих свойств. Но когда мы отбросим свойства, то убедимся, что ничего не осталось. Что отличает одну субстанцию от другой? Не разница в свойствах (мы же их отбросили), поскольку различие свойств предполагает численное различие между субстанциями, так что две субстанции должны быть именно двумя, не будучи сами по себе различимы другим путем. Но как бы мы сможем установить, что их две?

Фактически «субстанция» — просто удобный способ связывания событий. Мистер Смит есть лишь воображаемый крюк, на котором, как предполагается, должны висеть явления. В действительности событиям не нужен крюк, так же как Земля не нуждается в слоне, чтобы на нем покоиться. Каждый может видеть, что такое слово, как «Франция», — лишь лингвистическое удобство и что нет вещи, называемой «Франция», помимо и вне ее различных частей.

Таким образом, «субстанция» — это метафизическая ошибка, которой мы обязаны переносу в структуру мира структуры предложения, составленного из субъекта и предиката.

В заключение Рассел говорит, что доктрины Аристотеля полностью ложны за исключением формальной теории силлогизма, не имеющей большого значения.

Глава 23. Физика Аристотеля

Трактаты «Физика» и «О небе». Обе книги господствовали в науке вплоть до Галилея.

Для Аристотеля источником движения является Воля: на земле — капризная Воля человеческих существв, животных, а на небесах — неизменная Воля Верховного Механика (это уже прогресс по сравнению с тем, что Анаксагор был наказан за то, что думал, что Луна и Солнце не являются живыми существами). Это основа мышления Аристотеля.

Physis — природа, но смысл ее несколько иной в сравнении с современным. Он имел отношение к росту. Природа вещи есть ее цель, то, ради чего она существует. Тут телеологический смысл. Слово «естественный» до сих пор сильно вредит науке. Движение, по Аристотелю, — реализация того, что существует в потенции. И в наше время вдруг оказывается, что для научной физики любые представления о «цели» бессмысленны и никакое движение не может быть рассмотрено иначе, как относительное.

Аристотель отрицает пустоту. Время — это движение, поскольку оно допускает процесс счета. Движение всегда было и будет. Все древние за исключением Платона согласны с тем, что время никем не создано. Тут христианские последователи Аристотеля были вынуждены отмежеваться от него.

Источник всего движения неподвижен. Он находится на окружности мира и вызывает круговое движение, которое является первичным, и только оно может быть непрерывным и бесконечным.

Вещи находятся ниже Луны, все, что находится выше Луны, не рождено и не уничтожимо. Движение земных (подлунных) элементов прямолинейно, то есть они двигаются по прямой линии, а потом падают вертикально вниз. Четыре элемента не вечны, а порождаются друг от друга; огонь абсолютно легок в том смысле, что его естественное движение направлено вверх; земля абсолютно тяжела.

Воздух относительно легок, а вода относительно тяжела. Эта теория породила множество трудностей для науки последующих столетий. Открытие Галилея, согласно которому метательный снаряд описывает параболу, шокировало ученых — последователей Аристотеля. Копернику, Кеплеру и Галилею пришлось бороться с Аристотелем так же, как с Библией, чтобы утвердить взгляд о том, что Земля не является центром Вселенной, а вращается вокруг Солнца.

Физика Аристотеля не совместима с «первым законом движения» Ньютона, который был первоначально сформулирован Галилеем: каждое тело само по себе будет продолжать движение по прямой с постоянной скоростью.

Таким образом, внешние причины нужны не для того, чтобы объяснить движение, а для того, чтобы объяснить его изменение.

И наконец, пришлось отказаться от представления о том, что небесные тела вечны. Вера Аристотеля в противное, хотя и была принята христианами, является не чем иным, как продуктом языческого поклонения Солнцу, Луне и планетам.

Глава 24. Ранняя греческая математика и астрономия

Фалес высчитал высоту пирамиды по тени.

Законы перспективы.

Квадратный корень — эта задача возникла, когда оракул возвестил жрецам храма, что Бог хочет иметь статую вдвое большего размера, чем та, которая у них была. Сначала они решили просто все размеры удвоить, но оказалось, что статуя получилась в восемь раз больше, а не в два. Тогда жрецы пошли в академию к Платону, и геометры занимались этой проблемой целые столетия.

Задача эта сводится к извлечению кубического корня из 2.

Квадратный корень из 2 — первое из открытых иррациональных чисел — был известен ранним пифагорейцам.

Одним из самых важных следствий открытия иррациональных чисел было создание Евдоксом (408–355 гг. до н.э.) геометрической теории пропорции. Архимед: метод исчерпывания, площадь многоугольника вписанного в круг, пропорциональна квадрату диаметра круга. Аксиома Архимеда.

Квадратура круга — проблема определения длины окружности к диаметру круга, π.

Евклид (около 300 г. до н.э.). Постулат о параллельных. «Начала» — шедевр и до недавнего времени неоспоримый учебник, только неевклидова геометрия (Лобачевский, Гаусс, Риман) показала, что геометрия Евклида может не соответствовать действительности в полной мере.

В Вавилонии развивается астрономия. Отслеживание затмений столетиями. Видели движение планет. Деление прямого угла на девяносто градусов и градуса на 60 минут.

Анаксимандр думал, что Земля свободно плавает и ничем не поддерживается.

Аристотель возражал против теории Анаксимандра, согласно которой Земля, будучи в центре, остается на месте, поскольку у нее нет причины двигаться в том или ином направлении. Если бы это было правильно, то человек, находящийся в центре окружности, в различных точках которой размещена еда, умер бы с голоду, так как не знал бы, куда ему идти (подобно буриданову ослу; это частый пример при обсуждении свободы воли).

Пифагор первый начал думать, что Земля имеет сферическую форму. Анаксагор открыл, что Луна светит отраженным светом, и дал правильную теорию затмений, а также научное обоснование сферичности Земли по ее тени на Луне.

Пифагорейцы полагали, что Земля — одна из планет и что планеты двигаются по кругу (не вокруг Солнца, а вокруг центрального огня — дома Зевса), а также что утренняя и вечерняя звезда (Венера) представляют собой один и тот же объект.

Гераклид Понтийский (388–315 гг. до н.э.) открыл, что Венера и Меркурий вращаются вокруг Солнца и что Земля вращается вокруг своей оси за 24 часа. Однако он не пользовался авторитетом (был толстяком, щеголем и пр.), и его открытия не получили популярности.

Аристарх Самосский (320–230 гг. до н.э.) — самый интересный из всех древних астрономов. Он выдвинул гипотезу, сходную с коперниканской (Коперник потом обнаружил ее и был рад, что нашел подтверждение своей идее в древних мыслях), что все планеты, включая Землю, вращаются вокруг Солнца.

Гиппарх — другой великий астроном, открыл много звезд и произвел множество новых расчетов, но не принял теорию Аристарха и похоронил ее.

Двое великих ума — Архимед и Апполоний — в III в. до н.э. завершают список знаменитых греческих математиков. Влияние их собственно на философию оказалось незначительным. Римский солдат, убивший Архимеда, стал символом гибели оригинального мышления.

Часть III. Древняя философия после Аристотеля

Глава 25. Эллинский мир

В первой книге Маккавеев — описание первого конфликта греков и евреев.

После смерти Александра основные успехи культуры в Александрии (Египет) были достигнуты под руководством Птолемея.

Архимед, правда, был сицилийцем. Эратосфен был главным библиотекарем знаменитой Александрийской библиотеки. Евклид, Аристарх, Архимед и Аполлоний довольствовались тем, что были математиками; в философии они не стремились к оригинальности. В III в. до н.э. началась специализация. Наступили гораздо менее спокойные и безопасные времена, чем ранее. Народ стал больше поклоняться богине удачи — Фортуне.

После Александра мир стал превращаться в хаос из-за отсутствия деспота. Уровень жизни упал, и стало выгодным идти в наемники, чтобы попытать удачи в грабеже и т.п., поэтому командирам было очень опасно распускать свою армию — и войны не прекращались.

Греческий ум охватила астрология и предрассудки под влиянием восточных (не буддийских) и еврейских религий. Даже мудрые люди стали верить и в астрологию, и в Фортуну одновременно, не замечая противоречия.

Глава 26. Киники и скептики

Психологическая подготовка к восприятию учения христианства о потустороннем мире начинается в эллинистический период и связана с упадком городов-государств. Ко времени Аристотеля философы в целом не предавались мировой скорби. Но в эпоху Александра они больше не спрашивали, как создать хорошее государство, а спрашивали, как быть добродетельными в порочном мире или же счастливыми в мире страданий.

Примерно во время Александра было основано четыре философские школы: стоическая, эпикурейская (самая знаменитая), киническая и скептическая.

Киники берут начало через ее основателя Диогена от ученика Сократа — Антисфена, который был на двадцать лет старше Платона. Антисфен напоминал Толстого, только более последовательного. Верил в возврат к природе. Не признавал ни правительства, ни собственности, ни брака, ни религии. Был аскетом. «Я лучше сойду с ума, чем буду восхищаться».

Его ученик — знаменитый Диоген. Он решил жить как собака, и поэтому его прозвали киником, что значит «собачий». Жил он, скорее, не в бочке, а в большом кувшине. Жил подаяниями. Известно, что когда Александр посетил его и спросил, что ему надо, он ответил «Только не заслоняй мне свет».

Учение Диогена совсем не было тем, что мы сейчас называем циничным, а совсем наоборот.

Он стремился к добродетели и искал ее в освобождении от желания.

По его мнению, Прометей был правильно наказан за то, что принес людям искусства, породившие сложность и искусственность современной жизни.

Диоген во многих отношениях как Руссо или Толстой, только более устойчивый во взглядах.

В начале III в. до н.э. учение киников было очень модным.

Киники публиковали проповеди на тему того, как легко обойтись без материальных благ, как получать удовольствие от простой пищи, как может быть тепло зимой без дорогих одежд (что было не сложно для Египта), как глупо чувствовать привязанность к стране или горевать, когда кто-то из близких или друзей умирает и т.д.

С какого-то момента проповеди стали чрезмерно преувеличивать простоту и доводить до абсурда эту простоту и отказ от страстей. Что касается должников, то цинизм всячески преуменьшает их обязательства перед кредиторами.

Так слово «цинизм» приобретало свое нынешнее значение. Лучшее из учения киников перешло к стоицизму — более полному и обстоятельному философскому учению.

Скептицизм как доктрина впервые был провозглашен Пирроном (ум. в 270 г. до н.э.), который состоял в армии Александра и принимал участие в походе до Индии.

В учении было немного нового, за исключением систематизации и формулирования более старых сомнений.

Скептицизм в отношении чувств волновал греческих философов с самого начала; единственным исключением были те, кто, подобно Пармениду и Платону, отрицали познавательную ценность восприятий и превращали это в удобный повод для интеллектуального догматизма.

Софистов, в особенности Протагора и Горгия, неопределенность и видимые противоречия привели к субъективизму, сходному с тем, которого придерживался в Новое время Дэвид Юм.

Пиррон, который очень мудро поступил, не написав ни одной книги, добавил моральный и логический скептицизм к скептицизму в отношении чувств. По его словам, никогда не может быть рационального основания для того, чтобы предпочесть один курс действий другому.

На практике это означает, что надо подчиняться обычаям той страны, в которой живешь. Скептицизм был привлекателен для многих не философски настроенных умов, так как у них было обоснованное мнение, что познание равно недоступно и им, и философам. Скептицизм представляет собой не просто сомнение, а догматическое сомнение.

Ученик Пиррона — Тимон (ум. в 235 г. до н.э.) — выдвинул интеллектуальные доводы, в соответствии с которыми (учитывая, что греки признавали только дедуктивное познание) не может быть достоверных первоначал, исходя из которых можно строить дедуктивные рассуждения.

То есть все доказательства представляют собой или порочный круг, или уходят в бесконечную цепь умозаключений без начала. В некоторых моментах учение Тимона было похоже на доктрину Юма: он утверждал, что нечто, что ранее никогда не наблюдалось, не может быть выведено обоснованно, однако когда два явления часто наблюдаются вместе, одно может быть выведено из другого.

Со смертью Тимона школа Пиррона пришла к концу, но доктрина была подхвачена, как ни странно, Академией с традициями философии Платона во главе с Аркесилаем, который нашел в многосторонней философии Платона и скептические ноты («я знаю, что ничего не знаю» и пр.).

Аркесилай учил методом опровержения любого тезиса и выдвижения противоречащих положений. Фактически никто у него не выучился ничему — за исключением ловкости и безразличия к истине. Более двухсот лет Академия была проникнута духом скептицизма вследствие авторитета Аркесилая.

Даже главой академии был Карнеад, который после своих лекций поссорился с глупым воякой Катоном. Потом был Клитомах, тоже скептик. Они все ополчились против магии, суеверий и астрологии, развили конструктивную доктрину о степенях вероятности: уверенным быть нельзя ни в чем, однако действовать согласно наибольшей вероятности — очень разумная точка зрения, с которой согласились бы многие современные философы.

После Клитомаха Академия перестала быть скептической, и со времени Антиоха (ум. в 69 г. до н.э.) ее доктрины стало не отличить от стоических.

Скептицизм, однако, не исчез. Его возродил критянин Энесидем, который отбросил доктрины вероятности и вернулся к ранним формам скептицизма. Он был очень влиятелен как философ.

Скептицизм, продолжая влиять на культурных людей до III в. н.э., противоречил характеру эпохи, все более обращавшейся к догматической религии и доктрине спасения. Скептицизм неминуемо сеял сомнение, но не давал позитивного знания. И мир отвернулся от скептиков. Открылась дорога для восточных религий, которые соревновались в своем суеверии вплоть до христианства.

Глава 27. Эпикурейцы

Две величайшие школы эллинистического периода — стоицизм и эпикурейство — были основаны одновременно.

Их основатели — Зенон и Эпикур (341–271 гг. до н.э.) родились тоже примерно в одно время и жили в Афинах. Начнем с эпикурейцев, поскольку их учения были раз и навсегда определены их основателем, тогда как стоицизм претерпел длительную эволюцию вплоть до императора Марка Аврелия (180 г. н.э.).

Главным историком, давшим факты об Эпикуре, был Диоген Лаэртский, о котором тоже, в свою очередь, мало что известно. Кроме того, Лаэрций в своих трудах часто принимал во внимание факты, совсем не заслуживающие доверия. Большая часть его книги представляет собой пересказ скандальных и ложных обвинений, выдвинутых стоиками против Эпикура.

Эпикур в своей философии больше всего опирается на Демокрита. В 311 г. он основал школу. Умер в Афинах. Не был таким «важным», как большинство остальных философов. Хорошо умел дружить, был прост в общении и жил аскетично. Именно он, а не стоики, первым утверждал, что человек может быть счастлив на дыбе. Скорее всего, имел право так говорить, так как всю жизнь страдал плохим здоровьем, но научился переносить это стойко.

Никогда не признавал, насколько он обязан в философии Демокриту, а про Левкиппа вообще говорил, что такого философа нет. Ругал большинство своих предшественников. Кроме этого недостатка был еще один — диктаторский догматизм. Его последователи должны были принять его доктрину безоговорочно. Даже когда Лукреций двести лет спустя переложил его философию на стихи, он не добавил ничего. Его поэма заполняет, насколько это возможно, провалы в нашем знании, возникшие в результате утери всех трехсот книг Эпикура.

Его учение, как и другие учения его времени (отчасти за исключением скептицизма), было направлено прежде всего на поддержание спокойствия. Считает наслаждение благом. «Наслаждение — начало и конец счастливой жизни». «Начало и корень всякого блага — удовольствие чрева; даже мудрость и прочая культура имеет отношение к нему».

Наслаждение ума — это созерцание наслаждений тела. Единственное его преимущество перед телесными наслаждениями заключается в том, что мы можем научиться созерцать скорее наслаждение, чем боль, то есть научиться не замечать боль и тем самым установить больший контроль над умственными, нежели физическими наслаждениями.

Добродетель, если только она не означает благоразумия в погоне за наслаждениями, — пустое слово.

Правосудие, например, состоит в таких действиях, которые не вызывали бы страха перед негодованием других людей — этот взгляд ведет к доктрине о происхождении общества, похожей на теорию общественного договора.

Эпикур не согласен с некоторыми своими гедонистскими предшественниками в разграничении активных и пассивных или динамических и статических наслаждений. Динамические состоят в достижении деланной цели, причем предшествующее этому желание должно сопровождаться страданием. Статические включают в себя состояние равновесия, проистекающее из такого положения дел, которое было бы желательным, если бы его не было.

Второй род наслаждений Эпикур считает более благоразумным. Когда тело находится в состоянии равновесия, нет никакого страдания; мы должны стремиться к равновесию и тихим радостям, а не к страстным наслаждениям, то есть всегда находиться, например, умеренно поевшим. Мудрость заключается скорее в отсутствии боли, чем в наличии наслаждений. Боль в желудке больше, чем наслаждение от обжорства.

Высшее благо — благоразумие. Советовал избегать общественной жизни, так как чем выше власть, тем больше завистников я желающих зла. И если даже избежит неудачи извне, в током положении невозможно спокойствие ума. Мудрый постараемся прожить незаметно, чтобы не иметь врагов.

Половая любовь как динамическое наслаждение, разумеется, попадает под запрет. Как минимум ей следует заниматься без страсти. Самое благоразумное — дружба. Эпикур явно любил своих друзей вне зависимости от того, что мог получить от них, но убеждал себя в том, что он такой же себялюбец, эгоист, каким должен быть всякий человек. «Дружба не может быть отделена от наслаждения и потому ее надо культивировать, так как без нее мы не можем жить ни без страха, ни даже с удовольствием». Все люди заботятся о своем удовольствии — иногда мудро, иногда нет.

Эпикур должен был испытывать чувство жалости к страданиям человечества и уверенность в том, что людям было бы легче, если бы они восприняли его философию, философию болезненного человека, чтобы соответствовать миру, в котором рискованное счастье стало вряд ли возможным. Ешьте мало из страха несварения, пейте мало из страха похмелья, сторонитесь политики, любви и всех сильных страстей, в интеллектуальной жизни учитесь больше созерцать удовольствие, нежели страдание.

Физическое страдание, без сомнения, большое зло, но если оно остро, то оно коротко, а если длительно, то к нему можно привыкнуть, переносить его с помощью умственной дисциплины и привычки думать о приятных вещах, невзирая на боль.

А главное — живите так, чтобы избежать страха.

По словам Эпикура, есть два величайших источника страха — религия и боязнь смерти, связанные между собой, поскольку религия говорит, что мертвые несчастны. Он искал метафизику, которая бы доказала, что боги (в их существование Эпикур все же верил) не вмешиваются в дела людей и что душа умирает с телом. Многие сейчас рассматривают религию как утешение, но для Эпикура дело обстояло совсем иначе. Бессмертие фатально для всякой надежды на избавление от боли.

Эпикур был материалистом и атомистом, но не придерживался детерминизма. Атомы в его учении были во многом такие же, как у Демокрита, но имели вес и постоянно падали (прямолинейно вниз в некотором абсолютном смысле), причем какой-то атом мог отклониться, случайно столкнуться с другим и создать вихрь.

Душа материальна и состоит из частиц, как дыхание (по его мнению, дыхание и ветер отличались от простого воздуха в движении) и тепло. Ощущение происходит от тонких нитей (пленок) от тел до атомов души.

Такие пленки могут сохраняться и после разложения тел, от которых они шли. Это объясняет сны. «Смерть не имеет отношения к нам, так как то, что разложилось, не чувствует, а то, что не чувствует, не имеет никакого отношения к нам». Пророчества и т.п. представляют собой чистое суеверие.

Наукой интересовался только с целью борьбы с суевериями. Главное для Эпикура — личное счастье.

Единственный выдающийся ученик Эпикура — поэт Лукреций (99–55 ггг. до н.э.), современник Юлия Цезаря.

Поэма «О природе вещей».

Философия Эпикура стала известна с эпохи Возрождения именно благодаря Лукрецию. Надежда на небытие- спасение.

Философия Эпикура была возрождена французскими философами XVIII века и перенесена в Англию Иеремией Бентамом. Так они сознательно противостояли христианству.

Глава 28. Стоицизм

Стоицизм появился вместе с эпикурейством, однако он отличается более длительной историей и меньшим постоянством доктрины. Зрелые представители школы: Сенека, Эпиктет, Марк Аврелий.

Основатель — Зенон (334–262 гг. до н.э.) — был материалистом, чьи доктрины были комбинацией учений киников и Гераклита. Но постепенно стоики отходили от материализма под влиянием платонизма. Их этика изменилась мало, и именно в ней большинство стоиков видели суть своего направления.

Стоицизм — наименее греческая из всех школ: стоиками главным образом были сирийцы и римляне. Стоицизм сравнительно эмоционально узок и в некотором смысле фанатичен. Почти все наследники Александра объявляли себя стоиками.

Сократ был главным божеством стоиков во все времена. Его поведение, отказ от бегства, уверенность в том, что несправедливость приносит больше вреда тому, кто ее совершает, нежели жертве, — все это целиком отвечало стоицизму. Стоики никогда не принимали учение Платона об идеях и бессмертии (только в позднем периоде ряд представителей школы соглашался, что душа нематериальна; до этого они придерживались мнения Гераклита, согласно которому душа состоит из материального огня).

Зенон терпеть не мог метафизических тонкостей. Считал, что основное значение имеет добродетель.

Физика и метафизика имеют смысл лишь постольку, поскольку помогают прийти к добродетели. Его раздражали сомнения в реальности чувств, и он доводил до абсурда материальность всего (материальна и душа, и добродетель, и вообще все).

Основные доктрины, которых придерживались стоики, касаются космического детерминизма и человеческой свободы.

Случайности не существует, все строго определено законами. Сначала был огонь, потом воздух, вода, земля. Затем вновь случается пожар, и все опять становится огнем, и т.д.; бесконечный цикл. Не очень радостно, но это лишь одна сторона учения. Развитие природы предопределено Законодателем, и все им продумано. Бог не отделен от мира — он представляет собой душу мира. В каждом из нас содержится частица божественного огня.

Индивидуальная жизнь хороша, когда она в гармонии с природой. В определенном смысле каждая жизнь по определению находится в гармонии с природой, поскольку порождена естественными законами, но в другом смысле она находится в гармонии только тогда, когда Воля индивида направлена к целям, которые есть также цели Природы.

Добродетель — Воля в согласии с Природой.

Дурные люди, поневоле подчиняясь законам творца, делают это вынужденно, подобно собаке, привязанной к телеге. Добродетель — единственное благо. Так как она заключается в Воле, то зависит только от индивида. Поэтому каждый обладает совершенной свободой, если он освободится от мирских желаний. Мудрец, чьи суждения истинны, — хозяин своей судьбы, поскольку никакая внешняя сила не может лишить его добродетели.

Тут есть очевидные логические трудности: если добродетель выступает единственным благом, то Благодетельное Провидение должно быть заинтересовано только в том, чтобы вызвать добродетель; однако законы природы породили изобилие грешников. Если добродетель единственное благо, то не может быть доводов против жестокости и несправедливости, поскольку те же стоики не устают повторять, что они предоставляют страдающему наилучшую возможность упражняться в добродетели. Если мир всецело детерминирован, то природа сама решит, буду я добродетельным или нет. Свобода тогда для меня невозможна.

Осуждаются все страсти, не только плохие. Стоик добродетелен не для того, чтобы делать добро, но делает добро, чтобы быть добродетельным. Ему не приходит в голову любить своего ближнего как самого себя. Любовь (как эмоция, а не как принцип) отсутствует в концепции добродетели. Стоики советовали любовь как принцип. Как у Канта — надо быть добрым к брату не потому, что любите его, но потому, что законы морали включают доброту.

К истории стоицизма.

Зенон определял Бога как пламенный разум мира. Бог — телесная субстанция мира. Бог наполняет мир, как мед наполняет соты. Зенон, как и многие стоики позднейшего периода, верил в астрологию и предсказания. Приписывал божественную силу звездам. Если есть Провидение (другое имя Бога), то должны быть и предсказания.

Клеант из Ассоза, непосредственный преемник Зенона. Известен по двум причинам.

Во-первых, он утверждал, что Аристарха из Самоса надо привлечь к суду за нечестивость, поскольку он заявил о том, что небо покоится, а Земля движется вокруг Солнца.

Во-вторых, мы знаем его из-за гимна Зевсу, большая часть которого вполне могла быть написана Поупом или любым другим правоверным христианином во времена после Ньютона.

Хрисипп (280–207 гг. до н.э.). Сделал стоицизм систематичным и педантичным. Трактует зло как Гераклит: добро без него невозможно. Однако за поддержкой тут обращается не к Гераклиту, а к Платону. Хороший человек всегда счастлив, а плохой несчастлив. Счастье хорошего человека не отличается от счастья Бога. Где живут души после смерти — разные стоики считали по-разному: по мнению одних, души до очередного великого пожара будут жить в воздухе; по мнению других, только души мудрецов будут жить вечно. Хрисипп уделял много внимания логике — условные и разделительные силлогизмы, грамматика и падежи.

После Хрисиппа — Панэций (ум. в 110 г. до н.э.) и его ученик Посидоний (135–51 гг. до н.э.) — подвергли стоицизм значительным изменениям. У них учился Цицерон. Панэций ввел больше платонизма и отбросил материализм. Посидоний — эклектик, соединил стоицизм с платонизмом, что сказалось в его учении о душе и загробной жизни: душа продолжает жить в воздухе до очередного всеобщего пожара, тогда как Панэций, подобно большинству стоиков, учил, что душа умирает вместе с телом.

Гораздо более важными с точки зрения истории, хотя и не философии, были не ранние стоики, а связанные с Римом — Сенека, Эпиктет и Марк Аврелий. Министр, раб и император.

Сенека (3 г. до н.э. — 65 г. н.э.). С 48 года его учеником был Нерон.

Хотя, будучи стоиком, он официально презирал богатство, Сенека нажил огромное богатство на грабительских ссудах Британии, что и послужило поводом для восстания там. Правление Нерона становилось все хуже, и Сенека впадает в немилость. Его обвиняют в заговоре в целях убийства Нерона и назначения другого императора (говорили, что он сам претендует на трон). Ему разрешили милостиво покончить жизнь самоубийством. Умер он достойно, говоря последние слова (вскрыв вены).

Эпиктет (60–100) был рабом, а затем служащим.

