философы

Поделиться статьей в социальных сетях:

в избранное

Истина

Ссылка на оригинал: Stanford Encyclopedia of Philosophy

Впервые опубликовано 13 июня 2006 года, существенно переработано 22 января 2013 года

Истина является одним из центральных предметов в философии, а также — одним из самых широких. Она была полноправным предметом споров на протяжении тысячелетий. Более того, с понятием истины связано огромное множество философских вопросов, поскольку они либо [открыто] опираются на определенные положения о природе истины, либо подразумевают их.

Невозможно провести какой-то последовательный разбор всех существующих представлений об истине. Вместо этого в данной статье основное внимание будет уделено главным темам современной философской литературы, посвященной проблеме истины. Иными словами, мы попытаемся разобрать ключевыее проблемы и теориии, актуальные на сегодняшний день, и показать их взаимосвязь. Более глубокий разбор многих из них можно найти в ряде других статей Стэндфордской энциклопедии. В большинстве случаев обсуждение ключевых аргументов оставлено на их долю. Цель данной статьи — лишь предоставить обзор актуальных теорий. Многие работы, упомянутые в этой статье, можно найти в антологиях под редакцией Блэкберна и Симмонса (Blackburn and Simmons 1999) и Линча (Lynch 2001b). Также имеется ряд книг, посвященных обсуждаемым здесь темам, включая Burgess and Burgess 2011, Kirkham 1992 и Künne 2003.

Проблему истины, в некотором смысле, легко сформулировать: что такое истины и что (если вообще что-либо) делает их истинными. Однако в этом простом утверждении есть много спорного. Существует ли вообще метафизическая проблема истины, и если да, то какая теория может с ней справиться? — таковы вопросы, постоянно встающие перед теорией истины. Мы рассмотрим различные способы ответа на них.

Неоклассические теории истины

Большая часть современной литературы об истине отталкивается от ряда идей, преобладавших в начале XX века. Из обсуждавшихся в то время концепций истины наиболее значимыми для современной философии являются корреспондентная теория, когерентная и прагматистская теории истины.

Все эти теории пытались дать ясный ответ на вопрос о природе истины. Этот вопрос в них ставится прямо: существуют истины, и вопрос, на который нужно ответить, касается их природы. Отвечая на него, каждая теория делает понятие истины частью более широкой метафизической или эпистемологической системы. Объяснение природы истины становится применением некоторой метафизической системы, и, как следствие, истина наследует значительные метафизические предпосылки.

Цель этого раздела — описать идеи корреспондентной, когерентной и прагматистской теорий, лежащих в основании современных дискуссий. В некоторых случаях воспринятые формы этих теорий отходят от взглядов, которые в действительности отстаивались в начале XX века. По этой причине мы назовем их «неоклассическими теориями». Там, где это уместно, мы будем останавливаться, чтобы показать связь неоклассических теорий истины со своими «классическими» предшественниками и историю их происхождения, которая берет свой отсчет в начале XX века.

Корреспондентная теория истины

Возможно, наиболее важной из неоклассических концепций для современной литературы является корреспондентная теория. Идеи, очень близкие к корреспондентной теории, без сомнения, имеют давнее происхождение. Их можно найти у Аристотеля или Фомы Аквинского. Когда мы обращаемся к концу XIX и началу XX веков, откуда мы ведем отсчет истории неоклассических теорий истины, становится ясно, что идеи соответствия (корреспонденции) были центральными в дискуссиях того времени. Несмотря на их важность, однако, у авторов начала XX века удивительно трудно найти точное воспроизведение наследуемых нео-классических теорий. Более того, исследование действительных путей возникновения корреспондентной теории даст ценные ориентиры для современных дискуссий. По этим причинам мы остановимся на истоках корреспондентной теории, относящихся к концу XIX и началу XX века, и которая имеет более долгую историю, чем прочие неоклассические концепции, а затем перейдем к ее современной неоклассической форме.

Истоки корреспондентной теории истины

Основная идея корреспондентной теории заключается в том, что то, во что мы верим или то, что мы говорим, истинно, если оно соответствует действительному положению дел — фактам. Эту идею в различных ее формах можно встретить на протяжении всей истории философии. Ее современная история начинается с возникновения аналитической философии в начале XX века, в частности, с работ Джорджа Эдварда Мура и Бертрана Рассела.

Проследим за нитью этой истории, тянущейся примерно между 1898 и 1910 годами. Ключевым событием этого периода является отказ Мура и Рассела от идеализма. На тот момент они еще не придерживались корреспондентной теории. Действительно, Мур (Moore 1899) рассматривает корреспондентную теорию как источник идеализма и отвергает ее. Рассел следует здесь за Муром. (Подробнее о ранней критике идеализма Мура, где он отвергает корреспондентную теорию, см. Baldwin 1991. Хилтон (Hylton 1990) подробно рассуждает о Расселе в контексте британского идеализма.)

В этот период Мур и Рассел придерживались одной из версий теории истины как тождества. Они сравнительно редко упоминают ее, однако в их работах встречаются краткие утверждения на этот счет (Moore 1899, 1902; Russell 1904). Согласно теории тождества истинная пропозиция тождественна факту. В частности, у Мура и Рассела теория начинается с пропозиций, понятых в качестве объектов убеждений и других пропозициональных установок. Пропозиции — это то, во что верят и что составляет содержание убеждений. Согласно этой теории они также выступают основными носителями истины. Когда пропозиция истинна, оно тождественна факту, и убежденность в этой пропозиции верна. (Связанные с этим идеи о теории тождества и об идеализме обсуждаются МакДоуэллом (McDowell 1994) и далее развиваются Хорнсби (Hornsby 2001).)

Теория тождества, которой придерживались Мур и Рассел, понимает истину как свойство пропозиций. Кроме того — если брать идею, знакомую читателям Мура — свойство истинности является простым свойством, не поддающимся дальнейшему анализу. Фактами считаются просто истинные пропозиции. Существуют истинные и ложные пропозиции, и факты — всего лишь истинные пропозиции. Таким образом, нет «разницы между истиной и реальностью, которой она должна соответствовать» (Moore 1902: 21). (Подробнее о теории тождества истины см. Baldwin 1991, Candlish 1999, Cartwright 1987, Dodd 2000 и статью Теория истины как тождества.)

Мур и Рассел отказались от теории истины как тождества в пользу корреспондентной теории приблизительно в 1910 году (как видно в Moore 1953 — записанным лекциям Мура 1910-1911 годов, и в одной из работ Рассела (Russell 1910b)). Причиной этого было то, что они отвергли существование пропозиций. Почему? Среди прочего, они усомнились в существовании ложных пропозиций и вследствие этого заключили, что пропозиции не существуют вовсе.

Почему Мур и Рассел сочли ложные пропозиции проблематичными? Полный ответ потребовал бы от нас вдаваться в подробности, которые увели бы нас слишком далеко (Сам Мур сетовал на то, что он не смог «изложить возражение ясно и убедительно» (Moore 1953: 263), более тщательное и ясное исследование его аргументов см. Cartwright 1987 и David 2001). Грубо говоря, поскольку они отождествляли факты с истинными пропозициями, они не смогли увидеть, чем еще могла бы быть ложная пропозиция, кроме как чем-то подобным факту, пусть даже и ложному. Если бы подобные вещи существовали, в нашем мире были бы вещи, подобные фактам, что для Мура и Рассела теперь было достаточным условием для того, чтобы считать ложные пропозиции истинными. Следовательно, они не могут существовать, а значит, нет и ложных пропозиций. Как Рассел позднее утверждал (Рассел 1999: 48), пропозиции в лучшем случае есть «странные, призрачные вещами», надстраивающиеся над фактами.

Как нам напоминает Картрайт (Cartwright 1987), этот аргумент полезно рассматривать в контексте более ранних представлений Рассела о пропозициях. Например, в одной из работ Рассела (Уайтхед, Рассел 2005—2006) можно ясно видеть, что, по его мнению, пропозиции имеют ряд составляющих. Однако пропозиции не есть просто набор составляющих, но «единство», которое их объединяет. (Таким образом, мы сталкиваемся с «проблемой единства пропозиции».) Но что, спросим мы, будет единством пропозиции «Сэмюэл Реми поет» — с составляющими «Реми» и «поет» — помимо Реми, являющегося носителем свойства «петь»? Если в этом заключается единство, тогда оказывается, что у нас нет ничего, кроме факта, что Реми поет. Но тогда у нас не могло бы быть подлинных ложных пропозиций без наличия ложных фактов.

Как также напоминает нам Картрайт, имеются основания для сомнения в аргументах такого рода. Однако мы не станем сейчас давать им оценку и вернемся к нашему рассказу. Из отказа от пропозиций возникает корреспондентная теория истины. Основными носителями истины теперь являются не пропозиции, а сами убеждения. Согласно формуле: 

Убеждение истинно, если и только если оно соответствует факту.

Подобный подход поддерживали Мур (Moore 1953) и Рассел (Russell 1910b; 1912). Разумеется, чтобы понять такую теорию, нам необходимо понять решающее отношение соответствия, так же как и понятие факта, которому убеждение соответствует. Перейдя теперь к этим вопросам, мы оставим историю и представим несколько более современную реконструкцию корреспондентной теории.

Неоклассическая корреспондентная теория

Корреспондентная теория по своей сути является онтологическим тезисом: убеждение истинно, если существует соответствующая сущность — факт, — которому оно соответствует. Если такой сущности нет, то убеждение ложно.

Для неоклассической корреспондентной теории факты являются полноправными сущностями. Факты, как правило, считаются состоящими частностей, свойств, отношений или, по меньшей мере, универсалий. Неоклассическая корреспондентная теория, таким образом, имеет смысл только в рамках метафизики, включающей такие факты. Следовательно, метафизика фактов не случайно приобретает гораздо более значимую роль во взглядах Мура и Рассела, когда они отказываются от теории истины как тождества. Возможно, это становится наиболее заметно у позднего Рассела (Расселл 1999: 7), где существование фактов является «первым трюизмом». (Влияние идей Витгенштейна на Рассела, сформулированных в Трактате (2005 [1922]), в тот период было сильным, и Трактат действительно остается одним из важных источников неоклассической корреспондентной теории. Более детальные недавние обсуждения фактов см. Armstrong 1997 и Neale 2001.)

Рассмотрим, например, убеждение, что Реми поет. Примем это убеждение за истинное. В чем состоит его истинность согласно корреспондентной теории? Она состоит в том, что в мире существует факт, состоящий из индивида Реми и свойства «петь». Обозначим это как <Реми, Поющий>. Этот факт существует. Напротив, мир (как мы предполагаем) не содержит факта <Реми, Танцующий>. Убеждение, что Реми поет, находится в отношениях соответствия с фактом <Реми, Поющий>, и поэтому это убеждение истинно.

Что такое отношения соответствия? Одно из постоянных возражений против классической корреспондентной теории состоит в том, что полностью адекватного объяснения соответствия достичь очень трудно. Но в случае простого убеждения вроде «Реми поет» можно заметить, что структура факта <Реми, Поющий> совпадает с субъектно-предикатной формой относительной придаточной клаузы, которая выступает индикатором убеждения и вполне может совпадать со структурой самого убеждения.

Пока что у нас очень много позиций, которые Мур и Рассел сочли бы подходящими. Но современная форма корреспондентной теории стремится дополнить объяснение соответствия пропозициями. Действительно, многие основывают корреспондентную теорию на понятии структурированной пропозиции. Пропозиции снова предстают в качестве содержания убеждений и утверждений, а также имеют структуру, которая хотя бы приблизительно соответствует структуре предложений. В простом убеждении вроде «Реми поет» пропозиция имеет ту же самую субъектно-предикатную структуру, что и это предложение. (Сторонники структурированных пропозиций, такие как Каплан (Kaplan 1989), часто обращаются к Расселу (Уайтхед, Рассел 2005—2006) и находят неубедительными основания, по которым он их отвергает.)

Имея факты и структурированные пропозиции, можно попытаться объяснить отношения соответствия. Соответствие имеет место между пропозицией и фактом, когда пропозиция и факт имеют одинаковую структуру и одинаковые составляющие в каждой структурной позиции. Таким образом, пропозиция и факт отражают друг друга, когда находятся в отношениях соответствия. В нашем простом примере мы имеем:

пропозицию: Реми поет

 ↓ ↓

факт: <Реми, Поющий>

Пропозиции, хотя и структурированные как факты, могут быть истинными или ложными. В случае ложности, как с пропозицией «Реми танцует», мы не найдем факта в нижней части соответствующей диаграммы. Убеждения истинны или ложны в зависимости от истинности или ложности пропозиций, в которых мы убеждены.

Мы кратко рассмотрели этот подход в случае простых пропозиций вроде «Реми поет». Нас не интересует здесь, как такой подход применяется в более сложных случаях, таких как общие или отрицательные пропозиции. Для этого нам требовалось бы решить, существуют ли сложные факты, такие как общие факты или отрицательные факты, или существуют ли более сложные отношения соответствия между сложными пропозициями и простыми фактами. (Вопрос существования таких сложных фактов маркирует разрыв между Расселом (Рассел 1999)) и Витгенштейном (Витгенштейн 2005 [1922]) и более ранними взглядами, очерченными Муром (Moor 1953) и Расселом (Russell 1912).)

Согласно описанной здесь корреспондентной теории, самым главным для истины являются отношения между пропозициями и миром, возникающие, когда мир содержит факт, структурно схожий с пропозицией. Несмотря на то, что это не та теория, которой придерживались Мур и Рассел, она объединяет их идеи с более современным подходом к (структурированным) пропозициям. Таким образом, мы будем называть ее неоклассической корреспондентной теорией. Она предлагает нам образцовый пример корреспондентной теории.

