входрегистрация
философытеорииконцепциидиспутыновое времяматематикафизика
Поделиться статьей в социальных сетях:

Воображение

Ссылка на оригинал: Stanford Encyclopedia of Philosophy

Впервые опубликовано 14 марта 2011 года.

Вообразить предмет — значит сформировать особый вид ментальной репрезентации предмета. Воображение обычно отличается от ментальных состояний, таких как восприятие, воспоминание и убеждение, тем, что воображение S не требует S (или то, что субъект принимает за S) существовать или являться тем, чем оно есть на самом деле, в отличие от этих состояний. Воображение отличается от таких ментальных состояний, как желание или ожидание, в том смысле, что воображение S не требует, чтобы субъект желал или ожидал, чтобы S имело место в реальности, в отличие от вышеперечисленных состояний.

Воображение также иногда отличают от таких ментальных состояний, как замысливание и предположение, на том основании, что для представления себе S требуется какое-то квазисенсорная или позитивная репрезентация S, тогда как для этих состояний ее не требуется.

Современные философские дискуссии о воображении в основном сосредоточены на трех группах тем. Исследования в области философии сознания и философии психологии выявили кластер вопросов, связанных с феноменологией и когнитивной архитектурой воображения. Они проясняют, чем воображение отличается или сходится с другими психическими состояниями как феноменологически, так и функционально, исследуя роль воображения в понимании себя и других, а также в репрезентации прошлого, будущего и контрфактических сценариев. Работа в области эстетики была сосредоточена на вопросах, связанных с воображением: на взаимодействии с вымышленными персонажами и событиями. Она установила и предложила разрешение ряда (кажущихся) парадоксов. А работа в модальной эпистемологии была сосредоточена на том, насколько воображение — и его собрат — постижимость — могут служить путеводителями по возможности.

Из-за широты рассматриваемого вопроса настоящая статья сосредоточена исключительно на современных дискуссиях о воображении в англо-американской философской традиции. (Обзор исторических дискуссий о воображении см. в разделах, посвященных рассказам о ментальных образах до XX века и в начале XX века, в соответствующей статье Стэндфордской энциклопедии; более подробный и всесторонний исторический обзор см. в Brann 1991.

Обширное исследование воображения в феноменологической традиции представлено в работе Casey 2000.)

Обзор: разновидности воображения

Среди тех, кто работает над данным вопросом, существует общее мнение, что термин воображение используется слишком широко, чтобы можно было установить его простую таксономию. Действительно, обзорные эссе (включая это) обычно начинаются с обращения к Питеру Стросону, который в «Воображении и восприятии» (Strawson 1970) пишет:

Употребления и применения терминов «образ», «воображать», «воображение» и т.д. составляют очень разнообразное и рассеянное семейство. Даже этот образ семейства терминов кажется чересчур определенным. Было бы более чем сложно определить и перечислить членов семейства терминов, не говоря уже о всех отношениях родительства и двоюродного родства. (Strawson 1970: 31; ср. McGinn 2009: 595)

Эти таксономические проблемы переходят в попытки определения. В первой главе книги «Мимесис как притворство» — возможно, самой влиятельной из современных трактовок воображения, Кендалл Уолтон (Walton 1990) разводит руками в надежде точно определить понятие. Перечислив и выделив ряд образцовых примеров воображения, он спрашивает:

Что значит воображать? Мы рассмотрели ряд аспектов, согласно которым воображения могут разниться; разве мы не должны сейчас разобраться в том, что у них общего? Да, если сможем. Но я не могу. (Walton 1990: 19)

В свете всех этих сложностей недавние попытки систематизации (таксономии) были склонны к отказу от комплексного подхода, сосредоточившись на выявлении и классификации отдельных аспектов явления.

Кендалл Уолтон (Walton 1990), например, подчеркивает различия между спонтанным и обдуманным воображением (акты воображения, которые происходят с сознательным участием субъекта или без него), между повторяющимися и одноразовыми воображениями (акты воображения, которые либо занимают, либо не занимают внимание субъекта), а также между социальными и одиночными воображениями (случаи воображения, которые происходят либо совместно, либо без совместного участия нескольких субъектов).

Другие таксономии сосредотачиваются на выделении определенного аспекта темы для дальнейшего обсуждения. Грегори Карри и Иэн Рэвенскрофт (Currie and Ravenscroft 2002) начинают свою книгу о воображении, обращая внимание на различие между креативным воображением (объединение идей неожиданным и нетрадиционным способом); сенсорным воображением (подобное восприятию переживание в отсутствие соответствующих стимулов); и то, что они называют рекреативным воображением (способность переживать мир или думать о мире с точки зрения, отличной от той, которую представляет опыт), сосредоточив оставшуюся часть своего исследования в основном на третьем (рекреативном) смысле и оставляя в стороне первый (креативный) почти полностью. (Ср. также Strawson 1970: 31.) [Недавние работы на тему креативного воображения проводились в основном в контексте эмпирической психологии (см. Boden 2003; Csikszentmihalyi 1997; Sternberg 1998), хотя философское внимание этой проблеме также уделялось последние годы (см. Carruthers 2007; Gaut & Livingston 2003).].

Другие подходы к классификации видов воображения рассматривают их с точки зрения структуры и содержания.

Многие философы различают пропозициональное воображение (воображение, что P) и непропозициональное воображение, разделив последнее на объектное воображение (воображать E) (Yablo 1993) и активное воображение (воображать X-действие) Уолтон (Walton 1990). (Сходное деление производится в работе Томаса Нагеля (Nagel 1974), который проводит различие между симпатическим воображением (воображать себя переживающим определенный опыт) и перцептивным воображением (воображать себя воспринимающим определенное событие или положение дел). Оно разбирается в разделе 4.5.) Эти понятия часто иллюстрируются с помощью примеров.

Когда субъект воображает пропозиционально, он представляет себе, что что-то имеет место. Так, например, Джульетта может представить, что рядом с ней Ромео. Воображать в этом смысле — значит состоять в неком ментальном отношении к определенной пропозиции. (См. «Отчеты о пропозициональных установках».)

Когда субъект воображает объектно, он представляет себе реальный или воображаемый объект или ситуацию. Так, например, Просперо может представить желудь, или нимфу, или город Неаполь, или свадебный пир. Воображать в этом смысле — значит состоять в каком-то ментальном отношении к репрезентации (мнимой или реальной) сущности или состояния дел (Yablo 1993; см. также Martin 2002; Noordhof 2002; O’Shaughnessy 2000.)

Когда субъект воображает X-действие, он представляет себя в какой-то деятельности или в каком-то опыте. Так, например, Офелия могла бы представить, как она увидит Гамлета или попадет в женский монастырь. Воображать в данном смысле — значит состоять в ментальном отношении от первого лица к некоторому (воображаемому или реальному) поведению или восприятию.

Последний способ рассмотрения воображения рассматривает слово воображаемый в качестве оператора, который «разъединяет», «воспроизводит» или «копирует» (ср. Leslie 1987; Goldman 2000; Budd 1989) и который в принципе может быть привязан к любому (ментальному) состоянию.

Так, например, можно говорить о воображаемом восприятии (или воображении, подобном восприятию), воображаемом убеждении (или воображении, подобном убеждению), воображаемом желании (или воображении, подобном желанию), воображаемом действии (или воображении, подобном действию) и т.д.

С точки зрения такого подхода, таксономия имагинативных установок разделяет общую форму с опытом в целом.

Никакая из вышеприведенных таксономий не стала общим знаменателем в последних дебатах.

Воображение и другие ментальные состояния

Воображение и ментальные образы

Иметь (сугубо) ментальный образ означает иметь опыт, подобный восприятию, вызванный чем-то иным, нежели соответствующим внешним стимулом; так, например, можно было бы иметь «картину перед мысленным взором или… мелодию, звучащую в голове» (Strawson 1970: 31) в отсутствие какого-либо соответствующего визуального или аудиального объекта или события.

Хотя возможно формирование ментальных образов в любой из сенсорных модальностей, основная часть дискуссий как в психологическом, так и в философском контекстах была сосредоточена на визуальных образах.

Наиболее важные споры в этой области касаются репрезентационного формата визуальных ментальных образов и, в частности, вопроса о том, являются ли визуальные ментальные образы «подобными картинам» (picture-like) в том смысле, что их можно «ментально разглядывать» во многом так, как можно визуально разглядывать вещи, которые мы видим.

«Картинная теория» (picture theory) подразумевает, что ментальные репрезентации, которые мы испытываем в случаях визуального воображения, представляют пространственные отношения через репрезентационные свойства, которые сами по себе являются сущностно пространственными (Kosslyn 1980, 1994; Kosslyn et al. 2006; Shepard and Metzler 1971; Shepard and Cooper 1982). Альтернатива — «пропозициональная» или «дескриптивная» теория — гласит, что визуальные ментальные образы — это непикториальные (non-pictorial) речеподобные репрезентации визуальных сцен (Pylyshyn 1973, 2002, 2003). (Подробное изложение и обсуждение этих вопросов см. в обсуждении дискуссии об аналоговом и пропозициональном в статье о ментальных образах; ср. также Block ed. 1981; Tye 1991.)

Более общий вопрос, которому уделяется меньше внимания в философских дискуссиях о воображении, касается отношения между ментальными образами (или чувственным воображением) и воображением в целом.

В то время как большинство теоретиков воображения проводят различие между сенсорным воображением (формирование ментального образа) и когнитивным воображением (концептуальное постижение возможности) (ср. McGinn 2009, вслед за McGinn 2004), или между воображением, подобным восприятию (чувственным), и воображением, подобным убеждению (пропозициональным) (Currie and Ravenscroft 2002), вопрос о том, связаны ли сенсорное и пропозициональное воображение так же, как восприятие связано с убеждением, не был подробно исследован. (Спекулятивные рассуждения о том, как могут быть связаны чувственное и когнитивное воображение, см. в McGinn 2004: chs 12–13; ср. также Kind 2001; обсуждение потенциальных отношений между перцептивным воображением и объектным воображением см. в Chalmers 2002: 150–151; Yablo 1993.)

Подробное обсуждение темы ментальных образов и связанных с ней дискуссий можно найти в статье о ментальных образах.

Воображение и убеждение

Как было отмечено в разделе 1, воображение, как и убеждение, имеет пропозициональное употребление. Когда мы говорим что-то вроде «Макбет убежден, что перед ним кинжал», мы приписываем субъекту (Макбету) установку (убеждение) по отношению к пропозиции (что перед ним кинжал). При этом мы предполагаем, что он рассматривает данное предложение как истинное. (См. «Убеждение»).

Аналогично, когда мы говорим что-то вроде «Джульетта воображает, что Ромео стоит рядом с ней», мы снова приписываем нашему субъекту (Джульетте) установку (воображение) по отношению к пропозиции (что Ромео стоит рядом с ней). При этом мы, грубо говоря, предполагаем, что она рассматривает суждение как, скажем, вымышленное, фиктивное или притворное. (Ср.: Currie 1990; Nichols and Stich 2000; Walton 1990.)

Разумно предположить, что верить в то, что P, значит считать P буквально истинным (о проблемах такого подхода см. Velleman 2000), в то время как воображать, что P, значит рассматривать P как вымышленное, фиктивное или притворное независимо от того, чем на деле является P. Что это определение проясняет в отношении между этими двумя установками?

Широко распространено мнение, что, по крайней мере в их пропозициональном употреблении, воображение и убеждение могут применяться к схожим, хотя и не совпадающим, областям содержаний. Разночтения возникают из-за того, что если человек придерживается взгляда на воображение, согласно которому воображение должно быть квазисенсорным, то существуют (абстрактные) пропозиции, в которые можно верить, но их нельзя воображать (хотя они предположительно постижимы). И если человек придерживается определенной точки зрения на эпистемическую модальность, то существуют пропозиции — апостериорные необходимые ложности — которые можно вообразить, но в них нельзя поверить.

Однако, если оставить в стороне указанные исключения, представляется, что область убеждения и (пропозиционального) воображения в конечном счете одинакова: предположительно это область всех доступных пониманию пропозиций.

Но тогда как то, во что мы верим, определяется (как мы считаем) реальным миром, то, что мы воображаем (в значительной степени) зависит от нас. Причина этого проста. Так как полагать, что P, — значит принять, что P имеет место в действительном мире, а поскольку не нам решать, какой мир является (в соответствующем смысле) действительным, роль убеждения состоит в том, чтобы соответствовать некоторой предопределенной структуре — ее направление соответствия (fit) идет от сознания к миру. (Обсуждение направления соответствия см. в статье о речевых актах.) Напротив, поскольку вообразить Р означает рассматривать Р в неком конкретном недействительном мире или множестве таких миров и поскольку то, какие миры воображаемы, зависит (в соответствующем смысле) от нас, роль воображения не состоит в соответствии какой-то предопределенной структуре. (Возможное исключение — это руководимое воображение, порождаемое историями и произведениями искусства; обсуждение этих вопросов см. в разделе 5.1 ниже.)

Это различие иногда выражается так: тогда как вера в то или иное содержание предполагает восприятие содержания как истинного в действительном мире, воображение этого содержания подразумевает, что оно должно быть истинным-в-вымысле или притворно-истинным.

(Обсуждение связи между истиной simpliciter и истиной-в-вымысле выходит за рамки настоящей статьи. Дальнейшее обсуждение некоторых из этих вопросов см. в статьях «Истина», «Фикционализм» и Zalta 1992.)

На основе такого рода соображений ряд теоретиков предложил когнитивные модели, где убеждение и воображение (или притворство) включают различные, но структурно сходные психологические механизмы, которые воздействуют на схожие разновидности репрезентационного содержания. Наиболее выдающейся из них является когнитивная теория притворства Николса и Стича (Nichols and Stich 2000, 2003), согласно которой убеждение и воображение представляют собой психологические установки, которые воздействуют на пропозициональное содержание, «хранящееся» в разных ментальных «коробках» — «коробке веры» в случаи убеждений и «коробке возможного мира» в случае воображения, — каждая из которых управляется характерным набором правил, регулирующих их связи с поведением и другими ментальными состояниями.

