философы

Поделиться статьей в социальных сетях:

в избранное

Уилфрид Селларс

Ссылка на оригинал: Stanford Encyclopedia of Philosophy

Впервые опубликовано 9 августа 2011 года; содержательно переработано 14 сентября 2015 года.

Уилфрид Сталкер Селларс (1912–1989) — систематический, самобытный и глубокий американский мыслитель. Его основное устремление в области философии заключалось в том, чтобы «сформулировать научно ориентированный натуралистический реализм, который бы смог „спасти явления“» (AR: 289). Селларс обладал обширными познаниями в области философии. Диапазон философских течений, повлиявших на его сочинения, простирается от критического реализма и логического позитивизма до немецкого идеализма и феноменологии. Помимо всего прочего, Селларс оказал влияние на дисциплину, выступив в качестве редактора и сооснователя первого американского журнала, посвященного «аналитической» философии, а также в роли соредактора двух фундаментальных сборников статей, которые сформировали канон для будущих поколений студентов. Что более важно, он стал известен благодаря критике «мифа о данном», развитию когерентистской{{1}} эпистемологии и семантики функциональной роли (инференциалистской семантики), введению различения «наличного образа» и «научного образа»{{2}} мира, выдвинутому предположению о том, что психологические понятия подобны теоретическим понятиям, а также благодаря трезвому научному реализму. Селларс может притязать на то, чтобы считаться первым автором, разработавшим функциональный подход к интенциональным состояниям в явном виде, а также одним из первых, кто признал существование «трудной проблемы» чувственного сознания. Стоит также отметить его радикальный в своей последовательности номинализм и глубокие прочтения наследия философской мысли. Работы Селларса вдохновили целый ряд современных философов, однако его последователи, как правило, разбиваются по меньшей мере на два лагеря: их иногда называют «правыми» и «левыми» селларсианцами.

Жизнь

Уилфрид Сталкер Селларс родился в городе Анн-Арбор (штат Мичиган) 20 мая 1912 года в семье Роя Вуда Селларса и Хелен Сталкер Селларс. Его отец сам являлся известным философом, профессором Мичиганского университета и основоположником американского критического реализма. Уилфрид провел детство в Мичигане, однако в возрасте 9 лет он на два года покинул дом: первый год семья провела в Новой Англии, лето — в Оксфорде, а следующий год — в Париже, где Селларс посещал лицей Монтеня. После возвращения в Анн-Арбор Селларс стал учиться в средней школе при педагогическом факультете местного университета, где сильно увлекся математикой. В 1929 году он закончил школу; семья вернулась в Париж, а Уилфрид поступил в лицей Людовика Великого. Занятия по философии входили в программу обучения, а в воздухе Парижа витали марксистские настроения. Селларс прежде не обсуждал философские вопросы с отцом и потому начал свой путь в философии как французский марксист, однако вскоре влияние отца возьмет над ним верх. После года обучения в лицее Уилфрид провел шесть месяцев в Мюнхене, совершенствуя владение немецким языком.

В 1931-м Селларс возвращается в Анн-Арбор в качестве студента философского факультета и проходит обучение у своего отца, Девитта Паркера, К.Г. Лэнгфорда и др. на первоклассной кафедре Мичиганского университета. Среди прочего он изучает работы Рассела и Мура, модальную логику (с Лэнгфордом) и продолжает диалог с отцом, который начался еще в Париже. В разгар Великой депрессии Селларс также выступил активистом левого движения — он принял участие в кампании социалиста Нормана Томаса. Благодаря лицейскому образованию Селларс экстерном сдал ряд предметов и закончил колледж вместе с бывшими одноклассниками в 1933 году, после чего поступил в магистратуру Университета Буффало, где изучал Гуссерля и Канта вместе с Марвином Фарбером.

Во время учебы в колледже Селларс участвовал в атлетических соревнованиях и выиграл стипендию Родса, благодаря которой осенью 1934-го он попал в Оксфорд, где был зачислен в колледж Ориэл на программу изучения философии, политики и экономики. Его тьютором стал У. Г. Маклаган. Уилфрид попал под влияние Г.А. Причарда и Г.Г. Прайса, а через них — и Кука Уилсона. В 1936-м он получил диплом с отличием первой степени и осенью вернулся, чтобы получить докторскую степень, приступив к диссертации по Канту под руководством Т.Д. Уэлдона. За время пребывания в Оксфорде Селларс также познакомился со своей первой женой, Мэри Шарп, родившейся в Йоркшире, брак с которой он заключил в 1938-м. Селларс не смог сформулировать свое новое прочтение Канта достаточно ясно для того, чтобы закончить диссертацию. Осенью 1937-го он вернулся в Соединенные Штаты, а весной 1938-го успешно сдал вступительные экзамены и поступил на выпускающую кафедру Гарварда. 

В 1938 году, вскоре после свадьбы Селларса, Герберт Фейгл предложил ему место в Университете Айовы. Кафедра была небольшой, Селларс взял на себя преподавание курсов по истории философии, параллельно формируя собственный взгляд на историю философии, который задаст направление его последующей работе. Однако он так и не закончил диссертацию в Гарварде и еще несколько лет терзал себя из-за того, что не мог изложить свои мысли на бумаге. Вторая мировая война прервала его карьеру — с 1943-го по 1946-й Селларс служил во флоте. После окончания войны он понял, что у него нет иного пути, кроме как начать публиковаться, и стал писать ежедневно — иногда даже по 10 часов, вне зависимости от того, как много (или мало) текста выходило из-под его пера. Постепенно, переходя от одного черновика к другому, Селларсу удалось оформить свой первый опыт в сочинение «Реализм и новый порядок слов» (Realism and the New Way of Words). После того, как Селларс наладил процесс письма, он стал публиковаться регулярно.

В 1946 году Селларс переходит в университет Миннесоты, где воссоединяется с Фейглом. Вместе они публикуют «Чтения по философскому анализу» (Readings in Philosophical Analysis, 1949), классический сборник ранней аналитической философии, и основывают ведущий журнал по аналитической философии «Философские исследования» (Philosophical Studies). Вместе с коллегой Джоном Хосперсом Селларс публикует хрестоматию «Чтения по теории этики» (Readings in Ethical Theory, 1952), которая также стала эталонной. Селларс возглавлял кафедру в университете Миннесоты с 1952 по 1959 годы; на этот период приходится расцвет миннесотского Центра философии науки.

В 1950-е годы Селларс заложил основы своего систематического подхода к философии в новаторских сочинениях — «Некоторых размышлениях о языковых играх» (Some Reflections on Language Games, 1951; расширена в 1963 году) и «Эмпиризме и философии сознания» (Empiricism and the Philosophy of Mind, 1956), Последнюю работу Тайлер Бёрдж назвал «наиболее влиятельной статьей того времени» (Burge 1992: 33). В 1958-м Селларс посещает Йель, а в 1959-м переезжает туда, получив должность штатного профессора. Однако в университетском сообществе Йеля произошел раскол, и Селларс решил, что участие во внутренней политике университета помешает его занятиям философией. В 1963-м он переходит в университет Питтсбурга. В то время кафедра философии переживала реорганизацию, по итогам которой ей удалось вскоре стать одной из ведущих в стране. Селларс остался в Питтсбурге вплоть до своей смерти в 1989-м, однако посещал ряд других университетов в качестве приглашенного профессора. Ему также выпала честь выступить в рамках Лекций имени Джона Локка (1965), Лекций Фонда Матчетта (1971), Лекций имени Джона Дьюи (1973) и Лекций имени Пола Каруса (1977){{3}}. В 1970-м Селларс был избран президентом восточного отделения Американской философской ассоциации. Он опубликовал множество книг и статей, а также оставил заметный след в профессии благодаря осуществлению научного руководства у большого количества студентов (включая автора настоящей статьи). Селларс активно работал вплоть до начала 1980-х годов, когда после перенесенного удара ему пришлось снизить темпы. Он умер 2 июля 1989 года. В конце 1980-х и начале 1990-х годов наблюдался спад интереса к философии Селларса, однако в последующий период работы его бывших студентов и коллег — Джея Розенберга, Пола Чёрчленда, Ричарда Рорти, Роберта Брэндома, Джона Макдауэлла — вновь пробудили интерес к изучению наследия Селларса.

Философское предприятие и образы человечества-в-мире

В статье «Философия и научный образ человека» (далее — PSIM) Селларс излагает собственное видение философии и ее текущего состояния.

Таким образом, философия представляет собой исследование высшего порядка, проводимое рефлексивно и совместно с исследованиями в рамках специальных дисциплин, но при этом она с ними не сливается. Представления, к которым стремится философия, должны иметь практическую силу, т.е. руководить нашими действиями — как теоретически, так и практически. 

«Философия и научный образ человека» посвящена основной проблеме философии того времени (с точки зрения Селларса) — «столкновению» между «наличным образом человека-в-мире» и «научным образом». «

Образы» представляют собой идеализации различных концептуальных подходов, в рамках которых человек воспринимает мир и свое место в нем. Наличный образ, согласно Селларсу, является «подходом, в рамках которого человек стал осознавать себя как человека-в-мире» (PSIM, в SPR: 6; в ISR: 374). В более широком смысле это подход, в рамках которого мы обычно созерцаем и объясняем наш мир. Базовыми объектами наличного образа являются личности (persons) и вещи — причем наиболее значимы именно личности, ввиду чего нормативность и разум играют главную роль. В соответствии с наличным образом, люди мыслят и совершают действия, руководствуясь теми или иными доводами (reasons) — и то, и другое «может происходить только в рамках понятийного мышления, посредством которого [они] могут быть раскритикованы, подкреплены, опровергнуты, короче говоря — оценены» (PSIM, в SPR: 6; в ISR: 374). В рамках наличного образа личности и просто вещи сильно разнятся; как и почему нормативные оценки применяются к вещам — важный и дискуссионный вопрос в контексте данного подхода. 

Наличный образ вовсе не неизменен или неподвижен, его вполне можно дорабатывать — как эмпирически, так и категориально. Эмпирическая доработка посредством корреляционной индукции приводит к более точным обобщениям на уровне наблюдения относительно мира. Категориальная доработка заключается в добавлении, устранении или переопределении понятий о базовых объектах, которые признаются в рамках этого образа мира. К ней относятся размышления о том, какие категории позволяют лучше осмыслить личности (применим ли более гилеморфизм — или же дуализм{{4}}) или чем вещи отличаются от личностей. Следовательно, наличный образ как таковой ни ненаучен, ни антинаучен. Однако с точки зрения методологии он является более беспорядочным и зачастую менее строгим, чем образ, предлагаемый институциональной наукой. Традиционная, вечная философия (philosophia perennis){{5}} признает наличный образ в качестве реального и стремится понять его устройство.

Один из видов категориальных изменений, однако, исключен из наличного образа в силу определенной оговорки: нельзя добавлять к этому подходу новые понятия о базовых объектах посредством теоретизирования. Селларс специально оговаривает, что подобный ход является отличительным для научного образа. Постулируя новые виды базовых единиц (например, субатомные частицы, поля, коллапсы волновых функций вероятности), наука постепенно формирует новый подход, который претендует на исчерпывающее описание и объяснение мира и происходящих в нем процессов. Научный образ вырастает из наличного образа и с методологической точки зрения является более поздним. Именно наличный образ обеспечивает первоначальный подход, в рамках которого развивается наука, однако Селларс утверждает, что «научный образ позиционирует себя в качестве соперничающего образа. Согласно ему наличный образ, на который он опирается, является „неадекватным“, но полезным с прагматической точки зрения подобием реальности, которая находит себе адекватное (в целом) подобие лишь в научном образе» (PSIM, в SPR: 20; в ISR: 388). 

Нельзя ли примирить два образа? Не могут ли наличные объекты быть сведены (reduce) к системам невоспринимаемых научных объектов? Или же наличные объекты в конечном счете реальны, а научные объекты — это всего лишь абстрактные конструкции, ценность которых заключается в возможности предсказывать и контролировать наличные объекты? А может, объекты наличного образа — это формы, в которых человеческому сознанию являет себя реальность, состоящая из систем частиц, недоступных для восприятия? Селларс склоняется к третьему варианту. По его мнению, наличный образ — это область феноменального (в духе Канта), однако наука, как она представлена в своем идеальном завершении, описанном Чарльзом Пирсом, выявляет вещи как они в себе. Невзирая на заявляемое «превосходство научного образа» (PSIM, в SPR: 32; в ISR: 400), Селларс в конце концов высказывается в пользу «обобщенного{{6}} видения», в рамках которого описательные и объяснительные средства научного образа объединены с «языком индивидуальных намерений и намерений сообщества». Подобное видение «предусматривает соединение принципов и стандартов (в первую очередь тех, что обеспечивают осмысленные рассуждения и рациональность саму по себе), в рамках которых мы проживаем нашу собственную индивидуальную жизнь» (PSIM, в SPR: 40; в ISR: 408).

В натурализме Селларса нормы вовсе не подвергаются редукции. Он вмещает в себя нормативность, но не в качестве базовой и онтологически независимой характеристики мира, а скорее в качестве концептуально несводимого и незаменимого свойства исключительно человеческой деятельности, которое укоренено в коллективных установлениях принципов и стандартов. К вопросу норм мы еще вернемся позднее.