Главная идея корреспондентной теории нам уже знакома. Это форма более старой идеи, согласно которой истинные убеждения имеют правильное сходство с предметом убеждения. В отличие от ранних эмпирических теорий, тезис здесь состоит не в том, что чьи-либо идеи сами по себе схожи с тем, о чем они говорят. Скорее, пропозиции, несут содержание чьих-либо истинных убеждений, отражают реальность в силу того, что они вступают в отношения соответствия с ее правильными частями.

Согласно этой теории таким способом мир предоставляет нам надлежащим образом структурированные сущности, объясняющие истину. Таким образом, наша метафизика объясняет природу истины, предоставляя сущности, необходимые для установления отношений соответствия.

Подробнее о корреспондентной теории см. David 1994, а также статью Корреспондентная теория истины.

Когерентная теория истины

Хотя изначально авторы корреспондентной теории видели в ней конкурента теории истины как тождества, ее также считали чем-то противоположным когерентной теории истины.

Исторические корни когерентной теории мы опишем гораздо более кратко, чем в случае корреспондентной теории. Различные версии когерентной теории также можно встретить на протяжении всей истории философии. (Подробнее о ее ранней современной линии развития см., например, Walker 1989.) Как и корреспондентная теория, она была важна для возникновения британской аналитической философии в начале XX века. В частности, когерентная теория истины связана с британскими идеалистами, идеи которых нашли отклик у Мура и Рассела.

Многие идеалисты того времени действительно придерживались когерентных теорий. Возьмем в качестве примера Гарольда Йоахима (Joachim 1906). (Теория, которую атакует Рассел (Russell 1910a).) Йоахим говорит, что

Истина по своей сущностной природе — это та систематическая согласованность, которая является характерной чертой значимого целого (Joachim 1906: 76).

Мы не будем пытаться полностью изложить точку зрения Йоахима — это увело бы нас далеко за рамки обсуждения истины в детали британского идеализма. Но несколько замечаний о его теории помогут придать смысл процитированному выше отрывку.

Возможно, важнее всего то, что Йоахим говорит об «истине» в единственном числе. Это не просто оборот речи, но отражение его монистического идеализма. Йоахим настаивает на том, что истина — это «целая и полная истина» (90). Индивидуальные суждения или убеждения с очевидностью не являются целой и полной истиной. Такие суждения, согласно Йоахиму, только частично истинны. Один из аспектов этой доктрины — своего рода холизм в отношении содержания, согласно которому любое отдельное убеждение или суждение получает свое содержание только в силу того, что является частью системы суждений. Но даже эти системы истинны только в той степени, в которой они выражают содержание единой «целой и полной истины». Любое реальное суждение, которое мы можем произвести, будет лишь частично истинным.

Чтобы конкретизировать теорию Йоахима, нам нужно объяснить, что такое значимое целое. Однако мы не будем этого делать, поскольку в таком случае нам пришлось бы обращаться к более сложным аспектам его теории, например, к идее «процесса самореализации» (77). Однако ясно, что Йоахим считает «систематическую когерентность» сильнее консистентности. Следуя холизму в отношении содержания, он отвергает идею, что когерентность — это отношения между независимо определенными содержаниями, и считает необходимым обращаться к «значимым целым».

Как и в случае корреспондентной теории, имеет смысл переформулировать теорию когерентности в более современной форме, которая позволит абстрагироваться от некоторых сложный аспектов британского идеализма. Как и в случае корреспондентной теории, она может быть выражена в формуле:

Убеждение истинно, если и только если оно входит в состав когерентной системы убеждений.

Чтобы создать еще больший контраст с неоклассической корреспондентной теории, мы можем добавить, что пропозиция истинна, если является содержанием некоей входящей в систему убежденности или вытекает из нее. Вслед за Йоахимом мы можем допустить, что условие когерентности будет сильнее условия консистентности. Вслед за идеалистами в целом мы можем предположить, что здесь приобретают значение свойства субъектов убежденности.

Эта теория предлагается в качестве анализа природы истины, а не просто в качестве проверки или критерия истинности. Сформулированная таким образом, она очевидно не совпадает с теорией Йоахима (в ней отсутствует его монизм, а сам Йоахим отвергает пропозиции), но являет собой стандартное понимание когерентности в современной литературе. (Именно в таком виде теория когеренции представлена в Walker 1989. Недавнее обоснование теории когеренции см. Young 2001.) Рассмотрим ее в качестве нашей неоклассической версии когерентной теории. Здесь очевиден контраст по отношению к корреспондентной теории. Истина относится к вопросу об отношениях между убеждениями, а не о том, дает ли нам мир подходящие объекты для отражения пропозиции.

Когерентная теория истины имеет два типа оснований. Одно из них является в первую очередь эпистемологическим. Большинство когерентных теоретиков также придерживаются когерентной теории знания, точнее, когерентной теории обоснования. Согласно этой теории быть обоснованным — значит быть частью когерентной системы убеждений. Аргумент в пользу этого тезиса часто основывается на утверждении, что обоснованием убеждения может выступать только другое убеждение: ничто, кроме свойств систем убеждения, включая когерентность, не может быть условием обоснования. Вместе с тезисом о том, что полностью обоснованное убеждение является истинным, это утверждение образует аргумент в пользу когерентной теории истины. (Аргумент этого рода может найти у Бланшарда (Blanshard 1939), который придерживается одной из версии когерентной теории, тесно связанной с теорией Йоахима.)

Предпринимаемые в данной интерпретации шаги могут быть поставлены под сомнение рядом современных эпистемологических подходов. Но когерентная теория также идет рука об руку со своей метафизикой. Когерентная теория, как правило, ассоциируется с идеализмом. Как мы уже показали, различных ее форм придерживались британские идеалисты (такие как Йоахим), а позже — Бланшард (в Америке). Последний шаг этого аргумента обоснования должен казаться идеалисту абсолютно естественным. В более общем смысле идеалист не увидит большого зазора (если увидит вообще) между системой убеждений и миром, о котором она сказывается, приняв когерентную теорию истины как нечто абсолютно естественное.

Можно быть идеалистом и без принятия теории когерентности. (Например, многие исследователи считают Брэдли приверженцем одной из версий теории истины как тождества. См. Baldwin 1991.) Однако трудно найти какой-либо способ придерживаться когерентной теории истины без принятия некоторой формы идеализма. Если в истине нет ничего помимо того, что можно найти в соответствующей системе убеждений, тогда представляется, что убеждения конституируют мир также, как это предполагается в идеализме. (Уолкер (Walker 1989) утверждает, что любой сторонник теории когеренции должен быть идеалистом, но не наоборот.)

Неоклассическая корреспондентная теория стремится зафиксировать идею о том, истина является отношением некоего содержания к миру. Она интерпретирует ее наиболее прямолинейно, требуя от объекта мира сочетаться с истинной пропозицией. Неоклассическая теория когеренции, напротив, настаивает на том, что истина вовсе не является отношением содержания к миру; скорее, истина есть отношение содержания к содержанию или убеждения к убеждению. Когерентная теория требует некоторой метафизики, которая может заставит мир каким-то образом отражать это, и такой метафизикой оказывается идеализм. (О далеком потомке неоклассической когерентной теории, который не требует идеализма, мы будем говорить в разделе 6.5.)

Подробнее о когерентной теории см. статью Когерентная теория истины.

Неоклассические теории истины

Большая часть современной литературы об истине отталкивается от ряда идей, преобладавших в начале XX века. Из обсуждавшихся в то время концепций истины наиболее значимыми для современной философии являются корреспондентная теория, когерентная и прагматистская теории истины.

Все эти теории пытались дать ясный ответ на вопрос о природе истины. Этот вопрос в них ставится прямо: существуют истины, и вопрос, на который нужно ответить, касается их природы. Отвечая на него, каждая теория делает понятие истины частью более широкой метафизической или эпистемологической системы. Объяснение природы истины становится применением некоторой метафизической системы, и, как следствие, истина наследует значительные метафизические предпосылки.

Цель этого раздела — описать идеи корреспондентной, когерентной и прагматистской теорий, лежащих в основании современных дискуссий. В некоторых случаях воспринятые формы этих теорий отходят от взглядов, которые в действительности отстаивались в начале XX века. По этой причине мы назовем их «неоклассическими теориями». Там, где это уместно, мы будем останавливаться, чтобы показать связь неоклассических теорий истины со своими «классическими» предшественниками и историю их происхождения, которая берет свой отсчет в начале XX века.

Корреспондентная теория истины

Возможно, наиболее важной из неоклассических концепций для современной литературы является корреспондентная теория. Идеи, очень близкие к корреспондентной теории, без сомнения, имеют давнее происхождение. Их можно найти у Аристотеля или Фомы Аквинского. Когда мы обращаемся к концу XIX и началу XX веков, откуда мы ведем отсчет истории неоклассических теорий истины, становится ясно, что идеи соответствия (корреспонденции) были центральными в дискуссиях того времени. Несмотря на их важность, однако, у авторов начала XX века удивительно трудно найти точное воспроизведение наследуемых нео-классических теорий. Более того, исследование действительных путей возникновения корреспондентной теории даст ценные ориентиры для современных дискуссий. По этим причинам мы остановимся на истоках корреспондентной теории, относящихся к концу XIX и началу XX века, и которая имеет более долгую историю, чем прочие неоклассические концепции, а затем перейдем к ее современной неоклассической форме.

Истоки корреспондентной теории истины

Основная идея корреспондентной теории заключается в том, что то, во что мы верим или то, что мы говорим, истинно, если оно соответствует действительному положению дел — фактам. Эту идею в различных ее формах можно встретить на протяжении всей истории философии. Ее современная история начинается с возникновения аналитической философии в начале XX века, в частности, с работ Джорджа Эдварда Мура и Бертрана Рассела.

Проследим за нитью этой истории, тянущейся примерно между 1898 и 1910 годами. Ключевым событием этого периода является отказ Мура и Рассела от идеализма. На тот момент они еще не придерживались корреспондентной теории. Действительно, Мур (Moore 1899) рассматривает корреспондентную теорию как источник идеализма и отвергает ее. Рассел следует здесь за Муром. (Подробнее о ранней критике идеализма Мура, где он отвергает корреспондентную теорию, см. Baldwin 1991. Хилтон (Hylton 1990) подробно рассуждает о Расселе в контексте британского идеализма.)

В этот период Мур и Рассел придерживались одной из версий теории истины как тождества. Они сравнительно редко упоминают ее, однако в их работах встречаются краткие утверждения на этот счет (Moore 1899, 1902; Russell 1904). Согласно теории тождества истинная пропозиция тождественна факту. В частности, у Мура и Рассела теория начинается с пропозиций, понятых в качестве объектов убеждений и других пропозициональных установок. Пропозиции — это то, во что верят и что составляет содержание убеждений. Согласно этой теории они также выступают основными носителями истины. Когда пропозиция истинна, оно тождественна факту, и убежденность в этой пропозиции верна. (Связанные с этим идеи о теории тождества и об идеализме обсуждаются МакДоуэллом (McDowell 1994) и далее развиваются Хорнсби (Hornsby 2001).)

Теория тождества, которой придерживались Мур и Рассел, понимает истину как свойство пропозиций. Кроме того — если брать идею, знакомую читателям Мура — свойство истинности является простым свойством, не поддающимся дальнейшему анализу. Фактами считаются просто истинные пропозиции. Существуют истинные и ложные пропозиции, и факты — всего лишь истинные пропозиции. Таким образом, нет «разницы между истиной и реальностью, которой она должна соответствовать» (Moore 1902: 21). (Подробнее о теории тождества истины см. Baldwin 1991, Candlish 1999, Cartwright 1987, Dodd 2000 и статью Теория истины как тождества.)

Мур и Рассел отказались от теории истины как тождества в пользу корреспондентной теории приблизительно в 1910 году (как видно в Moore 1953 — записанным лекциям Мура 1910-1911 годов, и в одной из работ Рассела (Russell 1910b)). Причиной этого было то, что они отвергли существование пропозиций. Почему? Среди прочего, они усомнились в существовании ложных пропозиций и вследствие этого заключили, что пропозиции не существуют вовсе.

Почему Мур и Рассел сочли ложные пропозиции проблематичными? Полный ответ потребовал бы от нас вдаваться в подробности, которые увели бы нас слишком далеко (Сам Мур сетовал на то, что он не смог «изложить возражение ясно и убедительно» (Moore 1953: 263), более тщательное и ясное исследование его аргументов см. Cartwright 1987 и David 2001). Грубо говоря, поскольку они отождествляли факты с истинными пропозициями, они не смогли увидеть, чем еще могла бы быть ложная пропозиция, кроме как чем-то подобным факту, пусть даже и ложному. Если бы подобные вещи существовали, в нашем мире были бы вещи, подобные фактам, что для Мура и Рассела теперь было достаточным условием для того, чтобы считать ложные пропозиции истинными. Следовательно, они не могут существовать, а значит, нет и ложных пропозиций. Как Рассел позднее утверждал (Рассел 1999: 48), пропозиции в лучшем случае есть «странные, призрачные вещами», надстраивающиеся над фактами.

Как нам напоминает Картрайт (Cartwright 1987), этот аргумент полезно рассматривать в контексте более ранних представлений Рассела о пропозициях. Например, в одной из работ Рассела (Уайтхед, Рассел 2005—2006) можно ясно видеть, что, по его мнению, пропозиции имеют ряд составляющих. Однако пропозиции не есть просто набор составляющих, но «единство», которое их объединяет. (Таким образом, мы сталкиваемся с «проблемой единства пропозиции».) Но что, спросим мы, будет единством пропозиции «Сэмюэл Реми поет» — с составляющими «Реми» и «поет» — помимо Реми, являющегося носителем свойства «петь»? Если в этом заключается единство, тогда оказывается, что у нас нет ничего, кроме факта, что Реми поет. Но тогда у нас не могло бы быть подлинных ложных пропозиций без наличия ложных фактов.