Общий разбор отношения между воображением и убеждением см. в Currie and Ravenscroft 2002; Nichols and Stich 2000; Walton 1990; Velleman 2000. См. также эссе из сборников Lopes and Kieren eds. 2003 и Nichols ed. 2006.

Воображение и желание

Подобно убеждению и воображению, желание имеет пропозициональное употребление. В этом смысле мы можем сказать: «Гамлет желает, чтобы Клавдий выпил из отравленной чашки». Когда мы говорим это, мы приписываем нашему субъекту (Гамлету) установку (желание) по отношению к пропозиции (чтобы Клавдий выпил из отравленной чашки). При этом мы условно предполагаем, что субъект рассматривает положение дел, представляемое пропозицией, как то, которое скоро случится.

В отличие от убеждения, желание не имеет направления соответствия от сознания к миру. Желание — это установка, которая является скорее конативной, а не когнитивной: ее направление соответствия идет от мира к сознанию.

Желать, чтобы Р, значит желать, чтобы Р было или существовало в действительном мире.

В этом контексте возникает вопрос: нет ли — как в случае имагинативного аналога убеждения — имагинативного аналога желания. Имагинативно желать (и-желать), чтобы P, или иметь желание, подобное воображению, значило бы хотеть — имагинативным образом — чтобы P было (в некотором вымышленном, или фиктивном, или притворном мире).

Понятие воображения, подобного желанию (Currie 1990, 2002; Velleman 2000), или i-желания (Doggett and Egan 2007), было призвано объяснить два явления: возникновение поведений в воображаемых контекстах и кажущееся существование желаний, вызванных фикциями. Согласно этим допущениям, если я приворяюсь Клеопатрой, тогда я имагинативно желаю быть с Антонием, и в сочетании с имагинативной убежденностью в том, что вы Антоний, это приведет меня, к примеру, к тому, чтобы вас обнять. Точно так же как я могу вообразить, что Ромео и Джульетта оба умирают (и, таким образом, вообразить что-то о них как в убеждении), я также могу «пожелать», чтобы они выжили (и, таким образом, вообразить о них что-то в духе желания).

Возражения против таких доводов указывают на то, что понятие воображения, подобного желанию (или i-желания), не является необходимым для объяснения явлений, которые оно пытается объяснить. На это можно ответить, что желая-в-воображении, чтобы Ромео и Джульетта выжили, я желаю-(в-действительности), чтобы Ромео и Джульетта выжили в вымысле.

Более подробные исследования темы желания-в-воображении или i-желания см. (защитники) Currie 1990: ch. 5; Currie 2002; Currie and Ravenscroft 2002); Doggett and Egan 2007; Velleman 2000; (несогласные) Carruthers 2003; Nichols and Stich 2000, 2003; Funkhouser and Spaulding 2009.

Воображение и суппозиция

В ряде современных дискуссий о воображении проводится различие между простой суппозицией, с одной стороны, и активным (или живым) воображением, с другой. Можно сказать, что простая суппозиция — это то, что фигурирует в простых случаях гипотетических рассуждений, тогда как живое воображение — это то, что вовлечено в эстетическое участие, задействованное притворство или захватывающие игры фантазии.

Элвин Голдман (Goldman 2006) делает различие между суппозициональным воображением (s-воображение), с одной стороны, и энактивным воображением (e-воображение), с другой. S-воображение включает в себя предположение получения конкретного содержания (например, суппозицию, что я в восторге); е-воображение включает в себя «попытку задействовать сам восторг» (Goldman 2006: 47–48, курсив убран). (Заметим, что понятие s-воображения Голдмана следует отличать от понятия Пикока с тем же названием; см. раздел 5.6 ниже.)

Различие между простой суппозицией и живым воображением часто используется в дискуссиях об имагинативном взаимодействии. Ричард Моран (Moran 1994), например, различает их на том основании, что живое воображение порождает широкий спектр других ментальных состояний, включая аффективные реакции, в то время как простая суппозиция этого не делает. (См. раздел 5.3 ниже.) В этой связи Моран указывает, что попытка живо вообразить себе, будто бы нечто наподобие убийства младенцев женского пола окажется морально правильной вещью, приведет к имагинативному сопротивлению, тогда как простая суппозиция — нет. (Имагинативное сопротивление описывается и разбирается в разделе 5.2 ниже.) Карри и Рэвенскрофт (Currie and Ravenscroft 2002) утверждают, что эта разница возникает, поскольку суппозиция включает воображение по типу убеждения в отсутствии воображения по типу желания, в то время как активное воображение включает в себя обе установки. Сходным образом Доггетт и Иган (Doggett and Egan 2007) указывают, что живое воображение, как правило, мотивирует действия в контексте притворства, в то время как простая суппозиция обычно этого не делает.

Подробный разбор связи между суппозицией и живым воображением см. в следующих работах: Currie & Ravenscroft 2002, Doggett and Egan 2007, Gendler 2000, Moran 1994, Nichols 2006, Weinberg & Meskin 2006.

Воображение и сновидения

При описании сновидений часто обращаются к идее воображения. Уолтон (Walton 1990), например, описывает сны как «спонтанное, несознательное воображение», в то время как психолог Дэвид Фолкес характеризует сновидения как «осознание нахождения в воображаемом мире, в котором что-то происходит» (Foulkes 1999: 9).

Как отмечает Джон Саттон (Sutton 2009), темой сновидений обычно пренебрегали в недавних дискуссиях по философии сознания (исключение — Flanagan 2000), в том числе и в работах о воображении. Но в последнее время наблюдается бурная дискуссия о том, является ли содержание сновидения воображением или убеждением (или испытывается подобно им).

Согласно тому, что можно назвать «ортодоксальным взглядом» на сновидения, если мне снится, что я падаю, то во сне я убежден, что падаю. Возможно, самым известным приверженцем ортодоксального взгляда является Декарт, который использует тот факт, что мы часто убеждены в реальности того, что нам снится, чтобы подтвердить свой скептицизм в отношении познания.

Совсем недавно Джонатан Ичикава (Ichikawa 2009) и Эрнест Соса (Sosa 2005; 2007) отвергли точку зрения, согласно которой сновидения подразумевают убежденность. Они утверждают, что сновидения, скорее, представляют собой разновидность акта воображения. Ичикава, продолжая работу Соса, отмечает, что «сонные» аналоги убеждений не ведут себя как обычные убеждения: «убеждения» в сновидениях не связаны с перцептивным опытом или с поведением так, как с ними связаны убеждения наяву; и «убеждения» в снах подвержены радикальным изменениям, в отличие от убеждений бодрствования. Таким образом, они утверждают, что наше отношение к содержанию наших снов состоит в воображении, а не в вере. (См. также Malcolm 1959; Dennett 1976.) Соса утверждает (Sosa 2005; 2007), хотя Ичикава с ним не соглашается (Ichikawa 2008), что такой пересмотр обнуляет силу довода от сновидения Декарта.

В поддержку варианта ортодоксального взгляда Колин Макгинн утверждает, что, хотя сны действительно включают в себя ментальные образы, а не перцептивные переживания, они также могут включать в себя убеждения. Он утверждает это отчасти на том основании, что сны часто включают глубокую эмоциональную вовлеченность, которая отсутствует как в воображении, так и во сне, но при этом характерна для убежденности или веры (McGinn 2004: 97–98). Он предлагает то, что он называет теорией сновидения как иммерсивного вымысла (McGinn 2004: 103–104), согласно которой сны подобны вымыслам, куда мы настолько глубоко вовлекаемся, что «теряем себя» и таким образом формируем (по общему признанию, атипичные) убеждения. (Соответствующее обсуждение см. в разделе 5.3 ниже.)

Краткое рассмотрение ряда философских вопросов, поднимаемых проблемой сновидения, включая те, которые относятся непосредственно к проблеме воображения, см. в работе Sutton 2009, а также в монографии Flanagan 2000. Обзор недавних эмпирических дискуссий о сновидениях см. в сборниках Barrett and McNamara eds. 2009, Ellman and Antrobus eds. 1991 и Pace-Schott et al. 2003 или в монографиях Domhoff 2003 и Hobson 1988, 2002. Обзор недавних эмпирических исследований природы сновидений см. в Klinger 2009.

Воображение и притворство

Вопросы об отношениях между воображением и притворством в некоторой степени являются терминологическими. Некоторые (следуя Райлу 2000) говорят, что воображение и притворство взаимозаменяемы; другие рассматривают воображение как более менталистское, а притворство — как более поведенческое понятие. В последнее время большинство философов сходятся во мнении, что можно воображать, не притворяясь, и что можно притворяться (то есть «действовать, как если бы»), не воображая. (Ср. Райл 2000; Currie and Ravenscroft 2002.)

В литературе по психологии развития ведутся дебаты по поводу основных способностей, которые способствуют притворному поведению у детей, с преобладанием трех конкурирующих теоретических позиций. В метарепрезентационных подходах утверждается, что притворство включает в себя репрезентирование содержания эпизода притворства как притворства, и, таким образом, считает, что те, кто занимается притворным поведением, должны обладать понятием притворства (Leslie 1987, 1994). Поведенческие версии, напротив, утверждают, что для притворства требуется только умение «вести себя так, как если бы содержание притворства было правдой» (Harris 1994, 2000; Perner 1991; Nichols and Stich 2003). Интенциональные версии утверждают, что в основе способности к притворному поведению лежит способность притворяться или вести себя так, как если бы содержание эпизода притворства было правдой (Searle 1979; Rakoczy, Tomasello and Striano 2004).

Более подробное обсуждение притворства в контексте развития детей раннего возраста можно найти в разделе 6.1 ниже.

Воображение: нормы и нарушения

Отображение и изолирование

Притворное поведение в частности и воображение в целом, как правило, имеют общие черты, которые были названы отображением (mirroring) и изолированием (quarantining) (Gendler 2003; см. также Leslie 1987; Perner 1991, Nichols and Stich 2000).

Мы можем говорить об отображении тогда, когда не обозначенные четко детали воображаемой ситуации могут быть выведены из признаков их реальных аналогов или (в более общем смысле) воображаемая ситуация подчиняется законам реального мира.

Например, в широко обсуждаемом эксперименте, проведенном Аланом Лесли (Leslie 1994), детей просят участвовать в воображаемом чаепитии. Когда ведущий эксперимента опрокидывает и «разливает» одну из (пустых) чашек, дети считают стоящую чашку «полной» (по сюжету игры), а перевернутую чашку «пустой» (как в процессе игры, так и в реальности). В более общем смысле мы понимаем, что как в играх на воображение, так и в более сложных случаях в художественном, визуальном и кинематографическом искусстве используются принципы порождения, в соответствии с которыми конкретные мотивы или детали «порождают» или «выдумывают» определенные вымышленные истины, и что эти принципы, как правило, больше ориентированы на реальность. (Walton 1990). (Для дальнейшего обсуждения см. Currie 2002; Gendler 2003; Harris 2000; Harris and Kavanaugh 1993; Leslie 1994; Lewis 1983b; Nichols and Stich 2000. Связанные вопросы обсуждаются ниже в разделе 3.3.)

Изолирование проявляется тогда, когда события в воображаемом или предполагаемом эпизоде имеют последствия только в пределах соответствующей ограниченной ситуации.

 Так, например, ребенок, участвующий в воображаемом чаепитии, не ожидает, что «проливание» воображаемого чая действительно приведет к появлению лужи на столе, и при этом человек, который выигрывает в настольное лото, не ждет, что обнаружит пополнение банковского счета на миллион долларов при следующем снятии денег из банкомата. В более общем смысле изолирование проявляется тогда, когда протоубеждения и протоустановки в отношении вымышленной ситуации не рассматриваются как убеждения и установки для жизни в реальном мире. (Неспособность изолировать воображаемые отношения в конкретных контекстах зачастую считается признаком психического заболевания; см. раздел 6.3 ниже.)

Некоторые исследователи (Nichols and Stich 2000, 2003; ср. Leslie 1987) предполагают, что отображение и изолирование естественным образом вытекают из специфики воображения: отображение является следствием того, что воображение и убеждения разделяют «единый код», а изолирование — того, что воображение работает в оторванном от реальности контексте (Nichols 2004; 2006).

Несоответствие и вредное влияние

Хотя притворное поведение и игры на воображение в основном регулируются отображением и изолированием, их можно систематически нарушать. Отображение уступает место расхождению в результате того, что воображаемое содержание (или отношение к нему) может отличаться от содержания, в которое верят. Воображаемое содержание может быть неполным (напр., в игре нельзя по сути сказать, сколько чая пролилось на стол) или некогерентным (напр., тостер служит в игре как устройство, обращающее истинностные значения). И воображаемое содержание может вызвать несоответствующие реакции: наиболее показательно это проявляется в случаях противоречивого аффекта (напр., неизбежное уничтожение человеческой жизни рассматривается как нечто забавное, а не ужасающее; см. Nichols 2006, а также Gendler 2003, 2006; см. также раздел 5.2 ниже).

Изолирование уступает место контагиозности, когда воображаемое содержание начинает непосредственно сказываться на реальных установках и поведении. Это происходит в случаях аффективного переноса, когда эмоциональная реакция, возникающая в воображаемой ситуации, может влиять на последующее поведение. Например, воображение чего-то страшного (тигра на кухне) может вызвать реальные страхи (напр., нежелание входить в комнату; см. Harris et al. 1991). И это также происходит в случаях когнитивного переноса, где воображаемое содержание «запускается» таким образом, что затем формирует последующее восприятие и опыт. Например, воображение какого-либо объекта (скажем, овцы) может повысить вероятность того, что человек «увидит» такие объекты в своем окружении (примет камень за лежащую овечку). (Обзор таких случаев см. в Gendler 2003; 2006.)

Объяснение контагиозности

Ряд философов предложили объяснения того, как воображение может вызвать эмоциональные и поведенческие реакции, часто влияющие на убеждения, несмотря на заявления людей, что они не относятся к придуманному миру как к реальному.