Селларс смело провозглашает, что «в области описания и объяснения мира наука представляет собой меру всех вещей — сущего, как оно есть, и не-сущего, как его нет{{7}}» (EPM §41; в SPR: 173; в KMG: 253). В контексте предлагаемой им системы речь идет вовсе не о грубом и упрощенном научном реализме, как можно было бы подумать. Во-первых, Селларс не считает, будто описание и объяснение являются единственными существенными областями человеческой деятельности. В частности, он признает, что предписание (prescription) и запрет (proscription) отличаются от описания (description), а также тот факт, что человеческая деятельность не может без них обойтись. Во-вторых, онтология в его понимании занимается объектами; наличие нормативных истин не противоречит номинализму, лежащему в основе натурализма Селларса. Для прояснения этих утверждений нам необходимо рассмотреть философию языка и онтологию Селларса. 

Язык и бытие. Семантика

Селларс демонстрирует неортодоксальный подход к пониманию языка, принципиальный и для его натуралистической метафизики. Его концепция языка опирается главным образом на представление о том, что семантические термы и дескрипция{{8}} обеспечивают функциональное рассмотрение лингвистических токенов{{9}} (linguistic tokens). Возьмем, к примеру, следующие высказывания о значении{{10}}: 

‘rot’ по-немецки означает красный

или

‘брат’ означает потомок одних родителей мужского пола 

В своем анализе Селларс рассматривает их как высказывания, которые сообщают информацию о том, что слово из левой части и фраза из правой части имеют в определенных случаях сходное употребление. Такие высказывания, однако, не говорят явным образом о том, что два выражения, содержащиеся в них, имеют одинаковое употребление. Скорее, каждое из этих предложений предполагает, что его адресат уже понимает язык контекста, в данном случае английский, и использует выражение справа как иллюстративный экземпляр (illustrating sortal) для того, чтобы сформировать индексальный предикат (формируя предикат на примере, обладающим релевантным свойством), который затем применяется к токенам, отобранным выражением в левой части предложения. Чтобы выразить это формально, Селларс вводит оператор взятия в точки. Взятие в точки образует нарицательное существительное (но не имя), применимое к любому элементу в любом языке, функционирующем сходным образом в отношении выражения, взятого в точки. Так, •красный• представляет собой нарицательное существительное, истинное в отношении всех выражений, функционирующих сходным образом с английским словом ‘красный’. Таким образом, для Селларса высказывание

‘rot’ по-немецки означает красный 

оказывается аналогичным высказыванию

‘rot’ во множественном числе по-немецки есть •красный• во множественном числе.

Функциональному анализу подвергается также референция. В отличие от значения, референция экстенсионально{{11}}. Мы можем сказать, что оба суждения 

‘Venedig’ (по-немецки) отсылает к Венеции

и

‘Venedig’ во множественном числе по-немецки есть •Венеция• во множественном числе

истинны, однако мы не можем сказать, что оба суждения

‘Die Königin der Adria’ (по-немецки) отсылает к Венеции

и

‘Die Königin der Adria’ во множественном числе по-немецки есть •Венеция• во множественном числе

истинны. Первый член каждой пары является истинным, однако ‘die Königin der Adria’ имеет другой смысл, нежели ‘Венеция’, поскольку является дескриптивной фразой, обладающей сложной синтаксической и семантической структурой, которая отсутствует у такого имени собственного, как ‘Венеция’. Селларс обеспечивает экстенсиональность референции, вводя квантор в свой анализ высказываний со словом «отсылает». Он считает, что высказывания референции неявно производят квантификацию над смыслами, т.е. функциями выражений, а затем определяет экстенсиональное отношение материальной или экстенсиональной эквивалентности смыслов (см. SM III §63: 84). Предложения, которые мы рассматриваем в качестве примера, получают в этом случае следующий анализ, где ‘S’ меняется от одного смысла к другому: 

Для некоторого S ‘Venedig’ (по-немецки) замещает S, и S материально эквивалентно •Венеция•

и

Для некоторого S ‘Die Königin der Adria’ (по-немецки) замещает S, и S материально эквивалентно •Венеция•.

Для ортодоксальной теории семантики в рамках современной логики и философии языка представление о том, что референция представляет собой своего рода отношение, является ключевым, Однако для Селларса референция, как и значение, не является отношением. То же самое касается и истины, которая в рамках классических теорий понимается как определенное отношение соответствия между высказываниями и миром. Селларс вместо этого выступает в поддержку прагматической теории истины:

Для пропозиции быть истинной означает быть утверждаемой, что означает не ее способность быть утверждаемой в принципе <…> но способность быть утверждаемой корректным образом, т.е. в соответствии с релевантными семантическими правилами и на основании дополнительной, но неуточненной информации, которую могут востребовать такие правила <…> ‘Истинный’ означает семантически утверждаемый (‘S-утверждаемый’), а разнообразие истин соответствует релевантному разнообразию семантических правил (SM, IV, §26: 101).

Это «разнообразие истин» включает в себя эмпирическую истину (в которой задействовано отношение изображения, упоминаемое ниже), математическую истину, правовую истину, моральную истину и т.д. 

Здесь перед нами вариант теории значения как употребления. Селларс различает три родовых аспекта употребления: переходы входа в язык, внутриязыковые переходы и переходы выхода из языка. Приведем некоторые примеры. В контексте восприятия и контексте наблюдения человек входит в язык, отвечая тем самым на определенную форму чувственного воздействия. Объявление решения, за которым следует действие, стремящееся реализовать его, представляет случай выхода из языка. Внутриязыковые переходы включают выводы и импликации того или иного вида. В то время как Куайн уделяет особенное внимание ситуативным предложениям, Селларс подчеркивает важность внутриязыковых связей, и именно эта сторона его теории получит дальнейшую проработку в инференциализме Роберта Брэндома. Селларс различает формальные выводы, опирающиеся исключительно на синтаксические правила языка, и материальные выводы, являющиеся функцией не только синтаксической структуры, но и чего-то еще. Вывод высказывания ‘Это цветное’ из фразы ‘Это красное’ представляет собой один из примеров материального вывода по Селларсу, равно как и вывод ‘Улицы будут мокрыми’ из фразы ‘Идет дождь’. Материальные выводы не являются всего лишь энтимемами, которые в конечном счете должны быть дополнены эксплицитным принципом: сплетение материальных выводов, в которое включено выражение (в их число входят и альтернативы, вытекающие из этого выражения), определяет его основное значение.

Представления Селларса о том, как язык соотносится с миром, весьма сложны. Прежде всего следует отметить, что язык связан с миром не только отношением референции (или «удовлетворения»). Речь идет о целом множестве отношений — каузальных (в обоих направлениях), пространственно-временных и нормативных — между токенами языковых выражений и миром. Тем не менее, Селларс удостаивает особым вниманием отношение, которое он называет изображением (picturing). Хотя понятие изображения навеяно ранним Витгенштейном, в версии Селларса это естественное, не-семантическое отношение между объектами, а не фактами. Членами отношения являются, с одной стороны, токены языковых выражений (их Селларс называет «естественными языковыми объектами»), а с другой стороны, объекты в мире. Основная идея заключается в том, что в любом эмпирически осмысленном языке появление определенного класса языковых событий (а именно атомарных фактических высказываний первого уровня, которые играют роль в контекстах наблюдения и воления) должно вести к образованию карты или картины окружающей среды в силу изоморфизма между свойствами объектов мира и сопряженными свойствами языковых событий. Селларс полагает, что таково условие любого эмпирически осмысленного языка; тем не менее, он считает, что улучшение и усовершенствование точности этого изоморфизма является одной из задач науки. Представленное у Селларса понятие отображения приводило в недоумение многих, однако можно проследить его влияние на биосемантику Рут Милликен. Кроме того, оно предвосхитило различение e-репрезентации и i-репрезентации, недавно введенное Хью Прайсом (Price 2011, 2013).

Онтология

Селларс зачастую называет свой реалистический натурализм «номиналистическим». Однако отрицание наличия абстрактных сущностей не стоит у него на первом месте. Задача номинализма Селларса состоит в объяснении того, что именно делает для нас язык, в котором используются абстрактные сингулярные термы. Его также интересует, насколько функционирование такого языка отлично от функционирования языка, который задействует конкретные сингулярные термы. Если мы понимаем, как функционируют абстрактные сингулярные термы, то заявления приверженцев платонической метафизики выглядят как замысловатый (и, судя по всему, вводящий в заблуждение) способ высказать более простую и прагматическую мысль. Во-первых, господствующая в то время модель онтологических обязательств, в рамках которой существование выступает значением квантифицированной переменной, согласно Селларсу, является ошибочной (GE, NAO). В соответствии с таким критерием неопределенная референция квантифицированных переменных оказывается более исходной, чем определенная референция любого вида. Такое положение дел несовместимо с селларсовским пониманием натурализма, и потому он заявляет, что помимо прочего этот критерий неверно понимает грамматику существования. (Подход Селларса к квантификации является субституциональным; см. Lance 1996.) Селларс предлагает другую модель: мы обязаны признавать существование вещей, которые можно явным образом поименовать и классифицировать при помощи истинных (с нашей точки зрения) высказываний базового эмпирического и объектного языка.

В обыденном языке мы часто ведем речь о значениях, свойствах, пропозициях и т.п., тем самым принимая на себя обязательства по признанию существования подобных абстрактных сущностей. Селларс воспринимает такие разговоры в качестве материальной манеры металингвистический высказываний{{13}} о функциональной роли видов выражений. Следовательно, предложение наподобие

Евклидова треугольность подразумевает, что сумма углов равна 180º

сообщает информацию о функции понятия •треугольник•, а именно: использование понятия (в евклидовском контексте) приписывает ему обладание свойством •сумма углов равна 180º•. Сходным образом Селларс истолковывает и разговор о фактах — т.е. как материальную манеру металингвистических высказываний об истинах. Единственное, что мы онтологически обязаны признать в силу использования абстрактных сингулярных термов, — это языковые элементы: в особенности токены выражений, которые участвуют в сложных каузальных системах и включают, среди прочего, подлежащие нормативной оценке взаимоотношения между теми, кто использует язык, и миром. В реконструкции Селларса разговор об абстрактных единицах не имеет объяснительной силы, однако он представляет определенные языковые нормы в явном виде.

Приверженцы платонического реализма часто придерживаются убеждения, что самая базовая языковая структура — предикация как таковая — подразумевает признание абстрактных сущностей, поскольку в стандартных разъяснениях предикации важную роль играют свойства, отношения и т.п. Согласно Селларсу, подобный подход превратно понимает саму задачу разъяснения. Так, сугубо дескриптивные на первый взгляд заявления о воплощении свойств фактически вводят в заблуждение при сообщении норм языковой корректности. Селларс предлагает иное разъяснение предикации. Оно сосредотачивается не на каком бы то ни было отношении между объектом и некой абстрактной единицей, но на уточнении имен и их упорядочивании в целях приспособления для определенных языковых задач. Понятый таким образом, плантонический подход к предикации оказывается, опять-таки, замысловатым и вводящим в заблуждение способом выразить более простую и прагматическую мысль. На самом базовом, атомарном уровне предикация представляет собой наделение имен сопряженными характеристиками объектов, которые они стремятся поименовать, что позволяет некоторым истинным атомарным предложениям «очертить» или «изобразить» объекты в мире. Следовательно, предикация обязует нас признавать лишь естественные объекты, которые потенциально соотнесены друг с другом. См. главу 3 в сочинении Селларса «Натурализм и онтология» (Naturalism and Ontology), в которой эти взгляды представлены наиболее подробным образом. 

Селларс предлагает единообразный подход к алетическим, каузальным и деонтическим модальностям — он рассматривает их (опять-таки) как материальную манеру металингвистической речи, выражающую инференциальные (выводные) обязательства и приоритеты, заложенные в языке. Следовательно, использование модального языка при разговоре о мире и нашей деятельности в нем не обязывает нас признавать независимые, метафизически реальные и необходимые связи или существование независимых от деятелей фактов морали. Однако мы обязаны предписывать и запрещать определенные языковые или понятийные переходы, включая переходы выхода из языка, завершающиеся действиями. Роберт Краут описывает подход Селларса так: «метафизические заявления, которые на первый взгляд утверждают определенные связи между языком и миром — скажем, заявления, касающиеся отношения между предикатами и свойствами —в рамках теории Селларса оказываются нормативными заявлениями относительно уместного языкового употребления» (Kraut 2010: 601).

Эпистемология

В теории познания Селларс предпринимает попытку привести к согласию друг с другом соревнующиеся наработки различных направлений: эмпиризма и противостоящего ему рационализма, фундаментализма и его соперника когерентизма, экстернализма и интернализма, а также реализма — и феноменализма, идеализма. Вместе с тем он пытается не упустить из виду глубинные связи между эпистемологией и метафизикой сознания. Его критика «мифа о данном» (myth of the given) снискала широкую известность, потому с нее мы и начнем. 

Предпосылка эпистемологии Селларса — а именно его подход к семантике — по сути является отрицанием того, что мы можем назвать семантически данным. Это представление о том, что некоторые из наших терминов или понятий, независимо от их появления в формальных и материальных выводах, обретают значение непосредственно при столкновении с определенными объектами (или видами объектов) нашего опыта. Селларс занимает антифундаменталистскую позицию в построениях, касающихся природы понятий, знания и истины.