Как также напоминает нам Картрайт, имеются основания для сомнения в аргументах такого рода. Однако мы не станем сейчас давать им оценку и вернемся к нашему рассказу. Из отказа от пропозиций возникает корреспондентная теория истины. Основными носителями истины теперь являются не пропозиции, а сами убеждения. Согласно формуле: 

Убеждение истинно, если и только если оно соответствует факту.

Подобный подход поддерживали Мур (Moore 1953) и Рассел (Russell 1910b; 1912). Разумеется, чтобы понять такую теорию, нам необходимо понять решающее отношение соответствия, так же как и понятие факта, которому убеждение соответствует. Перейдя теперь к этим вопросам, мы оставим историю и представим несколько более современную реконструкцию корреспондентной теории.

Неоклассическая корреспондентная теория

Корреспондентная теория по своей сути является онтологическим тезисом: убеждение истинно, если существует соответствующая сущность — факт, — которому оно соответствует. Если такой сущности нет, то убеждение ложно.

Для неоклассической корреспондентной теории факты являются полноправными сущностями. Факты, как правило, считаются состоящими частностей, свойств, отношений или, по меньшей мере, универсалий. Неоклассическая корреспондентная теория, таким образом, имеет смысл только в рамках метафизики, включающей такие факты. Следовательно, метафизика фактов не случайно приобретает гораздо более значимую роль во взглядах Мура и Рассела, когда они отказываются от теории истины как тождества. Возможно, это становится наиболее заметно у позднего Рассела (Расселл 1999: 7), где существование фактов является «первым трюизмом». (Влияние идей Витгенштейна на Рассела, сформулированных в Трактате (2005 [1922]), в тот период было сильным, и Трактат действительно остается одним из важных источников неоклассической корреспондентной теории. Более детальные недавние обсуждения фактов см. Armstrong 1997 и Neale 2001.)

Рассмотрим, например, убеждение, что Реми поет. Примем это убеждение за истинное. В чем состоит его истинность согласно корреспондентной теории? Она состоит в том, что в мире существует факт, состоящий из индивида Реми и свойства «петь». Обозначим это как <Реми, Поющий>. Этот факт существует. Напротив, мир (как мы предполагаем) не содержит факта <Реми, Танцующий>. Убеждение, что Реми поет, находится в отношениях соответствия с фактом <Реми, Поющий>, и поэтому это убеждение истинно.

Что такое отношения соответствия? Одно из постоянных возражений против классической корреспондентной теории состоит в том, что полностью адекватного объяснения соответствия достичь очень трудно. Но в случае простого убеждения вроде «Реми поет» можно заметить, что структура факта <Реми, Поющий> совпадает с субъектно-предикатной формой относительной придаточной клаузы, которая выступает индикатором убеждения и вполне может совпадать со структурой самого убеждения.

Пока что у нас очень много позиций, которые Мур и Рассел сочли бы подходящими. Но современная форма корреспондентной теории стремится дополнить объяснение соответствия пропозициями. Действительно, многие основывают корреспондентную теорию на понятии структурированной пропозиции. Пропозиции снова предстают в качестве содержания убеждений и утверждений, а также имеют структуру, которая хотя бы приблизительно соответствует структуре предложений. В простом убеждении вроде «Реми поет» пропозиция имеет ту же самую субъектно-предикатную структуру, что и это предложение. (Сторонники структурированных пропозиций, такие как Каплан (Kaplan 1989), часто обращаются к Расселу (Уайтхед, Рассел 2005—2006) и находят неубедительными основания, по которым он их отвергает.)

Имея факты и структурированные пропозиции, можно попытаться объяснить отношения соответствия. Соответствие имеет место между пропозицией и фактом, когда пропозиция и факт имеют одинаковую структуру и одинаковые составляющие в каждой структурной позиции. Таким образом, пропозиция и факт отражают друг друга, когда находятся в отношениях соответствия. В нашем простом примере мы имеем:

пропозицию: Реми поет

 ↓ ↓

факт: <Реми, Поющий>

Пропозиции, хотя и структурированные как факты, могут быть истинными или ложными. В случае ложности, как с пропозицией «Реми танцует», мы не найдем факта в нижней части соответствующей диаграммы. Убеждения истинны или ложны в зависимости от истинности или ложности пропозиций, в которых мы убеждены.

Мы кратко рассмотрели этот подход в случае простых пропозиций вроде «Реми поет». Нас не интересует здесь, как такой подход применяется в более сложных случаях, таких как общие или отрицательные пропозиции. Для этого нам требовалось бы решить, существуют ли сложные факты, такие как общие факты или отрицательные факты, или существуют ли более сложные отношения соответствия между сложными пропозициями и простыми фактами. (Вопрос существования таких сложных фактов маркирует разрыв между Расселом (Рассел 1999)) и Витгенштейном (Витгенштейн 2005 [1922]) и более ранними взглядами, очерченными Муром (Moor 1953) и Расселом (Russell 1912).)

Согласно описанной здесь корреспондентной теории, самым главным для истины являются отношения между пропозициями и миром, возникающие, когда мир содержит факт, структурно схожий с пропозицией. Несмотря на то, что это не та теория, которой придерживались Мур и Рассел, она объединяет их идеи с более современным подходом к (структурированным) пропозициям. Таким образом, мы будем называть ее неоклассической корреспондентной теорией. Она предлагает нам образцовый пример корреспондентной теории.

Главная идея корреспондентной теории нам уже знакома. Это форма более старой идеи, согласно которой истинные убеждения имеют правильное сходство с предметом убеждения. В отличие от ранних эмпирических теорий, тезис здесь состоит не в том, что чьи-либо идеи сами по себе схожи с тем, о чем они говорят. Скорее, пропозиции, несут содержание чьих-либо истинных убеждений, отражают реальность в силу того, что они вступают в отношения соответствия с ее правильными частями.

Согласно этой теории таким способом мир предоставляет нам надлежащим образом структурированные сущности, объясняющие истину. Таким образом, наша метафизика объясняет природу истины, предоставляя сущности, необходимые для установления отношений соответствия.

Подробнее о корреспондентной теории см. David 1994, а также статью Корреспондентная теория истины.

Когерентная теория истины

Хотя изначально авторы корреспондентной теории видели в ней конкурента теории истины как тождества, ее также считали чем-то противоположным когерентной теории истины.

Исторические корни когерентной теории мы опишем гораздо более кратко, чем в случае корреспондентной теории. Различные версии когерентной теории также можно встретить на протяжении всей истории философии. (Подробнее о ее ранней современной линии развития см., например, Walker 1989.) Как и корреспондентная теория, она была важна для возникновения британской аналитической философии в начале XX века. В частности, когерентная теория истины связана с британскими идеалистами, идеи которых нашли отклик у Мура и Рассела.

Многие идеалисты того времени действительно придерживались когерентных теорий. Возьмем в качестве примера Гарольда Йоахима (Joachim 1906). (Теория, которую атакует Рассел (Russell 1910a).) Йоахим говорит, что

Истина по своей сущностной природе — это та систематическая согласованность, которая является характерной чертой значимого целого (Joachim 1906: 76).

Мы не будем пытаться полностью изложить точку зрения Йоахима — это увело бы нас далеко за рамки обсуждения истины в детали британского идеализма. Но несколько замечаний о его теории помогут придать смысл процитированному выше отрывку.

Возможно, важнее всего то, что Йоахим говорит об «истине» в единственном числе. Это не просто оборот речи, но отражение его монистического идеализма. Йоахим настаивает на том, что истина — это «целая и полная истина» (90). Индивидуальные суждения или убеждения с очевидностью не являются целой и полной истиной. Такие суждения, согласно Йоахиму, только частично истинны. Один из аспектов этой доктрины — своего рода холизм в отношении содержания, согласно которому любое отдельное убеждение или суждение получает свое содержание только в силу того, что является частью системы суждений. Но даже эти системы истинны только в той степени, в которой они выражают содержание единой «целой и полной истины». Любое реальное суждение, которое мы можем произвести, будет лишь частично истинным.

Чтобы конкретизировать теорию Йоахима, нам нужно объяснить, что такое значимое целое. Однако мы не будем этого делать, поскольку в таком случае нам пришлось бы обращаться к более сложным аспектам его теории, например, к идее «процесса самореализации» (77). Однако ясно, что Йоахим считает «систематическую когерентность» сильнее консистентности. Следуя холизму в отношении содержания, он отвергает идею, что когерентность — это отношения между независимо определенными содержаниями, и считает необходимым обращаться к «значимым целым».

Как и в случае корреспондентной теории, имеет смысл переформулировать теорию когерентности в более современной форме, которая позволит абстрагироваться от некоторых сложный аспектов британского идеализма. Как и в случае корреспондентной теории, она может быть выражена в формуле:

Убеждение истинно, если и только если оно входит в состав когерентной системы убеждений.

Чтобы создать еще больший контраст с неоклассической корреспондентной теории, мы можем добавить, что пропозиция истинна, если является содержанием некоей входящей в систему убежденности или вытекает из нее. Вслед за Йоахимом мы можем допустить, что условие когерентности будет сильнее условия консистентности. Вслед за идеалистами в целом мы можем предположить, что здесь приобретают значение свойства субъектов убежденности.

Эта теория предлагается в качестве анализа природы истины, а не просто в качестве проверки или критерия истинности. Сформулированная таким образом, она очевидно не совпадает с теорией Йоахима (в ней отсутствует его монизм, а сам Йоахим отвергает пропозиции), но являет собой стандартное понимание когерентности в современной литературе. (Именно в таком виде теория когеренции представлена в Walker 1989. Недавнее обоснование теории когеренции см. Young 2001.) Рассмотрим ее в качестве нашей неоклассической версии когерентной теории. Здесь очевиден контраст по отношению к корреспондентной теории. Истина относится к вопросу об отношениях между убеждениями, а не о том, дает ли нам мир подходящие объекты для отражения пропозиции.

Когерентная теория истины имеет два типа оснований. Одно из них является в первую очередь эпистемологическим. Большинство когерентных теоретиков также придерживаются когерентной теории знания, точнее, когерентной теории обоснования. Согласно этой теории быть обоснованным — значит быть частью когерентной системы убеждений. Аргумент в пользу этого тезиса часто основывается на утверждении, что обоснованием убеждения может выступать только другое убеждение: ничто, кроме свойств систем убеждения, включая когерентность, не может быть условием обоснования. Вместе с тезисом о том, что полностью обоснованное убеждение является истинным, это утверждение образует аргумент в пользу когерентной теории истины. (Аргумент этого рода может найти у Бланшарда (Blanshard 1939), который придерживается одной из версии когерентной теории, тесно связанной с теорией Йоахима.)

Предпринимаемые в данной интерпретации шаги могут быть поставлены под сомнение рядом современных эпистемологических подходов. Но когерентная теория также идет рука об руку со своей метафизикой. Когерентная теория, как правило, ассоциируется с идеализмом. Как мы уже показали, различных ее форм придерживались британские идеалисты (такие как Йоахим), а позже — Бланшард (в Америке). Последний шаг этого аргумента обоснования должен казаться идеалисту абсолютно естественным. В более общем смысле идеалист не увидит большого зазора (если увидит вообще) между системой убеждений и миром, о котором она сказывается, приняв когерентную теорию истины как нечто абсолютно естественное.

Можно быть идеалистом и без принятия теории когерентности. (Например, многие исследователи считают Брэдли приверженцем одной из версий теории истины как тождества. См. Baldwin 1991.) Однако трудно найти какой-либо способ придерживаться когерентной теории истины без принятия некоторой формы идеализма. Если в истине нет ничего помимо того, что можно найти в соответствующей системе убеждений, тогда представляется, что убеждения конституируют мир также, как это предполагается в идеализме. (Уолкер (Walker 1989) утверждает, что любой сторонник теории когеренции должен быть идеалистом, но не наоборот.)

Неоклассическая корреспондентная теория стремится зафиксировать идею о том, истина является отношением некоего содержания к миру. Она интерпретирует ее наиболее прямолинейно, требуя от объекта мира сочетаться с истинной пропозицией. Неоклассическая теория когеренции, напротив, настаивает на том, что истина вовсе не является отношением содержания к миру; скорее, истина есть отношение содержания к содержанию или убеждения к убеждению. Когерентная теория требует некоторой метафизики, которая может заставит мир каким-то образом отражать это, и такой метафизикой оказывается идеализм. (О далеком потомке неоклассической когерентной теории, который не требует идеализма, мы будем говорить в разделе 6.5.)

Подробнее о когерентной теории см. статью Когерентная теория истины.

Прагматистские теории

Другой взгляд на истину был предложен американскими прагматистами. Как и в случае неоклассических корреспондентных теорий и когерентной теории, прагматистские теории следуют некоторым стандартным формулам. Например, часто считают, что Пирс придерживается следующего тезиса:

Истина — это конец исследования.

(См., например, Hartshorne et al. 1931-58: §3.432.) И Пирса, и Джеймса связывают со следующей формулой:

Истина удовлетворительна для убеждения.

Джеймс (напр., James 1907) считает, что этот принцип говорит о том, какую практическую ценность имеет истина. Истинные убеждения гарантированно не конфликтуют с последующим опытом. Точно так же формула Пирса говорит нам, что истинные убеждения останутся таковыми и к концу длительного исследования. Формула Пирса, возможно, является наиболее привычным представлением о прагматистском взгляде на истину, поэтому мы примем ее в качестве нашей канонической неоклассической теории. Тем не менее идеи, выдвигающиеся в современной исследовательской литературе, похоже, не следуют в точности принятой нами «неоклассической» прагматистской теории.

В своей реконструкции (на которую мы в значительной степени опирались) Хаак (Haack 1976) отмечает, что прагматистские взгляды на истину допускают идею о том, что истина включает своего рода соответствие, коль скоро научный метод исследования адекватен некоему независимому миру. Пирс, например, не отрицает корреспондентную теорию прямо; скорее, он сетует на то, что она дает просто «номинальное», или «трансцендентальное», определение истины (напр., Hartshorne et al., 1931-58: §5.553, §5.572), оторванное от практических вопросов опыта, убеждения и сомнения (§5.416). (См. Misak 2004 для более подробного обсуждения.)