Одно из объяснений этого явления можно найти у Тамара Гендлера: он называет его «берой» (alief), противопоставляя «вере» (belief). (Gendler 2008a, 2008b; см. также Dennett and McKay 2009). Иметь беру-alief значит иметь врожденный или привычный, реальный или предполагаемый стимул автоматически активировать конкретный аффективный и поведенческий репертуар, в котором поведенческие склонности, порождаемые берой, могут вступить в разногласие со склонностями, порождаемыми верой или убеждениями.

Так, например, хотя субъект убежден, что пить из стерильного сосуда совершенно безопасно, он тем не менее может высказывать нерешительность и отвращение в связи с такой перспективой, потому что поддон производит alief «грязной вещи, мерзкой, от которой хочется держаться подальше».

Поскольку неважно, что послужило источником alief, воображаемое содержание может вызывать реакции, управляемые alief. В результате понятие alief может объяснить, как содержание, которое мы эксплицитно признаем мнимым, тем не менее вызывает мощные эмоциональные и когнитивные реакции. (Gendler 2008a, 2008b; см. также раздел 5.3 ниже.)

Энди Иган (Egan 2001) объясняет подобные явления тем, что он называет «воображдение» (bimagination), психическим состоянием, которое обладает некоторыми отличительными чертами воображения и убеждения: воображдение является одновременно определяющим действия (и, следовательно, похожим на убеждения) и весьма ограниченным в инференциальном плане (и, следовательно, похожим на воображение). По мнению Игана, это характерное психическое состояние может быть использовано для объяснения ряда случаев, которые другие философы описали как включающий воображаемое содержание, вызывающее типичные для убеждений реакции (в частности заблуждения, см. раздел 6.3 ниже).

Дальнейшее обсуждение смежных вопросов можно найти в работах Perner, Baker and Hutton 1994; Schwitzgebel 2001 и Zimmerman 2007. Дополнительное обсуждение вредного влияния в контексте эмоций можно найти в разделе 5.3 ниже.

Некоторые роли воображения

Большинство современных дискуссий о воображении фокусируются на определенных ролях, которые оно призвано играть в различных областях человеческого понимания и деятельности. Пять наиболее широко обсуждаемых — это роль воображения в понимании других (раздел 4.1), в воспитании понимания морали и чувствительности (раздел 4.2), в изменении реагирования (раздел 4.3), в планировании и контрфактических рассуждениях (раздел 4.4) и в предоставлении знаний о возможностях (раздел 4.5).

Воображение и «чтение мыслей»

Чтение мыслей — это деятельность по приписыванию ментальных состояний себе и другим, а также предсказание и объяснение поведения на основе этих приписываний.

Ранние дискуссии о чтении мыслей часто представлялись как полемика между «теорией теории», гласящей, что приписывание ментальных состояний другим руководствуется применением некоторой (подразумеваемой) обыденной психологической теории, и «теорией симуляции», которая считает, что атрибуция ментальных состояний определяется процессом повторения или эмуляции (кажущихся) ментальных состояний другого, возможно, с помощью механизмов, задействующих воображение.

(Основныесборникистатейпоэтимдискуссиямвключают Carruthers and Smith, eds. 1996; Davies and Stone, eds. 1995a, 1995b.) В последние годы сторонники обоих подходов все больше сходятся в общей точке, позволяя и теории, и симуляции играть некоторую роль в приписывании психических состояний другим (см. Carruthers 2003; Голдман Goldman 2006; Nichols and Stich 2003; см. также эмпирические исследования, о которых ведется речь в разделе 6). Многие такие гибридные подходы включают роль воображения.

С точки зрения теории теории, чтение мыслей включает в себя применение некоторой (подразумеваемой) обыденной психологической теории, которая позволяет субъекту прогнозировать и давать объяснения убеждений и поведения определенного человека. В чистых версиях таких рассуждений воображение не играет особой роли в приписывании состояний другим. (Для обзора «теории теории» см. статью «Обыденная психология как теория».)

С точки зрения теории симуляции, чтение мыслей включает в себя симуляцию ментальных состояний конкретного человека для того, чтобы найти возможные сходства между субъектом и другим. Именно эта симуляция позволяет делать прогнозы и предлагать объяснения убеждений и поведения конкретного человека. (Первые публикации: Goldman 1989; Gordon 1986; Heal 1986; недавние исследования: Carruthers 2009; Gallagher 2007; Saxe 2005, 2009; для обзора «Теории симуляции», см. статью «Обыденная психология как ментальная симуляция».)

Традиционные версии теории симуляции обычно описывают симуляцию, используя выражения: «ставить себя в воображении на место другого» (Gordon 2004). Как эта метафора понимается, зависит от конкретной точки зрения. (Сборник работ, исследующих различные версии теории симуляции, можно найти в Dokic and Proust, eds. 2002.) В большинстве случаев предполагается, что проекция включает в себя так называемую автономную «прогонку» в воображении психических процессов, аналогичных тем, которые запускаются в реальном времени определенным человеком (напр., Goldman 1989). Недавние эмпирические исследования в области психологии исследовали точность таких проекций (Markman et al. 2009: sec. V; Saxe 2005, 2006, 2009).

Несмотря на то, что классические исследования симуляционистов, как правило, предполагали, что процесс симуляции доступен для сознания в принципе, ряд недавних статей обращается к данным нейронаук, говорящим о том, что, по крайней мере некоторые симуляционные процессы происходят совершенно бессознательно. В таких случаях чтение мыслей сознательного воображения не играет роли. (См. обсуждение в Goldman 2009; Saxe 2009.)

Многие современные взгляды на чтение мыслей представляют собой гибридные теории, согласно которым как теоретизирование, так и симуляция играют большую роль в понимании психических состояний. Например, Голдман (Goldman 2006) утверждает, что хотя чтение мыслей является главным образом продуктом симуляции, теоретизирование также играет роль в определенных случаях. Во многих последних исследованиях применялись гибридные понятия. В каждом конкретном случае этим понятиям придается более или менее важное значение (См. Carruthers 2003; Nichols and Stich 2003.)

Ряд философов предположили, что механизмы, лежащие в основе способности субъектов читать мысли, — те же самые, которые помогают человеку притворяться (Currie and Ravenscroft 2002; Goldman 2006; Nichols and Stich 2003; обзор последних обсуждений см. в Carruthers 2009). Согласно данной точке зрения, притворство включает в себя воображаемое принятие точек зрения, отличных от собственной, и умение делать это искусно может опираться на способность человека понимать альтернативные точки зрения и/или содействовать ей. В связи с этим отсутствие спонтанного притворства у детей с расстройствами аутистического спектра принимается в качестве доказательства связи между навыками притворства и эмпатии (см. раздел 6.2.)

Воображение, вымысел и понимание морали

С древних времен философы и другие ученые утверждали, что искусство, основанное на вымысле, может играть роль в «нравственном воспитании» тех, кто взаимодействует с ним в воображении, развивая свои способности мыслить и действовать морально одобряемым образом. Один из предполагаемых механизмов этого процесса заключается в том, что вымысел позволяет знакомиться в воображении с новыми моральными принципами и эмоциями и развивать существующее моральное понимание и способности, направляя внимание читателя таким образом, чтобы это понимание могло применяться. Похожей теории поддерживаются Carroll 2002, Currie 1995b, Jacobson 1996, Mullin 2004, Nussbaum 1990 и Robinson 2005 и исследуются во многих работах Айрис Мердок.

Марта Нуссбаум утверждает, что одним из главных моральных навыков является способность различать важнейшие моральные особенности собственной ситуации. Она говорит о том, что это умение необходимо развивать, и взаимодействие с литературой может эффективно способствовать этому, предоставляя «точные и тщательные интерпретативные описания» воображаемых сценариев, которые позволяют эмоциональному участию сохранять беспристрастность (Nussbaum 1990: 46–48). Хейкмалдер (Hakemulder 2000) рассматривает некоторые эмпирические психологические свидетельства в пользу этой гипотезы.

Марк Джонсон (Johnson 1994: ch. 8) придерживается мнения, что наше понимание морали и моральное развитие напрямую связаны с нашими способностями к воображению.

 С его точки зрения, наши способности представлять себе морально значимые ситуации и альтернативы способствуют нашему духовному росту, а наше нравственное воспитание состоит, по крайней мере частично, в развитии способностей применять в воображении моральные понятия к событиям в нашей повседневной жизни.

Воображение и изменение реакций

Другая предполагаемая роль воображения заключается в изменении врожденных или привычных моделей реагирования. Я мог бы, например, поверить, что змеи безвредны, но все же не могу мириться с их присутствием; или я мог бы полагать, что студенты мужского и женского пола в целом обладают одинаковыми академическими способностями, но тем не менее читаю эссе моих учениц менее доброжелательно. Эмпирические данные свидетельствуют о том, что участие в определенных типах упражнений на воображение может смягчить подобные нежелательные автоматические реакции, то есть раскрытие воображения может стать ресурсом для регулирования поведения, выходящего за пределы нашего непосредственного рационального контроля. (Исторический обзор этих техник можно найти в статьях «Теории эмоций в Античности, Средневековье и Ренесссансе» и «Теории эмоций в XVII–XVIII столетиях»; обзор некоторых последних работ в этой области см. в Gendler 2008b.)

Эти вопросы широко изучались в области спортивной психологии, где исследователи продемонстрировали эффективность практики использования воображения в различных областях — от настольного тенниса и гольфа до каякинга и метания дротиков. (Библиографию исследований эффективности использования ментальных образов в более чем сорока видах спорта см. в Kosslyn and Moulton 2009: 38.)

Ментальные образы также играют центральную роль в ряде терапевтических практик, включая когнитивно-поведенческую терапеию (см. Бек (Beck 1993); Эллис (Ellis 2001). Для дальнейших исследований см. раздел другой статьи о возрождении ментальных образов.

Воображение и контрфактические рассуждения

Утверждалось, что воображение играет основную роль в понимании того, что произошло бы или что случилось бы, если бы вещи отличались от того, какими они являются на самом деле или были. Например, Тимоти Уильямсон утверждает, что «когда мы предполагаем, что произошло бы, если бы произошли те или иные события, мы часто не можем сделать это, не вообразив себе, что те или иные события происходят» (Williamson 2005: 19; ср. Williamson 2007).

С этой точки зрения, если король Лир рассуждает про себя: «Если бы я не поделил свое королевство между Реганой иГонерильей, Корделия была бы еще жива», — он воображает соответствующую ситуацию, в которой не разделил королевство между Реганой иГонерильей, что позволяет ему перейти от антецедента к консеквенту его контрфактического кондиционала.

Очевидно, что такое представление приводит к особо ограниченному количеству ситуаций только в случае, если воображение каким-то образом связано с тем, что остается неизменным.

Роль воображения в контрфактическом мышлении и в частности вопрос о том, что обычно остается неизменным, когда субъекты рассматривают контрафактические сценарии, были подробно разобраны в недавнем эмпирическом психологическом исследовании. В монографии о роли воображения в контрафактических рассуждениях Рут Бирн (Byrne 2005) представляет свидетельства, которые указывают, что, когда люди рассуждают, прибегая к контрфактичности, воображение имеет тенденцию подпадать в определенные типичные категории. Например, люди, как правило, не представляют себе миры с другими законами природы и склонны представлять альтернативы недавним, а не давним событиям и альтернативы событиям, которые были под их контролем, а не событиям вне его. (Дополнительные влиятельные труды по этой теме: Byrne 2005; Johnson-Laird 1983, 2006; Markman et al. 2009: sec. III; Roese and Olson 1995.)

Такие проблемы могут иметь отношение к другим философским работам, которые обращаются к контрфактическому мышлению, например, к теории каузации, контрфактическим кондиционалам и модальности.

Воображение и возможность

Согласно одному широко обсуждаемому взгляду на эпистемологию модальности, постижимость (conceivability) понимается как prima facie руководство по возможности. (Обсуждение см. в Yablo 1993.) В простейшей версии этого взгляда (которой по причинам, приводимым ниже, никто не придерживается), возможно все, что может быть постигнуто в уме (иногда это версия называется тезисом П-В), и все, что возможно, может быть представлено (тезис В-П).

Возможность в этом контексте обычно понимается как метафизическая возможность, то есть пропозиция метафизически возможна, если и только если она описывает некоторые вещи, которые могли бы иметь место.

(Ср. Gendler & Hawthorne 2002, Fine 2002.) Под понятием «постижимость» здесь подразумевается широкий смысл: «способность, которая позволяет нам представлять себе сценарии с использованием слов, понятий или чувственных образов; сценарии подразумевают включение действительных или не действительных вещей в действительные или недействительные события, действительные или недействительные модели» (Gendler & Hawthorne 2002: 1); обзор некоторых различий, которые эта характеристика затрагивает см. Yablo 1993.

С учетом этих уточнений становится понятно, что тезис В-П не является базовым, по крайней мере без достаточной идеализации: диапазон метафизических возможностей, безусловно, превосходит диапазон пропозиций, которые мы, обычные люди, можем себе представить. Но по версиям тезиса П-В, согласно которым тот факт, что мы можем представлять себе В, предоставляет (вероятностные или решающие) доказательства в пользу метафизической возможности В, сыграл основную роль в ряде традиционных и современных дискуссий, в частности в контексте дуализма «сознание — тело» (подробности см. в соответствующих разделах в записях SEP о зомби и дуализме).

Декарт, как известно, выдвинул один такой модальный аргумент в шестом размышлении (CSM II, 54) исходя из того факта, что он мог ясно и отчетливо представить себе свои сознание и тело, в отличие от реальной разницы между ними. Современные сторонники соответствующих аргументов — подробности которых можно найти в соответствующих разделах в статьях о зомби и дуализмевключают Сола Крипке (Kripke 1972/80), У. Д. Харта (Hart 1988) и Дэвида Чалмерса (Чалмерс 2019, Chalmers 2002). Одна из форм подобного аргумента принимает в качестве посылки нечто, что подразумевает следующее или вытекает из него:

Зомби-постижимость: Можно представить, что у меня может существовать точная физическая копия, у которой нет сознания.