Марк Аврелий (121–180) — приемный сын доброго императора Антония Пия. Как император он посвятил себя стоической добродетели. Царство его было сложным — было много бедствий: землетрясений, эпидемий, войн, восстаний. Стойко все переносил (однако ему не везло) и страдал от глубокого утомления от общественных обязанностей. Его сын, Коммод, впоследствии оказался одним из самых скверных среди множества плохих императоров. Преследовал христиан, так как они отбросили государственную религию, которую он считал необходимой.

Марк Аврелий — патетическая фигура. В списке земных желаний, которым следует сопротивляться, он считал желание удалиться для жизни в сельской тиши.

Эпиктет и Марк Аврелий сходятся в рассмотрении всех философских вопросов, несмотря на разницу их биографий и условий жизни. Это заставляет предполагать, что хотя социальные условия отражаются на философии века, личные обстоятельства имеют меньшее влияние на мысль конкретного индивида.

В плохие времена философы придумывают утешения, в хорошие — их интересы чисто интеллектуальны.

Марк Аврелий говорит утомленным тоном, когда даже подлинные радости теряют свою прелесть. Этика стоиков времен Марка Аврелия призывала скорее к терпению, чем к надежде. «Раз возможно, что тебе придется расстаться с жизнью сию минуту, соответственно упорядочи всякое действие и мысль».

Достижение гармонии со Вселенной означает повиновение воле Бога.

Естественное противоречие этики и теологии стоиков и вечная проблема философии вообще — детерминизм и свобода воли. Эта проблема не решена у стоиков даже и близко. Как и многие другие люди, стоики имели как бы две системы — для себя и для других (не философов) — и таким образом действовали в согласии с мирскими законами по отношению к большинству.

Тут тоже много неясностей. Единственный ответ, который разрешает данную трудность и который может себе представить Рассел, логически неуязвим, хотя и кажется ему весьма неправдоподобным.

Он был бы дан Кантом, чья этическая система весьма схожа со стоической. Кант сказал бы: нет ничего хорошего, кроме благой воли, но воля хороша, когда она направлена на определенные цели, которые сами по себе безразличны (нет конфликта интересов). Неважно, счастлив или нет господин А., но я, если я добродетелен, буду действовать таким образом, какой приведет, по моему мнению, к его счастью, поскольку так мне предписывает моральный закон. Я не могу сделать А. добродетельным, потому что это зависит только от него самого, но я могу предпринять некоторые действия для того, чтобы сделать его счастливым, или богатым, или здоровым…

Этика стоиков, таким образом, может быть введена к следующему: некоторые вещи в обыденном смысле рассматриваются как блага, но это ошибка; действительным благом является воля, направленная на достижение этих ложных благ для других людей.

Логически это верно, но если мы действительно поверим, что благо в обыденном смысле не имеет ценности, то доктрина становится неправдоподобной, ведь в таком случае добродетельная воля может быть столь же успешно направлена на совершенно иные цели (быть может, противные тому человеку, для которого мы что-либо делаем).

Таким образом, мы не можем быть счастливыми, но можем быть хорошими; давайте представим, что пока мы добры, неважно, что мы несчастливы. Эта героическая доктрина полезна в плохом мире, но она не совсем верна и искренна.

Этика была средоточием учения стоиков, но они также многое привнесли в теорию познания и в доктрину естественного закона и естественного права.

В теории познания они, в противовес Платону, признавали ощущение. Обманчивость чувств в действительности есть ложное суждение и может быть избегнута при небольшом старании.

Пример: случай с восковым гранатом на приеме у царя. Ученик Зенона Сфер был приглашен на обед к царю, где ему дали гранат из воска, и он стал его есть. Когда царь стал смеяться, стоик ответил, что не чувствовал уверенности в том, что гранат настоящий, однако не счел, что за столом у царя может получить фальшивую пищу. В целом данная доктрина была здравой и научной.

Другая доктрина была более влиятельной, хотя и более сомнительной, — доктрина о врожденных идеях и принципах. Так как дедукция была фундаментом всего познания у древних греков, то они всегда нуждались в первооснове, исходя из которой можно было стоить рассуждения. Это доктрина была принята многими, и ее разделял даже Декарт.

В естественном праве — один закон для всех, все люди равны.

Глава 29. Римская империя и ее отношение к культуре

Во многом повторение уже сказанного и фактов из истории древнего Рима.

Плутарх (46–120) в «Жизнеописании» провел параллель между наиболее выдающимися людьми Греции и Рима, чтобы примирить эти две страны в умах людей.

В целом, если не считать таких исключительных людей, Рим был бельмом на глазу для греческой части империи. И мысль, и искусство пришли в упадок. До конца II в. н.э. жизнь состоятельных людей была приятной и безмятежной. Академии (платоновская, школы перипатетиков, эпикурейцев и стоиков) продолжали существовать, пока Юстиниан (483–565, византийский император, христианский догматик) не разрушил их. Ни одна из них, правда, за исключением неоплатоников, не показывала признаки жизни после Марка Аврелия.

Влияние восточных религий стало возможным, когда люди римского мира устали ждать счастья на земле и были рады получить надежду стать счастливыми после смерти.

Идея римлян о том, что их империя распространяется на весь мир (хотя они и понимали, что существуют также Китай, Индия и пр., но считали, что их населяют варвары и их очень легко можно покорить) дошла и до церкви, оставшись там в виде «всемирной» христианской доктрины.

В VII в. мусульмане завоевали Сирию, Египет и Северную Африку, а в VIII в. — Испанию. Победы были легкими.

Возможно, что помимо первых лет они не были фанатиками. Они не трогали христиан и евреев, пока те платили им дань. Вскоре они достигли цивилизации, равной Восточной империи. Репутация Аристотеля создана главным образом ими, в античные времена он редко упоминался и не считался равным Платону. Слова, взятые нами из арабского: алгебра, алкоголь (в смысле спирта), алхимия, алембик, куб, алкалоид, азимут, зенит. В философии арабы были преимущественно замечательными комментаторами, а не оригинальными мыслителями. В основном им мы обязаны сохранением греческой традиции.

Глава 30. Плотин (204–270)

Основатель неоплатонизма. Жил в самый бедственный период Римской империи. Плотин отвернулся от наблюдения разорения и нищеты в реальном мире, чтобы созерцать вечный мир блага и красоты — мир идей. Для христианина иной мир — Царство небесное после смерти. Христианские теологи объединили эти точки зрения и взяли многое от Плотина. По мнению настоятеля Инге, автора книги о Плотине, «нет абсолютно никакой возможности отрезать платонизм от христианства».

Плотин — меланхоличный оптимист.

У людей, которые были несчастны в мирском смысле, но твердо решились найти высшее счастье в мире теории, Плотин занимает весьма почетное место. Во многих смыслах он прояснил учение Платона.

Его доводы против материализма хороши, и вся концепция соотношения души и тела яснее, чем у Платона и Аристотеля. По всей видимости, был очень хорошим и умным человеком. До 49 лет не писал ничего, а потом писал много.

Глубоко уважал Платона и других древних за исключением атомистов. Спорил с современниками — стоиками (из-за материализма) и эпикурейцами (из-за всего). Испытал большое влияние Аристотеля и Парменида.

Метафизика у Плотина начинается со «святой троицы»: Единое, Ум (Нус) и Душа. Они не равны, как у христиан. Единое иногда называется Богом, иногда — Благом; оно превосходит Бытие, которое следует сразу за ним. Мы не должны приписывать ему предикаты, мы должны лишь говорить, что «Оно есть» (напоминает Парменида). Неправильно говорить о Боге как о Всем, так как он превосходит Все. Иногда Бог Плотина кажется похожим на Бога Аристотеля — Он не нуждается в произведенном и игнорирует созданный мир. В молчании больше правды о Нем, чем во всех словах.

Теперь переходим ко второму лицу, которое Плотин обозначает как Нус. Обычный словарь переводит это слово как «ум», но такой перевод неточен. Если бы мы сказали, что Плотин ставит ум выше души, то придали бы этому совершенно неверный смысл.

Можно было бы перевести Нус как «принцип интеллектуальности», но тоже неудачно и не пригодно для религиозного почитания. Можно «Дух», но тогда утрачивается интеллектуальный элемент, который тоже очень важен. Именно этот элемент в религии Платона привел христиан, в особенности автора Евангелия от Иоанна, к отождествлению Христа с Логосом, который в этом смысле надо было перевести как «разум». Итак, Нус — это Дух с интеллектуальной составляющей.

Нус — образ Единого. Это трудная концепция. Единое в процессе самопознания имело видение. Это видение и есть Нус. Сущее без каких-либо частей может познать само себя; в таком случае видящий и видимое — одно. Нус можно рассматривать как свет, благодаря которому Единое видит самого себя.

Для нас возможно познать божественный разум, который мы забываем по собственной воле. Для этого нам следует познать свою душу, когда она наиболее богоподобна: мы должны отрешиться от тела и от чувств с желаниями, и импульсами, и тщетными чаяниями. То, что останется, и есть образ божественного интеллекта. Когда мы «божественно приобщены», то мы видим также и Единое. (Медитация. Экстаз.). «Но как этого этого достигнуть? Отложи все…»

Душа. Третий член троицы. Душа, хотя и находится ниже Нуса, представляет из себя творца всего живого и всего видимого мира: и Солнца, и Луны, и т.д. Душа — отпрыск божественного интеллекта. Она — двоица: есть внутренняя душа, стремящаяся к Нусу, и другая, которая обращена вовне (это природа и мир чувств). Стоики отождествляли природу с Богом, но Плотин рассматривает ее как низшую сферу, как эманацию Души, когда она забывает глядеть вверх, на Нус. Это напоминает гностическую точку зрения, согласно которой видимый мир есть зло, но Плотин не придерживается данного взгляда.

Видимый мир прекрасен (Плотин остро ощущает красоту вещей, воспринимаемых органами чувств), является обителью благословенных духов, но только лишь менее хорош, чем интеллектуальный мир. Душа по возвращении в интеллектуальный мир постепенно совсем забывает все, что было в мире внизу. Душа не материальна и не служит формой материального тела — она представляет собой Сущность, а Сущность вечна. Это выражено неявно у Платона, который говорил, что душа бессмертна, поскольку идеи вечны, но только у Плотина тезис доводится до конца.

Как же душа входит в тело из интеллектуального мира? Через внутреннее влечение. У такого вхождения имеются и несчастливые последствия — за исключением редких людей, душа становится прикованной к телу, «тело затемняет истину, но Там все выглядит ясно и раздельно». Этой доктрине, как и учению Платона, с трудом получается избежать взгляда, в соответствии с которым творение было ошибкой.

По-видимому, акт творения должен быть оправдан на том основании, что сотворенный мир в целом лучший из всех, какие логически возможны; но это копия вечного мира, и как таковая она обладает лишь той красотой, что возможна для копии.

Спрашивать, почему Душа создала космос, значит спрашивать, почему существует Душа и почему Творец творит. Либо на этот вопрос ответа нет, либо он является богохульным (как, например, что Творцу просто захотелось или ему чего-то не хватало). Данные воззрения были унаследованы христианскими теологами, но они оказались в более сложной ситуации, так как Плотин мог сказать, что природа Ума сделала творение неизбежным, а у христиан мир произошел из свободной воли Бога.

Грех — последствие свободы воли, которой Плотин придерживается в противовес детерминистам и астрологам. Он не решается совсем отрицать астрологию и магию, но пытается поставить для них границы, чтобы оставшуюся часть совместить со свободой воли. Суеверия в Плотине было так мало, как только было возможно в ту эпоху.

В мистицизме Плотина нет ничего мрачного или враждебного красоте, но он последний религиозный учитель за много столетий, о котором так можно сказать. Красота и все наслаждения начинают рассматриваться как идущие от дьявола; язычники, ровно как и христиане, начинают воспевать уродство и грязь.

Теология тогда была почти единственной областью умственной деятельности, она не была полностью суеверна и сохраняла доктрины греческой мысли.

Плотин усилил субъективизм в философии, желание смотреть внутрь себя, а не вовне, которое могла убить любознательность. Философия Плотина — конец и начало: конец того, что касается греков, и начало того, что касается христианства.

Часть IV. Отцы Церкви

Католическая философия — это десять столетий с Августина до эпохи Возрождения.

До Августина следует выделить Оригена.

В Средних веках все деятели умственной жизни (за малыми исключениями) принадлежали к духовному сословию (прежде всего вследствие жесткой цензуры и наказаний). Данте (поэт, 1265–1322) — первый мирянин.

До XV в. — полная монополия церковников на философию; все пишется с точки зрения церкви. Первый большой период в истории католической философии отмечен господством Блаженного Августина, а среди язычников — Платона. Высшую точку развития второго периода образует философия Фомы Аквинского, для которого Аристотель намного превосходит Платона. Обращением к разуму философы бросали вызов критике, целью которых было аппелировать ко всем людям, вне зависимости от их веры.

Глава 1. Религиозное развитие евреев

В еврейской и христианской мысли иной мир понимался не как нечто метафизическое, отличное от сего мира, а как будущее, когда хорошие люди будут услаждаться, а плохие мучаться. В этом веровании воплотилась психология мстительности, и оно было понятно всем, тогда как доктрины греческих философов общепонятными не являлись.

Во времена Антиоха (215–164 гг. до н.э.), который хотел извести еврейскую религию, когда много евреев погибло, укоренилась вера в бессмертие, потому что погибали самые стойкие и праведные. Прежде думали, что добродетель будет вознаграждена на земле.

У некоторых, но немногих древних евреев были тексты («Завещание двенадцати патриархов»), практически точно повторяющие тексты Нового Завета, в частности Нагорную проповедь. Есть уверенность, что Христос и св. Павел были знакомы с этими текстами.

Во многих текстах есть указание как на то, что спасены будут только евреи, так и на то, что спасены будут и язычники тоже.

Всюду было чрезмерное подчинение «закону» — старому завету, что вызывало некоторое неудовлетворение и у части евреев, и, конечно же, у язычников.

Фарисеи — еврейские «законники». Ортодоксы.

Ирод восстановил Храм, но поставил там орла, что противоречило второй заповеди (идолопоклонство). Фарисеи сбросили орла. Ирод казнил несколько фарисеев. Ирод умер в 4 г. до н.э. После него назначили Понтия Пилата.

В 66 г. евреи восстали против Рима и потерпели поражение. Иерусалим пал в 70 г. Храм был разрушен, в Иудее осталось мало евреев.

Так как большая часть евреев с III в. до н.э. жила в Александрии, то они стали забывать древнееврейский. Поэтому Ветхий Завет пришлось перевести на греческий. Перевод назвался «Перевод семидесяти толковников» (Септуагианта), и вокруг него было много легенд (ходила молва, что переводили отдельно друг от друга). Тем не менее перевод совпал до мелочей, что было признаком вмешательства Бога. Однако позднее стало ясно, что перевод отвратительный. С этого перевода были переводы на латынь и лучший из них принадлежит Оригену.

Но официальным и общепризнанным стал перевод Иеронима, так называемая Вульгата (общепринятая Библия), в IV в. н.э.

Христианство поощряло антисемитизм. Мусульмане были тогда и в Средние века очень терпимыми, куда больше, чем христиане.

Глава 2. Христианство в первые четыре столетия

На первых порах христианство проповедовалось евреями среди евреев как реформированный иудаизм. Св. Иаков и Пётр хотели, чтобы христианство дальше этого не пошло, но Павел настоял на приеме язычников, не требуя обрезания и подчинения Закону — в Деяниях есть описание этой тяжбы апостолов.

Гностики и манихейцы придумывали разные объяснения для обхождения избранности евреев. Одна из доктрин гностиков, согласно которой Иисус был простым человеком и сын Божий вселился в него временно, была взята исламом. Магомет не мог допустить, чтобы пророков постигал дурной конец, поэтому он принял мысль, в соответствии с которой на кресте был призрак.

Таким образом, ортодоксальные доктрины ислама во многом взяты у гностиков.

Синтез греческой философии и древнееврейского Священного писания оставался относительно случайным до времени Оригена (185–245). Его доктрины очень схожи с его современником, Плотином, но одновременно они ортодоксально религиозны.

Хотя Ориген был признан одним из Отцов Церкви, впоследствии его обвиняли в четырех еретических воззрениях:

1. Предсуществование душ (по Платону).

2. Не только божественное, но и человеческое естество Христа существовало до воплощения.

3. При воскрешении наши тела превратятся в абсолютно эфирные тела.

4. Все люди и даже дьяволы будут в конце концов спасены.

Ориген, видимо, сам себя оскопил, за что также был осужден церковью. По Оригену, христиане не должны принимать участие в управлении государством, а только в управлении «божественным народом», то есть церковью.

Тяжбы между арианством и христианством. Чтобы положить им конец, император Константин повелел собрать вселенский собор в Никее (Никейский символ веры).

Несколько причин распространения христианства — чудеса (причем не просто чудеса, коих было огромное количество в то время, а «длинная» их история и последовательность, умело представленная христианами), вера в вечную жизнь, фанатизм/рвение (унаследованные от иудаизма). Однако очень важна была и нравственная чистота христиан в то время.

На решение Константина сделать христианство официальной религией, скорее всего, повлияло то, что хотя христиан было и меньше, они были очень организованными и армия в основном состояла из христиан.

Арианство, однако, до 379 г. было достаточно сильно. В 379 г. император Феодосий дал решительную поддержку католикам, и они одержали победу на всей территории империи. В этот период как раз жили Св. Амвросий, Иероним и Августин (см. следующую главу). Однако потом опять было господство арианства, ностителями которого были готы и вандалы, завоевавшие большую часть империи с запада. Господство их было около ста лет, пока не было окончательно не уничтожено Юстинианом.

Глава 3. Три Доктора Церкви

Четырех деятелей называют на Западе Докторами Церкви: Св. Амвросия (340–397), Иеронима (342–420), Августина (354–430) и папу Григория Великого (~540–604). Первые три были современниками. Про них тут и будет идти речь.

Сразу после того, как они сошли со сцены с пришествием варваров-арианцев, захвативших Италию, Испанию и Африку, цивилизация вступила в полосу многовекового упадка. Только примерно через тысячелетие христианский мир смог вновь выдвинуть людей, равных им.

Амвросий обосновал церковную концепцию взаимоотношений между церковью и государством, которая господствовала вплоть до реформации. Когда Гоббс ополчился против этой доктрины, мишенью он избрал именно Амвросия.

Иероним дал западной церкви латинскую Библию и монашеское движение. Августин выработал теологию церкви, действовавшую вплоть до Реформации, а затем составившую значительный элемент доктрин Лютера и Кальвина.

Амвросий был епископом Милана, столицы Западной империи. Постоянно общался с императорами на равных или даже с превосходством. Был сыном состоятельных родителей, получил хорошее образование, был губернатором, но выбрал церковь — раздал все имущество бедным. Это, однако, все равно был благоразумный шаг, так как помог ему достичь больших успехов в церковной карьере, от чего он не отказывался.

Много раз сталкивался с императорами, в частности в борьбе с арианами за церкви, и ему мы обязаны прецедентом, когда народ встал на сторону церкви и не дал захватить храм. С той поры светская власть стала общепризнанно считаться с церковью.

Амвросий поощрял антисемитизм, в частности, когда разрушили храм и обвинили христиан (что было правдой), он воспротивился его восстановлению за счет христиан очень яростно. Церковь, получив власть, активно поощряла антисемитизм. Это было не слишком почетное (в глазах нефанатичного христианина) столкновение святого с властью.

Амвросий был выдающимся политиком. В других отношениях — как философ или тем более как ученый — он был посредственным представителем своей эпохи, веровавшим искренне во все чудеса, писавшим трактаты с восхвалением девственности и осуждения вдов, вступавших в новый брак, и т.д.

Иероним больше всего прославился как переводчик Вульгаты, которая по сей день остается официальной католической редакцией Библии. Это был великий труд.

Иероним из состоятельной, но небогатой семьи. Получил образование в Риме, при этом вел порочный образ жизни в то время. Потом путешествовал в Галию и там (в пустыне) четыре года был отшельником. Потом поехал в Константинополь и три года жил в Риме, где стал советником папы Дамасия и с его одобрения стал переводить Библию. Обладал задиристым характером. Многих обратил к аскетизму, в основном женщин из образованных и знатных семей, при этом относился к ним с пренебрежением. Любил читать, и когда в лихорадке к нему «явился» Христос и спросил, кто он, то Иероним ответил, что он христианин. Но Христос сказал, что он лжет и на деле он цицеронианин (любил Цицерона). Тогда Иероним отрекся от чтения светских книг.

Церковь всегда боялась нецерковной литературы.

Иеронима больше беспокоила проблема сохранения девушками девственности, чем крушение в конце IV в. Римской империи. То же касается и остальных двух Докторов Церкви. Это можно было обьяснить суетностью мира (но проблема девственности при этом, видимо, была «небесной»).

Выражение этой точки зрения в «О граде Божьем» составило высшую заслугу Августина.

Августин сначала был манихеем, но потом был крещен Амвросием в Милане.

С 396 г. стал епископом Гиппона около Карфагена, где и умер в 430-м. Начальный период его жизни известен гораздо лучше, поскольку он сам о нем поведал в книге «Исповедь», которой потом подражали и Руссо, и Толстой (но отнюдь не вровень оригиналу). В некоторых отношениях Августин схож с Толстым, однако превосходит его по уму. Молодость его была страстной и греховной. Как и Толстой, в поздние годы Августин был одержим чувством греха, которое сделало его жизнь суровой, а философию — бесчеловечной. Боролся с ересями, хотя впоследствии его взгляды были объявлены еретическими (когда их подхватили протестанты; до этого считались ортодоксальными).

Чувство греха унаследовано в те времена у евреев, которое было придумано ими с целью примирения своей избранности с несчастьями, преследовавшими их по пятам. Христиане поставили на место избранного народа церковь, но суть осталась той же самой. Однако со временем понятие греха перестало быть коллективным, а стало индивидуальным — церковь не могла вступать в грех, индивид — мог.

Таким образом, понятие греха связано с верой в собственное величие.

Христианская теология распалась на две части — церковь в целом и индивидуальная душа. Никто не будет спасен, если не будет крещен. Церковь — посредник между Богом и душой. У Августина было гипертрофированное, ненормальное чувство греха, при этом в юности с 16 лет он предавался распутству; имел внебрачного сына и усердно молился за свои грехи.

В конце концов посвятил себя безбрачию. Был учителем. Поощрял порки в школе, чтобы выбить греховную радость с детства. Целая глава в «Исповеди» посвящена тому, что даже грудные дети погрязли в грехах чревоугодия, ревности и пр.

Читал «Категории» Аристотеля.

Про манихеев в это время просто говорит, что их взгляды ошибочны, не обременяя себя уточнениями (тем не менее стоит отметить, что Августином здесь руководили побуждения, почерпнутые из астрономии). Однако Августин говорит о манихеях в очень терпимой манере, совсем не похожей на него, когда он говорит об еретиках. В Риме общался с Академиками и начал подумывать о скептицизме, однако не отказывался и от манихейства, особенно в части, что «когда мы грешим, то это не мы грешим, а грешит какая-то, не знаю какая, другая природа», и что зло есть некоторая субстанция. А значит, и до обращения в христианство он был занят проблемой греха. В Милане познакомился с Амвросием, полюбил его и впоследствии, после долгих сомнений, крестился.

Августин изучал Платона и неоплатоников и находил в их текстах много общего с христианством в метафизическом смысле, но конкретных исторических привязок к избранным народам и т.п., конечно, не находил, на что указал. Стал думать, что зло не представляет собой субстанцию, а исходит от извращенности воли.

Глава 4. Философия и теология Августина

Августин писал много, но в основном на злобу дня, поэтому мало что осталось актуальным в более позднее время. Но некоторые сочинения, особенно полемика с пелагианами (которые верили, что первородный грех не влияет на человеческую природу и человек по-прежнему способен выбирать добро и зло без помощи Бога: грех Адама был просто «плохим примером» для потомства, но не имел последствий) сохранили влияние вплоть до Нового времени.

Значительными моментами у Августина представляются:

(1) его чистая философия;

(2) философия истории, развернутая в «О граде Божьем»;

(3) теория спасения, развернутая в полемике против пелагиан.

1. Чистая философия.

Августин стоит первым в длинном ряду мыслителей, чьи умозаключения оформились под влиянием необходимости согласования их с Библией. Лучшее из чисто философских сочинений Августина — 11-я книга «Исповеди». Она посвящена проблеме: если мир действительно был сотворен так, как рассказывается в первой главе Книги Бытия (эту версию Августин отстаивал против манихеев), то Бог должен был сотворить мир при первой же возможности.

Это был аргумент воображаемого оппонента Августина. Для того, чтобы понять ответ, надо принять во внимание, что идея о сотворении мира из ничего, как учит Ветхий Завет, была совершенно чужда греческой философии.

И Платон, и Аристотель представляли себе материю, которая существует вечно и из которой Бог творит/лепит мир. То есть форма материи обязана Богу, а сама материя, субстанция вечна и не сотворена. Августин выступает против данных положений и, как всякий ортодоксальный христианин, утверждает, что мир был создан из ничего. Бог сотворил и субстанцию.

Греческое воззрение, согласно которому сотворение мира из ничего невозможно, время от времени возрождалось в философии и теологии, приводя к пантеизму — Бог и мир неотделимы, все существующее в мире есть частица Бога. Наиболее полно пантеизм развит у Спинозы. Его влияние испытали почти все мистики, из-за чего им всегда было трудно оставаться ортодоксальными, ведь они с трудом могли принять существование мира вне Бога.

Августин, однако, не видит здесь никакой трудности.

Книга Бытия совершенно определенно высказывается по данному поводу, и этого достаточно. Почему мир не был сотворен раньше? Да потому что никакого «раньше» не было. Время было сотворено тогда же, когда и мир. Бог вечен в том смысле, что он существует вне времени, в нем нет ни «раньше», ни «позже», а только вечное настоящее.

Это приводит Августина к весьма любопытной релятивистской теории времени. Прошедшее и будущее может быть осмыслено только как настоящее: настоящее прошедших предметов (для этого есть память), настоящее настоящих предметов (органы чувств) и настоящее будущих предметов (надежда, упование).

Говорить, что есть три времени, значит выражаться неточно.

Августин отдает себе отчет в том, что он не смог действительно разрешить все трудности. Но суть его решения заключается в том, что время субъективно, существует в человеческом уме, который ожидает, созерцает и вспоминает.

Таким образом, не может быть времени без сотворенного существа, и говорить о времени до сотворения мира — сущая бессмыслица. Эта теория представляет собой значительный шаг вперед по сравнению с греческой философией и содержит лучшую и более ясную формулировку проблемы, чем субъективная теория времени Канта. Субъективизм привел Августина к предвосхищению не только теории времени Канта, но и cogito Декарта. Поэтому как философ Августин заслуживает высокого места.