Это указывает на важное различие между прагматическими теориями и когерентной теорией, которое мы только что рассмотрели. Тем не менее прагматические теории также имеют сходство с когерентными теориями в той мере, в какой мы ожидаем, что в завершающей фазе исследования мы получим когерентную систему убеждений. Как отмечает Хаак, Джеймс придерживается важной верификационистской идеи: истина есть то, что можно верифицировать. Мы вновь столкнемся с этой идеей в разделе 4.

Подробнее о взглядах Джеймса см. статью Вильям Джеймс. Подробнее о взглядах Пирса см. статью Чарльз Сандерс Пирс.

Теория истины Альфреда Тарского

Сохраняются современные формы классических теорий. Многие из этих современных теорий, особенно корреспондентных, опираются на идеи Альфреда Тарского.

В связи с этим важно иметь в виду, что его основополагающая работа об истине (Tarski 1935 г.) во многом совпадает с другими работами по математической логике (Tarski 1931 г.), и точно так же, как и любые другие, его работа закладывает основание современного предмета теории моделей — раздела математической логики, а не метафизики истины. В этом отношении работа Тарского предоставляет набор очень удобных инструментов, которые можно использовать во множестве философских проектов. (Более подробный анализ работы Тарского в ее историческом контексте см. в Patterson 2012)

Работа Тарского имеет ряд компонентов, которые мы рассмотрим по очереди.

Предложения как носители истины

В классических дебатах об истине начала XX века, рассмотренных нами в первом разделе, вопрос носителей истины имел огромное значение. Например, обращение Мура и Рассела к корреспондентной теории было обусловлено их взглядами на проблему существования пропозиций, являющихся носителями истины. Во многих рассмотренных нами теориях носителями истины выступают убеждения.

Напротив, Тарский (и большая часть авторов, писавших об истине) основными носителями истины считает предложения. Это решение является абсолютным новшеством: Рассел (Рассел 1999) также полагает, что истина есть нечто, что относится к предложениям (которые в этом тексте он называет «пропозициями»). Но в то время как в большей части классических дискуссий проблема основных носителей истины считается существенным и важным метафизическим вопросом, Тарский довольно сдержан в ее отношении. Принимать предложения в качестве носителей истины Тарского мотивируют соображения удобства, и он явным образом дистанцируется от всяческих спорных философских вопросов, которые окружают других кандидатов на роль на роль носителей истины (напр., Tarski 1944). (Рассел (Рассел 1999)) схожим образом предполагает, что предложения являются подходящими носителями истины «для целей логики» (184), хотя по-прежнему считает важными классические метафизические проблемы.)

Мы вернемся к проблеме основных носителей истины в разделе 6.1. В настоящий момент будет полезно просто последовать за Тарским. Но необходимо подчеркнуть, что в рамках данной линии аргументации предложения — это полностью интерпретированные предложения, которые обладают значениями. Мы также будем предполагать, что рассматриваемые предложения не меняют своего содержания во всех случаях их использования, то есть они не зависят от контекста. Мы принимаем предложения как то, что Куайн (Куайн 2000) называет «вечными предложениями».

В некоторых местах (напр., Tarski 1944) Тарский называет свою точку зрения «семантической концепцией истины». Не совсем ясно, что именно Тарский имел в виду, но достаточно ясно, что теория Тарского определяет истину для предложений в таких терминах, как референция и удовлетворение, которые тесно связаны с основными семантическими функциями имен и предикатов (согласно многим подходам к семантике).

Условие T

Предположим, что мы имеем фиксированный язык L, предложения которого полностью интерпретируемы. Основной вопрос, который задает Тарский, состоит в том, какой будет адекватная теория истины для L. Ответ Тарского выражен в том, что он называет Условием Т:

Адекватная теория истины для L должна подразумевать для каждого предложения φ, принадлежащего L

⌈ φ ⌉ истинно, если и только если φ.

(Мы несколько упростили представления Тарского.) Это условие адекватности для теорий, а не сама теория. Учитывая предположение, что язык L полностью поддается интерпретации, мы можем предположить, что каждое предложение φ на самом деле имеет истинное значение. В свете этого Условие Т гарантирует, что предикат истины, данный теорией, будет экстенсионально корректным, то есть, будет иметь в качестве своих экстенсионалов все и только истинные предложения L.

Условие Т обращает наше внимание на бикондиционалы формы

⌈ ⌈ φ ⌉ истинно если и только если φ ⌉, 

которые обычно называют бикондиционалами Тарского для языка L.

Рекурсивное определение истины

Тарский не просто предлагает условие адекватности для теорий истины, он также показывает, как их выполнить. Одна из его идей заключается в том, что если язык L отображает правильную структуру, то истина для L может быть определена рекурсивно. К примеру, предположим, что L — это простой формальный язык, содержащий два атомарных предложения: «снег является белым» и «трава является зеленой», а также пропозициональные связки ∨ и ¬.

Несмотря на свою простоту, L содержит бесконечно много разных предложений. Но истина может быть определена для всех них с помощью рекурсии.

1. Главные клаузы:

1. «Снег является белым» истинно если и только если снег белый.

2. «Трава является зеленой» истинно если и только если трава зеленая.

2. Клаузы рекурсии. Для любых предложений φ и ψ языка L:

1. ⌈ φ ∨ ψ ⌉ истинно если и только если ⌈ φ ⌉ истинно или ⌈ ψ ⌉ истинно.

2. ⌈ ¬φ ⌉ истинно если и только если дело не обстоит так, что ⌈ φ ⌉ истинно.

Эта теория удовлетворяет Условию Т.

2.4 Референция и удовлетворительность

Это может показаться тривиальным, но, определив экстенсионально корректный предикат истины для бесконечного языка с четырьмя клаузами, мы осуществили скромное применение очень мощной техники.

Однако методы Тарского идут дальше. Они не останавливаются на атомарных предложениях. Тарский отмечает, что истина для каждого атомарного предложения может быть определена в терминах двух тесно связанных понятий: референции и удовлетворительности. Рассмотрим язык L′, такой же, как L, за исключением того, что вместо простого содержания в себе двух атомарных предложений L′ разбивает атомарные предложения на термины и предикаты. L′ содержит термины "снег" и "трава" (займемся идеализацией и представим, что это просто сингулярные термины) и предикаты «является белым» и «является зеленым». Таким образом, язык L′ такой же, как и L, но также содержит предложения «Снег является зеленым» и «Трава является белой».

Мы можем определить истинность атомарных предложений языка L′ следующим путем:

1. Главные клаузы:

1. «Снег» означает снег.

2. «Трава» означает траву.

3. a удовлетворяет «является белым» если и только если a является белым.

4. a удовлетворяет «является зеленым» если и только если a является зеленым.

2. Для любого атомарного предложения ⌈ t является P ⌉ : ⌈ t является P ⌉ истинно если и только если референт ⌈ t ⌉ удовлетворяет ⌈P⌉.

Одна из ключевых идей Тарского заключается в том, что аппарат удовлетворения позволяет рекурсивно определять истинность предложений с квантификаторами, хотя мы не будем это здесь рассматривать. Мы могли бы повторить клаузы рекурсии для L, чтобы получить полную теорию истины для L′.

Допустим, теория истины Тарского — это рекурсивная теория, построенная подобно теории истины для L′. Тарский продолжает демонстрировать некоторые ключевые приложения такой теории истины. Теория истины Тарского для языка L может быть использована для того, чтобы показать, что теории в L консистентны. Это было особенно важно для Тарского, который был обеспокоен тем, что парадокс лжеца сделает неконсистентными теории, сформулированные на языках, содержащих предикат истины.

Для дальнейшего изучения темы см. статьи Аксиоматические теории истины, Парадокс лжеца и Определения истины Альфреда Тарского.

Пересмотр соответствия

Корреспондентная теория выражает вполне естественную идею, согласно которой истина есть это отношение содержания к миру или слова к миру: то, что мы говорим или думаем, является истинным или ложным в силу того, каким оказывается мир. Мы предположили, что корреспондентная теория, располагаясь в концептуальной рамке метафизике фактов, выражает это непосредственным образом. Но идея соответствия, конечно, не является специфической для метафизики фактов. В действительности необходимость корреспондентной теории полагаться на какую-либо конкретную метафизику находится под вопросом. Основная идея соответствия, как предположили Тарский (Tarski 1944) и другие, зафиксирована в формуле из Метафизики Аристотеля Γ 7.27, «Сказать о том, что есть, что его нет, или о том, чего нет, что оно есть, ложно, тогда как сказать о том, что есть, что оно есть, или о том, чего нет, что его нет, истинно» (Ross 1928). В отношении «что есть» достаточно естественно сказать, что это факт, но этот естественный речевой оборот вполне может обойтись без полноценной метафизики фактов.

Тем не менее без метафизики фактов понятие соответствия, как обсуждалось в разделе 1.1, теряет смысл. Это привело к появлению двух отдельных стандартов в современной рефлексии о корреспондентной теории. Одно направление стремится переписать корреспондентную теорию таким образом, чтобы оторвать ее от какой-либо конкретной онтологии. Другое стремится найти подходящую онтологию для соответствия будь то с точки зрения фактов или же других сущностей. Рассмотрим их по очереди.

Соответствие без фактов

Сам Тарский иногда высказывал предположение, что его теория в какой-то степени была корреспондентной теорией. Вопрос о том, является ли его собственная теория корреспондентной и, более того, обеспечивает ли она вообще какое-либо содержательное философское объяснение истины, является предметом споров. (Одна довольно радикальная отрицательная оценка Патнэма (Putnam 1985–86: 333) звучала так: «как философское объяснение истины теория Тарского терпит неудачу настолько катастрофическую, насколько это возможно для объяснения».) Но многие философы (напр., Davidson 1969; Field 1972) считают, что теория Тарского по крайней мере обеспечивает ядро корреспондентной теории, которая обходится без метафизики фактов.

Теория Тарского показывает, как истинность предложения детерминирована определенными свойствами его составляющих, в частности, свойствами референции и удовлетворительности (так же, как и логическими константами). Согласно обычному толкованию референция является известным отношением слова к миру. Удовлетворительность обычно также понимается как отношение слова к миру, связывающее предикат с предметами мира, которые являются его носителями. Рекурсивное определение Тарского показывает детерминированность истины референцией и удовлетворительностью и, в сущности, ее детерминированность предметами мира, к которым мы отсылаем, и свойствами, которые они несут. Можно предположить, что в этом заключено все соответствие, которое нам требуется. Речь не идет о соответствиии предложений или пропозиций фактам, а, скорее, о соответствиии наших выражений объектам и свойствам, которые они несут, а затем — способам определения истинности утверждений с этой точки зрения.

Очевидно, что представленная нами теория не является неоклассической идеей соответствия. Не постулируя факты, она не постулирует ни один объект, которому могли бы соответствовать истинная пропозиция или предложение. Тем не менее ряд авторов отмечает, что теория Тарского сама по себе не может дать нам такое объяснение истины. Как мы более подробно покажем в разделе 4.2, логический аппарат Тарского фактически совместим с теориями истины, которые с очевидностью не являются корреспондентными.

Филд (Field 1972) в своем выдающемся анализе и диагностике упущений у Тарского фактически указывает на то, что действительное наличие чего-то, достойного названия «соответствие», зависит от того, есть ли у нас понятия референции и удовлетворительности, в самом деле устанавливающие отношения слова к миру (Филд не использует термин «соответствие», но говорит, например, о «связи между словами и вещами» (373).) Сама по себе теория Тарского, отмечает Филд, вовсе не предлагает объяснения референции и удовлетворительности. Скорее, она предлагает ряд снимающих кавычки клауз, таких как:

1. «Снег» означает снег.

2. a удовлетворяет «является белым», если и только если a является белым.

Эти клаузы имеют вид тривиальности (впрочем, вопрос о том, следует их прочитывать как тривиальные принципы или утверждения о нетривиальных семантических фактах, был предметом ряда дискуссий). Вслед за Филдом мы могли бы дополнить клаузы, подобные этим, концепцией референции и удовлетворительности. Подобная теория должна показать нам, что делает верным то, что «снег» означает снег. (В 1972 году Филд представлял возможным физикалистский подход по образцу каузальной теории референций.) Это должно, в частности, гарантировать, что истина действительно детерминирована отношениями между словом и миром, поэтому в сочетании с рекурсивным определением Тарского она могла бы дать корреспондентную теорию.

Такая теория явно не опирается на метафизику фактов. В действительности, она во многих отношениях метафизически нейтральна, так как не занимает никакой позиции в отношении природы партикулярностей, свойств или универсалий, которые подтверждают факты об удовлетворенности. Тем не менее она не может быть полностью лишена метафизических импликаций, как будет показано далее в разделе 4.1.

Репрезентация и соответствие

Большая часть последующего обсуждения подходов к соответствию, близких по духу к Филду, была сосредоточена на том, какую роль в них играет репрезентация. Собственные рассуждения Филда (Field 1972) основываются на отношениях каузальности между терминами и их референтами, а также аналогичных отношениях для удовлетворительности. Это частные случаи отношений репрезентации. Согласно взглядам сторонников репрезентации, значимые предметы — такие, как, возможно, мысли, предложения или их составляющие — имеют содержание в силу того, что состоят в правильном отношении к предметам, которые они репрезентируют. Во многих подходах (включая филдовский) имя состоит в таких отношениях со своим носителем, и эти отношения являются каузальными.