И с опорой на какой-то достаточно сильный принцип в духе П-В из этого следует:

Зомби-возможность: Возможно, что у меня могла бы быть точная физическая копия, у которой нет сознания.

Как защитники, так и критики таких модальных аргументов предположили, что обращение к понятию воображения — в отличие от простой постижимости — может играть роль в обоснованности таких аргументов.

На стороне защитников Дэвид Чалмерс утверждал, что даже те, кто считает, что существуют пропозиции, которые не являются эпистемически доступными на основе полного качественного описания мира, все же должны принять, что то, что он называет «идеальной первичной позитивной постижимостью», влечет то, что он называет «первичной возможностью». Первичная (в отличие от вторичной) возможность касается вопроса о том, существует ли некоторый мир М, который делает В истинной, когда М рассматривается как действительный. (Обсуждение связи между этим понятием и понятием метафизической возможности см. в Chalmers 2002). Идеальная (в отличие от простой prima facie) постижимость касается вопроса о том, постижима ли В в идеальном рациональном размышлении. И позитивная (в отличие от негативной) постижимость касается вопроса о том, является ли В воображаемой: позитивно представлять ситуацию — это «в некотором смысле воображать конкретную конфигурацию объектов и свойств» (Chalmers 2002). Согласно Чалмерсу, тезис П-В справедлив для положений дел, рефлексивно постижимых в позитивном ключе, то есть для положений дел, которые могут быть воображены в размышлении. (Разбор см. в Byrne 2007; Levin 2008; Stoljar 2007; Stalnaker 2002; Yablo 2002.)

С критической стороны Кристофер Хилл (Hill 1997; Hill & McLaughlin 1999), следуя за предположением Томаса Нагеля (Нагель 2003: прим. 10), утверждал, что если мы правильно различаем симпатическое воображение (мы воображаем, что испытываем определенный опыт) и перцептивное воображение (мы воображаем себя воспринимающими определенное событие или состояние дел), тогда модальные аргументы в стиле Декарта/Крипке/Чалмерса становятся неактуальными.

Он утверждает, что в аргументе зомби «точная физическая копия» воображается одним способом, а отсутствие у нее сознания — другим: представление, которое происходит в отношении соответствующих физических характеристик, включает перцептивное воображение, в то время как постижение соответствующих феноменальных черт включает симпатическое воображение.

В итоге связи между физическими и феноменальными особенностями «будут казаться контингентными, даже если они необходимы, поскольку различные типы воображения независимы друг от друга» (Нагель 2003: прим. 10). Таким образом, аргумент оказывается ошибочным. (Ответ Чалмерса можно найти в Chalmers 1999.)

Для всестороннего обсуждения основных философских позиций, касающихся связей между воображением, предположением и возможностью, см. статью об эпистемологии модальности; дальнейшие дискуссии см. в соответствующих разделах статей о зомби и дуализме. Подробное введение можно найти в работах Gendler & Hawthorne 2002b и Evnine 2008; последние статьи по этой теме можно найти в разделе сайта PhilPapers «Постижимость, воображение и возможность». См. в частности Byrne 2007 и Stoljar 2007.

Воображение: загадки и проблемы

В последние годы большая часть самых сложных дискуссий о воображении проходила в контексте связи между воображением и эстетическим опытом, фокусируясь на вопросах творческого взаимодействия с вымышленным содержанием в художественной литературе, театре и кино, а также в визуальном искусстве.

В подразделах ниже представлены некоторые из основных вопросов, которые возникли в ходе этих обсуждений, в ходе рассмотрения шести наборов загадок и проблем, вокруг которых было сосредоточено большое количество дискуссий.

Воображение и вымысел

Когда мы взаимодействуем с вымыслом, смотрим постановку спектакля, читаем книгу, изучаем произведение визуального искусства или играем в притворство, мы воспринимаем определенные вещи как вымышленные или истинные только в рамках вымысла. Один из способов объяснить это состоит в том, чтобы показать, что же является вымышленным с точки зрения того, что мы воображаем либо предполагаем или собираемся вообразить.

Например, авторитетные подходы Кендалла Уолтона (Walton 1990) и Грегори Карри (Currie 1990) утверждают, что между воображением и вымыслом существует тесная связь. По мнению Уолтона, то, что вымышлено, это то, что «нужно вообразить», учитывая правила притворства или сюжета истории. Если мы с вами поставим пьесу «Двенадцатая ночь», договариваясь при этом, что я сыграю роль Виолы, а вы сыграете Себастьяна, тогда мы заключим соглашение, по которому то, что я говорю и делаю, — это то, что в постановке говорит и делает Виола, а то, что вы говорите и делаете, это то, что говорит и делает Себастьян.

 С точки зрения Уолтона, это будет верным независимо от того, действительно ли наши зрители понимают, что я говорю именно то, что говорит Виола; что более важно, так это то, что сами правила нашей постановки предписывают воображать, что я говорю то, что говорит Виола.

С точки зрения Карри, сходной с положениями теории Уолтона, вымышленное определяется как содержание, которое автор (или актер, или создатель) собирается показать публике с тем, чтобы она его вообразила или участвовала в соответствующем притворстве. Похожее обсуждение в контексте литературы можно найти в Lamarque and Olson 1996.

Тесная связь между воображением и вымыслом иллюстрируется загадкой имагинативного сопротивления (см. раздел 5.2). Когда мы сопротивляемся представлению чего-либо, мы также склонны сопротивляться принятию этого содержания как вымышленного. И наоборот, то, что мы воображаем, зачастую (особенно в контексте искусства и игр притворства) мы воспринимаем как вымышленное содержание.

Связанные обсуждения в контексте кино см. в статье о фильмах. Эмпирические сведения из этой области представлены в исследованиях Эда Тэна.

Имагинативное сопротивление

Имагинативное сопротивление возникает, когда субъекту трудно или проблематично вообразить что-либо. Предположим, например, что вам предстоит прочитать альтернативный вариант «Макбета», где «обстоятельства убийства [Дункана] остаются такими, какими они были представлены в пьесе, но в этой версии указано, что все трагические события случились только во сне Макбета» (Moran 1994). Если вам это сложно было бы представить даже при условии, что автор приложил все усилия, чтобы сделать такую историю правдоподобной, значит, вы бы испытали имагинативное сопротивление.

В то время как предыдущие дискуссии на тему имагинативного сопротивления фокусировались на примерах, подобных приведенному выше, касающихся «морально отклоняющихся» миров, в настоящее время принято считать, что эта первоначальная характеристика была слишком ограниченной (обзор несколько расходящегося взгляда см. в Gendler 2006). В более поздней литературе термин обычно применяется к любому случаю, когда субъектам неожиданно трудно (заставить себя) вообразить содержание, описываемое автором, или принять его как истинное в рамках повествования. Так, например, Брайан Уэзерсон (Weatherson 2004) утверждал, что загадки сопротивления возникают не только в случае нормативных понятий (включая насыщенные и ненасыщенные моральные понятия, эстетические суждения и эпистемические оценки), но также в случае приписываний ментальных состояний, приписывания содержания и утвержденией, связанных с конституированием или онтологическим статусом.

Как отмечает Кендалл Уолтон (Walton 2006), вопросы, рассматриваемые в рамках имагинативного сопротивления, являются «узлом отличных друг от друга важных загадок, которые тем не менее друг с другом часто путают». Действительно, как утверждал Уэзерсон (Weatherson 2004), существует как минимум четыре таких загадки: эстетическая ценность, феноменология, фикциональность и вообразимость.

В своей наиболее общей форме загадка эстетической ценности состоит в следующем: почему тексты, вызывающие сопротивление, часто подвергаются эстетической компрометации? Эта тема обычно обсуждается именно в контексте морали. (См., напр., Bermúdez & Gardner 2003, Gaut 2003, Walton 2006.) Загадка феноменологии: почему тексты, которые вызывают сопротивление, имеют тенденцию включать определенную феноменологию, описанную Гендлером как «удвоение рассказчика» или «выскакивание из контекста» (Gendler 2000, 2006)? Загадка фикциональности: почему в некоторых случаях власть автора как будто теряется, так что просто быть автором становится недостаточно для того, чтобы убедить в истинности чего-то в рамках истории? Вопрос вообразимости: почему в некоторых случаях читатели проявляют нежелание или неспособность участвовать в каком-то предписанном акте воображения, из-за чего обычные способы описания оказываются недостаточными для того, чтобы вызвать требуемый отклик со стороны читателя?

Основная часть философских дискуссий была посвящена — и часто между ними не проводилось различий — загадкам фикциональности и вообразимости. Предоставленные решения подпадали под две основные категории.

Первая группа, которую иногда называют теориями неспособности (Gendler 2006), отслеживает загадки особенностей вымышленного мира: они утверждают, что читатели неспособны последовать автору из-за некоторых несоответствий в мире, который автор пытался описать.

Простые теории неспособности включают в себя гипотезу невозможности, гласящую, что пропозиции, которые вызывают имагинативное сопротивление, невозможны в контексте повествований, в которых они появляются, и это объясняет, почему читатели не могут представить их истинными в рамках вымысла.

(Обсуждение и критику см. в работах Gendler 2000; Stock 2005; Walton 1994.) Брайан Уэзерсон (Weatherson 2004) предлагает более сложную версию теории неспособности, предполагая, что вопросы сопротивления возникают перед лицом определенного типа невозможности: они возникают в тех случаях, когда факты истории на более низком уровне и утверждения автора на более высоком уровне демонстрируют определенный вид непоследовательности. (См. также Yablo 2002.)

Вторая группа, иногда называемая теориями нежелания, связывают загадку с особенностями действительного мира: они утверждают, что читатели не желают следовать сюжетным нитям автора, потому что это может заставить их взглянуть на (действительный) мир так, как им бы этого не хотелось (Gendler 2000, 2006). Сторонники таких взглядов имеют тенденцию подчеркивать отличительную роль воображения в имагинативном сопротивлении, фокусируясь на способах, которыми воображение может отражать действительные убеждения и желания субъекта. (Обсуждение см. в Currie 2002; Doggett & Egan 2007; Matravers 2003; Nichols 2006; Stokes 2006.)

Ряд недавних дискуссий о явлениях, связанных с сопротивлением, опирается на исследования когнитивной и социальной психологии, натурализирующих загадку путем частичного обхождения различия неспособности и нежелания. Согласно архитектурным подходам, имагинативное сопротивление возникает потому, что воображение и убеждение используют одни и те же когнитивные структуры, поэтому сопротивление воображению В следует ожидать в некоторых из тех случаев, когда мы были бы устойчивы к вере в В. (Ср. Nichols 2004; Weinberg and Meskin 2006.)

В других недавних работах исследовались связи между имагинативным сопротивлением, моральной оценкой, моральной психологией и моральным реализмом (Driver 2008; Levy 2005; Stokes 2006; Todd 2009).

Парадокс вымышленных эмоций

Парадокс вымышленных эмоций возникает из-за того, что некоторые реакции на вымышленные сценарии, кажется, систематически нарушают норму изоляции (см. раздел 3.1 выше). Субъекты регулярно демонстрируют, по всей видимости, подлинные эмоциональные реакции на персонажей и ситуации, которые они для себя эксплицитно представляют как вымышленные. Парадокс обычно формулируется через три условия (ср. Radford 1975; Gendler & Kovakovich 2006). Что касается некоторых вымышленных персонажей (и ситуаций) Ф, оказывается, что одновременно верно следующее:

  1. Условие реакции: Субъекты испытывают подлинные эмоциональные реакции (напр., удовольствие, страх, жалость, грусть) в отношении Ф.
  2. Условие убеждения: Субъекты считают, что Ф исключительно вымышленно или попросту воображаемо.
  3. Условие координации: Чтобы иметь подлинные эмоциональные реакции на персонажа (или ситуацию), нельзя полагать, что персонаж (или ситуация) является исключительно вымышленным или попросту воображаемым.

Решения парадокса, как правило, отрицают одно из трех утверждений при сохранении двух других и обычно делятся на три группы в зависимости от того, какое условие они отклоняют.

Первая группа решений отвергает условие реакции (а), отрицая, что субъекты имеют эмоциональную реакцию на воображаемые персонажи и ситуации. Они делают это, либо отрицая, что рассматриваемые ответы являются подлинными эмоциями, либо отрицая, что предметом реакций являются воображаемые персонажи и ситуации.

Наиболее заметным взглядом в первой подгруппе является теория квазиэмоций Уолтона (Walton 1990), согласно которой то, что кажется подлинными эмоциями, в контексте взаимодействия с воображаемым содержанием представляет собой не что иное, как «квази-», «притворные» или «вымышленные» эмоции.

Квазиэмоции отличаются от своих реальных собратьев как по источнику (они порождены убеждениями о вымышленном содержании, а не о действительно истинном), так и, как правило, их поведенческими последствиями (хотя мы можем пожалеть Офелию, мы не станем прилагать усилия, чтобы утешить ее в ее горе).

Суждения второй подгруппы говорят о том, что, когда мы взаимодействуем с художественной литературой, наши эмоциональные реакции направлены не на персонажей или события в воображаемом контексте, а скорее на соответствующие суррогаты или двойники этих персонажей и событий в действительном мире. Так, например, мы испытываем грусть по отношению не к Ромео и Джульетте, а скорее к людям в действительном мире, которые существовали в ту эпоху. (См. Charlton 1984.)

Вторая группа решений отвергает условие убеждения (б), отрицая, что ситуации и персонажи, на которые у субъектов возникают эмоциональные реакции, являются ситуациями и персонажами, которых они считают вымышленными или просто ненастоящими.

Сторонники такого рода конфузионизма, иллюзионизма или приостановки убеждения утверждают, что когда мы эмоционально взаимодействуем с вымышленными персонажами и ситуациями, мы временно перестаем представлять их как воображаемые, вместо этого представляя их (в результате некоторой путаницы, иллюзии или приостановки неверия) существующими в действительности независимо от сознания.

