концепции

Поделиться статьей в социальных сетях:

в избранное

Социальная онтология

Ссылка на оригинал: Stanford Encyclopedia of Philosophy

Впервые опубликовано 21 марта 2018 года.

Социальная онтология изучает природу и устойчивые характеристики социального мира. Она занимается анализом различных феноменов, возникающих в рамках социального взаимодействия.

Одной из ключевых тем социальной онтологии является анализ социальных групп. Существуют ли в действительности социальные группы? Если да, то сущностями какого рода они являются, и каким образом они возникают? Отличается ли социальная группа от совокупности людей, которые являются ее членами, и если да, то в чем состоит это различие? Какими характеристиками обладает социальная группа? Может ли она обладать интенцией (намерениями), убеждениями и быть субъектом действия? Если да, то каковы необходимые условия для этого?

Предметом изучения социальной онтологии также могут быть деньги, корпорации, институты, собственность, социальные классы, раса, гендер, артефакты, произведения искусства, язык и право. Сложно четко обозначить границы этой области исследований (см. раздел 2.1). Однако в целом феномены, которые изучает социальная онтология, значимы и для социологического анализа: большинство исследований по социальной онтологии относится к сфере социальных наук (см. разделы 5.1–5.8).

Кроме того, социальная онтология затрагивает фундаментальные вопросы о природе социального мира. Первый тип вопросов касается элементов социального в целом. Например, согласно некоторым теориям, социальные сущности являются совокупностью психологических состояний отдельных людей; сторонники других теорий утверждают, что они являются совокупностью действий; сторонники третьих — совокупностью практик. Есть и такие теории, согласно которым в принципе не существует границы между социальным и не-социальным.

Другой тип вопросов, относящихся к природе социального мира, касается того, как конструируются или устанавливаются социальные категории. Являются ли эти категории производной от наших установок, порождением языка или причинно-следственных связей? Существует ли один единственный принцип формирования социальных категорий, или же их множество?

История

Ниже представлено краткое описание ключевых тем и разработок социальной онтологии на протяжении всей истории ее существования. Более подробное изложение истории социальной онтологии представлено в приложении к статье (см. ниже)

Дискуссии о происхождении социальных сущностей: от Античности до Нового времени

Центральным вопросом школы софистов (школы греческой философии V века до н.э.) было напряжение между, с одной стороны, physis, природой, и, с другой — nomos, сферой закона и обычаев. Обсуждались, в частности, вопросы справедливости, закона и языка: укоренены ли они в physis или в nomos?

Античные философы исследовали взаимосвязь человеческого и природного вкладов в формирование окружающего мира. Однако они уделяли не слишком много внимания тому, что именно делают люди для создания социального мира: они писали о соглашениях, договорах, конвенциях, привычках, законах, обычаях и т.д., не пытаясь отделить эти феномены друг от друга. В раннее Новое время социальные феномены стали более разнообразны, и теории об их происхождении значительно расширились. В XVII–XVIII веках были разработаны следующие подходы к их изучению:

• Социальные сущности как результат общественного договора (covenant):

Гоббс в «Левиафане» (1651) утверждает, что государство (commonwealth) возникает в результате договора людей между собой [1]. Анализ Гоббса отличается проницательностью: люди, которые учреждают commonwealth — это те, кто является членами commonwealth. Он анализирует общественный договор в терминах соглашений и предлагает разбор подобных соглашений. Важной частью этого анализа является объяснение того, что делает соглашения обязательными.

• Социальные сущности как результат перовоначального соглашения:

В качестве альтернативы гоббсовскому «общественному договору» представитель просвещенного легизма Самуэль Пуфендорф в De Officio Hominis et Civis (1673) («О должности человека и гражданина по закону естественному») использует термин conventio (соглашение) как основание закона и языка. Пуфендорф утверждает, что соглаcие не обязательно должно быть выражено эксплицитным образом. Существуют так называемый негласные соглашения, пакты (pactum), о существовании которых мы, возможно, даже не догадываемся [2]. Юм значительно расширил исследование таких соглашений и порождаемых ими социальных феноменов (Юм 1965). Сфера влияния соглашений, таким образом, включает в себя не только право, собственность и язык, но также деньги, правительство, справедливость, различного рода обещания.

• Социальные сущности как творения Бога и природы

В XVII веке роялист Роберт Филмер в «Патриархе или естественной власти королей» (1680) утверждает, что государственная власть является по своей сути отеческой. Предполагается, что нет никакой разницы между авторитетом отца в масштабах семьи и монарха в масштабах государства. Резкая критика Филмера представлена в «Двух трактатах о правлении» (1689, рус пер. 2014) Дж. Локка. Хотя Локк также рассматривает Бога и природу в качестве источника государства и собственности, он отвергает сравнение государства с семьей, утверждая, что политическая власть укоренена в естественных правах человека и все люди созданы равными.

• Социальные сущности как продукты индивидуального сознания:

Теория Локка о «номинальных сущностях» актуальна для современных исследований в области социальной онтологии, хотя сам Локк не соотносил номинальные сущности именно с социальным миром. Номинальная сущность — это определение вида или рода вещей, которые люди формируют в своем сознании из идей. Люди создают эти определения, наблюдая за вещами в мире и пытаясь их классифицировать на основании внешних признаков. Образование номинальных сущностей, как их определяет Локк, связано с деятельностью сознания: они формируются по ассоциативному принципу на основе присутствующих в разуме идей. Более того, их конструирование индивидуалистично: номинальная сущность, сформированная тем или иным человеком, полностью определена его психической жизнью.

(См. также разделы 2.3, 3 и 4, где описаны современные подходы к изучению элементов и истоков социальных сущностей.)

Индивиды, совокупности и целостность

Развитие науки и возросший интерес к вопросам политического управления позволили теоретикам провести аналогию между, с одной стороны, устоявшимися областями науки — изучением небесных тел, химических веществ и организмов, — и, с другой стороны, современными областями экономики и общества. Стремление к развитию науки об обществе определило иной фокус внимания в социальной онтологии, по сравнению с более ранними теориями. В то время как античные философы и философы Нового времени в основном исследовали истоки социальных сущностей или их зарождение, эти теоретики уделяли большее внимание анализу социальных сущностей на основании их составных частей.

Философы Шотландского Просвещения полагали, что социальный порядок возникает из совокупности взаимодействующих друг с другом индивидов, даже если такой эффект взаимодействия не был преднамеренным. «Нации спотыкаются об установления, которые представляют собой несомненно человеческое деяние, хотя и непреднамеренное», — пишет Фергюсон в 1767 году (Фергюсон 2000:189)

В более поздних попытках развить строгую науку о социальном мире просматривается аналогичное представление о составных элементах общества. Дж. Ст. Милль опирается на творчество Конта периода 1830–1842 годов [3], утверждая, что социальная наука является разделом психологии. Общество, согласно Миллю, представляет собой совокупность человеческих умов, а задачей социальных наук является выведение законов, которые управляют такими совокупностями (Милль 2011). В целом, его подход к анализу социальных феноменов может быть назван психологистским: социальные феномены Милль выводит исключительно из психологических состояний отдельных людей. (Интерпретация психологизма и его экспансия становятся важной темой в индивидуализме XX века; см. разделы 3.1 и 3.2.)

Историцизм (традиция в немецкой философии XVIII-XIX вв.) перевернул отношения между индивидуальным и социальным. Вместо того, чтобы отдавать предпочтение человеку, философы этого направления утверждают приоритет общества над индивидом. Последний является продуктом общества, в котором он воспитан. Гегель утверждает, что даже самосознание — это не то, чем человек может обладать независимо от других. Наличие самосознания зависит от ощущения собственной индивидуальности, понимаемой как отдельность, отличность от других, которая проявляется лишь во взаимодействии с ними (Гегель 1992). Кроме того, Гегель, следуя за Гёльдерлином, развивал идею «Мировой души» (или «Мирового духа»), абсолютного человеческого духа, проявлениями которого являются индивидуальные действия. Гегелевский абсолютный дух иногда используется в качестве примера «онтологического холизма», то есть идеи о том, что социальные сущности являются фундаментальными, независимыми или автономными, а не производными от индивидов или не-социальных сущностей.

Криминологи XIX века (см. Лебон 2017, Сигеле 2011, Тэн 2015, Ferri 1884) исследовали психологические аспекты толпы — ее импульсивность и иррациональность. Тард предположил, что механизмы, которые отвечают за эти свойства, коренятся в индивидуальной психологии и межличностном взаимодействии (Тард 2011). Дюркгейм критиковал подобные объяснения, заявляя, что через индивидуалистические законы нельзя адекватно объяснить как психологию толпы, так и другие социальные явления (Дюркгейм 1995). Дюркгейм утверждал, что «социальные факты» являются реальностью sui generis, независимой от индивида, и они обладают способностью влиять на его действия. В социальной онтологии Тард и Дюркгейм часто рассматриваются как представители «индивидуализма» и «холизма» соответственно, и их позиции лежат в основании современных дискуссий (см. раздел 3).

Конструирование социальных категорий

Социальный критицизм XIX века вновь поставил вопрос об источниках социальных категорий. В философии тщательно исследовались общепринятые и общеизвестные категории, в том числе используемые в наших повседневных практиках. Со временем обнаружилось, что у них есть более темные и более широкие основания, чем те, что мы можем предположить. В связи с этим встал вопрос о метафизических источниках и природе социальных категорий, а также мотивации их использования.

В одном из разделов «Капитала», озаглавленном «Товарный фетишизм и его тайна», Карл Маркс утверждает, что определенные социальные категории, которые могут казаться естественными, на самом деле являются продуктами социально-экономических отношений между людьми (Маркс 1950). Идею сконструированности социальных сущностей считали основополагающей для социальной критики и последующие философы. Так, например, Лукач (Лукач 2003) утверждает, что капитализм активно «овеществляет» социальные сущности — то есть превращает явления, возникающие из репрессивной экономической системы, в черты мира, которые мы считаем естественными (Лукач 2003).

Фридрих Ницше применяет исторический или «генеалогический» метод в «Генеалогии морали» (1887, рус. пер. 2014) для критики основных категорий христианской морали. Оспаривая идею о том, что эти категории являются основополагающими для человеческой природы, он видит в них орудия преднамеренной борьбы за власть. Так, например, идеалы смирения и самоотречения были введены предводителями возмущенного населения, чтобы подорвать аристократические ценности греко-римского общества. Согласно Ницше, источники таких категорий в значительной степени являются когнитивными и интенциональными, а не вытекающими из материальных отношений, как утверждал К. Маркс.

Представители Франкфуртской школы, особенно Теодор Адорно и Макс Хоркхаймер, опираются на Маркса и Ницше, чтобы доказать не только то, что социальный мир становится для нас «второй природой» но и то, что текущий социальный порядок поддерживается — по крайней мере частично — нашим отношением к социальным сущностям и категориям как возникшим естественным путем и следствиями подобного отношения (Адорно, Хоркхаймер, 1997; Адорно, 2003). Обнаружение социальных категорий становится центральным пунктом последующей социальной критики: для разрушения деспотических структур необходимо сначала выявить социальную природу повседневного мира. Разработки Франкфуртской школы оказали влияние в том числе на современную феминистскую и расовую теорию (см. раздел 5.4).

Социальная онтология: проблема демаркации

Социальное vs не-социальное

Социальная онтология — это, прежде всего, исследование социальных сущностей и неотъемлемых свойств социального как такового. Но что является социальным? Как провести границу между социальным и не-социальным? Не все теории социальной онтологии проводят подобное различение, но многие опираются на него. Майкл Братман, например, занимается изучением общих (букв.: совместно разделяемых) намерений (интенций) (shared intentions) социальной группы с точки зрения знаний и интенций отдельных ее членов (Bratman 1993, 2014). Его социологический проект призван объяснить загадку возникновения коллективных интенций с помощью анализа индивидуальных психических состояний, являющихся не-социальными. В целом можно сказать, что «психологические» теории социального мира, наследующие позицию Дж. Ст. Милля, непременно отделяют понятие социального от не-социального. Согласно этим теориям, все социальные факты заведомо определены психологическими особенностями индивидов.

Уровень социального в иерархии наук находится на особом счету и аналитически отделяется от других «низших уровней» (Конт 1972; Oppenheim and Putnam 1958). Сама классификация наук, предполагающая иерархию, зачастую ставится под вопрос (см. напр. Wimsatt 1976, Thalos 2013). Даже если к некоторым областям науки применимо подобное разделение на уровни, в сфере социального оно столкнется с исключительными трудностями.

Так, например, XIX веке толпа рассматривалась как парадигматический социальный объект. Однако в последние годы подобное утверждение уже не кажется очевидным. Маргарет Гилберт, например, не решается приписывать толпе социальность: последняя, как она утверждает, возникает из норм и обязательств, которые соответствуют отнюдь не каждой толпе. Согласно Гилберт, социальность группы зависит от наличия совместных обязательств (joint commitment) (Gilbert 1989). У других философов и социологов мы находим как схожие выводы о границах и признаках социального, так и отрицание критериев демаркации социального и не-социального как таковых (см. Greenwood 1997).