Проект разработки натуралистского описания отношений репрезентации был важным для философии сознания и языка. (См. статью Ментальная репрезентация.) Однако он имеет следствия и для теории истины. Репрезентацистскии концепции содержания естественным образом приводят к корреспондентным теориям. Чтобы сделать это очевидным, представьте, что вы считаете, что предложения или убеждения находятся в отношениях репрезентации к некоторым объектам. Естественно предположить, что для истинных убеждений или предложений эти объекты были бы фактами. Тогда у нас есть корреспондентная теория, где отношения соответствия объясняются как отношения репрезентации: носитель истины истинен, если он репрезентирует факт.

Как мы уже говорили, многие современные теории отвергают факты, но и без них можно придерживаться репрезентативистской концепции содержания. Именно такой является одна из интерпретаций теории Филда. Отношения референции и удовлетворительности являются отношениями репрезентации, и истина для предложений композиционно детерминирована отношениями репрезентации и природой объектов, которые они репрезентируют. Имея такие отношения, мы имеем строительные блоки для теории соответствия без фактов. Филд (Field 1972) предвосхитил натуралистскую редукцию репрезентации с помощью каузальной теории, но любой взгляд, принимающий отношения представления для носителей истины или их составляющих, может предоставить аналогичную теорию истины. (Подробнее см. Jackson 2006 и Lynch 2009.)

Репрезентацистские подходы к содержанию предоставили естественный способ достижения корреспондентной теории, и, аналогично, антирепрезентативные подходы предоставили естественный способ избежать корреспондентной теории. Это наиболее заметно в работе Дэвидсона, как мы покажем в разделе 6.5.

И снова факты

Существует ряд корреспондентных теорий, которые обращаются к фактам. Некоторые из них значительно отличаются от неоклассической теории, описанной в разделе 1.1. Например, Остин (Austin 1950) предлагает подход, согласно которому каждое утверждение (приблизительно понятое как событие высказывания) соответствует одновременно факту или ситуации и типу ситуации. Оно истинно, если первое соответствует типу второго. Этот подход, разработанный теорией ситуаций (напр., Barwise and Perry, 1986), отходит от понимания соответствия как своего рода отношений отражения между фактом и пропозицией. Скорее, отношения соответствия для Остина являются полностью конвенциональными. (Более полное обоснование остиновской корреспондентной теории см. Vision 2004). Несмотря на то, что Остин является философом обыденного языка и его понятие факта скорее относится к использованию языка, а не к какой-то определенной метафизике, он защищает право говорить о фактах в статье «Правда о фактах» (Остин 2006).

В духе, несколько более близком Тарскому, также были разработаны формальные теории фактов, или положения дел. Например, Тейлор (Taylor 1976) предлагает рекурсивное определение набора «положений дел» для заданного языка. В неоклассической теории тейлоровское «положение дел» предстает как отражение понятие факта, хотя в качестве упражнения в логике они официально представляют собой энные наборы объектов и интенций.

В современной литературе есть более метафизически устойчивые представления о фактах. Например, Армстронг (Armstrong 1997) защищает метафизику, в которой факты (под именем «положений дел») фундаментальны с метафизической точки зрения. Этот взгляд имеет гораздо больше общего с неоклассическими представлениями. Как и неоклассики, Армстронг придерживается теории соответствия. Положения дел являются создателями истины для пропозиций, хотя Армстронг утверждает, что таких создателей истины для заданной пропозиции может быть много, и наоборот. (Армстронг также предусматривает натуралистсткое описание пропозиций как классов эквивалентных токенов-убеждений.)

Основной аргумент Армстронга состоит в том, что он называет «принципом создателей истины»: в этом принципе полагается, что для каждой заданной истины существует создатель истины — «нечто в мире, что делает ее верной и служит ее онтологическим основанием» (115). Затем утверждается, что на роль создателей истины подходят факты.

В противоположность концепции соответствию, описанной в разделе 3.1, которая предлагает соответствие с минимальными онтологическими импликациями, этот подход возвращается к онтологическим основаниям соответствия, характерным для неоклассической теории.

Подробнее о фактах см. статью Факты

Создатели истины

Принцип создателей истины часто формулируется по следующей схеме:

Если φ, то есть такое x, что необходимо, если x существует, то φ.

(Фокс (Fox 1987) предложил формулировать принцип именно так, а не эксплицитно — в терминах истинности.)

Принцип создателей истины выражает онтологический аспект неоклассической корреспондентной теории. Истина не просто должна достигаться благодаря отношениям между словом и миром — должна наличествовать вещь, которая делает каждую истину истинной.

И сторонники неоклассической корреспондентной теории, и Армстронг на роль создателей истины предлагают факты. Тем не менее это не тривиальный переход от принципа создателей истины к существованию фактов. В исследовательской литературе на роль создателей истины предлагаются и другие объекты — например, тропы (называемые «моментами» в Mulligan et al. 1984). Парсонс (Parsons 1999) заявляет, что принцип создателей истины, представленный в несколько иной форме, совместим с существованием исключительно конкретных частностей.

При рассмотрении неоклассической корреспондентной мы видим, что теории создателей истины (и теории фактов в частности) ставят перед нами ряд вопросов. Например, одним из обсуждавшихся подробно вопросов стал вопрос о существовании отрицательных фактов. Предполагалось, что отрицательные факты возьмут на себя роль создателей истины для отрицаемых предложений. Рассел (Рассел 1999), как известно, неоднозначно высказывался о существовании негативных фактов. Армстронг (Armstrong 1997) отвергает их, в то время как Билл (Beall 2000) — защищает. (Больше дискуссий о создателях истины см. в Beebee and Dodd 2005.)

Реализм и антиреализм

Неоклассические теории, рассмотренные нами в разделе 1, превратили теорию истины вприложение к метафизике, на которой они основываются (и в некоторых случаях — эпистемологии). В разделе 2 (и особенно в разделе 3) мы обратились к вопросу о том, какие онтологические убеждения могут сочетаться с теорией истины. Здесь мы увидели различные варианты — от относительно онтологически «не-обязывающих» теорий до теорий, требующих очень специфических онтологий.

Есть и другой путь связать истину с метафизикой. Многие идеи, касающиеся реализма и антиреализма, близки проблеме истины. В действительности, в рамках множества подходов вопросы о реализме и антиреализме попросту превращаются в вопросы об истине.

 Реализм и истина

Обсуждая подход к соответствию, который был представлен разделе 3.1, мы отметили, что он несет в себе несколько онтологических требований. Он основывается на существовании объектов референции и чего-то в мире, что способствует определенным отношениям удовлетворительности. Однако в других отношениях он онтологически нейтрален. Но, как мы отметили здесь, нельзя сказать, будто он не имеет метафизических импликаций. Корреспондентная теория (любого вида) часто воспринимается как воплощение одной из форм реализма.

Ключевые особенности реализма, как мы его будем понимать, таковы: 

• 1. Мир объективно существует независимо от того, как мы его мыслим и описываем.

• 2. Наши мысли и утверждения суть мысли и утверждения об этом мире.

(Райт (Wright 1992) предлагает хорошее изложение этого способа размышлений о реализме.) Эти тезисы подразумевают, что наши суждения объективно истинны или ложны в зависимости от того, каков описываемый ими мир. Мир, который мы представляем в наших мыслях или языке, объективен. (Реализм может быть ограничен каким-либо субъектом или диапазоном дискурсов, но для простоты мы будем говорить только о его глобальной форме.)

Часто утверждается, что эти тезисы требуют некоторой формы корреспондентной тории (Патнэм (Putnam 1978: 18) замечает: «Что бы ни говорили реалисты, они обычно говорят, что верят в “корреспондентную теорию”.). По крайней мере, они обосновываются корреспондентной теорией без фактов, обсуждавшейся в разделе 3.1, вроде той, что предложил Филд. Такая теория может объяснить объективные отношения референции и удовлетворительности и показывает, как они детерминируют истинность или ложность того, что мы говорим о мире. Сам Филд (Field 1972) при обсуждении данной проблемы стремится к физикалистскому объяснению референции. Но реализм — это более широкая идея, чем физикализм. Любая теория, полагающая отношения референции и удовлетворительности объективными и отталкивающаяся от них в построении теории истины, приведет к некоторой форме реализма. (Превращение объективности референции в основную черту реализма мы можем наблюдать в работе Патнэма, напр., Putnam 1978.)

Другим важным признаком реализма, выраженным в терминах истины, является свойство бивалентности. Как подчеркивал Даммет (напр., Dummett 1959; 1976; 1983; 1991), как бы ни обстояли дела, реалист должен уметь определить, является ли данное утверждение правильным или нет. Следовательно, один из важных признаков реализма — сочетание с принципом бивалентности: любой носитель истины (предложение или пропозиция) истинен или ложен. В большинстве своих работ Даммет делает эту черту признаком реализма и часто отождествляет реализм относительно некоторого положения дел с принятием бивалентности дискурса относительного этого положения дел. По крайней мере, здесь отражено многое из того, что в более свободной манере выражено в тезисе реализма, который мы упоминали выше.

Оба подхода к реализму — через референцию и через бивалентность — делают истину основным средством объяснения реализма. Теория истины, обосновывающая бивалентность или выстраивающая истину из детерминированного отношения референции, выполняет большую часть работы по созданию реалистической метафизики. Она даже может просто быть реалистической метафизикой.

Таким образом, мы перевернули с ног на голову отношение истины к метафизике, которое мы видели при обсуждении неоклассической корреспондентной теории в разделе 1.1. Там корреспондентная теория была выстроена на метафизике субстанции. Здесь же мы видим, что формулировка теории, принимающей идею соответствия, может иметь решающее значение для построения метафизики реализма. (Другую точку зрения на реализм см. в Alston 1996. Девитт (Devitt 1984) предлагает взгляд, противоположный описанному здесь подходу, отрицающий любую характеристику реализма в терминах истины или других семантических концепций.)

В свете наших рассуждений из раздела 1.1.1 нам необходимо остановиться и отметить, что связь между реализмом и корреспондентной теорией не является абсолютной. Когда Мур и Рассел придерживались теории истины как тождества, они наверняка были реалистами. Правильная версия метафизики пропозиций может поддерживать реалистический подход так же, как и метафизика фактов. Сторонники современной разновидности реализма, которую мы обсуждаем здесь, обычно не основывают свою теорию на подобных конкретных онтологических обязательствах, и потому предпочитают полагаться на подход типа соответствия-без-фактов, обсуждавшийся в разделе 3.1. Это не означает, что у реализма не будет онтологических обязательств, но обязательства будут вытекать из любых конкретных утверждений о каком-либо положении дел, принимаемых за истину.

Подробнее о реализме и истине см. Fumerton 2002 и статью Реализм.

Антиреализм и истина

Неудивительно, что антиреалисты также могут использовать отношения между истиной и метафизикой, какими их видят современные реалисты. Многие современные антиреалисты видят в теории истины ключ к формулированию и защите своих подходов. Вслед за Дамметом (напр., Dummett 1959; 1976; 1991) мы можем ожидать, что характерным отличием антиреализма будет отрицание бивалентности.

Действительно, многие современные формы антиреализма могут быть сформулированы как теории истины, и они в самом деле, как правило, отрицают бивалентность. Антиреализм существует во многих формах, но качестве примера мы возьмем (несколько грубую) форму верификационизма. Сторонники этой теории считают, что утверждение корректно только в том случае, если оно в принципе верифицируемо, т. е. если существует процедура верификации, которую мы могли бы в принципе выполнить и которая позволила бы удостовериться, что утверждение было верифицировано.

Понимаемый таким образом, верификационизм является теорией истины. Он утверждает не то, что верификация является наиболее важным эпистемическим понятием, а то, что истина есть просто верифицируемость. Как и в случае реализма, рассмотренного в разделе 4.1, метафизические обязательства, принимаемые в рамках данного подхода, заявляют о себе в объяснении природы истины: истина здесь не является полностью объективной сущностью, независимой от нас или наших мыслей. Вместо этого истина ограничивается нашими способностями к проверке и, следовательно, нашей эпистемологической ситуацией. В значительной степени истина является эпистемической проблемой, что свойственно многим антиреалистским позициям.

Как считает Даммет, верификационистское понимание истины не служит поддержкой бивалентности. Любое утверждение, выходящее за рамки того, что мы в принципе можем подтвердить или опровергнуть (подтвердить его отрицательную истинность), будет контрпримером к бивалентности. Возьмем, к примеру, утверждение о том, что в некоторой части вселенной, слишком отдаленной, чтобы мы могли ее осмотреть в течение ожидаемой продолжительности жизни вселенной, есть некое вещество, скажем, уран. Поскольку в действительности утверждение о наличии там урана в принципе не поддается верификации, у нас нет оснований утверждать, что оно истинно или ложно в соответствии с верификационистской теорией истины.

Верификационизм такого рода — один из представителей целой семьи антиреалистских позиций. Другим примером можно назвать подход, который отождествляет истину с гарантированной доказуемостью. Доказуемость, как и проверяемость, важна для Даммета. (См. также работы McDowell 1976 и Wright 1976; 1972; 1992)

Антиреализм в духе Даммета не является наследником когерентной теории истины как таковой. Но в некотором смысле, как отмечает сам Даммет, его можно счесть потомком— возможно, очень дальним — идеализма. Если идеализм является наиболее радикальной формой отказа от независимости разума и мира, то антиреализм Даммета — это его более скромная форма, в которой, скорее, предполагается, что эпистемология «впечатана» в мир, нежели чем что мир полностью встроен в сознание. В то же время идея истины как доказуемости или проверяемости повторно подчеркивает темы, присутствующие в прагматистских подходах к истине, рассмотренных нами в разделе 3.1.

Антиреалистские теории истины (как и реалистсткие, обсуждавшиеся в разделе 4.1) обычно могут найти применение методологическому аппарату Тарского. Условие Т, в частности, не делает различий между реалистскими и антиреалистскими пониманиями истины. Аналогичным образом, базовые положения рекурсивной теории Тарского даны в качестве принципов снятия кавычек, которые нейтральны в отношении реалистического и антиреалистического понимания таких концепций, как референция. Как и в случае с теорией соответствия, полное объяснение природы истины обычно требует большего, чем сам аппарат Тарского. То, как антиреалист объясняет основные понятия, входящие в теорию Тарского, — это проблема, требующая осторожного решения. Детальные исследования Даммета и Райта показали, что основополагающая логика развития теории обязана быть неоклассической.