 Такие взгляды имеют мало приверженцев среди современных философов (возможный поборник из истории мысли — Coleridge 1817) и обычно обсуждаются только для последующего их отклонения (см. Currie 1990; Radford 1975; Walton 1978; обзор частичного исключения в случае сновидений см. в McGinn 2004).

Самая популярная группа решений отвергает условие координации (c), объясняя, что возможно или допустимо иметь эмоциональные реакции на персонажа (или ситуацию), который, как полагают, является чисто вымышленным или просто воображаемым.

Такие некоординированные теории принимают различные формы. Сторонники так называемых теорий мышления утверждают, что неверно думать, что в целом наши эмоциональные реакции направлены только на то, что мы считаем реальным. Версии подобных теорий были выдвинуты, среди прочего, Ноэлем Кэрроллом (Carroll 1990), Сьюзен Феагин (Feagin1996), Питером Ламарком (Lamarque 1981; 1996) и Ричардом Мораном (Moran 1994); Возражения против теории мышления предоставлены Уолтоном (Walton 1990). Недавняя версия такого подхода обращается к понятию alief (Gendler 2008a, 2008b, см. раздел 3.3 выше), согласно которому эмоциональные реакции на вымышленные персонажи являются результатом когнитивных механизмов, которые безразличны к содержанию, будь оно представлено как реальное или просто воображаемое.

Вторая группа антикоординационных взглядов отвергает (с) на эмпирических основаниях. Гендлер и Ковакович (Gendler and Kovakovich 2005) вслед за Харрисом (Harris 2000) предполагают, что исследования, проделанные когнитивными нейроучеными (Damasio 1997, 1999), показали, что эмоциональное взаимодействие с воображаемыми сценариями является неотъемлемой частью практических рассуждений человека.

Потенциальные решения «проверяются» в воображении и принимаются или отклоняются частично на основе эмоциональных реакций на воображаемые результаты. Таким образом, если бы мы не могли получать подлинные эмоциональные реакции на воображаемые сценарии — и, как следствие, хорошо развитый вымысел — мы не смогли бы рассуждать практически.

Похожие взгляды приведены в Weinberg and Meskin 2006; Currie 1997.

Наконец, с иррационалистской точки зрения, хотя субъекты молчаливо поддерживают все три (a), (b) и (c) как нормативные ограничения в описании опыта, фактически они нарушают (c): у них есть подлинная эмоциональная реакция на вымышленных персонажей и события, которые они считают воображаемыми, и в то же время они (молчаливо) допускают, что должны иметь подлинную эмоциональную реакцию только на персонажей и события, которые они считают реальными. Таким образом, их реакции иррациональны. (Ср. Radford 1975.)

Влиятельные антологии о парадоксах вымысла: Bermúdez & Gardner, eds. 2003; Hjort & Laver, eds. 1997; Kieran & Lopes, eds. 2003; Nichols, ed. 2006; сборники эссе: Currie 2004; Levinson 1998. Монографии: Carroll 1990; Currie 1990, 1995a; Feagin 1996; Robinson 2005; Scruton 1974; Walton 1990; см. также Brann 1991. Обсуждение в данном разделе во многом опиралось на тщательные обзоры Neill 2005, Levinson 1997 и Schneider 2006.

Парадокс трагедии

Парадокс трагедии тесно связан с парадоксом вымысла. Но в то время как первый опирается на неожиданное сходстве между нашими реакциями на вымысел и реальность, второй фокусируется, кроме того, на неожиданном различии между ними.

Парадокс трагедии обращает внимание на тот факт, что мы испытываем негативные эмоции в ответ на вымышленную трагедию и при этом, хотя мы склонны избегать вещей, которые вызывают у нас негативные эмоции, мы не стремимся избегать вымышленных трагедий.

Как и парадокс художественной литературы, парадокс трагедии можно сформулировать как конфликт между тремя несовместимыми пропозициями:

  1. Условие негативных эмоций: Трагедия вызывает отрицательные эмоции у субъектов.
  2. Условие избегания негатива: Если что-то вызывает у субъекта негативные эмоции, то субъект стремится этого избежать.
  3. Условие не-избегания: Субъекты не склонны избегать трагедии.

Кажется, есть несколько оснований для отказа от условия не-избегания (f); нельзя отрицать, что, по крайней мере в некоторых случаях, люди ищут трагедию. Поэтому мы ограничим наше обсуждение решениями, которые отвергают условие негативных эмоций (d) или избегания негатива (e).

Антиусловие негативных эмоций отрицает, что — при правильном понимании — эмоция, вызывающая в нас трагедию, является негативной. Конверсионные объяснения предполагают, что в контексте вовлечения в искусство отрицательные эмоциональные реакции превращаются — фактически из-за того, как работают психологические механизмы человека — в нечто позитивное и приятное. Такого рода взгляды можно найти в эссе Юма «О трагедии». Дефляционные объяснения отрицают, что у нас имеются подлинные негативные эмоциональные реакции на искусство. Одной из версий такого описания является теория квазиэмоций Уолтона (Walton 1990) (см. раздел 5.3 выше), согласно которой художественные представления не вызывают подлинных эмоций.

Антиусловие избегания негатива отрицает, что, если что-то вызывает у нас негативные эмоции, мы склонны избегать этого. Доводы принимают ряд форм. Самая примитивная разновидность дает непосредственное простое отрицание (е). Такие ревизионные объяснения утверждают, что это неправда, будто бы в общем и целом мы склонны избегать вещей, которые вызывают у нас отрицательные эмоциональные реакции (см. Walton 1990). Компенсационные объяснения подчеркивают, что, хотя взаимодействие с трагедией может принести дискомфорт, вознаграждение от этого опыта превышает его издержки. (Ср. «Поэтика» Аристотеля; Carroll 1990.) Сюда же относятся объяснения от насыщенного опыта, гласящие, что искусство, которое в ряде случаев несет болезненные переживания, может тем не менее быть ценным из-за опыта, который оно дает (Smuts 2007).

Точка зрения, которая может быть понята либо как антиусловие избегания, либо антиусловие негативных эмоций, — объяснение из теории контроля (Morreall 1985). Сторонники ее утверждают, что наше желание сопереживать вымышленным трагедиям объясняется тем, что у нас больше контроля над переживаниями от вымысла — мы можем отстраниться от них в любой момент, когда захотим — чего не можем сделать в реальной жизни. (Критику см. в Yanal 1999.)

Всесторонний обзор последних исследований парадокса трагедии см. в Smuts 2009.

Загадки итерации

Итерированным вымыслом (или притворством) можно назвать тот вид вымысла или притворства, в рамках которого также имеется вымысел или притворства. Вслед за Николсом (Nichols 2003) принято говорить о двух загадках итерированного вымысла: загадке сохраненной итерации (загадка «Флэша Стокмана», Lewis 1983a) и загадке схлопнутой итерации (Currie 1995c). Полная теория притворства или воображения должна решить обе эти загадки.

Загадка сохраненной итерации

Как можно притворяться, что притворяешься (или воображаешь, что воображаешь), так, чтоюы твои действия отличались от простого притворства (или воображения)?

Предположим, например, что вы играете одного из грубых ремесленников «Сна в летнюю ночь», которые сами ставят спектакль «Пирам и Фисба» как «пьесу в пьесе». Чтобы сделать это, вам нужно притвориться персонажем в «Сне в летнюю ночь», играющего роль в «Пираме и Фисбе», — без того, чтобы ваше притворство ремесленником «схлопнулось» в притворство персонажем из «Пирама и Фисбы».

Дэвид Льюис (Lewis 1983a), который ознакомил англо-американское философское сообщество с этой загадкой (приведя историю певца, который притворяется лжецом-рабочим, делающим вид, что он говорит правду), не предлагает никакого решения. Питер Ламарк (Lamarque 1987) предположил, что решение может быть найдено в самой природе притворства: оно имеет особые черты, которые проявляются в случаях имитации притворства. Шон Николс (Nichols 2003) утверждает, что это решение является недостаточно общим, поскольку существуют сходные случаи итерации, не предполагающие притворства: я мог бы вообразить себе, что воображаю, будто вижу кинжал, и это не то же самое, что вообразить, будто я вижу кинжал.

Николс, напротив, предполагает, что явление может быть объяснено «когнитивной теорией притворства», выдвинутой в работе Nichols and Stich 2000. Согласно ей, наша ментальная архитектура содержит не только «коробку убеждений», в которой «хранится» содержание убеждений, но и «коробку притворства» для хранения воображаемого или притворного содержания. Николс утверждает, что «наличие коробки притворства обеспечивает общее решение вопроса сохраненной итерации. Воображать о воображении — значит иметь репрезентацию в „коробке притворства“, которая приписывает воображение» (Nichols 2003).

Вопрос схлопнутой итерации

Как возможно притворство внутри притворства, которое бы имитировало схлопывание в простое притворство?

Рассмотрим пьесу «Укрощение строптивой», где почти весь основной сюжет «оформлен» как спектакль для пьяниц. Здесь зрители, как правило, смотрят спектакль не как пьесу в пьесе, а как «притворство первого уровня». А те, кто играет Бьянку и Катерину, будут играть роль Бьянки и Катерины, а не притворяться актерами, играющими роли Бьянки и Катерины.

Грег Карри (Currie 1995c), который привел эту загадку, предполагает, что схлопнутая итерация может быть результатом ограничений наших когнитивных ресурсов; по его мнению, воображение воображения требует симуляции симуляции — способности, которой просто не хватает людям. Николс (Nichols 2003) считает, что такая точка зрения затрудняет объяснение того, как в некоторых случаях (как указано выше) итерация сохраняется.

Вместо этого он говорит, что в некоторых случаях воображения мы «ставим» себя на место другого человека, воображая то, что он воображает (в результате получается схлопнутая итерация), в то время как в других случаях мы не участвуем в таких «перестановках» (что приводит к сохранению итерации).

Вопрос схлопнутой итерации дает полезную основу для размышлений об отношениях между воображением и убеждениями. В то время как, воображая, что вы воображаете что-то, я мог бы в конечном итоге вообразить себе, что вы воображаете, я не поверю в то, во что вы верите, просто поверив, что вы в это верите. (См. Currie 1995: 161.)

Визуализация невидимого (загадка Беркли)

В своем первоначальном виде загадка Беркли представлена как вопрос о возможности постижения чего-то, что не воспринимается и не мыслится, или, как предполагает Винклер (Winkler 1989), вопрос о том, как идея в сознании определяет независимость от сознания того, что представлено. В контексте воображения загадка рассматривалась через особый ее случай, а именно — можно ли визуализировать невидимое.

Исходная загадка, часто называемая главным аргументом, обнаруживается как в «Трактате о принципах человеческого знания» (раздел 23), так и в «Трех разговорах» Беркли. Гилас, призванный Филонусом представить себе непознанное, обнаруживает, что неспособен это сделать:

Гилас: …Когда я думал о дереве, находящемся в уединенном месте, где не было никого, кто бы его видел, мне казалось, что это значит представлять дерево, как оно существует, невоспринимаемое или немыслимое; но я не принял во внимание, что я сам представлял себе его все это время. Теперь я ясно вижу, что все, что я могу сделать, это — образовать идеи в собственном уме. Я могу, конечно, составить в своих собственных мыслях идею дерева, или дома, или горы, но это и всё. Между тем это далеко еще не доказывает, что я могу представить себе их существующими вне ума всякого одухотворенного существа. (Первый разговор)

Понятие представления или составления идеи здесь тесно связано с ментальными образами: похоже, что Гилас намеревается представить невоспринимаемое дерево; при этом он создает визуальный образ дерева, тем самым делая его представленным или постигнутым.

Ряд философов, в том числе Бернард Уильямс (Williams 1973), отклонили аргумент, поскольку он неспособен отличить составление идеи или представление чего-либо от визуального воображения. Джон Кэмпбелл указывает, что, например, можно обрисовать в письменной форме невидимое дерево (Campbell 2002: 128; вопреки Уильямсу, Кэмпбелл утверждает, что в загадке Беркли подняты важные и правильные темы в отношении постижимости).

Согласно Уильямсу, более интересная проблема, возникшая в связи с загадкой Беркли, заключается в том, можно ли визуализировать невидимое. Может показаться, почти тривиально, что невозможно визуализировать невидимый объект в силу очевидного факта, что для визуализации, скажем, дерева нужно думать о себе смотрящем на дерево, а я едва ли могу думать о себе, смотрящем на невидимое дерево. Напротив, Уильямс утверждает, что даже если визуализировать дерево — значит думать о себе как смотрящем на дерево, тем не менее мне не нужно включать свое зрение в то, что представляется. В кино и театре необязательно, чтобы то, что камера или зритель видят на сцене, было истинным в вымысле; и хотя я могу представить визуализацию дерева таким образом, что мое зрение является частью того, что визуализируется, я также могу визуализировать дерево без этого и, следовательно, могу визуализировать невидимое дерево (Williams 1973).

В противовес аргументам Уильямса, Кристофер Пикок защищал точку зрения, согласно которой нельзя визуально вообразить невоспринимаемое, на том основании, что то, что человек воображает, может содержать больше, чем «зафиксировано» в образе. Чтобы объяснить это, Пикок вводит понятие «S-воображения», где «S» означает «суппозицию» (Peacocke 1985: 25). Предполагается, что S-воображаемое содержание учитывает разницу между визуальным воображением, скажем, портфеля, и визуальным воображением кошки, которая полностью закрыта портфелем; хотя они разделяют образное содержание, они различаются по S-воображаемому содержанию. Пикок признает, что при визуальном воображении дерева оно может не быть частью того, что визуализируется, когда его видят, но он утверждает, что увиденное дерево неизбежно будет частью того, что представляется S-воображением. (Обратите внимание, что термин Пикока «S-воображение» отличается по смыслу от одноименного понятия Голдмана; см. раздел 2.4 выше.)

Дополнительные обсуждения загадки Беркли, см. в Walton 1990: 237–239; Szabó 2005. Дальнейшее обсуждение основного аргумента Беркли и его роли в его философской программе можно найти в статье о Беркли (раздел 2.2.1).