В социологии было предпринято несколько попыток вычленить базовые социальные сущности — например, социальные законы (Милль 2011, Спенсер 1996), социальные факты (Дюркгейм 1995; Mandelbaum 1955), социальные группы (Oppenheim & Putnam 1958, Gilbert 1989, Tuomela 2013); человечество (Boyd 1991, 1999b; Millikan 1999, Mallon 2016); институциональные факты (Сёрл 1999), социальные объекты и свойства (Macdonald & Pettit 1981, Ruben 1985), социальные предикаты (Kincaid 1986), социальные практики (Bourdieu 1977; Гидденс 2005; Schatzki 1996); и социальные процессы (Уайтхед 1990, Rescher 2000, Livet & Nef 2009). Некоторые из перечисленных теорий сосредотачиваются на той или иной категории в силу ее значимости, однако не утверждают, что она является всеобъемлющей и охватывает весь социальный мир. В иных случаях выбор падает на ту или иную категорию социальных сущностей именно потому, что она претендует считаться всеобъемлющей. При этом теория может стремиться установить исчерпывающее определение: например, может утверждаться, что все социальные объекты состоят из отдельных людей, взаимодействующих друг с другом, или что все социальные свойства супервентны на индивидуалистических свойствах, или что все социальные факты основаны на физических фактах. Как показывают эти примеры, категория социальных сущностей, которая находится в фокусе той или иной теории, связана с тем, каким образом в этой концепции определяется «детерминация» (подробнее об этом см. раздел 2.3).

Для многих теоретиков отдельные люди парадигматически не-социальны. Однако многие философы утверждают, что индивиды социально конституированы (см. разделы 1.2, 3.1.2 и разделы А. 3. 2 и А. 4.2 приложений по истории социальной онтологии). Таким образом, некоторые проекты в социальной онтологии занимаются поиском золотой середины, учитывая социальную природу индивидов и в то же время принимая во внимание социальное с точки зрения индивидуального (см. раздел 3.2.2).

Один из возможных способов интерпретации «не-социальных сущностей» состоит в том, что они включают в себя только объекты физики, химии, биологии и других «точных наук». По мнению некоторых теоретиков, даже они являются социально сконструированными и поэтому относятся к социальной стороне различения (Pickering 1984, Woolgar 1988). Но даже если предположить, что объекты точных наук являются не-социальными, для практических целей, таких как определение совокупности не-социальных вещей, этого может оказаться недостаточно. В конечном итоге социальная теория стремится сказать нечто большее, чем просто то, что социальный мир так или иначе сформирован на основании физических сущностей (см. раздел 3.1.4). В разделе 3 обсуждаются различные подходы к определению составных частей социального.

Онтологическое vs. каузальное

Во многих случаях однозначное различение провести нетрудно. Битва на Сомме, например, является частью Первой мировой войны, но является для нее не причиной, а конститутивным элементом. Так, битва на Сомме связана с Первой мировой онтологически, не каузально. Тройственный союз, сложившийся в 1882 г., напротив, связан с войной каузально, а не онтологически.

Тем не менее, в других случаях это неочевидно: не всегда удается определить, когда отношения между сущностями онтологические, а не каузальные. В случае с Тройственным союзом мы могли бы утверждать, что его каузальная связь с началом войны обусловлена лишь хронологической последовательностью этих событий. Однако время как единица измерения — не лучший критерий. Даже при том, что причины всегда должны предшествовать их последствиям, выявление каузальных связей осложняется тем фактором, что события происходят в течение длительного времени. Так, например, погода в январе 1916 связана с Первой мировой войной лишь каузально, а не онтологически, хотя война шла и до, и после этого месяца. Более того, каузация может быть и одновременной, и обратной (см. статью об обратной каузации (причинности) (backward causation)).

Однако более серьезное затруднение состоит в том, что онтологические отношения между событиями не обязательно предполагают их синхронность. Например, для того чтобы психическое состояние было воспоминанием, оно должно быть вызвано тем же событием, о котором оно является воспоминанием. Точно так же то, что след является отпечатком стопы, частично связано с историческими событиями: отпечаток должен быть сделан в результате нажима на поверхность (Dretske 1988, Stalnaker 1989).

Чтобы человек стал Президентом США необходимо, чтобы выборы предшествовали этому событию. В то же время существуют теории о том, что социальная сущность может только онтологически зависеть от синхронных фактов в мире. Классический структурализм, история которого связана с именем Ф. де Соссюра (1916), рассматривает социальные сущности как синхронические (а не диахронические), причем социальная структура в момент времени t является результатом совокупности ментальных состояний индивидов в момент времени t (см. раздел 4.1). Теория институциональных фактов Дж. Сёрла (Сёрл 1999; Searle 2010) также рассматривает социальные сущности как синхронически зависимые: институциональные факты в момент времени t являются продуктом коллективной интенциональности в момент времени t в сочетании с фоном исторических событий, который Сёрл называет «задним планом» (background). Разработки в различных областях, однако, подтверждают онтологическое влияние исторических фактов. Среди них можно выделить теории семантического содержания (Kripke 1972, Putnam 1975, Davidson 1987), биологические и социальные формы (Millikan 1984), произведения искусства (Levinson 1980), артефакты, то есть объекты, созданные человеком (Bloom 1996, Thomasson 2003).

Наличие каузальных эффектов может быть критерием реальности той или иной сущности (Gellner 1956, Bhaskar 1975, Elder-Vass 2010). Каузальная структура также рассматривается в качестве определяющей для различных сущностей. Некоторые теоретики предполагают, что индивидуации видов способствуют их каузальные роли (Fodor 1974; Khalidi 2015). Ряд исследователей биологических и искусственных видов считают репродуктивные паттерны составной частью механизма индивидуации видов. Кроме того, некоторые теоретики считают каузальные петли

характерными для человеческих видов (см. раздел 4.3.3). Сложность здесь состоит в том, чтобы отличить каузальные факторы, являющиеся частью описания онтологии, от тех, которые «просто» связаны причинно-следственным образом.

В более полном виде дискуссия вокруг «каузального» и «конститутивного» социального конструирования изложена в: Kukla 2000, Haslanger 2003. Дискуссия вокруг не-каузальной детерминированности отношений представлена в современной литературе об «обосновании» и «онтологической зависимости»: см. Rosen 2010, Audi 2012, Correia & Schnieder 2012, Fine 2012, Raven 2015, а также статьи о метафизическом обосновании и онтологической зависимости.

Что означает «строительство» социального мира?

Как было показано в разделе 1 (а также в приложении), в социальной онтологии целесообразно выделить два направления исследований. Первое связано с анализом конститутивных элементов социальных сущностей и их неотъемлемых свойств, второе — с анализом метафизических оснований социальных форм и категорий.

В качестве иллюстрации различения этих направлений можно рассмотреть такую категорию, как жертвоприношение животных. Оно представляет собой разновидность ритуального действия, имеющего место и в традиционной, и в современной культурах. Границы этого явления непросто обозначить. Жертвоприношение животных — это не то же самое, что ритуальное убийство, несмотря на имеющиеся сходства: животные, убитые в обоих случаях, могут быть съедены; оба могут подчиняться определенным правилам и выполняться в определенных условиях; как для жертвоприношения, так и для убийства могут потребоваться специально обученные люди. Так, первый этап исследования природы жертвоприношения животных будет состоять в прояснении условий, при которых что-либо может относиться к данной категории: каковы базовые характеристики жертвоприношения, или каковы его конститутивные элементы?

После решения этого вопроса мы сталкиваемся с рядом онтологических вопросов, касающихся истоков такой категории, как «жертвоприношение животных». Какого рода условия и возможности (социальные, интеллектуальные, практические и т.д.) в мире определяют существование подобной категории? В силу чего эта категория обладает свойствами, наличие которых было установлено на первом этапе исследования?

Главной задачей, которую необходимо решить для ответа на оба вопроса, будет прояснение понятия «строительство», конструирование (building).

«Строительство» в вопросе о конститутивных элементах социальных категорий

Что имеют в виду исследователи (такие как Братман), утверждая, что интенции (намерения) группы являются суммой интенций отдельных ее членов? Или, как Дрецке (Dretske 1988), что следы «частично состоят» из касания ногой поверхности Земли? Социальная сущность — будь то интенция группы или отпечаток ноги — стоит в некотором отношении (О1) к другим сущностям (намерениям членов группы или хронологически предшествующему шагу). Чем является это отношение О1, и можем ли мы говорить лишь об одном таком отношении, а не о множестве способов того, как социальные сущности конструируются их элементами?

Прояснить утверждения о построении социальных сущеностей поможет обращение к различным формам супервентных отношений (см. статью о супервентности), которое позволяет ясно и четко сформулировать имеющиеся различения. Может быть, социальные характеристики Сената США всецело определяются свойствами входящих в него сенаторов? Или свойствами всего населения США? Или просто — всего населения Земли? Это различение можено проясненить с помощью понятия «глобальная супервентность» (см. Macdonald & Pettit 1981, Currie 1984, Kincaid 1986, Epstein 2009). Тем не менее, у применения понятия супервентности существуют и недостатки (см. Fine 2001, Shagrir 2002, K. Bennett 2004a, Correia 2005). В исследованиях, посвященных конструированию социального мира, часто обсуждаются различные виды отношений и вне супервентности: идентичность, отношения часть-целое, слияние, агрегация, отношения членства, конституирование, обоснование (см. раздел об онтологической зависимости, Copp 1984, Ruben 1985, Baker 2004, Sheehy 2006, Effingham 2010, List & Pettit 2011).

«Строительство» в исследовании формирования социальных категорий

В вопросе о появлении социальных категорий характер отношений как таковых обсуждается реже. Отдельные теории о возникновении социального мира включают теории конвенциональности (theories of convention), закона и права, коллективного согласия, структуры, практик и т.д. (см. раздел 4). В теории права можно встретить утверждение о том, что законотворческие системы появляются в силу особых убеждений и практик членов сообщества. Здесь совокупность социальных сущностей (законодательных систем) стоит в некотором отношении О2 к совокупности других сущностей — убеждений и практик членов сообщества. Отношения категории О2 могут быть как тождественными отношениям О1, так и отличаться от них: эта тема остается малоизученной.

Эпштейн (Epstein 2015) утверждает, что отношения О1 и О2 являются различными отношениями — отношениями «обоснования» и «укоренения» (или «закрпеления») (anchoring). В этом смысле можно сказать, что темы, которые рассматривались в разделе 3, относятся к обоснованию социальных фактов, а в разделе 4 — к закреплению социальных категорий и видов.

Прояснение отношений «строительства» в этой области способствует пониманию того, что даже один вид т.н. «строительных блоков» может играть различные роли в формировании социального мира. В некоторых теориях, например, утверждается, что социальные сущности строятся из психологических состояний отдельных людей, но психологические состояния играют различные роли в первом исследовании (см. раздел 3.1), и во втором (см. раздел 4.1).

Конститутивные элементы социального мира

На какие части можно разделить толпу или корпорацию? Каковы необходимые и достаточные условия того, чтобы событие расценивалось как жертвоприношение животного? В силу каких фактов Массачусетс является штатом США?

Некоторые теории стремятся дать максимально общие ответы на подобные вопросы. Они пытаются подставить что-то на место X в следующей формуле: все социальные сущности исчерпывающе определяются (или конституируются, или вытекают из (supervene on), или получают обоснование в) сущностях вида Х. Эти теории, таким образом, утверждают наличие некоторой «базы детерминации», основы для социальных образований. Существенная часть таких теорий заполняет место Х чем-то строго внесоциальным. Остальные соглашаются с тем, что что можно анализировать конститутивные элементы социальных сущностей, но выступают против того, что эти составляющие могут быть не-социальными. Есть и теории, вовсе отвергающие подобный вопрос. Так или иначе, все эти теории различным образом отвечают на вопрос о том, что представляет собой «детерминация» и как могут конструироваться социальные сущности (см. раздел 2.3).

Другие теории менее амбициозны. Они не предлагают основание для всех социальных сущностей, а фокусируются на определенной совокупности сущностей. Задача может быть еще скромнее — проанализировать определенные социальные объекты с точки зрения других элементов социального: как, например, батальон с точки зрения отдельных взводов, или целую отрасль через отдельные корпорации.

Многие позиции по этим вопросам берут начало в дискуссиях двадцатого века между индивидуализмом и холизмом (ср. O’Neill 1973, Udehn 2001, Zahle & Collin 2014a). Индивидуализм представляет собой несколько размытое утверждение, что социальное строится исключительно из индивидуального, т.е. из отдельно взятых людей. Холизм представляется еще более загадочным и нечетким: утверждается, что социальные сущности являются в некотором смысле (онтологически) фундаментальными, сущностями sui generis. В ряде современных исследований предпринимаются попытки более детально изложить аргументы обеих сторон (ср. List & Spiekermann 2013, Epstein 2014a, а также статью о методологическом холизме в социальных науках); другие современные исследования вовсе отвергают это различение.