Подробнее об антиреализме и истине см. работы в Greenough and Lynch 2006, а также статью Реализм.

Антиреализм и прагматизм

Многие комментаторы видят тесную связь между антиреализмом Даммета и прагматистскими подходами к истине, проявляющуюся в том, что оба течения наделяют большим весом идеи проверяемости и доказуемости. Сам Даммет отмечал параллели между антиреализмом и интуиционизмом в философии математики.

Другой подход к истине, обращающийся к проблематике прагматизма, — «внутренний реализм» Патнэма (Патнэм 2002). Патнэм толкует истину как то, что может быть обосновано в идеальных эпистемологических условиях. Вместе с прагматиками Патнэм что мы можем приблизиться к идеальным условиям, вторя идее истины как завершения исследования.

Патнэм с осторожностью относит свою позицию к антиреализму, предпочитая называть ее «внутренним реализмом». Однако ясно, что он считает свой подход чем-то противоположным реализму («метафизическому реализму», как он его называет).

Взгляды Дэвидсона на истину также связывали с прагматизмом, особенно у Рорти (Рорти 1999). Дэвидсон дистанцировался от этой интерпретации (напр., Davisdson 1990), но все же подчеркивает связи между истиной, убеждением и значением. В той степени, в какой все они являются человеческими установками или относятся к человеческим действиям, Дэвидсон признает, что между его взглядами и взглядами некоторых прагматиков (особенно, по его словам, Дьюи) есть некоторое сходство.

Плюрализм истины

Другой подход, выросший из литературы о реализме и антиреализме и занимающий все более значительное место в современных исследованиях, — это плюралистическая концепция истины. Этот подход, разработанный Линчем (напр., Lynch 2001b; 2009) и Райтом (напр., Wright 1992; 1999), предполагает, что у носителей истины существует множество способов быть истинными. Райт, в частности, считает, что в некоторых областях дискурса то, что мы говорим, истинно в силу отношений, подобных соответствию, в то время как в других оно истинно в силу своего рода отношений доказуемости, которые по духу ближе к только что разобранным антиреалистским взглядам.

Подобное соображение может предполагать, что существует множество концепций истины или что термин «истинный» сам по себе амбивалентен. Тем не менее мысль о том, что плюралистический подход придерживается подобных утверждений, стала предметом споров. В частности, Линч (Lynch 2001b; 2009) развивает версию плюрализма, где истина понимается как функциональное ролевое понятие. Функциональная роль истины характеризуется рядом принципов, которые выражают такие ее свойства, как объективность, роль в исследовании и связанные с ними идеи, с которыми мы столкнулись при рассмотрении различных теорий истины. (Связанный с этим пункт о банальностях, управляющих понятием истины, был сделан Райтом (Wright 1992).) Однако, согласно Линчу, они показывают функциональную роль истины. Более того, Линч утверждает, что по аналогии с аналитическим функционализмом эти принципы могут рассматриваться как производные от наших до-теоретических, или «обыденных», представлениях об истине.

Как все функциональные ролевые концепции, истина должна быть реализована, и, согласно Линчу, она может быть реализована различными способами в различных условиях. Подобная множественная реализуемость стала одним из признаков функциональных ролевых концепций, обсуждаемых в философии сознания. Например, Линч предполагает, что для обычных утверждений о материальных объектах истина может быть реализована с помощью свойства соответствия (которое он связывает с репрезентативистскими взглядами), в то время как для моральных утверждений истина может выражаться с помощью свойства доказуемости в более антиреалистком духе.

Подробнее о плюралистической концепции истины см. статью Плюралистские теории истины.

Дефляционизм

В первом разделе мы начали с неоклассических теорий, где природа истины объясняется через более широкие метафизические системы. Затем мы рассмотрели альтернативные теории в разделах 2 и 3, некоторые из которых опирались на более скромные онтологические импликации. Но в разделе 4 мы все еще видели, что субстанциональные теории истины зачастую подразумевают метафизические тезисы или даже воплощают метафизические положения.

Есть давняя тенденция в обсуждении истины — настаивать на том, что истина вообще не имеет метафизической значимости. Потому что само по себе понятие «истины» не имеет значимости. Эта мысль развивалась в ряде идейных течений под общим названием дефляционизма.

Теория избыточности

Дефляционистские идеи появляются довольно рано, в их числе — хорошо известный аргумент против корреспондентности у Фреге (1918-19). Многие дефляционисты отталкиваются от идеи Рамсея (Рамсей 2003), которую часто называют тезисом эквивалентности:

⌈ ⌈ φ ⌉ истинно ⌉ имеет то же значение, что и φ.

(Сам Рамсей считает, что носителями истины являются пропозиции, а не предложения. Гланцберг (Glanzberg 2003b) же задается вопросом, действительно ли такая точка зрения Рамсея на пропозиции делает его дефляционистом).

Тезис, сформулированный Рамсеем, можно считать ядром той ​​теории истины, которую часто называют теорией избыточности. Теория избыточности гласит, что истина вообще не имеет свойств и само выражение «истинность» в наших предложениях является избыточным, оно не влияет на то, что мы выражаем.

Тезис об эквивалентности также можно объяснять, обращаясь к речевым актам, а не их смыслу:

Утверждать, что ⌈ φ ⌉ истинно, значит просто утверждать, что φ.

Эта точка зрения была выдвинута Стросоном (Strawson 1949; 1950), хотя Стросон также пишет, что существуют и другие важные аспекты речевых актов, где «истина» находится вне того, что собственно утверждается. Например, это могут быть акты подтверждения или допущения того, что сказал кто-то еще. (Стросон также возразил бы против моего утверждения о том, что предложения являются носителям истины.)

Теория избыточности утверждает, что особое свойство истины не заключается ни в ее речевом акте, ни в смысловой форме. Обычно отмечают, что самого тезиса об эквивалентности недостаточно для поддержания теории избыточности. Тезис состоит в том, что когда истина встречается на самой дальней позиции в предложении и когда полное предложение выступает в качестве цитаты, истина становится тем, что можно элиминировать. То, что происходит в других условиях, еще только предстоит рассмотреть. Современные разработки теории избыточности см. у Grover et al. (1975).

Минималистские теории

Принцип эквивалентности выглядит знакомым: он напоминает бикондиционалы Тарского, которые обсуждались в разделе 2.2. Тем не менее это более сильный принцип, который определяет две стороны бикондиционала — как их значения, так и речевые акты, совершаемые с ними. Сами по себе бикондиционалы Тарского — это просто материальные бикондиционалы.

Целый ряд дефляционных теорий ориентируется на бикондиционалы Тарского, а не на принцип полной эквивалентности. Их ключевая идея заключается в том, что даже если мы не настаиваем на избыточности, мы все равно можем придерживаться следующих тезисов:

1. Для данного языка L и любого φ в L бикондиционалы ⌈ ⌈ φ ⌉ верны, если и только если, φ ⌉ подходят по определению (или аналитически, или тривиально, или по условию…).

2. Это все, что можно сказать о понятии истины.

Взгляды, которые принимают эти положения, мы будет называть минималистскими. Официально так зовется позиция Хорвича (Horwich 1990), но мы будем применять это наименование несколько шире. (Взгляды Хорвича расходятся c представленными здесь в некоторых специфических деталях — например, в вопросе предикации истинности суждений — но мы считаем, что они достаточно близки к содержанию этого раздела, чтобы оправдать его название).

Второй тезис, согласно которому бикондиционалы Тарского — это все, что можно сказать об истине, отражает точку зрения, схожую со взглядами сторонников теории избыточности. Этот тезис приближается к заявлению о том, что истина вовсе не является свойством. В той степени, в которой истина является свойством, в ней нет ничего, кроме снятия кавычек бикондиционалов Тарского. Как говорит Хорвич, истина здесь не основывается на некой субстантивистской метафизике. И, как подчеркивает Сомс (Soames 1984), безусловно, ничто не могло бы обосновать столь далеко идущий взгляд, как реализм или антиреализм.

Прочие аспекты дефляционизма

Если не существует свойства истины, или субстанционального свойства истины, какую роль играет наш термин «истинность»? Дефляционисты, как правило, отмечают, что предикат истины предоставляет нам удобный инструмент снятия кавычек. Такой механизм позволяет нам делать некоторые убедительные утверждения, которые мы не могли бы сформулировать иначе, такие как слепое приписывание «Следующее, что Билл скажет, будет правдой». (Подробнее о слепых приписываниях и их связи с дефляционизмом см. Azzouni, 2001.) Предикат, подчиняющийся бикондиционалам Тарского, также может быть использован для выражения того, что в противном случае было бы (потенциально) бесконечными конъюнкциями или дизъюнкциями, — например, пресловутым утверждением папской непогрешимости: «Все, что говорит Папа, является истинным». (Подобные предложения можно найти в: Leeds 1978, Куайн 2008.)

Признавая эти способы использования предиката истины, мы можем просто думать о нем как о возникшем в языке в результате договоренности. Сами по себе условные обозначения Тарского могут быть обусловлены, как это предусматривают минималисты. Можно также истолковать клаузы рекурсивной теории Тарского как основанные на договоренности. (Существуют некоторые существенные логические различия между этими двумя версиями. Подробнее см. Halbach 1999 и Ketland 1999.) Другие дефляционисты, такие как Билл (Beall 2005) или Филд (Field 1994), могут предпочесть сосредоточиться здесь на правилах логического вывода или правилах использования, а не самих бикондиционалах Тарского.

Существуют также значимые пересечения между дефляционистскими представлениями об истине и некоторыми представлениями о значении. Они имеют фундаментальный характер для дефляционизма Филда (Field 1986; 1994), который будет обсуждаться в разделе 6.3. Проницательную критику дефляционизма см. Gupta 1993.

Подробнее о дефляционизме см. статью Дефляционная теория истины.

Истина и язык

Одной из важных в исследовательской литературе об истине — это связь истины со значением или, шире, с языком. Эта тема стала важным полем применения подходов к истине и важным вопросом в изучении истины как таковой. В этом разделе будет рассмотрен ряд вопросов об истине и языке.

Носители истины

В литературе встречается множество споров об основных носителях истины. Как правило, в их качестве предлагаются убеждения, пропозиции, предложения и высказывания. В первом разделе мы увидели, что в классических дебатах об истине к этому вопросу относились очень серьезно. Жизнеспособность той или иной теории истины часто зависела от того, что именно выступает в роли носителей истины.

Несмотря на количество обсуждаемых вариантов и важность, которую порой приписывали выбору, между ними существует важное сходство. Рассмотрим, например, роль носителей истины в корреспондентной теории. В ее различных версиях, рассмотренных выше, носителями истины становятся убеждения, пропозиции или интерпретируемые предложения. Но все они полагаются на идею о том, что их носители истины имеют значение и потому могут что-то сказать об устройстве мира. (Можно сказать, что они способны репрезентировать мир, но это значит использовать слово «репрезентировать» в более широком смысле, чем мы видели в разделе 3.2. Однако для того, чтобы считать носителей истины чем-то обладающим значением не требуются никакие предположения о том, что и с какими объектами состоит в отношениях.) В силу обладания значением носители истины могут вступать отношения соответствия. Носителями истины являются вещи, которые через свое значение сообщают о том, на что похож мир, и являются истинными или ложными в зависимости от того, являются ли мировые факты такими, какими они были описаны.

То же можно сказать и о антиреалистских теориях истины, рассмотренных нами в разделе 4.2, хотя объяснения того, каким образом носители истины могут обладать значением и того, что сюда привносит мир, будут различны. Нечто подобное можно сказать о когерентных теориях, где убеждения или целые системы убеждений обычно считаются основными носителями истины, хотя это в некоторой степени более тонкий вопрос. Когерентная теория вряд ли будет говорить об убеждениях, репрезентирующих факты, однако, несмотря на это, для нее крайне важно, чтобы убеждения были содержательными убеждениями агентов и могли вступать в отношения когерентности. Отмечая сложности интерпретации классических когерентных теорий, нужно заметить, что для этого требуется наличие значения у носителей истины, вне зависимости от того, как лежащая в основе метафизика (предположительно, идеализм) понимает значение.

Несмотря на то, что Тарский работает с предложениями, то же самое можно сказать и о его теории. Предложения, к которым применима теорема Тарского, являются полностью интерпретируемыми, следовательно, они также обладают значением. Они характеризуют мир как находящийся в том или ином состоянии, и это, в свою очередь, определяет, истинными или ложными они являются. Действительно, чтобы убедиться в том, что бикондиционалы Тарского установили объем понятия «истинность», необходимо существование некоего конкретного положения вещей, относительного которого каждое предложение истинно или ложно (откладывая вопрос о контекстуальной зависимости). (Однако обратите внимание, что то, в чем заключается это положение вещей, остается открытым для теоретического аппарата Тарского).

Таким образом, мы обнаруживаем, что обычные кандидаты на роль носителей истины выносятся в узкий круг: интерпретируемые предложения, выражаемые ими пропозиции, убеждения лиц, их произносящих, и акты утверждения, которые эти лица могут производить. Все эти кандидаты связаны между собой тем, что предоставляют некие значения, что делает их легитимными носителями истины. По этой причине, похоже, современные дебаты об истине гораздо меньше, чем классические, связаны с проблемой носителей истины. Конечно, некоторые проблемы остаются. Различные метафизические допущения могут отводить первостепенное значение определенному узлу в этом круге, а некоторые метафизические представления и вовсе оспаривают существование некоторых узлов. Возможно, еще более важно то, что различные взгляды на природу самого значения могут поставить под сомнение согласованность некоторых узлов этого круга. Известно, что, например, последователи Куайна (например, Куайн 2000) отрицают существование интенсиональных сущностей, включая суждения. Тем не менее представляется все более сомнительным, что внимание к истине как таковой будет склонять нас к одному конкретному главному носителю истины.