Эмпирические исследования воображения

Психология развития об истоках притворства

К 15 месяцам типично развивающиеся дети способны участвовать в примитивных играх притворства, например, притворяясь, что кусок ткани или воротник пальто — это специальная подушка для сна. (Случаи бессознательной символической репрезентации могут произойти гораздо раньше — см. Piaget 1945/1962: 96, а также chs 6 и 7.) К 18 месяцам у многих детей появляются признаки отслеживания довольно сложных игр с притворством, инициированных другими, например, когда они могут определить, какая из двух кукол, которые были «вымыты» взрослым экспериментатором, «еще мокрая» и сейчас «сохнет» (Walker-Andrews and Kahana-Kelman 1997). К 22 месяцам эти навыки становятся достаточно развитыми (Harris 2000: ch. 2; Harris and Kavanaugh 1993), а к 24–28 месяцам большинство детей могут в полной мере участвовать в подобных играх — наливать «чай» плюшевой корове из пустого пластикового чайника, кормить игрушечную свинью «хлопьями» из пустой миски, давать игрушечной обезьяне банан, когда в поле зрения нет (настоящих) бананов и т.д. (Harris 1994; Harris 2000: ch. 2; Walker-Andrews and Kahana-Kelman 1997).

Примерно в этом же возрасте (24–28 месяцев) дети уже могут легко обобщать на основе чужих установок притворства — если им сказать, к примеру, что этот желтый блок представляет банан, а тот красный блок представляет печенье, они возьмут это за основу игры на воображение, где желтые блоки в целом представляют бананы, а красные блоки в целом представляют печенье (Harris 2000: ch. 2, цит. Harris & Kavanaugh 1993; Walton 1990). Дети сразу же готовы приостановить действие таких установок, как только начинается новый эпизод игры — блоки, которые представляют бананы или бутерброды в одной игре, могут без труда представлять собой кусочки мыла или подушки в следующей игре (Skolnick and Bloom 2006a, 2006b). Они демонстрируют, что готовы приписать воображаемым объектам каузальные силы, очень похожие на их реальные аналоги — если Тедди (игрушечный мишка) съест один из бананов (деревянных блоков), он больше не будет голоден; если он купается в ванне (картонной коробке), он станет мокрым (Harris 2000). И они готовы описывать ситуации с точки зрения воображаемого мира — когда их просят рассказать последствия действий экспериментатора, держащего фигурку животного таким образом, что его лапки захватывают пустой пластиковый чайник и он держит чайник над головой другой игрушки, дети с радостью сообщают об этом событии как «Тедди налил чай на голову обезьяны» или «обезьяна вся мокрая — у нее чай на голове» (ср. Harris 2000).

В течение следующего года большинство детей развивают способность участвовать в сложных скоординированных играх с притворством совместно с другими детьми (Perner et al. 1994: 264). И задолго до четырехлетнего возраста они понимают, как проследить, что разные люди одновременно участвуют в разных играх на воображение, признавая, например, что если вы притворяетесь, что камешки — это груши, а я притворяюсь, что камешки — это вишня, вы будете печь грушевый пирог, пока я пеку вишневый пирог (Perner at al. 1994: 264).

Эти способности сопровождаются сходной сознательной способностью отслеживать то, кто притворяется, а кто нет. Даже дети в возрасте 15 месяцев показывают мало признаков того, что Алан Лесли назвал «репрезентационным злоупотреблением», то есть имеется мало свидетельств, указывающих на то, что ребенок открыто полагает, что объекты реального мира имеют или будут иметь признаки притворных объектов, которые они репрезентируют (Leslie 1987).

К 3 годам дети могут четко сформулировать ряд различий между реальным и притворным — отмечая, например, что ребенок с реальной собакой сможет видеть и гладить собаку, в отличие от ребенка с воображаемой (Estes, Wellman and Wooley 1989; Harris 2000: chs 2, 4); Wellman и Estes 1986; см. также Bouldin and Pratt 2001 и библиографию работы).

В последние годы среди психологов шли интенсивные споры относительно того, что именно означает эта способность к притворству в свете того факта, что дети этого возраста (а) в целом не способны решить стандартную задачу на понимание ложных убеждений (однако см. Onishi and Baillargeon 2005); (б) достаточно ограничены в способности отличать видимую идентичность от реальной в случае объектов, визуально вводящих в заблуждение; (в) в целом готовы приписать поведение «притворяется Х» человеку, который не знает о существовании Х. Дальнейшие сведения см. в Harris 2000: сh. 3 и Goswami ed. 2002; Lewis and Mitchell ed. 1994; Mitchell ed. 2003.

Воображение и аутизм

Люди с аутизмом обычно демонстрируют три нарушения, часто называемые «триадой Уинг»: проблемы с социальными навыками, общением и воображением (Happé 1994; Wing and Gould 1979).

Воображение: Дети, страдающие аутизмом, не участвуют в спонтанной притворной игре так, как это делают типично развивающиеся дети, вместо этого повторяя действия, иногда навязчиво. Взрослые с аутизмом часто проявляют мало интереса к искусству, основанному на вымысле. (Carpenter, Tomasello, and Striano 2005; Happé 1994; Rogers, Cook, and Meryl 2005; Wing and Gould 1979).

Коммуникация: Аутизм часто характеризуется задержкой или отсутствием развития речи, неспособностью реагировать на речь других и инициировать или поддерживать нормальный разговор, тенденцией к обращению местоимений («я» на «вы») и отклонениями в просодии и невербальном общении (Happé 1994).

Социальные навыки: Дети, страдающие аутизмом, часто демонстрируют неспособность разделять и направлять внимание, симулировать и распознавать аффекты (Happé 1994). Люди с аутизмом часто испытывают трудности в понимании и интерпретации ментальных состояний других (Baron-Cohen et al. 1985) и во взаимодействии  с другими не могут разделить их отношение, намерения и цели (Tomasello et al. 2005). По этим причинам аутизм часто понимается как связанный с дефицитом «теории сознания» или «чтения мыслей» у субъекта. (См. раздел 4.1 выше.)

Тогда как степень, в которой теория сознания включает в себя имагинативные способности, является предметом значительных споров, равно как и то, может ли на этот вопрос пролить спектр аутистических расстройств, некоторые авторы предположили, что характерные дефициты аутизма могут предоставить доводы в пользу симуляционной теории чтения мыслей.

См.6 напр., Goldman 2006; противоположные точки зрения обозреваются в Carruthers 2009. Более радикальный взгляд представлен Карри и Рэйвенскрофтом (Currie and Ravenscroft 2002), которые предположили, что аутизм является расстройством воображения, утверждая, что неспособность участия в имагинативных актах может единообразно объяснить констелляцию дефицитов, выявленную Уинг.

Воображение и делюзии

Делюзии можно приблизительно описать как ментальные репрезентации, подобные убеждениям, которые проявляют необычную степень оторванности от реальности и охватывают целый ряд явлений. Особенно яркими примерами могут служить делюзии Капграса и Котара. В первом случае пациент считает, что его близких людей подменили двойниками; во втором случае считает себя мертвым. Более приземленные примеры могут включать случаи того, что, как правило, можно назвать самообманом: считать себя хорошим другом или удивительно красивым человеком, тогда как все свидетельства указывают на обратное.

Естественно было бы описать делюзии как убеждения, которые являются дисфункциональными, будь то по своему происхождению или содержанию. (Репрезентативный сборник эссе, излагающих и критикующих эту перспективу, — Coltheart and Davies ed. 2000). Тем не менее Карри и Рэйвенскрофт (Currie and Ravenscroft 2002: 170–175) утверждают, что делюзии часто являются расстройствами воображения.

В частности, по их словам, делюзии — это воображения, содержания которых субъект ошибочно считает действительными в результате неспособности отслеживать источники своих мыслей. Делюзией является воображаемое представление, которое субъект ошибочно идентифицирует как убеждение.

Другая теория, которая также разделяет идею того, что бред и самообман является результатом воображения или притворством, была предложена Гендлером (Gendler 2007). В отличие от Карри и Рэйвенскрофта, Гендлер утверждает, что не обманывающий себя субъект ошибочно идентифицирует воображение как убеждение, но что в некоторых случаях воображение может играть роль в когнитивной экономии, подобной той, которую обычно играют убеждения. Эта точка зрения подчеркивает, что грань между воображением и убеждениями может быть трудно различимой в некоторых случаях.

Энди Иган (Egan 2008) также утверждает, что делюзии следует понимать как «воображдения», то есть нечто среднее между убеждениями и воображением. Как и Карри с Рэйвенскрофтом и Гендлер, Иган акцентирует внимание на том факте, что делюзии в некотором роде сходны как с воображением, так и с убеждениями, поскольку они, подобно убеждениям, направляют определенные аспекты поведения и умозаключений человека, но диапазон их ограничен, как у воображения (ср. раздел 2.2).

Шизофрения представляет собой сложную патологию, которая может включать среди многих ее признаков и симптомов острые делюзии и галлюцинации. Однако природа и этиология расстройства являются предметом больших споров (см. Harrison 2005 для обзора неврологических данных; см. также Frith 1992; репрезентативную философскую дискуссию см. в Campbell 1999; Carruthers 2009; Gallagher 2004; Langdon, Davies and Coltheart 2002; Zahavi ed. 2000). В работах Currie 2000 и Currie and Ravenscroft 2002: 170 предполагается, что шизофрению и сопутствующие ей галлюцинации можно понимать как фундаментальный дефицит в способностях человека различать реальность и воображение.

Актуальные когнитивные и социально-психологические исследования воображения

Актуальные эмпирические исследования воображения и ментальной симуляции были сосредоточены на четырех основных вопросах: (1) связь между воображением и памятью с особым вниманием к теме «ложной памяти»; (2) роль воображения в ментальной симуляции действий и поведения; (3) роль воображения в обеспечении эмпатии и занятия перспективы; и (4) роль воображения в контрфактических рассуждениях и в планировании будущего.

В первом вопросе значительные исследования были посвящены феномену «инфляции воображения» (Garry et al. 1996; Goff and Roediger 1998), в котором воображение может вызвать у субъекта эффект «запоминания». (Для более общего обсуждения ошибок вторжения такого рода см. Loftus 1979 и Fiedler et al. 1996). Обзор последних обсуждений этой темы можно найти в Bernstein et al. 2009.

Во втором вопросе работы Decety and Stevens 2009, Jeannerod 2006, 1997 и др. предполагают, что симулируемое или воображаемое действие «активирует одни и те же подкорковые структуры мозга, отвечающие за двигательную функцию» (Markman et al. 2009: viii). Последствия этого совпадения были центральной темой в обсуждениях, среди прочего, проблемы неявной памяти и обучения (Kosslyn and Moulton 2009), имитации (and Chater, eds. 2005; Meltzoff and Prinz, eds. 2002) и социального понимания (Decety and Stevens 2009; Goldman 2006; Rizzolatti and Sinigaglia 2008).

Что касается третьего вопроса, в дополнение к только что упомянутой работе была проведена значительная исследовательская программа, посвященная изучению общей проблемы роли, которую играет воображение в эмпатии, занятии перспективы и теории сознания. Обзор некоторых из этих работ можно найти в эссе из раздела V Markman 2009.

В четвертом вопросе были предложены систематические рассмотрения общих структур, которые, по-видимому, управляют человеческим контрафактическим мышлением; влияния ориентированного на прошлое контрфактического мышления на креативность, эмоции, решение проблем и мотивацию; роли симуляции в планировании и подготовке к будущим непредвиденным обстоятельствам. (Обзор этих вопросов см. в эссе и библиографиях из Markman 2009: sec. III, VI.)

Библиография

·             Аристотель, 2000, Риторика. Поэтика, Москва: Лабиринт.

·             Беркли, Дж., 1978, Сочинения, Москва: Мысль.

·             Нагель, Т., 2003, «Каково быть летучей мышью?» в Глаз разума (ред. Д. Хофштадтер, Д. Деннет), Самара: Изд. дом «Бахрах-М».

·             Патнэм, Х., 2002, Разум, истина и история, Москва: Праксис.

·             Райл, Г., 2000, Понятие сознания, Москва: Идея-Пресс.

·             Чалмерс, Д., 2019, Сознающий ум, Москва: URSS.

·             Юм, Д., 1973, «О трагедии» в Хатчесон, Ф., Юм., Д., Смит, А, Эстетика, Москва: Искусство, с. 352–361.

·             Baron-Cohen, S., 1997, Mindblindness: An Essay on Autism and Theory of Mind, Cambridge: MIT Press.

·             Baron-Cohen, S., A. Leslie, and U. Frith, 1985, “Does the Autistic Child Have a ‘Theory of Mind’?” Cognition, 21: 37–46.

·             Beck, A., 1993, Cognitive Therapy and the Emotional Disorders, New York: Penguin.

·             Bermúdez , J. L., and S. Gardner (eds.), 2003, Art and Morality, London: Routledge.

·             Bernstein, D. M., R. D. Godfrey, and E. F. Loftus, 2009, “False Memories: The Role of Plausibility and Autobiographical Belief,” in Markman et al. 2009, 89–102.

·             Block, N. (ed.), 1981, Imagery, Cambridge, MA: MIT Press.

·             Block, N. and Stalnaker, R. 1999. “Conceptual Analysis, Dualism, and the Explanatory Gap”, Philosophical Review, 108: 1–46.

·             Boden, M., 2003, The Creative Mind: Myths and Mechanisms, London: Routledge.

·             Bouldin, P., and C. Pratt, 2001, “The Ability of Children with Imaginary Companions to Differentiate between Fantasy and Reality,” British Journal of Developmental Psychology, 19: 99–114.

·             Brann, E. T. H., 1991, The World of the Imagination, Rowman & Littlefield.

·             Budd, M., 1989, Wittgenstein's Philosophy of Psychology, London: Routledge.

·             Byrne, A., 2007, “Possibility and Imagination.” Philosophical Perspectives, 21 (1):125–144.