2. О граде Божьем (412–427 гг.)

Данный текст был написан после того, как в 410 г. Рим был разграблен готами, и в ответ на то обстоятельство, что язычники приписывали катастрофу (вполне ожидаемо) забвению древних богов. Книга стала целой христианской схемой истории и пользовалась огромным влиянием на протяжении всего Средневековья, особенно в борьбе церкви против светских государей. В книге много такого, что едва ли может быть приятно в наши дни. Но широкая концепция противоположности между градом мира сего и градом Божьим осталась для многих вдохновляющей идеей и даже ныне может быть заново изложена небогословским языком.

Однако опустить детали и сосредоточиться на центральной идее означало бы представить труд Августина в неоправданно благоприятном свете (и наоборот).

Выше всех философов Августин ставит платоников, а затем Аристотеля.

Спорит со скептиками, утверждавшими, что все страсти плохи; по мнению Августина, надо понять, что именно эти страсти возбудило. Бог предвидел грехи дьяволов и то, что они будут использованы для улучшения мира в целом — как антитезис в риторике. Мир был создан в шесть дней, поскольку число шесть совершенно, то есть равно сумме своих множителей. Миру нет 6 тыс. лет.

История не знает кругообращения, так как Христос умер только однажды за грехи наши. Наши прародители согрешили, и поэтому все их потомки смертны. Результатом съедения яблока была не только естественная смерть, но и вечная смерть, то есть проклятие. Святые будут пребывать на небе, облеченные в тела с лучшими свойствами, чем у Адама до грехопадения: духовные (но так, что плоть не превратится в дух) и невесомые. У мужчин — мужские, у женщин — женские; те, кто умер в младенчестве, воскреснут с телами взрослых.

Августин анализирует грех Адама, который возник из души, а не из плоти.

Этот анализ имеет очень большое значение, так как раскрывает психологию аскетизма. Плотское совокупление не греховно, если цель — производство потомства, но без похоти. Нам должно стыдиться. Киники отвергали стыд, но до определенных пределов. Предмет стыда в похоти состоит в том, что она не контролируется волей. Адам мог выполнять свое мужское дело и без похоти, если бы держался подальше от яблони. Надобность в похоти (наслаждении) появилось как наказание после яблока. По мнению аскета, добродетель требует полной власти воли над телом, но при такой власти половой акт невозможен. Поэтому половой акт представляется несовместимым с совершенной, добродетельной жизнью.

Со времен грехопадения мир всегда был разделен на два града, один с Богом, другой с сатаной.

Августин выступал против судебной пытки и против скептицизма академиков: «Град Божий решительно отклоняет от себя такое сомнение, как безумие, ибо имеет о доступных пониманию и разуму предметах познание достовернейшее…» Мы должны верить в истинность Священного писания. Не может быть истинных добродетелей там, где нет истинной религии. Надо различать два воскресения — души при смерти и тела на последнем суде.

Своим влиянием книга обязана идее о разделении церкви и государства, ясно подразумевавшей, что государство могло бы стать частью града Божьего, лишь подчинившись церкви во всех религиозных вопросах. Августин в течение всех Средних веков поставлял церкви доктрины, служившие теоретическим оправданием ее политики. Немощность монархов в Средние века дала возможность церкви в значительной мере воплотить идеал града Божьего. На Востоке, где были более сильные монархи, такое не происходило.

Реформация, возродившая доктрину Августина о спасении, отбросила его теократическое учение и встала на платформу эрастианизма (учения о подчинении церкви государству).

Августин придерживался точки зрения предопределения и вместе с тем настаивал на необходимости крещения для спасения; эти две доктрины плохо согласуются между собой.

«О граде Божьем» содержит немного оригинального. Заслуга Августина заключается в том, что он выполнил искусную компиляцию, предназначенную для лучшего понимания и обоснования невиновности христианства в текущих бедах.

Еврейский образец истории характеризуется чертами, позволяющими ему во все времена наложить могучий отклик в сердцах угнетенных и несчастных. Августин приспособил этот образец к христианству. Маркс — к социализму. Чтобы понять Маркса психологически, следует использовать следующий словарь:

Яхве (божество) — диалектический материализм

Мессия — Маркс

Избранный народ — пролетариат

Церковь — коммунистическая партия

Второе пришествие — революция

Ад — наказание для капиталистов

Тысячелетнее царство Христа — коммунистическое общество

То же можно сделать и для нацистов, и др.

3. Полемика с Пелагием.

Пелагий был просвещенным и добросердечным церковником, менее фанатичным по сравнению со своими современниками. Считал, что Воля свободна и первородный грех не важен (см. выше).

Эти взгляды, в значительной мере благодаря стараниям Августина, были объявлены еретическими. Много усилий надо было приложить, чтобы эту ересь победить. Окончательно она была осуждена на соборе в Оранже в 529 г.

Августин учил, что до грехопадения Адам обладал свободной волей, но после яблока в них с Евой вошла порча, передавшаяся и всем потомкам, и никто сам не может воздержаться от греха. Поможет только Божья благодать. Мы все заслуживаем вечного проклятья. Все, кто умирает некрещеным, даже младенцы, попадут в ад. Однако благодаря свободному выбору Бога (совершенно необъяснимому; дело не в том, что они лучше других) отдельные люди избраны попасть на небо. Доводы в свою пользу Августин берет из писаний Павла, в основном из Послания к Римлянам.

Может показаться странным, что Августин не счел ужасным предание младенцев проклятию, а приписал это благому Богу, но он был слишком убежден в греховности людей и верил, что новорожденные — это отродья сатаны. Августин много сделал для того, что было наиболее жестоким в Средневековье. Его не беспокоит, видимо, что сам факт сотворения человека может вызвать сожаление. Его озадачивает другое: если первородный грех наследуется от Адама, как учит св. Павел, то родители должны порождать не только тело, но и души, ибо грешит же душа, а не тело. Августин чувствует, что тут не все благополучно, но заявляет, что раз Писание молчит, значит знание этого вопроса необязательно.

Поразительно, что мысли последних, до наступления веков мрака, выдающихся в интеллектуальном отношении людей, были заняты не изгнанием варваров, не исправлением злоупотреблений администрации, а проповедью достоинств девственности и проклятия некрещеных младенцев. Учитывая, что именно это церковь передала обращенным в христианство варварам, то стоит ли удивляться, что последующая эпоха превзошла по жестокости и суевериям все другие?

Глава 5. V и VI столетия

Борьба различных догматиков между собой. Аттила.

Боэций (480–524). Министр у Теодориха, осужденный им за подозрение в подготовке переворота. Переводил Аристотеля, возможно, и других философов. Написал труд «Об утешении философией». Многие считают его выдающимся произведением.

Однако там нет ничего нового и куда больше платонизма и пифагореизма, чем христианства, хотя Боэций и почитался как ортодокс. Сократ, Платон и Аристотель, по его мнению, — истинные философы. Стоики, эпикурейцы и прочие — узурпаторы, которых невежественная толпа охотно приняла за философов. Тем не менее многое в его учении заимствовано у стоиков, в частности у Сенеки.

В основу берет «негативное» начало, то есть зло — отсутствие добра. Далее переходит к пантеизму, который в данном случае почему-то не ужасает христиан. Блаженство и Бог — два высочайших начала и поэтому тождественные. Каждый счастливый есть Бог. Может ли Бог творить зло? Нет. Поэтому зло есть ничто, так как Бог может творить все. Тон книги больше похож на Платона, чем на Плотина. В книге нет и следа суеверий или болезненной впечатлительности той эпохи, и она пронизана полнейшим философским спокойствием. Написанная в тюрьме и перед смертью, она так же прекрасна, как и последние минуты жизни Сократа.

Юстиниан после Теодориха правил до своей смерти в 565 г. Сделал много зла и лишь немного хорошего. Славой обязан своим «Дигестам» (свод Римского права). Почти сразу в 532 г. закрыл философские школы в Афинах, в которых продолжало господствовать язычество. Философы уехали в Персию, где были радушно приняты, но они ужаснулись кровосмешению и многоженству (по их признанию) и вернулись назад, где канули в лету.

Юстиниан отличался безупречной ортодоксией, если не считать «спор о трех главах».

Задался целью вернуть все территории Западной империи у варваров. Война в Италии затянулась на 18 лет и принесла много бедствий, больше, чем за весь период варварских нашествий. Рим много раз переходил из рук в руки и в итоге стал захудалым городком. Та же картина наблюдалась в Африке, которую Юстиниану также удалось более-менее отвоевать. Люди были рады его армии в начале, а потом разочаровывались и даже ждали возвращения готов и вандалов. Церковь всегда поддерживала Юстиниана. После смерти Юстиниана в 568 г. германцы-лангобарды вторглись в Италию и в течении 200 лет (почти до Карла Великого) воевали с Византией, постепенно их вытесняя. Именно беженцы от лангобардов основали Венецию.

Глава 6. Св. Бенедикт и Григорий Великий

То немногое, что удалось сохранить от культуры древнего Рима было, однако, сохранено прежде всего церковью. Следует учесть весь фанатизм и многочисленные подмены и переписи истории. В этот период особое внимание заслуживают три направления деятельности церкви:

(1) монашеское движение;

(2) рост влияния папства;

(3) обращение варваров в христианство при помощи миссий.

1. Св. Антоний — первый отшельник (около 250 г.). Многие последовали его примеру.

Пахомий около 320 г. основал первый монастырь. Именно в этой форме монашество и завоевало христианский мир. Монахи больше трудились, чем убивали все время на борьбу с искушениям плоти.

Св. Василий (360 г.): монашество проникло в страны греческого мира — менее строгий аскетизм, были сиротские приюты и школы для мальчиков. Сначала это было неорганизованное движение, но св. Афанасий свел церковь с монашеством, в том числе и для усиления контроля, так как были смуты. Доктора церкви также этому способствовали. Св. Патрик организовал монастыри в Ирландии.

Есть мнение, что монахини появились даже раньше монахов: не позднее середины III в. Некоторые из них замуровывали себя в гробницы. На чистоту смотрели с отвращением. Вшей называли «Божьими жемчужинами» и считали признаком святости. Святые кичились тем, что вода не касалась их.

В более позднее время монастыри служили источником сельскохозяйственных знаний и вообще знаний. Однако большинство монахов совершенно не трудилось, никогда не читало помимо предписанного религией, а добродетель понимало исключительно в отрицательном смысле — как воздержание от греха. Правда, Иероним взял в пустыню свою библиотеку, но позднее счел это грехом (см. ранее).

Наиболее значительной фигурой западного монашества является св. Бенедикт, основатель ордена бенедиктинцев.

Родился около 480 г. в богатой знатной семье. В 20 лет бежал из семьи в пещеру. Около 520 г. основал знаменитый монастырь Монтекассино и составил для него «бенедиктинский устав». Положил конец тупому соревнованию в аскетических крайностях.

В более поздние времена эти монахи прославились ученостью. Но организации живут своей собственной жизнью. Наиболее яркий пример — сама церковь. Другой пример — бенедиктинский орден. Один бенедиктинский аббат признавался: его обет бедности доставил ему ежегодный доход в сто тысяч крон; его обет повиновения возвысил его до положения самодержавного государя.

Однако, как обычно, у такого отхода от идеи были и свои плюсы, в частности относительно знаний: библиотека Монтекассино пользуется всеобщей славой, и мир очень обязан в этом смысле бенедиктинцам. Св. Бенедикт жил и умер в монастыре в 545 г.

Григорий Великий (четвертый доктор церкви), который тоже жил в монастыре, стал Папой незадолго до его смерти. Письма

Григория Великого являются основным источником знаний о св. Бенедикте.

Григорий Великий (540–604), по словам многих, является самым выдающимся деятелем VI века наряду с Юстинианом и Бенедиктом. Есть мнение, что он не отличался особым умом. Этот контраст поразителен; но наиболее выдающиеся люди действия зачастую не блещут особым умом. Его наставления епископам, книга «Правило пастырское» пользовалось огромным влиянием. В ней он дает здравые, если не сказать поразительные наставления — вроде того, что пастыри не должны пренебрегать своими обязанностями.

А также что они не должны осуждать своих правителей, но должны напоминать им об опасности адского огня, если те не будут слушаться церкви.

Писал очень много писем с наставлениями и политическими планами; неудивительно, что у него было немного времени для религиозных размышлений. Письма льстивого содержания направлялись и тиранам, угнетавшим народ и убивавшим предшественников. Не питал симпатии к светским знаниям. Ругал за обучение людей грамоте.

Активно занимался христианизацией Англии. На Востоке история приобрела совсем другой ход. Магомет родился, когда Григорию было 30 лет.

Часть V. Схоласты

Глава 7. Папство в века мрака

Из интересных документов — Константинов дар. Подделка церковниками указа Константина (IV в.) о даре церкви территорий старого Рима в обоснование дара Пипина в 754 г.

В это верили много веков вплоть до XV столетия.

История повествует о чудесном выздоровлении Константина от проказы, в благодарность за которое был сделан дар церкви.

Сын Пипина, Карл Великий (ок. 800 г.), победил лангобардов, занял Рим и подтвердил дар отца церкви территорий «старого» Рима.

На протяжении многих столетий (вплоть до XV века) императоры и папы были зависимы друг от друга, когда усилились французская, испанская и английские империи.

Германию в основном обратил в христианство св. Бонифаций (680–754).

600–1000 гг. — века мрака, но в Европе. Китай, Япония, Индия, исламский мир развивались во всех сферах очень прогрессивно.

Глава 8. Иоанн Скот Эриугена (ок. 800–877)

Ирландец, неоплатоник, пелагианец, пантеист.

Разум ставил выше веры, а авторитет церковников ни во что не ставил. Значительную часть жизни провел под патронажем Карла Лысого (823–877), короля Франции, сумел избежать преследований, несмотря на неортодоксальные взгляды.

В конце XVII века Ирландия была страной, превосходящей все остальные по жажде знаний. Поэтому много думающих людей стекалось туда.

Скот поддержал идею свободу воли. И вызвало негодование церковников не то, что он поддержал данную идею, а главным образом то, что при этом он опирался на философские аргументы, а не «откровение». Утверждал, что откровение и разум различны по природе, но когда они конфликтуют, то надо слушать разум. Это еще более не понравилось церкви. Церковные соборы осудили его работы и назвали их «Скотовой» бурдой. Избежал наказания благодаря поддержке короля.

Отлично переводил с греческого, в частности Псевдо-Дионисия.

Наиболее значительное произведение — «О разделении природы». Концепция схожа с платоновской. Вся природа делится на четыре части:

1. Творящая, но не сотворенная (Бог)

2. Творящая и вместе с тем сотворенная (платоновские идеи, существующие в Боге)

3. Сотворенная, но не творящая (вещи в пространстве и времени)

4. Нетворящая и несотворенная (снова Бог)

Соединительное звено между единым и многим образует Логос. То есть все, что сотворено Богом, стремится к нему опять.

Сущность Бога непознаваема. К Богу неприложимы никакие определения (как у Дионисия). Бог сотворил вещи из «ничто», под которым надо понимать самого Бога.

Источник греха — свобода, злонамеренность воли: человек вместо того, чтобы обратиться к Богу, обращается к себе. Зло не имеет основания в Боге, ибо в Боге нет идеи зла. Зло представляет собой отсутствие добра. В понятии троичности Скота много от Плотина. Как и Ориген, утверждает, что в конце концов спасены будут все, даже дьяволы. Папа Гонорий III приказал сжечь все его труды, но приказ не был выполнен тщательно.

Глава 9. Церковная реформа X столетия

В XI в. Европа впервые после падения Западной империи пережила быстрый прогресс.

Норманны изгнали сарацин из Сицилии; венгры, став христианами, прекратили грабительские набеги; завоевания норманнов во Франции и Англии избавили их от набегов скандинавов. Архитектура стала возвышенной. Поднялся уровень образования среди духовенства и светской аристократии.

В 1079 г. пресуществление стало догматом веры, хотя признание получило еще задолго до этого.

Все искренне верили в потустороннюю власть церковников в определении судьбы души после смерти, в зависимости от того, как человек помолился или исповедался в грехах. Церковники охотно, как всегда, были готовы сократить мучения за денежную мзду.

Два огромных зла, против которых направляли свою энергию все церковные реформаторы, — симония (продажа церковных должностей) и внебрачное сожительство (однако брак, пускай и не греховен, все же ниже в духовном отношении целибата).

В 1046 г. было предписано, что сын священника не может быть епископом, а позднее — что он вообще не может быть духовником.

Начало реформаторского движения восходит к основанию Клюнийского аббатства в 910 г. Вильгельмом Благочестивым, герцогом Аквитанским. Оно было подчинено непосредственно папе. Большинство монастырей тогда обладали огромными богатствами и отличались распутством.

Клюнийский монастырь, хоть и не был аскетичным, следил за порядком. Он пытался изменить ситуацию, но не особо успешно. В XII в. реформаторское рвение Клюнийского монастыря остыло.

На протяжении XI в. реформаторы основали много орденов: камальдулы, картезианцы, цистерианцы (верили, что всякая красота представляет собой наваждение дьявола, но при этом построили очень красивое аббатство), бернардинцы (строго придерживались устава Бенедикта).

Последний династический папа — Бенедикт IX, избранный в 1032 г., когда ему было 12 лет. Был развратным и продал титул своему крестному отцу, Григорию VI, чтобы жениться, который, как ни странно, и стал совершать первые шаги в сторону реформации.

Хотя правление папы Николая II длилось всего три года (умер в 1061 г.), оно было наполнено событиями. Именно он осуществил издание декрета о выборе пап, чем ослабил зависимость папской власти от светской. Кроме того, он издал декрет, по которому, если был кто-то уличен в назначении на должность из-за симонии, его назначение признавалось недействительным. Св. Петр Дамиани выступал с проповедями против симонии; он убедил многих церковников покаяться.

Григорий VII (Гильдебранд) является одним из наиболее выдающихся пап.

Еще задолго до своего назначения он активно боролся с симонией и пороком в церкви. Папа должен быть верховным судьей в вопросах нравственности, и поэтому ему должно принадлежать право низлагать полномочия императора, если тот вел себя безнравственно. Перечить же папе более всего безнравственно. Поднимал народ на непокорных священников.

Ссорился с императором Генрихом IV из-за назначения епископов.

Заставил того ждать три дня разутым и в одежде грешника для покаяния. Но победа папы над императором была призрачной, так как папу подвела его же теология, которая предписывала прощать грехи кающимся грешникам, а Генрих его обманул и всем об этом рассказал. И многие отвернулись от папы, так как папа должен был знать, что Генрих не искренен. Генрих выбрал антипапу, и тот его короновал. Норманны двинулись на Рим в защиту папы и разграбили город. Папу по неясной причине забрали с собой в плен.

Таким образом, внешне политика этого папы привела к катастрофе, но в итоге вышло так, что его дело было успешно продолжено.

Среди ученых мужей XI в.: папа Сильвестр II (не философ, но скорее математик), Ансельм (автор так называемого «онтологического доказательства» существования Бога), Росцелин, Петр Дамиани, Беренгар Турский.

Об Ансельме подробнее.

В формулировке Ансельма онтологическое доказательство выгладит следующим образом: под Богом мы понимаем наибольший из возможных объект мысли. Но если объект мысли не существует, то он меньше другого, точно такого же действительно существующего объекта мысли. Поэтому наибольший из всех объектов мысли должен существовать, ибо иначе был бы возможен другой, еще больший объект мысли. Поэтому Бог существует.

Это доказательство было много раз развенчано, но Декарт возродил его в улучшенной форме, а затем Лейбниц полагал, что оно может быть состоятельным, если доказать, что Бог возможен; Кант считал, что покончил с ним, и тем не менее оно в определенном смысле оказывается лежащим в основе системы Гегеля и обнаруживается в принципе Фрэнсиса Брэдли «То, что может существовать и должно существовать, — существует».

Суть вопроса в следующем: есть ли нечто, о чем мы можем составить мысленное представление, для которого одно то, что мы можем составить о нем мысленное представление, является доказательством существования за пределами наших о нем мыслей?

Каждый философ хотел бы утвердительно ответить на этот вопрос, ибо дело философа достигать знания фактов о мире не столько при помощи наблюдения, сколько при помощи мышления. Если это так, то мы можем перебросить мост от чистой мысли к фактам, если нет — не можем. В общей форме такое доказательство уже применялось Платоном.

Первым представителем схоластической (не платоновской, а аристотелевской) философии можно считать Росцелина — современника Ансельма.

Средневековый платонизм выкинул почти все, что не имело отношения к религии. И вообще знание философии Платона и Аристотеля было крайне обрывочным, основанным на третьих источниках. В результате Аристотель считался всего лишь диалектиком (так как были известны только две его книги — «Категории» и «Об истолковании» в переводе Боэция), а Платон — только религиозным философом и автором теории идей.

На протяжении позднего Средневековья эти представления были постепенно исправлены.

Глава 10. Мусульманская культура и философия

Восточная империя просуществовала до 1453 г. — почти на тысячу лет больше, чем Западная. Главные удары по ней нанесли мусульмане, которые не перешли в христианство, а создали свою цивилизацию.

Хиджра (переселение пророка из Мекки в Медину) произошла в 622 г., десять лет спустя умер Магомет. Сразу после его смерти арабы начали свои завоевания и были остановлены в движении на запад лишь через сто лет в 732 г. в битве под Туром. Сила, двигавшая арабов, была силой не религии, а грабежа.

Напротив, персы всегда отличались глубокой религиозностью и склонностью к умозрительному мышлению. После их обращения в ислам они превратили его в нечто гораздо более интересное, религиозное и философское, чем замышлялось пророком. После 661 г. когда умер зять Магомета, Али, мусульмане разделились на два направления — суннитов и шиитов.

Сунниты составляют большинство; шииты являются последователями Али, а династию Омейядов считают узурпаторской. Персы всегда принадлежали к секте шиитов. Омейяды были свергнуты, и Аббасидам удалось взять власть. Они представляли интересы персов. Столицу перенесли из Дамаска в Багдад.

Гарун аль-Рашид (ум. 809) — самый известный халиф. Его двор был блестящим центром роскоши, поэзии и учености. Однако после него власть халифов пошла на спад, пока в 1256 г. последний халиф не был убит монголами вместе с 800 тыс. жителей Багдада.

Магомет был купцом и воздал хвалу торговле.

Хотя культура мусульманского мира зародилась в Сирии, расцвета она достигла в Персии и Испании.

Особого внимания заслуживают перс Авиценна (980–1037) и испанец Аверроэс (1126–1198).

Авиценна знаменит в медицине даже больше, чем в философии. Питал страсть к вину и женщинам. Его философия ближе к Аристотелю. Проблема универсалий. Чтобы примирить различные теории, изобрел формулу: «Мышление выводит общее из отдельных вещей». Универсалии существуют одновременно до вещей (в божественном разуме, например, когда Бог решает создать кошку, то он уже имел идею кошки) и после (в нашем мышлении).

Аверроэс также развивал идеи Аристотеля. Подобно Фоме Аквинскому, он утверждал, что бытие Бога может быть доказано разумом независимо от откровения. Как и Аристотель, Аверроэс полагал, что душа не обладает бессмертием, ум же (nous) бессмертен, но его неразрушимость не приносит личного бессмертия.

После этих философов нетерпимая ортодоксия положила конец умозрениям.

Арабская философия не имеет важного значения как оригинальная система — это философия великих комментаторов. Арабы неплохо заимствовали и использовали на практике открытия в медицине и технике, были прекрасны в искусстве, но в самостоятельном мышлении не сделали никакого вклада. Но они сохранили аппарат цивилизации: образование, книги и ученый досуг. Они стимулировали запад.

Евреи были плодотворным звеном между испанскими маврами и христианами. В Испании жило много евреев и после того, как ее снова завоевали христиане. Знали много языков и выступали переводчиками. Выдвинули одного выдающегося философа — Маймонида (1135–?), который пытался примирить Аристотеля с иудейской теологией. Основной труд: «Руководство блуждающим». Возможно, что он оказал влияние на Спинозу.

Глава 11. XII столетие

Особый интерес представляют четыре аспекта XII столетия.

1. Продолжающийся конфликт между Империей и папством. Папы постепенно добивались успеха и добились как минимум равного отношения, а то и большего.

2. Подъем ломбардских городов. Ключевая фигура — Фридрих Барбаросса (1252–1190). Талантливый и энергичный человек, добивался успеха в любом деле. Хорошо образован. Считал себя наследником римских императоров и надеялся таковым стать. Был немцем, поэтому в Италии его не любили. Конфликтовал с папами, в результате чего и случился подъем городов, которые сопротивлялись Барбароссе.

3. Крестовые походы. Военная пропаганда и возбужденное крестовыми походами религиозное рвение привело к усилению власти пап. Другой важный результат — массовые убийства евреев; оставшиеся в живых часто лишались всего имущества. Походы также дали толчок культурному общению с Константинополем, появилось много переводов с греческого на латинский.

4. Развитие схоластики. Схоластику как философскую школу отличает ряд черт.

Во-первых, она замыкается в пределах того, что представляется писателю религиозной ортодоксией, и если его воззрения осуждаются церковью, то он обычно готов отречься от своих взглядов.

Это нельзя приписывать одной трусости; скорее, речь идет о чем-то наподобие подчинения судьи решению вышестоящего суда.

Во-вторых, в пределах ортодоксии все большим авторитетом признается Аристотель.

В-третьих, большим почтением пользуется «диалектика» и силлогистический метод рассуждения; в общем схоластам присущи копание в мелочах и любовь к диспутам, а не мистицизм.

В-четвертых, установление того факта, что Аристотель и Платон придерживались различных воззрений по вопросу универсалий, выдвигает этот вопрос на передний план, однако универсалии все же не были главной проблемой философов того времени.

Н

едостатки схоластики: безразличие к фактам и науке, вера во всесилие аргумента в вопросах, которые можно решить только путем наблюдения, и совершенно непомерное значение словесных различий и тонкостей.

Первый представитель — Росцелин (1050–?). Ничего выдающегося. Ученик Росцелина — Абеляр (1079–?). И тот, и другой, по всей видимости, были плохими людьми. И тот, и другой философ воевали на тему троичности.

Абеляр утверждал, что помимо Писания нет ничего непогрешимого и даже апостолы могут ошибаться. Это было шагом к пробуждению от предрассудков. Сыграл наибольшую (для него) роль в развитии логики и теории познания. Его философия — критический и лингвистический анализ.

Св. Бернард, святость которого ничего не прибавила к его короткому уму, не сумел понять Абеляра и очернил его. Бернард был вождем мистического движения. Монах-цистерианец. Оказывал огромное влияние на церковную политику: решал судьбу антипап, боролся с ересью, натравлял ортодоксию на философов и проповедовал второй крестовый поход. В нападках на философов за редкими исключениями, последовавшими за катастрофой, которой увенчался второй крестовый поход, добивался успеха. Его деятельность закончилась значительным усилением церкви в светской жизни.

Стало появляться много переводов. В целом можно было философствовать, но исправляться, если церкви не понравится, и придерживаться в политике ортодоксальных позиций. Исключение из правил — Арнольд Брешианский.

Глава 12. XIII столетие

В XIII столетии Средние века достигли наивысшей точки развития.

XIV век принес разложение учреждений и философий; XV век положил начало тем учреждениям и философиям, которые мы считаем новыми.

Великие люди XIII столетия были действительно великими: Иннокентий III, св. Франциск, Фридрих II и Фома Аквинский.

Еретические секты: наиболее интересная и крупная секта — катары (альбигойцы). Их родина — Азия. В Европу проникли через Балканы. Они были дуалистами, и, подобно гностикам, считали, что ветхозаветный Иегова — дурной творец мира, а истинный Бог описан в Новом Завете. Материя — воплощение зла.

Отрицали воскрешение тел праведников, порочные же люди, однако, будут переселены в тела животных.

Поэтому были вегетарианцами и не ели даже яиц, сыра и молока. Рыбу, впрочем, ели, так как думали, что она размножается неполовым путем.

Плотская связь вызывала омерзение, а брак — еще большее, так как он означал, что эта связь была долгой и полной удовольствия.

Не видели ничего плохого в самоубийстве. Новый Завет принимали буквально: воздерживались от клятв и подставляли щеки.

Однако обычным членам секты разрешалось вступать в брак и есть мясо. Преследователи засвидетельствовали пример человека, обвиненного в ереси, который в свое оправдание заявил, что он ел мясо, лгал, ругался и был добрым католиком.

Другая значительная ересь — вальденсы. Последователи Петра Вальдо, который в 1170 г. провозгласил крестовый поход со имя соблюдения Христова закона. Раздал свое добро бедным и основал общество, названное «Лионскими бедняками».

Сначала папа их поддерживал, но они слишком резко поносили безнравственность духовенства и были осуждены Веронским собором 1184 г. Распространились в Ломбардии и Чехии. Во время карательного похода против катаров 1209 г., который задел и вальденсов, многие бежали в Пьемонт. Уцелели до наших дней в Альпах и в США.

Все эти ереси очень встревожили церковь.

Иннокентий III считал, что еретики заслуживают смерти. Карательные походы отличались невероятными жестокостями; особенно ужасающая резня была устроена после взятия Каркас-Сона.

Раскрытие ереси лежало на епископах, но оказалось слишком обременительным для людей, имевших другие обязанности, и в 1233 г. Григорий IX учредил инквизицию. После 1254 г. лицам, обвиненным инквизицией, было запрещено пользоваться адвокатами. В случае осуждения имущество конфисковывали — во Франции в пользу короны.

Когда обвиняемый признавался виновным, его передавали светским властям с просьбой пощадить его жизнь, но если те отказывались сжечь его, то сами подлежали суду инквизиции. Преследовалась не только ересь, но и колдовство и пр. Функции инквизиции выполняли в основном доминиканцы и францисканцы. Инквизиция никогда не проникала в Скандинавию и Англию, но англичане воспользовались ее услугами против Жанны Д’Арк.

В целом деятельность инквизиции была вполне успешной и в самом начале своего существования она полностью уничтожила ересь катаров.

Нищенствующие ордена (главное, чтобы они не критиковали образ жизни церковников) сделали для ортодоксии очень много.

Св. Франциск Ассизский (1182–1226) был одним из самых обаятельных людей в истории. Действительно был хорошим человеком, полным любви, обладавшим поэтическим даром. Если бы сатана существовал, то будущее ордена, основанного св. Франциском, доставило бы ему великое удовлетворение. Непосредственный преемник Франциска — брат Илья погряз в роскоши, предал забвению обет бедности. В руках францисканцев оказались карательные отряды инквизиции. Уничтожали своих же бывших братьев, верных идеалам бедности.

Св. Доминик (1170–1221) — личность менее интересная, нежели Франциск. Предан ортодоксии и подавлению ереси; бедность видел только как средство для достижения этой цели.

Орден доминиканцев основан в 1215 г. Иннокентием III. Принимали еще более рьяное участие в инквизиции. Однако много сделали и для развития мысли.

Посвятили себя тому, чтобы примирить Аристотеля и Христа. Альберт Великий и Фома Аквинский (оба члены ордена) выполнили эту задачу, насколько только возможно.

Мыслители-францисканцы: Роджер Бэкон, Дунс Скот, Уильям Оккам.

Глава 13. Св. Фома Аквинский (1225–1274)

Величайший схоласт.

Во всех католических учебных заведениях его учение представляется как единственно истинная философия.

Таким образом, и поныне оно представляет не только исторический интерес, но и является действенной силой, как Платон, Аристотель, Кант или Гегель — и даже больше, чем два последних. В большинстве вопросов Фома точно следует Аристотелю. Именно влияние Фомы обеспечило победу Аристотелю в борьбе с Платоном за влияние в церкви.

Самое значительное произведение — «Сумма против язычников». «Мудрость» — истина.

Это основывается на авторитете «Философа», то есть Аристотеля. Цель моя, говорит Фома, в том, чтобы возвестить истину, исповедуемую каноническим учением. Но здесь я должен прибегнуть к помощи естественного разума, ибо язычники не принимают авторитета Писания. Важно разграничить то, что может быть доказано с помощью разума, от того, что не может.

Первый шаг — доказательство существования Бога. Никто не знает о сущности Бога достаточно, чтобы вывести существование Бога из его сущности. На этом основании онтологическое доказательство отвергается. Важно помнить, что та религиозная истина, которая может быть доказана разумом, может быть также постигнута при помощи веры. Доказательства трудны и доступны пониманию лишь ученых людей; вера же необходима также людям невежественным. Для них достаточно откровения.

Приводится пять доказательств существования Бога:

1. Существование Бога доказывается, как и у Аристотеля, аргументом неподвижного двигателя: должно быть что-то первое, что движет, но само не двигается; это и есть Бог (однако у Аристотеля так выводятся 47 или 55 богов).

2. Доказательство от первопричины: невозможность вечного регресса.

3. Должен существовать конечный источник всякой необходимости (мало чем отличается от второго).

4. Так как мы обнаруживаем различные степени совершенства, то они должны иметь свой источник в чем-то абсолютно совершенном.

5. Доказательство того, что мы обнаруживаем, как даже безжизненные вещи служат цели, которая должны быть целью, установленной неким существом вне их, ибо лишь живые существа могут иметь внутреннюю цель.

Доказав существование Бога, мы можем высказать много определений, но все они негативны. Бог и есть своя собственная сущность, иначе бы он был не простым, а слагался из сущности и существования (тут явно видно смешение единичного и всеобщего способа существования, что противоречиво; это уже было у Платона, но считалось преодоленным Аристотелем).

В Боге сущность и существование тождественны. Бога нельзя определить. Он есть всё, сама истина.

К вопросу, над которым бились Платон и Аристотель: может ли Бог познавать единичные вещи или лишь универсалии и всеобщие истины? Христианин, поскольку он верит в Провидение, должен полагать, что Богу доступно познание единичных вещей, но против этого выдвигается 7 веских доводов, которые потом опровергаются:

1. Так как единичное по своей природе материально, оно не может быть познано ничем нематериальным.

2. Единичные вещи не вечны и не могут быть познаны, когда они не существуют; поэтому они не могут быть познаны нетленным существом.

3. Единичные вещи случайны, а не необходимы. Поэтому от них нет достоверного знания — за исключением знания о том, что они существуют.

4. Некоторые единичные вещи обязаны существованием актам воли, которые могут быть известны только тому человеку, от которого исходит воля.

5. Число единичных вещей бесконечно, а бесконечное как таковое непознаваемо.

6. Единичные вещи слишком ничтожны, чтобы Бог уделял им внимание.

7. В некоторых единичных вещах есть зло, а Бог не может знать зла.

Опровержение — Бог все знает и все познает.

Познание зла необходимо как познание противоположности добра. И т.д., и т.п.

Бог не может хотеть вещи, сами по себе невозможные; например, он не может сделать противоречие истинным, То, что есть нечто такое, что находится вне божественной власти, не очень-то удачно: Фома говорит, что Бог не мог бы превратить человека в осла, не может быть телом или изменить самого себя, терпеть неудач, уставать, забывать, гневаться, печалиться, лишить человека души, сделать сумму углов треугольника иной, уничтожить прошлое, впасть в грех, сотворить другого Бога, сделать себя несуществующим.

В Боге есть восторг, радость и любовь, но нет ненависти. Бог сотворил мир из ничего. Все разумные субстанции нематериальны и нетленны. Душа есть форма тела. Души не три (части, как у Аристотеля), а одна. Разум входит в душу. Аверроэс, утверждавший, что есть только один разум, которому сопричастны разные люди, неправ. Душа не передается наследственно с семенем, а творится заново в каждом человеке (трудность — когда ребенок не от законного супруга, то Бог становится соучастником? а как же первородный грех передается, если душа новая? — не входит в эту дискуссию).

В вопросе о разуме Фома рассматривает проблему универсалий. Стоит на позиции Аристотеля, в соответствии с которой универсалии не существуют вне души, но разум, познавая универсалии, познает и вещи вне души.

Этика.Зло не преднамеренно. Оно не существенно, а причина его случайна и содержится в добре. Наивысшее счастье не в деяниях (это лишь средства), а в познании Бога.

Провидение не исключает зла, случайности, свободы воли, удачи или счастья.

Есть ли судьба — мы можем присвоить название судьбы порядку, которым Провидение поражает наш ум, но лучше этого не делать, так как судьба — слово языческое. Из этого выводится, что молитвы полезны, пускай воля Провидения не может быть изменена (этот аргумент совсем не понятен Расселу).

Бог иногда творит чудеса, но больше это никому не дано. Магия возможна с помощью демонов. Божественный закон направляет нас возлюбить Бога и в меньшей степени — нашего ближнего, запрещает блуд и противозачаточные меры как противоестественные, но пожизненное безбрачие по той же причине он не запрещает. Брак нерасторжим. Моногамия.

Любопытен довод против любви брата и сестры: если с любовью мужа и жены соединится еще это, то взаимное тяготение окажется настолько сильным, что будет вызывать чересчур частое совокупление. Хорошо, что обосновывается это все чисто рациональными соображениями, а не божественными заповедями. Во многом согласен со св. Августином в части греха, крещения.

Есть три вида познания Бога: через разум, откровение и интуицию по вещам, прежде познанным откровением.

Таинства имеют силу даже тогда, когда совершаются дурными клириками (данное положение было необходимо, так как многие волновались из-за этого).

В целом философия Фомы Аквинского схожа с аристотелевской.

Его оригинальность заключается в том, как он смог приспособить Аристотеля к христианской догматике, подвергнув его учение лишь небольшому изменению. Дар систематизации. Лучше всех знал и понимал Аристотеля. В Фоме мало истинного философского духа. Его ответы заранее известны и его не интересуют исследования, результат которых заранее неизвестен, а его предпосылки (в частности невозможность бесконечного ряда) более чем спорны. Если ему удается найти какие-то рациональные аргументы — тем лучше; не удается — возвращаемся к откровению. То есть это не философия, а система предвзятой аргументации.

Глава 14. Францисканские схоласты

Францисканцы не были такими безупречными ортодоксами, как доминиканцы, с которыми они соперничали.

Францисканцы не были склонны признавать авторитет Фомы Аквинского.

Три наиболее значимых францисканских философа:

Роджер Бэкон (1214–1294) Ничего особенного в части философии, работал в Оксфорде, скорее ученый, нежели философ. Написал труд, в котором высмеивал церковников за невежество. После этого его сочинения осудили, а самого посадили в тюрьму на четырнадцать лет, вскоре после освобождения он умер. Обладал энциклопедическими познаниями. Отличный математик.

Заявляет, что есть четыре причины невежества:

(1) преклонение перед недостойным авторитетом (поскольку это было написано для папы, то он заявляет, что не имеется в виду церковь);

(2) привычка;

(3) суждение толпы;

(4) сокрытие собственного невежества под маской несомненной мудрости.

К Аристотелю питает большое, но не безграничное почтение. Затем Авиценна. Также Аверроэс, следуя за которым Бэкон утверждает, что деятельный разум является субстанцией, отделенной от души (противоречит Фоме).

В Новое время его хвалят за то, что он ставил опыт как источник знания выше аргумента. Бэкон поражает тем, что столь значительно отличается от других философов Средневековья, но он оказал слабое влияние на современников, а его философия, на взгляд Рассела, не являлась слишком научной.

Дунс Скот (1270–1308) продолжил полемику против Фомы Аквинского. Отстаивал догмат непорочного зачатия, возражая Фоме.

Умеренный августинианец, умеренный реалист, верил в свободу воли, склонен к пелагианству. Относил к очевидному, то есть к родам вещей, которые могут быть познаны без доказательств:

(1) принципы, познаваемые сами по себе;

(2) вещи, познаваемые при помощи опыта;

(3) наши собственные действия.

Но без божественного Света мы ничего познать не можем.

Большинство францисканцев предпочло Скота, а не Фому.

Скот утверждал, что поскольку нет различия между существом и сущностью, «принцип индивидуации» — то, что делает одну вещь отличной от другой — должен заключаться в форме, а не в материи. Впервые сформулировал идеи первичных и вторичных признаков.

Скот утверждал, что две различные вещи всегда различаются по сущности (Фома считал, что материальные вещи могут быть совершенно одинаковыми, а нематериальные субстанции всегда отличны).

Эту проблему потом пытался решить Лейбниц (попытка избавиться от существенных и второстепенных свойств, заимствованных схоластами у Аристотеля, что представляется нереальным — две вещи не могут быть совершенно одинаковыми: тождество неразличимого).

Уильям Оккам (1290–1350) Наиболее значимый схоласт после Фомы Аквинского. Родился в Оккаме, графство Суррей, учился в Оксфорде, а потом в Париже, был учеником, а потом соперником Дунса Скота. Конфликтовал с церковью, был отлучен из-за разногласия о догмате пресуществления.

Разработал совершенно демократическую систему избрания Вселенского собора.

Оккам — истолкователь Аристотеля. «Сущности не следует умножать без необходимости».

В логике был номиналистом. Внес огромный вклад в ее развитие. Понятие — естественный знак, слово — условный. Необходимо отличать, когда мы говорим о слове как о вещи и когда употребляем его в качестве значения, иначе можно впасть в софизмы, такие как: человек есть вид; Сократ — человек; следовательно, Сократ есть вид.

Термины, относящиеся к самим вещам, это «термины первого понятия»; термины, относящиеся к терминам же, — второго.

Наука пользуется первыми, логика — вторыми. Своеобразие метафизических терминов в том, что они обозначают как вещи, обозначаемые словами первого понятия, так и вещи, обозначаемые словами второго. Метафизических терминов всего шесть: бытие, вещь, нечто, одно, истинный, благой. Своеобразие их в том, что все они могут быть высказаны друг о друге.

В логике можно обходиться без них. Познаются вещи, а не формы, порожденные умом. Формы эти являются не тем, что познается, а тем, при помощи чего вещи познаются. Универсалии (в логике) — лишь термины или понятия, утверждающие нечто о многих других терминах или понятиях, знаки многих вещей. Универсалия, род, вид — термины второго понятия и не могут обозначать вещи. Реально существуют только индивидуальные вещи, умы и акты познания (как считал и Фома — в противоположность Аверроэсу, Авиценне и августинианцам).

Является ли восприятие источником познания? Да.

Различается ли чувственная и разумная душа?

Да, так как то, что нравится аппетиту, отвергается разумом, следовательно, она принадлежат разным субъектам.

Своим подчеркиванием возможности изучения логики и человеческого познания безотносительно метафизики и теологии Оккам дал толчок научному исследованию.

Он говорил: августинианцы сначала объявили вещи непознаваемыми, людей — неспособными к разумному мышлению, а потом добавили свет из бесконечности, при помощи которого познание стало возможным; в этом они заблуждались.

После Оккама не было ни одного великого схоласта. Следующий период для великих философов начался в эпоху позднего Возрождения.

Менее значимые мыслители:

Св. Бонавентура (1222–1274). Это он в качестве генерала францисканского ордена запретил Бэкону публиковать свои труды. Примыкал к традиции св. Ансельма (поддерживал онтологическое доказательство). В аристотелизме видел течение, враждебное христианству. Верил в идеи Платона, но считал, что познать их может только Бог. Постоянно цитирует Августина.

Матвей Акваспарта (1235–1302). Последователь Бонавентуры. Стал кардиналом. Выступал против Фомы с августинианских позиций. Испытал влияние Аристотеля, Авиценны, Ансельма, псевдо-Дионисия. Высший авторитет — Августин. Идеи Платона — грубейшее заблуждение: это мудрость, но не знание. Вывод: знание вызывается и низшими, и высшими факторами, как внешними предметами, так и идеальным разумом.

Данте Алигьери (1265–1321). Великий поэт, но как мыслитель плелся позади. Сочинение «О монархии» явно устарело для того времени.

Марсилий Падуанский (1270–1342). Положил начало новой форме оппозиции папству, где императору отводилась роль почетного украшения. Друг Уильяма Оккама. Как политик имеет большее значение, чем Оккам. Законодательная власть принадлежит большинству, и оно вправе наказывать государей. Применяет принцип народного суверенитета и к церкви: в систему ее управления для него включаются миряне.

Николай Оремский (ум. 1382). Планетарная теория. Предшественник Коперника. Изложил обе теории — гео- и гелиоцентрическую. Непосредственный последователь Оккама.

Глава 15. Упадок папства

Разложение и обмиряние папства. Обогащение. В 1300-м папа Бонифаций VIII учреждает юбилейный год, когда можно было приехать в Рим, пройти некие церемонии и получить полное прошение грехов, что принесло огромные доходы. Этот год можно удобно принять в качестве момента начала упадка.

В 1307 г. французский король в сговоре с папой Климентом V с целью срочного пополнения казны решили захватить имущество тамплиеров, для чего папа объявил их еретиками, а король дал разрешение на аресты. В 1313 г. Папа запретил орден, а имущество их конфисковано.

1350-е гг.: восстание Кола ли Риенци в Риме, сначала против знати. Петрарка им восхищался. Кола ди Риенци провозгласил верховенство народа над империей. Созвал парламент, затем попал под манию величия. Схвачен папой в 1352 г. Потом снова пытался взять власть, но уже был убит толпой.

Джон Виклеф (1320–1384) иллюстрирует своей жизнью и учением падение авторитета папства. Доктор богословия Оксфорда. Схоласт. Как философ не являлся прогрессивным. Реалист и платоник. Покинул Оксфорд, чтобы стать сельским священником.

В 50 лет еще был ортодоксом, а только потом стал еретиком. Толчком стали любовь к бедным и отвращение к богатым церковникам. Выступал за право гражданской власти лишать имущества церковь. Священники не должны иметь собственность. Поддерживал светскую власть против пап. Папа вызвал его на суд, но Оксфорд его не выдал.

Клеймил пап за принятие Константинова дара. Перевел Вульгату на английский. Движение «бедных священников», пополнявшееся из мирян. Стал отрицать и пресуществление, которое назвал обманом и богохульственным безумием. Тут даже и Джон Гонт приказал ему заткнуться.

В 1381 г. случилось крестьянское восстание в Англии, которое возглавлял Уот Тайлер, которое также бросило тень и на Виклефа.

Умер не осужденным и был похоронен, пока Констанцский собор не приказал достать его останки и сжечь. Его ученик — Гус подготовил почву для протестантизма. На том же соборе был осужден и сожжен.

Развитие науки (порох), демократии внесли свой вклад в усиление светской власти.

Книга 3. Философия Нового времени Часть 1. От Возрождения до Юма.

Глава 1. Общая характеристика

Падение авторитета церкви и рост авторитета науки. Теория Коперника, 1543 г. Кеплер и Галилей подхватили ее в XVII веке. Наука порождает склад ума, совершенно отличный от склада ума средневекового догматика.

Глава 2. Итальянское Возрождение

XIV-XVI века, на севере Европы позднее

Глава 3. Маккиавелли (1467–1527)

Ставленник Савонаролы (1452–1498). Интересен как политический философ, но не как теоретик. Обязательно прочитать не только «Государя», но и «Рассуждения».

Глава 4. Эразм (1469–1536) и Мор (1478–1535)

Среди интересов северного Возрождения большое место занимало применение принципов научного исследования к Библии и создание более точного перевода Вульгаты. Типичные представители — Эразм Роттердамский и Томас Мор.

Они презирали схоластику, стремились к внутренней реформе церкви, но осудили протестантский раскол. Были весьма остроумны. Не были философами в строгом смысле. Воплощают отвращение ко всему возведенному в систему, что является реакцией на схоластику.

Эразм перевел Вульгату и нашел там много ошибок. Написал книгу «Похвальное слово Глупости». Гуманист.

Мора в наше время помнят в основном как автора «Утопии» (подобие коммунизма, как у Платона, с элементами гуманизма).

Глава 5. Реформация и Контрреформация

И Реформация, и Контрреформация представляют собой восстание менее цивилизованных народов против интеллектуального господства Италии.

Грубо говоря, Реформация — германская, а Контрреформация — испанская. Итальянцев считали негодяями.

Три великих личности Реформации и Контрреформации: Мартин Лютер (1483–1546), Жан Кальвин (1509–1564), Игнатий Лойола (1491–1556).

Лютер и Кальвин возвратились к Августину, сохранив ту часть его учения, что связана с отношением души к Богу, а не ту, которая имеет отношение к церкви. Их теология направлена на подрыв власти церкви. Отвергали чистилище, индульгенции, учили предопределению. Были также нетерпимы, однако у них было меньше власти — и поэтому от них было меньше вреда.

Лютер желал везде, где государи были протестантами, назначить их главами церкви. Однако не все протестанты были с этим согласны.

Быстрый успех протестантов был сдержан во многом из-за создания Лойолой ордена иезуитов. Лойола был солдатом, и его орден был устроен по военному образцу. Его последователи отвергали те части учения Августина, которые подчеркивали протестанты.

Верили в свободу воли. Сконцентрировали внимание на образовании и тем самым возымели влияние на молодежь (у них получил образование Декарт). Восстановили террор инквизиции даже в Италии.

Результаты Реформации и Контрреформации сначала были неблагоприятными, а потом благотворными, так как убедили стороны в бесперспективности войны, в необходимости договоров и веротерпимости. Отвращение к религиозным войнам привело к желанию знаний, что воплотилось в XVII в.

Глава 6. Развитие науки. XVII в.

Начало Нового времени. Все предыдущие мыслители поняли бы друг друга, однако никто из предшественников не понял бы Ньютона. Четверо великих:

Николай Коперник (1473–1543, XVI в., но при жизни имел мало влияния),

Иоганн Кеплер (1571–1630), Галилео Галилей (1564–1642),

Исаак Ньютон (1642–1727).

Коперник. Лютер и Кальвин грубо отвергли его гипотезу, назвали дураком. «Кто осмелится поставить авторитет Коперника выше авторитета Святого духа?»

Кеплер был ассистентом датского астронома Тихо Браге.

Вывел три закона движения планет:

(1) планеты движутся по эллипсам;

(2) линия, соединяющая планету с Солнцем, занимает в равные промежутки времени равные площади;

(3) квадраты времен обращения планет пропорциональны кубам их средних расстояний до Солнца. Все это было обнаружено благодаря терпеливым наблюдениям.

Галилей родился в день смерти Микеланджело и умер в год рождения Ньютона (для любителей метемпсихоза). Астроном. Основатель динамики. Вероятно, изобрел термометр. Открыл значение ускорения. «Первый закон движения» Ньютона — закон инерции. Закон падения тел. Галилей осужден инквизицией тайно в 1616-м и публично в 1633-м, когда отрекся от своих убеждений.

Инквизиции удалось отложить развитие науки в Италии на столетия, но ей не удалось помешать ученым принять гелиоцентрическую теорию, а своей крайностью она нанесла значительный ущерб церкви. В протестантских странах священники всемерно стремились причинить вред науке, но не могли добиться достаточно власти.

Ньютон первыми двумя своими законами обязан Галилею. Сила — причина ускорения, то есть изменения скорости. Закон всемирного тяготения. Арианец.

Глава 7. Фрэнсис Бэкон (1561–1626)

Хотя его философия во многом неудовлетворительна, Бэкон имеет огромное значение как основатель современного индуктивного метода и логической систематизации процесса научной деятельности. Наиболее значительна книга «О достоинстве и приумножении наук». Ему принадлежит выражение «Знание —сила».

Основа его философии практическая — дать человеку возможность средствами научных открытий овладеть силами природы.

Однако придерживался ортодоксальных религиозных воззрений, чтобы не ссориться с правительством. Сторонник «двойственной истины» разума и откровения. Был первым, кто подчеркнул важность индукции в противоположность дедукции. Пытался найти лучший вид индукции, чем индукция через простое перечисление (чреватая проблемами из-за частой незавершенности). Выводил «законы первой и второй общности», пользовался «преимущественными примерами».

Презирал силлогистику и недооценивал математику.

Одна из знаменитых частей его философии — перечисление «идолов», пагубных привычек ума, приводящих к ошибкам. Их четыре вида:

• Идолы рода свойственны природе человека, в частности — привычка ожидания большего порядка, чем действительно можно найти в явлениях природы.

• Идолы пещеры — личные суеверия.

• Идолы рынка — тирания слов.

• Идолы театра — общепринятые системы мышления.

Его индуктивный метод ошибочен потому, что он недостаточно подчеркивал значение гипотез. Формирование гипотез — наиболее трудная часть научной работы, где нужны способности. Нет метода, который сделал бы возможным изобретение гипотез по заранее установленным правилам. Роль дедукции в науке тоже гораздо значительнее, чем предполагал Бэкон.

Джон Стюарт Милль сформулировал четыре правила индуктивного метода, при допущении закона причинности, но сам этот закон должен допускаться на основе индукции через простое перечисление.

Глава 8. «Левиафан» Гоббса (1588–1679)

Гоббс — эмпирик, как Локк, Беркли и Юм, но в отличие от них был приверженцем математического метода не только в чистой математике, но и в других областях.

