концепции

Поделиться статьей в социальных сетях:

в избранное

Дискриминация

Ссылка на оригинал: Stanford Encyclopedia of Philosophy

Впервые опубликовано 1 февраля 2011 года; содержательно переработано 30 августа 2015 года.

Запрет на дискриминацию прописан в шести ключевых международных правозащитных декларациях. В законодательстве или конституциях подавляющего большинства стран имеются нормы, запрещающие дискриминацию (Osin and Porat 2005). Кроме того, большинство философских, политических и правовых обсуждений дискриминации опираются на предположение о том, что с моральной точки зрения дискриминация недопустима и должна быть законодательно запрещена в целом ряде случаев. Однако этому впечатляющему мировому консенсусу сопутствует множество спорных вопросов, указывающих на то, что по вопросу дискриминации было достигнуто гораздо меньше согласия, чем кажется на первый взгляд. Что такое дискриминация? Является ли утверждение о том, что дискриминация неприемлема, проистекающей из самого ее понятия истиной или же содержательным моральным суждением? Какова связь дискриминации с угнетением и эксплуатацией? Помимо таких хрестоматийных факторов, как расовая принадлежность, религиозные убеждения и пол, какие еще категории могут послужить основой для дискриминации? Это лишь некоторые из спорных вопросов.

Концепция дискриминации

Что такое дискриминация? А именно: что значит дискриминировать человека или группу людей? Лучше всего подойти к этому вопросу постепенно, начав с ответа в первом приближении, а затем вносить дополнения, оговорки и уточнения по мере того, как на горизонте появляются новые вопросы. 

В первом приближении

В своем обзоре международных соглашений, объявляющих дискриминацию вне закона, Ваутер Ванденхоле устанавливает, что «общепринятого определения дискриминации не существует» (Vandenhole 2005: 33). Более того, ключевые тексты по правам человека вообще не дают определения дискриминации, вместо этого предоставляя читателям неполный перечень причин, по которым дискриминация должна быть запрещена.

Так, Международный пакт о гражданских и политических правах заявляет, что

Европейская конвенция по защите прав человека заявляет:

Однако вопрос о том, что же такое сама дискриминация, оставлен без ответа. 

В любом заслуживающем внимания описании дискриминации будет говориться, что представляет собой действия, практики или мероприятия, которые — в некотором уместном смысле — берут за основу (субъективную) социальную группу, к которой принадлежат подвергающиеся дискриминации люди. Более того, как пишет об этом Каспер Липперт-Расмуссен, группы, о которых идет речь, должны быть «социально значимыми», т.е. «важными для структуры социальных взаимодействий в широком диапазоне социальных контекстов» (Lippert-Rasmussen 2006: 169). Таким образом, группы, образованные в силу расовой, религиозной или гендерной принадлежности, подходят под определение потенциальных оснований для дискриминации в любом современном обществе, в то время как группы, образованные в силу общности музыкальных или кулинарных вкусов людей, обычно под такое определение не подходят.

Получается, что дискриминация индивидов обязательно опирается на их принадлежность к определенной социальной группе. Однако не менее неизбежен тот факт, что дискриминационное поведение наносит людям, на которых оно направлено, некий вред или ущерб. В этой связи рассмотрим знаменательное решение Верховного суда США в деле «Браун против Совета по образованию», в котором говорится о том, что расовая сегрегация государственных школ на законодательном уровне неконституционна.

В мотивированном судебном решении сказано:

Таким образом, суд постановил, что сегрегация равносильна незаконной дискриминации детей чернокожего населения, поскольку ставит их в невыгодное положение с точки зрения образования и психологического развития.

Кроме того, как дает понять это решение, отставание, вызванное дискриминацией, определяется в сравнении с какой-либо подходящей социальной группой. Это важное обращение к группе сравнения объясняет, почему недопущение дискриминации требует, «чтобы к людям относились соответствующим образом, определяемым в сравнении с тем, как относятся к другим» (Gardner 1998: 355). Как правило, релевантная группа сравнения является частью того же общества, что и ущемленная в правах группа населения, или по меньшей мере управляется той же политической системой. В деле «Браун против Совета по образованию» релевантная группа сравнения состояла из белого населения. Было бы ошибкой считать, что чернокожие граждане Канзаса, подавшие иск, не подвергались дискриминации, потому что к ним относились не хуже, чем к чернокожему населению ЮАР во времена апартеида. Чернокожее население ЮАР не являлось в данном случае подходящей группой сравнения. 

Подходящая группа сравнения определяется исходя из нормативных принципов. Американские штаты обязаны обеспечивать своих чернокожих граждан образованием на том же уровне, что и своих белых граждан, а любое сравнение с гражданами или подданными других стран неуместно. Следует также отметить, что независимо от того, имеется ли у американских штатов обязательство обеспечивать каких-либо из своих граждан образованием, если такие штаты обеспечивают образованием белое население, то отказ от предоставления равного образования чернокожему населению является дискриминацией. А если у штатов есть обязательство обеспечивать всех своих граждан образованием, то предоставление образования белому населению и отказ от предоставления его чернокожему населению является двойным нарушением прав чернокожих граждан: нарушением в виде дискриминации, которое зависит от того, как к черным относятся в сравнении с белыми, и нарушением в виде воспрепятствования чернокожим в доступе к образованию, не зависящим от того, как относятся при этом к белым.

Дискриминация по природе своей сравнительна, и как свидетельствует, по всей видимости, дело Брауна, в сравнении важно не то, насколько хорошо или плохо к индивиду (или группе) относятся в соответствии с некоей абсолютной шкалой, а то, насколько хорошо к нему относятся в сравнении с другим индивидом. Однако важный момент в мотивированном решении суда по этому делу указывает на то, что суть дискриминации состоит отнюдь не в более благожелательном обращении с некоторыми людьми по сравнению с другими. В решении суда написано: «Раздельные образовательные учреждения по природе своей неравны» (Brown v. Board of Education 1954: 495). Другими словами, ущерб от дискриминации заложен в самом действии разделения чернокожих и белых детей, даже если оставить в стороне его образовательные или психологические последствия. В таком случае дискриминацией является просто разное обращение с чернокожими и белыми людьми, даже если к чернокожим при этом относятся не менее хорошо, чем к белым. 

Тем не менее, позиция, согласно которой сутью дискриминации является дифференцированное, а не неблагоприятное обращение, сталкивается со значительными трудностями. Если бы она была верной, то по сегрегационным законам Джима Кроу жертвами дискриминации оказались бы не только чернокожие, но и белые. Дифференцированное обращение симметрично: если с чернокожими обращаются не так, как с белыми, то и с белыми обращаются не так, как с чернокожими. Однако немыслимо, чтобы кто-то всерьез заявлял, будто бы принятая на Юге США система расовой сегрегации дискриминировала белых. Можно утверждать, что данная система сдерживала экономический прогресс для всех жителей Юга, но подобная формулировка — совсем не то же, что неправдоподобное заявление, согласно которому жертвами дискриминации были все. В связи с этим правильнее определять дискриминацию через неблагоприятное обращение, а не просто дифференцированное. Дискриминация ставит некоторых людей в менее выгодное по сравнению с другими положение, и те, с кем обращаются более благоприятным образом, не должны считаться жертвами дискриминации.

Действие может одновременно являться дискриминацией и оказывать дискриминируемым несомненное благо, поскольку оказание блага иногда совмещается с оказанием еще больших благ членам соответствующей группы сравнения. В этом случае преимущество получения безусловного блага является в то же время сравнительным отставанием или лишением. Вспомним, например, какими были общие правила приема в Гарвардский университет в начале XX века, когда в нем существовали квоты на число принимаемых студентов-евреев. Гарвард дискриминировал всех абитуриентов-евреев по причине их религиозных убеждений. Вместе с тем университет предлагал абитуриентам и нечто очень ценное, а именно возможность состязаться за поступление. Однако это предложение было дискриминационным, потому что сами квоты ставили (потенциальных и реальных) абитуриентов-евреев из-за их веры в невыгодное положение по сравнению с абитуриентами-христианами. 

Можно было бы посчитать, будто заявление о том, что дискриминации достаточно доставлять сравнительные неудобства, чтобы считаться дискриминацией, как-то преуменьшает ее вред. Однако дело Брауна демонстрирует, что доставление даже «всего-навсего» сравнительных неудобств может привести к чрезвычайно плохим и несправедливым последствиям для индивидов, особенно когда релевантная группа сравнения состоит из их сограждан. Неблагоприятная по сравнению с согражданами ситуация, когда причиняемый ущерб значителен и связан с такими важными благами, как образование, может подвергнуть этих людей господству и гнету со стороны их сограждан (Anderson 1999). Угнетение афроамериканцев со стороны их сограждан в период действия законов о расовой сегрегации облегчалось сравнительным ущемлением чернокожих в том, что касалось образования. Возможно, у норвежцев образование было даже лучше, чем у белых жителей Юга, однако норвежцы никак не угрожали в плане господства белым или чернокожим жителям Юга, поскольку жили в совершенно отдельной политической системе и мало поддерживали отношения с американскими гражданами. В сегодняшнем глобализованном мире дела обстоят по-другому, и нехватка у человека доступа к образованию по сравнению с людьми, живущими в других странах, может подвергнуть его опасности угнетения. Соответственно, следует серьезно рассмотреть возможность того, что дети в нуждающихся странах подвергаются дискриминации, когда не могут получить образование, запросто доступное детям в развитых обществах.

Сравнительная природа ущерба, наносимого дискриминацией, объясняет тесную связь между дискриминацией и неравенством. Сравнительный ущерб неизбежно предполагает неравенство по отношению к людям в группе сравнения. Именно поэтому антидискриминационные правовые нормы запрещают определенные виды неравенства между людьми из релевантных групп сравнения (Shin 2009). Например, Закон США о гражданских правах 1866 года объявил, что все граждане «в каждом штате и на каждой территории Соединенных Штатов будут иметь одинаковое право вступать в договора и приводить их в исполнение, судиться, выступать в суде сторонами, давать свидетельские показания, получать в наследство, приобретать, брать в аренду, продавать, хранить и передавать недвижимое и личное имущество, и будут полностью защищены законом в том, что касается их личной безопасности и безопасности их имущества, точно так же, как и белые граждане» (Civil Rights Act 1866). А международная конвенция против дискриминации женщин осуждает «любое различие, исключение или ограничение по признаку пола, которое направлено на ослабление или сводит на нет признание, пользование или осуществление женщинами… на основе равноправия мужчин и женщин, прав человека и основных свобод»{{3}} (CEDAW, статья 1).

Подводя итог: в первом приближении можно сказать, что дискриминация состоит из действий, практик или мероприятий, которые наносят людям сравнительный ущерб на основании их членства в значимой социальной группе. Заметьте, однако, что подобное объяснение не приходит к выводу о том, что по самому своему понятию дискриминация является морально неприемлемой. Нанесение сравнительного ущерба может как быть, так и не быть чем-то противоправным. В следующем разделе мы увидим, как в разговор можно ввести концепцию нравственной неправомерности, из которой вытекает морально-ориентированная концепция дискриминации. 

В последние годы некоторые мыслители решили отвергнуть представление о том, что дискриминация по сути своей является сравнительной концепцией, рассматривающей обращение с одними людьми в сравнении с отношением к другим.

Например, Дениз Реом выступает против этой точки зрения, отсылая к «возражению против понижения».

Она указывает на то, что если существует неравенство в распределении некоего блага между двумя людьми или группами, нам стоит задаться вопросом, «являются ли повышение или понижение [блага], если прочее останется неизменным, равноценно привлекательными решениями» (Réaume 2013: 8). При сравнительном подходе можно заявить, что оба решения являются равнозначно привлекательными, однако, как указывает Реом, истцы в делах по дискриминации, требующие равного к себе отношения, «редко выражают свои требования подобным образом» и не были бы удовлетворены понижающим решением: «…они требуют права на голосование, а не его отмены для всех, и они требуют своего включения в пенсионную систему, а не ее отмены». Реом продолжает свои рассуждения следующим образом: «Понижение [благ] лишает всех чего-то, на что они должным образом имеют право, и тем самым усугубляет, а не решает проблему».

Тем не менее, возражение против понижения проблематично. Тот факт, что истцы в делах по дискриминации не требуют отмены голосования, лишь показывает, что они знают, что им будет лучше, если право на голос будет у всех, а не наоборот. Более того, хотя в типичных случаях понижение благ лишает всех чего-то, на что у них есть право, из этого не следует, что понижение уровня благ окажется дискриминацией. Универсальный отказ в праве на голос будет несправедлив, однако не в смысле дискриминации. Отказ в праве голоса является дискриминацией лишь в тех случаях, когда избирательно направляется на некую значимую группу среди взрослого населения. Поэтому Липперт-Расмуссен, по всей видимости, прав, когда объясняет, что «в отличие от других действий, на первый взгляд неприемлемых с точки зрения морали, наподобие лжи, причинения боли или манипуляции, невозможно дискриминировать кого-то, если не существует других людей, к которым ты относишься (или относился бы) лучше… Я могу отвергнуть обвинение в чьей-то дискриминации, заявив, что в данной ситуации я с любым обошелся бы не лучше» (Lippert-Rasmussen 2014: 16).

Морально-ориентированная концепция

Концепция дискриминации по сути своей нормативна постольку, поскольку нормативна и идея ущерба или неблагоприятного положения. Однако из этого не следует, что дискриминация по определению морально неприемлема. В то же время множество — и даже большинство — применений термина «дискриминация» в современных политических и правовых обсуждениях употребляют данное слово в морально-ориентированном смысле. Дэвид Вассерман задействует именно этот смысл, когда пишет: «Утверждая, что кто-то дискриминирует… мы требуем, чтобы нам было предоставлено оправдание; называя дискриминацию "несправедливой", мы лишь дополнительно подчеркиваем этот нравственно отягощенный термин» (Wasserman 1998: 805). На самом деле довольно просто отличить морально-ориентированную концепцию дискриминации от той, что не имеет подобной привязки. Морально-ориентированная концепция выделяет действия, практики или мероприятия постольку, поскольку те неправомерно ставят людей в сравнительно неблагоприятное положение на основании их принадлежности к значимой социальной группе подходящего вида. Не привязанная к морали концепция просто обходится без наречия «неправомерно». 

В связи с этим утверждение «дискриминация неправомерна» оказывается либо тавтологией (если слово «дискриминация» употребляется в своем морально-ориентированном смысле), либо содержательным моральным суждением (если «дискриминация» используется без привязки к морали). Если бы мы захотели осудить определенные действие или практику как неправомерные, достаточно было бы назвать их «дискриминацией» (в морально-ориентированном смысле) и на этом остановиться либо назвать их «дискриминацией» (без привязки к морали) с добавлением определения «неправомерная». В ситуациях, когда оправданность действия или практики стоит под вопросом и вызывает несогласие, обычно используется морально-ориентированное понятие дискриминации, и споры идут о том, применимо ли это понятие к действию. Так как морально-ориентированная концепция дискриминации играет важную роль в подобного рода дискуссиях и спорах, остаток этой статьи будет посвящен именно ей, если только не будет четко указано другое.  

Есть еще один момент, который следует упомянуть в связи с неправомерностью дискриминации в ее морально-ориентированном смысле. Дело не в том, что подобная дискриминация неправомерна на понятийном уровне. Неправомерность дискриминации связана с тем, что дискриминационное действие берет за основу принадлежность жертвы к значимой социальной группе. Действие, приносящее сравнительный ущерб или лишение, может быть неправомерным по множеству причин: например, оно может нарушать данное обещание. Однако действие считается дискриминацией лишь постольку, поскольку его неправомерность вытекает из связи между действием и принадлежностью к определенной группе (или группам) индивида, пострадавшего от действия. Соответственно, мы можем откорректировать наше описание дискриминации в первом приближении и заявить, что морально-ориентированная концепция дискриминации надлежащим образом применима к действиям, практикам или мероприятиям, если те отвечают двум условиям: 1) они неправомерно приносят сравнительный ущерб или лишение людям на основании их принадлежности к некой значимой социальной группе, и 2) неправомерность (частично) основана на том обстоятельстве, что принудительный ущерб связан с принадлежностью жертв к группе. 

Виды дискриминации (в ее морально-ориентированном смысле)

Правоведы и правовые системы различают целое множество типов дискриминации, которые включают в себя прямую и косвенную дискриминацию, дискриминацию несопоставимого обращения и несопоставимого влияния, намеренную и институциональную, индивидуальную и структурную дискриминации. Разобраться в этом болоте категорий и разграничений непросто. Лучше всего начать с прямой дискриминации.

Прямая дискриминация

Рассмотрим следующий очевидный пример прямой дискриминации. В 2002 году несколько мужчин-цыган зашли в одном румынском городке в бар, где их отказались обслужить. Работник бара объяснил свое поведение, указав на объявление, уведомлявшее посетителей о том, что «мы не обслуживаем цыган».

Румынский суд, рассматривавший дело, определил, что цыгане стали жертвами незаконной прямой дискриминации (Schiek, Waddington, and Bell 2007: 185). Внутренний распорядок бара, сформулированный на вывеске, недвусмысленно и намеренно избрал цыган на основании их национальности для неблагоприятного обращения. Именно эти две характеристики — недвусмысленность и намеренность — превратили цыганское дело в хрестоматийный пример прямой дискриминации.

В случаях подобной дискриминации субъект права производит действия с целью поставить людей в неблагоприятное положение по причине их принадлежности к некой значимой социальной группе. В ситуации с цыганами целью бармена и владельца бара было отказать цыганам за то, что они цыгане, и поэтому как распоряжение владельца, так и озвученное барменом заявление недвусмысленно указывали на неравноправие цыган. Очевидно, что политика заведения была несправедливой, однако вопрос о том, что именно делает подобные правила и другие случаи прямой дискриминации неприемлемыми, мы отложим до раздела ниже. 

В некоторых случаях дискриминирующий человек проводит мероприятия, на первый взгляд не затрагивающие группу, которую он или она стремится поставить в неблагоприятное положение, прямым образом. Вместо этого подобная линия поведения задействует некий нейтральный на вид суррогат, который при применении добивается скрытой цели дискриминирующего человека. Например, в эпоху законов расовой сегрегации южные штаты в США использовали тесты на грамотность, чтобы лишать афроамериканцев права на голос. Так как у афроамериканцев не было надлежащих возможностей для образования и так как проверки проводились предвзято в расовом отношении, практически все, кто по их итогам терял право на голос, оказывались афроамериканцами, и в любой наугад взятой юрисдикции подавляющее большинство афроамериканцев, пытавшихся получить право на голос, были его лишены. Смысл образовательного ценза состоял именно в лишении права голоса на расовых основаниях, хотя в программе тестирования ни слова не было сказано о расе.  

Несмотря на отсутствие прямого указания на расовую принадлежность в самих тестах на грамотность, использование образовательного ценза являлось случаем прямой дискриминации. Причина состояла в том, что люди, составлявшие эти проверки, голосовавшие за них и проводившие их в жизнь, действовали в соответствии с принципами, прямо указывавшими на расовые различия. Этот принцип звучал примерно так: «Чтобы не дать афроамериканцам право голоса и сделать это способом, который представляется отвечающим требованиям конституции США, я буду выступать в поддержку правовых мер, которые на первый взгляд являются нейтральными с точки зрения расы, однако на практике лишают большинство афроамериканцев права на голос и не затрагивают белых граждан». Как и в случае с цыганами, существовали субъекты права, чьей целью было нанести ущерб людям, принадлежащим к определенной социальной группе.  

Однако нельзя сказать, что прямая дискриминация — это просто намеренная дискриминация.

Липперт-Расмуссен верно указывает на то, что бывают случаи прямой дискриминации, не содержащие намерения поставить кого-либо в неблагоприятное положение в связи с его принадлежностью к группе (Lippert-Rasmussen 2014: 59–60). Вместо этого невыгодное положение становится, к примеру, результатом общего равнодушия к интересам и правам людей, принадлежащих к определенной группе. По такой причине работодатель может использовать несправедливые по отношению к женщинам критерии найма не потому, что стремится поставить женщин в неблагоприятное положение, а потому, что эти критерии просты в использовании и его просто не заботит, являются ли они несправедливыми по отношению к женщинам. В отличие от упомянутого дела цыган, подобные ситуации могут не быть образцовыми, однако их следует рассматривать как виды прямой дискриминации, поскольку неблагоприятное обращение проистекает из предосудительного отношения субъекта права.

То же самое верно и для неблагоприятного обращения, вызываемого предрассудками в отношении определенной группы, даже если этот предрассудок не подразумевает намерения неблагоприятно с ней обращаться. Патерналистский работодатель может стремиться помочь женщинам, нанимая их на строго определенную работу в своей компании, однако если при этом он руководствуется безосновательными представлениями о способностях женщин, он повинен в прямой дискриминации. 

Прямая дискриминация может быть бессознательной в том смысле, что проводящий ее субъект права не осознает, что его действия мотивированы желанием дискриминировать других людей. Вполне вероятно, что во многих странах бессознательное предубеждение является фактором в значительном ряде случаев дискриминационного поведения и что плодотворная концепция дискриминации должна быть способна принять эту возможность во внимание. Более того, появляется все больше доказательств существования бессознательной дискриминации (Jost et al. 2009 и Payne and Cameron 2010). И, как отмечала Эми Вакс, даже намерение создать людям неблагоприятные условия в связи с их принадлежностью к некой группе может быть бессознательным (Wax 2008: 983). 

Косвенная дискриминация

Во многих правовых системах действие, ставящее членов определенной группы в несоразмерно неблагоприятное положение, может считаться дискриминационным, даже если субъект права не намеревался причинить вред членам групп и его поступок не был мотивирован равнодушием или предрассудками. Подобная форма дискриминационного поведения называется «косвенной дискриминацией» или, в терминологии американских правовых институтов, дискриминацией «несопоставимого влияния». Именно поэтому, разбирая в 2001 году дело «Шанаган против Великобритании», Европейский суд по правам человека (далее ЕСПЧ) заявил, что «когда общая политика или меры имеют диспропорционально пагубные юридические последствия для определенной группы, это может считаться дискриминацией, даже если подобная политика или меры не направлены конкретно против этой группы» (Shanaghan v. U.K. 2001: § 129). Косвенная дискриминация отличается от прямой тем, что соответствующие субъекты права не стремятся поставить в неблагоприятное положение людей на основании их принадлежности к определенной группе.

Важно отметить, что ЕСПЧ заявляет, что политические меры с несоразмерными последствиями могут оказаться дискриминационными, даже если это не входит в их цель. Так какой же критерий определяет, в какой момент политические меры с несоразмерно худшими последствиями для определенной группы населения начинают считаться косвенной дискриминацией? Общепринятого ответа на этот вопрос не существует.

ЕСПЧ определил в своих постановлениях следующий критерий: мероприятия с непропорциональными последствиями считаются косвенной дискриминацией, «если они не преследуют законные цели или если не существует разумной соразмерности между целью и средствами» (Abdulaziz et al. v. U.K. 1985: § 721). Шведское законодательство предлагает другой критерий: меры с непропорциональными последствиями не являются дискриминационными лишь в том случае, если они «мотивированы законной целью и средства достижения цели являются надлежащими и необходимыми» (Osin and Porat 2005: 864). Комитет ООН по правам человека считает, что политика с несоразмерными последствиями является дискриминационной, «если она не опирается на объективные и разумные критерии» (Moucheboeuf 2006: 100).

В соответствии с Законом о расовых отношениях Великобритании, подобные меры считаются дискриминационными, если политические деятели «не способны указать на их оправданность вне зависимости от… расы… человека, к которому они применяются» (Osin and Porat 2005: 900). В своем толковании Закона о гражданских правах 1964 года, давая определение по вопросу косвенной дискриминации в кадровой политике частных американских компаний, Верховный суд США заявил следующее: «Если невозможно доказать, что кадровая политика, исключающая прием на работу негров, связана с специальной профессиональной подготовкой, подобные меры являются запрещенными» (Griggs v. Duke Power 1971: 431). Несмотря на различия, эти критерии объединяет одно соображение: несоразмерно негативные последствия для членов определенных значимых социальных групп не следует отметать как нерелевантные с точки зрения нравственности или закона либо рассматривать их как чистую случайность. Вместо этого они нуждаются в оправдании. Другими словами, не следует рассматривать эти последствия как совершенно незначительные, как если бы речь шла, например, о несоразмерных последствиях для людей с длинными ногтями на пальцах ног. 

Последствия для группы людей с длинными ногтями на пальцах ног не требовали бы никаких оправданий, так как являлись бы случайными и нравственно незначительными характеристиками действия, по крайней мере, если речь идет о реальных сообществах. Напротив, идея косвенной дискриминации состоит в том, что если действие имеет несоразмерно отрицательное влияние на людей, принадлежащих определенным значимым социальным группам, это действие является морально неправомерным и законодательно запрещенным, если не отвечает некоему подходящему стандарту обоснования.

В качестве примера косвенной дискриминации мы можем рассмотреть слушавшееся в Верховном суде США дело «Григгс против Дюк Пауэр» 1971 года. Компания из штата Северная Каролина использовала письменный тест для определения кандидатов на продвижение по службе. Применение проверки привело к тому, что почти все чернокожие сотрудники компании не получили повышения. Против компании не было выдвинуто обвинение в намеренной (прямой) дискриминации, т.е. не было заявлено о том, что компания принимала решение об использовании письменной проверки на основании расовой принадлежности. Однако суд обнаружил, что этот тест не являлся проверкой навыков, необходимых для данных рабочих специальностей, и что у штата Северная Каролина имелась длинная история намеренной дискриминации против своего чернокожего населения, выражавшаяся, в частности, в предоставлении ему чрезвычайно неполноценного образования. Штат лишь недавно начал исправлять данную ситуацию. Выступив в защиту чернокожих истцов, суд посчитал, что практика использования письменных тестов была дискриминационной из-за несоразмерных последствий проверок для представителей определенной расы, а также поскольку тестирование было необязательно для определения кандидатур, наиболее подходящих для повышения по службе.

Организационная, институциональная и структурная дискриминация

Во многих случаях акты дискриминации совершаются коллективными субъектами права, а не физическими лицами, действующими индивидуально. Соответственно, дискриминировать могут корпорации, университеты, государственные структуры, религиозные организации и другие коллективные субъекты права. Подобного рода дискриминация называется «организационной», и она включает в себя как косвенную, так и прямую дискриминацию. Недоразумения возникают, когда ошибочно считается, что у организаций не может быть намерений и что с их стороны возможна лишь косвенная дискриминация. Будучи коллективными субъектами права, организации обладают намерениями, и эти намерения являются функцией от личностей официально уполномоченных агентов данной организации и целей, которых они пытаются добиться, действуя в соответствии с имеющимися полномочиями. Предположим, попечительский совет университета голосует за общие правила приема, которые (неявно или открыто) не допускают евреев, и попечители голосуют подобным образом именно потому, что считают евреев по сути своей более нечестными и жадными, чем другие люди. В таком случае университет намеренно закрывает доступ евреям и повинен в прямой дискриминации. Отдельные попечители, действующие в своем частном статусе, могут демонстрировать и другое дискриминационное поведение: например, они могут отказываться от вступления в клубы, среди членов которых есть евреи. Подобный отказ не считается организационной дискриминацией. Однако любые дискриминационные действия, совершаемые отдельными членами попечительского совета в силу имеющихся у них полномочий, будут считаться организационной дискриминацией.

Структурную дискриминацию, также называемую иногда «институциональной» (Ture and Hamilton 1992/1967: 4), следует отличать от организационной: структурная форма дискриминации связана с правилами, которые регулируют важные области человеческой жизни, такие как семейные отношения, владение имуществом и его замена, политическая власть и ответственность, и т.д., и т.п. (Pogge 2008: 37). Верно и то, что когда подобные правила оказываются дискриминационными, они зачастую, хотя и не всегда, являются умышленной разработкой некоего коллективного или индивидуального субъекта права, будь то законодательный орган или чиновник исполнительной власти. В подобного рода случаях субъекты права повинны в прямой дискриминации. Однако концепция структурной дискриминации является попыткой дать определение неправомерным действиям, отличающимся от прямой дискриминации. Поэтому Фред Пинкус пишет, что «ключевым элементом структурной дискриминации является не намерение, а следствие, состоящее в удержании меньшинств в подчиненном положении» (Pincus 1994: 84). Идеи Пинкуса и других можно объяснить следующим образом. 

Когда правила важнейших учреждений общества неизменно приводят к несоразмерно неблагоприятным результатам для членов определенных значимых социальных групп и подобные результаты являются несправедливыми, это означает, что помимо любой прямой дискриминации, агентами которой могут выступать организации или физические лица, существует и структурная дискриминация членов вышеупомянутых групп. Отсюда еще нельзя сделать вывод, что на практике структурная дискриминация свободна от прямой дискриминации. Крайне маловероятно, чтобы последовательное воспроизведение несправедливых и несоразмерно неблагоприятных последствий было случайностью. Скорее, (почти) всегда получается так, что в какой-то момент истории общества, в котором наличествует структурная дискриминация, важные коллективные субъекты права, например, правительство, намеренно создали правила, чьей целью было ухудшение положения членов данных групп. \

Также вероятно, что в подобном обществе некоторые коллективные и индивидуальные субъекты права продолжают заниматься прямой дискриминацией. Однако привлекая идею структурной дискриминации и связывая дискриминацию с правилами важнейших учреждений общества, мы указываем на форму дискриминации, концептуально отличную от прямой дискриминации, которой занимаются коллективные или индивидуальные субъекты права. Понимаемая подобным образом, структурная дискриминация в концептуальном отношении является косвенной, однако в эмпирическом отношении прямая дискриминация (почти) всегда является частью истории о том, как развилась и продолжает действовать структурная дискриминация.

Стоит также отметить, что идея структурной дискриминации не предполагает, что та действует и существует всякий раз, когда правила важнейших учреждений сообщества неизменно приводят к несоразмерно неблагоприятным результатам для значимой группы наподобие женщин или расовых меньшинств. Так как нас интересует морально-ориентированная концепция дискриминации, можно было бы посчитать, будто несоразмерные результаты сами по себе подразумевают, что по отношению к членам значимой группы была допущена несправедливость, а следовательно, имеет место структурная дискриминация группы. Однако в морально-ориентированной концепции дискриминации условие несправедливости отличается от условия несоразмерного результата.

Является ли несоразмерный результат достаточным для того, чтобы прийти к выводу о допущении несправедливости по отношению к членам группы, остается для этики нетривиальным вопросом. Некоторые мыслители могут заявить, что ответ на него положительный, и их утверждение согласуется с морально-ориентированной концепцией структурной дискриминации. Тем не менее, оно не вытекает из морально-ориентированной концепции, которая принимает лишь концептуальный тезис о том, что несоразмерно неблагоприятные последствия, раз за разом выпадающие на долю представителей определенных значимых групп, не считаются структурной дискриминацией, если только их воспроизведение не нарушает разумных принципов справедливого распределения благ.

Критика концепции косвенной дискриминации

Различение между прямой и косвенной дискриминацией играет ключевую роль в современных теориях дискриминации. Тем не менее, некоторые мыслители утверждают, что разговоры о косвенной дискриминации сумбурны и вводят в заблуждение. Для этих мыслителей единственной настоящей формой дискриминации является прямая дискриминация. Знакомство с их возражениями против самой идеи косвенной дискриминации — ключевая составляющая процесса создания философской трактовки дискриминации.

Является ли косвенная дискриминация дискриминацией?

Айрис Янг утверждает, что концепция дискриминации должна быть ограничена «намеренными и недвусмысленно сформулированными мерами неравноправия или преференций».

Она считает, что определение дискриминации через последствия или влияние действия, а не посредством стоящего за ним намерения, «усложняет проблему», поскольку объединяет дискриминацию с притеснением. Дискриминация — это вопрос намеренного поведения конкретных субъектов права. Притеснение — это вопрос последствий, регулярно порождаемых «структурной и институциональной основой» общества (Young 1990: 196).

Мэтт Кавана придерживается схожей позиции и пишет, что люди, которые «в первую очередь обеспокоены тем, как расовые и гендерные различия проявляются во всеобщем распределении вакансий, не имеют права утверждать, что их позиция как-то связана с дискриминацией. Они выступают не против дискриминации, а против ее последствий, а эти последствия могут равным образом вытекать из других причин» (Cavanagh 2002: 199). Например, несоразмерное вытеснение представителей определенных этнических групп из рядов профессиональных скрипачей может проистекать как из дискриминации этих групп, так и из того обстоятельства, что процент людей с абсолютным слухом среди членов этих групп ниже, чем в других.

Доводы Кавана и Янг поднимают непростой для ответа вопрос, а именно: почему мы можем оправданно рассматривать косвенную и прямую дискриминацию как две разновидности одного и того же явления? Другими словами, что именно по-настоящему объединяет две предполагаемые формы дискриминации и делает их формами одного и того же нравственно предосудительного действия? Прямая дискриминация по сути является вопросом соображений или побуждений, которыми руководствуется конкретный субъект права в своих действиях или мероприятиях, в то время как косвенная дискриминация не связана с подобными соображениями или побуждениями. Даже если признать, что действия или мероприятия каждого из этих двух видов могут быть неправомерными, сомнительно, что оба они относятся к одному и тому же роду нравственной несправедливости, т.е. дискриминации. И если случаи прямой дискриминации являются образцовыми примерами дискриминации, возникает серьезный вопрос: применима ли должным образом концепция дискриминации к мерам, правилам и действиям, характеризуемым как «косвенная» дискриминация. 

Более того, понимание дискриминации чревато крайне важной двусмысленностью, допускающей объединение прямой дискриминации с явлениями, отобранными «косвенной дискриминацией». Прямая дискриминация подразумевает нанесение ущерба, который «берет за основу» принадлежность к некоей значимой социальной группе либо происходит «по причине» нее или «в связи с» ней. Однако эти фразы могут относиться либо к (а) соображениям, которыми руководствуются в своих действиях субъекты права, либо к (б) факторам, которые не формируют поведение субъектов права, но помогают объяснить, почему неблагоприятные результаты определенных действий и мер несоразмерно выпадают на долю определенных значимых групп (см. Shin 2010). В деле цыган нанесение ущерба происходило «по причине» их этничности в первом смысле: именно соображением об этнической принадлежности цыган руководствовались в своих действиях владелец бара и бармен. В деле Григгса нанесение ущерба происходило «по причине расы» во втором смысле: в своих действиях компания не руководствовалась фактором расы, однако не было случайностью то, что неблагоприятные последствия письменного теста несоразмерно приходились на чернокожих работников. Скорее, расовая принадлежность наряду с историей образовательной политики Северной Каролины объясняла, почему ущерб от кадровой политики компании несоразмерно выпадал на долю ее чернокожих сотрудников.

Представление о том, что политика компании в деле Григгса является разновидностью дискриминации, а именно косвенной дискриминацией, по-видимому, спекулирует на двусмысленности таких оборотов, как «берет за основу», «по причине», «в связи с» и т.п. Политика расовой сегрегации в школах штата Северная Каролина ставила людей в неблагоприятное положение на основании/по причине/в связи с их расовой принадлежностью в одном из значений этих терминов. Установка компании на использование письменного теста ставила людей в неблагоприятное положение на основании/по причине/в связи с их расовой принадлежностью в другом смысле. Даже если признать, что и штат, и компания поступали с афроамериканцами несправедливо на основании их расовой принадлежности, похоже, что эти два случая выступают двумя разными видами несправедливости. 

Однако вполне допустимо заявить, напротив, что эти две несправедливости по сути не отличаются друг от друга, так как обе являются случаями нанесенного людям вреда, в которых принадлежность к некой значимой социальной группе объясняет причины произошедшего. Чтобы понять, почему цыгане были выпровожены из бара, необходимо осознать, что их цыганская идентичность являлась ключевым соображением, которым руководствовался бармен. Чтобы понять, почему работники в деле Григгза не могли получить повышение по службе, необходимо осознать, что их афроамериканская идентичность была ключевым фактором, объясняющим, почему они не сумели получить достаточно высокую оценку на экзаменах компании. Эти виды объяснений оперируют на разных уровнях. В деле цыган объяснение работает на индивидуальном уровне конкретных субъектов права и соотносит между собой несправедливое обращение с конкретными цыганами и соображения бармена. Напротив, в деле Григгса объяснение подразумевает факторы на массовом уровне общепринятых социальных фактов и связывает расово несоразмерные результаты экзаменов с факторами, касающимися доступа населения к образовательным возможностям, — теми факторами, которые не играли роли в практических рассуждениях компании. Однако в обоих случаях подходящее объяснение того, почему определенные люди были поставлены в неблагоприятное положение, затрагивало их принадлежность к группе. Кроме того, для обеих форм дискриминации неправомерность дискриминационных действий или мероприятий проистекала из связи между наносимым вредом и принадлежностью ущемленных людей к значимым группам.

Тем не менее, можно было бы заявить, что концепция косвенной дискриминации является проблематичной, поскольку ее использование ошибочно предполагает, будто неправомерность дискриминации может в конечном итоге заключаться в ее воздействии на социальные группы. Несомненно, плохие последствия могут являться результатом дискриминационных процессов, однако, согласно данному аргументу, неправомерность относится к тому, что вызывает подобные последствия, т.е. к недобросовестности или несправедливости действий либо мер, которые к ним приводят, а не к самим последствиям. По всей видимости, Кавана имеет в виду именно эти доводы, когда пишет, что люди, характеризующие действие или мероприятие как дискриминационные на основании их последствий, фактически возражают против самих последствий и что «эти последствия могут равным образом вытекать из других причин» (Cavanagh 2002: 199). Рассмотрение данного аргумента требует более подробного изучения вопроса о том, почему дискриминация неправомерна, которое ожидает нас в разделе 4. Прежде чем перейти к нему, имело бы смысл обратиться и к подозрению, которое может возникнуть в процессе размышлений о том, является ли косвенная дискриминация дискриминацией вообще.

Является ли спор исключительно терминологическим?

Можно заподозрить, что любые разногласия по поводу того, является ли косвенная дискриминация на деле формой дискриминации, — это не более чем споры о словах, лишенные любого философского содержания, которые можно удовлетворительно урегулировать, просто дав говорящему возможность объяснить, как именно он употребляет термин «дискриминация» (Cavanagh 2002: 199). В таком случае одна из спорящих сторон могла бы заявить, что в соответствии с тем, как она употребляет этот термин, «дискриминация» распространяется только на прямую дискриминацию, в то время как другая сторона могла бы оговорить, что использует термин «дискриминация» применительно и к прямой, и к косвенной дискриминации. Однако выбор терминологии отнюдь не всегда является невинным или же беспроблемным в философском отношении. Плохо подобранная терминология может привести к путанице в понятиях и ошибкам в выводах. Согласно Кавана, именно такие погрешности возникают, когда термин «дискриминация» применяется к неправомерности, которая по сути определяется тем, что определенные последствия причиняются членам социальной группы (2002: 199). Более того, критики и защитники термина «косвенная дискриминация» предположительно согласны друг с другом в том отношении, что концепция дискриминации обладает установленным значением, которое либо признает, либо не признает косвенную форму дискриминации. В итоге, по всей видимости, разногласия по поводу косвенной дискриминации обладают философской значимостью.

Необходимо признать и следующую возможность: концепция дискриминации недостаточна четко определена для того, чтобы диктовать ответ на вопрос о том, может ли существовать косвенная форма дискриминации. В этом случае ответа не будет, а любое разногласие по поводу возможности подобного рода дискриминации будет лишено философского содержания и будет разрешаться оговорками докладчиков. Однако не стоит поспешно приходить к выводу, что ответа не существует, не подвергнув всестороннему исследованию понятие дискриминации и не приняв решения о том, что является наилучшим его описанием. А всестороннее исследование предмета невозможно без рассмотрения вопроса о том, почему дискриминация неправомерна. 

Почему неправомерна дискриминация?

Как мы увидели, дискриминация в ее морально-ориентированном смысле неизбежно является неправомерной, и неправомерность каким-то образом связана с тем, что она берет за свою основу принадлежность к группе. Однако эти тезисы еще не объясняют нам, почему же именно дискриминация неправомерна. Начнем наш разговор с прямой дискриминации, а затем перейдем к косвенной форме, чтобы пролить немного света на вопрос о том, достаточно ли схожи неправомерности, содержащиеся в двух формах, чтобы мы могли посчитать их двумя разновидностями одного и того же вреда, а именно вреда дискриминации в целом. 

Вред прямой дискриминации

Определение причин, по которым неправомерна прямая дискриминация, оказалось на удивление спорной и сложной задачей. Достигнуто общее согласие по поводу того, что неправомерность касается разновидности соображений или побуждений, которыми руководствуется в своих действиях совершающий дискриминацию субъект права: субъект права действует исходя из соображений или побуждений, которые каким-либо образом являются неправомерными или сомнительными с точки зрения морали. Однако существует более полудюжины несовпадающих мнений о том, какой принцип проведения различия между актами прямой дискриминации в морально-ориентированном смысле и действиями, которые не являются неправомерными (несмотря на то, что субъект права принимает во внимание принадлежность другого к социальной группе), является наилучшим. 

Согласно одному из популярных взглядов, прямая дискриминация неправомерна, поскольку дискриминирующий субъект обращается с людьми в соответствии с характеристиками, которые являются неизменными и не контролируются их обладателями. Так, Ричард Каленберг утверждает, что расовая дискриминация несправедлива, поскольку раса является подобной характеристикой (Kahlenberg 1996: 54–55).

Дискриминация, берущая за основу множество форм инвалидности, также подходит под это истолкование. Однако Бернард Боксилл отвергает данную точку зрения, заявляя, что возможны случаи правомерного обращения с людьми в соответствии с характеристиками, лежащими за пределами их контроля (Boxill 1992: 12–17). Отказ выдавать слепым водительские права или принимать малоатлетичных индивидов в баскетбольную команду не является несправедливостью в их отношении. Более того, Боксилл отмечает, что если бы ученые разработали препарат, способный менять цвет человеческой кожи, дискриминация людей из-за цвета их кожи все равно была бы несправедлива (Boxill 1992: 16). Добавим, что такое хрестоматийное основание дискриминации, как религиозные убеждения человека, не является неизменной характеристикой, как и некоторые формы инвалидности. Таким образом, существуют серьезные проблемы с популярной точкой зрения, в соответствии с которой прямая дискриминация неправомерна из-за неизменной природы характеристик, на основании которых дискриминирующий субъект несправедливо обращается с определенными людьми.

Согласно второй точке зрения, прямая дискриминация неправомерна, поскольку подразумевает обращение с людьми, основанное на ошибочных стереотипах. Когда штат Вирджиния защищал общие правила приема Виргинского военного института (ВВИ), принимавшего только мужчин, были задействованы показания эксперта о том, что существует тесная взаимосвязь между полом абитуриента и его способностью извлекать пользу из чрезвычайно строгой и соревновательной атмосферы учебного заведения. Согласно эксперту, из подобной атмосферы пользу извлекали в основном мужчины, в то время как женщины были склонны добиваться успехов в совершенно другой образовательной среде, открытой к сотрудничеству. Защита также ссылалась на то, что правила приема института не являлись дискриминационными, поскольку опирались на точные обобщения по поводу мужчин и женщин. В своем постановлении против ВВИ Верховный суд исходил из того, что публичный порядок «не должен полагаться на чрезмерно широко толкуемые обобщения по поводу различающихся талантов, способностей или предпочтений мужчин и женщин» (U.S. v. Virginia 1996: 533).

Однако дальше судьи заявили, что «обобщения о том, "каковы женщины по своей природе", и приблизительные оценки того, что является уместным для большинства женщин, более не оправдывают лишение возможности женщин, чьи таланты и способности помещают их в группу за пределами среднестатических описаний» (U.S. v. Virginia 1996: 550; курсив в документе).

Отсюда следует, что даже если бы пол абитуриентов очень хорошо предсказывал характеристики, необходимые для успеха в школе, правила приема ВВИ все равно являлись бы дискриминационными (Schauer 2003: 137–141). Заключение суда видится здесь разумным, поскольку существует возможность, что в том, как институт определял успех, присутствовало нечто дискриминационное. 

Например, учебное заведение могло сосредоточиться на тех формах дисциплины и соперничества, которые обычно благоприятствуют мужчинам, и игнорировать формы, благоприятствующие женщинам. В таком случае дискриминация была бы основана не на ошибочном стереотипе, а скорее на неподобающем обесценивании качеств, достоверно соотносимых с женщинами. Независимо от того, опирались ли правила ВМИ на подобные рассуждения, объяснение причин неправомерности прямой дискриминации должно учитывать возможность дискриминации, основанной на правильных гендерных обобщениях.

Третья точка зрения состоит в том, что прямая дискриминация неправомерна, поскольку является необоснованным или иррациональным способом обращения с людьми. Другими словами, прямая дискриминация наносит человеку ущерб по причине, которая не является хорошей, а именно по причине его принадлежности к определенной значимой социальной группе. Поэтому Энн-Мари Коттер утверждает, что подобная дискриминация допускает несопоставимое обращение «без рационального обоснования» (Cotter 2006: 10). Джон Кекес выражает схожую точку зрения, осуждая позитивную расовую дискриминацию как «необоснованную» (Kekes 1995: 200), а Энтони Флю утверждает, что расизм несправедлив, поскольку обращается с людьми в соответствии с характеристиками, которые «являются четко поверхностными и в сущности малозначительными для всех или почти всех проблем социального статуса и трудоустраиваемости» (Flew 1990: 63–64). 

Однако многие мыслители отвергают эту третью точку зрения по поводу неправомерности прямой дискриминации. Джон Гарднер утверждает, что не существует никакой «поголовной обязанности быть рациональным, а потому наша иррациональность сама по себе не наносит вреда никому». Кроме того, согласно Гарднеру, «при определенных условиях вполне могут иметься причины дискриминировать на основании расовой принадлежности или пола», даже если подобное поведение неправомерно (Gardner 1998: 168). Например, владелец ресторана может принять рациональное решение отказывать в обслуживании чернокожим, если большинство его посетителей являются белыми расистами, которые перестанут посещать заведение, обслуживающее чернокожих (Gardner 1998: 168, 182). Действия владельца будут неправомерными и будут являться рациональной формой дискриминации. Кроме того, как пишет Ричард Вассерстром, принцип, согласно которому отношение к людям не следует формировать на основании нравственно необоснованных характеристик, неспособен ухватить фундаментальную неправомерность прямой расовой дискриминации, поскольку «слишком контекстуально изолирован» от реальных характеристик общества, в котором многие люди имеют расистские взгляды (Wasserstrom 1995: 161). По Вассерстрому, неправомерность расовой дискриминации невозможно отделить от того обстоятельства, что подобная дискриминация явственно демонстрирует воззрения о том, что представители определенных рас интеллектуально и нравственно ущербны по сравнению с остальным населением. 

Четвертое мнение состоит в том, что прямая дискриминация неправомерна, поскольку она не в состоянии выстраивать обращение с людьми на основании их достоинств. Поэтому Сидни Хук утверждает, что решения о принятии на работу, основанные на расовой или половой принадлежности, религиозных убеждениях и других социальных категориях, неправомерны, поскольку должны в первую очередь принимать во внимание «обладание лучшими навыками для должности» (Hook 1995: 146). Схожим образом Алан Голдман утверждает, что дискриминационные практики неправомерны, поскольку «наиболее компетентные индивиды имеют очевидное право на должности» (Goldman 1979: 34).

Оппоненты этого меритократического мнения отмечают, что зачастую вопрос выбора человека с «лучшими навыками» оказывается крайне спорным, поскольку определяющие их критерии, как правило, являются расплывчатыми и не имеют должного веса (Wasserman 1998: 807). Еще одно направление критики утверждает, что достоинства не дают человеку права на должность. Например, наиболее достойный должности работник может оказаться отвратительным человеком, чьим коллегам не понравится с ним работать. Кажется, что в данном случае у работодателя есть право взять на работу человека с меньшими навыками и вместе с тем более приятного в общении. Даже если прибыли компании в результате немного упадут, по отношению к достойному, но неприятному кандидату не допущено никакой несправедливости. Поэтому Кавана полагает, что «прием на работу по заслугам имеет больше отношения к эффективности, чем к справедливости» (Cavanagh 2002: 20). Кавана также отмечает, что принцип выбора наиболее достойного не может объяснить, что же именно неправомерно в действиях работодателя, который дискриминирует чернокожих, поскольку считает их нравственно или интеллектуально ущербными. Основанный на заслугах подход «делает поведение работодателя выглядящим так же, как и любой другой способ обращаться с людьми… немеритократически» (Cavanagh 2002: 24–25). 

Пятая точка зрения, защищаемая Ричардом Арнсоном и Каспером Липперт-Расмуссеном, объясняет неправомерность дискриминации посредством моральной теории под названием консеквенциализм. Она основана на принципе, согласно которому каждое действие должно максимально повышать всеобщую моральную ценность, и включает в себя идею, что польза, получаемая людьми, находящимися на более низком уровне благосостояния, имеет для всеобщей моральной ценности бóльшую важность, нежели преимущества, получаемые теми, кто находится на более высоком уровне. Кроме того, преимущества, получаемые людьми, которые заслуживают их больше, имеют бóльшую ценность, чем преимущества, получаемые менее заслуживающими их людьми (Arneson 1999: 239–40; Lippert-Rasmussen 2014: 165–183). Согласно такому подходу, дискриминация неправомерна, поскольку она нарушает правила повышения всеобщей моральной ценности. Поэтому Арнсон пишет, что его теория «способна, вероятно, защитить нормы не-дискриминации и равных возможностей в качестве составляющих наилучшей консеквенционалистской общественной морали» (Arneson 2013: 99). Однако многие мыслители считают, что данная теория неспособна адекватно зафиксировать ключевой аспект дискриминации, а именно то обстоятельство, что дискриминация не просто неправомерна, а неправомерна по отношению к людям, которые ей подвергаются. В защиту Арнсона можно утверждать, что те, кто становится жертвой дискриминации, имеют право заявить, что заслуживают возможности, в которой им отказывают, однако философы, оспаривающие меритократический подход, такие как Кавана, выступят против этой защиты со схожими возражениями (Cavanagh 2002: 20, 24–25).

Шестая точка зрения, развитая Софией Моро, считает прямую дискриминацию неправомерной, поскольку та нарушает равные права всех людей на свободу. В частности, она заявляет, что «право, страдающее от дискриминации, это наше право на… совещательные свободы, т.е. свободы изолирования наших решений о том, как нам жить, от последствий нормативно-внешних характеристик, таких как цвет нашей кожи или гендер» (Moreau 2010: 147). Нормативно-внешние характеристики — это «характеристики, которые, как мы считаем, не должны приниматься людьми в расчет… в качестве издержек». Например, «люди не должны быть ограничены социальными издержками принадлежности к той, а не иной расе, когда размышляют над тем, на какую работу пойти или куда переехать» (Moreau 2010: 149). 

И все же остается неясным, способно ли объяснение Моро докопаться до сути неправомерности дискриминации. Вслед за критикой Вассерстрома и Кавана по поводу произвольности дискриминации меритократического подхода соответственно можно возразить, что идея нормативно-внешней характеристики слишком абстрактна и неспособна зафиксировать компонент, который делает расовую дискриминацию образцовой формой прямой дискриминации. Существуют причины, оправдывающие нашу уверенность в том, «что люди не должны принимать [расу] в расчет… в качестве издержки», и, по всей видимости, они связаны с соображением о том, что расовая дискриминация обращается с представителями определенной расы как с людьми, чей нравственный статус ослаблен или понижен по сравнению с представителями иных рас. Кажется, что неправомерность расовой и других форм дискриминации проще разъяснить через идею такого ухудшенного положения, нежели с помощью идеи о нормативно-внешних характеристиках.

Седьмое объяснение, изложенное Деборой Хеллман, исходит из того, что прямая дискриминация неправомерна, поскольку унижает и порочит тех, на кого она направлена, тем самым обращаясь с такими людьми как с морально неполноценными. В силу этого она утверждает следующее: «акт унижения — вот в чем состоит неправомерность неправомерной дискриминации» (Hellman 2008: 172). Например, согласно Хеллман, со стороны работодателя унизительно требовать, чтобы сотрудницы использовали косметику, поскольку подобное требование «выражает идею о том, что тело женщины предназначено для украшения и для наслаждения других людей» (Hellman 2008: 48). Патрик Шин предлагает схожее мнение в обсуждении равенства перед законом. Он утверждает, что «когда мы характеризуем действие как неравноправное обращение, мы демонстрируем определенное возражение против того, что выражается таким действием исходя из его аргументации» (Shin 2009: 170). Оскорбительные действия обращаются с человеком «так, как если бы индивид принадлежал к некоему классу людей, менее всех остальных заслуживающих справедливого обращения» (Shin 2009: 169). Эта седьмая точка зрения по поводу неправомерности дискриминации отражена в судебном деле «Обергефелл против Ходжеса», решение по которому было принято Верховным судом США, объявившим законы, запрещающие однополые браки, неконституционными. Согласно мотивировочной части судебного решения, подготовленного судьей Кеннеди, «неизбежным последствием [подобных законов] является санкция самого государства на неравноправие, которое унижает или стигматизирует тех, кому отказано в свободе. В соответствии с конституцией, однополые пары стремятся получить в браке тот же правовой режим, что и гетеросексуальные пары, и отказывать им в этом праве означает умалять их выбор и лишать их индивидуальности» (Obergefell v. Hodges 2015: 19). 

С объяснением Хеллман тесно связана и восьмая позиция, согласно которой прямая дискриминация неправомерна в связи с ее зависимостью от предрассудков. Под предрассудками понимается установка, в соответствии с которой члены значимой группы недостойны такого же уважения или заботы, каким пользуются члены других значимых групп. Предрассудки могут включать в себя чувства враждебности, антипатии или равнодушия, а также уверенность в ущербных нравственных качествах, интеллекте или навыках этой группы. Возвращаясь к делу цыган, которые были унижены правилами работы бара, мы могли бы сказать, что эти правила были дискриминационными, поскольку являлись выражением предрассудков в отношении цыган, в то время как правила бара, запрещающие мужчинам посещать женскую уборную, не выступали бы дискриминацией, так как не выражали бы никаких предрассудков.

Джон Харт Эли отстаивает разновидность восьмой позиции исходя из того, что дискриминационными являются действия, в основании которых лежат предрассудки (Ely 1980: 153–159). Рональд Дворкин сформулировал иную ее разновидность, согласно которой дискриминационными являются действия, которые могут быть оправданы лишь в том случае, если некий предрассудок оказывается верным. Таким образом, отсутствие «свободного от предрассудков оправдания» превращает закон или мероприятия в дискриминационные (Dworkin 1985: 66). 

Восьмая точка зрения, как и объяснения Хеллман и Шина, опирается на интуитивно привлекательное представление о том, что неправомерность прямой дискриминации связана с ее отрицанием равного нравственного положения разных людей. Эта же идея лежит в основе как нареканий Вассерстрома по поводу того, что трактовка дискриминации, полагающаяся на ее произвольность, является слишком абстрактной и неспособной зафиксировать неправомерность расовой дискриминации в том виде, в котором она реально практиковалась, так и схожих в данном контексте возражений Кавана против меритократического подхода, согласно которым невозможно адекватно ухватить неправомерность дискриминационных действий расиста посредством представления об отрицании достоинств. Какими бы ни были детали, сущностная неправомерность образцовых актов прямой дискриминации, по всей видимости, заключается в том обстоятельстве, что они нарушают равноправный нравственный статус людей, обращаясь с жертвами дискриминации так, как было бы приемлемо обращаться только с людьми, чей нравственный статус ослаблен или понижен.

Вред косвенной дискриминации

Самые вопиющие формы косвенной дискриминации, как правило, являются структурными из-за всепроникающего воздействия базовых институтов общества на жизненные перспективы его членов (Rawls 1971: 7). Косвенная дискриминация выступает структурной, когда правила и нормы общества неизменно приводят к несоразмерно неблагоприятным последствиям для членов определенной группы относительно других групп в обществе, когда такие последствия несправедливы по отношению к членам ущемленной в правах группы и когда само появление последствий объясняется принадлежностью этих индивидов к определенной группе. Кэсс Санстейн безупречно фиксирует неправомерность подобной формы косвенной дискриминации в процессе объяснения своего принципа антидискриминации, который он называет «антикастовым принципом»:

Схожим образом Кэтрин Маккиннон считает структурную дискриминацию женщин недопустимой, поскольку та состоит из «систематического перевода целой группы людей в более низкую категорию» (MacKinnon 1987: 41).

Различаются две связанные друг с другом неправомерности структурной дискриминации. Первая неправомерность состоит в том, что ключевые институты общества, не имея на то адекватного оправдания, ставят людей, принадлежащих к определенным значимым социальным группам, в неблагоприятное положение. Соответственно, для основополагающих правил общества неправомерно отказывать женщинам либо расовым или религиозным меньшинствам в предоставлении возможностей личной свободы, личностного роста и процветания, равных тем, что имеются у мужчин либо расового или религиозного большинства. Вторая неправомерность состоит в том, что члены значимой социальной группы оказываются в положении, при котором подвергаются угрозе эксплуатации и доминирования, из-за отказа в предоставлении им равных возможностей и навязывания других видов сравнительных неудобств. В связи с этим со стороны общества неправомерно подвергать женщин угрозе сексуальной эксплуатации со стороны мужчин, ставя их в экономически и социально неблагоприятное положение по отношению к последним. 

И напротив, неправомерность неструктурных форм косвенной дискриминации представляется зависимой от структурной (или прямой) дискриминации. Вспомним дело Григгса. Кадровая политика компании не была частью неправомерности, связанной с тем, что ключевые институты общества ставили чернокожих граждан в сравнительно неблагоприятное положение. Однако эта политика была некоторым образом связана со структурной расовой дискриминацией и повсеместной прямой дискриминацией афроамериканцев, существовавшей до введения данной политики и параллельно с ней. Кадровая политика компании помогала закрепить несправедливый ущерб, который проистекал из подобной структурной и прямой дискриминации, несмотря на то, что она не имела оправданного значения для целей бизнеса и именно поэтому являлась неправомерной. Похоже, что как минимум это имеют в виду защитники концепции косвенной дискриминации, когда говорят о неструктурных формах косвенной дискриминации.

Можно ли сказать, что неправомерность косвенной дискриминации достаточно схожа с неправомерностью прямой дискриминации, чтобы назвать их двумя разновидностями одной и той же неправомерности? Мы уже видели, что объяснения неправомерности прямой дискриминации многочисленны и разнообразны. Однако отвлекаясь от данных различий, люди, критически настроенные к концепции «косвенной дискриминации», могут утверждать, что дискриминация — это по сути своей неправомерный процесс, а не неправомерный результат, и что лишь прямая дискриминация является процессом. Другими словами, лишь в случае прямой дискриминации существует дефект в вызове результата, а не в самом результате. С такой точки зрения дискриминация людей похожа на приглашение некомпетентного индивида на роль судьи в соревнованиях по фигурному катанию. Как некомпетентное судейство портит процесс награждения победителей на соревнованиях, так и дискриминация портит процесс, в ходе которого возможности и другие общественные блага распределяются между членами общества.

Тем не менее, косвенную дискриминацию можно толковать и как задействующую некоторые процессуальные неправомерности, хотя последние необязательно происходят на индивидуальном уровне практических рассуждений конкретных субъектов права. Рассмотрим структурную форму косвенной дискриминации. Несоразмерно неблагоприятные результаты сами по себе не являются структурной дискриминацией, даже когда выпадают на долю членов таких значимых социальных групп, как женщины либо расовые или религиозные меньшинства. Должна существовать также связь между принадлежностью к группе и неблагоприятными результатами: членство в группе должно объяснять, почему несоразмерно неблагоприятные результаты приходятся на тех, на кого приходятся. Это объяснение действует на общем уровне макросоциальных фактов о населении и различных группах, образующих его состав. Однако требование связности демонстрирует, что для существования структурной дискриминации чрезвычайно важно то, как именно вызываются несоразмерные результаты. Здесь должны быть задействованы социальные процессы, которые, как пишет Санстейн, «превращают различия, которые весьма очевидны и в то же время малозначительны с точки зрения нравственности, в систематически неблагоприятное социальное положение» (Sunstein 1994: 2429). Справедливо отметить, что эти различия необязательно должны быть реально очевидными, им достаточно быть лишь социально значимыми. Однако главная мысль состоит в том, что общественные процессы, которые неизменно, хотя и предотвратимо превращают подобные различия в относительный вред для членов значимых групп (женщины, расовые или религиозные меньшинства), так или иначе морально неприемлемы. Нетрудно увидеть параллель с прямой дискриминацией: так или иначе морально неприемлемы практические рассуждения, которые считают половую либо расовую принадлежность или религиозные убеждения достаточным основанием для того, чтобы относиться к людям как к нравственно ущербным. 

Когда речь заходит о неструктурных формах косвенной дискриминации, параллель с неправомерностью прямой дискриминации оказывается еще сильнее, поскольку дефектный в моральном отношении процесс происходит на индивидуальном уровне. Вернемся к делу Григгза. Решение компании об использовании определенных тестов для принятия решения о повышении стало дополнением к несправедливому ущербу, уже наносимому чернокожим структурной и прямой дискриминацией. Однако же использование тестов было, по всей видимости, необязательным для определения того, кто сможет наилучшим образом выполнять работу, о которой идет речь, или отвечать любым другим правомерным целям бизнеса. Таким образом, вполне можно заявить, что процесс формирования решений в компании ошибочно не принял в расчет тот факт, что ее кадровая политика вносит свой вклад в увековечивание и даже усиление несправедливого вреда, от которого уже страдали чернокожие. Такая процессуальная неправомерность происходит на уровне конкретного субъекта права, пускай и коллективного. Отличие от прямой дискриминации здесь состоит в том, что данная неправомерность является моральным фиаско упущения (failure of omission), т.е. неспособностью принять в расчет, как подобная кадровая политика скажется на чернокожих работниках, а не фиаско попущения (failure of commission), т.е. целенаправленным отказом чернокожим в доступе к должностям с более высокой оплатой. В любом случае, однако, субъект права вовлечен в нравственно небезупречный процесс практических рассуждений, в котором дефект касается роли, которую играют в принятии решений факторы принадлежности к значимой социальной группе.

Таким образом, можно подвести базу под то, что неправомерности косвенной дискриминации (как структурной, так и неструктурной) во многом схожи с неправомерностями прямой дискриминации. По этой причине можно заявить, что прямую и косвенную дискриминацию следует рассматривать как различные версии одного и того же нравственно предосудительного действия, а именно дискриминации в целом, и что термин «косвенная дискриминация» является ценной частью нашего морального словаря. 

Какие группы учитываются?

Дискриминация несправедливо наносит сравнительный вред людям на основании их принадлежности к некой значимой социальной группе. Однако какие значимые группы принимаются во внимание, когда необходимо определить, является ли действие актом дискриминации? Этот вопрос играет центральную роль во множестве жарких политических и правовых споров, например, полемики по поводу однополых браков. Он также является важным для другого вопроса, который менее политически значим, чем вышеозначенный спор, однако имеет важные политические и философские следствия. Вопрос состоит в том, могут ли члены социально доминирующей группы теоретически оказаться жертвами дискриминации. Некоторые говорят, что в Соединенных Штатах и других западных странах белые люди не могут по-настоящему стать жертвой дискриминации из-за своей расовой принадежности, поскольку являются социально доминирующей расовой группой, чьи члены получают систематические преимущества в силу того, что являются белыми. На этом основании в своем описании расовой дискриминации Томас Скэнлон признает, что по его воззрениям белые, как минимум в США, могут дискриминировать чернокожих, но не наоборот.

Он исходит из того, что дискриминация является «однонаправленной, [к ней относятся] лишь действия, которые ставят в неблагоприятное положение членов группы, которая уже подвергалась массовому унижению и изоляции». Это заключение вытекает из его утверждения о том, что

Представление об однонаправленности также подразумевается в трактовке дискриминации Оуэна Фисса, который определяет дискриминацию через «постоянное подчинение» «особо ущемленных групп… [чья] политическая власть очень сильно ограничена» (Fiss 1976: 154–155).

Хотя нельзя отрицать, что члены социально доминирующих групп обычно пользуются множеством несправедливых преимуществ, кажется неверным делать отсюда вывод, что такие люди не могут стать жертвой дискриминации. Даже если любой вред, который может быть причинен им на основании их принадлежности к группе, слишком мал, чтобы перевесить совокупность несправедливых преимуществ, которыми они пользуются, из этого все равно не следует, будто бы члены социально доминирующих групп не могут стать жертвами дискриминации со стороны других членов общества. И хотя члены доминирующих групп пользуются множеством несправедливых преимуществ, вполне возможно, например, что некий субъект права намеренно поступит с ними несправедливо на основании их расовой принадлежности, религиозных убеждений или других схожих факторов. Стало быть, прямая дискриминация белых из-за цвета их кожи возможна в обществе, где доминируют белые: люди других рас могут неправомерно лишать их ресурсов наподобие работы или места для проживания на основании того, что у них белая кожа, несмотря на то, что почти вся прямая расовая дискриминация в обществе проводится белыми против людей других рас. То же самое верно и в отношении косвенной дискриминации: даже если белые люди в конкретном обществе составляют доминирующую группу, отдельные представители этой расы могут столкнуться с косвенной дискриминацией в виде правил, которые несправедливо, хотя и непреднамеренно, ставят их в неблагоприятное положение на основании их расы. 

Сама концепция дискриминации не ставит никаких значимых ограничений на то, какая значимая социальная группа могла бы теоретически приниматься во внимание при определении того, является ли действие актом дискриминации. В связи с этим предположим, что имеются некоторое общество и историческая ситуация, согласно которой (а) длина большого пальца человека определяет членство в некоей значимой социальной группе; (б) неправомерно ставить человека в неблагоприятное положение на основании членства в группе с пальцами определенной длины; (в) неправомерность связана с тем обстоятельством, что такие действия берут за основу принадлежность человека к группе с пальцами определенной длины. Согласно подобному сценарию, группы с пальцами разной длины принимаются во внимание при определении того, какие действия являются актами дискриминации. Другими словами, тот факт, что в нашем обществе и его историческом контексте длина большого пальца не учитывается при определении значимой социальной группы, однако учитываются расовая принадлежность и религиозные убеждения, связан не с тем, что концепция дискриминации включает в себя расу и религию, но исключает длину больших пальцев. Правильнее будет сказать, что формальные элементы концепции дискриминации надлежащим образом определены — или уточнены — с помощью расы и религии (а также других категорий) в рамках нашего социального и исторического контекста, в то время как те же самые элементы в том же самом контексте не определяются надлежащим образом через длину большого пальца. 

Вероятно, самая жаркая современная полемика по вопросу о том, какие социальные группы учитываются при определении того, является ли действие актом дискриминации, касается сексуальной ориентации. Многие люди придерживаются мнения, что каждый раз, когда геям и лесбиянкам отказывают в равных с гетеросексуалами правах и полномочиях, речь идет о дискриминации, однако есть и те, кто отвергает подобную точку зрения. Философов и политологов можно обнаружить по обе стороны этого водораздела, хотя господствующей точкой зрения среди подобных мыслителей является то, что отказ геям и лесбиянкам в равных с гетеросексуалами правах и полномочиях дискриминационен по своей природе (Macedo 1996; Corvino 2005; а также возражение Finnis 1997). Этот спор в конечном итоге оказывается дискуссией о моральных принципах, опирающейся на вопрос о том, поступает ли правительство несправедливо по отношению к геям и лесбиянкам, если оно отказывает им в подобных правах и полномочиях. Концепция дискриминации сама по себе не может дать окончательный ответ на данный вопрос, поскольку всего лишь сообщает нам, что она надлежащим образом применяется к случаям нанесения неправомерного вреда в соответствии с принадлежностью к значимой группе. Концепция не уточняет, неправомерно ли ставить людей в неблагоприятное положение в связи с их сексуальной ориентацией. Для того, чтобы разобраться с вопросом неправомерности, требуется содержательное моральное рассуждение.

Какой прок в концепции дискриминации?

Концепция дискриминации выделяет разновидность нравственной несправедливости, которая является функцией от принадлежности пострадавшего человека к значимой социальной группе: к людям относятся так, как если бы они являлись нравственно ущербными из-за принадлежности к своей группе, или же они подвергаются угрозе доминирования и угнетения из-за своей принадлежности к группе и связанных с этим сравнительных невзгод. Однако в чем вообще состоит польза данной концепции? Почему бы просто не ограничиться идеями доминирования, угнетения и унизительного отношения, абстрагировавшись от того, включают ли в себя основания неправомерных действий фактор принадлежности к группе?

До середины XIX века критические моральные размышления и обсуждения проистекали в массе своей без привлечения понятия дискриминации. Однако в первой половине XX века моральные размышления стали более восприимчивыми к тому факту, что многие из (скорее даже большинство) масштабных исторических несправедливостей имели основанную на принадлежности к группе структуру: определенные члены общества были обозначены другими как принадлежащие к конкретной значимой группе; члены этой группы сталкивались с постоянным унижением со стороны остального общества и его официальных органов; в результате члены унижаемой группы испытывали многочисленные серьезные сравнительные невзгоды, вроде материальных лишений или чрезвычайных ограничений свободы. Именно эта историческая действительность, по всей видимости, глубоко укорененная в общественной жизни людей, придает концепции дискриминации ее смысл и полезность. Концепция выделяет групповую структуру и сравнительные лишения, выстроенные вокруг этой структуры, которые обнаруживаются во многих из наихудших систематических неправомерностей, которые люди допускают по отношению друг к другу. 

В то же самое время из групповой структуры этих несправедливостей не следует, что вред нанесен самой группе: скорее, ущерб в конечном итоге наносится отдельным людям, принадлежащим к ней. Таким образом, концепция дискриминации превратилась в полезный инструмент для разговора о множестве серьезных несправедливостей, избегающий при этом выводов о том, что ущерб наносится группам как таковым. 

Однако этому пониманию важности концепции дискриминации бросает вызов Янг, которая заявляет, что концепция является неадекватной для фиксации групповых несправедливостей. Она утверждает, что та «склонна представлять несправедливости, переживаемые группами, как аномальные, как исключение, а не правило». В связи с этим она утверждает, что «если сосредоточиться на дискриминации как основной несправедливости, от которой страдают группы, то мы упустим из вида более глубокую несправедливость эксплуатации, маргинализации, бессилия, культурного империализма и насилия, от которых мы по-прежнему страдаем» (Young 1990: 196–197). 

Тем не менее, похоже, что в своем понимании дискриминации Янг руководствуется неверными представлениями . Во-первых, строго говоря, концепция дискриминации не представляет несправедливость как нечто, переживаемое группами. От несправедливости страдают члены группы, а не она сама. Может показаться, что этот момент играет на руку Янг, так как из него можно вывести, что идея дискриминации не способна зафиксировать несправедливости, которые являются систематическими, а не аномальными, правилом, а не исключением. Однако подобный вывод был бы ошибочным, и это ведет ко второму заблуждению Янг. Дискриминация против членов группы может быть и зачастую является систематической. Дело в том, что несправедливость, причиняемая людям на основании их принадлежности к группе, обычно не является аномалией, а, напротив, формирует шаблоны социального поведения.

Следовательно, концепция дискриминации способна зафиксировать глубокие систематические неправомерности, о которых говорит Янг, одновременно сохраняя ключевое этическое соображение о том, что неправомерность допускается по отношению к отдельным людям. В то же время Янг права, когда говорит, что эксплуатация, бесправие и другие важные несправедливости необязательно включают в себя компонент, подразумевающий прямую дискриминацию. Это заявление важно, поскольку неспособность оценить его привела бы к неверному представлению о том, что с убыванием прямой дискриминации должны исчезнуть эксплуатация, бесправие и все остальное. Даже если прямая дискриминация ослабевает, упомянутые Янг несправедливости могут никуда не деться или даже усугубиться.

Интерсекциональность (пересечение дискриминаций)

Кимберли Креншо представила концепцию интерсекциональности, описывая особую форму дискриминации, с которой сталкиваются чернокожие женщины. Интерсекциональность обозначает тот факт, что один и тот же человек может принадлежать нескольким отдельным группам, члены каждой из которых являются жертвами масштабной дискриминации. Результатом этого перекрывающего членства может стать опыт дискриминации, значительно отличающийся от опыта тех, кто принадлежит лишь к одной из дискриминируемых групп.

На основании этого Креншо утверждает, что «любой анализ, не принимающий во внимание интерсекциональность, не способен разобраться с конкретным методом, который применяется для подчинения чернокожих женщин» (Crenshaw 1998: 315).

Концепция интерсекциональности применима не только к расе и гендеру, но и к любым социальным группам, которые становятся объектами дискриминации. Дискриминация видоизменяется в зависимости от конкретной комбинации социальных групп, к которым принадлежат дискриминируемые люди. Одним из следствий интерсекциональности является то, что ущерб, наносимый некоторым людям в связи с дискриминацией на основании их принадлежности к некой группе, может быть компенсирован, частично или полностью, преимуществами, которые те же самые люди получают, будучи поставлены в благоприятные условия из-за своей принадлежности к другим группам. Как отмечает Креншо, богатые белые женщины обладают «привилегиями расы и класса», даже если гендер ставит их в неравное положение с мужчинами (Crenshaw 1998: 314).

Интерсекциональность угрожает дестабилизацией концепции дискриминации. Эта идея подчеркивает проблематичность любого описания дискриминации, отвлекающегося от того, как различные значимые идентичности смешиваются, чтобы сформировать переживаемый людьми опыт. Однако может показаться, что идея интерсекциональности, будучи использованной по полной программе, подрывает любое возможное описание дискриминации. Размышления над собственным интерсекциональным объяснением Креншо иллюстрирует эту мысль: она изучает пересечение расы и гендера, однако абстрагируется от других значимых социальных характеристик, таких как инвалидность, сексуальная ориентация и религиозные убеждения. Любые из этих дополнительных характеристик могут совпадать с расой и гендером, формируя самобытные опыты дискриминации, и поэтому абстрагирование от них кажется проблематичным с точки зрения, которую открывает нам идея интерсекциональности. Однако же никакой возможный подход не способен принять во внимание все характеристики и многочисленные социально значимые идентичности, которые имеются у людей в современных сообществах.

Тем не менее, суждения о дискриминации могут открывать нам глаза на настоящие несправедливости, с которыми люди сталкиваются из-за своей принадлежности к значимым группам, и раскрывают реальные схемы неблагоприятных условий и лишений, из которых формируется систематическая несправедливость, направленная против членов определенных значимых групп. Нет необходимости принимать во внимание все релевантное явлению, чтобы понять и представить его самые важные аспекты. Поэтому, несмотря на осложнения, которые вызывает концепция интерсекциональности, суждения о прямой и косвенной дискриминации могут рассказать нам нечто важное о том, кто несправедливо лишается расположения, а кто несправедливо пользуется преимуществами из-за действий индивидуальных и коллективных субъектов права и правил важнейших общественных институтов. 

Свобода вероисповедования и законы против дискриминации

Как и право на защиту от дискриминации, право на свободу вероисповедования закреплено во множестве национальных и международных нормативных документах. Тем не менее два права зачастую вступают в разногласия, поскольку требования свободы вероисповедования часто озвучиваются людьми, которые желают заниматься деятельностью, являющейся, по всей видимости, дискриминацией. Особо важны в данной ситуации случаи, когда религиозные организации и мотивированные верой люди претендуют на освобождение от требований законов против дискриминации. 

Требования освобождения от выполнения законов против дискриминации по причинам религиозного характера недавно оказались в центре политических и правовых споров в США в результате решения по делу Обергефелла, когда Верховный суд назвал право на однополые браки конституционным. Тем не менее, вопросы относительно законности и нравственной обоснованности исключений из подобных законов по причинам религиозного характера простираются гораздо дальше, чем проблема однополых браков. Более того, многие либеральные мыслители, поддерживающие законы против дискриминации, противятся идее, что эти законы должны применяться в добровольно-принудительном порядке ко всем религиозным организациям и людям, действующим по религиозным мотивам (Barry 2001: 174–176; Eisgruber and Sager 2007: 65; Greenawalt 1998: 118; Nussbaum 199: 114; Galston 2002: 111).

Одними из самых усердных требований освобождения от обязательств по причинам религиозного характера являются требования так называемой «пастырской оговорки». Это означает, что священники и другие люди, работающие на религиозную организацию, принимаются на работу (или увольняются с нее) способами, которые дискриминируют людей на основании пола, сексуальной ориентации, инвалидности, расы или другой стандартной категории из законов против дискриминации. Прием на работу по отправлению религиозных обрядов на основании вероисповедования людей очевидно является веским исключением из законов, запрещающих дискриминацию на основании вероисповедания, ведь свобода вероисповедования оказалась бы фальшивой, если бы религиозные группы не могли бы использовать вероисповедование для отбора людей, ведущих церковные службы, отправляющих церковные таинства и т.д. Однако что можно сказать по поводу того, что раса, инвалидность, пол и сексуальная ориентация используются в качестве основания для отбора?

В деле Осанна-Табор (Hosanna-Tabor 2012) Верховный суд США занял единогласную позицию касательно существования пастырской оговорки по конституции, защитив религиозные организации от обвинений в дискриминации при найме на работу, когда речь шла об определенных вакансиях. Хотя Суд не дал отчетливого определения тому, кого считать «пастырем», священники, раввины и имамы несомненно подпадают под данное наименование, и потому католическая церковь, еврейские синагоги и мусульманские мечети защищены от исков о дискриминации на основании пола, с которыми могли бы столкнуться за свой отказ принимать на работу женщин для исполнения этих ролей. Кроме того, сотрудница, вокруг которой было построено дело, была учительницей, и Суд также посчитал эту роль «пастырской». С тех пор различные американские суды низшей инстанции заявили в своих определениях, что пастырская оговорка применима к широкому ряду сотрудников религиозных организаций, включая директоров школ, музыкальных руководителей и органистов. Важно то, что, в соответствии с этой оговоркой, не существует законного способа затребовать, чтобы религиозные организации демонстрировали, что их кадровые решения в отношении пастырских должностей соответствуют ценностям и принципам организации. Таким образом, подобные решения защищены от судебного следствия.

У пастырской оговорки есть и критики. Лесли Гриффин утверждает, что оговорка «якобы защищает свободу вероисповедования», однако на самом деле «означает тезис о том, что религиозные организации не обязаны подчиняться закону даже за счет гражданских прав своих религиозных сотрудников» (Griffin 2013: 992). Гриффин утверждает, что американские суды слишком широко применяют оговорку и что в ней нет необходимости, если задача состоит в том, чтобы защитить религиозные организации от законного требования посвящать в духовный сан людей, когда это противоречит их принципам. Ее аргумент опирается на правовую категорию, известную в США как «честный профессиональный отбор» (Bonafide Occupational Qualification). Согласно подобному отбору, работодателям разрешено дискриминировать (не в морально-ориентированном смысле) на основании запрещенной в прочих случаях категории, если такая дискриминация оправданно необходима для нормальной работы их бизнеса. (Схожая правовая категория существует и в других либерально-демократических странах.) Например, в США установление обязательного возраста выхода на пенсию, как правильно, неправомерно, поскольку нарушает закон, запрещающий дискриминацию на основании возраста, однако оно разрешено для пилотов авиалиний, поскольку для этой профессии предметом честного отбора считается возраст ниже определенного порогового значения. Гриффин утверждает, что католическая церковь «легко могла бы доказать» (1017), что принадлежность к мужскому полу является основанием честного отбора католического священника.

Однако даже если бы католической церкви удалось обосновать подобную необходимость, это не мешает нам спросить: почему закон должен позволять церкви ограничивать посвящение в сан до представителей мужского пола? Почему будет неверным изменить закон таким образом, чтобы церковь потеряла право апеллировать к честному профессиональному отбору, защищая свои ограничения? Гриффин (Griffin 2013: 1019) и другие исследователи права (Eisgruber and Sager 2007: 65) полагают, что ответ связан с принципом, который защищает право граждан на свободу объединений, выражающих их общие ценности и убеждения. Однако этот принцип объединений с целью самовыражения не может объяснить, почему среди всех подобных объединений лишь религиозные организации пользуются защитой своей кадровой политики от судебных расследований (Laborde 2014: 71).

В рамках конституции США религиозные организации и поведение по религиозным мотивам обладают особым статусом, в котором отказано группам и поведению светского характера. Однако это особое положение уже оспаривалось как несправедливое, и неясно, какие соображения о моральных принципах способны оправдать его. Лейтер утверждал, например, что моральный принцип свободы вероисповедания лучше всего охарактеризовать как отдельный случай более глубокого и общего принципа, требующего терпимости по отношению к осознанным воззрениям других людей, будь то религиозным или мирским (Leiter 2013).

Однако как только более общий принцип будет принят, стоит начать беспокоиться о том, не будут ли законы против дискриминации (и не только) ослаблены, а равенство перед законом разрушено потоком исключений. Одним из способов решения этой возможной проблемы является утверждение о том, что принцип, требующий терпимости по отношении к совести человека, не нарушается, когда правительство отказывается предоставить иммунитет человеку, желающему действовать по совести таким образом, что это нарушает применимый в других случаях закон. Подобное решение, по сути, отвергает любые исключения, основанные на совести. «Подход „никаких исключений“, применяемый к притязаниям совести (или, как минимум, к притязаниям совести, распределяющим бремя), будь они связаны с религиозными убеждениями или нет, больше других согласуется со справедливостью» (130). Оговорка, сделанная в скобках, указывает на осознание Лейтером того, что «исключения из общеприменимых законов зачастую накладывают бремя [или риски] на тех, кто не может потребовать исключения из правил» (99). Его точка зрения дает отвод всем притязаниям на исключительность, создающим подобное бремя. 

Исключения из законов против дискриминации чаще всего являются случаями, когда бремя ложится на третьи лица, что дисквалифицирует их в соответствии с позицией Лейтера. Например, установление равного положения женщин в обществе затрудняется тем, что определенные религиозные группы не дают женщинам занимать положение духовного лидерства. Из взглядов Лейтера в таком случае логически вытекает, что у этих групп нет обоснованного права требовать освобождения от соблюдения законов против дискриминации на основании половой принадлежности. Заметьте, что обращение к принципу честного профессионального отбора для оправдания исключения оказалось бы в данном случае безуспешным, так как доводы Лейтера стремятся зафиксировать моральность исключений, а не просто отразить существующие положения права. Католическая церковь и ортодоксальные еврейские приходы определяют свои руководящие посты, отвергая женщин, однако позиция «никаких исключений» состоит в том, что у этих организаций нет морально обоснованного права на освобождение от соблюдения законов против дискриминации на основании подобных соображений. 

Точка зрения Лейтера резко противоречит не только существующим в США и многих других странах правовым институтам, но и господствующему мнению философов права, размышлявших над этим вопросом. Однако же доводы в пользу их мнения остаются недоразвитыми, как свидетельствуют замечания Уильяма Гэлстона: «Хотя мы можем сожалеть об исключении женщин из числа священников католической церкви и раввинов ортодоксального иудаизма, я полагаю, что мы согласны с тем, что не следует апеллировать к обязательным к исполнению в остальных случаях законам против дискриминации, чтобы положить конец этим практикам… Религиозные объединения (и, вероятно, другие тоже) располагают значительными полномочиями в своей собственной сфере для решения своих дел» (Galston 2002: 11). Большинство из «нас», вероятно, согласилось бы, что в таких случаях должны делаться исключения, но некоторые из нас так бы не поступили. (Помимо Лейтера см., напр., Rutherford 1996: 1123–1124.) Необходим довод против подхода «никаких исключений». 

Отвергая этот подход, Марта Нуссбаум пишет, что «кажется нетерпимым исходить из того, что внутренние правила поведения религиозного органа — выбор священников, правила касательно одежды — всегда должны приводиться в соответствие с мирским либеральным пониманием высшего блага» (Nussbaum 1999: 113–114). Однако объяснение Лейтера проводит различие между отбором исключительно мужчин на роль священников и регулированием правил ношения одежды: первое налагает бремя на третьи стороны, и поэтому не должно подлежать освобождению от соблюдения законов, в то время как второе обычно не предполагает переноса бремени. С точки зрения подхода «никаких исключений», регламентирование одежды антилиберально, так как оно неоправданно ограничивает свободу, однако повсеместное применение законов против дискриминации обусловлено принципами либерализма. И если кто-то возражает против подхода «никаких исключений», заявляя, что просто нереалистично заставить церкви или синагоги назначать женщин на роль духовных лидеров, то на это Рутерфорд отвечает, что религиозные организации могут и должны подпадать под действие частных судебных исков о финансовых потерях, когда человек получает отказ в найме в нарушение законов против дискриминации (Rutherford 1996: 1125–1126).

На данном этапе философская литература по вопросу обоснованных религиозных (или связанных с совестью) исключениях остается малочисленной, и работы понадобится еще много. В то же время среди судебных заключений и юридических экспертиз, посвященных конкретным правовым системам, можно обнаружить содержательное обсуждение, идущее на более конкретном уровне, чем тот, что характерен для философских рассуждений. (Однако если вас интересует философское обсуждение с применением конкретных правовых подробностей, см. Nussbaum 2008.) Стоит также отметить, что хотя самой многочисленной является литература, рассматривающая законы США, существует также и важное направление аналитики, основанное на случаях из европейской судебной практики и законодательства.

В рамках европейских правовых систем религиозные организации обладают меньшей защитой от антидискриминационных исков, чем по американским законам. Хотя государства и признают автономные права религиозных организаций и от католической церкви никто не требует, чтобы она посвящала в сан женщин, в Европе не существует четкой правовой доктрины, создающей пастырское исключение, как в США. Свенссон заявляет, что законодательство ЕС «не оставляет пространства для всесторонних исключений» (Svensson 2015: 241), подобных тем, что можно обнаружить в США, однако это заявление несколько преувеличено, поскольку «всестороннее исключение», связанное с наймом священников и других духовных лидеров, существует. Например, рассматривая прецедентный случай в Великобритании, суд исходил из того, что отношения пастора с его церковью не были «ни договорными, ни имеющими обязательную юридическую силу» (цит. по Ahdar and Lee 2005: 296).

Тем не менее, бесспорные основания для освобождения религиозных организаций от выполнения законов трактуются в Европе узко. В то время как в США пастырское исключение расширено до множества рядовых должностей, в европейском законодательстве такого широкого толкования не существует. В связи с этим в Соединенном Королевстве «обычный человек может быть принят на работу религиозным органом для отправления полностью или в большинстве своем духовных функций, но при этом к нему будут относиться как к работнику с полной правовой защитой, несмотря на то, как это влияет на религиозную автономию» (Ahdar and Lee 2005: 297).

Более того, в противоположность американским законам, европейское правозащитное законодательство возлагает значительное бремя аргументации на религиозные организации, заявляющие, что их автономия будет нарушена из-за применения к ним законов, регулирующих кадровую политику. Заключение Европейского суда по правам человека в деле «Фернандес Мартинес против Испании» (Fernández Martínez v. Spain 2014), рассматривавшем увольнение священника, нанятого для преподавания католицизма в государственной школе, иллюстрирует разницу между американскими и европейскими законами (даже несмотря на то, что дело рассматривалось в отношении соблюдения норм неприкосновенности частной жизни, а не антидискриминационных законов). 

Согласно испанским законам, местная епархия играет ключевую роль при найме на работу в государственные школы учителей, преподающих католицизм, и в данном случае епархия решила прекратить трудоустройство истца. Суд занял позицию, согласно которой «принцип религиозной автономии не дает Государству права обязать религиозное сообщество принять или изгнать человека или же возложить на кого-то конкретные религиозные обязанности… [и] вследствие своей автономии религиозные сообщества могут требовать от тех, кто на них работает или представляет их в мире, определенного уровня лояльности» (§§ 129, 131). Однако Суд также заключил, что религиозное сообщество несет бремя аргументации в случае иска со стороны уволенного работника: сообщество «должно… показать, в свете обстоятельств конкретного случая, что заявленная угроза [для его автономии] вероятна и значительна, а также что оспариваемое воспрепятствование правам [работника]… не выходит за пределы того, что необходимо для избавления от угрозы, и не служит никаким другим целям, не связанным с осуществлением самоуправления религиозного сообщества» (§ 132). По американским законам религиозной организации не было бы нужды приводить подобные доказательства: если должность работника вписывается в одну из «пастырских» категорий, судебного расследования фактов дела просто не может быть, поскольку организация защищена от любых исков, заявляющих о дискриминации в связи с этой работой.

Заключение

Концепция дискриминации обеспечивает нас четким образом мышления об определенной разновидности несправедливости, встречающейся практически в любом обществе в любую эпоху. Подобная несправедливость имеет групповую структуру, действующую в сочетании со сравнительными лишениями, выстроенными вокруг этой структуры. Данные лишения неправомерны, поскольку подразумевают неуважительное обращение с людьми, как если бы их моральный статус был ниже, чем у дискриминирующего, а также поскольку, как правило, подвергают людей, принадлежащих к дискриминируемой группе, угрозе господства и угнетения со стороны людей, занимающих сравнительно преимущественное положение. Правда и то, что концепция дискриминации приводит многих в замешательство, и мы услышим еще много споров о том, как понимать и применять ее наилучшим образом. Тем не менее, концепция оказалась полезной как на национальном, так и на международном уровне, поскольку позволила представить в мысли и во многом побороть на практике несправедливость, глубоко укоренную в социальных отношениях людей.

Библиография 

Юридические прецеденты  и документы 

1. Abdulaziz et al. v. U.K. European Court of Human Rights, App. No. 9214/80; decided 28 May 1985. [Available online]
2. Brown v. Board of Education 347 U.S. 483 (1954). [Available online]
3. Civil Rights Act of 1866. [Available online]
4. Convention on the Elimination of All Forms of Discrimination Against Women (CEDAW). [Available online]
5. Convention on the Elimination of All Forms of Racial Discrimination. (CERD) [Available online]
6. European Convention for the Protection of Human Rights. [Available online]
7. Fernández Martínez v. Spain. European Court of Human Rights, App. No. 56030/07; decided 12 June 2014. [Available online]
8. Griggs v. Duke Power 401 U.S. 424 (1974). [Available online]
9. Hosanna-Tabor v. EEOC 565 U.S. 1. (2012). [Available online]
10. Obergefell v. Hodges 576 U.S. ___ (2015). [Available online]
11. Shanaghan v. U.K. European Court of Human Rights, App. No. 37715/97; decided 4 May 2001. [Available online]
12. United States v. Virginia 518 U.S. 515 (1996), [Available online]

Рекомендации

1. Ahdar, Rex J. and Ian Leigh. 2005. Religious Freedom in the Liberal State. New York: Oxford University Press, 2005.
2. Anderson, Elizabeth. 1999. “What is the Point of Equality,” Ethics, 109: 283–337.
3. Arneson, Richard. 1999. “Egalitarianism and Responsibility,” Journal of Ethics, 3: 225–74.
4. –––. 2013. “Discrimination, Disparate Impact, and Theories of Justice,” in Hellman and Moreau, pp. 87–111.
5. Barry, Brian. 2001. Culture and Equality. Cambridge, MA: Harvard University Press.
6. Boxill, Bernard. 1992. Blacks and Social Justice, revised ed. Lanham, MD: Rowman and Littlefield.
7. Cavanagh, Matt. 2002. Against Equality of Opportunity, Oxford: Oxford University Press.
8. Corvino, John. 2005. “Homosexuality and the PIB Argument.” Ethics, 115: 501–34.
9. Cotter, Anne-Marie Mooney. 2006. Race Matters: An International Legal Analysis of Race Discrimination, Burlington, VT: Ashgate.
10. Crenshaw, Kimberlé. 1998/1989. “Demarginalizing the Intersection of Race and Sex: A Black Feminist Critique of Antidiscrimination Doctrine, Feminist Theory and Antiracist Politics,” rpt. in Anne Phillips, Feminism and Politics, New York: Oxford University Press, pp. 314–343.
11. Dworkin, Ronald. 1985. A Matter of Principle, Cambridge MA: Harvard University Press.
12. Eisgruber, Christopher L. and Lawrence G. Sager. 2007. Religious Freedom and the Constitution. Cambridge, MA: Harvard University Press.
13. Ely, John Hart. 1980. Democracy and Distrust, Cambridge, MA: Harvard University Press.
14. Finnis, John. 1997. “The Good of Marriage and the Morality of Sexual Relations,” American Journal of Jurisprudence 42: 97–134.
15. Fiss, Owen. 1976. “Groups and the Equal Protection Clause,” Philosophy and Public Affairs, 5: 107–177
16. Flew, Anthony. 1990. “Three Concepts of Racism,” Encounter, 75: 63–66.
17. Galston, William. 2002. Liberal Pluralism. Cambridge, UK: Cambridge University Press.
18. Gardner, John. 1998. “On the Ground of Her Sex(uality),” Oxford Journal of Legal Studies, 18: 167–187.
19. Goldman, Alan. 1979. Justice and Reverse Discrimination, Princeton: Princeton University Press.
20. Greenawalt, Kent. 1998.“Freedom of Association and Religious Association, ” in Amy Gutmann, ed. Freedom of Association. Princeton: Princeton University Press, pp. 109–144.
21. Griffin, Leslie. 2013. special-character:ldquo]The Sins of Hosanna-Tabor, ” Indiana Law Journal 88: 981–1019.
22. Hellman, Deborah. 2008. Why is Discrimination Wrong?, Cambridge, MA: Harvard University Press.
23. Hellman, Deborah and Sophia Moreau, eds. 2013. Philosophical Foundations of Discrimination Law, Oxford: Oxford University Press.
24. Hook, Sidney. 1995. “Reverse Discrimination,” in Steven Cahn, ed. The Affirmative Action Debate, New York: Routledge, pp. 145–152.
25. Jost, John T., Laurie A. Rudman, Irene V. Blair, Dana R. Carney, Nilanjana Dasgupta, Jack Glaser, and Curtis D. Hardin. 2009. “The existence of implicit bias is beyond reasonable doubt,” Research in Organizational Behavior, 29: 39–69.
26. Kahlenberg, Richard. 1996. The Remedy, New York: Basic Books.
27. Kekes, John. 1995. “The Injustice of Affirmative Action Involving Preferential Treatment,” in Steven Cahn, ed. The Affirmative Action Debate, New York: Routledge, pp. 293–304.
28. Laborde, Cécile. 2014. “Equal Liberty, Nonestablishment,and Religious Freedom. ” Legal Theory 20: 52–77.
29. Leiter, Brian. 2013. Why Tolerate Religion?. Princeton: Princeton University Press.
30. Lippert-Rasmussen, Kasper. 2006. “The Badness of Discrimination,” Ethical Theory and Moral Practice, 9: 167–185.
31. –––. 2014. Born Free and Equal?, Oxford: Oxford University Press.
32. Macedo, Stephen. 1996. “Sexual Morality and the New Natural Law,” in R.P. George, ed. Natural Law, Liberalism, and Morality, Oxford, UK: Oxford University Press.
33. MacKinnon, Catharine. 1979. Sexual Harassment of Working Women, New Haven: Yale University Press.
34. –––. 1987. Feminism Unmodified, Cambridge, MA: Harvard University Press.
35. Moreau, Sophia. 2010. “What is Discrimination?” Philosophy and Public Affairs 38: 143–179.
36. Moucheboeuf, Alcidia. 2006. Minority Rights Jurisprudence, Strasbourg: Council of Europe.
37. Nussbaum, Martha. 1999. “A Plea for Difficulty, ” in Susan M. Okin, Is Multiculturalism Bad for Women? Princeton: Princeton University Press, pp. 105–114.
38. –––. 2008. Liberty of Conscience. New York: Basic Books.
39. Osin, Nina and Dina Porat, eds. 2005. Legislating Against Discrimination: An International Survey of Anti-Discrimination Norms, Leiden: Martinus Nijhoff.
40. Payne, B. Keith and C. Daryl Cameron. 2010. “Divided Minds, Divided Morals,”in Bertram Gawronski and B. Keith Payne, eds., Handbook of Implicit Social Cognition, New York: Guilford Press, pp. 445–460.
41. Pincus, Fred L. 1994. “From Individual to Structural Discrimination,” in Fred L. Pincus and Howard J. Ehrlich, eds. Race and Ethnic Conflict, Boulder, CO: Westview, pp. 82–87.
42. Pogge, Thomas. 2008. World Poverty and Human Rights, second edition. Malden, MA: Polity Press.
43. Rawls, John. 1971. A Theory of Justice, Cambridge, MA: Harvard University Press.
44. Réaume, Denise. 2013. “Dignity, Equality, and Comparison,“ in Hellman and Moreau, pp. 7–27.
45. Rutherford, Jane. 1996. “Equality as the Primary Constitutional Value: The Case for Applying Employment Discrimination Laws to Religion,” Cornell Law Review 81: 1049–1128.
46. Scanlon, Thomas. 2008. Moral Dimensions, Cambridge, MA: Harvard University Press.
47. Schauer, Frederick. 2003. Profiles, Probabilities, and Stereotypes, Cambridge, MA: Harvard University Press.
48. Schiek, Dagmar, Lisa Waddington, and Mark Bell, eds. 2007. Non-Discrimination Law, Oxford, UK: Hart Publishing.
49. Shin, Patrick. 2009. “The Substantive Principle of Equal Treatment,” Legal Theory, 15: 149–172.
50. –––. 2010. “Liability for Unconscious Discrimination? A Thought Experiment in the Theory of Employment Discrimination Law,” Hastings Law Journal, 62: 67–102.
51. Sunstein, Cass. 1994. “The Anticaste Principle,” Michigan Law Review, 92: 2410–2455.
52. Svensson, Emma. 2015. “Religious Ethos, Bond of Loyalty, and Proportionality - Translating the Ministerial Exception into European,” Oxford Journal of Law and Religion 4: 224–243.
53. Ture, Kwame and Charles V. Hamilton. 1992/1967. Black Power, New York: Vintage Books.
54. Vandenhole, Wouter. 2005. Non-Discrimination and Equality in the View of the UN Human Rights Treaty Bodies, Oxford, UK: Intersentia.
55. Wasserman, David. 1998. “Discrimination, Concept of,” in Ruth Chadwick, ed., Encyclopedia of Applied Ethics, San Diego, CA: Academic Press, pp. 805–814.
56. Wasserstrom, Richard. 1995. “Preferential Treatment, Color-Blindness, and the Evils of Racism,” in Steven Cahn, ed. The Affirmative Action Debate, New York: Routledge, pp. 153–168.
57. Wax, Amy, 2008. “The Discriminating Mind: Define It, Prove It,” Connecticut Law Review, 40: 979–1022.
58. Young, Iris. 1990. Justice and the Politics of Difference, Princeton: Princeton University Press.

Другие интернет ресурсы:

1. Anti-discrimination Laws in the European Union
2. Disability Discrimination Act (UK)
3. Employment Discrimination Laws in the United States
4. International Covenant on Civil and Political Rights
5. International Convention on Economic, Social, and Cultural Rights