·             Byrne, R., 2005, The Rational Imagination, MIT Press.

·             Campbell, J., 1999, “Schizophrenia, The Space of Reasons, and Thinking as a Motor Process,” Monist, 82: 609–25.

·             Campbell, J., 2002, “Berkeley's Puzzle,” in Gendler and Hawthorne 2002, pp. 127–44.

·             Carpenter, M., M. Tomasello, and T. Striano, 2005, “Role Reversal Imitation and Language in Typically-Developing Infants and Children with Autism,” Infancy, 8: 253–78.

·             Carroll, N., 1990, The Philosophy of Horror, New York: Routledge.

·             –––, 2002, “The Wheel of Virtue: Art, Narrative and Moral Knowledge,” Journal of Aesthetics and Art Criticism, 60(1): 3–26.

·             Carruthers, P., 2003. “Review of Recreative Minds, by G. Currie and I. Ravenscroft,” Notre Dame Philosophical Reviews, 11 (12). [Available online]

·             –––, 2007, “The Creative-Action Theory of Creativity,” in The Innate Mind: Foundations and the Future, P. Carruthers, S. Lawrence, and S. Stich (eds.), Oxford: Oxford University Press.

·             –––, 2009, “How We Know our Own Minds: The Relationship between Mindreading and Metacognition,” Behavioral and Brain Sciences, 32(2): 121–38.

·             Carruthers, P. and P. K. Smith (eds.), 1996, Theories of Theories of Mind, Cambridge: Cambridge University Press.

·             Casey, E., 2000, Imagining: A Phenomenological Study, 2nd ed., Bloomington: Indiana University Press.

·             Chalmers, D., 1999. “Materialism and the metaphysics of modality.” Philosophy and Phenomenological Research 59:473–96.

·             –––, 2002, “Does Conceivability Entail Possibility?” in Gendler and Hawthorne (eds.) 2002, pp. 145–200.

·             Charlton, W., 1970, Aesthetics, London: Hutchinson University Library.

·             –––, 1984, “Feeling for the Fictitious,” British Journal of Aesthetics, 24(3): 206–16.

·             Coleridge, S. T., 1907, Biographia Literaria, J. Shawcross (ed.), Oxford: Oxford University Press.

·             Coltheart, M., and M. Davies (eds.), 2000, Pathologies of Belief, Wiley-Blackwell.

·             Csikszentmihalyi, M., 1997, Creativity: Flow and the Psychology of Discovery and Invention, Perennial Books.

·             Currie, G., 1990, The Nature of Fiction, Cambridge: Cambridge University Press.

·             –––,1995a, Image and Mind: Film, Philosophy and Cognitive Science, Cambridge: Cambridge University Press.

·             –––, 1995b, “The Moral Psychology of Fiction,” Australasian Journal of Philosophy, (73)2: 250–259.

·             –––, 1995c, “Imagination as Simulation: Aesthetics Meets Cognitive Science,” in Davies and Stone 1995b.

·             –––, 2000, “Imagination, Delusion, and Hallucinations,” in Coltheart and Davies 2000, pp.167–182.

·             –––, 2002, “Desire in Imagination,” in Gendler and Hawthorne 2002, pp. 201–221.

·             –––, 2004, Arts and Minds, Oxford: Oxford University Press.

·             Currie, G., and I. Ravenscroft, 2002, Recreative Minds: Imagination in Philosophy and Psychology, Oxford: Oxford University Press.

·             Damasio, A. R., 1997, Descartes' Error, New York: Grosset/Putnam.

·             –––, 1999, The Feeling of What Happens, New York: Harcourt.

·             Davies, M. and T. Stone (eds.), 1995a, Folk Psychology: The Theory of Mind Debate, Oxford: Basil Blackwell.

·             ––– (eds.), 1995b, Mental Simulation, Oxford: Basil Blackwell.

·             Decety, J., and J. A. Stevens, 2009, “Action Representation and Its Role in Social Interaction,” in Markman et al. 2009, pp. 3–20.

·             Dennett, D., and R. McKay, 2009, “The Evolution of Misbelief,” Behavioral and Brain Sciences, 32: 493–510.

·             Doggett, T., and A. Egan, 2007, “Wanting Things You Don't Want: The Case for an Imaginative Analogue of Desire,” Philosophers' Imprint, 7(9). [Available online].

·             Dokic, J. and J. Proust (eds.), 2002, Simulation and Knowledge of Action, (Series: Advances in Consciousness Research, Volume 45), John Benjamins.

·             Driver, J., 2008, “Imaginative Resistance and Psychological Necessity,” Social Philosophy and Policy, 25(1): 301–313.

·             Egan, A., 2008, “Imagination, Delusion, and Self-Deception,” in Delusion and Self-Deception: Affective Influences on Belief-formation, Bayne and Fernandez (eds.), Psychology Press, pp.263–280.

·             Ellis, A., 2001, Overcoming Destructive Beliefs, Feelings, and Behaviors: New Directions for Rational Emotive Behavior Therapy, Prometheus Books.

·             Ellman, S. J., and J. S. Antrobus, The Mind in Sleep: Psychology and Psychophysiology, 2nd ed., Hoboken, NJ: John Wiley & Sons.

·             Estes, D., H. Wellman, and J. Wooley, 1989, “Children's Understanding of Mental Phenomena,” in Reese 1989, pp. 41–87.

·             Evnine, S., 2008, “Modal Epistemology: Our Knowledge of Necessity and Possibility,” Philosophy Compass, 3/4 (2008): 664–684, 10.1111/j.1747-9991.2008.00147.x

·             Farah, M., 1999, The Cognitive Neuroscience of Vision, Basil Blackwell.

·             Feagin, S., 1996, Reading With Feeling: The Aesthetics of Appreciation, Ithaca: Cornell University Press.

·             Fiedler, K., E. Walther, T. Armbruster, D. Fay, and U. Naumann, 1996, “Do You Really Know What You Have Seen? Intrusion Errors and Pressuposition Effects on Constructive Memory,” Journal of Experimental Social Psychology, 32(5): 484–511.

·             Fine, K., 2002. “The Varieties of Necessity” in Gendler and Hawthorne 2002a: 253–281.Fodor, J., 1975, The Language of Thought, Cambridge: Harvard.

·             Flavell, J.H. 1999, “Cognitive Development: Children's Knowledge About the Mind,” Annual Review of Psychology, 50: 21–45.

·             Frith, C. D., 1992, The Cognitive Neuropsychology of Schizophrenia, Hillsdale: Erlbaum.

·             Frith, U., 1992, Autism: Explaining the Enigma, Oxford: Basil Blackwell.

·             Funkhouser, E., and S. Spaulding, 2009, “Imagination and Other Scripts,” Philosophical Studies, 143(3): 291–314.

·             Gallagher, S., 2004, “Neurocognitive Models of Schizophrenia: A Neurophenomenological Critique,” Psychopathology, 37: 8–19.

·             Gallagher, S., 2007, “Simulation Trouble,” Social Neuroscience, 2(3–4): 353–65.

·             Garry, M., C. G. Manning, E. F. Loftus, and S. J. Sherman, 1996, “Imagination Inflation: Imagining a Childhood Event Inflates Confidence That It Occurred,” Psychonomic Bulletin & Review, 3(2): 208–14.

·             Gaut, B. and P. Livingston (eds.), 2003, The Creation of Art, Cambridge: Cambridge University Press.

·             Gendler, T. S., 2000, “The Puzzle of Imaginative Resistance,” Journal of Philosophy, 97(2): 55–81.

·             –––, 2003, “On the Relation between Pretence and Belief,” in Kieran and Lopes 2003, pp. 125–41.

·             –––, 2006. “Imaginative Resistance Revisited,” Nichols 2006, pp. 149–173.

·             –––, 2007, “Self-Deception as Pretense,” Philosophical Perspectives: Philosophy of Mind.

·             –––, 2008a, “Alief and Belief,” Journal of Philosophy, 105(10).

·             –––, 2008b, “Alief in Action (and Reaction),” Mind and Language, 23(5): 552–85.

·             –––, 2009, “Imaginative Resistance,” in A Companion to Aesthetics (2nd ed.), S. Davies, K. Higgins, R. Hopkins, and B. Stecker (eds.), John Wiley and Sons.

·             Gendler, T. S., and J. Hawthorne (eds.), 2002a, Conceivability and Possibility, New York: Oxford University Press.

·             –––, 2002b. “Introduction,” in Gendler and Hawthorne 2002a.

·             Gendler, T. S., and K. Kovakovich, 2006, “Genuine Rational Fictional Emotions,” in Kieran 2006, pp. 241–53.

·             Goff, L. M., and H. L. Roediger, III, 1998, “Imagination Inflation for Action Events: Repeated Imaginings Lead to Illusory Recollections,” Memory and Cognition, 26(1): 20–33.

·             Goldman, A., 1989, “Interpretation Psychologized,” Mind and Language, 4: 161–185; reprinted in Davies and Stone 1995a.

·             –––, 2000, “The Mentalizing Folk,” in D. Sperber (ed.), Metarepresentation, Vancouver Series in Cognitive Science, New York: Oxford University Press.

·             –––, 2006, Simulating Minds, Oxford: Oxford University Press.

·             –––, 2009, “Précis of Simulating Minds: The Philosophy, Psychology, and Neuroscience of Mindreading,” Philosophical Studies, 144(3): 431–434.

·             Gordon, R., 1986. “Folk Psychology as Simulation,” Mind and Language, 1: 158–171; reprinted in Davies and Stone 1995a.

·             –––, 2004, “Folk Psychology as Mental Simulation,” The Stanford Encyclopedia of Philosophy (Fall 2004 Edition), Edward N. Zalta (ed.), URL = <https://plato.stanford.edu/archives/fall2004/entries/folkpsych-simulation/>.

·             Hakemulder, F. J., 2000, The Moral Laboratory: Experiments Examining The effects of Reading Literature on Social Perception and Moral Self-knowledge, Amsterdam: Benjamins.

·             Happé, F., 1994, Autism: An Introduction to Psychological Theory, London: UCL Press.

·             Harris, P. L., 1994, “Understanding Pretense,” in Lewis and Mitchell 1994, pp. 235–59.

·             –––, 2000, The Work of the Imagination, Oxford: Blackwell.

·             Harris, P. L., and R. D. Kavanaugh, 1993, “Young Children's Understanding of Pretense,” Monographs of the Society for Research in Child Development, 58(1): serial no. 231.

·             Harris, P. L., A. Lillard, and J. Perner, 1994, “Commentary: Triangulating Pretence and Belief,” in Lewis and Mitchell 1994, pp. 287–293.

·             Harrison, P. J., 2005, “Neuropathology of Schizophrenia,” Psychiatry, 4(10): 18–21.

·             Hart, W. D., 1988, The Engines of the Soul, Cambridge: Cambridge University Press.

·             Heal, J., 1986, “Replication and Functionalism,” in Language, Mind, and Logic, J. Butterfield (ed.), Cambridge: Cambridge University Press; reprinted in Davies and Stone 1995a.

·             –––2003, Mind, Reason and Imagination: Selected Essays in Philosophy of Mind and Language, Cambridge: Cambridge University Press.

·             Hill, C. S. 1997. “Imaginability, Conceivability, Possibility and the Mind-Body Problem,” Philosophical Studies, 87: 61–85.

·             Hill, C. S. and McLaughlin, B. P. 1999. “There are Fewer Things in Reality Than are Dreamt of in Chalmers's Philosophy,” Philosophy and Phenomenological Research, 59: 445–454.

·             Hjort, M., and S. Laver (eds.), 1997, Emotion and the Arts, Oxford: Oxford Unviersity Press.

·             Hurley, S. L., and N. Chater (eds.), 2005, Perspectives on Imitation: From Neuroscience to Social Science, Cambridge: MIT Press.

·             Ichikawa, J., 2008, “Skepticism and the imagination model of dreaming,” Philosophical Quarterly, 58(232): 519–527.

·             Ichikawa, J., 2009, “Dreaming and Imagination,” Mind and Language, 24(1): 103–21.

·             Jacobson, D., 1996, “Sir Philip Sydney's Dilemma: On the Ethical Function of Narrative Art,” The Journal of Aesthetics and Art Criticism, 54: 327–36.

·             Jeannerod, M., 1997, The Cognitive Neuroscience of Action, Oxford: Basil Blackwell.

·             –––, 2006, Motor Cognition: What Actions Tell to the Self, Oxford: Oxford University Press.

·             Johnson, M., 1994, Moral Imagination: Implications of Cognitive Science for Ethics, University of Chicago Press.

·             Johnson-Laird, P.N., 1983, Mental Models, Cambridge: Cambridge University Press.

·             –––, 2006, How We Reason, Oxford: Oxford University Press.

·             Kieran, M. (ed.), 2006, Contemporary Debates in Aesthetics and the Philosophy of Art, Oxford: Blackwell.

·             Kieran, M., and D.M. Lopes (eds.), 2003, Imagination, Philosophy, and the Arts, London: Routledge.

·             Kind, A. 2001. “Putting the Image Back in Imagination,” Philosophy and Phenomenological Research, 62: 85–109.

·             Klinger, E., 2009, “Daydreaming and Fantasizing: Thought Flow and Motivation,” in Markman et al. 2009, pp. 225–40.

·             Kosslyn, S.M., 1980, Image and Mind, Cambridge, MA: Harvard University Press.

·             Kosslyn, S. M., 1994, Image and Brain: The Resolution of the Imagery Debate, Cambridge, MA: MIT Press.

·             Kosslyn, S. M., and S. T. Moulton, 2009, “Mental Imagery and Implicit Memory,” in Markman et al. 2009, pp. 35–52.

·             Kosslyn, S.M., W. L. Thompson, and G. Ganis, 2006, The Case for Mental Imagery, Oxford: Oxford University Press.

·             Kripke, S., 1972/1980, Naming and Necessity, Cambridge: Harvard University Press.

·             Lamarque, P., 1981, “How Can We Fear and Pity Fictions?” British Journal of Aesthetics, 21(4): 291–304.