Не-социальные строительные элементы

В частности, выдвигается серьезное утверждение о том, что взаимосвязь между социальным и не-социальным такова, что социальные сущности могут быть редуцированы к нескольким не-социальным (см. статью о редукции в науке). Есть и менее радикальные утверждения: тезис об абсолютной супервентности (см. раздел 2.3) социальных свойств над не-социальными.

Психологизм

Психологизм — это точка зрения, согласно которой социальные факты формируются на основании психологических состояний отдельных людей. Эта концепция восходит к Миллю (Милль 1843) (см. раздел 1.2., а также А.3.1. в приложении об истории социальной онтологии). Взгляды Милля были развиты его последователями в области «общественного сознания» (см., например, Тард 2009, 2015). Представители экономической теории в конце XIX — начале ХХ вв. также были приверженцами психологизма (Jevons 1871, Wicksteed 1910, Pareto 1916), как и теоретики середины ХХ века (Поппер 1992, Watkins 1952). Термин «психологизм» может ввести в заблуждение. Карл Поппер, например, использует его как уничижительную характеристику определенной методологии в социальных науках. Тем не менее, когда дело доходит до онтологии, он следует за Миллем (Поппер 1992).

Большинство исторических версий психологии являются «интерналистскими» в том, что касается содержания ментальных состояний: последнее рассматриваются как зависящее только от того, что у человека «в голове». («Экстерналистский» психологизм обсуждается в разделе 3.2.1.; также см. дискуссию вокруг экстернализма vs интернализма в статье экстернализм относительно ментального содержания)

Психологизм является утверждением об онтологии; он совместим с утверждением об обусловленности психологических состояний не-психологическими факторами. Так, например, вера Джейн в том, что ветер дует, частично вызвана дуновением ветра. Но в рамках интернализма ее психологическое состояние относится к вопросу о работе мозга или иных психологических факторах, тогда как сам ветер из рассмотрения исключается. В соответствии с позицией психологизма, социальный мир определен исключительно внутренними психическими состояниями.

Психологизм распадается на несколько направлений, когда речь заходит о том, кому принадлежат социальные состояния, определяющие социальную сущность. Некоторые теории признают «абсолютную зависимость»: они рассматривают тот факт, что Галлий и Тиберий являются рабами, как зависящий от психологических состояний большей части населения, а не только Тиберия и Галлия (Currie 1984). Другие теории признают «локальную зависимость». Так, например, множество исследований в области групповых установок утверждает, что убеждения конкретной группы зависят только от установок членов этой группы (Tuomela & Miller 1988, Bratman 1993, List & Pettit 2002).

В теориях групповых установок, которые упоминались выше, утверждается, что групповые установки определяются не столько психологическими состояниями группы в целом, а, скорее, конкретными установками некоторых из ее членов. Для более масштабных версий психологизма (вроде психологизма Милля) характерна меньшая конкретизация проблемы того, какие именно психологические состояния являются определяющими.

Кроме того, подходы различаются и в вопросе о том, какие именно социальные сущности определяются психологическими состояниями. Теории групповых установок, например, ограничиваются притязаниями лишь на групповые установки. Представители других подходов (например, Милль и Поппер) исходят из того, что психологические состояния исчерпывающе определяют социальные факты в целом.

Атомизм

В рамках социального атомизма (или атомистического индивидуализма) утверждается, что социальный мир построен из отдельных людей, которые рассматриваются как «атомы». Как указывает Ч. Тейлор (Taylor 1985), термин «атомизм» в основном используется противниками этой позиции, то есть его характеристика часто зависит от цели, которую преследует оппонент. Однако чаще всего атомизм понимается как комбинация двух утверждений — о том, что общество построено из отдельных людей, а они, в свою очередь, являются независимыми друг от друга.

В теориях, которые применяют методы статистической физики к анализу общества, термин «атомизм» используется в буквальном смысле. Цель подобного подхода состоит в моделировании общества как большого скопления людей, подобно тому, как жидкости и газы являются скоплениями молекул, а муравьиные стаи — муравьев. Среди исторических примеров такого подхода можно отметить «Социальную систему и законы, ею управляющие» А. Кетле (рус. пер. 2020), а также сочинения Г. Спенсера (Спенсер 1996). Среди современных исследований можно упомянуть модели социофизики и эконофизики (см. Chakrabarti и др. 2007). Простейшие из этих моделей предполагают, что индивидуальные взаимодействия подчинены определенным правилам, а общество или рынок рассматриваются как скопление взаимодействующих индивидов.

Некоторые теории обвиняются в атомизме, поскольку они рассматривают индивидов как изолированных и не взаимодействующих друг с другом. Неоклассическая экономическая теория иногда подвергается критике на основе этого обвинения; другие указывают, что даже в базовых неоклассических моделях отношения между индивидами так или иначе включены в функционирование рынков, схемы ценообразования и др. (см. Samuelson 1966, Arrow 1994).

Термин «атомизм» также используется в отношении теорий, которые пренебрегают каузальным или историческим влиянием общества на индивидов. Такие концепции могут полностью игнорировать социальную обусловленность, рассматривая индивидуальные предпочтения как экзогенные или заданные части социальной модели. «Атомизм» в этом смысле применяется к гоббсовским взглядам, т.е. взглядам, признающим «естественное состояние» и рассматривающим развитие общества, начиная с несоциальных индивидов, которые сталкиваются друг с другом (см. Pettit 1993).

Тела, действия, ресурсы

Исследователи в некоторых областях отказались от психологиситского подхода к строительным элементам социального. В психологизме утверждается, что социальные науки суть науки о едином для общества «сознании» или «душе». Так или иначе, социальные науки изучают не только социальные мысли, но и действия, что предполагает наличие более широкого основания, определяющего социальное как таковое, т.е. более обширный набор блоков, из которых строится социальный мир. В конечном итоге действия — это не то же самое, что мысли или поведение, а вовлеченность в мир.

Даже бихевиоризм (Скиннер 2017) отказывается от идеи, что социальное строится из внутренних психологических состояний. Напротив, признается, что основой научного исследования в рамках психологии и социальных наук может быть лишь внешнее, наблюдаемое поведение человека. Тем не менее, у бихевиоризма и психологизма больше сходств, чем различий: в первом «внутренние состояния сознания» заменяются на отражения сознания в поведении (outputs), а социальное признается полностью детерминированным этими отражениями (см. статью о бихевиоризме).

Более поздние теории отходят от психологизма и вводят дополнительные сущности в основание социального мира. Гарольд Кинкайд, например, утверждает, что социальное супервентно как на индивидуальных свойствах, так и на индивидуальных отношениях и действиях (Kincaid 1986). В других теориях утверждается, что в число конститутивных элементов социального также входят ресурсы и другие свойства мира в целом. Так, многие микроэкономические модели учитывают как переменные не только характеристики отдельных людей, но и совокупность ресурсов, которыми они обладают, или такие вещей, как капитальные блага или географическое положение. Другой пример — «ресурсная теория» Эдит Пенроуз (Penrose 1959). Пенроуз утверждает, что фирмы (корпорации, торварищества и т.д.) следует понимать как совокупности различных ресурсов, включая недвижимость, средства производства и обработки материалов (material processes).

Несмотря на наличие подобных примеров, часто остается неясным, действительно ли в таких теориях товары и ресурсы онтологически связаны с социальными сущностями, или же они рассматривают ресурсы как то, что каузально связано с социальными сущностями, но не участвует в их конституировании. Более того, даже в моделях, которые включают в анализ ресурсы, часто только индивидуальные выборы представляются как обладающие каузальной силой: ресурсы не имеют никакого каузального значения, за исключением того, что они опосредованы установками и действиями индивидов. Несмотря на то, что теория фирмы Пенроуз фокусируется на «способностях», понимаемых в качестве знаний и навыков человека, последующая литература большее внимание уделяет способностям как примеру ресурсов (см. напр. Teece и др. 1997).

Это рассматривается ниже, в разделе 3.2.

Физикализм

Для наиболее влиятельных теорий, отстаивающих несоциальную природу компонентов социального, характерен индивидуализм как в узком, так и в широком смысле. Либо социальное полностью определено только психологическими состояниями отдельных людей, либо к этому прибавляются также поведение, телесность и действия, либо же к этому прибавляется совокупность ресурсов, закрепленных за индивидами. Альтернативой является полное отрицание индивидуализма и рассмотрение фундамента социального как включающего (по крайней мере потенциально) какие-либо физические сущности (см. Epstein 2009, Hindriks 2013, Ylikoski 2014). Физикализм часто понимается как концепция, рассматривающая все, в том числе социальные, факты в мире как физические (см. статью о физикализме в настоящей энциклопедии).

Физикализм, понятый таким образом, оказывается крайне спорной концепцией. Во-первых, даже если все это справедливо, мы почти ничего не можем сказать об основаниях социального. Физикализм в лучшем случае может выступать в качестве отправной точки социальной онтологии. Некоторые исследователи в этой сфере предлагали альтернативные подходы к стратификации и построению иерархий (Wimsatt 1976, 1994; Potochnik 2010; Potochnik & McGill 2012; Thalos 2013), а П. Иликоски (Ylikoski 2014) применяет их к социальному миру. Но эти подходы в основном предназначены для того, чтобы осмыслить те или иные уровни научной методологии, а не для утверждения онтологической детерминации.

Во-вторых, возникают сложности как в определении физикализма, так и в том, чтобы убедиться, что он обладает эвристическим потенциалом. Для того, чтобы прояснить центральный тезис физикализма, необходимо очертить границы того, что может считаться «физическим» (как и для того, чтобы прояснить концепцию индивидуализма, требуется обозначить то, что считается «индивидуальным»). Если физические сущности являются не-социальным фундаментом, который подводится под социальное, то необходимо, что социальные элементы были исключены из этого основания (см. разделы 3.2. и 3.3., где раскрывается граница между социальным и несоциальным). Кроме того, необходимо установить соотношение между тем, что рассматривается как факт, и физическим как таковым. Считаются ли социальные факты, например, физическими? (См. раздел 2.3.1., где описаны аналогичные схемы интерпретации индивидуализма).

В-третьих, остается неясным, насколько оправдан физикалистский подход. На самом деле, некоторые социальные сущности кажутся хорошими контрпримерами по крайней мере для некоторых версий физикализма. Одной из широко обсуждаемых проблем супервентной интерпретации физикализма является проблема «обоснования» модальных свойств совпадающих объектов (K. Bennett 2004b). Классическим примером, используемым при рассмотрении совпадающих объектов, является произведение искусства (статуя) и глина, использованная в качестве материала для этой статуи (Gibbard 1975). Другие социальные сущности также хороши для подтверждения этой позиции: например, парадоксы Гилберта о двух различных социальных группах с аналогичными членами этих групп (Gilbert 1987) и более широкое рассмотрение подобных случаев Эпштейном (Epstein 2015).

Социально сконструированные «строительные элементы»

Множество исследователей в области социальной онтологии отвергают подходы, описанные в разделе 3.1. Они полагают, что искать фундамент социального в сфере не-социального — бесполезно. Однако это не означает, что они полностью отказываются от анализа социального. Напротив, они пытаются обозначить границы социального с точки зрения других социальных компонентх.

Некоторые из проектов этого направления претендуют на то же самое, что и проекты, представленные в последнем разделе. То есть они предлагают совокупность сущностей, исперпывающе определяющих социальный мир; однако эти сущности тоже социальны. Другие проекты более умеренны: они нацелены на частичное, а не исчерпывающее определение.

Точно так же, как можно разбить автомобиль на шасси, двигатель, трансмиссию и т. д., можно было бы разбить социальные образования на более мелкие составляющие, даже если это не приведет к исчерпывающему анализу и не прояснит природу частей самих по себе.

Для проектов, которые пытаются предложить исчерпывающий анализ социального с точки зрения других социальных компонентов, задача состоит в том, чтобы избежать круга в объяснении. Если мы, к примеру, хотим объяснить природу воды, вряд ли мы сможем взять на себя смелость сказать, что она состоит из «водных элементов». С подобным затруднением мы сталкиваемся и тогда, когда беремся утверждать, что социальная сущность х онтологически детерминирована социальной сущностью у; а последняя, в свою очередь, отчасти онтологически детерминирована х.

Экстерналистский психологизм

Одно из направлений психологизма придерживается экстерналистскиого подхода к психическим состояниям. Экстернализм является концепцией, согласно которой психические состояния онтологически зависят от положения дел во «внешнем» мире. Так, например, утверждается, что содержание понятия «вода» для определенного человека отчасти зависит от образцов воды, с которыми человек сталкивается в масштабе окружающей его территории. Точно так же содержание понятия Правительство США в некоторой степени зависит от Правительства США, существующего вне сознания (см. статью экстернализм относительно ментального содержания)

Это направление психологизма рассматривает социальное как полностью детерминированное внешними психическими состояниями. 

(Mandelbaum 1955, Gellner 1956, Goldstein 1958). Более однозначная концепция экстернализма была разработана Р. Бхаргавой и Ф. Петтитом, следовавшими за С. Крипке и Х. Патнэмом (Kripke 1972; Putnam 1975; Bhargava 1992; Pettit 1993). Ф. Петтит утверждает, что экстерналистский психологизм является качественной версией индивидуализма. Подобно классическому психологизму, он полагает, что социальные феномены полностью определены ментальными состояниями. Последние в этом контексте, однако, рассматриваются как отчасти конституированные внешними элементами.

Если говорить более точно, в рамках экстерналистского психологизма фундамент социального мира может быть представлен одним видом (отчасти социальных) сущностей. Однако такой подход сталкивается с трудностями. Во-первых, избегать круга в объяснении, при котором социальные сущности зависят установок тех сущностей, которые зависят от самих социальных сущностей. Во-вторых — и это куда более серьезная задача — продемонстрировать надежность именно этого фундамента для социального сущего. Согласно этой точке зрения, внешний мир входит в фундамент, определяющий социальное — но только тогда, когда он является конститутивным элементом установок. Это представляется довольно странным, но, когда внешний мир не является составной частью установок, он не играет никакой роли и в детерминации социального.

Социальное конструирование индивидуального

Другие теоретики утверждают, что люди или «Я» являются социально сконструированными. Э. Гуссерль утверждает, что даже содержание индивидуальных чувственных восприятий обусловлено совокупностью сознающих субъектов, среди которых находится отдельно взятое сознание. Так, субъективность зависит от интерсубъективности (Гуссерль 2004: §71; Гуссерль 2001: §55-60)

Подобный взгляд, отчасти схожий с описанным выше экстерналистским психологизмом, можно рассматривать как в некотором смысле индивидуалистический. Здесь не утверждается, что социальный мир обусловлен несоциальными или досоциальными индивидами, однако подчеркивается прямая зависимость социального от индивидуального. Гуссерль заявляет, что социальный мир — это сообщество интерсубъективно конституированных монад [4].

Многие определения «Я» как социального конструкта имплицитно отождествляют его с индивидуальным сознанием, разумом или совокупностью ментальных состояний. Так, например, Гегель утверждает, что самосознание — и, как следствие, существование Я — зависит от признания другими (см. разделы 1.2., а также А.3.2. в приложении). Для М. Шелера фундаментальным видом опыта является сопереживание, ответное переживание и чувства на чувства другого человека (Шелер 2017). Дж. Г. Мид утверждает, что индивидуальный опыт и самосознание проявляется через матрицу социальной коммуникации (Мид 1997). П. Бергер и Т. Лукман считают конституирующим элементом индивида социальные роли, которые он интернализирует (Бергер, Лукман 1995). А.Ч. Макинтайр, в свою очередь, признает источником конституирования Я социальные нарративы (Макинтайр 1984).

Другие концепции фокусируются на социальном конституировании тела и телесности. Так, например, М. Фуко и Дж. Батлер полагают, что теория субъекта должна задействовать конструирование телесности в той же мере, в которой она рассматривает ментальные состояния. Тела, согласно этим концепциям, в значительной степени произведены дискурсивностью и социальной властью. Следует, однако, различать выводы о конститутивных элементах Я и телесности как таковых и более общие суждения о формировании видов и категорий. По крайней мере, в определенной степени описанные выше теории — это теории о том, как нарративы и практики формируют категории для классификации тел (см. разделы 4.4 и 5.4).

Неполный и смешанный анализ

Не обязательно предлагать исчерпывающее описание социального мира или анализировать социальные сущности «от и до» на каком-то фундаментальном уровне, чтобы сделать вклад в развитие социальной онтологии. Может быть полезным даже частичное, неполное описание одной конкретной социальной сущности с точки зрения других.

Так, например, определенный тип преступлений на почве ненависти может быть эффективно проанализирован как частично состоящий из речевого акта. Этот метод может быть успешно применен к социальной науке или праву, независимо от того, можем ли мы многое сказать о природе речевых актов. Модели общего равновесия в экономике разрабатываются по большей части для представления совокупности домашних хозяйств (а не отдельных лиц), ресурсоемкости, совокупности фирм, товаров и других объектов — вроде облигаций и правительства (Mas-Colell и др. 1995: Гл. 19). В подобных моделях онтологический анализ неявным образом уже осуществлен и заключается в разложении экономических систем на компоненты. Описанный метод используется и в социальной теории, где анализ социальных сущностей производится в том числе посредством их разложения на части.

К. Поппер и его ученики предложили новую (смешанную) методологию социальных наук, в соответствии с которой предпочтение отдается индивидуалистическим объяснениям в локальном контексте или ситуации; при этом в качестве фоновых условий рассматриваются институты, которым приписывается экзогенность. Эта методология известна как «институциональный индивидуализм» (Agassi 1975, J.S. Coleman 1990, Jarvie 1998, Udehn 2001). Подобные разработки, однако, являются не утверждениями о природе социального, а подходом к методологии. Такие модели не связаны с онтологическими утверждениями как о природе этих сущностей, так и о том, какие социальные сущности составлены из тех или иных элементов. Поппер, например, придает особое значение институтам в социальном объяснении, но в то же время пишет о психологистской онтологии самих институтов (и всех социальных сущностей).

Практики и воплощенная агентность

Наиболее известными в этой традиции являются П.Бурдьё (Bourdieu 1977) и А. Гидденс (2005), но, помимо них, представителями «теории практик» также считаются М. Фуко, Г. Гарфинкель, Дж. Батлер, Б. Латур, Ч. Тейлор, Ш. Ортнер и Т. Шацки.

Практика — это «способ осуществления» некоторой деятельности, включающая в себя то, как представители определенной культуры думают, ведут себя, говорят, чувствуют и взаимодействуют с объектами окружающей среды. Рассмотрим, например, способ приготовления пищи в той или иной культуре. Такая практика предполагает телесные движения, которые воспроизводят люди; наличие объектов в окружающей среде, с которыми люди взаимодействуют рутинным образом; явное знание и фоновые знания, а также намерения (интенции) и серию выборов. Согласно этой теории, индивиды всегда вовлечены в реализацию тех или иных практик, границы которых шире, чем тело и сознание конкретного вовлеченного в практику индивида. Бурдьё считает, что практика полностью определяется совокупностью объективно наблюдаемых форм поведения. В других теориях утверждается приоритет типа над токеном [5]: нет смысла говорить, что практика супервентна на способах ее реализации, поскольку они индивидуируются через отсылку к практике.

Некоторые теории практик так или иначе можно определить как индивидуалистские. Теория практик в основном касается телесной активности — того, как люди двигаются, ведут себя и действуют согласно определенным навыкам. Агенты в этом смысле являются «носителями» практик (Reckwitz 2002, Rouse 2007). Тем не менее, практика включает в себя не только установки и представления тех, кто ее реализует, но и объекты в мире: кастрюли, плиты, овощи и соусы входят в состав кулинарных практик. Более того, индивидуальная деятельность зависит от социальной: она частично конституируется культурными практиками, примерами которых является.

Подходы: нисходящий и плоский 

Хотя в социальной онтологии принято выделять индивидуализм и холизм как два полюса дискуссий, разнообразие позиций, изложенных в разделах 3.1. и 3.2, свидетельствует о том, что индивидуализм является не единственной альтернативой холизму. Даже среди концепций, утверждающих, что социальное строится из несоциальных компонентов, есть как индивидуалистические, так и неиндивидуалистические альтернативы холизму.

«Холизм» тоже не является чем-то единым и определенным. Некоторые теории дуалистичны: предлагается разделение сфер индивидуального и социального, сродни картезианскому различию между телом и разумом. Есть и монистические теории: их представители считают социальное фундаментальным, или имеющим онтологический приоритет. Другие теории настаивают на «плоской» онтологии: сущности всех видов находятся в равновесии; нет онтологического приоритета одной сущности над другой.

Дуализм

Применительно к сфере социального дуализм можно рассматривать как теорию о том, что социальные и не-социальные сущности — такие как общества и индивиды, структуры и единичные агенты — различны по своей природе, то есть качественно, а не количественно. В дискуссиях вокруг индивидуализма и холизма середины ХХ века представителей последнего воспринимали как приверженцев дуализма в различных его проявлениях (см. Jarvie 1972, O’Neill 1973). Сторонники холизма не отрицали существование не-социального: они утверждали, что социальное не может быть редуцировано к совокупности единичных сущностей.

На аргументацию в концепции социального дуализма сильно повлияли разработки в области проблемы соотношения тела и сознания. Так, например, социологи адаптировали антидуалистические стратегии, впервые разработанные в области философии cознания, — особенно «нередуктивный (супервентный) физикализм», восходящий к Д. Дэвидсону, Х. Патнэму, Дж. Фодору, Дж. Киму и др. Применительно к сфере сознания этот подход предполагает, что при попытке сведения психических свойств и фактов к физическим мы можем столкнуться с серьезными проблемами, даже принимая тот факт, что психическое полностью детерминировано физическим. Философы в области социальных наук перенесли этот принцип на социальные сущности в виде «нередуктивного индивидуализма»: существуют препятствия, которые не позволяют редуцировать социальные феномены к индивидуальным, хотя социальное во многом обусловлено индивидуальным (Macdonald & Pettit 1981; Mellor 1982; Currie 1984; Kincaid 1986, 1997, 1998; Tuomela 1989; Little 1991; Bhargava 1992; Pettit 1993, 2003; Hoover 1995, 2001a, 2009; Stalnaker 1996; Sawyer 2002, 2005; Schmitt 2003a; List & Spiekermann 2013). В последнее время философы ставят под вопрос эти рассуждения, поскольку не дается адекватного описания «супервентной основы» (supervenience base) (см. разделы 3.1.3 и 3.1.4). Эти философы поддерживают базовую актидуалистическую аргументацию, однако отрицают, что составные элементы социального следует понимать через призму «индивидуалистического»: они настаивают на том, что существует более широкий спектр этих составных частей.

Онтологический приоритет социального

Другая версия социального холизма — скорее монистическая, нежели дуалистическая. Отказываясь от утверждения двух (или более) субстанциальных сфер — социального и не-социального, — холизм рассматривает социальные сущности как онтологически приоритетные или фундаментальные, а индивидов и другие сущности — как онтологически производные от них. Такой вид монизма отсылает к Гегелю (см. раздел А.3.2 в приложении) и английскому идеализму, представленному Ф. Брэдли (1893) и Т. Грином (1866).

Некоторых социальные теоретики середины прошлого века также придерживаются этой позиции. Следуя тезисам Соссюра (1916; рус.пер. 1999) об онтологическом приоритете языковой системы над отдельным знаком, классический структурализм провозглашает приоритет структуры над индивидуальным. В первоначальных приложениях этой концепции к антропологии роли в культурной системе анализировались с точки зрения системы в целом. Однако к 1960-м годам этот подход стал применяться не только к ролям, но и к самим индивидам. Альтюссер (Althusser 1965) и Балибар (Balibar 1965), например, отстаивают «теоретический антигуманизм», в котором каузальное объяснение является преимущественно структурным:

Люди появляются в теории только как элементы, поддерживающие отношения, которые предусмотрены структурой; формы, в которых проявляется их индивидуальность, являются лишь предписанными, детерминированными эффектами этой структуры (Balibar 1965).

В структурном функционализме, восходящем к Толкотту Парсонсу (Парсонс 2018), также признается приоритет социальной структуры над индивидуальной агентностью. Парсонс часто подвергается серьезной критике (Гарфинкель 2007): считается, что он рассматривает индивидуальное действие лишь как проявление социальных функций. Затруднение здесь состоит в том, что не всегда ясно, приписываем ли мы социальному онтологический приоритет над индивидуальным, когда пользуемся соотношением часть-целое в качестве объяснительной модели. Функциональные системы, даже те, которые лишают индивидов свободы действовать самостоятельно, тем не менее могут быть исчерпывающе обоснованы сущностями «нижнего уровня».

Плоские онтологии

Существует точка зрения, что науки в принципе не могут быть выстроены в иерархию, однако некоторые сущности признаются состоящими из других. Ярким примером является акторно-сетевая теория (АСТ) (Латур 2014, Callon 1999, Law 2009). Согласно этой концепции, все сущности потенциально равны между собой, то есть, находятся на одном уровне друг с другом. Даже определение некоторой сущности (или целого класса) как социальной является ошибкой. Латура определяет роли, которые могут играть объекты: например, они могут выступать в качестве проводников, трансформирующих смысл; или посредников, передающих смысл без изменений. Атом, человек, машина, гора или банк обладают равным потенциалом к тому, чтобы исполнять эти роль. Все, на что способны ученые — в социальной или естественнонаучной сфере — следовать за акторами и разворачивать цепочки ассоциаций.

Другие подходы к плоской онтологии включают «теорию ассамбляжей» (Деланда 2018), объектно-ориентированную онтологию Хармана (Harman 2005) и «масштабно-инвариантную метафизику» (Thalos 2013).

Как устанавливаются социальные категории и виды

Анализ конститутивных элементов, или «материи» социального мира, очерк которого представлен в предыдущем разделе, является обширной областью исследований. Есть, однако, и другая область социальной онтологии с множеством возможных подходов — исследование того, как устанавливаются социальные формы и виды, откуда они появляются. Рассмотрим, например, следующую ситуацию: Канье и Ким танцуют ча-ча-ча. Составляющими частями танца будут два человека, двигающиеся по определенной схеме. Мы должны спросить: как и откуда берется такая категория, как «ча-ча-ча-ча»? Почему движения определяют танец, а не, например, материал, из которого сделан танцпол, и не вещи, в которые одеты Ким и Канье? Почему среди танцев мы можем выделить ча-ча-ча, сальсу и самбу, хотя последовательность движений определяет и танцы, и прогулки, и марши?

Вот несколько позиций, от которых мы можем отталкиваться в дальнейшем:

1. Примитивная менталистская теория: танец является ча-ча-ча потому, что я верю в то, что это ча-ча-ча.

2. Примитивная натуралистская теория: социальные категории являются естественными свойствами реальности, а физическая структура мира распадается на категории; одна из таких категорий и есть танец ча-ча-ча.

3. Примитивная лингвистическая теория: мы знаем определение слова «ча-ча-ча», и это определение задает условия, при которых сущность является ча-ча-ча.

В последующих разделах будут представлены куда разработанные концепции, опирающиеся на эти идеи. В разделе 4.1. обсуждаются теории, для которых характерны одновременно и ментализм, и индивидуализм: утверждается, например, что метафизическим истоком категорий, которыми оперирует отдельно взятая личность, являются ее же психические состояния. В разделе 4.2. будут рассмотрены менталистские теории, охватывают большую часть психических состояний членов сообщества или их все, а не состояния каждого человека в отдельности. Раздел 4.3. посвящен обзору теорий, согласно которым социальные категории устанавливаются в силу совокупностей свойств и причин. Раздел 4.4. посвящен теориям, рассматривающим вопрос о роль социальных практик в появлении категорий, а раздел 4.5. описывает плюралистические и гетерогенные теории. В раздел 4.6. обсуждается идея языка как потенциальной причины появления социальных категорий.

Важно отметить, что любая теория об истоках социальных категорий предполагает различные позиции насчет вопросов раздела 3, т. е. по вопросу о том, каковы части или строительные блоки социальных образований. Некоторые теории и вовсе могут отвергать сам принцип конституирования и ча-ча-ча, и социальных сущностей в целом: как людьми, так и структурно, так и согласно конфигурациям атомов, чувственных ощущений и впечатлений. Во всех, однако, признается, что «личные» категории человека — т.е. те, которыми он оперирует — обусловлены совокупностью его ментальных состояний (можно сравнить, например, Беркли (Беркли 2016), Рассела (Russell 1929) и Деннета (Dennett 1991)). И напротив, все теоретики могут соглашаться с тем, как конституируется ча-ча-ча, но в то же время отвергать метафизическую обусловленность этой категории.

Социальные категории как результат собственных ментальных состояний человека

Множество исследований в области философии было посвящено тому, как люди ментальным образом конструируют, упорядочивают, классифицируют и представляют социальные объекты (и объекты вообще). Некоторые из них настаивают на том, что социальные категории являются концептами, которые самостоятельно «собираются» отдельно взятым сознанием для организации субъективных впечатлений. Так, например, Дж. Локк выдвинул теорию социальных категорий, основанную на «номинальных сущностях» (см. раздел А.2.4. приложения). Согласно этой теории, социальная категория «ча-ча-ча», имеющаяся у определенного человека, формируется из совокупности впечатлений и идей, присущих его сознанию. 

Они удивительно многообразны: даже классический структурализм в антропологии (напр. Леви-Строс) относится к этим теориям, поскольку утверждает, что структуры являются комплексами бессознательных психических проявлений. Структурализм Леви-Стросса предполагает скорее индивидуалистическую, а не дистрибутивную (распределенную) модель того, каждый человек, по мнению Леви-Стросса, имеет ментальную структуру, которая определяет его собственные социальные категории. Более поздние версии структурализма отвергают подобный индивидуализм в отношении структуры.

Чтобы составить представление о теориях, для которых характерен индивидуализм и ментализм (individualistic-and-mentalistic theories), мы можем очертить круг вопросов, по которым они занимают те или иные позиции:

Степень, в которой социальные категории различных людей отличаются друг от друга: 

Нам кажется, что мы живем в одном и том же мире, одинаково воспринимаем различные объекты и можем обмениваться представлениями о них. Может ли происходить взаимообмен категориями внутри одной культуры, между культурами или повсеместно? Интерсубъективность и объективность являются острыми проблемами для менталистских теорий социальных категорий. Некоторые исследователи предполагают, что частная «концептуальная схема», присущая тому или иному человеку, может сильно отличаться от схем других людей. Иногда можно встретить утверждения о том, что концептуальные схемы могут быть схожими у членов одного сообщества в силу их совместной деятельности и обратной каузальной связи, но никогда не будут идентичными. В то же время концептуальные схемы и социальные категории могут быть не столь детализированными, так что различия в психических состояниях разных людей могут не приводить к различиям в категориях, которыми они оперируют (Мах 2005, Кассирер 1996, Куайн 2000b, Фуко 1977).

Образуют ли психические сознания, влияющие на образование категорий, некую целостность? 

Куайн (Куайн 2000а) утверждает, что наши представления о мире взаимосвязаны друг с другом, и ни одно убеждение не может анализироваться в отрыве от нашего опыта восприятия мира и других наших убеждений. Каждый человек, согласно Куайну, формирует собственную «паутину убеждений», систематизируя воздействия внешнего мира. Онтологические категории человека являются порождением этой сети, и любое изменение части сети влияет на нее в целом.

Другие подходы, придерживающиеся менталистской концепции конструирования социальных категорий, утверждают их взаимную онтологическую независимость друг от друга и признают их несогласованность.

Связь между социальными категориями и понятиями, которыми оперирует субъект: 

Большинство теорий категоризации в психологии рассматривает понятия и категории, которыми оперирует человек, как взаимозаменяемые. Так называемые интерналистские версии этих теорий предполагают, что понятия человека онтологически зависят только от состояний его мозга: утверждается, что социальные категории человека являются тем же самым, что и его понятия — внутренними психическими состояниями. Другие менталистские теории не вписываются в эту модель. Вполне возможно, что социальные категории, которыми оперирует человек, порождаются его ментальными состояниями без необходимости их концептуализации.

Действительно ли сознание «упорядочивает» мир?

Менталистские подходы к образованию социальных категорий представляют (хоть и неявно) сознание как механизм, упорядочивающий содержание, данное ему чувствами. Селларс и Дэвидсон критикуют подобные представления, отрицая тот факт, что такое «данное» в принципе существует (Sellars 1956; Davidson 1973). Дэвидсон отвергает различение «схемы» и «содержания», утверждая, что нет никаких оснований считать, что разные люди (или люди разной культурной принадлежности) имеют разные концептуальные схемы. В этой связи можно отстоять различение концептуальной схемы и содержания, или же обратиться к менее менталистской трактовке появления категорий (см. раздел 4.4). Однако, другие подходы — как, например, различные вариации идеализма — могут придерживаться менталистской позиции в отношении появления социальных категорий, игнорируя при этом различение концептуальная схема / содержание.

Как и при каких условиях можно установить границы ментальных состояний:

В концепциях, появление которых было вдохновлено развитием структурной лингвистики (Соссюр 1999, Якобсон 1931, Хомский 1972), утверждается, что вариативность отношений между категориями ограничена сознанием и категории, которыми оперирует один человек, связаны друг с другом. К. Леви-Строс считал, что структуры родства управляются универсальными правилами и человеческим возможностям подчиняется только ограниченное количество форм родства (Леви-Строс 1985а). Современные теории категоризации в психологии исходят из того, что люди обладают специфическими нейронными цепями для обработки различных видов объектов (см. Carey & Spelke 1994, Capitani et al. 2003, Mahon & Caramazza 2009). Теоретики других направлений предлагают ограничить механизмы сознания, с помощью которых конструируются категории (Кант 1994, Коген 2012). Другие исследователи утверждают, что ментальное построение социальных категорий связано с универсальными психическими процессами (Piaget 1926, Mandler 2004).

Социальные категории как продукт коллективных ментальных состояний 

В ряде теорий аргументация строится на утверждении, что социальные категории продуцируются ментальными состояниями, едиными для всего сообщества. Д. Юм (1740, рус. пер. 1965) утверждает, что обещания являются продуктом соглашений между людьми. Соглашения строятся по следующей форме: слова, которые содержат определенную формулу, влекут за собой установление некоего обязательства. Когда кто-либо произносит фразу вида «Я обещаю S», говорящий обязуется сделать действие S. Согласно этой теории, условия, необходимые для того, чтобы высказывание стало обещанием, регулируются убеждениями и представлениями сообщества в целом.

Подобные теории предлагают различные подходы к решению вопроса о том, как коллективные ментальные состояния создают социальные категории.

Появление социальных категорий в результате соглашения

Согласно некоторым традиционным теориям, соглашение является источником права, языка и государства (см. раздел 1.1., а также разделы А.1 и А.2.1. в приложении). Соглашение продолжает играть роль и в современных теориях социальных явлений, однако эта роль обычно заключается в анализе обязательств, связанных с тем или иным явлением. Например, с точки зрения «волевой теории договора» (will theory of contract) контрактные обязательства обусловлены интенциональным выбором каждой из сторон быть связанной каким-либо обязательством (см. Fried 1981, Barnett 1985). Когда дело доходит до установления социальных категорий, соглашения не кажутся подходящими претендентами на роль их метафизических источников.

Более того, теории, основанные на согласии, рассматривают это самое согласие под другим углом. Готье (Gauthier 1986), например, предлагает теорию морали, основанную на согласии. Однако, по его мнению, оправдание моральных притязаний основано на том, с чем люди согласились бы рационально: не фактические, а идеализированные соглашения служат основой моральных категорий.

Предположим, мы используем социальную категорию в момент времени t’: сама категория при этом появилась в результате согласия, заключенного в момент времени t. Возможно, свойства этой категории являются продуктом ментальных состояний участников в момент t, или высказываний и действий участников в момент t. Или, возможно, значение имеет ментальное состояние членов сообщества в момент t', т.е. именно синхронность соглашения определяет социальные категории в сообществе в момент t, а не само соглашение.

Социальная конвенция

Теории конвенциональности претендуют на то, чтобы объяснить множество социальных явлений — от правил дорожного движения, этикета, законов, языка, норм, институтов, морали, гендера, дресс-кодов и религии до геометрии, логики, истины и необходимости (см., помимо прочего, Quine 1936, Lewis 1969, Schiffer 1972, Carter & Patterson 1982, Gilbert 1983, Kekes 1985, Sugden 1986, Sidelle 1989, Friedman 1995, Lagerspetz 1995, Young 1996, Bicchieri 2005, Bickhard 2008, Schotter 2008, Marmor 2009, Azzouni 2014, Guala 2016).

Утверждать, что социальное явление является «конвенциональным» иногда означает нечто большее, чем утверждение, что он является социальным, или что нечто в нем является произвольным, или вопросом выбора. В рамках социальной онтологии теории конвенциональности понимаются более строго — в соответствии с традицией анализа конвенций, идущей от Дэвида Льюиса (Lewis 1969), а также последующими концепциями, которые бросают вызов его подходу.

Льюис утверждает, что конвенции представляют собой решение проблем согласования. В интерактивных ситуациях, имеющих больше одного равновесия — например, когда для всех нас рационально ехать слева или справа, — конвенции решают вопрос о том, какие действия предпринять. Конвенция, по Льюису, не требует явного или молчаливого согласия, но предполагает наличие у членов сообщества различных установок, включая убеждения, знания, ожидания и предпочтения (см. статью о конвенциях).

Критика теории Льюиса и его последователей касается нескольких вещей. Во-первых, множество социальных феноменов не являются решением проблем согласования. Во-вторых, эти теории чрезмерно менталистичны: они задействуют сложную структуру убеждений, знаний, представлений и предпочтений социальной группы. Кроме того, в этих теориях конвенции рассматриваются как систематически повторяющиеся аспекты поведения, имеющие определенные свойства, поэтому из анализа исключается все, что не является примером регулярности в поведении (см. Burge 1975, Millikan 2005). Критика, однако, осложняется расплывчатостью самого понятия конвенции: неясно, следует ли рассматривать это как проблему конвенционализма или анализа Льюиса.

Коллективные установки и диспозиции

Другие подходы в этой области, будучи тесно связанными с конвенционализмом, не апеллируют к структуре индивидуальных установок. Вместо этого они рассматривают социальный мир как созданный коллективными установками и диспозициями (внутри этой концепции есть направление, которое рассматривает коллективные установки через индивидуальные. См. раздел 5.2).

Г. Харт (1961; рус. пер. 2007) предлагает социологическую основу для рассмотрения некоторых форм правил — в частности, правил о том, как в обществе действуют законы. A является правилом для R в том случае, если удовлетворяются два условия: поведение членов общества соответствует R, и R принимается членами общества как стандарт поведения.

Дж. Сёрл (Searle 1995, 2010) предлагает теорию институциональных фактов. Он видоизменяет подход Г. Харта в трех аспектах. Во-первых, он дополняет описание Хартом того, что требуется для принятия правила членами сообщества: согласно Сёрлу, сообщество должно коллективно принять некое правило, чтобы оно получило силу (см. раздел 5.2. о коллективных установках).

Во-вторых, он отказывается от утверждения о том, что правила должны быть укоренены в поведении: институциональные факты зависят лишь от ментальных состояний, а не практик. В-третьих, он утверждает, что все «конститутивные правила» для институциональных фактов имеют общую форму: они предполагают определенный статус, присваиваемый объектам в мире. Общая форма конститутивных правил, согласно Сёрлу, такова, что «X считается Y в контексте C». Объект X считается имеющим статус или символическую функцию Y в контексте сообщества. Например: линия камней (X) считается имеющей статус пограничной стены (Y) в деревне (C). Другой пример: лист бумаги, выпущенный Бюро гравировки и печати (X), считается имеющим статус денег (Y) в Соединенных Штатах (C). Среди институциональных фактов, согласно Сёрлу, есть такие социальные категории, как деньги, границы, коктейльные вечеринки и государственные учреждения. Р. Туомела предлагает аналогичную теорию коллективного принятия социальных сущностей (Tuomela 2002).

Аста Свейнсдоттир (Sveinsdóttir 2008, 2010, 2013) тоже рассматривает социальные свойства как продукт коллективных установок, но в менее строгом смысле, нежели Сёрл. Социальное свойство присуще какому-либо объекту потому, что он «наделен» им в силу установок человека. Бейсбольный судья, например, наделяет свойством «быть страйком» на определенных площадках. Общирный ряд свойств, как подчеркивает Аста, не должен пониматься как существующий в силу того, что ему предшествовали убеждения или признание со стороны членов сообщества. Напротив, присвоение этих свойств связано с «идеализированными версиями» членов сообщества. В сущности, Свейнсдоттир понимает наделение свойствами как результат определенных диспозиций сообщества: как члены сообщества склонны использовать понятия в контрфактических ситуациях.

Другие ментальные состояния

В других подходах появление социальных категорий рассматривается как обусловленное распределенными психическими состояниями членов общества. В подобных взглядах индивидуальные и конкретные состояния прорабатываются не столь детально. Э. Гуссерль (2001, 2004) утверждает, что способ представления объекта неким индивидом отчасти зависит от предпосылки, что другие люди представляют его точно так же. Эмпатия, связывающая одного человека с представлениями других, играет роль в процессе конструирования представлений самим этим человеком. Представления о тех или иных объектах в обществе являются продуктом согласованных ментальных состояний членов этого общества. Эти ментальные состояния, впрочем, не обязаны быть установками или диспозициями.

Представители других теорий связывают различные ментальные свойства с процессом структурирования социальных категорий. П. Бергер и Т. Лукман, например, рассматривают процесс отождествления человека с социальной ролью в обществе как главную характеристику этих ролей.

Теории паттернов (закономерностей)

Менталистские теории социальных категорий, как индивидуалистические, так и социальные, нередко подвергаются критике из-за чрезмерной беллетризации социального мира. Некоторые философы подчеркивают, что социальные категории обычно используются в социальных науках: они сопровождают индуктивные умозаключения, могут быть статистически проанализированы и имеют каузальные последствия. При таком подходе подчеркивается, что социальные категории являются реальными формами мира, подобно тому, как вода и золото являются естественными элементами природы. Некоторые представители этого подхода также отрицают различие между социальными и естественными формами, хотя соглашаются с тем, что человек играет определенную роль в создании социальных категорий. Они рассматривают формы социального не как порождаемые ментальными состояниями, которые «накладываются» человеком на мир, а как продукты паттернов (закономерностей) в мире — зачастую причинно-следственных.

Функциональные роли и их исполнители

Функционализм в социальной теории является в первую очередь подходом к объяснению социального мира, предлагающим ряд причинно-следственных объяснений того, как поддерживается существование социальных сущностей с точки зрения функций, которые они выполняют в обществе. В некоторых теориях функционализма встречаются и онтологические утверждения о природе социальных сущностей, которая предусматривает у них наличие тех или иных функций.

Общее место всех направлений функционализма заключается в утверждении, что функции, которые люди выполняют в обществе, не осознаются ими в качестве таковых. Мертон (1994) различает явные и латентные функции той или иной деятельности. Так, например, во многих современных обществах люди выбирают, на ком жениться или за кого выходить замуж, в силу наличия у них сформированных романтических предпочтений. Одна из функций (явная функция) этой практики состоит в том, чтобы способствовать продвижению счастливых и долгих отношений. Она придает людям мотивацию заключать брак по любви. Однако, как утверждает Мертон, у этой практики есть и основная цель (латентная функция) — минимизировать влияние семьи при выборе партнера, что приводит к структуре родства, в которую включено множество браков, объединяющих индивидов из разных сообществ. Функционалисты, таким образом, часто не согласны с тьеоретиками, которые утверждает, что социальные явления «когнитивно прозрачны» для членов сообщества.

Функция может быть частью онтологии социального вида K различными способами. Наиболее простым образом можно определить вид K через каузальную роль R, которую выполняют его представители. В этом случае К является видом каузальной роли. Здесь в качестве примера можно привести роль, заключающуюся в минимизации влияния семьи при выборе партнера. Точно так же некоторые социальные категории могут быть обозначены как исполнители определенных функций. Виды, выполняющие определенную функцию, зачастую определяются как процессы, которым свойственны физические характеристики, при обладании которыми та или иная вещь может выполнять определенную роль (см. Block 1980, McLaughlin 2006).

Анализ социальных функций показывает, что недостатки есть как у видов-реализаторов, так и у ролевых видов. В частности, они упусают нормативный характер функций. Р. Камминс (Cummins 1975) рассматривает функции с точки зрения способности элементов некоторой системы способствовать функционированию системы более высокого порядка. По мнению Камминс, функция, которую сущность выполняет, восприимчива к среде системы высокого порядка, в которую она встроена. Социальные виды, таким образом, могут возникнуть из компонентов социальных систем, функции которых удовлетворяют условиям, описанным Камминсом. 

Телеофункции и токены

Рут Милликен (Millikan 1984) предложила несколько иной подход к анализу функциональных видов, утверждая, что они появляются в силу успешного воспроизведения новых объектов из старых, копируя их. Объекты, скопированные правильным образом и скопированные в силу выполнения ими определенной функции, образуют «репродуктивно созданную семью». Милликен (Millikan 1999, 2005) применяет этот подход как к лингвистическим и социальным видам, так и к биологическим. Милликен также анализирует социальную конвенцию с точки зрения репродуктивно созданных семей, а другие теоретики недавно применили ее теорию к артефактам (см. раздел 5.5).

Существенным вкладом подхода Милликен в социальную онтологию является установление конститутивной роли конкретных токенов (экземпляров) в формировании видов, членами которых они являются. Милликен утверждает, что такой вид как брак отчасти создается миллионами конкретных похожих друг на друга браков в репродуктивно сложившейся семье. Конкретные браки — фактические члены вида — участвуют в создании такого вида брака, который имеет те же условия членства, что и тот, который заключается. Попробуйте сравнить это с менталистским описанием брака. Согласно этой теории, каждый конкретный брак является членом этого вида и может сыграть каузальную роль, подтолкнув людей к принятию определенных установок. Но именно установки и определяют этот вид; токены не играют онтологической роли. Таким образом, Милликен предлагает менее менталистскую и в большей степени опирающуюся на внешний мир теорию того, как создаются социальные формы. См. также подобные выводы у Тайлера Берджа (Burge 1986).

Каузальные петли

В 1940-50-е гг. теоретики систем приступили к исследованию механизмов обратной связи, используемых для регулирования и управления: таких как электронные схемы, действующие на основании отрицательной обратной связи для достижения равновесного состояния. Р. Винер (Винер 1983, 2001) применяет понятие «кибернетика» к социальным системам: так же поступают М. Мид и ее коллеги (Mead et al. 1950–1956), Т. Парсонс (2018), У.Р. Эшби (1959). Г. Бэйтсон (2000) развивает это направление исследований, включив в описание социальных систем понятие гомеостаза, т.е. механизмов, корректирующих и стабилизирующих работу системы.

Р. Бойд (Boyd 1999a) применяет гомеостаз к анализу видов — как естественных, так и социальных. Согласно Бойду, виды являются кластерами сущностей, обладающими постоянными и сходными характеристиками, которые поддерживаются благодаря каузальному гомеостатическому механизму. Брак, например, является видом, потому что, во-первых, существует множество конкретных сущностей со сходными свойствами (сформированных церемониями, подталкивающих пары к образованию, и т.д.) и, во-вторых, потому что существуют механизмы, являющиеся причиной приобретения и сохранения этих свойств. Вслед за Милликаном, Бойд утверждает, что виды являются продуктом существующих в мире токенов и каузальных процессов, в которых эти токены участвуют. В той степени, в которой его концепция предполагает актуализацию каузальных связенй с течением времени, виды историчны, однако они не обязательно должны обладать функциональными ролями или способностью к эволюции.

Хакинг (Hacking 1995) рассматривает механизмы обратной связи иным образом: вместо того, чтобы акцентировать внимание на их функции поддержания стабильности, он фокусируется на каузальных изменениях, присущих «человеческим видам». Хакинг утверждает, что человеческие виды рождаются из череды каузальных петель, внутри которых объекты, обладающие совокупностью свойств, называются на основании их принадлежности тому или иному виду. Их названия в дальнейшем влияют на совокупность свойств, которые они имеют, что циклически изменяет классификацию. При этом человеческие интересы также меняют свойства, уже подвергшихся классификации. Хакинг отдельно рассматривает эту концепцию на примере эмигрантов: причисление людей к этой категории изменяет отношение к ним, а наличная категория эмигрантов, в свою очередь, влияет на сам процесс категоризации. В концепции Хакинга каждый такой цикл, или петля, включает: психический аспект — классификацию — инстацированный (конкретизированный) аспект — каузальное влияние на свойства. Батлер (Butler 1993) и Хейлз (Hayles 1999) разрабатывают теории обратной связи применительно к системам классификации телесности человека (см. также Schilling 2001). Маллон (Mallon 2003, 2016) объединяет теории петель и гомеостатические совокупности свойств, применяя их к анализу социальных видов — в частности, рас.

Теории практик

Существует ряд теорий, утверждающих, что практическое взаимодействие с окружающей средой является основой создания социальных категорий. Некоторые из этих теорий испытали влияние Хайдеггера (1997), Мерло-Понти (1999) и Витгенштейна (2018). Есть, однако, и другие гетерогенные теории, утверждающие, что существует множество способов установления социальных категорий.

Теории практик рассматривались в разделе 3.2.4. как теории конститутивных элементов и частей социальных сущностей. Такое явление как танцы, например, состоит как из физических, так и из психических практик: ча-ча-ча складывается из мыслей и действий людей на танцполе. Однако теории практик не поддаются простой классификации. Отдельные токены (экземпляры) танцевальных ритуалов играют двойную роль: они не только являются составными частями ча-ча-ча, но и входят в число источников категории ча-ча-ча. В этом смысле теории практик могут пониматься в русле теории паттернов (см. разделы 4.3.2. и 4.3.3.): токены практик участвует в структурировании социальных категорий, в которые входят и практики в том числе. Гидденс (2005) дает набросок того, что он называет структурацией — процесса, посредством которого социальные структуры, с одной стороны, динамически порождаются практиками, а с другой — обусловливают их. М.Д. Салинс описывает формирование культурных категорий через взаимопроникновение культур и действий индивидов (Sahlins 1981, 1985). В концепциях М. Фуко и К. Гирца также можно обнаружить объяснения того, как практики устанавливают социальные категории (Фуко 1996а, 2015; Гирц 2004).

Некоторые теоретики настаивают на важности физических практик и все же возвращаются к менталистским рассуждениям о концептуальном сотворении социального мира. В фокусе внимания П. Бурдьё — утверждение, что социальная практика определена «габитусом» как интернализированной системой различения и восприятия, воплощенной в диспозициях (См. также Ortner 1984).

Плюралистичные и гетерогенные теории

Как было показано в разделе 4.3, посвященном теории паттернов, при анализе социальных категорий иногда задействуются подходы из области биологии и других наук. Участники дискуссий вокруг теорий паттернов — Дюпре (Dupré 1995), Хакинг (Hacking 2007) — выступают за радикальный плюрализм в отношении научных видов: они утверждают, что существуют мириады видов различных видов и ошибочно считать некоторые виды более «естественными», чем другие. Подобный подход оспаривается исследователями, выступающими за умеренный плюрализм. Эрешефски и Рейдон (Ereshefsky,Reydon 2015) утверждают, что сами научные виды подразделяются на несколько видов, включая не-каузальные, функциональные и гетеростатические. Аналогичным образом многие представители расовой теории выступают за плюрализм в отношении расовых видов: хотя современные концепции отрицают «биологический эссенциализм», они указывают на наличие множества способов конструирования расовых видов в современных обществах (см. раздел 5.4).

Б. Эпштейн (Epstein 2008, 2014a) выступает за умеренный плюрализм в отношении способов формирования социальных категорий. Для обозначения момента учреждения или установки социальных категорий он вводит термин «укоренение» (или «закрепления») (anchoring). Эпштейн предполагает, что теории, которые обсуждались в разделе 4 настоящей статьи, в сущности, являются теориями укоренения; вместе с тем он отрицает, что все социальные категории одинаковым образом «встают на якорь», предлагая множество «схем их закрепления». Он предостерегает от классификации всех социальных видов по способу их установки: такой подход возможен, но не во всех случаях он эффективен.

Кроме того, Эпштейн утверждает, что сами якоря (крепления) гетерогенны (Epstein 2015): даже в рамках одной «схемы закрепления» якоря (крепления) часто могут быть отличными друг от друга. Якоря в этом контексте следует понимать как факты, составляющие метафизическую основу появления социальной категории. Например, юридические категории в США подкрепляются такими фактами, как инструкции присяжных, результаты судебного разбирательства, законодательные акты, судебная интерпретация и закономерности, проявляющиеся в окружающей среде (environmental regularities). Даже ресурсов теории практик, согласно Эпштейну, недостаточно для того, чтобы приспособиться к этой неоднородности (гетерогенности).

Роль языка

Во многих теориях социальной онтологии центральная роль приписывается языку. Рассматривая отношения между языком и сферой социального, мы должны различать несколько вопросов:

1. Относительно социальной природы языка: является ли язык индивидуальным, публичным, сформированным психически, социально или в силу окружения? Эти вопросы рассматриваются в разделе 5.7.

2. Относительно лингвистических сущностей как конститутивных элементов социальных фактов: являются ли некоторые социальные факты отчасти лингвистически сформированными? Имеют ли они структурные элементы лингвистического происхождения? Ведь речевой акт может быть, например, составной частью преступления на почве ненависти. Это обсуждается в разделе 3.2.3.

3. Относительно роли языка в появлении социальных категорий: является ли наш язык частью метафизического объяснения того, почему у нас есть такие социальные категории, как «доллар», «женщина» или «профессор»? Это будет обсуждаться в настоящем разделе.

Решения третьего вопроса могут быть разделены на две категории, касающиеся роли языка: (а) социальные категории соответствуют семантическим качествам, или значению слов; (b) социальные категории устанавливаются посредством речевых актов, дискурсивности и других особенностей языка, принятого в сообществе.

Социальные категории как семантические значения

«Ча-ча-ча» — слово русского языка, хоть и заимствованное из испанского. Некоторые семантические теории предлагают считать значением этого слова социальный вид «ча-ча-ча»: предполагается, что семантическое значение тождественно определенной социальной категории. Это влечет за собой двоякие последствия: язык может как играть, так и не играть центральной роли в социальной онтологии. В теории прямой референции он такой роли не играет (см. Soames 1987, Kaplan 1989, Recanati 1993). Согласно этой теории, мы сталкиваемся с видом «ча-ча-ча» в мире — вид, который, по-видимому, сконструирован социально — и затем связываем с ним слово «ча-ча-ча». Включение этого слова в наш язык не имеет никакого метафизического значения для данной категории.

То же самое может быть применимо даже в том случае, если название каузально влияет на категорию «ча-ча-ча». Хакинг (Hacking 1995) утверждает, что термин, который мы соотносим с категорией, влияет на наши социальные практики, а их реализация — на саму категорию, видоизменяя ее. Хотя даже в этом случае неясно, имеет ли язык метафизическое отношение к категории: практики онтологически определяют контуры категории, а использование слова — лишь одно среди многих каузальных влияний на эти практики.

В других теориях о значении порядок метафизической детерминации оказывается обратным. Рассмотрим, например, теорию, согласно которой значение слова выводится из контекстов, образцов его употребления: слово «ча-ча-ча», например, приобретает значение в конкретном случае благодаря наличествующим случаям употребления этого слова ранее. Или можно рассмотреть дескриптивную теорию значения, согласно которой слово «ча-ча-ча» обретает смысл в совокупности значений этого слова в русскоговорящем сообществе. Если добавить к теории лингвистических значений еще одно утверждение, — о том, что социальные категории идентифицируются с семантическими качествами — то получится, что именно лингвистические «строительные блоки» образуют социальную форму «ча-ча-ча».

Тем не менее есть основания сомневаться в том, что социальные категории могут быть тождественны семантическим.

Социальные категории, порожденные речевыми актами, дискурсами и особенностями языка

Дж. Остин (Остин 1999, 2006) утверждает, что язык предназначен не только для того, чтобы описывать положение дел в мире. Некоторые высказывания являются перформативными: просто произнося определенные слова, мы создаем факты в мире. Так, например, священник проводит обряд венчания, благословляя брак. Дж. Сёрл (Searle 1995, 2010) утверждает, что «институциональные факты» создаются подобным образом. Каждое конститутивное правило является продуктом речевого акта, который носит декларативный характер, хотя некоторые декларации могут быть заменены соответствующей установкой (attitudes), которая выполняет ту же функцию (Searle 2010). Сёрл выражает скептицизм в отношении того, что в таких актах мы действительно создаем новые сущности в мире, а не просто занимаем определенную позицию по отношению к «грубой реальности» (см. Sider 2001, Effingham 2010). Томассон (Thomasson 2003) утверждает обратное о реальности сущностей, порожденных речевыми актами (ср. Wiggins 1980, Schiffer 2003).

Некоторые исследователи утверждают, что не только отдельные социальные сущности порождаются речевыми актами, но и социальный мир в целом конструируется дискурсивно. Истоки подобной концепции можно найти как в эпоху Просвещения и пост-Просвещения традиции (Aarsleff 1982, Ricken 1994, and Forster 2010) , так и в начале ХХ века у Э. Кассирера и С. Уорфа (Кассирер 2000, Уорф 1960). Однако Витгенштейну обычно приписывают кристаллизацию этой тенденции —«лингвистического поворота» (Витгенштейн 2018). П. Уинч, обращаясь к Витгенштейну, утверждает, что «наш язык и наши социальные отношения — две разные стороны одной медали» (Уинч 1996). Социальные феномены и их значения являются проявлениями «формы жизни», составляющими которой являются и существующие в обществе «языковые игры». Подобный подход был принят и в постструктурализме, и в других теориях, развивающих тезис о лингвистическом конструировании социальной реальности. Среди них — анализ дискурсивного поля, предпринятый М. Фуко (Фуко 1998, 1991), а также разработанная Дж. Батлер теория гендерной перформативности (Butler 1988), в которой речевые акты рассматриваются как конститутивные элементы гендерной идентичности. См также: Tannen, Hamilton и др., 2015.

Более поздним направлениям постструктурализма свойственно, скорее, сомнение в первостепенности языка. Это сомнение является результатом критики постструктурализма из-за того, что он не уделяет должного внимания человеческому телу и телесному опыту. Понятие «дискурс» тоже зачастую трактуется расширительно и обозначает в том числе практическую деятельность (появляется, например, «архитектурный дискурс» проектируемых пространств). Теории дискурса, где понятие дискурса истолковано таким образом, трудно отличить от более общих теорий практики и гетерогенных теорий.

Применение разработок социальной онтологии: ключевые области

В предыдущих разделах рассматривались основные теории социальной онтологии. Они применимы в самых различных областях, по большей части прикладных. В нижеследующих разделах будут рассмотрены основные предметные области социальной онтологии: таким образом можно будет представить ключевые темы и обозначить перспективные направления исследований. Каждому из представленных разделов соответствует целая область философии и/или социальных наук.

Социальные группы

Что такое социальные группы? Вопрос о том, к какому роду сущностей относятся социальные группы — скопления, классы, совокупности, сплавы (fusions), структуры, или что-либо другое, — находится в центре одной из дискуссий в социальной онтологии. Может показаться логичным, что группу стоит понимать просто как множество людей — в математическом смысле. Однако для математического множества уменьшение или увеличение количества единиц является существенным, тогда как социальная группа сохраняется при изменениях в составе ее членов (см. Sharvy 1968, Ruben 1985, Uzquiano 2004, Sheehy 2006). Эффингем (Effingham 2010) предлагает определять группы как комплексные множества, которые могут быть представлены разными членами в разное время и в разных мирах. Согласно другим подходам, группы являются слияниями, «сплавами» людей (Macdonald & Pettit 1981, Copp 1984, Sheehy 2006). В этом случае мы сталкиваемся с проблемой транзитивности: например, частью Алисы, которая, в свою очередь, принадлежит той или иной группы, является ее палец. Получается, следует считать, что палец Алисы, как и она сама, является частью группы — что, естественно, не так. Альтернативная позиция заключается в том, что группы являются воплощением (реализацией) определенных структур: Шмитт (Schmitt 2003а) не соглашается с этой концепцией, а Ричи (Ritchie 2013) защищает ее. Другие теоретики утверждают, что группа как таковая отлична от совокупности ее членов, но конституируется ими (Uzquiano 2004, Jansen 2009, Epstein 2015).

Различные подходы предлагают различные критерии того, какие сущности могут образовывать социальные группы: например, комитеты, команды, корпорации, университеты, нации, представители определенной расы или гендера, рыжеволосые люди, и др. Некоторые исследователи настаивают на том, что у социальных групп должны быть отличительные характеристики: например, членами группы могут быть люди равных когнитивных способностей или люди, подчиняющиеся единым нормам. В связи с этим возникает вопрос, существуют ли различные типы социальных групп. Ричи (Ritchie 2015) утверждает, что можно выделить два основных типа: организованные группы (organized groups), которые являются воплощением (реализацией) структурированных элементов, связанных функциональными отношениями, и группы на основании характерных признаков (feature groups), которые являются совокупностью людей, объединенных неким общим свойством или особенностью. Томассон (Thomasson 2016) утверждает, что важным критерием классификации групп являются нормы, соблюдение которых свойственно группе. Эпштейн (Epstein 2017) бросает вызов простым типологиям и предлагает метафизику групп, включающую множество измерений.

Коллективное сознание, интенциональность и агентность группы

Способны ли группы к общим действиям? Могут ли они иметь общие интенции (намерения) или убеждения? Могут ли нести общую ответственность? Если да, то как мы можем это понять?

Швейкард и Шмид (см. статью коллективная интенциональность) обнаруживают в подходах М. Шелера (Scheler 1913, рус. Пер. частично в Шелер 2017) и Г. Вальтер (Walther 1923) источники нового, детализированного подхода к решению проблемы. Шелер рассматривает различные виды социальных сущностей, и некоторые из которых подталкивают людей к совершению действий на основании солидарности. Г. Вальтер же предлагает рассматривать определенные установки с точки зрения эмпатии. Среди современных исследованияй, посвященных этому вопросу, можно отметить работы Гилберта (Gilbert 1989, 1990), который формулирует новые причины отказа от суммативных подходов: члены социальной группы подчиняются определенным нормам, которые не распространяются только на индивидов с общими установками. Предположим, двое людей идут в магазин: если один человек внезапно уходит в другую сторону, не извинившись, то он нарушает норму. Однако если мы исходим из того, что коллективные интенции являются «суммативными», т.е, простым обощением — этот поступок не был бы нарушением нормы. Гилберт видит отличие между социальной группой и простой совокупностью людей в том, что в члены социальной группы принимают взаимные обязательства. Гилберт также описывает формирование подобных обязательств и анализирует групповые установки с точки зрения этих обязательств.

Братман (Bratman 1993, 2014) пытается демистифицировать идею коллективных интенций, показывая, как именно они возникают из интенций индивидуальных. Братман не создает универсальное, общее описание этого процесса, но обнаруживает необходимые и достаточные условия формирования коллективной интенции в случае «умеренно социальных» групп. Последние определяются как небольшие неструктурированные группы людей, где все члены нацелены на координацию и согласованно взаимодействуют друг с другом. Братман анализирует совместно разделяемые интенции с точки зрения общего знания (common knowledge)_членов группы, а также «сцепленных» интенций осуществлять действия в соответствии с действиями и планами других членов. Братман утверждает, что нормы, которые рассматривает Гилберт, могут быть выведены из этих межличностных интенций вместе с базовыми моральными обязательствами.