Истина и условия истинности

Есть связанный, но несколько отличающийся от предыдущих момент, важный для понимания очерченных нами теорий.

Неоклассические теории истины начинают с носителей истины, уже понимаемых в качестве имеющих значение, и объясняют, как они получают свое истинностное значение. Между тем эти теории зачастую идут дальше. Рассмотрим, например, неоклассическую корреспондентную теорию. Она начинается с рассмотрения того, как именно пропозиции получают значение. Это происходит в силу наличия в мире составляющих, собранных правильным образом. Имеется множество трудностей, касающихся самой природы значения, но, как минимум, благодаря этому тезису мы можем понять, каковы условия истинности, связанные с той или иной пропозицией. Затем теория объясняет, как такие условия истинности благодаря существованию правильного факта приводят к положительному истинностному значению.

Многие теории истины похожи на неоклассическую корреспондентную теорию в том смысле, что они в равной степени описывают и то, как носители истины обладают значением, и то, как фиксируются их истинностные значения. Вновь абстрагируясь от некоторых трудностей, связанных с проблемой значения, это делает их как теориями условий истинности, так и теориями истинностных значений. Теория истины Тарского также может быть истолкована таким образом. Это можно увидеть как в его истолкновании дикондиционалов, так и в интепретации рекурсивной теории истины. Как мы объяснили в разделе 2.2 Конвенцию T, первостепенная роль бикондиционалов Тарского в форме ⌈ ⌈ φ ⌉ истинна, если и только если φ ⌉ определяет, является ли φ в экстенсионале «истинно» или нет. Но это также можно рассматривать как утверждение условий истинности φ. Оба случая полагаются на то обстоятельство, что снятие кавычек φ равносильно появлению интерпретируемого предложения с истинностным значением, и которое также предоставляет условия для своей истинности в случаях использования.

Аналогичным образом, базовые клаузы рекурсивного определения истины (те, что предназначены для референции и удовлетворительности), обычно определяют релевантные семантические свойства составляющих интерпретируемого предложения. Обсуждая теорию истины Тарского в разделе 2, мы фокусировались на том, как эти клаузы определяют истинностное значение предложения. Но они также показывают, что условия истинности предложения детерминированы этими семантическими свойствами. Например, о простом примере вроде «Снег является белым» теория говорит, что предложение истинно, если референт слова «Снег» удовлетворяет «является белым». Таким образом, условия истинности «Снег является белым» суть те условия, при которых референт «Снег» удовлетворяет предикату «является белым».

Как мы видели в разделах 3 и 4, часто считается, что теоретический аппарат Тарского нуждается в некотором дополнении, если он претендует на то, чтобы предоставить полную теории истины. Более того, полная теория условий истинности будет опираться на способ применения его аппарата. В частности, то, какими именно будут условия, где референт «снег» удовлетворяет предикату «является белым», будет зависеть от выбора между реалистской или антиреалистской теории. Реалистский вариант будет просто искать условия, при которых материал снега обладает свойством белизны; антиреалистский вариант будет учитывать условия, при которых можно верифицировать или гарантированно доказать белизну снега.

Существует широкое семейство теорий истины, которые одновременно являются и теориями условий истины, и теориями истинностных значений. Оно включает в себя корреспондентную теорию во всех ее формах — классической и современной. Однако эта семейство намного шире, чем корреспондентная теория, и шире, чем реалистские теории истины в целом. Действительно, практически все теории истины, участвующие в спорах о реализме и антиреализме, являются теориями условий истинности. Относительно множества концепций истины будет верен тезис, что теория истины — это теория условий истины.

Условия истинности и дефляционизм

Любая теория, обеспечивающая надежное описание условий истины, может предложить простое описание истинностных значений: носитель истины обеспечивает условия истинности, и это верно, если и только если среди этих условий есть также реальное положение вещей. Из-за этого любая подобная теория будет подразумевать сильный, но очень специфический бикондиционал, близкий по форме к бикондиционалам Тарского. Мы можем сформулировать это наиболее ярко, представив суждения как набор условий истинности. Пусть p будет пропозицией, то есть множеством условий истинности, и пусть a будет «реальным миром», условием, которое фактически достигается. Тогда мы можем почти легко увидеть:

p истинно, если и только если a ∈ p.

Этот бикондиционал по всей видимости необходим. Но важно заметить, что в одном отношении он принципиально отличается от подлинных бикондиционалов Тарского. Он не использует предложение без кавычек или вообще какое-либо предложение. Он не снимает кавычки, как бикондиционалы Тарского.

Несмотря на то, что на первый взгляд дефляционисты должны приветствовать этот принцип, это отнюдь не так. Напротив, он показывает, что дефляционисты не могут на самом деле придерживаться условно-истинностного взгляда на содержание. Если бы они это делали, то они среди прочего имели бы недефляционную теорию истины, просто связывая значение истинности с условиями истины при помощи приведенного выше бикондиционала. Для радикальных дефляционистских теорий типичным является использование не-условно-истинностной теории содержания предложений: не-условно-истинностного описания того, что наделяет значением носителей истины. Судя по всему, такой подход предполагает использование теории пропозиций у Хорвиха (Horwich 1990). Это, безусловно, одна из ведущих идей Филда (Field 1986; 1994), который исследует то, как концептуальная роль описания содержания могла бы обосновать дефляционистский взгляд на истину. Использование не-условно-истинностного описания содержания позволяет добавить дефляционистский предикат истины и использовать его для производства чисто дефляционистских утверждений об условиях истинности. Но отправной точкой должно быть не-условно-истинностное представление о том, что делает носителей истины имеющими значение.

И дефляционисты, и антиреалисты начинают вовсе не с корреспондентных условий истинности. Но там, где антиреалист предложит другую теорию условий истинности, дефляционисты начнут с описания содержания, которое вовсе не является теорией условий истинности. Затем дефляционист предложит считать предикат истины, данный бикондиционалами Тарского, дополнительным средством не для понимания содержания, но для снятия кавычек. Это эффективное средство, как мы уже говорили в разделе 5.3, но оно не имеет ничего общего с содержанием. Для дефляциониста значение носителей истины не имеет ничего общего с истиной.

Истина и теория значения

Идея рассматривать теорию истины Тарского как теорию значения обрела влияние начиная с основополагающей работы Дэвидсона (напр., Davidson 1967). По крайней мере, можно полагать, что теория Тарского демонстрирует, что условия истинности предложения определяются семантическими свойствами его частей. В более общем смысле, как мы видим в значительной части работ Дэвидсона и Дамметта (напр., Davidson and Dummett 1959; 1976; 1983; 1991), определение теории условий истинности можно понимать как важнейшую часть теории значения. Таким образом, любая теория истины, которая попадает в широкую категорию теорий условий истинности, может рассматриваться как часть теории значения. (Подробнее см. Higginbotham 1986; 1989 и дискуссию между Higginbotham 1992 и Soames 1992.)

Ряд комментаторов Тарского (например, Etchemendy 1988; Soames 1984) отметили, что его теоретический аппарат необходимо понимать особым образом — так, чтобы он был применим для создания теории значения. Работы Тарского часто используются для демонстрации того, как определить предикат истины. Если они используется таким образом, то вопрос о том, является ли предложение истинным или нет, становится, по сути, вопросом математики. Предположительно, то, какие условия истинности имеют предложения естественного языка — зависит от обстоятельств. Поэтому предикат истины, определенный таким образом, не может быть использован для создания теории значения. Но аппарат Тарского и не должен использоваться просто для эксплицитного определения истины. Рекурсивное определение истины может использоваться для определения семантических свойств предложений и их составных частей, что и должна делать теория значения. В таком применении истина не определяется эксплицитно, скорее, условия истинности предложений берутся как то, что нужно описать. (См. Heck, 1997 для дальнейшего обсуждения.)

Когерентная теория и значение

Дэвидсон, испытавший влияние Куайна (см. напр. Куайн 2000), сам хорошо известен тем, что использует отличный от филдовского (Field 1972) подход для использования теории истины как теории значения. В то время как вдохновленный Филдом репрезентативный подход основан на каузальном истолковании референций, Дэвидсон (напр., Davidson 1973) предлагает процесс радикальной интерпретации, при котором интерпретатор строит тарскианскую теорию, чтобы интерпретировать говорящего как придерживающегося последовательных, согласующихся и в основном истинных убеждений.

Это привело Дэвидсона (напр., Davidson 1986 г.) к утверждению, согласно которому большинство наших убеждений истинно — вывод, который хорошо согласуется с когерентной теорией истины. Это более слабое утверждение, чем могла бы себе позволить неоклассическая когерентная теория. Оно не настаивает на том, что все элементы какого-либо связного множества убеждений истинны, или что истинность попросту заключается в том, чтобы быть элементом такого связного множества. Но тем не менее заключение о том, что большинство наших убеждений истинно, поскольку их содержание должно быть понято посредством процесса радикальной интерпретации, превращающей их в последовательную и рациональную систему, имеет явное сходство с неоклассической когерентной теорией.

Дэвидсон (Davidson 1986) считал свой взгляд на истину достаточно схожим с неоклассической когерентной теорией, чтобы оправдать его декларируемую принадлежность к теории когеренции. В то же время Дэвидсон рассматривает роль теоретического аппарата Тарского в качестве оправдания утверждения, согласно которому его точка зрения также была совместима с разновидностью корреспондентной теории.

Тем не менее в более поздней работе Дэвидсон пересмотрел эту позицию. На самом деле уже в ранней работе Дэвидсон (Davidson 1977) выразил сомнение в отношении любых радикальных интерпретаций роли теории Тарского, включая тот тип репрезентативного аппарата, на который опирается Филд (Field 1972) и который рассматривался нами в разделах 3.1 и 3.2. В «Послесловии» одной из работ (Davidson 1986) он также пришел к выводу, что его точка зрения слишком далеко отходит от неоклассической когерентной теории, чтобы использовать термин «когерентная теория истины». Более важной здесь скорее является роль радикальной интерпретации в теории содержания и ее главная идея о том, что убеждение отражает действительность. Все это, безусловно, связано с когерентностью, однако не с когерентной теорией как таковой. Это также образует сильную форму антирепрезентационализма. Таким образом, хотя Дэвидсон в конечном счете и не развивает когерентную теорию истины, он развивает теорию, которая находится в противоречии с репрезентативными вариантами теории соответствия, рассмотренными в разделе 3.2.

Подробнее о Дэвидсоне см. Glanzberg 2013 и статью Дональд Дэвидсон.

Истина и утверждение

Связь между истиной и значением — не единственное место, где истина и язык тесно связаны между собой. Другая точка пересечения — это идея связи между истиной и утверждением, многократно подчеркиваемая в работах Даммета (напр., Dummett 1959). Опять же, это вписывается в трюизм:

Истина является целью утверждения.

Человек, делающий утверждение, как гласит трюизм, стремится сказать что-то истинное.

Легко выставить эту банальность таким образом, что она покажется ложной. Конечно, многие говорящие не стремятся сказать что-то истинное. Всякий, кто лжет, к этому не стремится. Также как и тот, чья цель — польстить или обмануть.

Мотивация этого трюизма утверждения истины состоит в другом: здесь утверждение рассматривается как практика, в которой определенные правила являются конститутивными. Многие авторы проводят напрашивающуюся параллель с играми, такими как шахматы или бейсбол, которые определяются специфическими правилами. Трюизм придерживается позиции, согласно которой стремление утверждения к истинности — конститутивная особенность самой практики утверждений. Утверждение по своей природе представляет сказанное как истину, и любое несоответствующее действительности утверждение по факту подвержено критике, вне зависимости от того, истину или ложь человек желал сообщить своим утверждением.

То, что Даммет изначально говорил об этой идее, было отчасти критикой дефляционизма (в частности, Strawson 1950). Идея, согласно которой концепцию истины полностью объясняется с помощью бикондиционалов Тарского, оспаривается заявлением о том, что банальность утверждения истины является фундаментальной для истины. Как выразился Даммет, то, что не описывается бикондиционалами Тарского, но схватывается трюизмом утверждения истины, является сутью концепции истины, то есть целью ее использования. (Подробнее см. Glanzberg, 2003a и Wright, 1992.)

Вопрос о том, имеет ли утверждение подобные конститутивные правила, конечно, спорный. Но для тех, кто полагает, что это так, место истины в конститутивных правилах само по себе спорно. Главная альтернатива, отстаиваемая Уильямсоном (Williamson 1996), заключается в том, что знание, а не истина, является фундаментальным для коститутивных правил утверждения. Уильямсом отстаивает толкование утверждения, которое основывается на правиле, согласно которому утверждать можно лишь то, о чем мы знаем.

Подробнее об истине и утверждении см. Brown and Cappelen 2011 и статью Утверждение.

Библиография

На русском языке:

Витгенштейн Л., 2005 [1922]., Логико-философский трактат // Витгенштейн Л. Избранные работы. М.: Издательский дом «Территория будущего».

Дэвидсон Д., 2003, Исследования истины и интерпретации. М.: Праксис.

–—, 1967. Истина и значение // Дэвидсон 2003. С. 45–70.

–—, 1969. Истинно по отношению к фактам // Дэвидсон 2003. С. 71–94.

–—, 1973. Радикальная интерпретация // Дэвидсон 2003. С. 182–201.

–—, 1977. Реальность без референции // Дэвидсон 2003. С. 300–314.

Куайн У. В. О., 2000, Слово и объект. М.: Праксис; Логос.

–—, 2008, Философия логики. М.: Канон+ РООИ «Реабилитация».

Остин Дж., 2006, Правда о фактах // Остин Дж. Три способа пролить чернила: Философские работы. СПб.: Алетейя, Изд. дом СПбГУ. С. 178–199.

Патнем Х, 2002, Разум, истина и история. М.: Праксис.

Рамсей Ф., 2003, П. Факты и пропозиции // Рамсей Ф. Философские работы. Томск: Изд-во Том. ун-та. С. 101–114.

Рассел Б., 1999, Философия логического атомизма. Томск: Водолей.

–—, 2000, Проблемы философии // Джеймс У., Рассел Б. Введение в философию; Проблемы философии. М.: Республика.

Рорти Р., 1999, Прагматизм, Дэвидсон и истина // Метафизические исследования. Вып. 1. С. 260–286.

Уайтхед А., Рассел Б., 2005–2006, Основания математики: В 3 т. Самара: Самарский университет.

На английском языке:

Alston, William P., 1996, A Realistic Conception of Truth, Ithaca: Cornell University Press.

Armstrong, David M., 1997, A World of States of Affairs, Cambridge: Cambridge University Press.

Austin, J. L., 1950, “Truth”, Proceedings of the Aristotelian Society (Supplementary Volume), 24: 111–129. Reprinted in Austin (1961a).

–––, 1961a, Philosophical Papers, Oxford: Clarendon Press. Edited by J. O. Urmson and G. J. Warnock.

Azzouni, Jody, 2001, “Truth via anaphorically unrestricted quantifiers”, Journal of Philosophical Logic, 30: 329–354.

Baldwin, Thomas, 1991, “The identity theory of truth”, Mind, 100: 35–52.

Barwise, Jon and Perry, John, 1986, Situations and Attitudes, Cambridge, MA: MIT Press.

Beall, Jc, 2000, “On truthmakers for negative truths”, Australasian Journal of Philosophy, 78: 264–268.

–––, 2005, “Transparent disquotationalism”, in Deflationism and Paradox, Jc Beall and B. Armour-Garb (eds.), Oxford: Oxford University Press, 7–22.

Beebee, Helen and Dodd, Julian (eds.), 2005, Truthmakers: The Contemporary Debate, Oxford: Clarendon Press.

Blackburn, Simon and Simmons, Keith (eds.), 1999, Truth, Oxford: Oxford University Press.

Blanshard, Brand, 1939, The Nature of Thought, London: George Allen and Unwin.

Brown, Jessica and Cappelen, Herman (eds.), 2011, Assertion: New Philosophical Essays, Oxford: Oxford University Press.

Burgess, Alexis G. and Burgess, John P. (eds.), 2011, Truth, Princeton: Princeton University Press.

Candlish, Stewart, 1999, “Identifying the identity theory of truth”, Proceedings of the Aristotelian Society, 99: 233–240.

Cartwright, Richard, 1987, “A neglected theory of truth”, in Philosophical Essays, Cambridge, MA: MIT Press, 71–93.

David, Marian, 1994, Correspondence and Disquotation, Oxford: Oxford University Press.

–––, 2001, “Truth as identity and truth as correspondence”, in The Nature of Truth, M. P. Lynch (ed.), Cambridge, MA: MIT Press, 683–704.

Davidson, Donald, 1984, Inquiries into Truth and Interpretation, Oxford: Oxford University Press.

–––, 1986, “A coherence theory of truth and knowledge”, in Truth and Interpretation, E. Lepore (ed.), Oxford: Basil Blackwell, 307–319. Reprinted with afterthoughts in Davidson (2001).

–––, 1990, “The structure and content of truth”, Journal of Philosophy, 87: 279–328. Reprinted in revised form in Davidson (2005).

–––, 2001, Subjective, Intersubjective, Objective, Oxford: Oxford University Press.

–––, 2005, Truth and Predication, Cambridge, MA: Harvard University Press.

Devitt, Michael, 1984, Realism and Truth, Oxford: Blackwell.

Dodd, Julian, 2000, An Identity Theory of Truth, New York: St. Martin's Press.

Dummett, Michael, 1959, “Truth”, Proceedings of the Aristotelian Society, 59: 141–162. Reprinted in Dummett (1978).

–––, 1976, “What is a theory of meaning? (II)”, in Truth and Meaning, G. Evans and J. McDowell (eds.), Oxford: Clarendon Press. Reprinted in Dummett (1993).

–––, 1978, Truth and Other Enigmas, Cambridge, MA: Harvard University Press.

–––, 1983, “Language and truth”, in Approaches to Language, Roy Harris (ed.), Oxford: Pergamon, 95–125. Reprinted in Dummett (1993).

–––, 1991, The Logical Basis of Metaphysics, Cambridge, MA: Harvard University Press.

–––, 1993, The Seas of Language, Oxford: Oxford University Press.

Etchemendy, John, 1988, “Tarski on truth and logical consequence”, Journal of Philosophical Logic, 43: 51–79.

Field, Hartry, 1972, “Tarski's theory of truth”, Journal of Philosophy, 69: 347–375.

–––, 1986, “The deflationary conception of truth”, in Fact, Science and Value, C. Wright and G. MacDonald (eds.), Oxford: Basil Blackwell, 55–117.

–––, 1994, “Deflationist views of meaning and content”, Mind, 103: 249–285.

Fox, John, 1987, “Truthmaker”, Australasian Journal of Philosophy, 65: 188–207.

Frege, Gottlob, 1918–19, “Der gedanke”, Beiträge zur Philosophie des deutschen Idealismus, 1: 58–77. Translated by P. Geach and R. H. Stoothoff as “Thoughts” in Frege (1984).

–––, 1984, Collected Papers on Mathematics, Logic, and Philosophy, Oxford: Basil Blackwell. Edited by B. McGuiness.

–––, 2002, Realism and the Correspondence Theory of Truth, New York: Rowman and Littlefield.

Glanzberg, Michael, 2003a, “Against truth-value gaps”, in Liars and Heaps, Jc Beall (ed.), Oxford: Oxford University Press, 151–194.

–––, 2003b, “Minimalism and paradoxes”, Synthese, 135: 13–36.

–––, 2013, “The concept of truth”, in Companion to Donald Davidson, E. Lepore and K. Ludwig (eds.), Boston: Wiley-Blackwell, in press.

Greenough, Patrick and Lynch, Michael P. (eds.), 2006, Truth and Realism, Oxford: Oxford University Press.

Grover, Dorothy L., Kamp, Joseph L., and Belnap, Nuel D., 1975, “A prosentential theory of truth”, Philosophical Studies, 27: 73–125.

Gupta, Anil, 1993, “A critique of deflationism”, Philosophical Topics, 21: 57–81.

Haack, Susan, 1976, “The pragmatist theory of truth”, British Journal for the Philosophy of Science, 27: 231–249.

Halbach, Volker, 1999, “Disquotationalism and infinite conjunctions”, Mind, 108: 1–22.

Hartshorne, C., Weiss, P., and Burks, A. W. (eds.), 1931–58, The Collected Papers of Charles Sanders Peirce, vol. 1–8, Cambridge, MA: Harvard University Press.

Heck, Richard, 1997, “Tarski, truth, and semantics”, Philosophical Review, 106: 533–554.

Higginbotham, James, 1986, “Linguistic theory and Davidson's program in semantics”, in Truth and Interpretation, E. Lepore (ed.), Oxford: Basil Blackwell, 29–48.

Higginbotham, James, 1989, “Knowledge of reference”, in Reflections on Chomsky, A. George (ed.), Oxford: Basil Blackwell, 153–174.

–––, 1992, “Truth and understanding”, Philosophical Studies, 65: 3–16.

Hornsby, Jennifer, 2001, “Truth: The identity theory”, in The Nature of Truth, M. P. Lynch (ed.), Cambridge: MIT Press, 663–681.

Horwich, Paul, 1990, Truth, Oxford: Basil Blackwell.

Hylton, Peter, 1990, Russell, Idealism and the Emergence of Analytic Philosophy, Oxford: Oxford University Press.

Jackson, Frank, 2006, “Representation, truth and realism”, The Monist, 89: 50–62.

James, William, 1907, “Pragmatism's conception of truth”, in Pragmatism, New York: Longmans, 197–236.

Joachim, H. H., 1906, The Nature of Truth, Oxford: Clarendon Press.

Kaplan, David, 1989, “Demonstratives”, in Themes From Kaplan, J. Almog, J. Perry, and H. Wettstein (eds.), Oxford: Oxford University Press, 481–563. First publication of a widely circulated manuscript dated 1977.

Ketland, Jeffrey, 1999, “Deflationism and Tarski's paradise”, Mind, 108: 69–94.

Kirkham, Richard L., 1992, Theories of Truth: A Critical Introduction, Cambridge, MA: MIT Press.

Künne, Wolfgang, 2003, Conceptions of Truth, Oxford: Clarendon Press.

Lackey, Douglas (ed.), 1973, Essays in Analysis, New York: George Braziller.

Leeds, Stephen, 1978, “Theories of reference and truth”, Erkenntnis, 13: 111–129.

Lynch, Michael P., 2001a, “A functionalist theory of truth”, in The Nature of Truth, M. P. Lynch (ed.), Cambridge, MA: MIT Press, 723–749.

––– (ed.), 2001b, The Nature of Truth: Classical and Contemporary Perspectives, Cambridge, MA: MIT Press.

–––, 2009, Truth as One and Many, Oxford: Clarendon Press.

McDowell, John, 1976, “Truth-conditions, bivalence, and verificationism”, in Truth and Meaning, G. Evans and J. McDowell (eds.), Oxford: Clarendon Press, 42–66.

–––, 1994, Mind and World, Cambridge, MA: Harvard University Press.

Misak, Cheryl J., 2004, Truth and the End of Inquiry, Oxford: Oxford University Press.

Moore, George Edward, 1899, “The nature of judgment”, Mind, 8: 176–193.

–––, 1902, “Truth”, in Dictionary of Philosophy and Psychology, J. M. Baldwin (ed.), London: Macmillan, vol. 2, 716–718.

–––, 1953, Some Main Problems of Philosophy, London: George Allen and Unwin.

Mulligan, Kevin, Simons, Peter, and Smith, Barry, 1984, “Truth-makers”, Philosophy and Phenomenological Research, 44: 287–321.

Neale, Stephen, 2001, Facing Facts, Oxford: Clarendon Press.

Parsons, Josh, 1999, “There is no ‘truthmaker’ argument against nominalism”, Australasian Journal of Philosophy, 77: 325–334.

Patterson, Douglas, 2012, Alfred Tarski: Philosophy of Language and Logic, New York: Palgrave Macmillan.

Putnam, Hilary, 1978, Meaning and the Moral Sciences, London: Routledge and Kegan Paul.

–––, 1985–86, “A comparison of something with something else”, New Literary History, 17: 61–79. Reprinted in Putnam (1994).

–––, 1994, Words and Life, Cambridge, MA: Harvard University Press.

Ramsey, Frank P., 1931, The Foundations of Mathematics and Other Logical Essays, London: Routledge and Kegan Paul.

Ross, W. D. (ed.), 1928, The Works of Aristotle Translated into English, Oxford: Clarendon Press, second edn.

Russell, Bertrand, 1904, “Meinong's theory of complexes and assumptions I, II, III”, Mind, 13: 204–219, 336–354, 509–524. Reprinted in Lackey (1973).

–––, 1910a, “The monistic theory of truth”, in Philosophical Essays, London: George Allen and Unwin, 131–146.

–––, 1910b, “On the nature of truth and falsehood”, in Philosophical Essays, London: George Allen and Unwin, 147–159.

–––, 1912, The Problems of Philosophy, London: Oxford University Press.

Soames, Scott, 1984, “What is a theory of truth?”, Journal of Philosophy, 81: 411–429.

–––, 1992, “Truth, meaning, and understanding”, Philosophical Studies, 65: 17–35.

Strawson, Peter F., 1949, “Truth”, Analysis, 9: 83–97.

–––, 1950, “Truth”, Aristotelian Society Supp. Vol., 24. Reprinted in Strawson (1971).

–––, 1971, Logico-Linguistic Papers, London: Methuen.

Tarski, Alfred, 1931, “Sur les ensembles définissables de nombres réels. I.”, Fundamenta Mathematicae, 17: 210–239. References are to the translation by J. H. Woodger as “On definable sets of real numbers. I” in Tarski (1983).

–––, 1935, “Der Wahrheitsbegriff in den formalisierten Sprachen”, Studia Philosophica, 1: 261–405. References are to the translation by J. H. Woodger as “The concept of truth in formalized languages” in Tarski (1983).

–––, 1944, “The semantic conception of truth”, Philosophy and Phenomenological Research, 4: 341–375.

–––, 1983, Logic, Semantics, Metamathematics, Indianapolis: Hackett, second edn. Edited by J. Corcoran with translations by J. H. Woodger.

Taylor, Barry, 1976, “States of affairs”, in Truth and Meaning, G. Evans and J. McDowell (eds.), Oxford: Clarendon Press, 263–284.

Vision, Gerald, 2004, Veritas: The Correspondence Theory and Its Critics, Cambridge, MA: MIT Press.

Walker, Ralph C. S., 1989, The Coherence Theory of Truth, London: Routledge.

Williamson, Timothy, 1996, “Knowing and asserting”, Philosophical Review, 104: 489–523.

Wright, Crispin, 1976, “Truth-conditions and criteria”, Aristotelian Society Supp. Vol., 50: 217–245. Reprinted in Wright (1993).

–––, 1982, “Anti-realist semantics: The role of criteria”, in Idealism: Past and Present, G. Vesey (ed.), Cambridge: Cambridge University Press, 225–248. Reprinted in Wright (1993).

–––, 1992, Truth and Objectivity, Cambridge, MA: Harvard University Press.

–––, 1993, Realism, Meaning and Truth, Oxford: Blackwell, second edn.

–––, 1999, “Truth: A traditional debate reviewed”, Canadian Journal of Philosophy, 24: 31–74

Young, James O., 2001, “A defense of the coherence theory of truth”, Journal of Philosophical Research, 26: 89–101.