Традиционная эпистемология полагала, что знание устроено иерархично. Считалось, что должны существовать определенные когнитивные состояния, дающие нам непосредственный доступ к реальности и служащие прочным основанием, на котором строится остальное наше знание посредством разнообразных способов вывода. Такая фундаменталистская картина знания налагает два требования:

• (1) Должны существовать когнитивные состояния, которые являются базовыми в том смысле, что обладают определенным положительным эпистемическим статусом вне зависимости от их эпистемического отношения к любым другим когнитивным состояниям. Я буду называть это требованием эпистемической независимости [ТЭН]. Положительные эпистемические статусы включают следующие: являться знанием, быть подтвержденным или просто иметь некоторые основания в свою пользу. (В прежние времена была распространена точка зрения, согласно которой базовые познавательные акты должны обладать несомненной эпистемологической гарантией — достоверностью, неизменностью или даже безошибочностью, — однако в наши дни она не столь популярна). Эпистемические отношения включают дедуктивную и индуктивную импликацию.

• (2) Любое когнитивное состояние, не являющееся базовым, может обладать положительным эпистемическим статусом только в силу содержащегося в нем эпистемического отношения (прямого или косвенного) к базовым когнитивным состояниям. Следовательно, базовые когнитивные состояния должны обеспечивать абсолютную поддержку остального нашего знания. Я буду называть это требованием эпистемической действенности [ТЭД]. Такие базовые, независимые и действенные когнитивные состояния будут представлять собой данное. Многие философы полагали, что если знание вообще существует, то должно существовать такое данное.

Некоторые комментаторы Селларса оборачивают его критику данного против убеждения, что какое бы то ни было когнитивное состояние может обладать несомненной гарантией или достоверностью. Хотя Селларс был фаллибилистом и считал, что любое когнитивное состояние можно поставить под вопрос, его аргумент против данного не выражает никакого беспокойства по этому поводу. Если фундаменталистская картина знания и его устройства в корне неверна, то прочность фундаменталистской гарантии оказывается попросту нерелевантной.

Селларс отрицает не только то, что данное (в указанном выше смысле) должно существовать, но и то, что оно вообще может существовать, поскольку ничто не может удовлетворять сразу и первому, и второму требованиям. Для того чтобы удовлетворить ТЭД, базовый познавательный акт должен быть в состоянии вступать в инференциальные отношения (отношения вывода) с другими познавательными актами, обладать пропозициональной формой и поддаваться оценке с точки зрения истинности. Чтобы соблюдалось ТЭН, пропозиционально структурированный познавательный акт должен обладать своим эпистемическим статусом вне зависимости от инференциальной связи с другими познавательными актами. Ни одно когнитивное состояние не может удовлетворять этим двум требованиям одновременно.

Дежурные претенденты на звание базового эмпирического знания либо не соответствуют ТЭД (например, знание чувственных данных [sense data]), либо предполагают наличие других знаний со стороны познающего, что не соответствует ТЭН (например, знание явлений). Такие состояния могут считаться когнитивными только в силу их эпистемического отношения к другим когнитивным состояниям. Поскольку Селларс представляет аргументацию на конкретных примерах, не вполне понятно, нет ли других претендентов, способных соблюсти оба требования. Не существует исчерпывающего перечня возможных кандидатов на роль данного. Следовательно, аргумент не ставит на фундаментализме крест. Однако он бросает фундаментализму вызов и перекладывает бремя его доказательства на защитников данного. Если этот аргумент верен, то нам придется отказаться от всех представлений о фрагментарном и постепенном накоплении знания. Размышления Селларса в сочетании с доводами Куайна и Дэвидсона, среди прочих, привели к тому, что с середины XX века фундаментализму пришлось занять оборонительную позицию. Аргументация Уилфрида Селларса в пользу того, что данное является мифом, в работе «Эмпиризм и философия сознания» имеет следующий вид:

• 1. Когнитивное состояние является эпистемически независимым, если оно обладает своим эпистемическим статусом вне зависимости от того, выведено ли оно или может быть выведено из какого-либо другого когнитивного состояния. [Определение эпистемической независимости]

• 2. Когнитивное состояние является эпистемически действенным — способным эпистемически подкрепить другие когнитивные состояния — если эпистемический статус тех других когнитивных состояний может быть корректно выведен (формально или материально) из его эпистемического статуса. [Определение эпистемической действенности]

• 3. Доктрина о данном заключается в том, что любое эмпирическое знание [знаю,] что p требует некоторого базового, т.е. эпистемически независимого знания ([знаю,] что g, h, i, …), которое является эпистемически действенным в отношении p, или само является таковым [Определение доктрины о данном]

• 4. В инференциальные отношения вступают только те элементы, которые обладают пропозициональной формой. [В силу свойств вывода]

• 5. Следовательно, непропозициональные элементы (такие как чувственные данные [data]) не обладают эпистемической действенностью и не могут рассматриваться как данное [given]. [На основании 2 и 4]

• 6. Никакое инференциально приобретаемое и пропозиционально структурированное ментальное состояние не является эпистемически независимым. [На основании 1]

• 7. Исследование нескольких претендентов на роль когнитивных состояний, пропозиционально структурированных и приобретенных не при помощи вывода, указывает на то, что их эпистемический статус предполагает наличие у познающего субъекта других эмпирических знаний, причем как частных, так и общих эмпирических истин. [На основании селларсовского анализа суждений о чувственных данных и явлениях, который представлен в частях I–IV «Эмпиризма и философии сознания», а также его анализа эпистемического авторитета в части VIII]

• 8. Это предположение представляет собой эпистемическое, а следовательно, и инференциальное отношение. [Допущение (см. PRE)]

• 9. Эмпирическое знание, которое получено не путем вывода и предполагает наличие у познающего субъекта других эмпирических знаний, не является эпистемически независимым. [На основании 1, 7, и 8]

• 10. Любое эмпирический пропозициональный познавательный акт может приобретаться через вывод, т.е. инференциально, или не через вывод, т.е. неинференциально. [Исключенное третье]

• 11. Следовательно, пропозиционально структурированные познавательные акты, полученные инференциальным или неинференциальным образом, никогда не являются эпистемически независимыми и не могут выступать в качестве данного. [6, 9, 10, конструктивная дилемма]

• 12. Любой познавательный акт структурирован пропозиционально или же не структурирован пропозиционально. [Исключенное третье]

• 13. Следовательно, разумно полагать, что ни один элемент эмпирического знания не может выступать в роли данного. [5,11, 12, конструктивная дилемма] 

Недостаточно только отвергнуть миф о данном, чтобы прийти к положительной эпистемологии. Селларс может отбросить миф о данном, лишь если он предоставит нам положительную теорию неинференциального знания, которая займет место мифа. (Даже если эпистемический статус знания, полученного не через вывод, зависит от его инференциальной связи с другим знанием, такое знание — т.е. знание, не приобретенное путем вывода — должно существовать.)

Хрестоматийные примеры неинференциального знания — это убеждения, полученные на основании интроспекции, восприятия и памяти (см. MGEC). Далее я буду называть их ИВП. С точки зрения Селларса, убеждения ИВП обладают эпистемическим статусом, поскольку они с немалой вероятностью являются истинными, учитывая те механизмы, при помощи которых мы овладеваем языком и приходим к убеждениям. Убеждения ИВП являются надежными (reliable) индикаторами, подобно показаниям термометра. Это релайабилистское и экстерналистcкое условие в отношении подобного знания. Цепочка эмпирических обоснований может вполне корректно начинаться с убеждений ИВП, поскольку они являются надежными неинференциальными индикаторами своих состояний. Возникновение таких убеждений позволяет вывести вероятную истинность их содержаний, а из нее и другие следствия согласно формальным или материальным правилам умозаключения.

Однако в конечном итоге Селларс не является релайабилистом. Термометры могут быть в высшей степени надежны, однако они не обладают знанием. Селларс добавляет еще одно условие: субъект должен знать, что может положиться на свои убеждения ИВП. На знание накладывается требование рефлексивности.

Для того чтобы полностью овладеть своим языком, Джонс должен знать [некоторые] факты относительно того, о чем идет речь, для того, чтобы научиться использовать предложения восприятия в контекстах восприятия. Следовательно, Джонс также должен знать, что другие определяемые вещи могут быть эквивалентны: уже то, что человек говорит: «Смотри-ка! Вот красное яблоко» — дает веское основание полагать, что перед ним и впрямь красное яблоко. Следовательно, Джонс также может рассудить следующим образом:

Дело не просто в том, что субъекты познания способны выносить метасуждения. Селларс подразумевает еще более существенное условие: «Существенный момент заключается в том, что мы не даем эмпирическое описание некоего эпизода или состояния, характеризуя его как эпизод или состояние знания; мы помещаем его в логическое пространство доводов, обоснований и возможности обоснования того, что говорится» (EPM: §36; SPR: 169; KMG: 248). Этот тезис необходимо совместить с другим хорошо известным изречением Селларса: «Само представление о том, что эпистемические факты — даже „в принципе“ — могут быть без остатка разложены на не-эпистемические факты (будь то феноменальные или поведенческие, публичные или частные, как бы щедро они ни были присыпаны использованием гипотез и альтернативных вариантов), с моей точки зрения, представляет собой роковое заблуждение того же рода, что и так называемая „натуралистическая ошибка“ в этике» (EPM: §5; SPR: 131; KMG: 209). 

Для того чтобы действовать в рамках «логического пространства доводов», необходимо хорошо знать нормативный способ рассуждений, считаться с доводами как таковыми, чутко реагировать на стандарты корректности и уместности. Это требование налагает когерентистское/холистическое условие, которое устраняет возможность существования атомистически изолируемых когнитивных состояний: любое когнитивное состояние, включая базовые, невыводимые убеждения ИВП, является когнитивным, лишь только будучи одним из элементов в рамках сложной и рефлексивно структурированной системы таких состояний, которая реагирует на эпистемические нормы и цели.

Подобный холизм когнитивных состояний поднимает очевидную проблему: как можно начать обретать когнитивные состояния, не впадая при этом в порочный круг или регресс? Для Селларса принципиальным моментом в этой связи является нормативность когнитивного: естественным, причинным образом мы раздробленно и по частям получаем знание об индивидуальных привычках и склонностях, которые, будучи накоплены в достаточном количестве и правильно соотнесены между собой, обосновывают применение нормативного языка познания.

Кажется, будто бы нас вынуждают выбирать между картиной, на которой изображен слон, покоящийся на черепахе (а на чем стоит сама черепаха?), и картиной, на которой великий гегельянский змей познания кусает себя за хвост (где же он начинается?) Не подойдет ни то, ни другое. Эмпирическое знание, как и его более изощренное продолжение — наука, является рациональным не потому, что обладает основанием, но потому, что представляет из себя самокорректирующееся предприятие, способное поставить под удар любое из своих утверждений, хоть и не все разом. (EPM §38; SPR: 170; KMG: 250)

Философия сознания

Философия сознания Селларса во многом наследует Канту — Селларс также проводит четкое различие между мышлением и чувством. Он даже отличает проблему «интенциональность — тело» от проблемы «чувственность — тело» (sensorium–body problem){{14}}: каждая из них требует отдельного решения. Его философия сознания отказывается от многих допущений, которые воспринимались как сами собой разумеющиеся в рамках картезианской традиции (например, тезис о том, что ментальное по природе является доступным и открытым для самого себя), и движется в направлении натурализма, который внимательно относится к нормативному измерению сознания. Ключевая идея заключается в том, что психологические понятия подобны теоретическим понятиям в науках. Менталистские понятия оказываются, таким образом, совместимы с натурализмом в той же мере, что и любое хорошо обоснованное научное понятие.

Селларс защищает эти тезисы на страницах своей программной статьи «Эмпиризм и философия сознания» (EPM). «Райлеанский миф», о котором идет речь в 12–16 части EPM, представляет собой мысленный эксперимент, который призван убедить нас в том, что картезианский сюжет не является единственным возможным вариантом. Мысленный эксперимент предполагает, что некогда общество древних людей использовало достаточно сложный язык для описания и объяснения объектов и событий мира, однако при этом у них отсутствовали какие-либо понятия о внутренних психологических состояниях. Селларс называет этих людей «райлеанцами» в честь Гилберта Райла, профессора философии в Оксфордском университете, чья книга «Понятие сознания» убедительно отстаивает одну из версий логического бихевиоризма. Сообщество, описываемое Селларсом, обладает бихевиористской способностью объяснять человеческое поведение, а также метаязыковыми способностями описывать и предписывать речевое поведение.

Следовательно, это сообщество имеет в распоряжении семантические понятия.

Селларс заявляет, что такое сообщество может существенно расширить свои объяснительные средства за счет допущения, что у любого человека существуют ненаблюдаемые внутренние состояния, которые регулируют реакции человека на окружающий мир. Более того, существует основание постулировать два разных вида внутренних состояний: один вид — мысли — обладает свойствами, которые подобны семантическим свойствам внешних языковых событий, в то время как другой вид — чувственные впечатления — обладает свойствами, которые подобны свойствам воспринимаемых объектов. Предполагается, что мысли объясняют, как члены сообщества могут быть вовлечены в сложные модели разумного поведения, даже не произнося ни слова. Предполагается, что чувственные впечатления объясняют, почему члены сообщества иногда ведут себя так, будто воспринимают нечто отсутствующее. Если предлагаемый Селларсом сюжет является непротиворечивым, то традиционный подход, в рамках которого наши знания и понятия о ментальном просто даны, может быть отброшен, а натуралистический подход к ментальному оказывается потенциально жизнеспособным.