·             –––, 1987, “The Puzzle of the Flash Stockman: A Reply to David Lewis,” Analysis, 47(2): 93–95.

·             –––, 1996, Fictional Points of View, Ithaca, NY: Cornell University Press.

·             Lamarque, P. and S. H. Olsen, (repr. 1996), Truth, Fiction, and Literature: A Philosophical Perspective, Oxford: Oxford University Press.

·             Langdon, R., M. Davies, and M. Coltheart, 2002, “Understanding Minds and Understanding Communicated Meanings in Schizophrenia,” Mind and Language, 17(1–2): 68–104.

·             Lee-Chiong, T. L., 2006, Sleep: A Comprehensive Handbook, Hoboken, NJ: John Wiley & Sons.

·             Leslie, A., 1987, “Pretense and Representation: The Origins of ‘Theory of Mind’,” Psychological Review, 94(4): 412–26.

·             –––, 1994, “Pretending and Believing: Issues in the Theory of ToMM,” Cognition, 50(1–3): 211–38.

·             Levinson, J., 1997, “Emotions in Response to Art: A Survey of the Terrain,” in Hjort and Laver 1997.

·             –––, 1998, Aesthetics and Ethics: Essays at the Intersection, Cambridge University Press.

·             Levin, J. 2008, “Taking Type-B Materialism Seriously.” Mind & Language, 23 (4): 402–425.

·             Levy, N., 2005, “Imaginative Resistance and the Moral/Conventional Distinction,” Philosophical Psychology, 18(2): 231–241.

·             Lewis, D., 1983a, “Postscript to ‘Truth In Fiction,’” in Philosophical Papers, v.1, pp. 279–80.

·             –––, 1983b, “Truth in Fiction,” in Philosophical Papers, v.1, pp. 261–80.

·             Lewis, C., and P. Mitchell (eds.), 1994, Children's Early Understanding of Mind, Hillsdale, NJ: Lawrence Erlbaum.

·             Lillard, A., 1993, “Young Children's Conceptualization of Pretend: Action or Mental Representation State?” Child Development, 64: 372–86.

·             –––, 1994, “Making Sense of Pretence,” in Lewis and Mitchell 1994, 211–34.

·             Loftus, E., 1979, Eyewitness Testimony, Cambridge: Harvard University Press.

·             Lopes, D., and M. Kieran (eds.), 2003, Imagination, Philosophy, and the Arts, London: Routledge.

·             Markman, K.D., W.M.P. Klein, and J.A. Suhr (eds.), 2009, Handbook of Imagination and Mental Simulation, New York: Taylor & Francis.

·             Martin, M. G. F., 2002, “The Transparency of Experience,” Mind and Language, 4(4): 376–425.

·             Matravers, D., 2003, “Fictional Assent and the (So-Called) ‘Puzzle of Imaginative Resistance,’” in Kieran and Lopes 2003, pp. 91–106.

·             –––, 2006, “The Challenge of Irrationalism, and How Not to Meet It,” in Kieran 2006, pp. 254–64.

·             McGinn, C., 2004, Mindsight: Image, Dream, Meaning. Cambridge, MA: Harvard University Press.

·             Meltzoff, A. N., and W. Prinz (eds.), 2002, The Imitative Mind: Development, Evolution, and Brain Bases, Cambridge: Cambridge University Press.

·             Moran, R., 1994, “The Expression of Feeling in Imagination,” Philosophical Review, 103(1): 75–106.

·             Morreall, J., 1985, “Enjoying Negative Emotions in Fiction,” Philosophy and Literature, 9(1): 95–103.

·             Mullin, A., 2004, “Moral Defects, Aesthetic Defects, and the Imagination,” Journal of Aesthetics and Art Criticism, 62(3): 249–61.

·             Neill, A., 1993, “Fiction and the Emotions,” American Philosophical Quarterly, 30(1): 1–13.

·             –––, 2005, “Art and Emotion,” in The Oxford Handbook of Aesthetics, J. Levinson (ed.), New York: Oxford University Press, pp. 421–435.

·             Nichols, S., 2003, “Imagination and the Puzzles of Iteration,” Analysis, 63(3): 182–87.

·             –––, 2004, “Imagining and Believing: The Promise of a Single Code,” The Journal of Aesthetics and Art Criticism, 62(2): 129–139.

·             –––, 2006, “Just the Imagination: Why Imagining Doesn't Behave Like Believing,” Mind & Language, 21: 459–474.

·             ––– (ed.), 2006, The Architecture of the Imagination: New Essays on Pretense, Possibility, and Fiction, Oxford: Oxford University Press.

·             Nichols S., and S. Stich, 2000, “A Cognitive Theory of Pretense,” Cognition, 74(2): 115–147.

·             –––, 2003, Mindreading: An Integrated Account of Pretense, Self-awareness and Understanding Other Minds, Oxford: Oxford University Press.

·             Noordhof, P., 2002, “Imagining Objects and Imagining Experiences,” Mind and Language, 17(4): 426–55.

·             Nussbaum, M., 1990. Love's Knowledge, Oxford: Oxford University Press.

·             O'Brien, L., 2005, “Imagination and the Motivational Role of Belief,” Analysis, 65(285): 55–62.

·             O'Shaughnessy, Brian, 2000, Consciousness and the World, Oxford: Clarendon Press.

·             Peacocke, C., 1985, “Imagination, Experience, and Possibility,” in Essays on Berkeley, J. Foster and H. Robinson (eds.), Oxford: Oxford University Press.

·             Perner, J, 1991, Understanding the Representational Mind, Cambridge: MIT Press.

·             Perner, J., S. Baker, and D. Hutton, 1994, “Prelief: The Conceptual Origins of Belief and Pretense,” in Lewis and Mitchell 1994, pp. 261–286.

·             Piaget, J., 1945/1962, Play, Dreams, and Imitation in Childhood, C. Gattegno and F. M. Hodgson (trans.), New York: Norton.

·             Pylyshyn, Z.W., 1973, “What the Mind's Eye Tells the Mind's Brain: A Critique of Mental Imagery,” Psychological Bulletin, 80: 1–25.

·             Pylyshyn, Z.W., 2002, “Mental Imagery: In search of a theory,” Behavioral and Brain Sciences, 25: 157–182.

·             Pylyshyn, Z.W., 2003, Seeing and Visualizing, Cambridge, MA: MIT Press.

·             Radford, C., 1975, “How Can We Be Moved by the Fate of Anna Karenina?” Proceedings of the Aristotelian Society, supp. vol. 49: 67–80.

·             Rakoczy, H., M. Tomasello, and T. Striano, 2004 “Young children know that trying is not pretending: a test of the ‘behaving-as-if’ construal of children's understanding of pretense,” Developmental Psychology, 40: 388–399.

·             Reese, H. W. (ed.), 1989, Advances in Child Development and Behavior, vol. 22, San Diego: Academic Press.

·             Reisberg, D. (ed.), 1992, Auditory Imagery, Hillsdale, N.J.: Erlbaum Associates.

·             Rizzolatti, G., and C. Sinigaglia, 2006, Mirrors in the Brain: How Our Minds Share Actions and Emotions, F. Anderson (tr.), New York: Oxford University Press.

·             Robinson, J., 2005, Deeper Than Reason: Emotion And Its Role In Literature, Music, And Art, Oxford University Press.

·             Roese, N.J., and J.M. Olson (eds.), 1995, What Might Have Been: The Social Psychology of Counterfactual Thinking, Mahwah, NJ: Erlbaum.

·             Rogers, S., I. Cook, and A. Meryl, 2005, “Imitation and Play in Autism,” in Handbook of Autism and Pervasive Developmental Disorders, 3rd ed., F. R. Volkmar, R. Paul, A. Klin, and D. Cohen (eds.), John Wiley and Sons, pp. 382–405.

·             Saxe, R., 2005, “Against Simulation: The Argument From Error,” Trends in Cognitive Sciences, 9(4): 174–179.

·             –––, 2006, “Why and How to Study Theory of Mind with fMRI,” Brain Research, 1079(1): 57–65.

·             –––, 2009, “The Neural Evidence for Simulation is Weaker Than I Think You Think It Is,” Philosophical Studies, 144: 447–456.

·             Schneider, S., 2006, “The Paradox of Fiction,” in The Internet Encyclopedia of Philosophy, URL = <http://www.iep.utm.edu/f/fict-par.htm>.

·             Schwitzgebel, E., 2001, “In-between Believing”, Philosophical Quarterly, 51: 76–82.

·             Scruton, R., 1974, Art and Imagination, South Bend, IN: St. Augustine's Press.

·             Searle, J.R., 1979, Expression and Meaning: Studies in the Theory of Speech Acts, Cambridge: Cambridge University Press.

·             Shepard, R., 1982, Mental Images and their Transformations, Cambridge: Bradford Books.

·             Skolnick, D., and P. Bloom, 2006a, “What Does Batman Think about SpongeBob? Children's Understanding of the Fantasy/Fantasy Distinction,” Cognition, 101: B9-B18.

·             –––, 2006b, “The Intuitive Cosmology of Fictional Worlds,” in Nichols 2006, pp. 73–86.

·             Smuts, A., 2007, “The Paradox of Painful Art,” Journal of Aesthetic Education, 41(3): 59–77.

·             –––, 2009, “Art and Negative Affect,” Philosophy Compass, 4(1): 39–55.

·             Sosa, E., 2005, “Dreams and Philosophy,” Proceedings of the Aristotelian Society, 79(2): 7–18.

·             –––, 2007, A Virtue Epistemology, v.1, New York: Oxford University Press.

·             Stalnaker, R., 2002, ‘What is it Like to Be a Zombie?’, in Gendler and Hawthorne, eds. 2002a: 385–400.

·             Sternberg, R., 1998, The Handbook of Creativity, Cambridge University Press.

·             Stevenson, L., 2003, “Twelve Conceptions of Imagination,” British Journal of Aesthetics, 43(3): 238–259.

·             Stock, K., 2005, “Resisting Imaginative Resistance,” Philosophical Quarterly, 55(221): 607–624.

·             Stokes, D., 2006, “The Evaluative Character of Imaginative Resistance,” British Journal of Aesthetics, 46: 347–405.

·             Stoljar, D., 2007. “Two Conceivability Arguments Compared,” Proceedings of the Aristotelian Society Vol CVII, Part 1, pp. 27–44

·             Szabó, Z. G., 2005, “Sententialism and Berkeley's Master Argument,” Philosophical Quarterly, 55: 462–474.

·             Strawson, P. F., 1970, “Imagination and Perception,” in Experience and Theory, L. Foster and J. W. Swanson (eds.), Amherst, MA: University of Massachusetts Press, pp. 31–54.

·             Todd, C.S., 2009, “Imaginability, Morality, and Fictional Truth: Dissolving the Puzzle of ‘Imaginative Resistance,’” Philosophical Studies, 143(2): 187–211.

·             Tomasello, M., M. Carpenter, J. Call, T. Behne, and H. Moll, 2005, “Understanding and Sharing Intentions: The Origins of Cultural Cognition,” Behavioral and Brain Sciences, 28(5): 675–91.

·             Tye, M., 1991, (repr. 2000), The Imagery Debate, Cambridge, MA: MIT.

·             Velleman, D., 2000, “The Aim of Belief,” in The Possibility of Practical Reason. Oxford: Oxford University Press.

·             Walker-Andrews, A. S., and R. Kahana-Kelman, 1997, “The Understanding of Pretense Across the Second Year of Life,” British Journal of Developmental Psychology, 17: 523–36.

·             Walton, K., 1978, “Fearing Fictions,” The Journal of Philosophy, 75(1): 5–27.

·             –––, 1990, Mimesis as Make-Believe, Cambridge, MA: Harvard University Press.

·             –––, 1994, “Morals in Fiction and Fictional Morality,” Proceedings of the Aristotelian Society, suppl. vol. 68: 27–50.

·             –––, 2006. “On the (So-Called) Puzzle of Imaginative Resistance,” in Nichols 2006, pp. 137–148.

·             Weatherson, Brian, 2004. “Morality, Fiction, and Possibility,” Philosophers' Imprint, 4(3). [Available online].

·             Weinberg, J., and A. Meskin, 2006, “Puzzling Over the Imagination: Philosophical Problems, Architectural Solutions,” in Nichols 2006.

·             Wellman, H., and D. Estes, 1986, “Early Understanding of Mental Entities: a Reexamination of Childhood Realism,” Child Development, 57: 910–923.

·             Williams, B., 1973, Problems of the Self: Philosophical Papers 1956–1972, Cambridge University Press.

·             Williamson, T., 2005, “Armchair Philosophy, Metaphysical Modality, and Counterfactual Thinking,” Proceedings of the Aristotelian Society, 105: 1–23.

·             –––, 2007, The Philosophy of Philosophy, Oxford: Blackwell.

·             Wing, L., and J. Gould, 1979, “Severe Impairments of Social Interaction and Associated Abnormalities in Children: Epidemeology and Classification,” Journal of Autism and Developmental Disorders, 9(1): 11–29.

·             Winkler, K. P., 1989, Berkeley: An Interpretation, Oxford: Oxford University Press.

·             Yablo, S., 1993, “Is Conceivability a Guide to Possibility?” Philosophy and Phenomenological Research, 53(1): 1–42.

·             –––, 2002, “Coulda, Woulda, Shoulda,” in Gendler and Hawthorne, eds. 2002a:441–92.

·             Yanal, R. J., 1999, Paradoxes of Emotion and Fiction, University Park, PA: Pennsylvania State University Press.

·             Zahavi, D. (ed.), 2000, Exploring the Self: Philosophical and Psychopathological Perspectives on Self-Experience, Amsterdam: Benjamins.

·             Zalta, E., 1992, “Fictional Truth, Objects, and Characters,” in Blackwell Companion to Metaphysics, J. Kim and E. Sosa (eds.), Oxford: Blackwell.

·             Zimmerman, A., 2007, The Nature of Belief, Journal of Consciousness Studies, 14(11): 61–82.

Поделиться статьей в социальных сетях: