концепции

Поделиться статьей в социальных сетях:

в избранное

Телеологические аргументы в защиту существования Бога

Ссылка на оригинал: Stanford Encyclopedia of Philosophy

Впервые опубликовано 10 июня 2005 года; содержательно переработано 19 июня 2019 года.

Некоторые явления в природе проявляют такую утонченность структуры, функций или взаимосвязанности, что многие люди считают естественным видеть за этими явлениями планирующий и направляющий разум.

Этот разум обычно считается сверхъестественным. Философски настроенные мыслители как в прошлом, так и в настоящем трудились над тем, чтобы превратить соответствующую интуицию в более формальный, логически строгий вывод.

Получившиеся в результате теистические аргументы в их различных логических формах фокусируются на плане, цели, намерении и замысле и поэтому классифицируются как телеологические аргументы (либо — зачастую — как аргументы от замысла или аргументы к замыслу).

Несмотря на то, что на протяжении веков такие аргументы пользовались поддержкой некоторых выдающихся защитников, они также вызывали серьезные замечания со стороны крупных мыслителей прошлого и современности. И критики, и защитники встречаются не только среди философов, но и среди представителей научных и других дисциплин.

В разборе ниже будут выделены и исследованы основные разновидности телеологических аргументов, будет затронута традиционная философская и прочая критика, а также будут прослежены наиболее заметные современные течения (аргументация от тонкой настройки Вселенной, теории множественных миров и споры вокруг движения «Разумного замысла»). Разбор завершится кратким обзором одного исторически важного неинференциального подхода к теме.

Введение

Нередко люди интуитивно понимают, что произвольная, незапланированная, необъяснимая случайность просто не может породить тот порядок, красоту, элегантность и видимую целесообразность, которые мы обнаруживаем в окружающем нас естественном мире. По выражению героя Юма Клеанта, мы, кажется, видим в природе «образ духа, отраженный в бесчисленных объектах» (Юм 1996: 419). И многие люди оказываются убеждены в том, что никакое объяснение этого отклика разума, не признающее случайную роль интеллекта, намерения и цели в природе, не сможет быть действительно правдоподобным.

Космологические аргументы часто отталкиваются от факта существования случайных вещей и заканчиваются выводами о существовании причины, способной объяснить существование этих случайных вещей.

Другие исходят из того, что Вселенная существовала не всегда, раз была причина, которая ее породила.

Телеологические аргументы (или аргументы от замысла), напротив, начинаются с гораздо более специализированного перечисления свойств и заканчиваются выводом о существовании архитектора с разумными свойствами (знанием, целью, пониманием, предвидением, мудростью, намерением), необходимыми для проектирования (design) вещей, которые бы сами проявляли рассматриваемые особые свойства.

Порядок какого-то выдающегося типа обычно является отправной точкой аргументов от замысла.

Аргументы от замысла в значительной степени не проблематичны, когда они основываются на вещах, которые природа явно не могла или не хотела производить (например, большинство человеческих артефактов), или же когда разумная действующая сила сама по себе «естественна» (человек, инопланетянин и т.д.). Поиск следов существования замысла в «потерянных» человеческих или даже нечеловеческих (через SETI) цивилизациях в принципе может не вызывать каких-либо разногласий. Возражения против выводов от замысла обычно возникают только тогда, когда предполагаемый архитектор является чем-то более экзотическим или, возможно, сверхъестественным.

Но, несмотря на разнообразие вызываемых ими оживленных критических атак, аргументы от замысла исторически обладали и продолжают обладать широко распространенной интуитивной привлекательностью — действительно, иногда утверждается, что аргументы от замысла являются наиболее убедительными из всех чисто философских теистических аргументов. Заметим, что хотя аргументы от замысла традиционно использовались в поддержку теизма, а не метафизического натурализма, некоторые из них могут также иметь отношение к панентеизму, панпсихизму и другим взглядам, связанным с нередуцируемой телеологией.

Модели выводов от замысла

Исторические аргументы, представляющие интерес, как раз и являются потенциально проблематичными — выводы, начинающиеся с некоторых эмпирических особенностей природы и заканчивающиеся существованием архитектора. Стандартный, но отделяемый второй шаг — шаг естественной теологии — включает в себя определение архитектора как Бога, часто в связи с конкретными свойствами и силами, требуемыми в рамках рассматриваемого проектирования. Хотя этот аргумент имел наибольшее интеллектуальное влияние в XVIII и начале XIX веков, он восходит по крайней мере к древним грекам и в чрезвычайно сжатой форме включает в себя одно из пяти доказательств бытия Бога Фомы Аквинского. Более полное раннее изложение этого аргумента было дано героем Юма Клеантом (1996: 399).

Однако остается открытым вопрос о формальной структуре таких аргументов. Какой вид логики используется? Как оказывается, на этот вопрос нет однозначного ответа. В следующих разделах рассматриваются несколько различных ответов.

Аналогические аргументы от замысла: Схема 1

Аргументы от замысла обычно классифицируются как аналогические аргументы — различные параллели между человеческими артефактами и определенными природными сущностями, принимаемые в качестве поддержки параллельных выводов относительно действующей причинности в каждом конкретном случае. Стандартно принимаемая схема примерно такова:

Схема 1:

1. Сущность е в природе (или космос, или сама природа) подобна конкретному человеческому артефакту а (например, машине) в соответствующих отношениях R.

2. а имеет R именно потому, что оно является продуктом преднамеренного замысла разумной человеческой агентности.

3. Подобные следствия обычно имеют подобные причины (или подобные объяснения, подобные условия существования и т.д.)

Следовательно

4. (Весьма) вероятно, что e имеет R именно потому, что оно также является продуктом преднамеренного замысла разумной, точнее человекоподобной агентности.

(Соответствующие отношения и свойства R упоминаются по-разному как телеологические свойства или знаки или признаки замысла, а объекты, обладающие такими свойствами, иногда называются телеологическими объектами. Для простоты и единообразия обсуждения я буду выражаться в терминах «отношений R».)

Замечания Юма

Эта общая формулировка аргумента была довольно основательно раскритикована Юмом в нескольких ключевых шагах. (Основной критический разбор Юма содержится в работе (Юм 1996). Ответы Юма часто воспринимаются как хрестоматийное философское опровержение традиционных аргументов от замысла.) Против шага (1) Юм утверждал, что аналогия не является слишком уж хорошей — что природа и различные вещи в ней не очень похожи на человеческие артефакты и демонстрируют существенные отличия от них — например, живое от неживого, самостоятельное от несамостоятельного.

Но если предполагаемое сходство в соответствующих отношениях отдаленное, то вывод, о котором идет речь, будет логически хрупким. И хотя шаг (2) может быть верным в конкретных случаях человеческих артефактов а, этот факт становится релевантным для природных явлений е только на шаге (3), который лежит в основе переноса ключевого соотношения. Против шага (3) Юм утверждал, что можно дать любое число альтернативных возможных объяснений якобы спроектированным в природе сущностям — например, действие случая. Таким образом, даже если бы шаг (1) был бы истинным и даже если бы имелись важные сходства, то аргумент мог бы придать мало вероятностной силы заключению.

В более общем плане Юм также утверждал, что даже если бы было установлено что-то вроде заявленного заключения (4), это все равно оставило бы спорящего далеко от чего-либо подобного традиционной концепции Бога. Например, проявления естественного зла или явно неоптимальные проявления замысла могут предполагать, например, архитектора-дилетанта или группу таких архитекторов.

И если явления, способствующие возникновению естественного зла (например, болезнетворные микроорганизмы), демонстрируют различные R, то вина за это должна быть, по-видимому, возложена на архитектора, что еще больше разрушает сходство архитектора с полностью благим божеством традиции. И даже самые впечатляющие эмпирические данные могли бы должным образом установить только конечную (хотя, возможно, и огромную) силу и мудрость, но не бесконечную силу и мудрость, обычно ассоциирующихся с божественностью. Но даже если бы кто-то признал некоторую содержательность вывода аргумента от замысла, это, как предположил Юм, просто привело бы к регрессу.

Наличие самого проектирующего агента потребовало бы собственного объяснения, приводящее в конечном счете к последовательности предшествующих аналогичных разумов, производящих другие разумы. И даже если бы существование проектировщика материальных вещей было установлено, то это автоматически бы еще не установило существование создателя материи такой формы.

А так как аналогические аргументы являются разновидностью индукции (см. статью об аналогии и аналогическом рассуждении), то заключение, даже если бы оно было установлено, было бы установлено только с некоторой, возможно незначительной, степенью вероятности. Кроме того, мы не могли бы обосновать какую-либо индукцию в отношении самого космоса на основании необходимых для этого средств опыта других миров, бывших как преднамеренно сконструированных, так и очень похожих на наш в соответствующих отношениях — по той простой причине, что наша вселенная является нашим единственным образцом.

И наконец, часть этого единого космоса (как в пространственном, так и во временном отношении), доступная нашему исследованию, чрезвычайно мала — не слишком многообещающая основа для общего заключения в отношении космоса. Юм пришел к выводу, что хотя этот аргумент может представлять некоторые ограниченные основания для размышления о том, что «причина или причины порядка во вселенной, вероятно, имеют некоторую отдаленную аналогию с человеческим разумом» (Юм 1996: 481, курсив Юма) — и это не тривиальное следствие, — этот аргумент не установил бы ничего иного.

На протяжении истории мысли не все соглашались с тем, что Юм окончательно опроверг этот аргумент. Попросту неверно то, что объяснительные выводы не могут должным образом выходить за пределы того, что требуется для знания следствий. В качестве очень общего примера, основанного на немногих наблюдениях, сделанных людьми в течение космически короткого периода в пространственно крошечной части космоса, можно упомянуть Ньютона, который предположил, что все частицы материи во все времена и во всех местах притягивали все другие частицы материи.