Интенциональность

Важнейшая мысль, которая лежит в основе подхода Селларса к интенциональности, заключается в том, что наши представления об интенциональности и интенциональных состояниях являются производными от представлений, соответствующих языковому поведению. Заметьте, это вовсе не значит, что мы всегда мыслим посредством языка или что мы прежде учимся говорить, а уже затем мыслить — такие утверждения ошибочно приписывались Селларсу. Селларс не занимается кабинетной психологией, его интересует то, что обосновывает наше употребление тех или иных психологических понятий. 

Подобный подход к интенциональности задействует селларсовское функциональное рассмотрение значения. Приписывание человеку некой мысли (надежды, сожаления, желания…) о том, что p, фактически означает приписывание ему определенной системы управления поведением. Эта система структурирована таким образом, что если в ее рамках происходит нечто аналогичное теоретическим или практическим выводам, то в этом случае в ней соответствующим образом задействуется •p•. Задействование «соответствующим образом» в рамках чьей-либо системы управления поведением будет также включать участие в паттернах расположений к выводу — и расположений, которые могут быть выведены — из других интенциональных состояний, а также уместную привязку к «входным» чувственным данным и «выходным» действиям.

Такой подход несовместим с традиционным представлением о том, что значение языковых элементов должно объясняться при помощи мыслей, которые они выражают. Этот вопрос является центральным в переписке Селларса с Родериком Чизомом, которая была опубликована под названием «Интенциональность и ментальное» (Intentionality and the Mental [ITM]). Чизом отстаивает точку зрения, в соответствии с которой указание на ментальные состояния всегда неявным образом содержится и в семантических суждениях, и в нашей способности понимать значение высказываний. Селларс возражает ему:

С точки зрения Селларса, в области бытия мысль первична по отношению к языку, однако сам язык первичен по отношению к мысли в сфере познания. Таким образом, языковые высказывания обычно являются продуктом внутренней мыслительной деятельности, которую они выражают. Райлеанцы в селларсовском мифе действительно обладают мыслями, которые выражаются в их высказываниях, однако они не осознают то, что у них имеются подобные внутренние состояния. У них есть представление о высказывании, имеющем значение, до того, как представление о мысли, имеющей значение, сформируется по его подобию. Следовательно, язык первичен по отношению к мысли в области познания. 

В своих ранних сочинениях (см., например, EPM §29) Селларс занимает жесткую позицию, отождествляя владение языком и способность мыслить, что ведет к отрицанию возможности мышления для инфралингвов{{15}}. Однако в более поздних работах, главным образом в «Структуре познания» (The Structure of Knowledge) и «Ментальных событиях» (Mental Events), он изменил свою позицию. Он оставляет возможность неязыкового мышления у людей и признает, что зрительное восприятие и воображение «в какой-то степени наиболее трудно анализировать, [в частности] цветовое мышление об окрашенных объектах» (SK I §37: 305). Затем в «Ментальных событиях» Селларс вводит различие между пропозициональной и логической формой, которое ранее не применял. «Для обретения пропозициональной формы базовому репрезентативному состоянию необходимо представить объект и представить его имеющим определенный характер» (MEV: 336). Элементы многих неязыковых репрезентативных систем (к примеру, карт) в соответствии с данной характеристикой обладают пропозициональной формой. Однако логическая форма присуща элементам, принадлежащим репрезентативным системам, которые содержат отдельные символы для логических операторов. В этом позднем эссе Селларс допускает, что животные обладают представлениями в пропозициональной форме и, соответственно, способны делать «выводы в духе Юма», как их называет Селларс, — т.е. материальные выводы, в рамках которых не применяются явные обобщения или логические принципы. В качестве примера он приводит переход от «Здесь дым» к «Рядом пожар». Системы представлений человека обладают логической формой. Они позволяют нам иметь дело с тем, что Селларс называет «выводами в духе Аристотеля», в которых общий принцип представлен в явном виде: «Здесь дым. Если где-то присутствует дым, значит, там пожар. Следовательно, рядом пожар». С точки зрения Селларса, в этом и заключается коренное отличие человека от животного: полноценные субъекты мышления могут распознать условный и общий характер высказывания как таковой, поскольку они располагают отдельными символами для обозначения если…то, все и некоторые.  

Подход Селларса к интенциональности прямо затрагивает вопрос об авторитете первого лица и т.н. «проблему других сознаний». Свидетельства о собственном ментальном состоянии не могут обладать подлинной или абсолютной априорной гарантией, как и привилегированная доступность не может быть определяющей особенностью ментального, несмотря на утверждения некоторых мыслителей. Предел и прочность гарантии истинности заявлений от первого лица в конечном итоге зависят от эмпирической надежности подобных свидетельств, как и гарантия истинности свидетельств наблюдения. То же самое можно сказать и о свидетельствах наблюдения, касающихся ментальных состояний других, — разве мы не способны время от времени видеть радость или печаль другого? «Проблема других сознаний» в контексте философии Селларса никак не может сдвинуться с мертвой точки, поскольку «понятия, соответствующие таким внутренним эпизодам, как мысли, являются в первую очередь и по преимуществу интерсубъективными — интерсубъективными ровно в той же мере, что и понятие позитрона, и <…> роль таких понятий, заключающаяся в том, чтобы выступать в качестве свидетельств (раз уж каждый из нас имеет привилегированный доступ к собственным мыслям), формирует область употребления этих понятий, которая предполагает и берет за основу наличие подобного интерсубъективного статуса» (EPM: §59; в SPR: 189; в KMG: 269).

Рассмотрение Селларсом менталистских понятий как сходных с теоретическими понятиями зачастую упоминается как источник вдохновения «теоретической теории»{{16}} в психологии развития. В соответствии с этим представлением механизмы, используемые нами для того, чтобы обнаружить и приписать себе или другим мысли, функционируют посредством применения определенного варианта неписаной теории, и существует такой этап развития ребенка, на котором он овладевает «теорией сознания» и учится ее применять. (См. Astington et al. 1988; Gopnik, Wellman, 1994; Wellman, 1990; Garfield et al., 2001.) Сам Селларс не имеет отношения к подобному изобретательному расширению своего проекта — он не занимался эмпирическим теоретизировавшем. 

Подход Селларса к рассмотрению менталистских понятий также вдохновил различные варианты элиминативистской философии сознания, один из которых отстаивают Пол и Патриция Чёрчленды. Их идея заключается в том, что если обыденная психология подобна теории, то, как и любая теория, она может быть упразднена и заменена более удачной — а именно научной психологией и развивающейся нейронаукой. Сам Селларс, тем не менее, оставался равнодушен к этой идее, поскольку понятия обыденной психологии (относящиеся к наличному образу) не заняьы исключительно (или даже в первую очередь) описанием и объяснением феноменов. Наука со временем сформирует более успешные описания того, что происходит в нашей голове, когда мы мыслим и чувствуем, однако такие описания лишь отчасти составляют функцию менталистского языка. Язык деятельности (agency), к рассмотрению которого мы вскоре вернемся, является неотъемлемым и не может быть заменен языком какой бы то ни было научной теории. 

Чувственное

Селларс предлагает довольно сложный подход к чувственному; в настоящей статье можно лишь резюмировать его взгляды. Общий контекст вновь формируется представлением о том, что наши понятия чувственных состояний во многих важных отношениях сходны с теоретическими понятиями. Понятия чувственных состояний, однако, вводятся для того, чтобы объяснить феномены, отличные от тех, для объяснения которых были введены понятия интенциональных состояний. Понятия чувственных состояний изначально были предложены для объяснения иллюзий, галлюцинаций и прочих случаев, в которых люди дают искренние свидетельства и ведут себя так, будто сталкиваются с чем-то, чего на самом деле нет. Будучи введены для подобных задач, эти понятия, однако, должны применяться более широко: мы не можем думать, будто у нас есть ощущения только в случаях иллюзий и галлюцинаций. Теория чувственного, удовлетворительная с философской точки зрения, должна объяснять многогранность и своеобразие языка чувственного опыта — как иллюзорного, так и соответствующего действительности.

Затем Селларс утверждает, что язык воспринимаемых качеств и отношений является несводимым — его не может заменить какой бы то ни было другой словарь, который в настоящий момент, как мы считаем, адекватно описывает поведение сугубо физических объектов.

Рассуждения, обосновывающие этот тезис, довольно сложны. Перед нами разворачивается квазиисторическое повествование о том, как представление о частных и общих чувственных качествах{{18}} постепенно менялось на протяжении человеческой истории. На это повествование далее налагаются определенные ограничения (т.н. «аргумент песчинки»), не допускающие редукционистское толкование понятий чувственного. Тем не менее, Селларс утверждает, что чувственные состояния в конечном итоге окажутся физическими состояниями весьма особого рода, которые существуют только у живых организмов. Вместе со своим коллегой Полом Меелем Селларс разработал терминологию, в соответствии с которой в данном случае речь идет о физическом1, но не физическом2: 

Физическое1: событие или предмет относится к физическому1,  если принадлежит пространственно-временной системе. Физическое2: событие или предмет относится к физическому2,  если поддается определению посредством теоретических базовых элементов, подходящих для исчерпывающего описания наличных состояний (исчерпывающее описание возможностей вселенной до возникновения жизни при этом не является необходимым). (CE: 252)

Следовательно, чувственные состояния возникают во вселенной непредвиденно с исторической точки зрения, но тем не менее являются физическими. Попытки предоставить исчерпывающее описание и объяснение физического устройства чувствующих существ расширят перечень теоретических базовых элементов, используемых в науке, — логическое пространство частных и общих чувственных качеств будет перенесено в словарь физики, являющийся базовым. 

В мифическом начале квазиистории наших чувственных понятий понятия, которые мы считаем понятиями чувственных качеств, рассматриваются как понятия, относящиеся к субстанции самой вещи. «Синий треугольник» понимается так же, как мы сейчас понимали бы «металлический треугольник». Однако понимание чувственных качеств как субстанциальных долго продержаться не может, поскольку оно не обеспечивает удобного способа классифицировать, объяснять и предсказывать поведение вещей, с которыми мы сталкиваемся. Уже скоро чувственные качества начинают рассматриваться как случайные качества субстанций, обладающих сложными каузальными характеристиками. Точка зрения, в соответствии с которой чувственные качества являются модификациями субстанций, затем дополняется представлением об их существовании-для-сознания вспомогательного характера, т.е. по аналогии, что объясняет нашу способность воспринимать их непосредственно (в отличие от каузальных диспозиций), а также периодически возникающие у нас ошибочные восприятия. Согласно Селларсу, именно так мы рассматриваем чувственные качества в рамках нынешнего наличного образа. Физические объекты могут быть окрашенными, ароматными и т.п., однако «цвет», «аромат» и т.д. по аналогии применимы также к нашим чувственным состояниям.

С появлением атомистической науки наше представление о чувственных качествах выходит на новый уровень.

Во-первых, благодаря ей мы переопределяем различие между общими и частными чувственными качествами. Общие чувственные качества — доступные более чем одному из наших органов чувств — включают геометрические и динамические свойства, такие как форма и движение. Они применяются к физическим объектам и их микроэлементам, поскольку такие свойства задействуются в ходе физических объяснений. Частные чувственные качества (цвета, ароматы и т.д.) доступны только какому-либо одному из наших органов чувств и не применимы к микроэлементам, составляющим физические объекты, поскольку такие свойства не фигурируют в физических законах. Первичные и вторичные качества различны по природе — статус вторичных понижен до второсортного, субъективного. Они существуют только в сознании как состояния воспринимающего. Нетрудно угадать следующий ход: само сознание становится предметом научного исследования и в последнее время все чаще и чаще отождествляется с мозгом или центральной нервной системой. Однако частные чувственные качества не могут существовать в мозге, как и в любом другом виде материи. Это приводит нас к текущему затруднению: нам не удается найти подходящего места в мире для частных чувственных качеств, которые были нещадно (и метафизически) отрезаны от общих чувственных качеств, даже несмотря на то, что цвет и протяженность кажутся по природе связанными друг с другом.

Свое краткое историческое изложение Селларс сопровождает «аргументом песчинки», который резюмирует нить рассуждений, приводящую к отрицанию окрашенности физических объектов в реальности. Аргумент бросает вызов материализму и стремится показать, что частные чувственные качества нельзя свести к свойствам или отношениям более простых физических частиц, которые такими качествами не обладают. 

Однако прежде чем рассмотреть собственно аргумент песчинки, нам необходимо обратиться к феноменологии перцептивного и воображаемого опыта, представленной у Селларса. Он проводит строгое различие между пропозициональным видением и объектным видением, а также между видением объекта и тем, что мы усматриваем в нем. Всякий опыт восприятия, с точки зрения Селларса, имеет понятийное содержание, которое проявляется в пропозициональном содержании видения или в том, каким мы видим объект. Однако Селларс также твердо убежден, что не все в восприятии присутствует в виде понятийного содержания (будь то предмета мысли или же верования). «Мы видим не только то, что кубик льда розового цвета (и видим его как розовый) — мы видим саму розовость объекта, а также саму его форму — пусть и с определенной точки зрения» (SSOP §25: 88). Усматриваемое в кубике льда присутствует в нашем восприятии иным образом, нежели (исключительно) понятийное содержание нашего опыта. Здесь требуется

Селларс полагает, что в этом заявлении содержится структурная характеристика наличного образа. Причем следует отметить его несовместимость с интенционалистской или дизъюнктивистской позициями, отрицающими наличие в восприятии непонятийной составляющей. По мнению Селларса, эти позиции заблуждаются относительно места чувственных качеств в наличном образе. Настоящая трудность состоит в том, чтобы заполнить пробелы в рассматриваемом выше утверждении: какого рода вещью, т.е. каким именно образом в чьем-либо восприятии присутствует кубик розового в физическом пространстве — и как он может присутствовать иначе, нежели чем предмет веры?

Предполагается, что редукционистские ответы на эти вопросы будут отсечены аргументом песчинки. Комментаторам Селларса этот аргумент зачастую казался весьма запутанным и туманным, но для Селларса, судя по всему, он довольно прост. Аргумент песчинки направлен только против попыток свести чувственные феномены к более базовым атомистическим/механистическим элементам. Если же у мира нет никакой конечной «песчинки», то аргумент неприменим. Само понятие редукции, многозначность которого общеизвестна, также нуждается в прояснении. Селларс дает довольно простое определение редукции:

Однако частные чувственные качества нельзя таким образом свести к свойствам и отношениям микрообъектов.

Кажется, будто бы в мире, который, как учит нас наука, является пышной суматохой ненаблюдаемых субмикроскопических частиц, нет места для гладкой однородности — ни «снаружи», ни «в голове». Плотные, непрерывные, однородно окрашенные объекты наличного образа представляют собой явления систем невоспринимаемых частиц. Чувственные впечатления кладутся в основу для объяснения того, как системы частиц являются так, как они являются; сами они не могут оказаться системами частиц другого рода — в противном случае объяснение потерпит неудачу. 

Если данный аргумент верен, то постулирование чувственных впечатлений должно неким принципиальным образом отличаться от того вида теоретического постулирования, который обычно приводит к убеждению в существовании новых микрочастиц. Именно на этом и настаивает Селларс. 

Таким образом, по мнению Селларса, логическое пространство чувственных качеств раз за разом меняло категориальный статус на разных этапах человеческого развития. Селларс предполагает, что статус сменится еще раз в ходе дальнейшего развития науки: будучи неспособной редуцировать или элиминировать чувственные качества, в будущем наука постулирует отдельный набор единиц, sensa, который будет считаться окончательным воплощением чувственных качеств — физическим1, но не физическим2. Селларс является физикалистом в отношении цвета не потому, что полагает, будто цвета могут быть сведены к более базовым свойствам и отношениям физических объектов, но потому, что нам так или иначе придется существенно расширить физику для того, чтобы вместить чувственные качества (включая цвет) как базовые единицы. 

Cелларсовский подход к чувственному полон и других поворотов и тонкостей. (Более подробное исследование данного вопроса см. в Rosenberg 1982 и в deVries 2005, гл. 8.)

Наука и реальность

Селларс был виднейшим представителем философии науки и убежденным сторонником научного реализма. Он часто излагал свои объяснения в терминах, унаследованных от представителей логического эмпиризма. Однако во многих отношениях он был своего рода диверсантом в рамках философии науки, поскольку ниспровергал соглашательский инструментализм, популярный в 1950-х и 1960-х годах, и выступал в поддержку иной позиции — прагматического реализма — на первый взгляд кажущейся оксюмороном. 

Мы могли бы начать с рассмотрения различия между словарем наблюдения и словарем теории. Многие сторонники эмпиризма не могли отделаться от мифа о данном, поскольку полагали, что существует некий привилегированный словарь наблюдения. С их точки зрения, значение терминов наблюдения определяется их отношением к тому, что дано, и, следовательно, не подлежит ревизии или исправлению. Такой словарь лежит в основе значений всего эмпирического языка. Можно выделить два вида обобщения: (1) эмпирические обобщения, сформулированные в рамках языка наблюдения и обоснованные непосредственными индуктивными методами, и (2) обобщения более высокого уровня, сформулированные в более абстрактных теоретических идиомах, включающих ранее не существовавшие теоретические положения. Такой язык теории состоит из терминов, созданных для того, чтобы лучше организовывать, обобщать и выстраивать связи между утверждениями и обобщениями, совершаемыми на языке наблюдения. Идеальной была бы формальная аксиоматическая структура, которая обеспечила бы дедукцию эмпирических обобщений, что в сочетании с утверждениями о начальных условиях позволит выводить отдельные эмпирические факты (тем самым объясняя их истинность). 

Считалось, что различие словаря наблюдения и словаря теории, понимаемое таким образом, имеет онтологические следствия. Мы придерживаемся представления о существовании данного, поскольку именно оно связывает мысль с реальностью. Тем не менее, теории — это всего лишь инструменты, позволяющие нам объяснять эмпирические обобщения на уровне наблюдения. По всей видимости, некоторые эмпирические обобщения могут быть сначала получены посредством теории, однако они подвергаются более непосредственному обзору и проверке, так что теория не является для них существенной. Следовательно, не существует онтологического обязательства по отношению к какому бы то ни было из объектов, которые постулируются той или иной теорией; они могут рассматриваться как удобные вымыслы, средства для проведения расчетов. 

С точки зрения Селларса, такой инструменталистский взгляд представляет в неверном свете практически все. По его мнению, различение словаря наблюдения и словаря теории является сугубо методологическим и, более того, в высшей степени пластичным, а потому не обладающим особой онтологической силой. Не существует данного — следовательно, оно не играет никакой семантической роли. Значения представляют собой не что иное, как функциональные роли при употреблении языка, и ничто в принципе не препятствует тому, чтобы термин, который мог изначально возникнуть в рамках теории, получил роль в свидетельствах наблюдения. Высококвалифицированный физик «просто видит» след альфа-частиц в камере Вильсона столь же непосредственно и неинференциально, как и воспитанный ребенок просто видит собаку. Более того, наблюдаемое зависит от задействованных методов и оборудования, а они зачастую оказываются теоретически нагружены. «Чистое» наблюдение, не имеющее примесей теории, для нас недоступно. Хорошая теория, с точки зрения Селларса, не просто объясняет эмпирические обобщения на уровне наблюдения; она также объясняет, почему эти эмпирические обобщения оказываются хороши (или плохи). Химические газовые законы Бойля–Мариотта и Шарля действуют в большинстве случаев, однако не позволяют предсказывать поведение газов в условиях экстремальных температур или экстремального давления. Уравнение Ван-дер-Ваальса, сформулированное явным образом с учетом теории статистической термодинамики, позволяет нам понять, почему законы Бойля–Мариотта и Шарля так хороши, когда действуют, и почему в каких-то случаях не соблюдаются. Селларс отвергает подход «слоеного пирога», предполагающий существование трех различных уровней утверждений в эмпирических науках: на уровне наблюдения утверждаются отдельные факты, далее словарь наблюдения используется эмпирическими обобщениями, и, наконец, эмпирические обобщения систематизируются в свою очередь утверждениями, которые используют словарь теории. В рамках подобного подхода в конечном счете можно пренебречь теорией ради эмпирических обобщений на уровне наблюдения. С точки зрения Селларса, напротив, эмпирическими обобщениями на уровне наблюдения можно в конце концов пренебречь ради более удачных объяснений, предоставленных теорией. Таким образом, иметь веские основания для принятия теории означает иметь веские основания для веры в существование тех объектов, которые постулируются в ее рамках. 

Такова нить аргументации, лежащей в основе научного реализма Селларса. Он смело провозглашает: «В области описания и объяснения мира наука представляет собой меру всех вещей — сущего, как оно есть, и не-сущего, как его нет» (EPM: §41, в SPR: 173; в KMG: 253). Однако это утверждение требует правильного истолкования. Селларс, к примеру, не считает, будто описание и объяснение выступают единственными «областями» языковой действительности. Предписывание, оценивание и согласование представляют собой неотъемлемые области употребления языка, в которых наука не имеет привилегированного положения. Дело науки — очертить структуру эмпирической реальности, цепь причинных связей, в рамках которых мы живем. Однако, как показывает его собственный призыв к «обобщенному видению» (объединяющему картину эмпирической реальности, созданную в рамках науки, и «язык индивидуальных намерений и намерений сообщества»), Селларс никогда бы не предположил, что все наши вопросы могут быть решены благодаря научным исследованиям.

У Селларса представлен особый подход к научным законам. Обычно законы рассматриваются как обобщения; их отличают от случайных обобщений, поскольку законы обладают модальной силой, способной подкрепить контрафактические высказывания{{19}}. С точки зрения Селларса, законы лучше трактовать как билеты, дающие право на вывод (inference tickets). Хотя законы обладают описательным содержанием, формулировки законов обладают в нашем языке иной функцией. Как было отмечено ранее, Селларс рассматривает модальности единообразно как материальную манеру металингвистической речи, выражающей инференциальные обязательства и приоритеты, заложенные в язык. Таким образом, говоря, что по законам природы происходит X (к примеру, X — «угол падения равен углу отражения»), мы тем самым признаем определенное множество выводов, в которых задействованы эти понятия. Более того, для Селларса язык вовсе не является чем-то статичным. Действительно, наука в его понимании должна систематически осуществлять проверку и замену имеющихся в ее распоряжении средств описания и объяснения. В саму сущность науки входит пересмотр понятий. Согласно Селларсу, законы природы — это связи, которые намечаются между понятиями или терминами и рационально закрепляются за ними вплоть до своего возможного эмпирического опровержения. 

Итак, я называю философию науки Селларса «прагматическим реализмом», поскольку он, с одной стороны, настаивает на том, что идеальная наука в духе Пирса требует от нас признания реальности объектов, а с другой стороны, представляет бо́льшую часть структурных характеристик науки в свете прагматической силы их языкового выражения. 

Практический разум: намерения, правила и нормативность. Логика намерений

Эпистемология стремится рационализировать процессы приобретения, закрепления и смены убеждений. Следовательно, она склонна уделять внимание преимущественно информации на «входе» и внутреннем взаимодействии когнитивных состояний. Теория действия, напротив, сосредотачивается на «выходном» эффекте, объясняя разумность действия. Селларс представляет изощренный и систематический подход к теории действия и нормативности, который не был оценен должным образом. 

Во главу угла Селларс ставит понятие намерения (intention). Намерение — мысль, которая побуждает человека реализовать ее содержание. «Я съем легкий ужин позднее» может быть всего-навсего прогнозом (предположим, мне известно, например, что в холодильнике совершенно пусто). Однако эта фраза может также выражать мое намерение, и в таком случае в рамках системы управления моим поведением она обладает побудительной силой. Воление представляет собой осуществившееся намерение. У него есть интенциональное содержание, но при этом оно также каузально воздействует на мое поведение. «Я съем легкий ужин прямо сейчас» выражает мое воление и обычно сопровождается хотя бы первыми признаками действия. 

Выражение намерения или воления не тождественно приписыванию (себе) намерения или воления, а также не совпадает с описаниями намерений или прогнозами действий. Выражения намерения всегда по форме исходят от первого лица и существенным образом связаны с побудительной силой. Селларс закрепляет за словами «должен» и «должно» (‘shall’) функцию «оператора» выражений намерения, и эта конвенция будет соблюдаться также и в рамках настоящей статьи. Селларс признает две формы суждений долженствования: «Я должен сделать A» и «Должно быть так, что p». «Должно быть» обязано в конечном итоге вести к «должен» с непосредственными следствиями для действия, даже если они в высшей степени зависят от других обстоятельств. 

Селларс подробно писал о логике намерений, ведь «в намерения абсолютно рационального существа входили бы и следствия его намерений, равно как в его убеждения входили бы и следствия его убеждений» (SM VII §16: 183). В этом отношении Селларс расходится с Ричардом Мервином Хэром, который полагал, что в основе наших понятий практического разума лежат императивы. Главный принцип, руководящий намерениями, сформулирован следующим образом 

Из ‘Должно (A)’ следует ‘Должно (B)’, если и только если из ‘A’ следует ‘B’.

Селларс также оговаривает то обстоятельство, что логические связки и операторы могут возникать внутри области действия оператора «должно», но не за его пределами. Это связано с тем, что суждения долженствования рассматриваются как выражения намерений. 

Должно [я не сделаю A]

Данная фраза выражает отрицательное намерение — намерение воздержаться от A. Однако не существует способа, который бы позволил выразить нехватку намерения сделать A, поэтому

Не должно [я сделаю A] 

исключается как бессмысленная фраза, хотя, разумеется, вполне возможно описать кого-либо как человека, которому недостает намерения сделать A. Описание намерения, однако, отличается от его выражения. 

Селларс прибегает к принципу, который определяет то, как наше практическое рассуждение должно вбирать в себя факты мира. Он называет его «да-будет-так»:

Да-будет-так: Из “Должно быть [φ]” и “p” следует “Должно быть [φ и p]”, где ‘φ’ представляет собой формулу, которая может являться логически сложной (но это необязательно). (ORAV ¶66: 88)

Корректное использование «да-будет-так» предполагает проведение различия между тем, что относится к «чьему-либо усмотрению», и тем, что к нему не относится. Возникает довольно прямолинейная картина практического рассуждения.

94. Следовательно, введение конъюнкции (ВК) вместе с да-будет-так берет наши отдельные цели и составляет из них исчерпывающий перечень вариантов:

1. Должно быть [я делаю A в момент t, что означает …]?

2. Должно быть [я делаю B в момент t, что означает …]?

3. Должно быть [я делаю C в момент t, что означает …]?

Последующие шаги таковы:

a. Обработка с использованием ВК и да-будет-так, а также выведение импликаций

b. выбор, например (2), или длящаяся нерешительность

c. упрощение. Должно быть [я делаю B в момент t]

d. намерение действовать. Должно [я делаю B в момент t]

Когда наступит время t (и я не изменю свое решение), эти шаги порождают действие (или попытку сделать)B.

Обработка вариантов, вне всякого сомнения, представляет собой рациональный процесс. Является ли окончательный выбор одного из вариантов также вопросом рациональности? В каком именно отношении выбор из полностью обработанных вариантов хоть чем-то отличается от произвольного личного выбора? Для того, чтобы получить ответы на эти вопросы, нам необходимо ознакомиться со взглядами Селларса, касающимися природы долженствований (oughts) и выражаемой ими нормативности.

Долженствования

Ранее было упомянуто, что Селларс единообразно рассматривает модальности в качестве материальной манеры выражений наших инференциальных приверженностей и обязательств. Подобный подход применяется им и к деонтическим модальностям: они знаменуют собой приверженность определенным практическим выводам и принципам. Мы можем это явно увидеть на примере его разбора фраз с гипотетическими долженствованиями. Важное обстоятельство, касающееся утверждений наподобие

Если X хочет A, то он должен сделать B

заключается в том, что они не допускают того, что мы могли бы назвать безусловным отделением. Предположим, что

Если Гарри хочет получить свое наследство сейчас, он должен убить своего отца

а также предположим, что

Гарри хочет получить свое наследство сейчас.

Мы не сможем напрямую вывести отсюда, что

Гарри должен убить своего отца.

Разумность убийства отца остается строго связанной с желанием Гарри и не получает объективного статуса, на который указывает безусловное отделение. Совершаемый нами выбор всегда по сути дела связан с охватом всех вариантов, однако размышления, которые используем для обоснования выбора, всегда являются неполными.

Хотя такое «долженствование», как

Если X хочет A, он должен делать B

выглядит так, как будто оно касается правильности действия B при определенном допущении, на самом деле оно касается логической правильности или неправильности определенных комплексных оценок. Совет в такой форме:

Если ты хочешь A, ты должен делать B

не совпадает с содержательным советом наподобие

Ты должен делать X

Совет в первой форме является логическим. (OMP: 8)

Для того чтобы дать содержательный совет и отделить суждение «долженствования», нам необходимо устранить субъективность условия в гипотетическом суждении. Нам нужно нечто, что по меньшей мере сделало бы возможным последовательный учет всех вариантов. В случае морального долженствования мы будем искать намерение, разумное с категорической точки зрения, — такое намерение, обладать которым было бы разумно для всех и каждого. 

Поиск намерения, разумного с категорической точки зрения, для Селларса раскладывается на несколько этапов. Гипотетическое намерение, содержание которого по меньшей мере универсально, позволяет нам существенно приблизиться к «долженствованию», которое могло бы считаться объективно моральным. Селларс утверждает, что «гипотетическим императивом, который ближе всего подходит к моральной точке зрения, является императив беспристрастного благоволения по отношению к другим» (SM VII §100: 212). Подобное намерение в точности воспроизводит универсальность содержания, которым, по мнению Селларса, должны обладать полноценные моральные «долженствования». И все же этому намерению недостает универсальности формы, необходимой для морального «долженствования», поскольку оно основывается на наличии у действующих лиц определенного желания (беспристрастного благоволения).

Чтобы сделать подобную универсальность формы доступной для понимания, Селларс вводит понятие мы-намерения. Оно не просто принадлежит отдельному индивиду — таким намерением обладает член группы, образующей нас. Некоторые вещи входят в мои намерения, если я представляю часть нас, но при этом не входят (или не входили бы) в мои намерения, если я говорю лишь от своего лица. Например, в мои намерения как гражданина Соединенных Штатов входит поддержка вступления в должность представителей, законно избранных по итогам последнего голосования — даже если сам по себе я прихожу в ужас от этой перспективы. Итак, Селларс предполагает, что мы-интенция

Должно быть, наше благосостояние приумножится

формирует намерение, разумное с категорической точки зрения. Кажется, что данное намерение 

…действительно пользуется авторитетом, который представляет собой нечто большее, чем просто общепризнанность. Понятийный факт состоит в том, что люди образуют сообщество, некое «мы», в силу того, что мыслят друг друга как одного из «нас» и желают общего блага не просто из-за благоволения, но желают его, будучи одними из «нас», т.е. с точки зрения морали. (SM VII §132: 222)

Таким образом Селларс реконструирует элементарную логику моральных суждений. Остается лишь сформулировать аргумент, который докажет саму реальность морального сообщества, т.е. действительное существование подходящего «мы», к которому можно прибегнуть. Селларс полагает, что такой аргумент может быть сформулирован, если мы сможем обеспечить выполнение следующих требований (SM VII §144: 225):

a. Представление себя в качестве рационального существа подразумевает представление себя находящимся под властью эпистемических долженствований, являющихся общеобязательными для рациональных существ.

b. Интерсубъективное намерение обеспечить эпистемическое благосостояние подразумевает интерсубъективное намерение обеспечить безусловное (sans phrase) благосостояние.

Селларс полагает, что первое требование состоятельно, однако не говорит о том, что у него есть аргумент в пользу второго, так что вопрос о реальности морального сообщества остается открытым. 

Правила и нормативность

Селларсовская реконструкция морального суждения показывает, что с его точки зрения такие вещи, как нормативность и правила, существуют исключительно в рамках социального контекста —подлинные «долженствования» требуют наличия сообщества. Понятие правила играет ключевую роль в философии Селларса, поскольку для него как язык, так и хорошо организованные общества представляют собой системы, управляемые правилами. По мнению Селларса, правила представляют собой отличительно человеческое явление. 

Утверждать, что человек представляет собой разумное животное, означает утверждать, что человек — это существо не привычки, но правила. Сотворив Адама, Бог прошептал тому на ухо: «В любой ситуации ты будешь выявлять правила, пусть даже только правило искать правила для их выявления. Когда ты перестанешь выявлять правила, ты станешь ходить на четвереньках». (LRB §16, в PPPW: 138)

Язык индивидуальных намерений и намерений сообщества, который, как полагает Селларс, должен быть сохранен в научную эпоху Пирса, является языком, который позволяет нам осмыслять правила. Селларс говорит весьма интересные вещи о правилах, поэтому в завершение настоящего обзора мы обратимся к этому значимому аспекту его наследия.

Поведение, управляемое правилами, проявляется в паттернах, однако оно отличается от поведения по привычке, которое также проявляется в паттернах. Селларса особенно занимает языковое поведение, однако его аргументы имеют общее значение:

Поведение, управляемое паттернами, всегда присутствует в ходе обучения, в том числе обучения вредным привычкам. Некоторые виды поведения, управляемого паттернами, однако, опираются на правила. 

Селларс различает два вида «долженствований», или правил. Первый вид — «должно-делать» (ought-to-do), правила действия. Базовая форма таких правил — это условный императив: «Если имеется случай C, делай A!» Подобного рода «долженствования» относятся к тому, что я называю хрестоматийным подчинением правилу. Хрестоматийное подчинение правилу требует сложноорганизованных когнитивных и волевых способностей со стороны действующего лица. Необходимо, чтобы человек знал правило. умел распознавать условия, подходящие для его применения, а также обладал волевыми структурами, которые мотивируют применить правило и действовать в соответствии с ним. С точки зрения Селларса, не любое поведение, управляемое правилами (т.е. возникающее на основе правил), относится к хрестоматийному подчинению правилу. 

Второй вид «долженствования» по Селларсу — «должно-быть» (ought-to-be), правила критики. К примеру, должно быть так, что собаки приходят на зов хозяина. У подобного правила не имеется конкретного адресата, и, разумеется, оно не является правилом, в соответствии с которым собаки подчиняются в хрестоматийном смысле. Речь идет всего лишь об приверженности определенному положению дел, которая не принимает во внимание возможные способы претворения его в жизнь. Тем не менее, собаки могут обнаруживать такой паттерн поведения, который соответствует правилу, и они могут вести себя так на основе правила, если их хозяева научат их идти на зов. В этом случае хозяин рассуждал следующим образом:

Должно быть так, что собака приходит на зов хозяина.

Следовательно, должно быть так, что моя собака приходит, когда я зову ее.

Моя собака придет, когда я ее позову, только если я обучу ее этому.

Следовательно, я должен обучить мою собаку приходить на зов.

Рассуждение переходит от «должно-быть» к соответствующему «должно-делать» и в конечном итоге приводит не к убеждению по поводу чьих бы то ни было обязанностей, а к набору действий, благодаря которым собака приучается приходить на зов хозяина. «Должно-быть» имеет следствием «должно-делать»; а «должно-делать» обычно ведет к действиям.

Последний момент чрезвычайно важен. С точки зрения Селларса, правила критики («должно-быть») могут осуществиться в мире (неслучайным образом) только в том случае, если существуют действующие лица, которые распознают эти правила, выводят из них правила действия и на их основе предпринимают нужные действия. В противном случае разговоры о любых правилах, включая, по-видимому, менее поддерживаемые правила критики, оказываются бессодержательными. Мы является существами, управляемыми правилами, поскольку воспринимаем себя в качестве существ, управляемых правилами. До тех пор, пока мы воспринимаем себя именно таким образом и обучаем себя и свое потомство распознавать правила и жить в соответствии с ними — до тех пор является истинным то, что мы являемся существами, управляемыми правилами. 

Объемное видение

Селларс полагает, что присущее науке описание эмпирического мира, отбрасывающее всякую личностную перспективу, является мерилом реальности, однако он также признает незаменимость понятий, встроенных в перспективу первого лица, позволяющую осуществлять действие. Если бы эти понятия не участвовали в регуляции нашего поведения, мы не были бы личностями и не могли бы участвовать в таких видах деятельности, как моральное поведение или научное исследование. Вот почему Селларс говорит о необходимости объемного видения, в рамках которого описательные средства науки объединяются с языком индивидуальных намерений и намерений сообщества, а дуализм наличного и научного образов мира оказывается преодолен. 

Селларс обладал широким видением, однако при этом не избегал кропотливой работы. Он был «философом философов», его эссе нетривиальны, трудны и требуют напряжения при освоении, но они многому обучают. С середины 1990-х годов благодаря ряду публикаций Джона Макдауэлла и Роберта Брэндома — бывших коллег Селларса по Питтсбургу — наблюдается оживление интереса к философии Селларса. В настоящий момент оно приобрело более массовый характер. Например, в 2015 году в Северной Америке, Европе и на Ближнем Востоке прошли серьезные конференции, посвященные Селларсу. Насыщенная философия Селларса вполне способна обеспечить среду, в рамках которой различные философские направления, при других обстоятельствах стоящие особняком, могут найти достаточно общих оснований для плодотворного взаимодействия. На момент написания данной статьи в рамках изучения наследия Селларса разворачивается противостояние между «правыми селларсианцами» (например, Чёрчлендами, Рут Милликен, Джеем Розенбергом), которые особо подчеркивают значение научного реализма и номинализма Селларса, и «левыми селларсианцами» (например, Ричардом Рорти, Макдауэллом и Брэндомом), которые обращают внимание на то, что сам Селларс делал упор на нередуцируемости и социальном характере правил и норм.

Библиография

Книги

[EPH]Essays in Philosophy and Its History, D. Reidel Publishing Co.; Dordrecht, Holland; 1975[EPM*]Empiricism and the Philosophy of Mind, Robert Brandom (ed.), Harvard University Press.; Cambridge, MA; 1997. [The original, 1956, version of [EPM] see below, lacking footnotes added in [SPR], with an Introduction by Richard Rorty and Study Guide by Brandom.][ISR]Scharp, K. and R. B. Brandom (eds.), 2007:In the Space of Reasons: Selected Essays of Wilfrid Sellars.Cambridge, MA: Harvard University Press.[KPKT]Kant and Pre-Kantian Themes: Lectures by Wilfrid Sellars, Pedro Amaral (ed.), Ridgeview Publishing Co.; Atascadero, CA: 2002. [A transcription of Sellars’s Kant lectures, plus essays on Descartes, Locke, Spinoza, and Leibniz.][KTM]Kant’s Transcendental Metaphysics: Sellars’ Cassirer Lecture Notes and Other Essays, Jeffrey F. Sicha (ed.), Ridgeview Publishing Co.; Atascadero, CA: 2002. [Contains a complete bibliography of Sellars’s published work, philosophical correspondence, and circulated manuscripts through 2002.][ME]The Metaphysics of Epistemology, Lectures by Wilfrid Sellars, Pedro Amaral (ed.), Ridgeview Publishing Co.; Atascadero, CA; 1989. [Contains a complete bibliography of Sellars’s published work through 1989.][NAO]Naturalism and Ontology, Ridgeview Publishing Co.; Atascadero, CA: 1979. [An expanded version of the 1974 John Dewey Lectures][PP]Philosophical Perspectives, Charles C. Thomas: Springfield, IL; 1967. Reprinted in two volumes,Philosophical Perspectives: History of PhilosophyandPhilosophical Perspective: Metaphysics and Epistemology, Ridgeview Publishing Co.; Atascadero, CA; 1977.[PPPW]Pure Pragmatics and Possible Worlds — The Early Essays of Wilfrid Sellars, Jeffrey F. Sicha (ed.), Ridgeview Publishing Co; Atascadero, CA; 1980. [Contains a long introductory essay by Sicha and an extensive bibliography of Sellars’s work through 1979.][SM]Science and Metaphysics: Variations on Kantian Themes, Routledge & Kegan Paul Ltd; London, and The Humanities Press; New York; 1968. The 1966 John Locke Lectures. Reissued in 1992 by Ridgeview Publishing Co., Atascadero, CA.[SPR]Science, Perception and Reality, Routledge & Kegan Paul Ltd; London, and The Humanities Press: New York, 1963; reissued in 1991 by Ridgeview Publishing Co., Atascadero, CA.

Эссе

[AAE]“Actions and Events,” Noûs 7, 1973: 179–202.[AE]“Abstract Entities,”Review of Metaphysics16, 1963: 627–71; reprinted in PP: 229–69; ISR: 163–205.[AR]“Autobiographical Reflections (February 1973),” inAction, Knowledge, and Reality: Studies in Honor of Wilfrid Sellars, H-N. Castañeda (ed.), Indianapolis: Bobbs-Merrill, 1975: 277-93.[CDCM]“Counterfactuals, Dispositions, and the Causal Modalities,” inMinnesota Studies in the Philosophy of Science, Vol. II, H. Feigl, M. Scriven, and G. Maxwell (eds.), Minneapolis, MN: University of Minnesota Press, 1957: 225–308.[CE]“The Concept of Emergence” (with Paul Meehl). InMinnesota Studies in the Philosophy of Science, vol. I, H. Feigl & M. Scriven (eds.), Minneapolis, MN: University of Minnesota Press, 1956: 239–52.[EAE]“Empiricism and Abstract Entities,” in The Philosophy of Rudolph Carnap, P.A. Schilpp (ed.), LaSalle, IL: Open Court, 1963: 431–68; reprinted in EPH: 245–86.[EPM]“Empiricism and the Philosophy of Mind,” inMinnesota Studies in the Philosophy of Science, vol. I, H. Feigl & M. Scriven (eds.), Minneapolis, MN: University of Minnesota Press, 1956: 253–329. (Originally presented at the University of London Special Lectures in Philosophy for 1956 as “The Myth of the Given: Three Lectures on Empiricism and the Philosophy of Mind”). Reprinted in SPR with additional footnotes. Published separately asEmpiricism and the Philosophy of Mind: with an Introduction by Richard Rorty and a Study Guide by Robert Brandom, R. Brandom (ed.), Cambridge, MA: Harvard University Press, 1997. Also reprinted in W. deVries & T. Triplett,Knowledge, Mind, and the Given: A Reading of Sellars’ “Empiricism and the Philosophy of Mind,”(KMG), Indianapolis, IN: Hackett, 2000.[FD]“Fatalism and Determinism,” in Keith Lehrer, (ed.),Freedom and Determinism, New York: Random House, 1966: 141–74.[FMPP]“Foundations for a Metaphysics of Pure Process,” The Carus Lectures for 1977–78, published inThe Monist64 (1) 1981: 3–90.[GE]“Grammar and Existence: A Preface to Ontology,”Mind69 (1960): 499–533. Reprinted in SPR: 247–81; in ISR: 126–62.[GEC]“Givenness and Explanatory Coherence,”Journal of Philosophy70, 1973: 612–24.[I]“…this I or he or it (the thing) which thinks,”Proceedings of the American Philosophical Association44, 1972: 5–31; the 1970 Presidential Address, American Philosophical Association (Eastern Division), reprinted in EPH, KTM: 341–62, and ISR: 411–36.[IAMBP]“The Identity Approach to the Mind-Body Problem,”Review of Metaphysics18, 1965: 430–51; reprinted in PP: 370–88 and ISR: 350–68.[IKTE]“The Role of Imagination in Kant’s Theory of Experience,” The Dotterer Lecture, inCategories: A Colloquium, H.W. Johnstone, Jr. (ed.), University Park, PA: Pennsylvania State University Press: 1978: 231–45; reprinted in KTM: 419–30; ISR: 454–66.[IM]“Inference and Meaning,”Mind, 62 1953: 313–38. Reprinted in PPPW: 261–86; ISR: 3–27.[ITM]“Intentionality and the Mental,” A symposium by correspondence with Roderick Chisholm. InMinnesota Studies in the Philosophy of Science, vol. II, H. Feigl, M. Scriven & G. Maxwell (eds.), Minneapolis: University of Minnesota Press, 1957: 507–39.[LRB]“Language, Rules and Behavior,” InJohn Dewey: Philosopher of Science and Freedom, S. Hook (ed.), New York: Dial Press, 1949: 289–315; Reprinted in PPPW: 129–55.[LT]“The Language of Theories,” inCurrent Issues in the Philosophy Science, H. Feigl and G. Maxwell (eds.), New York: Henry Holt, Rhinehart and Winston, 1961: 57–77; reprinted in SPR, pp. 106–26.[LTC]“Language as Thought and Communication,”Philosophy and Phenomenological Research29 1969: 506–27; reprinted in EPH: 93–117; ISR:: 57–80.[MFC]“Meaning as Functional Classification,”Synthese27, 1974: 417–37 (Issue also contains comments by Daniel Dennett and Hilary Putnam and Sellars’s replies.) Reprinted in ISR: 81–100.[MEV]“Mental Events,”Philosophical Studies, 81, 1981: 325–45; reprinted in ISR: 282–300.[MGEC]“More on Givenness and Explanatory Coherence,” inJustification and Knowledge, George S. Pappas (ed.), Dordrecht: D. Reidel Publishing Co., 1979: 169–82; Reprinted inPerceptual Knowledge, J. Dancy (ed.), Oxford: Oxford University Press, 1988: 177–91.[OAFP]“On Accepting First Principles,” inPhilosophical Perspectives 2: Epistemology, 1988, J. Tomberlin (ed.), Atascadero, CA: Ridgeview Publishing Co., 1988: 301–14; reprinted in KTM: 443–54.[OMP]“‘Ought’ and Moral Principles”. Unpublished typescript dated “Pittsburgh, February 14” 1966.[ORAV]“On Reasoning About Values,”American Philosophical Quarterly17 1980: 81–101.[P]“Phenomenalism,” in SPR: 60–105; reprinted in ISR: 303–49.[PSIM]“Philosophy and the Scientific Image of Man,” inFrontiers of Science and Philosophy, Robert Colodny (ed.) (Pittsburgh, PA: University of Pittsburgh Press, 1962): 35–78; reprinted in SPR: 1–40, ISR: 369–408.[SK]“The Structure of Knowledge,” The Matchette Foundation Lectures for 1971, inAction, Knowledge, and Reality: Studies in Honor of Wilfrid Sellars, H-N. Castañeda (ed.), Indianapolis: Bobbs-Merrill, 1975: 295-347.[SRLG]“Some Reflections on Language Games,”Philosophy of Science21: 204–28. Reprinted in ISR: 28–56; reprinted with extensive additions in SPR: 321–58.[SRT]“Is Scientific Realism Tenable,”Proceedings of the PSA, 2, 1976: 307–34.[SSMB]“A Semantical Solution of the Mind-Body Problem,”Methodos, 5, 1953: 45–82; reprinted in PPPW: 219–56.[SSOP]“Sensa or Sensings: Reflections on the Ontology of Perception,”Philosophical Studies(Essays in Honor of James Cornman) 41 1982: 83–111.[TA]“Thought and Action,” inFreedom and Determinism, Keith Lehrer (ed.), New York: Random House, 1966: 105–39.

Основные Критические Исследования

1. Castañeda, H-N. (ed.), 1975, Action, Knowledge, and Reality, Indianapolis: Bobbs-Merrill. [Also contains an extensive bibliography of Sellars’s work through 1974, Sellars’s intellectual autobiography, and ‘The Structure of Knowledge’ (see above).]
2. deVries, Willem A., 2005, Wilfrid Sellars, Chesham, Bucks: Acumen Publishing and Montreal & Kingston: McGill-Queen’s University Press. [A clearly written and accessible survey of Sellars’s systematic philosophy as a whole.]
3. deVries, Willem A., and Timm Triplett, Knowledge, Mind, and the Given: Reading Wilfrid Sellars’ “Empiricism and the Philosophy of Mind,” 2000, Indianapolis & Cambridge, MA: Hackett Publishing Co. [A detailed commentary on [EPM] (see above), including the complete text as published with additional footnotes in [SPR], 1963. A comprehensive introduction to Sellars’s classic essay.]
4. deVries, Willem. A. (ed.), 2009, Empiricism, Perceptual Knowledge, Normativity and Realism: Essays on Wilfrid Sellars, Oxford: Oxford University Press. [Mostly papers presented at a conference in London celebrating the 50th anniversary of EPM.]
5. Delaney, C.F., Michael J. Loux, Gary Gutting, and W. David Solomon, 1977, The Synoptic Vision: Essays on the Philosophy of Wilfrid Sellars, Notre Dame, IN: University of Notre Dame Press. [Also contains an extensive bibliography.]
6. O’Shea, James R., 2007, Wilfrid Sellars, Cambridge & Malden, MA: Polity Press. [An excellent introductory overview of Sellars’s philosophy]
7. Pitt, Joseph C. (ed.), 1978, The Philosophy of Wilfrid Sellars: Queries and Extensions, Dordrecht: D. Reidel Publishing Co. [Revised proceedings of a workshop on the Philosophy of Wilfrid Sellars held at Virginia Polytechnic Institute and State University in Blacksburg, VA, in November 1976.]
8. –––, 1981, Pictures, Images, and Conceptual Change: An Analysis of Wilfrid Sellars’ Philosophy of Science, Dordrecht: D. Reidel Publishing Co.
9. Rosenberg, Jay F., 2007, Wilfrid Sellars: Fusing the Images, Oxford: Oxford University Press.
10. Seibt, Johanna, 1990, Properties as Processes: A Synoptic Study of Wilfrid Sellars’ Nominalism, Atascadero, CA: Ridgeview Publishing Co.
11. Wolf, Michael P. and Mark N. Lance (eds.), 2006, The Self-Correcting Enterprise: Essays on Wilfrid Sellars, Poznan Studies in the Philosophy of Science and the Humanities, 93, Amsterdam and New York: Rodopi.

Журналы

1. Noûs, 1973, 7 (2). [Special issue devoted to the philosophy of Wilfrid Sellars.]
2. The Monist, 1982, 65 (3). [Issue devoted to the philosophy of Wilfrid Sellars.]
3. Philosophical Studies, 1988, 54 (2). [Revised proceedings of the colloquium on Sellars’s philosophy held in October 1987 at the University of Pittsburgh’s Center for Philosophy of Science.]
4. Philosophical Studies, 2000, 101 (2–3). [Special issue devoted to the philosophy of Wilfrid Sellars.]
5. Humana.Mente, 2012, 21. [Special issue: Between Two Images. The Manifest and Scientific Conception of the Human Being, 50 Years On.]