Имел больше влияния, чем Бэкон. Континентальная философия (и Декарт, и Кант) многие концепции брала из математики, но считала, что ее можно познать вне зависимости от опыта, что вело к умалению роли мысли. С другой стороны, на английский эмпиризм математика оказала мало влияния, и его представители, как правило, приходили к ложной концепции научного метода.

У Гоббса не было ни одного из этих недостатков — тут его достоинства огромны. Но его недостатки не дают возможность относить его к самым выдающимся мыслителям.

Роялист. «Левиафан» вызвал недовольство почти всех: рационализм оскорбил роялистов, а нападки на церковь — французское правительство. Гоббс бежал в Лондон, где подчинился Кромвелю. При Реставрации пользовался большой поддержкой короля и свиты. Однако часть свиты и парламента оскорбляла честь, оказываемая человеку, подозреваемого в атеизме. После чумы и пожара был обвинен в этих бедах и вновь попал в немилость.

Радикальный материалист: жизнь есть движение тела. Искусственная жизнь, искусственная душа (в государстве в виде законов).

Детерминист и номиналист. Вне языка не было бы ни лжи, ни истины — это свойства речи. Разум должен начинаться с определений.

Например, «бестелесная субстанция» — бессмыслица. Тем не менее Гоббс не понял пользу индукции для общих законов. Разум не является врожденным (вопреки Платону), а развивается трудолюбием. В отличие от большинства защитников деспотизма, считает, что все люди равны от природы. Но в качественном состоянии, до появления власти, каждый человек хочет не только сохранить свою свободу, но и обрести господство над другими; оба эти желания диктуются инстинктом самосохранения.

Из их противоположности возникает война всех против всех, что делает жизнь «беспросветной, звериной и короткой». В естественном состоянии нет собственности, справедливости или несправедливости, есть только война, сила и коварство.

В преддверии общественного договора люди пытаются избежать этого, объединяясь в общины. «Договор без содействия меча суть лишь слова». Договор не между гражданами и правящей властью, как у Локка и Руссо, а между самими гражданами — о том, чтобы повиноваться такой власти, которую изберет большинство. Избранием такой власти полномочия граждан заканчиваются, потом уже нет никаких прав. Нет права на восстание, так как правитель не связан никаким договором, в отличие от граждан, подданных.

Только одна власть, не ограниченная другими ветвями. Гоббс говорит, что гражданская война произошла в Англии из-за такого разделения. Власть суверена — неограниченна. Даже худший деспотизм лучше анархии. Восстание — неправильно и бессмысленно. Монархия — наилучшая форма правления.

Свобода — отсутствие внешних препятствий к движению. Она совместима с необходимостью, как вода, которая течет вниз по холму. Все наши волнения имеют причины и таким образом необходимы.

Подданные не имеют прав по отношению к монарху. Монарх вправе отнимать собственность, так как до него не было вообще собственности. Однако право самосохранения есть единственное исключение. Человек имеет право отказаться от приказов, если это может ему навредить — для самосохранения, но не ради другого. Человек не имеет обязанностей перед правителем, у которого нет силы защитить его. Он сохранил свободу, которой все люди обладали в естественном состоянии, когда никто не мог быть наказан за нанесение вреда другим.

Причины распада государства: слишком мало власти у суверена, разрешение личных суждений подданным, теория, что все, что против совести — грех, вера во вдохновение, подчинение суверена гражданским законам, признание абсолютного права частной собственности, разделение власти, отделение светской власти и духовной, отказ суверену в праве на налогообложение, популярность подданных, свобода спора с сувереном.

Научить людей верить в права суверена должно быть не слишком трудно, ведь научили же их верить в христианство и другие неразумные вещи. Надзор за образованием. Аристотель — «пустая философия».

Гоббс совершенно свободен от суеверий. Первый полностью современный автор в области политической теории. Там, где он неправ, он неправ из-за чересчур крупных упрощений. Также Гоббс недооценивает интересы различных классов в обществе, сводя их к «одному против одного» в противоположении суверену.

Глава 9. Декарт (1596–1650)

Считается основателем современной философии.

Первый философ, на чьи взгляды оказали глубокое влияние физика и астрономия, на чем он пытается создать новое, законченное здание. Пишет не как учитель, а как исследователь, ученый. Обращается к интеллигентным людям, а не к ученикам. Воспитывался в иезуитском колледже Ле Флеш. В Баварии зимой 1619/20 г. залез в печь и просидел там целый день, размышляя (медитируя), когда же он вылез, то, по его словам, его философия была закончена.

Мозг Декарта успешно функционировал в тепле. Поздно вставал. С 1628 г. поселился в Голландии (там было свободнее), где прожил 20 лет. Но даже в Голландии был объектом нападок со стороны и католиков, и протестантов, обвинявших его в атеизме. Вступил в переписку с королевой Христиной Шведской, которая пригласила его ко двору ее учить, где он вставал очень рано для этого и в результате простудился и умер. Декарт не был трудолюбивым, мало читал, но, возможно, он делал вид, что работал меньше, чем делал это в действительности. Не слишком обогащен добродетелью в смысле ортодоксии.

Философ, математик и ученый.

В философии и математике — великие работы, в науке — менее великие, но только относительно первых. Создатель аналитической геометрии (когда в основе лежит предположение, что проблема решена, а затем рассматриваются следствия из этого). Декартовы координаты — не изобрел их, но значительно облегчил применение.

Рассматривал тела людей и животных как машины, животных — как автоматы, полностью подчиненные законам физики и лишенные чувств или сознания. Люди отличаются от животных: у них есть душа, которая находится в гландах, откуда взаимодействует с «животными духами», а через них с телом. Общее количество движения во вселенной постоянно, и поэтому душа не может повлиять на него, но она может измерить направление движения животных духов, а отсюда и других частей тела.

Детерминист, но за тем именно исключением, что душа может изменить направление движения животных духов. То есть духовное как таковое не может непосредственно влиять на физическое, и наоборот. От этой части его теории его школа отказалась — сначала Гейлинкс, а потом Мальбранш и Спиноза.

Тут была проблема: если душа/воля не может никак повлиять на физические процессы, то как же она отдает приказ руке двигаться? В качестве объяснения выдвигалась теория, уподобляющая душу и тело двум синхрозированным часовым механизмам (Гейлинкс), но она была странной и вызывала много вопросов (должен быть некий «словарь», в котором каждое мозговое явление переводилось бы в соответствующее ментальное).

И тем не менее эта теория создавала удобное для всех (преимущественно же — церкви) объяснение сосуществования воли и материи — видимость взаимодействия с отрицанием реальности взаимодействия.

Допускал три субстанции: Бога, сознание и материю.

В механике Декарт выводит первый закон движения. Однако нет действия на расстоянии (тяготения), вакуума, атомов, и все же всякое взаимодействие имеет характер воздействия. Все процессы — чисто механические.

Нет трех душ Аристотеля, есть только одна душа человека. Теория образования вихрей.

«Рассуждения о методе» (1637), «Метафизические размышления» (1642). Метод «картезианского сомнения» — сомнение во всем что угодно (скептицизм, но не в реальной жизни). Отсюда он выводит cogito ergo sum — первый искомый Декартом принцип философии, ее основа. (Августин уже выдвигал этот аргумент, но не придал ему должного значения.)

Критика: когда употребляется «я», это уже вносит некоторое противоречие и использование того, что уже есть, для доказательства его же существования.

Я — вещь, которая мыслит, субстанция, вся природа и сущность которой состоит только в мышлении и которая для своего существования не нуждается ни в каком пространстве и другой материальной вещи. А значит, душа совершенно отлична от тела и более легко познаваема, чем тело.

Далее Декарт спрашивает: почему этот принцип так очевиден? Только потому, что он ясен и отчетлив. Отсюда общее правило, что все, что мы воспринимаем очень ясно и отчетливо — истинно. Однако он допускает, что иногда трудно это понять.

Вопрос о познании тел. Некоторые вещи непосредственно очевидны чувствам — например, воск, но он меняется до неузнаваемости для зрения и носа, когда его нагревают и т.д., и все же остается для мышления воском, то есть познается умом. Я вижу воск не больше, чем я вижу людей на улице, когда я вижу шляпы и пальто. Все это происходит благодаря способности суждения, уму. Познание внешних вещей должно осуществляться умом, а не чувствами.

Далее он говорит о трех разновидностях идей. Наиболее общая ошибка, считает Декарт, заключается в полагании того, что мои идеи подобны внешним вещам. Есть идеи трех видов: (1) врожденные; (2) чуждые и приходящие извне; (3) изобретенные мной самим.

Доказательства существования Бога не очень оригинальны; в основном взяты из схоластики, и их лучше сформулировал Лейбниц. Когда существование Бога доказано, все остальное может быть легко выведено. Так как Бог добр, он не будет действовать как коварный, злокозненный демон. Бог дал мне склонность верить в существование тел, и он стал бы обманщиком, если бы ничего не существовало, а значит, тела существуют; на этом все.

Конструктивная часть теории познания Декарта не так интересна, как негативная часть. Его философия привела к завершению дуализма сознания и материи. Хотя в ней имелось немало противоречий, даже они сыграли роль в развитии мысли.

Глава 10. Спиноза (1632–1677)

Самый благородный и привлекательный из великих философов. «Этика» — главный труд; также «Богословско-политический трактат» и «Политический трактат».

Критика Библии в части определения более поздних сроков написания ее, чем говорит легенда. В политике — следует за Гоббсом за исключением поддержки монархии и полного отказа от прав подданных, в частности свободы мнений.

В «Этике» рассматриваются три вопроса: метафизика, психология аффектов и воли, собственно этика (оригинальная и самое ценное, что у него есть).

Отношение Спинозы к Декарту напоминает отношение Плотина к Платону.

Но Спиноза, хоть и не был лишен научных интересов, в основном интересовался религией и добродетелью. От Декарта он воспринял материалистическую и детерминистскую физику и пытался в этих рамках найти место для благоволения и жизни, посвященной Богу. Его метафизическая система принадлежит к тому типу, начало которому положил Парменид. Существует только одна субстанция, Бог, или Природа, и ничто, что ограничено, не является самосуществующим.

Декарт допускал три субстанции: Бога, сознание и материю, однако Бог был всемогущим и мог уничтожить остальные, но за исключением этого последние две были независимы.

У Спинозы не было ничего подобного. Для него мышление и протяженность есть атрибуты Бога; также у него имеется бесконечно количество других атрибутов, так как Бог бесконечен в любом отношении.

Спиноза — строгий детерминист. Индивидуальные души и части материи имеют характер прилагательных; они являются не вещами, а просто аспектами Бога. Личного бессмертия в понимании христиан не может быть, но может быть безличный его вид, который заключается в достижении все большего единства с Богом.

Конечные вещи определяются своими физическими или логическими границами — иными словами, тем, чем они не являются: всякое определение есть отрицание.

Может быть только одно совершенно положительное Существо, и оно должно быть абсолютно безгранично. Отсюда — полный и безраздельный пантеизм.

Все управляется абсолютной логической необходимостью. Нет такой вещи, как свобода воли в духовном мире или случайность в физическом. Все есть проявление непостижимой природы Бога. Это ведет к трудности в определении греха — зло существует с нашей точки зрения, но в качестве части целого зла нет. Подобное положение не могло быть принято церковью.

И этическим, и метафизическим существом его системы было утверждение, что все можно доказать, и поэтому важно приводить доказательства. Мы не можем принять его метод, но лишь постольку, поскольку не можем принять его метафизику. Так, мы не можем поверить, что взаимосвязи частей Вселенной чисто логические, потому что мы считаем, что научные законы должны быть раскрыты наблюдением, а не одним размышлением.

Теория аффектов (страстей). «Человеческий ум имеет адекватное познание вечной и бесконечной сущности Бога». Однако страсти отсекают нас от него и мешают интеллектуальному видению целого. «Всякая вещь, насколько она является сама собой, стремится пребывать в своем существовании».

Отсюда возникают любовь, ненависть и борьба. Психология Спинозы целиком эгоистична: «Кто увидит, что то, что он ненавидит, уничтожается, будет чувствовать удовольствие». «Если мы увидим, что кто-либо получает удовольствие от чего-либо, владеть чем может только он один, то мы будем стремиться сделать так, чтобы он не владел этим».

Есть и менее математически доказанные циничные утверждения, например, «Ненависть увеличивается вследствие взаимной ненависти и, наоборот, может быть уничтожена любовью». Самосохранение — основной мотив страстей. «Никакая добродетель не может иметь преимущества перед стремлением сохранения своего собственного существа». Но оно, самосохранение, указывает на то, что реальное и положительное в нас — это то, что объединяет нас с целым, а не то, что сохраняет видимость разделенности.

Мы находимся в рабстве в той мере, в какой происходящее с нами обусловлено внешними причинами, и свободны соответственно тому, насколько мы действуем по своему усмотрению. Подобно Сократу и Платону, Спиноза полагает, что все неправильные действия связаны с интеллектуальными ошибками.

Мудрый будет счастлив. Мудрый также следует самосохранению, но совсем иначе. «Высшее благо ума есть познание Бога, а высочайшая добродетель — знать Бога». Аффекты называются страстями, когда они возникают из неадекватных идей. У мудрых аффекты не конфликтуют между собой. Удовольствие само по себе есть благо, но надежда и страх — зло, так же как покорность и раскаяние: «Тот, кто раскаивается — вдвойне жалок или бессилен».

Считает время не существующим реально, и поэтому все аффекты, которые по существу должны быть связаны с событием в прошлом или будущем, противны разуму. «Поскольку душа представляет вещи по внушению разума, все равно, будет ли это идея вещи будущей, или прошедшей, или же настоящей». Точка зрения Спинозы направлена на освобождение людей от тирании страха. «Человек свободный ни о чем так мало не думает, как о смерти, и его мудрость состоит в размышлении не о смерти, а о жизни».

Подобно стоикам, Спиноза выступает не против всех вообще аффектов, а только лишь тех, которые являются «страстями», то есть тех, в которых мы кажемся себе пассивными, находящимися во власти внешних сил. Понимание того, что все вещи необходимы, помогает уму достигнуть власти над аффектами. «Познающий себя самого и свои аффекты ясно и отчетливо любит Бога и тем больше, чем больше он познает это». «Интеллектуальная любовь к Богу» есть мудрость — соединение мысли и эмоции, истинное мышление вместе с радостью (тут, возможно, Спиноза имеет в виду нечто более «божественное» по сравнению с просто удовольствием) постижения истины.

«Эта любовь (к Богу) находится в связи со всеми состояниями тела, которые все способствуют ей. А потому она все более должна наполнять душу; что и требовалось доказать». «Кто любит Бога, тот не может стремиться, чтобы и Бог в свою очередь любил его».

«Душевные беспокойства и неудачи главнейшим образом берут свое начало от излишней любви к вещи, подверженной многим изменениям», но ясное и отчетливое познание «порождает любовь к вещи неизменной и вечной» (Богу).

Хотя личное бессмертие является иллюзией, в человеческой душе тем не менее имеется нечто вечное (что связано с любовью к Богу). Благословенность, которая заключается в интеллектуальной любви, есть не награда за добродетель, но сама добродетель, и мы наслаждаемся ей не потому, что обуздываем свои страсти, но, наоборот, вследствие того, что мы наслаждаемся ей, мы оказываемся в состоянии обуздывать свои страсти.

Для критики Спинозы необходимо отделить его этику от его метафизики и рассмотреть, сколь многое останется от первой.

Его метафизика — наилучший образчик «логического монизма»: мир в целом представляет собой единую субстанцию, ни одна из частей которой не способна существовать самостоятельно.

Спиноза думал, что природа мира и человеческой жизни может быть выделена из самоочевидных аксиом, как 2+2=4, как результат логической необходимости. В целом эту метафизику принять невозможно: она несовместима с современной логикой и научным методом — когда мы успешно делаем вывод в отношении будущего, мы делаем это при помощи принципов, которые подсказаны эмпирическими фактами (наблюдением), а не являются логической необходимостью. И концепцию субстанции, на которую он опирался, принять нельзя. Но когда мы переходим к этике, мы (по крайней мере Рассел), чувствуем, что кое-что, хотя и не все, можно принять, даже когда отвергнута ее метафизическая основа. Например, мучиться страхом смерти — вид рабства. Следует делать то, что зависит от нас, и быть спокойным.

Месть — примитивная реакция на чьи-то страшные действия. С одной стороны, импульс мести, вероятно, так силен, что если ему не дать выхода, то все воззрение человека может быть искаженным и ненормальным — это естественно и, таким образом, часто важно и нужно.

С другой стороны, месть — очень опасное побуждение; главное, что оно, как правило, чрезмерное. Жизнь, над которой господствует единственная страсть, убога и не совместима с каким-либо видом мудрости. Поэтому месть как таковая не есть лучшая реакция на обиды. См. выше про ненависть и любовь.

Тут с точки зрения психологии бывает сложно согласиться, так как, когда вы находитесь во власти злодея и не питаете к нему ненависти, то это вряд ли что-то изменит в ваших отношениях.

Смотреть на частные беды с точки зрения всеобщего и окончательной гармонии — тоже не слишком уж хорошо, считает Рассел: единичные события есть то, что они есть, и не становятся другими, если будут растворены в целом. Каждый акт жестокости является неизменно частью вселенной; ничто, что случится позже, не сможет превратить этот акт из плохого в хороший или даровать совершенство целому, частью которого оно является. Тем не менее принципы Спинозы о целом или хотя бы о делах больших, нежели ваше горе, полезны. Они приносят утешение и противоядие от безнадежности.

В отличие от многих других философов, Спиноза жил именно так, как думал. Быть может, именно поэтому он всю жизнь подвергался гонениям.

Глава 11. Лейбниц (1646–1716)

Один из выдающихся умов всех времен, но им трудно восхищаться как человеком. Лучшая мысль Лейбница не доставила бы ему популярности, и он не опубликовал работы, в которых она излагалась.

А то, что он издавал, имело целью заслужить одобрение государей. Вследствие этого есть две системы философии Лейбница: одна, которую он открыто провозглашал, была оптимистичной, ортодоксальной, фантастичной и мелкой; другая, которую постепенно извлекли из его рукописей недавно, была глубокой, ясной, во многом сходной с философией Спинозы и удивительно логичной. Из первой взято его знаменитое «наш мир — лучший из всех возможных миров».

Конфликт с Ньютоном из-за работы по исчислению бесконечно малых величин, который не принес чести ни одной из сторон, но в итоге привел Лейбница к забвению (более ловкий и коварный, а может, просто удачливый, Ньютон одержал победу).

Первая, общеизвестная философия Лейбница изложена в «Монадологии» и в «Началах природы и благодати».

Как Декарт и Спиноза, он основывал свою философию на понятии субстанции, но радикально отличался от них в рассмотрении числа субстанций. У Декарта было три субстанции: Бог, сознание и материя. У Спинозы — одна.

Для Декарта протяженность — сущность материи; для Спинозы — и протяженность, и мышление есть атрибуты Бога. Лейбниц считал, что протяженность не может быть атрибутом субстанции, так как она представляет собой множественность и, таким образом, может принадлежать только совокупности субстанций; каждая единичная субстанция должна быть непротяженной.

Поэтому он верил в бесконечное число субстанций, которые назвал монадами. Каждая монада имеет некоторые свойства физической точки, но только когда ее рассматривают абстрактно, фактически же каждая монада является душой — это естественное следствие из отрицания протяженности как атрибута субстанции; единственным оставшимся возможным атрибутом является мышление.

Итак, Лейбниц пришел к отрицанию реальности материи и к замене ее на бесконечное собрание душ.

Поддерживал теорию Декарта, в соответствии с которой субстанции не могут взаимодействовать. Их взаимодействие — видимость: монады «не имеют окон».

Между изменениями в одной монаде и изменениями в другой существует «предустановленная гармония», которая и производит видимость взаимодействия — очевидное расширение теории двух часов, только у Лейбница речь идет уже о бесконечном числе часов. По мнению Лейбница, это прекрасное доказательство существования Бога.

Монады имеют иерархию в зависимости от ясности того, как они отражают Вселенную. Человек состоит из множества монад, но есть одна господствующая, представляющая то, что называется душой человека, частью тела которого она является. Все изменения происходят в теле ради нее.

Пустого пространства нет. Каждая точка заполнена одной монадой. Двух абсолютно схожих монад нет — принцип тождества неразличимых.

Допускает свободу воли.

Принцип достаточного основания — ничто не происходит без какого-либо основания, но когда мы имеем дело со свободными личностями, причинами их действий является «склонность без необходимости». Всякий человеческий поступок мотивирован, но в достаточном основании для его действия нет логической необходимости. Это Лейбниц говорил для широкого круга, однако у него была и другая точка зрения, которую он скрывал.

Приводит метафизические доказательства существования Бога в законченной форме (начало им положили Платон и Аристотель). Одно из этих доказательств — онтологическое доказательство Ансельма, возрожденное Декартом. Лейбниц его сформулировал еще лучше, логичнее. Следует понять, что современные теологи в основном больше не полагаются на них (видимо, полагаются лишь на откровение).

У Лейбница имеется четыре доказательства существования Бога: онтологическое, космологическое, от вечной истины и, наконец, от предустановленной гармонии (от намерения, или физико-теологическое).

1. Онтологическое доказательство. Основано на различии между существованием и сущностью. Считается, что любая вещь, с одной стороны, существует, а с другой, имеет определенные качества, которые составляют ее «сущность». Гамлет, хотя он и не существует, имеет определенную сущность: он меланхоличен, нерешителен, остроумен и т.д. Когда мы что-то описываем, то вопрос о том, реально оно или нет, остается открытым. Говоря на языке схоластов, в отношении любой конечной субстанции ее сущность не включает в себя ее существования.

Но в отношении Бога, рассматриваемого как наиболее совершенное существо, св. Ансельм, а за ним и Декарт утверждают, что сущность включает в себя существование на основании того, что существо, которое обладает всеми иными совершенствами, совершеннее, если оно существует, чем если бы оно не существовало. Из этого следует, что если оно не существует, оно не является самым совершенным из возможным существ. Лейбниц не принимает и не отвергает это. Он говорит, что это возможно. Кант возражал простив этого, утверждая, что «существование» не является предикатом. Другой вид опровержений вытекает из теории дескрипций Рассела.

2. Космологическое доказательство. Более правдоподобно, чем онтологическое. Аргумент от первопричины, от аристотелевского неподвижного двигателя. Причина имеет причину, но ряд не может быть бесконечным. Значит, есть первая беспричинная причина, и это Бог. У Лейбница чуть по-другому: каждая единичная вещь «случайна», то есть логически возможно, чтобы она не существовала; и это истинно не только для каждой отдельной вещи, но и вселенной. Однако все должно иметь достаточное основание. Поэтому и Вселенная в целом должна иметь такое достаточное основание, которое находится вне ее. Им-то и является Бог.

Этот вариант лучше, и его не так легко опровергнуть.

Доказательство от первопричины покоится на предположении, что каждый ряд должен иметь первый член, что неверно: например, ряды правильных дробей не имеют первого члена.

Доказательство действительно, пока мы допускаем принцип достаточного основания Лейбница, но если нет, то оно терпит крах. Что именно он понимает под принципом достаточного основания — вопрос противоречивый. Кант был прав, когда говорил, что это доказательство зависит от онтологического.

Если существование мира можно объяснить только существованием необходимого Существа, тогда должно быть Существо, чья сущность включает существование, так как именно оно подразумевается под необходимым Существом. Но если же возможно, что должно быть такое Существо, тогда один разум, без опыта, может определить Существо, чье существование будет следовать из онтологического доказательства, так как все, что связано только с сущностью, может быть познано вне зависимости от опыта. Поэтому бóльшая, как кажется, правдоподобность космологического доказательства перед онтологическим обманчива.

3. От вечной истины. Сформулировать точно затруднительно.

Грубо говоря: такое утверждение, как «идет дождь», является иногда истинным, а иногда ложным, но 2+2=4 всегда истинно. Все утверждения, которые связаны только с сущностью, а не существованием, или всегда бывают истинны (вечные истины), или никогда. Суть доказательства в том, что истины являются частью содержания умов и что вечная истина должна быть частью содержания вечного ума.

Похожая мысль имеется у Платона, когда он выводит бессмертие из вечности идей. Но у Лейбница она более развита. Конечное основание случайных истин должно быть найдено в истинах необходимых. Ход доказательства такой же, как в космологическом. Для всего случайного должно быть основание, и оно не может быть само случайным. Это и есть Бог. То есть перед нами лишь иной вид космологического доказательства.

4. От предустановленной гармонии (от намерения, или физико-теологическое).

Действительно только для тех, кто принимает лишенные окон монады. Должна быть Причина, которая координирует все эти монады, которые сами между собой не контактируют. Конечно, тут есть трудность: если монады не взаимодействуют, то как они могут знать о том, что существуют другие (я, например, «знаю», что существуют другие люди, а они тоже монады)?

Однако это доказательство можно освободить от особой метафизики Лейбница и превратить в доказательство от намерения, которое состоит в том, что при обозрении мира мы находим вещи, которые нельзя правдоподобно объяснить как продукт слепых сил природы, но которые было бы гораздо более разумно рассматривать как доказательство благих целей.

Тут нет формальных логических недостатков — тут есть обычный эмпирический вывод. Богу при этом надо быть не «идеальным», а лишь только намного мудрее и могущественнее нас. Бедствия в мире объясняются, возможно, его ограниченной властью.

Учение о многих возможных мирах. Мир «возможен», если он не противоречит законам логики. Существует бесконечное количество миров, которые созерцал Бог прежде, чем создал наш. Будучи благим, Бог создал лучший из возможных миров. Глоток прохладной воды приятнее после жажды — оправдание зла. Однако можно также возразить, что с этой же логикой мир может считаться худшим из всех миров — нищета после богатства и т.д.

К эзотерической (скрытой, неопубликованной в его время) философии Лейбница. Основоположник математической логики. Анализировал логическую связь субъекта с предикатом. Он нашел ошибки в теории силлогизма Аристотеля, но испугался и не стал ничего публиковать. Хотел вывести математический способ замены мышления исчислением. Опирался на закон противоречия и достаточного основания — связаны с понятием «аналитического» суждения, являющегося суждением, в котором предикат содержится в субъекте.

Закон противоречия гласит, что все такие суждения истинны. Закон достаточного основания — что все истинные предложения являются аналитическими (даже эмпирические). В определении (сумме всех предикатов) субъекта содержится вся его жизнь.

«Индивидуальное понятие каждого лица заключает раз и навсегда все, что когда-либо с ним случается». Опять утверждается, что субстанции не взаимодействуют, ведь в противном случае их предикаты бы слились. Ясно, что эта система так же детерминистична, как у Спинозы.

Правда, имеются различия между истинами, познанными при помощи логики и открытыми в опыте, но только из-за нашей невежественности. Для Бога таких различий нет, то есть выхода от детерминизма через глупость тут нет. Однако в ряде работ Лейбниц задумывается о некоторых вопросах, почему существует А, а не В, и можно ли, чтобы они существовали вместе.

Предполагал нечто похожее на войну сущностей в преддверии Ада. Группы «совозможных» сущностей объединяются, и самые большие побеждают. Тут у него нет упоминания Бога и акта творения, видимо, в связи с тем, что здесь достаточно одних логических отношений.

Яснее всех мог заключать от синтаксиса к действительному миру. Возможны ли действенные заключения от языка к неязыковым фактам — вопрос, по которому у Рассела нет желания выступать с догматическими суждениями, однако выводы о возможности такой связи основаны на ошибочной логике.

Лейбниц повинен в особой непоследовательности: в соединении субъектно- предикатной логики с плюрализмом, так как суждение «существует много монад» не является суждением субъектно-предикатной формы.

Для того, чтобы быть последовательным, философ, который верит, что все суждения являются суждениями именно такой формы, должен быть монистом, как Спиноза. Лейбниц отвергал монизм из-за приверженности динамике и из-за довода, что протяженность предполагает повторение, а поэтому не может быть атрибутом единичной субстанции.

Скучный писатель. Его ученик, Вольф, выкинул из Лейбница все самое интересное.

Однако даже его монады все еще могут быть полезны как предполагаемые возможные пути видимого восприятия. Рассел считает лучшим в его теории монад два рода пространства: субъективное, заключающееся в восприятии каждой монады, и объективное, состоящее из скоплений точек зрения различных монад.

Глава 12. Философский либерализм

Развитие индивидуализма вопреки коллективизму, интересам общества. Страстное желание бунтовать во имя национализма и провозглашения войны в защиту «свободы». Байрон был поэтом этого движения; Фихте, Карлейль и Ницше были его философами.

Первое полное изложение философии либерализма — Локк.

Глава 13. Теория познания Локка (1632–1704)

Апостол самой умеренной и успешной революции 1688 г. Главная работа по теоретической философии — «Опыт о человеческом разумении» (1687). Наиболее удачливый философ — закончил свои труды, и они сразу же попали в руки людей, которые разделяли его политические взгляды и обладали большим влиянием.

Его политические теории, развитые Монтескьё, отражены в американской конституции и используются везде при спорах между президентом и конгрессом. Своим влиянием во Франции был обязан Вольтеру. За Вольтером пошли философы и умеренные реформаторы; крайние же революционеры пошли за Руссо.

Из двух наиболее известных последователей Локка Беркли не был политиком, а Юм был тори и свои реакционные взгляды изложил в «Истории Англии». Джереми (Иеремия) Бентам — радикал, либерал, утилитарист.

Даже ошибки Локка на практике были полезны.

Например, теория о первичных и вторичных признаках. Беркли развенчал ее, указав, что те же аргументы могут быть применены и к первичным признакам, но в практической физике этот принцип господствовал до квантовой физики. Практическая полезность, несмотря на возможную теоретическую ошибочность, — типичная доктрина Локка.

Отсутствие догматизма — характерная черта Локка и всего либерального направления. Убеждение в нашем собственном существовании, существовании Бога и истинности математики — вот те немногие несомненные истины, которые Локк унаследовал от предшественников. Принимает откровение как источник познания, но тем не менее ставит его под контроль разума (то есть разум более высок). «Есть основания думать, что если бы люди сами были больше образованы, они были бы менее навязчивыми».

Презирает метафизиков; относительно спекуляций Лейбница он пишет своему приятелю: «И вы, и я имели достаточно пустяков этого рода…» Концепцию субстанции он считает туманной и бесполезной, но не осмеливается отвергнуть ее полностью. При этом допускает обоснованность метафизических доказательств Бога, но не задерживается на них; чувствуется, что ему как-то неудобно говорить о них.

Локка можно рассматривать как основателя эмпиризма. Не существует врожденных идей или принципов. Два источника идей: ощущения и восприятия действий нашего ума (рефлексии). Вторые называются у него «внутренним чувством».

Никакие знания не могут предшествовать опыту. Это было смелым нововведением.

Занимает крайне номиналистическую позицию в вопросе об универсалиях, которые для него есть выражение многообразия единичных вещей. Сами по себе, в качестве идей в нашем уме они также единичны, как и все, что существует.

«Сущность» обладает чисто словесной природой, она заключается просто в определении общего термина. Ключевой вопрос — вопрос определений. «Границы видов, посредством которых люди различают их, созданы людьми».

И эмпиризм, и идеализм столкнулись с проблемой, которой до сих пор не дано решения: как показать, каким образом мы познаем другие вещи, отличные от нас самих, и каковы действия нашего собственного ума. Локк рассматривает это, но то, что он говорит, неудовлетворительно.

«Познание есть восприятие соответствия двух идей». То есть мы должны замкнуться в себе и отречься от всякого контакта с внешним миром.

Но это парадокс (какой же тут эмпиризм), а Локк не признает парадоксов и выдвигает другую теорию, совершенно несовместимую с прежней. Мы обладаем тремя видами познания реального существования; наше познание нашего собственного существования интуитивно, наше познание существования Бога демонстративно, и наше познание вещей является чувственным.

Мы получаем знания:

(1) через интуицию;

(2) через рассуждение, исследующее соответствие двух идей; (3) через ощущение, которое воспринимает существование отдельных вещей.

Как понять, что ощущения соответствуют причине, вызывающей их? Здесь никак не сослаться на опыт и нельзя избежать противоречия. Локк закрывает глаза на это. Тем не менее Локк пытается примирить эти две свои теории. Появляется теория «простой» идеи и, соответственно, «сложной».

Этические теории Локка. Локк, как и Бентам, был очень доброжелательным, и все же он считал, что каждого человека побуждать к действиям должно единственно желание своего собственного счастья или удовольствия. Так как, согласно Локку, эгоистические и общие интересы совпадают только в конечном счете, важно, чтобы люди руководствовались своими конечными интересами. То есть люди должны быть благоразумными.

Благоразумие — единственная добродетель. Утверждает, что мораль поддается обоснованию, но не развивает этой идеи. Этическая теория Локка не может быть оправдана. Сказать, что люди желают только удовольствий, означает поставить телегу перед лошадью. Чтобы мне ни случилось пожелать, я почувствую удовольствие, удовлетворив это желание. Но удовольствие основывается на желании, а не желание — на удовольствии. «Мы желаем только удовольствий. Но фактически много людей желают не удовольствия как такового, а ближайшего удовольствия».

Это противоречит теории, что они желают удовольствия как такового, а значит, это безнравственно. Почти все философы в этических системах выдвигают ложную теорию, а потом убеждают, что зло в поступках, которые признаются ложными, что было бы невозможным, если бы доктрина была истинной. Теория Локка — пример этого.

Глава 14. Политическая философия Локка.

1. Принципы наследственной власти.

Два трактата о правлении. Второй особо важен. Первый — критика наследственной власти. Ответ на работу Роберта Филмера «Патриархат, или Естественная власть королей» (1680).

2. Естественное состояние и естественный закон.

Люди вышли из естественного состояния благодаря естественному договору. Локк не оригинален. Об этом говорил еще Фома Аквинский. Естественный закон по Локку — доброжелательность и благоразумие. Никто никого не обижает. Противоположность Гоббсу. Но кто пролил кровь — заплатит кровью. Каждый человек — судья в своем собственном деле. Утилитаристский подход.

3. Общественный договор.

Учение о том, что правительство должно быть учреждено на договорных началах, фактически было популярно среди всех противников теории священного права королей. Намеки на эту теорию есть у Фомы Аквинского, но начало ее серьезного развития мы находим у Гроция. Локк вводит разделение властей. Политическое общество — там, где люди отказываются от каких-то своих прав в пользу суверена, в частности права убить обидчика. «Верховная власть ни у кого не может отнять ни единой частицы его имущества без его согласия». При этом все вопросы должно решать большинство — тут явное противоречие.

4. Собственность.

Много сказано выше. Трудовую теорию стоимости одни приписывают Марксу, другие Рикардо, но она имеется и у Локка: она была подсказана ему целой плеядой предшественников начиная с Фомы Аквинского.

Абсурдные доводы про то, что человек не может иметь, к примеру, больше слив, чем может съесть, потому что они испортятся, но может иметь золото и т.п., законным образом. Сливы нельзя продать?

5. Остановки и равновесия.

Ветви власти должны быть разделены. Четко сформулировано Локком. При конфликте: «Несправедливой и беззаконной силе нельзя противопоставить ничего, кроме такой же силы». Практически это бесполезно, если только не существует некого органа, который вправе объявлять, что законно и справедливо, а что нет.

Конфликты решаются юридически, и становится ясным, что справедливо и законно, как правило, только после военной победы одной из сторон. Локк это признает в определенной степени: «…иногда нет судей на земле». Компромисс и здравый смысл — свойства ума и не могут быть зафиксированы в конституции. Международное правительство, чтобы избежать естественного состояния между государствами.

Глава 15. Влияние Локка

Начиная с Локка в Европе имеется два основных направления в философии: одно из них и теорией, и методом обязано Локку, тогда как другое берет начало прежде всего от Декарта, а затем от Канта. Сам Кант думал, что он дал синтез философии, созданной Декартом и получившей начало от Локка, но с ним нельзя согласиться, так как по крайней мере с исторической точки зрения последователи Канта придерживались картезианских, а не локковских традиций.

Наследники Локка: Беркли и Юм; французские философы, не принадлежавшие к школе Руссо; Бентам и радикалы; Маркс и его ученики (здесь скорее эклектика).

При жизни Локка главные противники — картезианцы и Лейбниц. А своей победе в Англии, что парадоксально, обязан больше всего престижу Ньютона (его победа в науке ослабила уважение к Декарту). Во Франции наибольшую роль в популяризации Локка сыграл Вольтер.

Книга Шелли «Необходимость атеизма», за которую его исключили из Оксфорда, пронизана влиянием Локка.

Британская философия (традиция Локка) более собранна и склонна к рассмотрению отдельных вопросов, чем континентальная (Кант). Когда же она позволяет себе некоторые общие принципы, то доказывает их индуктивно, путем рассмотрения различных их применений.

Различие метода может быть описано следующим образом: у Локка и Юма сравнительно скромный вывод извлекается из широкого обозрения многих фактов, тогда как у Лейбница обширное здание дедукции держится на логическом принципе, как опрокинутая пирамида на своей вершине.

Большой политический дефект учения Локка с современной точки зрения — преклонение перед собственностью. Хотя связанный с ним просвещенный эгоизм, проповедуемый Локком, не является самым возвышенным побуждением, те, кто его порицают, часто заменяют его случайно или намеренно гораздо худшими чувствами, например, ненавистью, завистью и властолюбием.

В целом школа Локка, проповедующая просвещенный эгоизм, сделала больше для увеличения счастья и меньше для увеличения несчастья, чем школы, которые презирали эгоизм во имя героизма и самопожертвования.

Глава 16. Джордж Беркли (1685–1753)

Ирландец. Отрицает существование материи. Вещи существуют, только будучи воспринимаемыми. Все явления являются только психически воспринимаемыми процессами (Рассел как раз и делает упор в критике Беркли на то, что не ясно, что такое «психическое»).

На возражение, что дерево перестало бы существовать, если бы на него никто не смотрел, он отвечал, что для этого и есть Бог, который на все всегда смотрит.

Работы: «Опыт новой теории зрения» (1709), «Трактат о принципах человеческого знания» (1710), «Три разговора между Гиласом и Филонусом» (1713). Все написано до 28 лет.

Критика: если что-то является предметом ощущений, то к этому имеет отношение какой-то ум; но отсюда не следует, что та же самая вещь не существовала бы не являясь объектом ощущений. Также можно сказать, что есть дом, который никто не воспринимает и не представляет себе, и это было бы абсолютно логично (то есть не противоречиво). Также можно сказать, что есть числа, о которых никогда никто не думал (ряд бесконечен) — аргумент Беркли доказывал бы, что это невозможно.

Далее критика на основе четырех возможных способов восприятия:

1. У Беркли полностью отрицается правильность всех выводов от моих настоящих воспоминаний и восприятий к другим событиям, то есть логические выводы ограничиваются дедукцией.

2. В принципе, перед нами солипсизм.

3. У Беркли можно делать выводы о других событиях на основе аналогичных событий в опыте других людей, но мы не имеем права заключать о событиях, никем не испытанных.

4. Здравый смысл и традиционная физика. К моему опыту и опыту других можно прибавить и не испытанный никем опыт, как то, что колеса не исчезают, когда на них никто не смотрит. Доказательства тут может и не быть.

Вопрос опеределения, что такое «сознание» и «материя». Рассел определил бы материю как то, что удовлетворяет уравнениям физики. Если отрицать «субстанцию», «материя» должна быть логической конструкцией.

Может ли существовать какая-либо конструкция, составленная из событий, которые частично выводимы — вопрос трудный, но точно разрешимый. «Сознание» при этом должно быть некой группой событий, с какими-то связями, называемыми «психическими». Например, память. Тогда можно увидеть, что часть материи представляет собой группу событий. Нет оснований предполагать, почему каждое событие должно принадлежать к группе одного или другого вида (психическому или материальному) и не может принадлежать ни к одному или к обоим сразу.

Глава 17. Юм (1711–1776)

«Трактат о человеческой природе» (1734–1737) — главная работа. Ждал нападок, но работа осталась просто незамеченной. Сократил, выбросил из него лучшее (по мнению Рассела) и обоснование многих мест и в результате издал «Исследование о человеческом разумении». Именно эта книга пробудила Канта (основной труд он, вероятно, не знал) от его «догматического сна». Также «Диалоги о естественной религии», «Очерки о чудесах» (никогда не может быть исторических доказательств таких событий), «История Англии» (взгляд тори).

Всегда вел себя с юмором и достойно. Поссорившись с Руссо, держал себя с ним с восхитительной сдержанностью, чего нельзя сказать о Руссо. Свой характер описал в своем же некрологе, с юмором и честно.

«Трактат» делится на три книги: об уме, страстях и морали. Все важное и новое находится в первой.

Начинает с различия между «впечатлениями» и «идеями». У впечатлений больше силы и интенсивности. Идеи — слабые образы впечатлений, наблюдаемые при мышлении и рассуждении. Простые идеи идут от простых впечатлений. Сложные идеи состоят из составных частей — впечатлений.

Доказательства берет из опыта. Среди идей те, которые сохраняют значительную степень живости первоначальных впечатлений, относятся к памяти, другие — к воображению.

«Отвлеченные идеи» сами по себе единичны, но могут стать общими при их представлении. Эта теория — современная разновидность номинализма — имеет два недостатка: логический и психологический. Логический: «найдя сходство между объектами, мы даем им одно имя».

Каждый номиналист согласился бы с этим, но в действительности общие имена, например «кошка», точно так же нереальны, как нереальна кошка вообще. Номиналистское решение проблемы универсалий, таким образом, терпит неудачу вследствие того, что оно недостаточно решительно в применении его собственных принципов; оно ошибочно применяет эти принципы только к вещам, а к словам не применяет.

Психологический: в целом теория идей как копий впечатлений страдает от того, что игнорируется неопределенность идей. Когда, скажем, я видел цветок определенного цвета и потом вызываю в памяти его образ, то образу недостает точности в том смысле, что существует несколько близких оттенков цвета, которые могут быть «образами» или идеями. Неверно, что «ум не может образовать какие--либо представления степени количества или качества, не образуя точного представления степени того и другого».

Предположим, я видел человека ростом в 185 см. В памяти хорошо сохраняется его образ, но, возможно, что он подошел бы и к человеку ростом на сантиметр выше или ниже. Неопределенность отличается от обобщения, но имеет и некоторые общие с ним черты. На заметив этого, Юм зашел в тупик, не обусловленный никакой необходимостью — в частности в «оттенке голубого». Когда Юм говорит, что идеи происходят из впечатлений, которые они точно воспроизводят, он выходит за пределы того, что является психологически истинным.

Юм изгнал из психологии понятие «субстанции», так же как Беркли изгнал ее из физики.

Он говорит, что не существует впечатления самого себя и поэтому нет идеи о самом себе. «Я решаюсь утверждать относительно людей, что они не что иное, как связка или совокупность различных перцепций, следующих друг за другом с непостижимой быстротой и находящихся в постоянном течении, движении».

Однако отсюда не следует, что Я не существует; из этого лишь следует, что мы не можем знать, существует оно или нет, и что наше Я — кроме как в виде совокупности восприятий — не может войти в какую-либо часть нашего сознания. Это важно для метафизики, так как избавило ее от употребления понятия «субстанции», важно для теологии, так как уничтожило все предполагаемое знание о «душе», важно для анализа познания, так как показывает, что категория субъекта и объекта не является основной. Это большой шаг вперед.

Наиболее важная часть трактата — «О познании и вероятности».

Вероятность не в смысле того, что вероятность дубля костей равна 1/36 — это в определении Юма не вероятность, а факт, — а в смысле того, что все наше знание относительно по отношению к знанию прошлого, будущего и настоящего, которое не наблюдалось.

Включает в себя все, кроме прямого наблюдения, с одной стороны, и логики с математикой, с другой. Анализ такого «вероятностного» знания привел Юма к скептическим выводам, которые одинаково трудно и опровергнуть, и принять. Вызов философам, на который еще не было дано надлежащего ответа.

Юм начинает с семи видов философских отношений: сходство, тождество, отношения времени и места, количественные или числовые отношения, степени любого качества, противоречие, причинность.

Они могут быть разделены на два вида: четыре зависят только от идей (сходство, противоречие, степени качества, количественные отношения); три могут быть изменены без всякого изменения в идеях (тождество, пространственно-временные, причинные).

Только отношения первого вида дают достоверное знание; знание других отношений — вероятностно. Из трех отношений, которые зависят не только от идей в первых двух (тождество и пространственно-временные), разум не выходит за пределы чувств. Одна только причинность дает возможность вывести (быть уверенным, что из одного последует другое) какую-либо вещь/явление из другой.

Трудность возникает из утверждения Юма, что нет такого явления, как впечатление причинного отношения. В прошлом отношения причинности уподоблялось отношениям основания и следствия в логике (необходимость), но Юм правильно считает, что это было ошибочно.

Юм начинает с того, что сила, при помощи которой один объект порождает другой, не раскрывается из идей двух объектов и что поэтому мы можем узнать причину и действие только из опыта, а не из рассуждений. Опыт и постоянное соединение А с Б. Появление А является причиной ожидания Б и таким образом приводит нас к убеждению, что между А и Б существует необходимая связь.

Они «постоянно соединены», но такой связи между ними нет, «необходимая связь обуславливается [лишь] заключением». Вывод не устанавливается разумом, так как это потребовало бы от нас допущения единства природы, что само по себе не необходимо, а только выводится из опыта.

Подкрепляет все это Юм определением «веры» — живая идея, связанная отношением или ассоциированная наличным впечатлением. Мы верим, что А и Б соединены. Привычка принуждает ум, и эта привычка дает мне идею необходимости.

Эта доктрина имеет две части:

1. Когда мы говорим «А является причиной Б», все, что мы вправе сказать, — что в прошлом А и Б часто появлялись вместе и не наблюдалось ни одного примера, когда Б не следовало бы за А. Иными словами: в причинности нет определяемого отношения, за исключением совпадения или последовательности.

2. Однако как бы много примеров совпадения А и Б мы ни наблюдали, это не дает основания ожидать, что они будут совпадать и в будущем, хотя оно и является причиной этого ожидания, то есть часто наблюдалось, что оно совпадало с таким ожиданием. Или: индукция через перечисление не является действенной формой доказательства.

Если принять первую часть этой доктрины, то отрицание индукции делает неразумным всякое ожидание относительно будущего, даже ожидание того, что мы будем продолжать испытывать ожидание.

Есть ли некая связь, которую можно назвать «причинной»? Юм говорит нет, его противники — да. Наиболее сильный аргумент в пользу Юма можно вывести из причинных законов физики. Простые правила вида «А является причиной Б» никогда не допускается в науке, кроме как грубой гипотезы в самом начале.

Квантовая физика еще усиливает этот аргумент. Тут Юм совершенно прав, здесь имеются только привычка и ассоциация. Эти законы сами по себе будут тщательно разработанными утверждениями относительно нервной ткани: ее физиологии, химии и в конечном счете физики.

Противник Юма может сказать, что в психологии есть случаи, когда можно воспринять причинные отношения. В целом концепция причины, вероятно, происходит из волевого акта, и можно сказать, что мы способны воспринять отношение между волевым актом и последующим действием, что представляет собой нечто большее, чем неизменное действие. То же самое можно сказать о связи между внезапной болью и криком.

Однако между желанием двинуть рукой и самим движением есть длинная цепочка неких процессов, которые мы не видим, а воспринимаем только волевой акт и движение. Тут перевес на стороне Юма с мыслью о том, что причинная связь состоит в простом соединении.

И все же его доказательство не является полностью исчерпывающим. Он не довольствуется сведением причинной связи к опыту часто повторяющихся совпадений; он продолжает доказывать, что такой опыт не оправдывает ожидания подобных совпадений в будущем.

Например, когда я вижу яблоко, прошлый опыт заставляет меня ожидать, что оно на вкус будет похоже на яблоко, а не на мясо, но для такого ожидания не существует разумного оправдания.

Если бы такое оправдание было, оно бы исходило из принципа, «что эти случаи, которые мы еще не встречали в опыте, должны походить на те, с которыми мы уже знакомы из опыта». Подобный принцип не является логической необходимостью, так как мы можем по крайней мере предположить изменения в порядке природы.

Поэтому речь идет, скорее, о вероятности. Но все вероятные аргументы и предполагают этот принцип, а значит, он сам не может быть доказан никаким вероятным аргументом — или даже не может быть показана его вероятность ни одним из таких аргументов.

Скептическое заключение Юма: «Предположение, что будущее похоже на прошлое, не основано на каких-либо аргументах, оно проистекает исключительно из привычки». «…только беззаботность и невнимательность могут оказать нам какую-нибудь помощь в данном отношении [против скептицизма]. Поэтому я вполне надеюсь на эти качества и считаю несомненным, что, каково бы ни было мнение читателя в данную минуту, час спустя он будет уверен в существовании как внешнего, так и внутреннего мира».

Оснований для изучения философии не существует, за исключением того, что некоторым натурам она предоставляет возможность приятно провести время. «Мы должны сохранять свой скептицизм во всех случаях жизни».

Философия Юма — крушение рационализма XVIII века. Нет такого явления, как разумная вера.

Скептицизм Юма целиком покоится на его отрицании принципа индукции.

Однако аргументы доказывают, и с этими аргументами сложно не согласиться, что индукция является независимым логическим принципом, который нельзя вывести из опыта или других логических принципов, и что без этого принципа наука невозможна.

Часть 2. От Руссо до наших дней

Глава 18. Движение романтизма.

С конца XVIII века и, возможно, до наших (то есть Рассела) дней. Руссо.

Глава 19. Руссо (1712–1778)

Хотя и философ в том смысле, как это понималось в XVIII веке во Франции, но сейчас бы он не считался таковым. Тем не менее Руссо оказал большое влияние на философию, литературу, искусство, обычаи и политику главным образом из-за своих призывов к сердцу и «чувствительности». Отец романтизма.

Вдохновитель систем мышления, которые выводят не относящиеся к человеку факты из человеческих эмоций, изобретатель политической философии псевдодемократической диктатуры, противоположной традиционным абсолютным монархиям.

Те, кто считал себя реформаторами, разделились на две группы: те, кто считал себя последователями Руссо и те, кто считал себя последователями Локка. Гитлер — результат руссоистских тенденций, Рузвельт — локковских.

Руссо, говорят, был в целом плохим, тщеславным человеком, но сам о себе, понятно, был очень хорошего, лучшего мнения. «Исповедь».

Получил премию в конкурсе работ «Принесли ли науки и искусства пользу человечеству?» (1750). Конечно же, ответил отрицательно и получил премию. После этого стал жить именно так, как писал в этой работе.

«Рассуждение о неравенстве» (1754) — человек по натуре добр, и только общество делает его плохим. Не возражает против естественного неравенства, его не устраивают лишь неравенства из-за привилегии.

«Первый, кто напал на мысль, огородив участок земли, сказать: „Это мое“, и нашел людей достаточно простодушных, чтобы этому поверить, был истинным основателем гражданского общества». Чтобы уничтожить зло, необходимо отвергнуть цивилизацию. Дикарь, когда сыт, находится в мире со своей природой и является другом всех существ. Все, что отличает цивилизованного человека от варвара, есть зло.

Ссорился с Вольтером. Вольтер смотрел на Руссо как на злобного сумасшедшего (Расселу кажется, что Вольтер был прав).

«Новая Элоиза» (1760), «Эмиль», «Общественный договор» (1762). За демократию и против власти королей.

Осужден и Женевой, и Парижем. Бежал в Англию в итоге, где Юм предложил ему свои услуги. Руссо стал совсем сходить с ума и стал подозревать Юма в преследовании и желании убить его.

Относительно важны у Руссо теология и политическая теория.

В теологию Руссо вносит нововведение, которое теперь принимается протестантскими теологами. До него каждый философ начиная с Платона, если он верил в Бога, предлагал рациональные аргументы в пользу своей веры. Аргументы не очень убедительные для того, кто не верит в истинность заключения.

Современные протестанты презирают старые «доказательства» и основывают свою веру на определенном аспекте человеческой природы — чувстве страха, или тайне, несправедливости, стремлении и пр. Данный способ защиты религиозной веры изобретен Руссо и стал столь обыденным, что это уже никто не помнит.

«Исповедь савойского викария» — ясное изложение кредо Руссо. «Я не буду выводить эти правила (видимо, законы Бога) из принципов высокой философии, но я нахожу их начертанными природой в глубине моего сердца неизгладимыми буквами».

Наши естественные чувства ведут нас к тому, чтобы служить общему интересу, тогда как разум побуждает к эгоизму. Чтобы быть добродетельными, надо следовать чувству, а не разуму. Отвергал откровение.

Отвержение разума в пользу сердца — сомнительное достижение. Действительно, никто не думал о таком способе отвержение разума, пока разум выступал на стороне религии. Если разум противопоставляется вере — долой его. «Дикарь» Руссо, однако должен был бы быть бóльшим философом, чем думал Руссо.

Есть два возражения против обоснования веры как объективного факта на эмоциях сердца. Во-первых, нет никакого основания полагать, что такие верования будут истинными.

Во-вторых, такие верования будут личными, ведь сердце говорит разные вещи разным людям. Некоторым дикарям «естественный свет» говорит есть других людей, но более разумные дикари убеждены, что есть надо только иезуитов. Буддистам свет природы говорит, что плохо есть мясо вообще. В целом нет закона природы, гарантирующего, что человечество должно быть счастливо.

Одним словом, у Руссо сентиментальная догматичная нелогичность.

Политическая теория — «Общественный договор» (1762). Мало сентиментов и больше логических рассуждений. На словах превозносит демократию, а на деле оправдывает тоталитарное государство.

Восторгается Спартой. Концепция общественного договора сначала кажется похожей на локковскую, но потом в ней обнаруживается близость к Гоббсу. Как, соединяясь со всеми, остаться таким же свободным, как раньше? Полное отчуждение всего (прав, имущества) в пользу общины. Условия одинаковы для всех. Абсолютная власть государства. Коллективная тирания.

Доктрина «общей воли». Не до конца ясно, что же это именно такое. Общая воля отнюдь не то же самое, что воля всех. Важно, чтобы в обществе не было объединений граждан (ассоциаций), чтобы они не искажали общую волю — получается, условно говоря, что надо запретить церковь, партии, НКО и даже правительство.

Но потом Руссо вдруг говорит, что если должны существовать подчиненные ассоциации, то чем больше, тем лучше, чтобы они нейтрализовали друг друга. Зачастую заимствует мысли у Монтескьё (сознательно утаивая их источник) и все же отстаивает первенство законодательной власти.

Где сходятся верховная власть, общая воля — неясно. Однако явно не в правительстве. Это некая метафизическая сущность.

Принуждение быть свободным. Ни разделения властей, ни своего имущества, которое может быть, но им прежде всего распоряжается государство.

«Общественный договор» стал библией вождей Французской революции.

Глава 20. Кант (1724–1804)

1. Немецкий идеализм вообще

XVIII век отмечен преобладанием английского эмпиризма (Локк, Беркли, Юм). У этих людей был конфликт между складом их ума, общественной жизнью и их учением. Они учили субъективизму (который сам по себе не был новым — cogito Августина и Декарта достигает кульминации в монадах без окон Лейбница).

У Локка непоследовательность есть и в теории — с одной стороны, он говорит, что у души нет объектов, кроме собственных идей, которые одна она может созерцать, и очевидно, что наше сознание относится только к ним. С другой стороны, «познание есть восприятие согласия или несогласия двух идей».

И тем не менее он утверждает, что мы имеем три разновидности знания о реальном существовании: интуитивное — о нашем собственном; демонстративное — о Боге; чувственное — о вещах, данных чувствам.

Простые идеи являются продуктом вещей, действующих на наш мозг естественным образом. Как Локк это узнаёт, он не объясняет. Это определенно превышает «согласие и несогласие» двух идей.

Беркли — важный шаг в преодолении подобной непоследовательности. Для него есть только сознания и их идеи, тогда как физический мир отвергается. Но если бы он был последователен, то отрицал бы познание Бога и всех сознаний, кроме своего собственного. Чувства священника и общественного существа удерживали его от этого.

Юм не уклонился ни от чего, добиваясь последовательности, однако не чувствовал потребности согласовать практику со своей теорией. Юм отрицал «Я» и подверг сомнению индукцию и причинность. Принял отрицание материи Беркли, но не ее замену в форме идей Бога.

Важно, что Юм имел в виду под «впечатлением», — скорее всего, это состояние сознания, непосредственно вызываемое, то есть причиняемое чем-то внешним ему.

Однако такое Юм допустить не мог, ведь неясно было понятие «причины». Юм довел эмпиризм, субъективизм, агностицизм, скептицизм до логического конца, но «утешил» нас тем, что только природная человеческая непостоянность и неспособность постоянно концентрироваться (иными словами, глупость) спасают людей от полного скептицизма.

Философия Руссо появилась тогда, когда люди устали от разума. Она предоставила сердцу решать вопросы, которые для головы оставались не решаемы. С 1750 по 1794 гг. сердце говорило все громче и громче. В итоге Термидор на некоторое время положил конец его жестоким призывам. При Наполеоне же и сердце, и голова хранили молчание.

В Германии реакция против агностицизма Юма приняла более глубокую и тонкую форму, чем у Руссо. Кант, Фихте и Гегель развивали новый тип философии, стремящийся предохранить познание и добродетель от разрушительных учений.

У Канта и еще более у Фихте субъективистская тенденция, начатая Декартом, была доведена до новых крайностей (в первый период немецкой философии еще не было реакции против субъективизма Юма, она началась с Гегеля).

В целом немецкий идеализм имеет сходные черты с романтизмом (особенно Фихте и Шеллинг; менее всего Гегель).

Кант, основоположник немецкого идеализма, сам не представляет большого значения в политическом отношении. Фихте и Гегель — наоборот, но их труды нельзя понять без предварительного изучения сочинений Канта.

Существуют общие характерные черты немецкого идеализма. Критика познания Канта принимается всеми его последователями. Разум противопоставляется материи, из чего в конце следует, что только разум и существует.

Утилитарная этика яростно отвергается в пользу систем, которые должны быть доказаны абстрактными философскими доводами.

Есть схоластический тон: Кант, Фихте и Гегель были преподавателями и обращались к учащейся аудитории, а не к любителям. Хотя результат их деятельности был отчасти революционным, сами они не были сознательными разрушителями; Фихте и Гегель очень определенно выступали в защиту государства. Ортодоксальные взгляды на мораль. Делали нововведения в теологии, но в интересах религии.

2. Общий очерк философии Канта.

Считается величайшим философом Нового времени.

Рассел не соглашается с такой оценкой, но признает его огромное значение. Был воспитан в вольфианской версии философии Лейбница, но пришел к ее отрицанию под влиянием Руссо и Юма.

Юм пробудил его от «догматического сна», но пробуждение было временное, так как вскоре Кант изобрел наркотик, который усыпил его снова.

Юм был для Канта противником, но влияние Руссо было более глубоким. Кант был либералом в политике и теологии. Интересовался физической географией. «Всеобщая естественная история и теория неба» (предвосхищение Лапласа и интересная фантастика о жизни на других планетах). «Грезы духовидца, поясненные грезами метафизики» (о системе Сведенборга).

«Критика чистого разума» — наиболее важная работа.

Цель ее — доказать, что хотя никакое наше знание не может выйти за пределы опыта, тем не менее оно частично априорно и не выводится индуктивно из опыта. Априорная часть нашего знания охватывает не только логику, но многое такое, что не может быть включено в логику или выведено из нее. Выделяет два различения, которые у Лейбница смешаны: с одной стороны, различие между аналитическими и синтетическими суждениями; с другой — между априорными и эмпирическими суждениями.

В аналитическом суждении предикат входит в состав субъекта (высокий человек есть человек), в синтетическом, соответственно, не входит.

Все суждения из опыта — синтетические, так как мы не можем простым анализом открыть, что «вторник был дождливым днем», «Наполеон был великим полководцем» и т.д.

Но Кант (в отличие от Лейбница и других) не допускает обратного, то есть того, что все синтетические суждения известны исключительно благодаря опыту. Это приводит нас ко второму различию.

Эмпирическое суждение познается только из чувств, собственных или же тех людей, чье словесное свидетельство мы принимаем.

Это факты истории и географии, законы науки.

Априорные суждения, с другой стороны, хотя и могут быть извлечены из опыта, когда они известны, имеют, по всей видимости, другую основу, чем опыт. Ребенку может помочь восприятие двух шариков и еще двух и наблюдение их вместе понять, что их четыре. Но когда он узнает общее суждение 2+2=4, ему не потребуется больше подтверждение примерами. Суждение имеет достоверность, которую индукция никогда не может дать общему закону. Все суждения чистой математики в этом смысле априорные.

Юм доказал, что закон причинности не является аналитическим и что мы не можем быть уверены в его истинности. Кант принял, что закон причинности синтетичен, но тем не менее утверждал, что он известен априори.

Формулировка проблемы: как возможны синтетические суждения априори?

Кант был уверен, что решил все возможные метафизические задачи или дал ключ для их решения (предисловие к первому изданию первой «Критики»). Во втором издании он сравнивает себя с Коперником.

Пространство и время не есть понятия: это формы «созерцания». Существуют, однако, также априорные двенадцать категорий, которые Кант выводит из форм силлогизма. Он делит их на 4 триады:

1. Количество: единство, множественность, всеобщность.

2. Качество: реальность, отрицание, ограничение.

3. Отношение: субстанциональность и случайность, причина и действие, взаимодействие.

4. Модальность: возможность, существование, необходимость.

Они применимы к любому восприятию, но нет оснований полагать, что они применимы к вещам в себе, которые лежат за пределами возможного познания.

Кант показывает трудности в применении пространства, времени и категорий к вещам, которые не воспринимаются. В таких случаях возникает «антиномия». Он приводит четыре примера с тезисами и антитезисами. Эта часть оказала большое влияние на Гегеля, диалектика которого развивается путем антиномий.

Кант опровергает все чисто рациональные доказательства существования Бога (онтологическое, космологическое и физико-теологическое). Ясно показывает, что у него другие основания для веры в Бога (в «Критике практического разума»).

Чисто интеллектуальное, спекулятивное применение разума приводит к трудностям. Единственно правильное использование разума — практическое, направленное на моральные цели.

«Критика практического разума».

Аргумент в том, что моральный закон требует справедливости, то есть счастья, пропорционального добродетели. Только Провидение может обеспечить его, и очевидно, что оно не обеспечивает его в этой жизни. Значит, существует Бог и будущая жизнь, а также должна существовать свобода, поскольку иначе не может быть такой вещи, как добродетель.

«Метафизика нравов» (1785) имеет выдающееся историческое значение. Содержит «категорический императив». Все моральные понятия имеют свое место априори в разуме.

Моральная ценность существует только в случае, когда человек действует исходя из чувства долга. Идея объективного принципа, поскольку она навязывается воле, называется приказом разума, а формула приказа — императивом. Имеется два типа императива: условный, который гласит «вы должны сделать то-то, если вы желаете достигнуть такой-то цели», и категорический, в соответствии с которым определенный тип действия объективно необходим безотносительно к цели. Категорический императив является синтетическим и априорным.

«Действуй только по такой максиме, руководствуясь которой, ты в то же время можешь желать, чтобы она стала всеобщим законом, так, как будто бы максима твоего действия по твоей воле должна сделаться всеобщим законом природы».

Его максима, видимо, действительно дает необходимый, но не достаточный критерий добродетели.

Рассматривать человека следует только как цель, а не как средство.

«О вечном мире» (1795) говорит о живости ума Канта на склоне лет. Защищает федерацию свободных государств, связанных договором, запрещающим войну. Международное правительство.

3. Теория пространства и времени Канта.

Наиболее важная часть «Критики чистого разума» — учение о пространстве и времени.

Далее следует критика Рассела.

Сама теория неясна. Она была изложена еще в «Пролегоменах ко всякой будущей метафизике» (популярнее, но менее полно). Кант полагает, что непосредственные объекты восприятия обусловлены частично внешними вещами и частично нашим собственным аппаратом восприятия.

Подобно Беркли и Юму, Кант полагает, что первичные качества (по Локку) также субъективны. В основном не сомневается, что наши ощущения имеют причины, которые он называет «вещами в себе» (ноуменами). То, что является в восприятии, — феномены — состоит из двух частей: то, что обусловлено объектом, — ощущение; и то, что обусловлено нашим субъективным аппаратом, который упорядочивает многообразие в определенные отношения, — форма явления. Последняя часть не есть само ощущение, а значит, не зависит от случайности внешней среды, она всегда одна и та же, поскольку всегда присутствует в нас и априорна в том смысле, что не зависит от опыта.

Чистая форма чувственности называется «чистым созерцанием». Есть две таких формы: пространство (для внешних ощущений) и время (для внутренних).

Чтобы доказать, что пространство и время являются априорными формами, Кант выдвигает аргументы двух классов: метафизические (непосредственно из природы пространства и времени) и эпистемологические (трансцендентальные) (из возможностей чистой математики). По пространству он высказался более подробно, так как посчитал, что аргументы одинаковы и для времени.

Для пространства выдвигаются четыре метафизических аргумента:

1. Пространство не есть эмпирическое понятие, абстрагированное из внешнего опыта, так как пространство предполагается при отнесении ощущений к чему-то внешнему, вне меня (а также вне друг друга, следовательно, не только как различные, но и как находящиеся в разных местах), и внешний опыт возможен только через представление пространства.

Здесь возникает трудность, которую Кант, кажется, не чувствовал. Что заставляет меня расположить объекты восприятия так, а не иначе?

Почему я вижу всегда глаза людей над ртами, а не наоборот?

Согласно Канту, глаза и рот существуют как вещи в себе и вызывают мои отдельные восприятия, но ничто в них не соответствует пространственному расположению, которое существует в моем восприятии. Этому противоречит физическая теория цветов. Мы не полагаем, что в материи существуют цвета в том смысле, что наши восприятия имеют цвет, но мы считаем, что различные цвета соответствуют волнам различной длины.

Поскольку волны, однако, включают пространство и время, они не могут быть для Канта причинами наших восприятий. Если, с другой стороны, пространство и время наших восприятий имеют копии в мире материи, то геометрия применима к этим копиям и аргумент Канта ложен. Кант полагал, что рассудок упорядочивает сырой материал ощущений, но никогда не думал о том, что необходимо объяснить, почему рассудок упорядочивает материал именно так, а не иначе.

В отношении времени эта трудность даже больше, поскольку приходится учитывать причинность (так как во времени имеется последовательность). Я воспринимаю молнию перед громом. Вещь в себе А вызывает мое восприятие молнии, а другая вещь в себе Б — грома, но А раньше Б. Поскольку время существует только в отношениях восприятий, почему тогда две вневременные вещи А и Б производят действие в разное время? Это всецело произвольно, если прав Кант, и тогда не должно быть отношения между А и Б, соответствующего факту более раннего восприятия А, чем Б.

2. Пространство есть необходимое представление априори, которое лежит в основе всех внешних восприятий, так как мы не можем вообразить, что не должно существовать пространства, тогда как мы можем вообразить, что ничто не существует в пространстве.

Расселу кажется, что серьезный аргумент не может быть основан на том, что можно, а чего нельзя представить. Хотя это и так. Человек не может представлять многие вещи.

3. Пространство не есть дискурсивное, или общее, понятие вещей вообще, так как имеется только одно пространство, и то, что мы называем «пространствами», является частями его, а не примерами.

Суть аргумента в отрицании множественности в самом пространстве. То, что мы называем «пространствами», не является ни примерами общего понятия «пространства», ни частями целого. Релятивистский взгляд на пространство сейчас принимают практически все, так что аргумент отпадает, поскольку ни «пространство», ни «пространства» не могут рассматриваться как субстанции.

4. Пространство представляется как бесконечно данная величина, которая содержит внутри себя все части пространства. Это отношение отлично от того, какое имеется у понятия к его примерам. Таким образом, пространство есть не понятие, но Anschauung (чистое созерцание).

Трудно понять, как нечто бесконечное может быть «дано». Сейчас есть гипотеза, что пространство изгибается и в каком-то смысле не бесконечно, что не выглядит как «данное».

Трансцендентальный аргумент выводится из геометрии. Например, мы можем видеть, что если даны две пересекающиеся под прямым углом прямые, то через точку их пересечения под прямым углом к обеим прямым может быть проведена только одна прямая линия. Это знание не выявлено из опыта, как полагает Кант. Его дает только чистое созерцание. Аргументы в отношении времени те же, только геометрию заменяет арифметика, поскольку счет требует времени.

Критика — «геометрия», как мы теперь знаем, есть название, объединяющее две различные дисциплины. С одной стороны, имеется чистая геометрия, которая выводит истины из аксиом, не задаваясь вопросом об истинности аксиом. Она не содержит ничего, что следует из логики, и не является «синтетической», не нуждается в фигурах, таких, которые используются в учебниках. Это априорная, но не синтетическая геометрия.

С другой стороны, есть геометрия как часть физики, как она, например, представлена в общей теории относительности. Это эмпирическая наука, в которой аксиомы выводятся из измерений и отличаются от аксиом евклидовой геометрии. Это синтетическая, но не априорная геометрия. Данное обстоятельство избавляет нас от трансцендентального аргумента.

Кроме того, если мы исходим из взгляда, который принимается в физике, как не требующий доказательств, что наши восприятия имеют внешние причины, которые (в определенном смысле) материальны, то мы приходим к выводу, что все действительные качества в восприятиях отличаются от качеств в их невоспринимаемых причинах, но что имеется определенное структурное сходство между системой восприятия и системой их причин. Есть, например, соответствие между цветами (как воспринимаемыми) и волнами определенной длины (как выводимыми физиками).

И аналогично, должно существовать соответствие между пространством как ингредиентом восприятий и пространством как ингредиентом в системе невоспринимаемых причин восприятий. Все это основывается на принципе «одна и та же причина, одно и то же действие» с противоположным принципом «разные действия, разные причины». То есть нет оснований рассматривать наше познание пространства каким бы то ни было отличным образом от нашего познания цвета, звука, запаха и пр.

Со временем ситуация обстоит иначе, поскольку, если мы сохраняем веру в невоспринимаемые причины восприятий, объективное время должно быть идентично субъективному.

Если нет, то мы сталкиваемся с трудностями, как в случае с молнией выше. Кант думал, что восприятия вызываются вещами в себе (то есть событиями в мира физики), однако это предположение совсем не является логически необходимым. Если оно отвергается, то восприятия перестают быть «субъективными», поскольку нет ничего, что можно было бы противопоставить им.

«Вещь в себе» была очень неудобным элементом у Канта и была отвергнута его преемниками, которые впали в некий солипсизм. Его противоречия неизбежно вели или к эмпиризму, или к абсолютизму. В последнем направлении и развивалась немецкая философия вплоть до Гегеля.

Непосредственный преемник Канта, Фихте (1762–1814), отверг «вещи в себе» и довел субъективизм до степени, которая граничила с безумием. Фихте полагал, что Я является единственной конечной реальностью и что она существует потому, что утверждает самое себя. Фихте важен не как философ, а, скорее, как теоретический основоположник немецкого национализма. «Речи к германской нации» (1807–1808) воодушевляли немцев на сопротивление Наполеону. Эго было немцем, отсюда следовало, что немцы превосходили остальные нации. «Иметь характер и быть немцем — несомненно означает одно и то же».

Преемник Фихте, Шеллинг (1775–1854) был более привлекателен, но являлся не меньшим субъективистом. Был тесно связан с немецкой романтикой. В философском отношении незначителен. Важным результатом развития философии Канта была философия Гегеля.

Глава 21. Течения мысли в XIX столетии

Влияние французского философа Гельвеция (1745–1771), последователя Локка в теории познания, на утилитаристов — Иеремию Бентама и Джона Стюарта Милля.

Маркс был на стороне большинства, Ницше — на стороне меньшинства. Бентам пытался примирить эти интересы.

Для XIX столетия Галилеем и Ньютоном стал Чарльз Дарвин.

Глава 22. Гегель (1770–1831)

Философия Гегеля — кульминация развития немецкой философии. Гегель часто критиковал Канта, но его система никогда не могда бы возникнуть без Канта. Оказал огромное влияние на Маркса. По мнению Рассела, почти вся его философия ложна, но там не менее сохраняет свое значение и сейчас. Она очень трудна, пожалуй, самая трудная из всех.

Гегель убежден в нереальности единичного. Мир не является собранием строго ограниченных единиц, атомов или душ, каждая из которых полностью самодостаточна. Ничего не существует безусловно и полностью реально, кроме целого.

Но в отличие от Спинозы и Парменида, Гегель рассматривал целое не как простую субстанцию, а как сложную систему наподобие организма. Очевидные отдельные вещи, из которых, как кажется, составлен мир, не есть просто иллюзия. Каждая из них имеет определенную степень реальности (например, мы становимся более разумными и наше участие в целом возрастает) и реальность эта заключается в том, что они являются сторонами целого, которое должно быть обнаружено при истинном рассмотрении.

Отсюда — неверие в реальность времени и пространства, так как они включают единичность и множественность.

Все действительное разумно и все разумное действительно. Целое он называет Абсолютом. Абсолют духовен. Взгляд Спинозы, что абсолют имеет атрибут протяженности и атрибут мышления, отвергается.

Два момента отличают Гегеля от тех, кто имеет сходное с ним метафизическое мировоззрение.

Во-первых, это подчеркивание роли логики.

Гегель полагает, что природа реальности может быть выведена из единственного соображения, что она должна быть несамопротиворечивой.

Во-вторых, триадическое движение — диалектика: тезис–антитезис–синтез (связано с первой чертой). Наиболее важные книги Гегеля — его две «Логики». Логика в понимании Гегеля совершенно отлична от того, что мы обычно подразумеваем под этим словом. Его взгляд состоит в том, что любой обыкновенный предикат обнаруживает самопротиворечивость. Основополагающее предположение: ничто не может быть действительно истинным, если оно не рассматривается относительно реальности как целого.

Пример диалектического метода Гегеля: тезис «абсолют есть чистое бытие». Мы допускаем, что оно только есть, не приписывая ему никаких качеств. Но чистое бытие без всяких качеств есть ничто — антитезис «абсолют есть ничто». Переходим к синтезу «единство бытия и небытия есть становление», таким образом, «абсолют есть становление». Но должно же быть что-то, что находится в становлении, и т.д. Наши взгляды на реальность развиваются путем постоянного исправления предыдущих ошибок, которые все проистекают из чрезмерной абстракции, которая берет нечто конечное или ограниченное, как если бы оно могло быть целым.

«Абсолютная идея» — чистая мысль, мыслящая самое себя. Это и есть то, что Бог делает во веки веков. Рассел сравнивает этого Бога с профессором.

Единственная черта, которая значительно отличает философию Гегеля от Платона, Плотина или Спинозы, — хотя конечная реальность вневременна, а время есть лишь иллюзия, порожденная нашей неспособностью видеть целое, временной процесс имеет тесную связь с чисто логическим процессом диалектики. На этом основании Гегель развивает и историческую теорию. Как и другие подобного рода теории, для правдоподобия она нуждалась в некотором искажении фактов и значительного невежества (ср. Маркс и Шпенглер).

Временной процесс идет от меньшего совершенства к большему (с развитием диалектических суждений, или ступеней). Разум господствует в мире, и всемирно-исторический процесс совершался разумно. Разум есть субстанция. Свобода — право подчиняться закону.

Гегель приписывает немцам и Германии в целом величайшую роль в земном развитии духа, хвалит Руссо за разделение общей воли и воли всех, утверждает, что монарх воплощает общую волю, а парламент — волю всех (очень удобное учение), одобряет цензуру и т.п.

Нации играют ту же роль, что классы у Маркса. Гегель — ярый протестант лютеранского толка. «Государство есть наличная, действительно нравственная жизнь». Всей духовной реальностью человек обязан государству. Государство — абсолют для подданных. В отношениях между государствами оно выступает как индивид. Гегель резко против ограничений наподобие Лиги наций. Война время от времени для него — благое дело.

Отсюда вывод: учение Гегеля о государстве оправдывает внутреннюю тиранию, внешнюю агрессию, какую только можно вообразить, что, однако, несовместимо с его же метафизикой.

Все это приводит к вопросу, который имеет основополагающее значение для оценки философии Гегеля: является ли целое более реальным и ценным, чем его части? Гегель отвечает на него утвердительно.

1. Вопрос о реальности (метафизический). Так как все в целом взаимосвязано, место частного зависит от всех других частностей без исключения и частное не может существовать изолировано, то не существует истины, кроме истины в целом. И отсюда — нет ничего реального, кроме целого.

2. Вопрос о ценности (этический). Этическое учение в этом случае должно быть истинным, если метафизическое истинно, но не необходимо ложно, если метафизическое ложно. Оно может быть истинным также применительно к некоторым целым и ложно к другим. Оно явно правильно применительно к живому телу. Глаз ничего не стоит, когда отделен от тела. Гегель берет этот пример для сравнения гражданина и государства, что сомнительно: из этической важности некоторых целых не следует этическая важность всех целых. Этот подход не принимает во внимание различия между целями и средствами. Глаз полезен в живом теле как средство. Государство — тоже как средство.

Существуют ли граждане ради государства или наоборот? Гегель утверждает первое. Либеральная философия (начиная с Локка) — второе. В этом пункте метафизика Гегеля становится связанной с вопросом ценностей.

Сам метафизический вопрос является в действительности вопросом логики и много шире, чем вопрос об истинности философии Гегеля.

Это вопрос, который разделяет врагов и друзей анализа.

Пример: предположим, я говорю «Джон — отец Джеймса». Гегель и те, кто верит в холизм, скажут: чтобы понять это, вы должны знать, кто такие Джон и Джеймс. Знать, кто такой Джон, — значит знать все его признаки, но все признаки включают других людей или вещи, будь то отношения к родителям, жене, детям, тот факт, хороший он или плохой гражданин, и т.п. Шаг за шагом вы придете к тому, чтобы принять во внимание всю вселенную. Ваше исходное высказывание окажется каким-то сообщением о Вселенной, а не о двух отдельных людях Джоне и Джеймсе.

Все это замечательно, но если это верно, то как могло бы познание хотя бы начаться? Если бы познание было бы познанием вселенной как целого, то познания бы не было. Этого достаточно, чтобы заставить нас подозревать ошибку. Если бы Гегель был прав, ни одно слово не могло бы принимать какое-либо значение, поскольку мы должны были бы знать уже значения всех других слов для того, чтобы установить все свойства предмета, который обозначает слово.

Вещь может иметь свойство, которое не влечет за собой существование какой-либо другой вещи. Данный тип свойств — качество. Или она может иметь свойство, которое влечет существование другой вещи либо нескольких вещей. Вещь может обладать набором качеств. Из этого факта на основе чистой логики не может быть выведено ничего о ее относительных свойствах. Гегель полагал, что если достаточно знать о вещи, чтобы отличить ее от всех других вещей, то все ее свойства могут быть выведены посредством логики. Перед нами заблуждение, из которого вырастает все здание его системы.

Это иллюстрирует важную истину, а именно что чем хуже ваша логика, тем интереснее следствия, к которым она может привести.

Глава 23. Байрон (1788–1824)

Интересен как поэт и зеркало эпохи.

Глава 24. Шопенгауэр (1788–1860)

Занимает особое место среди философов.

В отличие от большинства других, которые в каком-то отношении оптимисты, он — пессимист. Отрицает христианство, предпочитая буддизм. Воспитан и образован. Свободен от национализма. В поисках философии обращался больше к деятелям искусства, чем философам. Особое значение придавал воле, которая с точки зрения этики является злом.

Признает три источника своей философии: Канта, Платона и Упанишады. Однако влияние Платона мало заметно. Ему близко мировоззрение эллинистической эпохи — усталое и болезненное, оно верит в мир больше, чем победу, в квиетизм — больше, чем в реформы, которые считает тщетными.

Низкое мнение Шопенгауэра о женщинах может объясняться плохими отношениями с матерью.

Был настроен антидемократически, верил в спиритизм, магию, копировал Канта во всем, за исключением раннего подъема по утрам. Основная работа — «Мир как воля и представление», 1818 г.

Признание пришло много позднее. Его система — адаптация системы Канта. Однако подчеркивал он в ней совсем не то, что Фихте и Гегель. Они отказались от вещи в себе и сделали основным метафизическим принципом познание, а Шопенгауэр сохранил ее, но отождествил с волей. Считал, что то, что в восприятии представляется как мое тело, есть на самом деле моя воля.

Это вполне соответствует Канту, который утверждал, что изучение морального закона может вывести нас за рамки явления, предоставив нам познание, которое чувственное восприятие дать не может, и что моральный закон касается в основном воли. Явление, соответствующее волевому акту, — это телесное движение.

Вот почему тело есть видимость, реальностью которого является воля. Однако также пространство и время, по Канту (Шопенгауэр с ним соглашается), принадлежат только к явлениям; вещь в себе не существует в пространстве или во времени. Поэтому моя воля в реальном смысле не может имеет начало и конец и состоять из различных волевых актов, так как именно пространство и время суть источники множественности, «принцип индивидуации».

Моя воля поэтому единственна и безвременна. Ее надо отождествлять с волей Вселенной; моя «отдельность» — это иллюзия, порождаемая субъективным аппаратом пространственно-временного восприятия. Реальна лишь одна громадная воля, проявляющаяся во всем течении Вселенной.

Можно было бы ожидать, что Шопенгауэр отождествит эту космическую волю с Богом и станет проповедовать пантеизм, как Спиноза. Но пессимизм Шопенгауэра приходит к другому развитию. Космическая воля зла. Воля вообще зла и в любом случае является источником всех наших бесконечных страданий.

Страдание увеличивается при увеличении познания. Нет конца, при достижении которого получишь удовлетворение. В этом случае счастья не существует. Инстинкт понуждает людей производить потомство для страдания. Поэтому половой акт постыден. Самоубийство бесполезно; переселение душ, даже если и не истинно буквально, выражает некоторую истину в форме мифа.

Все это печально, но выход есть — и он был открыт в Индии: нирвана. Буддизм —высшая религия. Необходимо подавлять волю (желание). Положительного добра нет. Цель святого — подойти как можно ближе к «несуществованию», которого нельзя достичь самоубийством (почему — не объясняется). Расселу непонятно, чем такой святой лучше пьяницы.

Учение его неискренно, если судить по жизни самого Шопенгауэра, который был далек от своего «святого». Покалечил женщину (obit anus, abit onus) .

С исторической точки зрения у Шопенгауэра важны два момента: его пессимизм и учение о том, что воля выше познания. Не может быть научного обоснования ни пессимизма, ни оптимизма, но оптимизм много раз встречался в истории философии, а пессимизм в этом виде нет. Поэтому его доктрина полезна. Учение о первичности воли более важно.

Его поддерживают многие, в частности Ницше, Бергсон, Джеймс, Дьюи. Она была подготовлена Руссо и Кантом, но в чистом виде провозглашена Шопенгауэром.

Глава 25. Ницше (1844–1900)

В 1888 сошел с ума. Профессор. Справедливо считал себя последователем Шопенгауэра, но он выше Шопенгауэра во многих отношениях, в особенности потому, что его учение последовательно и непротиворечиво.

У Шопенгауэра восточная этика самоотречения не гармонировала с метафизикой всемогущества воли. У Ницше воля первична не только в метафизике, но и в этике. Ницше не изобрел никаких новых теорий; наибольшее значение имеет его этика и острая политическая критика.

Сознательно его мировоззрение было эллинским, но без орфизма. Восхищался досократиками, кроме Пифагора. Любил Гераклита, Демокрита, Эпикура (последнее пристрастие выглядит нелогично, если только не трактовать его как восхищение Лукрецием). Не мог простить Сократу его плебейского происхождения. Низкого мнения о Канте, которого называл «моральным фанатиком a-la Руссо». Восхищался Байроном. Много общих черт с Маккиавелли.

Критика религии у него находится полностью под властью этики. Ницше нравится аристократическое меньшинство, а большинство должно быть средством для возвышения меньшинства, и его нельзя рассматривать как имеющее независимые притязания.

Называет простых людей «недоделанными и неполноценными». Преклонялся перед Наполеоном. Любит говорить парадоксами, чтобы шокировать рядового читателя. Особо не любил Милля с его формулировкой «не делай другому того, чего ты не хочешь, чтобы делали тебе».

Ницше об этом: «Основываясь на этих принципах, охотно установили бы все человеческие отношения на взаимных услугах, так что каждое действие являлось бы платой наличными за что-то, сделанное для нас. Эта гипотеза низка до последней степени. Здесь принимается не требующим доказательства, что имеется некоторый род равенства ценности моих и твоих действий».

Истинная добродетель не для всех, она должна оставаться свойством лишь аристократического меньшинства. Она ни выгодна, ни благоразумна. Высшим людям необходимо воевать с массами и сопротивляться демократии, так как во всех направлениях посредственные люди объединяются, чтобы захватить господство.

Ницше ставит силу воли выше всего. «Я оцениваю силу воли по количеству сопротивления, которое она может оказать, по количеству боли и пыток, которые она может вынести, и знаю, как обратить ее к собственной выгоде…»

Сострадание — слабость. «Задача в том, чтобы достичь той огромной энергии величия, которая сможет создать человека будущего посредством дисциплины, а также посредством уничтожения миллионов „недоделанных и неполноценных“ и которая сможет все же устоять и не погибнуть при виде страданий…»

Вовсе не почитатель государства. Страстный индивидуалист. Не националист, не антисемит. Не проявляет излишнего восхищения Германией. Ему нужна интернациональная правящая раса. Не любит Новый Завет, но о Ветхом говорит с восхищением. (Современные теории, наследующие Ницше, противоположны этим его воззрениям.)

Заслуживают внимания два приложения его этики.

Во-первых, это отвращение к женщинам (вообще ничем не обоснованное).

Во-вторых, это жесткая критика христианства (мораль рабов). Буддизм тоже плох, но не так.

Ницше оказал огромное влияние, но не на философов, а главным образом на людей литературы и искусства.

Надо признать, что его пророчества были очень правильными. Король Лир на пороге безумия говорит: «…еще не знаю сам, чем отомщу, но это будет нечто, / Ужаснее всего, что видел свет».

Вот вся философия Ницше.

Ему нельзя возражать с помощью доводов, как в математике или науке, потому что она выраженно ненаучна. Расселу неприятен Ницше, потому что тому нравится (как говорит сам Ницше, по крайней мере) созерцать страдание, потому что он возвысил тщеславие в степень долга и т.д.

Глава 26. Утилитаристы

Иеремия Бентам (1748–1832), глава «философского радикализма».

Стал радикалом в 1808. Был очень застенчив. Наиболее важными своими предшественниками он считал Гельвеция и Беккария. Вся философия основана на двух принципах : «принцип ассоциации» и «принцип наибольшего счастья».

Принцип ассоциации подчеркивал еще Хартли (врач-психолог) в 1749 г.; до Хартли ассоциацию идей хоть и признавали, но считали ее источником тривиальных ошибок (Локк). Бентам, следуя за Хартли, сделал ее основным принципом психологии. Ассоциация идей с идеями и с языком.

Ассоциация идей — тот же принцип собаки Павлова, только для идей. Преувеличивал сферу действия этого принципа.

Детерминизм в психологии был очень важен для него, так как он хотел установить свод законов, систему, которые бы автоматически делали людей добродетельными. Его второй принцип — наибольшего счастья — становится необходимым для того, чтобы определить понятие «добродетель».

Добро есть наслаждение или счастье (у него это синонимы), а зло есть страдание.

Поэтому одно лучше, чем другое, если баланс подводится в пользу наслаждений , а не страданий (и чем больше, тем лучше, естественно). Такова суть утилитаризма.

Дело законодателя — установить гармонию между общественным и личным интересом. Для этого предназначен уголовный закон. Наказывать надо для предотвращения преступления, а не из ненависти или мести. Более важно, чтобы наказание было неизбежным, чем суровым. Бентам выступал за отмену смертной казни.

Гражданское право должно выполнять четыре цели: обеспечение, изобилие, безопасность, равенство. (Свобода не упоминается.)

Презирал учение о правах человека — это чепуха. Его идеалом, так же как и у Эпикура, была безопасность, а не свобода.

Эволюция Бентама в сторону радикализма имела два источника: вера в равенство, выведенная из его исчислений удовольствий и страданий; решимость подвергать все суду разума, как он его понимал. Любовь к равенству побудила его выступать за равный раздел наследства без свободы завещаний, за осуждение монархии, наследственной аристократии, за защиту полной демократии, включая права женщин. Его отказ верить во что-либо без разумных оснований привел его к отрицанию религии, включая веру в Бога. Не извинял ничего на том основании, что это традиционно.

Осуждал империализм, считал колонии глупостью.

Принять участие в практической политике его побудило влияние Джеймса Милля, который был на 25 лет моложе его и был ревностным последователем его учения и активным радикалом. Дж. Милль поклонялся Кондорсе и Гельвецию; как и все радикалы, он верил во всемогущество образования. На практике все это он поменял для воспитания своего сына Джона Стюарта Милля (1806–1873), что привело к разным результатам. Самый важный из плохих — Джон Стюарт Милль никогда не мог полностью освободиться от влияния отца, даже когда осознал, что мировоззрение отца страдало узостью. В целом Дж. С. Милль развивал взгляды Бентама в более смягченной форме.

Утилитаристы — крайне противники романтизма (что вполне естественно, так как разум у них главный).

В системе Бентама есть очевидный пробел: если каждый гонится за своим собственным удовольствием, то как мы сможем гарантировать , что законодатель будет заботится об удовольствии человечества в целом?

Бентам здесь исходил из собственной субъективной благожелательности, и если бы ему дали разработать свод законов для какой-то страны, то он бы исходил из интересов общества, а не своих. Но люди бывают и другие. Он говорит, что единственные видимые (слышимые) вещи — те, которые видны (слышны).

Подобным образом единственно желательные вещи те, которые желают. Он не замечает, как считает Рассел, что вещь видима, если ее можно видеть, но желательна, если ее следует желать.

Таким образом, «желательный» есть слово, предполагающее этическую теорию. Мы не можем вынести, что является желательным из того, что желают. Мы должны поступать правильно, чтобы содействовать интересам других в надежде, что они в свою очередь будут содействовать вашим интересам, как в политике. Из предпосылок утилитаристов нельзя обоснованно вывести никаких других заключений.

Здесь имеются два вопроса:

1. Действительно ли каждый стремится к собственному счастью?

Это утверждение может иметь два значение, одно тривиально, другое ложно. Чего бы мне ни случилось поделать, я получу некоторое удовольствие от удовлетворения моего желания. В этом смысле все, чего я желаю, есть некоторое удовольствие, и можно сказать чересчур обобщенно, что я желаю именно удовольствий. Это трюизм.

Но если имеется в виду, что когда я желаю чего-то, то желаю из-за удовольствия, которое оно мне доставит, то такое утверждение, как правило, неверно. Основная деятельность человека определятся желаниями, которые предшествуют подсчетам удовольствий и страданий. С изменениями желаний меняются и удовольствия.

2. Является ли общее счастье именно той целью, к которой должно стремиться человеческое действие?

Этика необходима, поскольку желания различных людей противоречат друг другу. Первичная причина конфликтов — эгоизм. Но конфликты возможны и когда элемент эгоизма отсутствует. Один может желать, чтобы все стали католиками, другой — чтобы все стали мусульманами. Этика имеет двоякую цель: во-первых, найти критерий различения хороших и плохих желаний; во-вторых, хвалой и порицанием поддерживать хорошие желания и подавлять плохие.

Хороши те желания и поступки, которые действительно способствуют общему счастью. При этом важно не намерение действия, а только его результат.

Глава 27. Карл Маркс (1818–1883)

Выходец из философских радикалов, продолжатель их рационализма и неприятия романтиков. Возродил материализм и дал ему свежую интерпретацию, по-новому увязав его с историей. Маркса можно считать последним системосозидателем и наследником Гегеля, верившим в рациональную формулу, подводящую итог эволюции человечества.

Был под влиянием гегельянства, но потом присоединился к материалистическому бунту Фейербаха против Гегеля. В 1843 г. во Франции встретил Энгельса, который был управляющим фабрики в Манчестере. Благодаря ему познакомился с положением рабочих в Англии.

В отношении Западной Европы Маркс не высказывал национализма, чего нельзя сказать о славянах, которых он всегда презирал. После 1848 г. провел всю жизнь в Лондоне в нищете, болезнях, смерти детей, но неустанно сочиняя и накапливая знания. Стимулом была революция.

Как радикал, Маркс всегда искал научную основу. Его экономические воззрения были результатом классической английской экономии, в которой изменена лишь движущая сила: вместо капиталиста — наемный рабочий.

Считал себя материалистом, но не в духе XVIII века. Свой материализм он под влиянием Гегеля назвал «диалектическим». Этот материализм гораздо ближе к тому, что называют сейчас инструментализмом.

Старый материализм ошибочно полагал ощущение пассивным и, таким образом, приписывал активность объекту.

С точки зрения Маркса, ощущение есть взаимодействие субъекта и объекта; чистый объект вне активности воспринимающего является сырым материалом, который преобразуется в процессе познания.

Знание в старом смысле пассивного созерцания есть нереальная абстракция. На самом деле всегда происходит процесс взаимодействия с вещами. «В практике должен доказать человек истинность, то есть действительность и мощь мышления». «Философы лишь различными способами объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его».

Существенным тут является отрицание реальности «ощущения», как его понимали британские эмпиристы. То, что происходит, по их мнению, при «ощущении», было бы лучше назвать «актом замечания» вещей, что влечет активность.

На самом деле, как утверждал бы Маркс, мы замечаем вещи лишь в процессе действия по отношению к ним, и любая теория, оставляющая в стороне это действие, является неверной абстракцией. (Может быть, нечто похожее на неопределенность в квантовой механике.)

Философия истории Маркса представляет собой смесь Гегеля и английских экономических концепций.

Мир развивается согласно диалектике, но совсем не с той движущей силой, как у Гегеля. У Гегеля речь идет о Духе, мистическом силе, которая направляет человеческую историю по пути развития, стадиями которого являются категории из его «Логики».

Почему Дух должен проходить все эти стадии, неясно. Не считая неизбежности развития, диалектика Маркса не имеет тут ничего общего с гегелевской. По Марксу движущая сила — материя, но материя в весьма своеобразном смысле, совсем не похожая на материю атомистов. На деле это, скорее, отношение человека к материи — способ производства.

Таким образом, материализм Маркса на практике становится экономическим учением. Политика, религия, философия и искусство в истории являются продуктами способа производства присущего времени — «материалистическое понимание истории».

Теория не более и не менее верна, чем любая средняя философская теория. Не учитывает социокультурные условия. У Гегеля носителями диалектического движения были нации, у Маркса — классы.

Как чистый философ Маркс обладает рядом недостатков. Он слишком практичен и привязан к своему времени. Взгляд его ограничен нашей планетой и человеком. Со времен Коперника, однако, стало ясно, что человек не обладает той космической важностью, которую он раньше себе приписывал. Ни один мыслитель, который не усвоил этот факт, не имеет права называть свою философию научной.

При этом у Маркса есть готовность уверовать в прогресс как в универсальный закон, что было очень характерно для его времени. Именно вера в неизбежность прогресса позволяла ему думать, что можно избавиться от этических рассмотрений. Если социализм наступит, то это будет улучшением. Маркс провозглашал себя атеистом, но придерживался космического оптимизма, который может оправдан только теистически.

Вообще все элементы, которые Маркс заимствовал у Гегеля, ненаучны в том смысле, что нет причин полагать их истинными. Суть состоит в том, что если чисто экономические и политические положения Маркса истинны, то их вполне достаточно для установления всего того, что практически важно для его системы. Гегельянское обрамление можно вообще отбросить.

Глава 28. Бергсон

Прекрасный пример восстания против разума (начавшееся с Руссо).

Философии, как правило, классифицируют или по их методу — эмпирические или априорные; или по их результату — реалистические и идеалистические. Философия Бергсона перечеркивает все эти деления. Но есть и другой способ классификации философий — менее точный, но более полезный для нефилософов.

Здесь принцип основывается на доминирующей страсти.

К философиям чувств мы отнесем те, которые прежде всего оптимистичны или пессимистичны, предлагают пути спасения или доказывают, что это невозможно. Это большинство философий, связанных с религией.

К теоретическим философиям мы отнесем большинство великих систем, хотя страсть к познанию и редко встречается, именно она является источником почти всего, что есть лучшего в философии.

Практическими мы назовем те, которые рассматривают действие как высшее благо, считая счастье практическим результатом, а познание — просто инструментом успешной деятельности.

Философии такого типа были бы широко распространены в Западной Европе, если бы философы были средними людьми, но до недавнего времени такие философы встречались редко; фактически их главными представителями являются прагматисты и Бергсон.

Современный мир требует такой философии, и успех, которого она достигла, поэтому не удивителен, считает Рассел.

Жизнь есть некий поток, без механизма или телеологии (хотя последней Бергсон сочувствует). Материя — плохая. Жизнь пробивается наверх. Некая эволюция с направленностью: можно предположить, например, что животное когда-то что-то только хотело увидеть, и это желание эволюционировало в зрение. Эволюцию нельзя предсказать, и детерминизм не может служить средством защитников свободы воли.

Это общий контур наполняется описанием действительного развития жизни на Земле. Сначала поток разделился на растения и животных.

Растения — откладывают энергию в резервуар, животные — используют ее для внезапных и быстрых движений. Но позже среди животных появилось новое разветвление: интеллект и инстинкт.

Они никогда не бывают полностью друг без друга, но в основном интеллект есть несчастье человека, тогда как инстинкт в своем лучшем проявлении виден у муравьев, пчел и Бергсона. Различие между интеллектом и инстинктом является основным в философии Бергсона. Инстинкт в своем лучшем проявлении называется интуицией.

Интеллект лишь наблюдает нисходящий поток материи (как мы, когда едем на фуникулере наверх, наблюдаем кабинки, едущие вниз).

Как интеллект связан с пространством, так инстинкт связан со временем. Бергсон, в отличие от большинства мыслителей, рассматривает пространство и время как глубоко различные вещи. Но у него есть еще математическое время — однородное собрание взаимно внешних моментов, — которое он рассматривает как ложное время, а на деле — форму пространства. Время же, являющееся сущностью жизни, он называет длительностью. Это понятие для него одно из основных. Рассел сам его не понимает.

По Бергсону длительность обнаруживает себя в памяти, так как именно в памяти прошлое продолжает существовать в настоящем. Память — пересечение разума и материи.

Глава 29. Уильям Джеймс (1842–1910)

Прежде всего психолог, но для философии значим по двум причинам.

Во-первых, он создал «радикальный эмпиризм».

Во-вторых, был один из трех поборников теории, называемой «прагматизмом» или «инструментализмом». Признанный вождь американской философии. Его философские интересы имели две стороны: научную (изучение медицины направило его мысли в сторону материализма, который, однако, сдерживался религиозными чувствами) и религиозную. Был очень хорошим человеком.

Доктрина радикального эмпиризма впервые была провозглашена в 1904 г. в статье «Существует ли сознание?».

Отрицание отношения субъекта к объекту в качестве основного принципа. Если не принимать во внимание существование различия между субъектом и объектом, то и различие между сознанием и материей, и созерцательный идеал, и традиционное понятие «истины» — все нуждается в радикальном переосмыслении.

Рассел считает, что Джеймс тут частично прав и уже поэтому достоин занять место среди философов.

Сознание — это название несуществующей вещи. Есть только «чистый опыт» — непосредственный жизненный поток, представляющий материал для нашего последующего отражения.

Упраздняет различие между сознанием и материей. «Нейтральный монизм»: вещество, из которого складывается мир, — это не сознание и не материя, а нечто предшествующее тому и другому.

Глава 30. Джон Дьюи (1859–1952)

Ведущий современный философ Америки.

Не был «чистым» философом. Считал главным образование, и его влияние на американское образование очень велико. «Школа и общество» (1899). Инструменталист. Совершенный образ истины — таблица умножения.

Характерная доктрина — замена «истины» на «исследование». Пример с просьбой описать колоду карт, когда ее раскладывают по порядку, а потом описывают как результат. Ученика Дьюи спросят: но мы хотели знать расположена карт в момент, когда мы вам их дали! Ученик ответит: «Ваши мысли слишком статичны, а я — динамическая личность и когда я исследую, я должен сначала изменить предмет так, чтобы облегчить исследование». Оправдание этого метода — гегелевское различие между видимостью и действительностью. Видимость может быть запутанной и фрагментарной, но подлинная действительность всегда упорядочена и организована.

Раньше можно было сказать, что исследование отличается своей целью, и этой целью является достижение истины. Однако, по словам Дьюи, саму истину надо определять из исследования, а не наоборот, то есть истинность чего-то определяется исключительно по результату действия, а не по историческим фактам событий. Иными словами, Дьюи судит о верованиях по их следствиям, а не по их причинам, когда мы рассматриваем прошлые события.

Глава 31. Философия логического анализа.

В философии со времён Пифагора не прекращается борьба между теми, кого вдохновляет математика и теми, кто находится больше под влиянием эмпирических наук.

Платон, Фома Аквинский, Спиноза и Кант- математическая партия.

Демокрит, Аристотель и современные эмпирики начиная с Локка- оппозиционная партия.

В наше время появилась новая школа, которая взялась за то, чтобы элиминировать пифагореизм из принципов математики и объединить эмпиризм с частью дедуктивного познания.

Начало этой новой философии находится в достижениях математиков, очистивших предмет от ложных и неаккуратных умозаключений.

Ключевые фигуры:

Вейшрасс (Weierstrass) (вторая половина 19 века). Разработал метод исчислений (калькулус) без бесконечно малых и таким образом сделал его логически обоснованным.

Георг Кантор (Georg Cantor). Разработал теорию протяженности и бесконечного числа, чем положил конец неопределенности этого понятия, что часто использовались философами типа Гегеля и Бергмана для мистификации математики.

Фреге (Frege). В конце 19 века опубликовал свою работу с определением “числа”, в которой избежал множества грубых логических ошибок, имевших место в более ранних определениях понятия числа. Из работы Фрезе следовало, что арифметики и математика - ничто иное как продолжение дедуктивной логики. Это развенчало теорию Канта , что арифметические утверждения (prepositions) являются синтетическими и имеют отношение к понятию времени.

Постепенно стало понятно, что значительная часть философии может быть приведена/сокращена (reduced) к тому, что можно назвать “синтаксисом”, хотя и в более широком смысле.

Карнап (Carnap). Расширил эту теорию и утверждал, что вообще все философские проблемы являются синтаксическими и если избежать ошибки синтаксиса, то и проблема будет решена, а если ошибки избежать нельзя, то и проблема не имеет решения. Слишком широкая трактовка.

Сам Рассел и его теория дескрипций. 2+2=4 не более а-приори и вечная правда, чем факт, что в метре сто сантиметров.

Эйнштейн и теория относительности. Значительный удар по “здравому” смыслу и “интуиции” и пониманию того, что определение и понятие вещей и связей между ними есть ни что иное, как условности, необходимые или полезные для группировки и решения задач, удобства в определенных условиях (заданном масштабе).

Квантовая теория. Главная идея для философии - рассматривает физические феномены как возможно прерывающиеся, непродолжительные (discontinuous). Очередной сильнейший удар по “интуиции” и “здравому” смыслу.

В то время как физика делает материю менее материальной, психология делает разум (mind) менее ментальным.

Таким образом, физика и психология с разных сторон приближаются друг к другу, делая доктрину “нейтрального монизма” Вильяма Джеймса ( с его критикой “сознания”) более вероятной.

Современная физика и психология рассматривают проблема восприятия (perception) с дрогой точки зрения. Если вообще существует что-то, что может быть названо восприятием, это что-то должно быть в определённой степени в воспринимаемом объекте и оно должно быть более-менее сходным с объектом, если оно вообще есть источник знания об этом объекте.

Наше знания о Солнце может быть получено путем простого восприятия (зрение) или с помощью телескопов (астрономия) и эти восприятия могут (и есть) быть очень разными в определённом смысле, но все они так или иначе сходны и можно вывести одно из другого. Таким образом, наше знание о физическом мире является лишь абстрактным и математическим.

Однако есть огромная часть философии, где научные методы неприменимы. Эта часть включает вопросы ценностей. Сама по себе наука, например, не способна доказать, что получать удовольствие от причинения вреда кому-то -плохо.

Философия на протяжении всего своего существования состояла из двух негармонично смешанных частей:

(1) как устроен мир (физика) и

(2) этика и политика, то есть как лучше устроить жизнь.

Неспособность сознательного или подсознательного правильно разделить эти части, вследствие склонностей, догм и пр., является причиной множества ошибочных суждений. Настояний философ д.б. беспристрастным и рассматривать все концепции одинаково.

Рассел не верит, что философия может доказать правоту или ложность религиозных догм (на то они и догмы ВК), однако начиная с Платона большинство философов считали необходимым представить “доказательства” бессмертия и существования Бога.

Они находили ошибки предыдущих философов и предлагали свои. Чтобы доказательства выглядели правильными, они должны были использовать ложную логику, мистифицировать математику и представлять глубоко укоренившиеся предрассудки как посланную с неба интуицию.

Развивать привычку мылить критически - ключ не только к интеллектуальному прогрессу, но и лучшему существованию вообще (элиминация фанатизма и тоталитаризма).