Но Юм, безусловно, определил в этом аргументе важные места для дальнейших проверок. Во-первых, любые две (группы) вещей имеют бесконечно много общих свойств и также различаются в бесконечно многих отношениях. Совпадают ли артефакты и природные объекты в том, что касается передачи атрибуций замысла от первого ко второму, зависит именно от того, что представляют собой соответствующие R. Во-вторых, существуют ли на самом деле альтернативные способы получения отношений R, не зависящие от какого-либо воздействия разума, — это часто эмпирический вопрос, не решаемый в любом случае простым условием. С другой стороны, то, насколько точны некоторые замечания самого Юма, зависит от того, являются ли самые сильные аргументы от замысла аналогическими. И верны ли предположения Юма относительно неопределенного характера любого предполагаемого архитектора, будет зависеть от конкретных R и от того, что можно или нельзя определенно сказать относительно требований к их производству.

2.1.2 Проблемы с R: Раунд 1

Ключевые вопросы, таким образом, включают в себя следующие: какие релевантные R обычно цитируются? действительно ли эти R сигнализируют о цели и замысле? как в любом случае это можно показать? существуют ли жизнеспособные альтернативные версии отношений R, не требующие отсылки к разуму? как в любом случае это можно показать? Конкретные R, о которых идет речь, очевидно, занимают центральное место в усилиях аргументов от замысла. Хотя лежащая в их основе общая категория — это, опять же, некий особый тип упорядоченности, ее специфика исторически варьировалась довольно широко.

Было выдвинуто также несколько проблематичных предложений, являющихся менее эмпирически очевидными и имеющими аксиологический подтекст, включая понятность природы, направленность эволюционных процессов, эстетические характеристики (красота, элегантность и т.п.), кажущуюся цель и ценность (включая способность нашего мира к существованию моральной ценности и практики) и просто чистую изящность многих вещей, обнаруживаемых нами в природе.

Многие из конкретных R, развивавшихся исторически, были уязвимы для предметной критики, причем со временем это становилось все более очевидным. В частности, хотя было ясно очевидно, что различные а имеют характер R, который они имеют в силу своего (человеческого) намеренного производства, было гораздо труднее установить, что любое или все другие проявления R, вероятно, также обязаны своим существованием намерению. Согласно хрестоматийным представлениям, наука все больше и больше приобретала понимание того, как природа без помощи сознательного намерения и планирования может произвести практически любое предложенное R, и таким образом, в то время как (2) может продолжать сохраняться для практически любого человеческого артефакта a, имеющего любое понравившееся R, шаг (3) — и вывод к шагу (4) — становится все менее оправданным. Замысел исходя из этого рассуждения можно было бы вычеркнуть из объяснения (explained away).

Дедуктивные аргументы от замысла: Схема 2

Но некоторые сторонники аргументов от замысла тянулись к более глубокой интуиции. Интуиция, которую они пытались уловить, включала в себя свойства, представляющих собой некоторую степень доказательства замысла — свойства, которые не были просто постоянно связаны по какой угодно причине с примерами замысла. Конкретные R были выделены не только потому, что такие свойства часто обнаруживались или даже просто производились проектирующими агентами. (Кучи мусора подходят под это описание.) Сторонники были убеждены в том, что соответствующие R сами по себе непосредственно отражают и напоминают познавательные процессы, и что это напрямую подразумевает сознание, и что мы можем почти непосредственно видеть, что они являются общим видом вещей, которые сознание может или даже будет порождать, и что, следовательно, они не зависят в своей доказательной силе от ранее установленных постоянных связей или других ассоциаций с известными примерами замысла.

Когда мы видим текстовую версию Геттисбергской речи, то этот текст говорит нам о сознании способом, совершенно не связанным с какой-либо индукцией или аналогией из прошлых встреч с письменными текстами.

В прошлом некоторые сторонники аргументации от замысла полагали, что они находили в некоторых наблюдаемых в природе R именно такого рода свидетельства сознательности, замысла — свидетельства, не зависящие от индукции или аналогии. Красота, цель и вообще ценность, особенно в сочетании с изысканной сложностью, были популярными базовыми интуитивными знаками. Сложный, динамичный, стабильный, функционирующий порядок, с которым мы сталкиваемся в природе, часто помещался в эту категорию. Такой порядок считался наводящим на мысль о сознании в том смысле, что он казался почти самоочевидным видом вещей, производимых сознанием, и, насколько было окончательно известно, только умы были склонны производить такие вещи. Это было свойство, чей резонирующий в сознании характер мы могли бы без колебаний приписать намерению.

Несмотря на приведенные выше возражения Юма о том, что вещи в природе на самом деле не очень похожи на артефакты, такие как машины, большинство людей (включая противников аргументов от замысла), хорошо знакомых с ослепительными хитросплетениями природы, охотно признают, что природа изобилует вещами, которые выглядят спроектированными — которые сформированы намерением. Например, Фрэнсис Крик (не поклонник существования замысла) сделал предупреждение своим коллегам-биологам (Crick 1988: 138):

Вместе с этим восприятием разумоподобности шел еще один принцип — что наводящие на мысли о разуме или интенционально оформленные (выглядящие спроектированными) характеристики, о которых идет речь, были слишком осязаемы, чтобы быть порожденными неинтенциональными средствами.

Это позволяет уточнить вторую модель вывода от замысла:

Схема 2:

5. Некоторые вещи в природе (или сама природа, космос) выглядят спроектированными (проявляют когнитивно-резонирующий, интенционально сформированный характер R).

6. Выглядящие спроектированными свойства (R) не могут быть получены (неуправляемыми) естественными средствами — то есть любое явление, демонстрирующее такие R, должно быть продуктом преднамеренного замысла.

Следовательно

7. Некоторые вещи в природе (или сама природа, космос) являются продуктами преднамеренного замысла. И конечно же, способность к намеренному проектированию требует наличия какого-то действующего субъекта.

Обратите внимание, что эксплицитная ссылка на человеческие артефакты выпала из аргументации и что аргумент больше не является сравнительным, а стал по существу дедуктивным. Некоторые аргументы были исторически задуманы как аргументы такого типа. Рассмотрим часто цитируемые вступительные слова книги Уильяма Пейли «Естественная теология» (1802) [1]:

Предположим, что, пересекая пустошь, я уперся ногой в камень, и меня спросили, как этот камень оказался там; я мог бы ответить, что, насколько мне известно, он пролежал там целую вечность; и было бы, возможно, не слишком легко показать абсурдность этого ответа. Но предположим, что я нашел часы на земле, и следовало бы спросить, как они оказались в этом месте. Вряд ли я бы вспомнил о том ответе, который давал раньше, что часы, насколько я знаю, могли быть там всегда. Но почему бы этому ответу не послужить и для часов, и для камня? <…> По этой причине и ни по какой другой, а именно, что когда мы приходим, чтобы осмотреть часы, мы видим — то, что мы не могли обнаружить в камне, — что несколько его частей обрамлены и собраны вместе для определенной цели… [Необходимый] механизм наблюдается… вывод, который мы считаем неизбежным, таков, что часы должны были иметь создателя. <…> Каждое наблюдение, сделанное в нашей первой главе относительно часов, может быть повторено со строгой правильностью относительно глаза, относительно животных, относительно растений, относительно всех организованных частей творений природы. <…> Только одного глаза было бы достаточно, чтобы подтвердить вывод, который мы из него делаем, о необходимости разумного Творца.

Хотя аргумент Пейли обычно интерпретируется как аналогический, на самом деле он содержит неформальное описание вышеприведенного варианта аргумента. Пейли на протяжении еще двух глав обсуждает часы, обсуждает свойства в них, которые показывают замысел, уничтожает потенциальные возражения против заключения замысла в часах и обсуждает то, что можно и нельзя заключить о проектировщике часов. Только в этот момент природные сущности — например, глаз — вообще появляются на горизонте. Очевидно, что Пейли так серьезно берется за дело не для того, чтобы убедить своих читателей признать, что часы действительно спроектированы и имеют конструктора. Он, по сути, вычленяет те основания и процедуры, с помощью которых мы должны и не должны рассуждать о замысле и о проектировщиках. Отсюда использование Пейли термина «вывод» в связи с проектировщиком часов [2].

Усвоив соответствующие принципы, в третьей главе «Естественной теологии» — «Применение аргумента» — Пейли применяет тот же самый аргумент (а не представляет нам другую половину аналогического аргумента) к вещам в природе. Случаи человеческих артефактов и случаи природы представляют собой два отдельных примера вывода:

…в одном случае рассуждение до предела ясно и определенно, как и в другом. (Paley 1802 [1963]: 14)

Но эти примеры являются примерами одного и того же хода от вывода:

…существует точно такое же доказательство того, что глаз был создан для зрения, как и телескоп, созданный для оказания ему помощи. (Paley 1802 [1963]: 13)

Схема 2, не будучи аналогически структурированной, не была бы уязвима для недугов аналогии [3], и не будучи индуктивной, требовала бы для своего вывода больше, чем просто вероятность. И это не случайно. Действительно, утверждалось, что Пейли был осведомлен об упомянутых ранее нападках Юма на аналогические аргументы от замысла и намеренно структурировал свою аргументацию так, чтобы избежать соответствующих ловушек (Gillispie 1990: 214–229).

2.2.1 Оценка аргумента из Схемы 2

Во-первых, как мы должны оценивать посылки, требуемые этой схемой? Посылка (5), по крайней мере, не является особенно спорной даже сейчас. Упомянутое ранее предостережение Крика биологам было бы бессмысленным, если бы не было соблазна приписывания существования замысла, и даже такой непримиримый современный противник аргументов от замысла, как Ричард Докинз, характеризовал биологию как

изучение сложных вещей, которые создают видимость того, что они были разработаны с определенной целью. (Докинз 2015: 1)

Повседневная биология наших дней изобилует такими терминами, как «замысел», «машина», «цель» и т.п. Как заметил историк науки Тимоти Ленуар:

Современная биология упорно сопротивлялась телеологическому мышлению. И все же почти во всех областях исследований биологам трудно найти язык, который не приписывал бы целесообразность живым формам. (Lenoir 1982: ix)

Независимо от того, спроектированы конкретные биологические явления или нет, они часто выглядят достаточно спроектированными, чтобы язык замысла не только чрезвычайно хорошо подходил живым системам, но и поддерживал создание плодотворных теоретических концепций [4].

Однако принцип (6) (что соответствующие свойства, выглядящие спроектированными, не могут быть получены неуправляемыми естественными средствами) будет более проблематичным в эволюционной биологии. Каким может быть рациональное обоснование для (6)? Есть два возможных общих ответа.

1. Эмпирический: индукция. Индукция по существу включает в себя установление того, что какой-то принцип имеет место в области наших знаний/опыта (показательные случаи), а затем, с учетом определенных ограничений, — обобщение принципа для того, чтобы охватить подходящие зоны за пределами этой области (проверочные случаи). При условии, что мы бы знали, является ли рассматриваемое явление продуктом разума или нет, попытка установить универсальность связи между обладанием релевантными R и существованием в качестве продукта разума на основе наблюдаемой последовательной связи обладанием релевантными R и существованием в качестве продукта разума во всех (большинстве) случаев, когда оба отношения R проявлялись, представляла бы собой индуктивное обобщение.

Этот подход будет страдать от целого ряда недостатков. R-экспонирующие вещи, относительно которых мы бы знали, были ли они задуманы или нет, были бы почти без исключения человеческими артефактами, тогда как явления, на которые распространялось бы это обобщение, были бы почти без исключения вещами совершенно другой категории — вещами в природе. И, конечно, такое обобщение могло бы в лучшем случае установить вероятность, причем довольно скромную.

2. Концептуальный. Можно было бы утверждать, что (6) известно тем же самым концептуальным, почти априорным способом, каким мы знаем, что учебники не могут быть созданы естественными процессами без помощи разума. И наше убеждение здесь не основано на какой-то простой индукции из предшествующего опыта восприятия текстов. Тексты несут с собой существенные признаки разума, и действительно, при понимании текста мы видим по крайней мере часть вовлеченного сознания. Различные инопланетные артефакты (если таковые имеются), с которыми мы до сих пор не сталкивались, также могут попасть в эту категорию. Похожим образом считалось, что иногда мы сразу же признаем, что порядок необходимого рода просто является признаком сознательности и намерения.

В качестве альтернативы можно было бы утверждать, что, хотя и существует подлинная концептуальная связь между соответствующими R и разумом, замыслом, намерением и т.п., обычно наше распознавание этой связи инициируется конкретным опытом работы с артефактами или что наше глубокое видение связей лучше всего вызывается соображениями, связанными с артефактами. (И Аристотель, и Галилей придерживались схожей с этой точки зрения относительно нашего получения знаний об общих принципах, управляющих природой.) С этой точки зрения, как только истинность (6) станет очевидной для нас через опыт артефактов, станет ясна целесообразность более общего применения (6).

В любом случае, принцип (6) или что-то наподобие него будет тем, с чего будут начинаться соответствующие выводы от замысла. Дальнейшее исследование (6) требует более пристального рассмотрения отношений R, которые включает в себя (6).

Проблемы с R: Раунд 2

Одна вещь, усложняющая общие оценки аргументов от замысла, заключается в том, что доказательная сила конкретных R зависит от контекста их возникновения. В частности, свойства, которые, как кажется, явно представляют собой признаки замысла в известных артефактах, часто имеют значительно меньший доказательный смысл вне этого контекста. Например, мы обычно истолковываем огромную сложность в чем-то, что известно как изготовленный артефакт, как намеренно продуманную и произведенную характеристику. Но сама сложность в контекстах, не связанных с артефактами (например, точное расположение сосновых иголок на лесной подстилке), похоже, не обладает той же силой. В случае природных объектов, где очевидная искусственность отсутствует, менее очевидно, что такая сложность — как и другие традиционные эмпирические R — свидетельствует о намерении, плане и цели.

Более того, даже в этих двух контекстах —артефакте и природе — различные R проявляют различную степень доказательной силы. Например, даже в артефакте сама сложность любой степени говорит о намерениях менее ясно, чем выгравированное предложение. Как указывает большинство критиков аргументации от замысла, примеры, найденные в природе, не относятся к типу «выгравированного предложения».

Отсюда следует два важных вывода. Во-первых, если речь идет только о сложности, то эта сложность не может явно говорить в пользу наличия намерения. Во-вторых, хотя демонстрация подлинной цели и ценности может быть убедительным доказательством существования архитектора, установление того, что эмпирические характеристики, о которых идет речь, действительно указывают на подлинную цель и ценность, а не только, скажем, на функциональность, многим кажется трудным, если не невозможным [5].

Белые пятна и их неудовлетворительность

Очевидная двусмысленность практически исчезла бы, если бы стало ясно, что не существует никакого правдоподобного способа производства некоторого R, которое был бы независимо от сознательного намерения. Исторически принцип (6) стал в какой-то мере убедительным из-за отсутствия какого-либо известного правдоподобного неинтенционального альтернативного причинного объяснения традиционных R.

(Например, возможности природы без посторонней помощи не дотягивают до тех возможностей, которые необходимы для производства радио. Таким образом, когда мы видим радио, мы знаем, что в его производстве было задействовано нечто другое — посредничество человека.) Случаи замысла, основанные на предполагаемой неспособности природы произвести какое-либо соответствующее «естественное» явление, обычно предполагают, что они явно или неявно апеллируют к сверхъестественной силе и обычно описываются как аргументы «Бога из разрывов» — описание, обычно имеющее пейоративный смысл.

Но доказательства существования замысла в природе не означают автоматически наличия разрывов. Замысел, созданный или «внесенный» в природу с самого начала, не потребовал бы никаких дальнейших вмешательств в исторический поток природы и, следовательно, не было бы никаких разрывов. Но так как разделение артефакт/природа совпадает с разделением разрыв/не-разрыв, то неправдоподобность альтернативных средств производства могла бы стать кристально ясной, если бы R было связано с разрывом в возможностях природы — если бы невооруженный ход природы действительно не мог произвести или не произвел бы R, но мы бы все равно видели R в «природе». В таком случае обращение к действующей разумной воле было бы практически неизбежным.

Положение о том, что в природе существуют разрывы, не является по своей сути иррациональным — и представляется вполне обоснованным эмпирическим вопросом. Но хотя разрывы значительно укрепили бы аргументы в пользу существования замысла, у них есть свой собственный набор трудностей. Разрывы обычно легко обнаружить в случаях искусственности, но хотя они могут присутствовать в природе, установление их существования обычно может быть произведено (по крайней мере наукой) только косвенно — через вероятностные соображения, предполагаемые ограничения возможностей природы и т.д.

Здесь таится несколько возможных препятствий. Разрывы в природе, опять же, предполагают сверхъестественное посредничество, и некоторые считают, что наука действует в условиях обязательного исключения такового. Этот запрет — широко известный как методологический натурализм — зачастую утверждается (как полагают некоторые авторы, ошибочно) как определяющий для подлинной науки [6]. «Установленные» ограничения как на науку, так и на природу, могут быть отменены и уже отменялись в прошлом. Возможность открытия (или утверждения) альтернативных «естественных» средств производства представляла бы постоянную угрозу любому аргументу, основанному отчасти на предполагаемом отсутствии таких средств. А запятнанная репутация предполагаемых разрывов являет собой по крайней мере предостережение. Такие соображения затруднят попытки ясно установить наличие замысла эмпирически на основе типов свойств, которые мы обычно находим в природе.

Обычно предполагаемые разрывы исчезают благодаря, конечно же, новым предложенным научным теориям, утверждающим средства естественного производства явлений, которые ранее считались выходящими за пределы возможностей природы. Наиболее очевидным примером этого является, разумеется, эволюционная теория Дарвина и ее наследницы.

Вывод к наилучшему объяснению / Абдуктивные аргументы от замысла: Схема 3

Некоторые философы науки утверждают, что в широком разнообразии научных кейсов мы используем «вывод к наилучшему объяснению» (ВНО) [7]. Основная идея заключается в том, что если одно из нескольких возможных конкурирующих объяснений в целом превосходит другие в существенных отношениях — повышенная вероятность, объяснительная сила и охват, причинная адекватность, правдоподобие, доказательная поддержка, соответствие уже принятым теориям, предсказательность, плодотворность, точность, объединяющая сила и т.п. — тогда мы имеем право (временно) принять этого кандидата в качестве правильного объяснения, учитывая данные свидетельства (Lipton 1991: 58).

Общая схема, развернутая в данном случае, даст нам следующее:

Схема 3:

8. Некоторые вещи в природе (или сама природа, космос) проявляют изысканную сложность, тонкое приспособление средств к целям (и другие соответствующие характеристики R).

9. Гипотеза о том, что эти характеристики являются продуктами преднамеренного, сознательного замысла (гипотеза разумного замысла, ГРЗ), адекватно объясняет их.

10. На самом деле, гипотеза о том, что эти характеристики являются продуктами преднамеренного, сознательного замысла (ГРЗ), является в их случае наилучшим доступным полным объяснением.

Следовательно, (возможно)

11. Некоторые вещи в природе (или сама природа, космос) являются продуктами преднамеренного, сознательного замысла (то есть ГРЗ скорее всего верна).

В аргументах такого типа высшие объяснительные достоинства теории принимаются для оказания решающей эпистемической поддержки приемлемости теории, обоснованной убежденности в теории и вероятной истинности теории. Есть, конечно, множество предполагаемых объяснительных, эпистемических достоинств, включая неполный список, приведенный парой абзацев выше (и перечни таких достоинств росли с течением времени). Оценка гипотез с точки зрения таких достоинств часто является спорной, поскольку она зависит от восприятия плохо определенных характеристик, различий в исходных концептуальных позициях и т.п. Тем не менее, в целом мы часто довольствуемся грубыми и готовыми решениями.

ВНО, вероятность и Байес

Одна из ключевых базовых структур в этом контексте обычно объясняется через концепцию абдукции Пирса. Предположим, что какой-то в другом случае удивительный факт е был бы разумно ожидаемым событием, если бы гипотеза h была верна. По Пирсу, это будет представлять собой по крайней мере некоторую временную причину для предположения, что h может быть действительно правдой. Собственное объяснение Пирса было следующим (Peirce 1955: 151):

Схема 3:

●     Наблюдается удивительный факт С.

●     Но если бы А было истинно, то С было бы само собой разумеющимся.

Следовательно,

●     Есть основания подозревать, что А истинно.

Мера того, что С является «само собой разумеющимся» при наличии А, часто описывается как степень, в которой С можно было бы ожидать, если бы А действительно было истинным. Эта интуиция иногда — хотя явно не самим Пирсом — формализуется в терминах вероятности, определяемой следующим образом:

Вероятность гипотезы h (при наличии доказательств e) = P (e | h)

Вероятность h — это вероятность нахождения доказательства e при условии, что гипотеза h истинна. В случаях конкурирующих объяснительных гипотез —скажем, h1 и h2 — сравнительные вероятностные данные по указанным доказательствам могут быть взяты для указания того, кого из конкурентов конкретные доказательства дифференциально поддерживают, т.е.:

Принцип правдоподобия:

[P (e | h1) > P (e | h2)] ⇔ (e поддерживает h1 больше, чем h2)

Более высокая вероятность h1, чем h2, при наличии конкретных доказательств не означает автоматически, что h1 должно быть принято, или вероятно является истинным, или лучше в некотором общем смысле, чем h2. На самом деле h1 может быть совершенно безумной теорией, которая тем не менее влечет за собой e, давая h1 как можно более высокую вероятность. Такая максимальная вероятность по отношению к е не будет в обязательном порядке влиять на безумность h1. Таким образом, вероятность автоматически не переводится в степень того, насколько сильно некоторые конкретные доказательства e поддерживают рассматриваемую гипотезу h1 (Jantzen 2014a: ch. 11).

Таким образом, мы приходим непосредственно к байесовской теории вероятностей. Хотя байесовский подход, несомненно, является более строгим, чем апелляции к ВНО, в его рамках представлено мало телеологических аргументов. Контраст между ВНО и байесианством см. в статье об абдукции. Важную недавнюю критику теистической аргументации от замысла в терминах байесианства см. в Sober 2009; см. также реакцию Kotzen 2012 и ответ Jantzen 2014b.

Каков бы ни был взгляд на байесианство, у ВНО есть свои недостатки. Оценка «лучшего» — это не только ценностно окрашенное суждение, но и к тому же заведомо хитрое (особенно учитывая неоднозначное и трудноопределимое введение характеристик R в данном случае). Также очень глубокий вопрос состоит в том, почему мы должны думать, что черты, которые мы, люди, находим привлекательными в предлагаемых объяснениях, должны рассматриваться как указывающие на истину. Какое же здесь может быть оправдание? Кроме того, принятие существования замысла в качестве наилучшего объяснения чего-либо требует предварительного определения соответствующих свойств как имеющих отношение к замыслу, и это признание должно иметь иную основу [8]. И опять же, содержательное сравнение может включать только известные альтернативы, которые в любой момент представляют собой исчезающе малую долю возможных альтернатив. Выбор лучшего из известного может быть наилучшим, который мы можем сделать, но многие будут настаивать на том, что без некоторых дальнейших подавляемых и значимых предположений быть лучшим (как это видят люди) из (известной людям) ограниченной группы не гарантирует приписывания истины или чего-то подобного.

Здесь есть и другие потенциальные проблемы. Собер утверждает, что без дополнительных, очень специфических, предположений о предполагаемом архитекторе мы не могли бы указать никакого конкретного значения для P (e | h) — например, вероятность того, что архитектор произведет глаза позвоночных с конкретными особенностями, которые мы наблюдаем у них, и что в зависимости от конкретных допущений мы могли бы получить любое значение от 0 до 1 (напр., Sober 2003: 38).

Существует также потенциальная проблема новых, ранее не рассматривавшихся гипотез, сложенных в общую корзину. Не зная подробностей того, как могут выглядеть конкретные необдуманные гипотезы, просто невозможно предвидеть очевидную вероятность появления новой гипотезы, не говоря уже о других ее потенциальных объяснительных достоинствах.

Альтернативное объяснение

Не вдаваясь в хорошо известные подробности, можно утверждать, что дарвиновские процессы, подпитываемые непреднамеренными, незапланированными, случайными вариациями, которые в свою очередь сохраняются или устраняются путем естественного отбора, со временем породят организмы, прекрасно приспособленные к своим экологическим нишам [9].

Таким образом, естественный отбор без помощи намерения или вмешательства мог бы объяснить существование многих (а возможно, и всех) R, которые мы фактически находим в биологии. (Схожая дискуссия произошла между теми, кто считает, что сама жизнь требует объяснения от замысла — Meyer 2009, — и теми, кто предлагает натуралистические объяснения; см. статью о жизни.)

Это было — и есть — широко воспринято как означающее, что аргументы от замысла, зависящие от конкретных биологических белых пятен, будут ослаблены — возможно, фатально.

Таким образом, посылка (10) — не говоря уже о более ранней (6) — будет выглядеть просто ложной. То, что раньше казалось целесообразностью (требующей намерения), теперь, по-видимому, было открыто как простая непреднамеренная, но успешная и сохраняемая функция.

Конечно, ложность соответствующих посылок просто подрывает соответствующие схемы в их нынешнем виде — ни базовая интуиция замысла, ни другие формы аргументов от замысла необязательно будут опровержены сразу. Но некоторые критики занимают здесь гораздо более жесткую позицию. Ричард Докинз, например, дает подзаголовок к одной из своих книг: «Почему очевидность эволюции показывает вселенную без замысла» (Dawkins 1987). Обычно в основе подобных утверждений лежит вера в то, что дарвиновская эволюция, предоставив соответствующее объяснение происхождения и развития адаптации, разнообразия и т.п., негативно объяснила предполагаемый замысел в биологической области — и сопутствующего архитектора — во многом так же, как кинетическая теория негативно объяснила теплород или флогистон. Действительно, это господствующая идея, лежащая в основе нынешних ответов на аргументы от замысла. Однако подрыв схем и объяснение — это необязательно одно и то же; и то, что в точности может означать объяснение, и то, что может требоваться в рамках успешного объяснения, обычно четко не определено. Поэтому, прежде чем продолжить, нам нужно прояснить некоторые соответствующие концептуальные ландшафты.

Негативные объяснения [10]

Чтобы предполагаемый объяснительный фактор α был лишен объяснительной силы, требуется альтернативное негативное объяснение Σ, удовлетворяющее этим условиям:

а. Σ объяснительно адекватно соответствующему явлению (структуре, свойству, сущности, событию)

b. Σ может быть рационально обосновано с точки зрения имеющихся (или вероятных) доказательств/свидетельств

c. Σ релевантно превосходит оригинал с точки зрения либо адекватности, либо поддержки

d. Σ не требует существенной ссылки на α

Однако пункты (а)–(d) являются неполными непосредственно в отношении к настоящему обсуждению. Вот очень простой случай. Предположим, что пожилой дядя умирает при подозрительных обстоятельствах, и некоторые родственники считают, что правильным объяснением его смерти будет прямое участие племянницы (главной наследницы) посредством преднамеренного и прямого введения яда. Судебно-медицинская экспертиза установила, что причиной смерти стала путаница в лекарствах, которые принимал дядя, — досадная путаница. Однако подозрительные родственники, нисколько не смутившись, сдвигают посредничество племянницы на один уровень, предполагая, что сама путаница была организована племянницей — без сомнения, подменой содержимого рецептурных флаконов. И это вполне может оказаться правдой.

В этом случае рассматриваемое α (участие племянницы) уже не апеллирует непосредственно к соответствующему исходному объяснительному уровню, но и не удаляется из всей объяснительной релевантности рассматриваемого феномена. Таким образом, в общем случае для того, чтобы α было негативно объяснено в смысле полного удаления из объяснительной релевантности, необходимо также выполнить следующее условие:

e. никакая ссылка на α не требуется на любом объяснительном уровне, лежащем в основе Σ

Грубо говоря, это означает, что Σ не зависит существенно от какой-либо части β любого предшествующего объяснения, где α существенно для β. Существуют некоторые дополнительные возможные технические требования, но общая интуиция должна быть ясна.

Действительно, как считают некоторые авторы (и как предположил сам Пейли), существуют явления, требующие позитивного объяснения через существование замысла, которые не могут быть негативно объяснены на любом предшествующем объяснительном уровне (кроме предельного уровня).

Негативное объяснение феномена α можно представить либо как

i. демонстрацию того, что больше не рационально верить в существование α,

либо как

ii. демонстрацию того, что α не существует.

(А часто, конечно, как и то, и другое.)

Например, мало кто может утверждать, что до сих пор существует рациональное обоснование веры в флогистон — любая объяснительная работа, которую он проводил на ближайшем уровне, кажется, исчезла, и более глубокие объяснительные применения для него никогда впоследствии не материализовались. Возможно, его несуществование не было положительно установлено сразу, но удаление рационального обоснования веры в некоторую сущность может превратиться в случай несуществования, поскольку доказательства конкурирующей гипотезы со временем возрастают.

Сдвиг уровней

Предполагаемые объяснения могут быть неформально разделены на две широкие категории: те, которые связаны с действующими субъектами, их участием, намерением и тому подобным; и те, которые связаны с механизмом, физической причинностью, естественными процессами и тому подобным. Это различие, конечно, не является чистым (функционирующие артефакты обычно включают в себя и то, и другое), но достаточно полезно в грубом и готовом виде, и ниже объяснения, предполагающие агента, и механические объяснения соответственно будут использоваться в качестве удобных подпорок. Нет ничего плохого ни в общем различии, ни в конкретной терминологии.

Есть некоторые полезные паттерны, которые появляются в попытках объяснить сдвиг уровней, и ниже будут выявлены некоторые из более базовых паттернов.

(a) Объяснения, предполагающие действующего субъекта

Намерение, вмешательство и другие компоненты объяснений, касающиеся наличия действующего субъекта, очень часто могут быть отброшены на прежние уровни — во многом так, как утверждает ряд защитников телеологических аргументов. Упомянутый выше случай предполагаемого отравления богатого дяди племянницей является простым примером.

Например, предположим, что кто-то придерживается мнения, что круги на полях должны быть объяснены в терминах прямой инопланетной деятельности. Можно было бы, получив неопровержимое видео-доказательство производства человеком кругов на полях, все еще утверждать, что инопланетяне издалека контролировали мозг людей, о которых идет речь, и что, таким образом, ответственность за круги на полях все еще лежит на инопланетной деятельности. Хотя это отступление уровней сохраняет основное объяснение, оно, конечно, сопряжено со значительными издержками в виде присущей неправдоподобности.

И в некоторых случаях отодвинуть конкретную действующую волю на более низкий уровень кажется почти невыполнимой задачей. Предположим, что стандартным объяснением глобального потепления была человеческая деятельность, но что впоследствии появилось полное, совершенно адекватное, подтвержденное объяснение в терминах солнечных циклов. По-видимому, предполагаемая человеческая каузация будет объяснена негативно, и в таким случае будет трудно отступить на один уровень назад и доказать, что человеческая воля и деятельность на самом деле управляют солнечными циклами.

Тем не менее возможность изменения уровня, как правило, доступна с предлагаемыми объяснениями от наличия агента. И замысел, как правило, является объяснением, предполагающим агента.

(b) Механические объяснения

Вытеснение конкретных объясняющих факторов обратно на прежний уровень часто работает менее гладко в случаях чисто механических/физических объяснений, чем в интенциональных/агентных объяснениях.

Например, что именно сделает теплород, если его отодвинуть на уровень назад?

Хотя сдвиг уровней конкретных объяснительных факторов, по-видимому, работает менее легко в рамках чисто физических объяснений, попытки перемещения, связанные с общими физическими принципами, иногда могут избежать таких трудностей. Например, на протяжении веков детерминизм был основным фоновым компонентом научных объяснений (очевидно, что стохастические процессы объясняются эпистемически). Затем в начале XX века физика была в значительной степени преобразована в квантово-механическую картину природы как включающую в себя несводимый индетерминизм на фундаментальном уровне — очевидно, детерминистские явления теперь были тем, что было объяснено негативно. Однако де Бройль, Бом и др. (даже некоторое время Эйнштейн) пытались восстановить детерминизм, вернув его на еще более глубокий фундаментальный уровень с помощью теорий скрытых переменных. Хотя попытка ввести скрытые переменные обычно считается неудачной, ее провал не является провалом принципиальным.

Возможные разногласия

То, как мы оцениваем легитимность, правдоподобность или вероятность конкретного контробъяснения, будет иметь здесь существенный вес, а это, в свою очередь, будет в значительной мере зависеть, помимо прочего, от фоновых убеждений, обязательств, метафизических диспозиций и т.п. Если у кого-то есть предшествующая приверженность какому-то ключевому α (например, теизму, атеизму, натурализму, детерминизму, материализму или телеологии) или он присваивает высокий уровень этому α, то правдоподобие принятия предлагаемого (нового) объяснения как подрывающего, побеждающего или опровергающего α (и/или Σ) будет глубоко затронуто, по крайней мере на первых этапах.

Изменение концептуального ландшафта через предшествующие приверженности — это в равной мере эпистемическая необходимость и потенциальная ловушка. Настаивание на том, чтобы отодвинуть объяснительный фактор на уровень назад, часто является признаком сильной предшествующей приверженности того или иного рода. Несогласие по поводу более глубоких философских или иных принципов часто порождает расхождения в том, когда что-то было или не было негативно объяснено. Одна сторона, приверженная принципу, примет изменение уровня как воплощение более глубокого понимания соответствующего явления. Другая, отвергающая этот принцип, увидит отступление ad hoc с тем, чтобы защитить α, которое на самом деле было объяснено негативно и тем самым снято.

Возвращаясь к настоящему вопросу, сторонники аргументации от замысла, конечно же, отвергнут утверждение, что замысел, телеология, существование действующего субъекта и т.п. были объяснены либо наукой вообще, либо дарвиновской эволюцией в частности. Причины будут разными. Некоторые посчитают, что любая наука — включая дарвиновскую эволюцию — некомпетентна, чтобы сказать хоть что-либо в конечном счете о замысле, будь то положительное или отрицательное. (Это относится ко многим из авторов по обе стороны баррикад в споре о замысле.)

Некоторые будут рассматривать дарвиновскую эволюцию как несостоятельное условие (a), (b) и/или (с), утверждая, что дарвиновская эволюция не является объяснительно адекватной выбранным α, неадекватно подкрепляется доказательствами и вообще далека от того, чтобы превосходить объяснения соответствующих явлений от существования действующего субъекта. (Это относится к креационистам и некоторым — не всем — сторонникам «разумного замысла».) Некоторые будут утверждать, что дарвиновская неудача имеет место в пункте (d), ссылаясь, например, на концепцию информации, утверждаемую как существенную для эволюции, так и несущую в себе присутствие действующего субъекта. (Это относится к некоторым сторонникам теории разумного замысла; напр., Dembski 2002 и Meyer 1998.) Однако основное противоречие касается пункта (e).

Непрямая причинность, замысел и доказательства

Исторически случаи существования замысла фактически широко понимались как допускающие косвенный замысел и каузацию со стороны разумного агента, причем каузальные структуры, производящие соответствующие явления, сами преднамеренно проектировались с целью производства этих явлений [11].

 Сам Пейли, авторы «Бриджуотерских трактатов» и другие ясно дали понять, что вопрос о том, было ли что-то спроектировано или нет, в значительной степени отделим от рассматриваемых средств производства. Исторически утверждалось, что замысел в природе в конечном счете восходит к некоему разумному действию и что любой замысел, который мы находим в природе, не был бы — и не мог бы быть — там, если бы в конечном счете не был задействован разум. Но комментаторы (включая многих ученых), по крайней мере с начала XVII века (например, Фрэнсис Бэкон и Роберт Бойль), очень четко отличали творческое начало самой природы от вмешательства в пути природы. Например, еще за два столетия до Дарвина Бэкон писал (цит. в Whewell 1834: 358):

Бог… осуществляет и исполняет свою божественную волю не непосредственно и прямо, но по компасу; не нарушая Природы, которая есть его собственный закон творения.

Действительно, если бы рассматриваемые R прямо указывали на влияние разума, то средства производства — при непрерывной ли причинности или же при разрывной — имели бы минимальное доказательное значение. Таким образом, часто встречающееся в наше время утверждение о том, что все аргументы от замысла включают апелляцию к особому божественному вмешательству в истории природы — что вкратце аргументы от замысла являются аргументами «Бога разрывов», — представляет собой серьезную историческую (и нынешнюю) неточность (напр., Behe 1996).

Однако если R возникают в результате непрерывных цепочек естественных причинных процессов, то доказательное воздействие этих R снова грозит стать проблематичным и неоднозначным, поскольку на непосредственном уровне для них будет существовать a fortiori полное естественное причинное объяснение [12]. Замысел в таких случаях не будет играть непосредственной механистической объяснительной роли, являясь по сути избыточным. Но даже если бы такие концепции были объяснительно и научно избыточны на этом уровне, отсюда не следует, что они концептуально, алетически, инференциально или в каком-либо ином смысле избыточны в принципе.

Короче говоря, на приведенной выше картине дарвиновская эволюция не будет соответствовать условию (е) для объяснения замысла, что само по себе не является недостатком дарвиновской эволюции.

Но любой свободный от разрывов аргумент будет в решающей степени зависеть от того, зависят ли в конечном счете рассматриваемые R от их возможного возникновения в результате деятельности агента. Эта проблема может быть интегрирована обратно в измененную Схему 2 с заменой (6) на:

(6а) Выглядящие спроектированными свойства (R) (с наибольшей вероятностью) не могут быть получены средствами, полностью лишенными сознательности/намерения — то есть любые явления, проявляющие такие R, должны быть продуктом (по крайней мере косвенно) намеренного замысла.

Теперь основное внимание должно быть сосредоточено на том, могут ли законы и условия, необходимые для косвенного производства жизни, разумной жизни и т.д., сами быть независимы от намерения, замысла и разума в какой-то глубокой (возможно, изначальной, докосмической) точке. В последние десятилетия именно этот вопрос все настойчивее поднимается внутри научного сообщества.

Дальнейшие современные дискуссии о существовании замысла

Космологическая дискуссия: тонкая настройка

Интуитивно считается, что если бы законы физики были иными, то эволюция жизни не пошла бы по тому же самому пути.

Рассмотрим два примера:

1. Скорость расширения Вселенной представлена космологической постоянной Λ. Если бы Λ было немного больше, то не было бы никаких источников энергии, таких как звезды. Если бы оно было чуть меньше, то Большой взрыв быстро привел бы к Большому сжатию, в котором Вселенная сколлапсировала бы обратно в себя. Чтобы жизнь была возможной, Λ не может изменяться более чем на единицу на 1053 (Collins 2003).

2. Жизнь зависит, помимо всего прочего, от баланса углерода и кислорода во Вселенной. Если бы сильное ядерное взаимодействие отличалось на 0,4%, то ни того, ни другого было бы недостаточно для существования жизни (Oberhummer, Csótó, and Schlattl 2000). Изменение этой постоянной в любом случае «уничтожило бы почти весь углерод или почти весь кислород в каждой звезде» (Barrow 2002: 155).

Многие примеры тонкой настройки имеют отношение к образованию звезд. Звезды важны, так как жизнь требует множества элементов: кислорода, углерода, водорода, азота, кальция и фосфора. Звезды содержат единственный известный механизм для производства больших количеств этих элементов и поэтому необходимы для жизни. Ли Смолин считает, что при рассмотрении всех примеров точной настройки вероятность существования звезд во Вселенной равна 1 из 10229. «На мой взгляд, такая крошечная вероятность — это не что-то, что мы можем оставить необъясненным. Удача здесь уж точно не поможет; мы нуждаемся в каком-то рациональном объяснении того, как нечто столь маловероятное оказалось правдой» (Smolin 1999: 45). Смолин не просто утверждает, что все невероятные события требуют объяснения, а некоторые невероятные события являются особыми. (В покере каждый набор из пяти карт, сданных дилеру, имеет одинаковую вероятность, если предположить, что карты достаточно перетасованы. Если дилеру сдают пару на трех последовательных руках, то здесь не требуется никаких особых объяснений. Но если дилеру сдают на трех руках подряд флэш-рояль, то объяснение будет справедливо востребовано, и невероятность этого случая даже не сравнимо близка к величине той невероятности, о которой говорил Смолин.) Физики, писавшие о тонкой настройке, соглашаются со Смолиным, что она требует объяснения. Одно из объяснений состоит в том, что Вселенная, по-видимому, тонко настроена для существования жизни, потому что она буквально была создана для жизни разумным действующим субъектом.

Есть еще два других вида ответов на существование тонкой настройки: (i) она фактически не требует специального объяснения и (ii) существуют альтернативные объяснения существования теистического замысла. Давайте кратко рассмотрим их (см. также статью о тонкой настройке).

Объяснение не требуется

Были приняты три подхода, направленные на то, чтобы подорвать потребность в объяснении со стороны тонкой настройки.

Слабый антропный принцип

В некотором смысле необходимо, чтобы точно настроенные константы имели значения в допустимом для жизни диапазоне: если бы эти значения не были в пределах этого диапазона, человечества бы не существовало. Тонко настроенные константы должны принимать те значения, которые они имеют в первую очередь для того, чтобы ученые были удивлены их открытием. Собственно говоря, они и не могли обнаружить ничего другого.

Требование объяснений просто неуместно.

Эффект отбора наблюдений

Собер приводит близкий к упомянутому, но более сильный аргумент, основанный на эффектах наблюдательного отбора (Sober 2009: 77–80). Говорят, что Джонс ловит большое количество рыбы из местного озера, и вся выловленная рыба имеет длину более 10 дюймов. Пусть hвсе= «вся рыба в озере имеет длину более 10 дюймов» и h1/2= «половина рыб в озере имеет длину более 10 дюймов». Доказательство e таково, что P(e | hвсе) > P(e | h1/2). Теперь скажем, что Джонс обнаруживает, что его сеть покрыта 10-дюймовыми отверстиями, мешающими ему ловить любую мелкую рыбу. В этом случае e не отдает предпочтение одной гипотезе перед другой. Доказательство е — это артефакт самой сети, а не случайная выборка рыбы в озере.

Когда речь заходит о тонкой настройке, Собер считает hзамысел = «константы были введены в действие разумом, в частности Богом», а hслучайность = «константы — это то, что они есть, а именно вопрос неразумной случайности». Хотя интуитивно

P(константы как раз подходят для жизни | hзамысел) > P(константы как раз подходят для жизни | hслучайность),

нужно учитывать роль наблюдателя, который аналогичен сети в примере с ловлей рыбы. Поскольку человеческие наблюдатели могли обнаружить только константы в допустимом для жизни диапазоне, Собер утверждает, что правильными вероятностями являются

Р(вы наблюдаете, что константы истинны | hзамысел & вы существуете) = Р(вы наблюдаете, что константы истинны | hслучайность & вы существуете).

Учитывая это равенство, тонкая настройка не отдает предпочтение hзамысел перед hслучайность. Эффект выбора предотвращает любое подтверждение существования замысла.

Анализ Собера критикуется в работах Monton 2006 и Kotzen 2012. Также см. Jantzen 2014a: sec. 18.4. Мы должны отметить, что если Собер прав, то натуралистические объяснения тонкой настройки, рассмотренные ниже (в разделе 4.1.2), также ошибочны.

Вероятности неприменимы

Пусть C означает точно настроенный параметр с физически возможными значениями в диапазоне [0, ∞). Если предположить, что природа не склоняется к одному значению С более, чем к другому, то каждому единичному субинтервалу в этом диапазоне должна быть присвоена равная вероятность. Тонкая настройка вызывает удивление, поскольку разрешающий жизнь диапазон С является крошечным по сравнению с полным интервалом, что соответствует очень малой вероятности.

Как утверждают МакГрю, МакГрю и Веструп (McGrew, McGrew, and Vestrup 2001), дело в том, что, строго говоря, математические вероятности неприменимы в указанных обстоятельствах.

Поскольку диапазон C бесконечен, МакГрю и остальные заключают, что нет никакого смысла в том, что пригодные для жизни вселенные невероятны; эти вероятности математически не определены.

Одним из решений этой проблемы является усечение интервала возможных значений. Вместо того, чтобы позволять C варьироваться от [0, ∞), можно было бы сформировать конечный интервал [0, N], где N очень велик относительно допустимого для жизни диапазона C. Тогда распределение вероятностей можно было бы определить по усеченному диапазону.

Более строгое решение использует теорию меры. Мера иногда используется в физике как суррогат вероятности. Например, иррациональных чисел гораздо больше, чем рациональных. В терминах теории меры почти все реальные числа иррациональны, где «почти все» означает «все, кроме множества нулевой меры». В физике свойство, обнаруженное почти для всех решений уравнения, не требует объяснения; это то, чего следует ожидать.

 Например, нет ничего необычного в том, что булавка, балансирующая на своем кончике, падает.

Такое падение ожидаемо. Напротив, если бы действительно наблюдалось свойство, имеющее нулевую меру в соответствующем пространстве, например булавка, продолжающая балансировать на своем кончике, то это потребовало бы специального объяснения. Если предположить, что модель системы верна, то природа, по-видимому, сильно «предубеждена» против такого поведения (Gibbons, Hawking, and Stewart 1987: 736). Таким образом, аргумент в пользу тонкой настройки может быть изменен таким образом, что почти все значения C находятся вне допустимого для жизни диапазона. Поэтому тот факт, что наша Вселенная допускает существование жизни, нуждается в объяснении.

По-прежнему вызывает интерес вопрос о том, являются ли вероятности неприменимыми или же они были неправильно применены к космологической тонкой настройке. Дополнительные сведения см. в работах Davies 1992, Callender 2004, Holder 2004, Koperski 2005, Manson 2009, Jantzen 2014а, sec. 18.3 и Sober 2019: sec. 5.1. В работе Manson 2018 утверждается, что ни теизм, ни натурализм не дают лучшего объяснения для тонкой настройки.

Конкурирующие объяснения

Предполагая, что тонкая настройка действительно требует объяснения, можно использовать несколько подходов (Koperski 2015: sec. 2.4).

Научный прогресс

То, что Вселенная точно настроена для жизни, основано на современной науке. Но так же как в конечном итоге были объяснены многие другие аномалии, может быть объяснена и точная настройка. Наука может в один прекрасный день найти натуралистический ответ, устраняющий необходимость в существовании замысла. Предложения по этому вопросу см. в работах Harnik, Kribs, and Perez 2006 и Loeb 2014.

Хотя это популярная позиция, она, конечно же, скорее является обязательством, а не объяснением. Обращение к тому, что еще только может быть открыто, само по себе не является конкурирующей гипотезой.

Экзотическая жизнь

Вполне возможно, что жизнь может существовать во Вселенной со значениями параметров, которые мы обычно не считаем допустимыми для жизни.

Главная трудность этого предположения состоит в том, что вся жизнь требует средств для преодоления второго закона термодинамики. Жизнь нуждается в энергии из окружающей среды. Поэтому любая мыслимая форма жизни должна иметь системы, которые допускают что-то вроде метаболизма и дыхания, что, в свою очередь, требует минимальной сложности (например, не может быть никаких одномолекулярных форм жизни). Однако многие примеры тонкой настройки не допускают такой сложности. Если бы не было, например, звезд, тогда не было бы стабильного источника энергии и не было бы механизма для получения более тяжелых элементов в периодической таблице. В такой вселенной будут отсутствовать химические строительные блоки, необходимые для того, чтобы живое существо получало энергию из окружающей среды и тем самым противостояло притяжению энтропии.

Мультивселенная

Хотя шансы на победу в лотерее невелики, ваши шансы, очевидно, увеличатся, если вы купите несколько миллионов билетов. Та же идея применима и к самому популярному объяснению тонкой настройки: мультивселенной.

В то время как большинство вселенных в мультивселенной были бы непригодны для жизни, то согласно этому аргументу, наша — одна из немногих, где все константы имеют требуемые значения.

В то время как философская литература о мультивселенной продолжает пополняться (см. Коллинз 2014, Collins 2012 и Kraay 2014), многие доводы против нее разделяют общую предпосылку: мультивселенная сама по себе не является достаточным объяснением тонкой настройки. Следовало бы больше узнать о способе возникновения вселенных. По аналогии, только то, что колесо рулетки имеет 38 ячеек, еще не гарантирует, что вероятность выпадения ячейки «25 красное» равна 1/38.

Если с колесом были проведены какие-либо манипуляции — например, с помощью магнитов, — чтобы предотвратить такой исход, то вероятность этого может быть чрезвычайно мала. Если со столом были бы проведены манипуляции и все же ячейка «25 красное» была бы фактическим победителем, то это потребовало бы специального объяснения. Точно так же, если свойство имеет в пространстве возможных вселенных нулевую меру и все же это свойство наблюдается, то его существование по-прежнему требует объяснения (Earman 1987: 315). Это верно независимо от того, является ли пространство вселенных конечным или же бесконечно большим. Чтобы объяснить тонкую настройку, сторонник мультивселенной все равно должен был бы показать, что вселенные, допускающие жизнь, не имеют нулевой меры в пространстве всех вселенных (Koperski 2005: 307–309).

Биологическая дискуссия: движение «Разумный замысел»

Громкое развитие аргументации от замысла приблизительно за последние двадцать лет включает в себя то, что стало известно как движение «Разумный замысел» (РЗ). Хотя существуют различные вариации, оно обычно включает в себя усилия по построению аргументов от замысла с учетом различных современных научных разработок (прежде всего в биологии, биохимии и космологии) — разработок, которые, как считают большинство сторонников РЗ, одновременно выявляют неадекватность основных объяснительных теорий (условие (а)) и предлагают убедительные доказательства существования замысла в природе на некотором уровне (снова условие (е)).

Защитники РЗ предлагают два специализированных R — нередуцируемую сложность (Behe 1996) и определенную сложную информацию (Dembski 1998, 2002) [13]. Хотя различия здесь иногда размыты, в то время как аргументы РЗ, включающие каждый из этих R, как правило, являются аргументами от белых пятен, дополнительное внимание к отражающим разум аспектам природы обычно более заметно в аргументах РЗ, ссылающихся на определенную сложность, чем в аргументах, ссылающихся на нередуцируемую сложность.

Это движение вызвало в свой адрес громкую критику и противодействие. Оппоненты выдвинули ряд возражений против РЗ, включая, среди прочего, следующие утверждения: о том, что сторонники РЗ просто неправильно истолковали соответствующую науку; что даже там, где наука верна, эмпирические доказательства, приводимые сторонниками существования замысла, не являются существенными основаниями для выводов от замысла; что существование явно превосходящих альтернативных объяснений приведенных явлений подрывает убедительность случаев РЗ; что теории от замысла не являются легитимной наукой, а являются лишь замаскированным креационизмом, аргументами «Бога из разрывов», религиозно мотивированными и т.д.

Мы не будем продолжать этот спор здесь, а лишь отметим, что даже если будет доказано, что РЗ не может считаться настоящей наукой, что спорно [14], это само по себе не продемонстрирует несовершенство аргументов от замысла как таковых.

Во всяком случае, поток желчи в нынешней дискуссии об РЗ говорит о том, что речь идет о гораздо большем, чем уместность отдельных выводов из конкретных эмпирических свидетельств.

Живучесть мысли о замысле

Вопрос заключается в следующем: почему аргументы от замысла остаются такими прочными, если эмпирические доказательства ведут к неоднозначным выводам, аргументы логически противоречивы, а заключения громогласно оспариваются? Один из возможных ответов состоит в том, что они действительно являются более крепкими аргументами, чем допускают большинство философских критиков. Другой возможный ответ заключается в том, что интуиции от замысла вообще не опираются на выводы. Эта ситуация может быть схожей с дискуссиями о существовании внешнего мира, существовании других сознаний и ряда иных знакомых вещей. Шотландский философ здравого смысла XVIII века Томас Рид (как и его современные последователи) утверждал: мы так устроены, что в некоторых нормально реализованных эмпирических обстоятельствах просто обнаруживаем, что на самом деле имеем непроизвольные убеждения о таком мире, о других сознаниях и т.д. Это объясняет, почему историко-философские попытки реконструировать аргументы, с помощью которых такие верования либо возникали, либо оправдывались, были такими печально известными неудачами — неудачами, перед лицом которых обычная вера тем не менее счастливо и беспомощно продвигалась вперед. Если бы подобный непроизвольный механизм порождения веры действовал в отношении интуиций от замысла, это также объяснило бы, почему аргументативные попытки не были универсально убедительными, но почему все-таки идеи, основанные на существовании замысла, не исчезают, несмотря на предполагаемую несостоятельность таких аргументов.

Некоторые выдающиеся фигуры фактически считали, что мы можем более или менее взвешенно определить, что различные вещи в природе являются кандидатами на приписывание им замысла — что они в необходимых отношениях выглядят спроектированными. Некоторые, как, например, Уильям Уэвелл, считали, что мы можем перцептивно идентифицировать некоторые вещи как нечто большее, чем просто как кандидатов на существование замысла (Whewell 1834: 344). Томас Рид также придерживался своей точки зрения в этой области [15], и юмовский Клеант внес свои предложения в этом направлении.

Если бы процессы происходили так, то РЗ, пытаясь установить научную связь с существованием замысла в смысле выводов из эмпирически определенных доказательств, неверно истолковал бы фактическую основу для верования в существование замысла, как и аргументы от замысла в целом. Возможно, в этом отношении показательно то, что научное теоретизирование обычно включает в себя большую долю креативности и что получающиеся в результате теории обычно новы и неожиданны.

Заключение

Восприятие невероятной сложности и красоты вещей в природе — будь то биологических или космических — и восхищение ими несомненно склонили многих людей к мыслям о целесообразности и замысле в природе и помогли утвердиться в своих взглядах тем, кто уже принимает точку зрения замысла. Статус соответствующих аргументов, конечно, является предметом не только данного спора, но температура его, похоже, растет.

И независимо от того, что мы думаем об этих аргументах в данный момент, до тех пор, пока природа имеет власть влиять на наши чувства (даже Кант признавал, что «звездное небо над нами» ее имеет), убеждения относительно спроектированности и аргументы от замысла вряд ли исчезнут бесследно.

Примечания

1. Ниже приведено несколько противоречивое толкование Пейли. В более поздних местах «Естественной теологии» язык Пейли звучит очень сравнительно (см., например, Paley 1802 [1963]: 37ff). Отметим также, что Пейли был обвинен в плагиате этого материала голландским автором Бернардом Ньйувентитом (Jantzen 2014: 168–169).

2. В этой связи см. также Glass and Wolfe 1986: 17–19. См. также McPherson 1965: 79; Sober 1993: 34–35.

3. Как отмечает Эллиотт Собер, если аргумент не является аналогическим, то «критика Юма полностью теряет свою остроту» (Sober 1993: 33).

4. В начале XIX века в Германии «была разработана очень целостная теория, основанная на телеологическом подходе, которая являлалась постоянным плодородным источником для развития биологической науки по ряду различных направлений исследований» (Lenoir 1982: 2). Джон Хедли Брук и другие продвигают схожие идеи.

5. Попытки привести доводы в пользу телеологии в природе см. в Boyle 1688 и Janet 1844.

6. См., напр., Ratzsch 2001: ch. 8.

7. На самом деле Джон Фостер утверждает: «Единственной примитивной рациональной формой эмпирического вывода является вывод к наилучшему объяснению» (Foster 1982–3: 89; курсив мой). В более позднем отрывке фигурирует та же самая строчка, но с добавлением «(недедуктивного)» после «эмпирического» (Foster 1985: 227).

8. Для дальнейшего обсуждения см. Ratzsch 2003: 124–144.

9. Мы должны отметить, что если возможная вариация и случайная мутация влекут за собой то, что рассматриваемые события были незапланированными, то обращение к случайности не означает, что такие события необъяснимы. Как правило, в науке существует хотя бы частичное объяснение случайных событий, но на более глубоком объяснительном уровне. Случайное поведение шариков для пинг-понга, используемых в лотерейном автомате, частично объясняется природой упругих столкновений и геометрией шариков. Аналогичным образом, случайные мутации имеют биохимические объяснения, которые включают влияние окружающей среды (например, излучение) и ошибки копирования при производстве клеток.

10. Некоторые из направлений, исследованных здесь, были первоначально предложены Рацшу Давидом ван Бааком (David van Baak, в личной беседе). Подробнее о различии между «объяснить» (explaining) и «отговариваться» (explaining away) см. Rott 2010: 67–68; Glass 2012.

11. Одно немного отличающееся описание этого хода, как результата самой науки, находим у Уэвелла:

Мы верим, что показали, что понятие замысла и цели переносится исследованиями науки не из области наших знаний в область нашего невежества, а просто из области фактов в область законов. (Whewell 1834: 349)

12. Как Ч. Д. Брод замечает в этой связи (Broad 1925: 86):

До тех пор, пока мы воспринимаем материальную систему как действующую и не ставим под сомнение ее происхождение, нет причин, по которым характерное ей поведение не должно быть сразу телеологическим и не должно подвергаться полному механистическому объяснению.

13. В работах Jantzen 2014a и Sober 2019 предлагается критика подходов Бэхе и Дембски к сложности и к существованию замысла. См. о трудностях превращения «сложности» в строгое понятие Jantzen 2014a: ch. 14.

14. См. Ratzsch 2001 и 2005. Например, даже если бы усилия по защите РЗ были религиозно мотивированы (а это так не во всех случаях), это мало что говорило бы о правильности самих теорий РЗ.

15. См. Ratzsch 2003 для более подробного обсуждения Reid.

Библиография

●        Дарвин, Чарльз, 2001 [1872]. Происхождение видов путем естественного отбора, или Сохранение благоприятных рас в борьбе за жизнь, 2-е изд., доп.; пер. с 6 изд. (Лондон, 1872), Санкт-Петербург: Наука.

●        Докинз, Ричард, 2015, Слепой часовщик. Как эволюция доказывает отсутствие замысла во Вселенной, Москва: Corpus.

●        Коллинз, Роберт, 2014, «Телеологический аргумент: исследование тонкой настройки вселенной». Новое естественное богословие, под ред. Уильяма Крейга и Джеймса Морленда, Москва: ББИ, с. 237–332.

●        Пенроуз, Роджер, 2011. Новый ум короля. О компьютерах, мышлении и законах физики. М.: УРСС, ЛКИ.

●        Честертон, Г.К., 2016, «Этика эльфов». Ортодоксия, Минск: БПЦ.

●        Юм, Дэвид, 1996, «Диалоги о естественной религии». Соч.: В 2 т., Москва: Мысль, т. 2, с. 379–482.

●        Babbage, Charles, 1838. Ninth Bridgewater Treatise: A Fragment, London: J. Murray.

●        Barrow, John D. 2002. The Constants of Nature, New York: Pantheon Books.

●        Behe, Michael, 1996. Darwin’s Black Box, New York: Free Press.

●        Boyle, Robert, 1685–6. Free Inquiry into the Vulgarly Receiv’d Notions of Nature, in Hall 1965, pp. 150–153.

●        –––, 1688. A Disquisition about the Final Causes of Natural Things, London: John Taylor.

●        Broad, C.D., 1925. The Mind and its Place in Nature, London: Kegan Paul.

●        Callender, Craig, 2004. “Measures, Explanations and the Past: Should ‘Special’ Initial Conditions Be Explained,” British Journal for the Philosophy of Science, 55(2): 195–217.

●        Collins, Robin, 2003. “Evidence for Fine-Tuning,” in God and Design: The Teleological Argument and Modern Science, edited by Neil A. Manson, 178–99. New York: Routledge.

●        –––, 2012. “Modern Cosmology and Anthropic Fine-Tuning: Three Approaches,” in Georges Lemaître: Life, Science and Legacy, edited by Rodney D. Holder and Simon Mitton. Berlin; Heidelberg: Springer.

●        Crick, Francis, 1988. What Mad Pursuit, New York: Basic.

●        Darwin, Charles, 1887. Life and Letters of Charles Darwin, Vol. 1, Francis Darwin (ed.), New York: D. Appleton.

●        –––, 1902 [1995]. The Life of Charles Darwin, Francis Darwin (ed.), London: Senate.

●        –––, 1987. Charles Darwin’s Notebooks, 1836–1844. Transcribed and edited by Paul Barrett, Peter Gautrey, Sandra Herbert, Dave Kohn and Sydney Smith, Ithaca: Cornell.

●        Davies, Paul, 1992. The Mind of God, New York: Simon & Schuster.

●        –––, 1995. Are We Alone?, New York: Basic.

●        Dembski, William, 1998. The Design Inference, Cambridge: Cambridge University Press.

●        Earman, John. 1987. “The SAP Also Rises: A Critical Examination of the Anthropic Principle,” American Philosophical Quarterly, 24(4): 307–17.

●        Edwards, Jonathan, 1980. The Works of Jonathan Edwards Wallace Anderson (ed.), Volume 6: Scientific and Philosophical Writings, New Haven: Yale University Press.

●        Fitelson, Brandon, 2007. “Likelihood, Bayesianism, and Relational Confirmation,” Synthese, 156: 473–489.

●        Foster, John, 1982–3. “Induction, Explanation and Natural Necessity,” Proceedings of the Aristotelian Society, 83: 87–101.

●        Foster, John, 1985. A. J. Ayer, London: Routledge & Kegan Paul.

●        Gillispie, Neal C., 1990. “Divine Design and the Industrial Revolution: William Paley’s Abortive Reform of Natural Theology,” Isis, 81: 213–229.

●        Glass, Marvin and Julian Wolfe, 1986. “Paley’s Design Argument for God,” Sophia, 25(2): 17–19.

●        Gibbons, G. W., S. W. Hawking, and J. M. Stewart, 1987. “A Natural Measure on the Set of All Universes,” Nuclear Physics B, 281(3–4): 736–51.

●        Hall, Marie Boas, 1965. Robert Boyle on Natural Philosophy, Bloomington: Indiana University.

●        Harnik, Roni, Graham Kribs, and Gilad Perez, 2006. “A Universe without Weak Interactions,” Physical Review D, 74(3), doi:10.1103/PhysRevD.74.035006

●        Harrison, Edward, 1985. Masks of the Universe, New York: Macmillan.

●        Holder, Rodney D., 2004. God, the Multiverse, and Everything: Modern Cosmology and the Argument from Design, Aldershot: Ashgate.

●        Hoyle, Frederick, 1982. “The Universe: Past and Present Reflections,” Annual Review of Astronomy and Astrophysics, 20: 1–35.

●        Janet, Paul, 1884. Final Causes, 2nd edition, Robert Flint (trans.), New York: Charles Scribner’s Sons.

●        Jantzen, Benjamin C., 2014a. An Introduction to Design Arguments, New York: Cambridge University Press.

●        –––, 2014b. “Piecewise versus Total Support: How to Deal with Background Information in Likelihood Arguments,” Philosophy of Science, 81(3): 313–31.

●        Kingsley, Charles, 1890. Water Babies, London: Macmillan.

●        Koperski, Jeffrey. 2005. “Should We Care about Fine-Tuning?” British Journal for the Philosophy of Science, 56(2): 303–19.

●        –––, 2015. The Physics of Theism: God, Physics, and the Philosophy of Science. Malden, MA: Wiley-Blackwell.

●        Kotzen, Matthew, 2012. “Selection Biases in Likelihood Arguments,” British Journal for the Philosophy of Science, 63(4): 825–39.

●        Kraay, Klaas. 2014. God and the Multiverse: Scientific, Philosophical, and Theological Perspectives. Routledge.

●        Lenoir, Timothy, 1982. Strategy of Life, Chicago: University of Chicago Press.

●        Lipton, Peter, 1991. Inference to the Best Explanation. 1st Edition. London: Routledge.

●        Loeb, Abraham, 2014. “The Habitable Epoch of the Early Universe,” International Journal of Astrobiology, 13(4): 337–339.

●        Manson, Neil (ed.), 2003. God and Design: The teleological argument and modern science, New York: Routledge.

●        –––, 2009. “The Fine-Tuning Argument,” Philosophy Compass, 4(1): 271–86.

●        –––, 2018. “How Not to Be Generous to Fine-Tuning Sceptics,” Religious Studies, first online 21 September 2018, doi:10.1017/S0034412518000586

●        McGrew, Timothy, Lydia McGrew, and Eric Vestrup, 2001. “Probabilities and the Fine-Tuning Argument: A Sceptical View,” Mind, 110(440): 1027–38.

●        McPherson, Thomas, 1965. The Philosophy of Religion, London: Van Nostrand.

●        Meyer, Stephen, 1998. “DNA by Design: An inference to the best explanation for the origin of biological information,” Rhetoric & Public Affairs, 1: 519–555.

●        –––, 2009. Signature in the Cell: DNA and the Evidence for Intelligent Design, New York: HarperOne.

●        Monton, Bradley. 2006. “God, Fine-Tuning, and the Problem of Old Evidence,” British Journal for the Philosophy of Science, 57: 405–24.

●        Murray, Michael (ed.), 1999. Reason for the Hope Within, Grand Rapids: Eerdmans.

●        Oberhummer, H.H., A. Csótó, and H. Schlattl. 2000. “Fine-Tuning of Carbon Based Life in the Universe by Triple-Alpha Process in Red Giants,” Science, 289: 88–90.

●        Paley, William, 1802. Natural Theology, Indianapolis: Bobbs-Merrill, 1963.

●        Peirce, Charles S., 1955. Philosophical Writings of Peirce, Justus Buchler (ed.), New York: Dover.

●        Ratzsch, Del, 2001. Nature, Design and Science, Albany: SUNY Press.

●        Rott, Hans, 2010. “Idealizations, Intertheory Explanations and Conditionals,” in Belief Revision Meets Philosophy of Science (Logic, Epistemology, and the Unity of Science, Volume 21), edited by E. J. Olsson and S. Enqvist, 59–76, New York: Springer.

●        –––, 2003. “Perceiving Design,” in Manson 2003, pp. 124–144.

●        Smolin, Lee. 1999. The Life of the Cosmos, New York: Oxford University Press.

●        Sober, Elliott, 1993. Philosophy of Biology, Boulder: Westview.

●        –––, 2003. “The Design Argument” in Manson 2003, pp. 27–54.

●        –––, 2009. “Absence of Evidence and Evidence of Absence: Evidential Transitivity in Connection with Fossils, Fishing, Fine-Tuning, and Firing Squads,” Philosophical Studies, 143(1): 63–90.

●        –––, 2019. The Design Argument. Elements in the Philosophy of Religion, Cambridge: Cambridge University Press. doi: 10.1017/9781108558068

●        Whewell, William, 1834. Astronomy and General Physics Considered with Reference to Natural Theology, London: William Pickering.