Статьи

1. Alanen, L., 1992, “Thought-Talk: Descartes and Sellars on Intentionality,” American Philosophical Quarterly, 29: 19–34.
2. Alston, W. P., 1989. “What’s Wrong with Immediate Knowledge?”. In his Epistemic Justification, 52–78. Ithaca, NY: Cornell University Press.
3. –––, 2002, “Sellars and the ‘Myth of the Given’,” Philosophy and Phenomenological Research, 65: 69–86.
4. Astington, J., P. Harris, and D. Olson (eds.), 1988, Developing Theories of Mind, Cambridge: Cambridge University Press.
5. Aune, B. 1975. “Sellars on Practical Reason”. In Action, Knowledge and Reality, H.-N. Castañeda (ed.), Indianapolis, IN: Bobbs-Merrill, pp. 1–26.
6. –––, 1978. “Sellars on Practical Inference”. In The Philosophy of Wilfrid Sellars: Queries and Extensions, J. C. Pitt (ed.), Dordrecht: D. Reidel, pp.19–24.
7. –––, 1990, “Sellars’ Two Images of the World,” Journal of Philosophy, 87: 537–45.
8. Bandini, Aude, 2011, “Meaning and the Emergence of Normativity,” International Journal of Philosophical Studies, 18 (3): 415–431.
9. Bernstein, Richard J., 1965–66, “Sellars’ Vision of Man-in-the-Universe,” Review of Metaphysics, 20: 290–316.
10. Bonevac, Daniel, 2002, “Sellars vs. the Given,” Philosophy and Phenomenological Research, 64 (1): 1–30.
11. Brandom, Robert, 1995, Making It Explicit: Reasoning, Representing, and Discursive Commitment, Cambridge, MA: Harvard University Press.
12. –––, 1997, “Study Guide,” in EPM* (see above).
13. –––, 2000, Articulating Reasons: An Introduction to Inferentialism, Cambridge, MA: Harvard University Press.
14. –––, 2002, Tales of the Mighty Dead: Historical Essays in the Metaphysics of Intentionality, Cambridge, MA: Harvard University Press.
15. –––, 2008, Between Saying and Doing: Towards an Analytic Pragmatism, Oxford: Oxford University Press.
16. –––, 2015, From Empiricism to Expressivism: Brandom Reads Sellars, Cambridge: Harvard University Press.
17. Burge, Tyler, 1992, “Philosophy of Language and Mind: 1950–1990” The Philosophical Review, 101: 3–51.
18. Cayla, F., 1991, Routes et déroutes de l’intentionnalité: la correspondance W. Sellars/R. Chisholm, Paris: Éditions de L’éclat.
19. Clark, Austen, 1989, “The Particulate Instantiation of Homogeneous Pink,” Synthese, 80: 277–304.
20. Clark, Romane, 1982, “Sensibility and Understanding: The Given of Wilfrid Sellars,” The Monist, 65 (3): 350–64.
21. Coates, Paul, 2007, The Metaphysics of Perception: Wilfrid Sellars, Perceptual Consciousness and Critical Realism, New York: Routledge.
22. Cornman, James, 1969–70, “Sellars, Scientific Realism, and Sensa,” Review of Metaphysics, 23: 417–51.
23. –––, 1976, “Sellars on Scientific Realism and Perceiving,” in F. Suppe and P.D. Asquith (eds.), Proceedings of the PSA, 2: 344–58.
24. Dennett, Daniel C., 1987, “Mid-Term Examination: Compare and Contrast,” in The Intentional Stance, Cambridge, MA: Bradford Books, The MIT Press, pp. 339–50.
25. deVries, Willem A., 2006, “McDowell, Sellars, and Sense Impressions,” European Journal of Philosophy, 14 (2): 182–201.
26. –––, 2010, “Naturalism, the Autonomy of Reason, and Picturing,” International Journal of Philosophical Studies, 18 (3): 1–19.
27. deVries, W.and T. Triplett, 2007, “Does Observational Knowledge Require Metaknowledge? A Dialogue on Sellars,” International Journal of Philosophical Studies, 15 (1): 23–51.
28. Echelbarger, Charles, 1974, “Sellars on Thinking and the Myth of the Given,” Philosophical Studies, 25: 231–46.
29. –––, 1981, “An Alleged Legend,” Philosophical Studies, 39: 227–46.
30. Gabbani,Carlo, 2007, “‘Immagine scientifica’ e/o ‘Immagine manifesta’ dell‘uomo nel mondo,” in Per un’epistemologia dell’esperienza personale, Milano: Guerini, pp. 25–59.
31. Garfield, Jay, 1989, “The Myth of Jones and the Mirror of Nature: Reflections on Introspection,” Philosophy and Phenomenological Research, 50: 1–23.
32. Garfield, J. L., C. C. Peterson and T. Perry, 2001, “Social Cognition, Language Acquisition and The Development of the Theory of Mind,” Mind & Language, 16: 494–541.
33. Geiger, L., 1969, Die Logik der seelischen Ereignisse. Zu Theorien von L. Wittgenstein und W. Sellars, Frankfurt/M: Suhrkamp Verlag.
34. Gopnik, A. and H. Wellman, 1994, “The Theory Theory,” in L. Hirschfield and S. Gelman (eds.), Mapping the Mind: Domain Specificity in Cognition and Culture, New York: Cambridge University Press, pp. 257–93.
35. Gordon, Robert, 2000, “Sellars’s Ryleans Revisited,” Protosociology, 14: 102–14.
36. Guardo, Andrea, 2007, Empirismo senza fondamenti. Cinque lezioni su “Empirismo e filosofia della mente”, Milano: Cuem.
37. Gutting, G. 1982. “Realism vs. Constructive Empiricism,” Monist, 65: 336–49.
38. Habermas, Juergen, 1975, “Sprachspiel, Intention und Bedeutung. Zu Motiven bei Sellars und Wittgenstein,” in R. Wiggerhaus (ed.), Sprachanalyse und Soziologie. Die sozialwissenschalfliche Relevanz von Wittgensteins Sprachphilosophie, Frankfurt/M: Suhrkamp Verlag, pp. 319–40.
39. Haag, Johannes, 2001, Der Blick nach innen. Wahrnehmung und Introspektion, Paderborn: mentis-Verlag.
40. –––, 2007, Erfahrung und Gegenstand. Das Verhältnis von Sinnlichkeit und Verstand, Frankfurt: Klostermann.
41. Harman, Gilbert H., 1970, “Sellars’ Semantics,” The Philosophical Review, 79: 404–19.
42. Hooker, C.A., 1977, “Sellars’ Argument for the Inevitability of the Secondary Qualities,” Philosophical Studies, 32: 335–48.
43. Koch, Anton F., 1980, Vernunft und Sinnlichkeit im praktischen Denken. Eine sprachbehavioristische Rekonstruktion Kantisher Theoreme gegen Sellars, Würzburg: Verlag Königshausen + Neumann.
44. Kraut, Robert, 2010, “Universals, Metaphysical Explanations, and Pragmatism,” Journal of Philosophy, 107: 590–609.
45. Kukla, R., 2000, “Myth, Memory and Misrecognition in Sellars’ ‘Empiricism and the Philosophy of Mind’,” Philosophical Studies, 101: 161–211.
46. Lance, M., 1996, “Quantification, Substitution, and Conceptual Content”. Noûs, 30: 481–507.
47. Lange, M., 2000, “Salience, Supervenience, and Layer Cakes in Sellars’s Scientific Realism, McDowell’s Moral Realism, and the Philosophy of Mind,” Philosophical Studies, 101: 213– 51.
48. Lehrer, Keith and David G. Stern, 2000, “The ‘Dénouement’of ‘Empiricism and the Philosophy of Mind’,” History of Philosophy Quarterly, 17: 201–16
49. Maher, Chauncey, 2012, The Pittsburgh School of Philosophy: Sellars, McDowell, Brandom, London: Routledge.
50. Marras, Ausonio, 1973, “Sellars on Thought and Language,” Noûs, 7: 152–63.
51. –––, 1973, “On Sellars’ Linguistic Theory of Conceptual Activity,” Canadian Journal of Philosophy, 2: 471–83.
52. –––, 1973, “Reply to Sellars,” Canadian Journal of Philosophy, 2: 495–501.
53. –––, 1976, “Sellars’ Behaviourism: A Reply to Fred Wilson,” Philosophical Studies, 30: 413–18.
54. McDowell, John, 1994, Mind and World, Cambridge, MA: Harvard University Press.
55. –––, 2009, Having the World in View: Essays on Kant, Hegel, and Sellars, Cambridge, MA: Harvard University Press.
56. Meyers, R.G., 1981, “Sellars’ Rejection of Foundations,” Philosophical Studies, 39: 61–78.
57. Miller, Steven A., 2011, “Richard Rorty’s Sellarsian Uptake,” Pragmatism Today, 2 (1):94–104.
58. Millikan, R. G., 2005, “The Father, the Son, and the Daughter: Sellars, Brandom, and Millikan,” Pragmatics & Cognition, 13 (1): 59–71.
59. Morganti, Matteo, 2012, “Sellarsian Particulars,” Acta Analytica, 27 (3):293–306.
60. Muilenberg, G. & R. C. Richardson, 1982, “Sellars and Sense Impressions,” Erkenntnis, 17: 171–212.
61. Olen Peter, 2015, “The Realist Challenge to Conceptual Pragmatism,” European Journal of Pragmatism and American Philosophy, 7 (2): 152–167.
62. –––, 2016, Wilfrid Sellars and the Foundations of Normativity, London: Palgrave Macmillan.
63. Olen Peter, and Turner, Stephen, 2015, “Durkheim, Sellars, and the Origins of Collective Intentionality,” British Journal for the History of Philosophy, 23 (5): 954–975.
64. Olsen, Niels Skovgaard, 2010, “Reinterpreting Sellars in the Light of Brandom, McDowell, and A. D. Smith,” European Journal of Philosophy, 18 (4): 510–538.
65. O’Shea, James, 2010, “Normativity and Scientific Naturalism in Sellars’ ‘Janus-Faced’ Space of Reasons,” International Journal of Philosophical Studies, 18 (3): 459–471.
66. –––, 2002, “Revisiting Sellars on the Myth of the Given,” International Journal of Philosophical Studies, 10 (4): 490–503.
67. –––, 2011, “How to Be a Kantian and a Naturalist About Human Knowledge: Sellars’s Middle Way,” Journal of Philosophical Research, 36: 327–59.
68. –––, 2012, “The ‘Theory Theory’ of Mind and the Aims of Sellars’ Original Myth of Jones,” Phenomenology and the Cognitive Sciences, 11 (2): 175–204.
69. Peregrin, Jaroslav, 2011, “The Enigma of Rules,” International Journal of Philosophical Studies, 18 (3): 377–394.
70. Perullo, Nicola, 1999, “Percezione e sensazione nella filosofia di Wilfrid Sellars,” Rivista di estetica, 10: 143–163.
71. Price, Huw, 2013, Expressivism, Pragmatism and Representationalism, Cambridge: Cambridge University Press.
72. Redding, Paul, 2012, “Wilfrid Sellars’s Disambiguation of Kant’s ‘Intuition’ and its Relevance for the Analysis of Perceptual Content,” Paradigmi. Rivista di Critica Filosofica, 30 (1): 127–140.
73. Richardson, R.C. and Muilenburg, G., 1982, “Sellars and Sense Impressions,” Erkenntnis, 17: 171–211.
74. Rosenberg,Jay F., 2000, “Wilfrid Sellars und die Theorie-Theorie,” Deutsche Zeitschrift für Philosophie, 48: 639–655.
75. –––, 2001, “Wilfrid Stalker Sellars,” in A. Martinich & D. Sosa (eds.), A Companion to Analytic Philosophy, Oxford: Blackwell Publishing Ltd, pp. 239–53.
76. –––, 2007, Wilfrid Sellars: Fusing the Images, Oxford: Oxford University Press.
77. Rottschaefer, W.A., 1983, “Verbal Behaviorism and Theoretical Mentalism: An Assessment of the Marras-Sellars Dialogue,” Philosophical Research Archives, 9: 511–33.
78. –––, 2011, “Why Wilfrid Sellars Is Right (and Right-Wing),” Journal of Philosophical Research, 36: 291–325.
79. Sachs, Carl B., 2014, Intentionality and the Myths of the Given, London: Pickering and Chatto.
80. Seibt, Johanna, 1995, “Wilfrid Sellars’ systematischer Nominalismus,” Information Philosophie, 3: 22–6.
81. –––, 2007, Wilfrid Sellars, Münster: Mentis Verlag.
82. Shapiro, Lionel, 2014, “Sellars on the Function of Semantic Vocabulary,” British Journal for the History of Philosophy, 22 (4): 792–811.
83. Sicha, Jeffrey, 1974, The Metaphysics of Elementary Mathematics, Amherst, MA: University of Massachusetts Press.
84. –––, 2014, “Defending the Unpopular Sellars: Picturing and ‘The Descriptive’,” Journal of Philosophical Research, 39: 127–163.
85. Sosa, Ernest, 1997, “Mythology of the Given,” History of Philosophy Quarterly, 14: 275–87.
86. –––, 2003, “Knowledge, Animal and Reflective: A Reply to Michael Williams,” (Part II of “Are There Two Grades of Knowledge?”), Proceedings of the Aristotelian Society, 77 (Supplement): 113–30.
87. Triplett, Timm, 2014, “Sellars’s Misconstrual of the Defenders of the Given,” History of Philosophy Quarterly, 31: 79–99.
88. Tripodi, Paolo, 2011, “Revisiting the Myth of Jones: Sellars and Behaviorism.,” History of Philosophy Quarterly, 28 (1): 85–105
89. Tye, Michael, 1975, “The Adverbial Theory: A Defense of Sellars against Jackson,” Metaphilosophy, 6: 136–43.
90. van Fraassen, Bas C., 1975, “Wilfrid Sellars on Scientific Realism,” Dialogue, 14: 606–16.
91. –––, 1976, “On the Radical Incompleteness of the Manifest Image,” in F. Suppe and P.D. Asquith (eds.), Proceedings of the PSA, 2: 335–43.
92. –––, 1980, The Scientific Image, Oxford: Clarendon Press.
93. Vinci, T., 1981, “Sellars and the Adverbial Theory of Sensation,” Canadian Journal of Philosophy, 11: 199–217.
94. Watkins, Eric, 2012, “Kant, Sellars, and the Myth of the Given,” Philosophical Forum, 43 (3):311–326.
95. Wellman, H., 1990, The Child’s Theory of Mind, Cambridge MA: MIT Press.
96. Williams, Michael, 2003, “Mythology of the Given: Sosa, Sellars and the Task of Epistemology,” (Part I of “Are There Two Grades of Knowledge?”), Proceedings of the Aristotelian Society, 77 (Supplement): 91–112.
97. –––, 2006, “Science and Sensibility: McDowell and Sellars on Perceptual Experience,” European Journal of Philosophy, 14 (2):302–325.
98. Wilson, Fred, 1975, “Marras on Sellars on Thought and Language,” Philosophical Studies, 28: 91–102.
99. Woods, M., 1984, “Sellars on Kantian Intuitions,” Philosophy and Phenomenological Research, 44: 413–18.
100. Wright, E.L., 1985, “A Defense of Sellars,” Philosophy and Phenomenological Research, 46: 73–90.

Другие интернет ресурсы

1. Rosenberg, Jay, “Wilfrid Sellars,” Stanford Encyclopedia of Philosophy (Summer 2011 Edition), Edward N. Zalta (ed.), URL = <https://plato.stanford.edu/archives/sum2011/entries/sellars/>. [This was the previous entry on Sellars in the Stanford Encyclopedia of Philosophy — see the version history.]
2. Problems from Wilfrid Sellars. An excellent site maintained by Andrew Chrucky with a great deal of material relevant to Sellars on it.
3. The Wilfrid S. Sellars Collection, University of Pittsburgh Digital Library.
4. Wilfrid Sellars: Notre Dame Lectures, 1969–1986, transcribed by Pedro Amaral from audio CDs made by Erik Dix from audiocassettes in the Notre Dame Archives.