К. Миллер и Р. Туомела (Tuomela and Miller 1988) и Дж. Сёрл (Searle 1990) иначе объясняют групповые интенции. Следуя за У. Селларсом (Sellars 1968, 1980), они утверждают, что, помимо Я-установки (I-attitudes), индивиды имеют мы-установку (we-attitudes), которая упускается из виду. Согласно Сёрлу, обе эти установки являются различными базовыми психическими состояниями. Коллективная интенция относительно объекта J приравнивается к общему состоянию всех членов группы, действующих из мы-установки в «интендировании» некоего объекта. Этот подход отчасти похож на «суммативный» в отношении установки группы, за тем исключением, что коллективные установки являются суммой не Я-установок, а мы-установок. Р. Туомела и К. Миллер также различают модальности этих установок. Наиболее согласованная форма групповой установки, по их мнению, состоит из мы-установок членов группы. Однако Туомела и Миллер рассматривают мы-модальность (we-mode) установок не как базовую, а как составленную из более простых установок. Их концепция предполагает вариативность групповых установок, некоторые из которых формируются я-модальностью установок членов группы (здесь они следуют за Братманом). В последние годы психологи и когнитивисты активно изучают вопрос о том, существуют ли специфически социальные установки (см. Knoblich, Butterfill et al. 2011, Gallotti & Frith 2013, Tomasello 2014).

Помимо проблематики коллективных интенций, некоторые философы также занимаются решением вопросов о коллективных убеждениях и суждениях (Gilbert 1987, Wray 2001, Hakli 2006, List 2014).

Анализ коллективных установок позволяет поставить вопрос о природе группового сознания в более широком смысле, а также о том, следует ли понимать его как расширение индивидуальных свойств до масштаба группы, как простую экстраполяцию. Ряд исследователей придерживается функционалистского подхода к изучению сознания и агентности групп. Согласно этому подходу, агенты или когнитивные системы группы на определенном уровне функционируют так же, как и индивиды. Общепринятая теория индивуальной агентности состоит в том, что человек обладает модульной системой, котороая позволяет ориентироваться в мире. У нас есть знания, убеждения, способность к формированию интенций, планированию, суждению и совершению действий. Все перечисленные способности могут быть рассмотрены с точки зрения их функционального вклада в систему; кроме того, они могут объединяться друг с другом для выполнения общих функций. То есть, все указанные компоненты составляют «систему практической деятельности». Групповая агентность понимается именно в таком ключе: для тех, кто действует в группе, реализуется одинаковая функциональная система, однако она реализуется не индивидами, а скорее группой в целом (см. Bratman 1987, 1993, 2014; List & Pettit 2011; Theiner & O’Connor 2010; Theiner 2014; Epstein 2017). Лист и Петтит утверждают, что реализаторы функций составляют «локусы агентности» (“loci of agency”) или «сознающие сами себя группы».

Подобное представление о групповом сознании ставится под сомнение некоторыми теоретиками: они утверждают, что трактовать сознание функционалистском ключе некорректно. Руперт (Rupert 2014), например, настаивает на том, что необходимым условием интенциональности является наличие феноменальных состояний, которые отсутствуют у групп в целом (см. также Schwitzgebel 2015, List 2016). Однако фокусировка на небольших коллективах взрослых людей, взаимодействующих друг с другом вне какой-либо определенной структуры, которая является типичной для подобного рода исследований, также критикуется. Противники описанного подхода работают с установками более сложных групп, корпораций и систем большего масштаба (Hutchins 1995, Huebner 2013). Вопросы морали и корпоративной ответственности могут также иметь отношение к анализу группового сознания и агентности группы (см. French 1979, Tollefsen 2002, Pettit 2007, Hess 2010, List & Pettit 2011).

Институты, организации, фирмы

Вопросы о природа институтов, организаций и фирм рассматриваются куда чаще и шире в социологии и экономики, нежели философии. Р. Коуз был первым исследователем фирм в экономической науке. В «Природе фирмы» Коуз рассматривает вопрос о том, почему фирмы вообще существуют: он утверждает, что функция фирм заключается в снижении транcaкционных издержек, которые в противном случае пришлось бы нести при заключении контрактов между физическими лицами. Коуз не разделяет вопросы о функциях фирм и о том, чем они являются. Однако последующие разработки в этой сфере более тесно связаны с онтологическими вопросами, включая элиминативизм в отношении фирм (Алчян, Демсец, 2003), «сеть контрактов» (Дженсен, Меклинг, 2004), теорию прав собственности (Grossman & Hart 1986, Hart & Moore 1990), и ресурсную теорию организации (Penrose 1959, Barney 1991, Conner & Prahalad 1996).

Разработки в области теории фирм также связаны с экономическими теориями институтов: последние представлены Оливером Уильямсоном, Дугласом Нортом и Элинор Остром. Уильямсон (Williamson 1979, 1981, 1996) популяризировал идеи Коуза и теории о том, как институциональные структуры (рынки, иерархии, мультидивизионные корпорации и альянсы) подходят к решению проблемы трансакционных издержек. В ставшей крайне влиятельной работе Э. Остром об общем пуле ресурсов институции рассматриваются как наборы определенных правил, которые сообщества устанавливают для поощрения социально выгодного выбора. Программа «новой институциональной экономики» развивает это отчасти теоретико-игровое понимание институций, связывая их рассмотрение с анализом природы конвенций и норм (см. Остром 2011, Shepsle 1986; Sugden 1986; North 1990; Ostrom 1995; Binmore 1998; Schotter 2008; Guala 2016).

Социологические подходы к анализу организаций в основном предлагают причинно-следственные объяснения их структуры, власти и влияния. Разработка вопроса о природе организаций в социологии зачастую предполагает их анализ с точки зрения социальных компонентов или свойств (см. Clegg, Hardy et al. 1996, Scott 2014).

Раса, гендер и инвалидность

В последнее время большой интерес к социальной онтологии был вызван новыми подходами к изучению расы, гендера, инвалидности и связанных с ними социальных категорий. Исторически сложилось так, что необоснованные онтологические утверждения способствовали социальному угнетению и использовались для его оправдания. Так, например, утверждения о наследственной природе расовых признаков исторически связаны с признанием интеллектуальных, ментальных и культурных различий между группами с той или иной расовой принадлежностью. Аналогичным образом утверждения о природе гендерных различий исторически связаны с представлениями о том, как женщинам следует себя вести.

Дискуссии вокруг категорий расы, гендера и других категорий связаны как с конструированием этих кагегорий, так и со свойствами, которые им приписываются. Термин «эссенциализм» в этом контексте имеет иной смысл, нежели в метафизике. В случае с расовой принадлежностью «эссенциализм» часто понимается как синоним «биологического эссенциализма», согласно которому расы характеризуются простыми, естественными и наследуемыми биологическими свойствами; соответственно, каждый член расовой группы должен обладать описанными свойствами. Такой подход стоит отличать от социального конструктивизма, утверждающего «социальную природу» расы: например, что принадлежность к расовой группе по сути предполагает идентификацию с другими людьми в стремлении к солидарности, или что она предполагает происхождение из исторически и географически локализованной группы. Приверженец такого подхода будет категорически отрицать «эссенциализм» в старом смысле, который рассматривает (социально установленные) существенные свойства расы (критику эссенциализма см. Phillips 2010; см. также статью о расе).

Элиминативисты предполагают, что биологический эссенциализм (в классическом смысле) неотделим от имеющихся у нас расовых категорий, поэтому критика расистских взглядов опирается на то, что расовые категории являются иллюзией, а рас на самом деле не существует (Appiah 1985, 1994; Zack 1994, 1995). Сторонники других подходов заявляют, что расы являются социальными видами, не имеющими биологической основы. Среди них — историко-географические теории, теории генетических наборов (genetic-bundle theories), теории идентичности и др. (см. Bernasconi & Lott 2000, Zack 2002, Glasgow 2009). Другие исследователи подчеркивают, что, хотя простые биологические теории в корне неверны, расовые различия можно обнаружить с помощью методов популяционной биологии (Andreasen 1998, Kitcher 2007, Hardimon 2012; см. также Kaplan & Winther 2014). В условиях конкурирующих концепций расы некоторые теоретики выступают за плюрализм в отношении расовых типов (Hochman 2013, McPherson 2015). Метисация (принадлежность к двум и более расам) в ряде концепций рассматривалась как пограничный и второстепенный случай. В других теориях утверждалось, что мультирасовость играет центральную роль в конструировании расовых категорий (see Alcoff, Sundstrom et al. 2016).

Между вопросами, относящимися к метафизике пола и гендера, и вопросами о расовой принадлежности, существуют точки соприкосновения: исторически описательные и нормативные категории в упрощенных биологических теориях были объединены. Существенное различие между полом/гендером и расой затрагивает и различие между полом и гендером (Бовуар 2017, Уэст  Зиммерман 2000). Ряд исследователей в этой сфере предлагает относить пол к биологическим категориям, а гендер — к категории социальных норм и поведенческих моделей, которые традиционно приписываются тому или иному полу. Однако существует и такая точка зрения, что некорректно рассматривать пол как биологическую категорию (Fausto-Sterling 2000, Butler 2004). Так, рассматривая вопрос о поле и гендере, мы сталкиваемся с множеством социально сконструированных категорий, взаимодействующих друг с другом. Некоторые теоретики и вовсе отвергают различение пола и гендера (см. введение к статье «Феминистские взгляды на пол и гендер»).

Проблема, касающаяся как расовых, так и гендерных категорий, заключается в том, являются ли они в первую очередь дескриптивно адекатными. Угнетение и множество других политических явлений, обусловленных особым отношением к определенной группе, затрагивают в том числе вопросы расы, гендера и социального класса. Некоторые интерсекциональные теоретики утверждают, что неверно рассматривать стандартные гендерные и расовые группы так, как если бы они были объединены (см. Crenshaw 1991, McCall 2005, Jones 2014).

С. Хаслангер, в частности, выступает за мелиоративный анализ расовых и гендерных категорий (Haslanger 2000, 2012). Конечно, одна из задач социальной онтологии состоит в том, чтобы анализировать действующие в социальной системе концепции и категории, однако следует также исследовать альтернативные способы конструирования социальных категорий, ведущие к социальному развитию. Так, например, Б. Барн предлагает мелиоративный подход к исследованию инвалидности (см. раздел инвалидность: определение, моделирование, опыт переживания)

Артефакты и произведения искусства

Под термином «артефакт» понимается широкий класс объектов, являющихся результатом человеческой деятельности. Хрестоматийным примером здесь являются инструменты (молотки, ножи, чашки и т.д.), однако эта категория включает и более сложные объекты: автомобили, дома, компьютеры. Согласно ряду исследователей, артефактами являются почти все социальные объекты — от молотков до Гамлета.

Стандартное и очень неточное определение артефакта гласит: артефакт — это объект, созданный людьми для выполнения какой-либо функции (см. Hilpinen 1992a, Dipert 1993; статью об artifact). Это определение не учитывает природные (то есть, не созданные человеком) объекты, которые, однако, используются и выполняют какие-либо функции. Камень, например, может использоваться как молоток, а коряга — как декорация. Иные объекты сделаны человеком, но не выполняют никаких функций — как обрезки металла, полученные при изготовлении лезвия. Функционал того или иного объекта в принципе может не зависеть от процесса его создания: некто может решить, к примеру, что куча металлолома является скульптурой.

Это определение требует понимания той роли, которую в этом процессе играет интенция. Множество объектов, которые мы считаем искусственными, напрямую не связаны с интенцией человека. Скажем, заводской станок может автоматически производить сотни ножей с расфасовывать их по коробкам. Один из таких ножей будет считаться артефактом, даже при том, что ни один человек может не знать о существовании этого ножа, не говоря уже и о том, что он мог быть создан по какой-то причине. Милликан (Millikan 1984) утверждает, что некоторые сущности могут рассматриваться с точки зрения присущих им «производных функций» (derived functions) в тех случаях, когда их предполагаемая роль является частью объяснения их производства. Томассон (Thomasson 2003, 2007) развивает эту идею, указывая, что функция артефакта всегда известна его создателю. Элдер (Elder 2004, 2007) развивает подход Милликана в противоположном направлении, замечая, что артефакты являются скопированными видами, чье появление не обязательно соответствует интенции создателя.

В этих и некоторых других подходах утверждается, что артефакты онтологически зависят от исторических фактов, исторически локализованных интенций их создателя. Такой точке зрения противостоит концепция, согласно которой акцент на исторической обусловленности ошибочен, и необходимо сосредоточиться на применении объекта в настоящем (Keil, Greif et al. 2007; Preston 2009, 2013). Не все соглашаются с тем, что артефакт должен выполнять какую-то функцию (или был предназначен для этого). Объекты вроде каракулей на полях тетради или груды камней создаются без особенного предназначения, функции. Даже если артефакты обязательно связаны с выполнением функций, можно поспорить с тем, что последние играют роль принципа индивидуации этих артефактов. Даже если предположить, что это справедливо, остаются многие искусственные виды (например, дома), имеющие сразу несколько функций, а некоторые виды артефактов (например, велосипеды и трехколесные велосипеды) могут иметь одну и ту же функцию.

Теории артефактов опираются на литературу по онтологии искусства (см., например, Bloom 1996, Levinson 2007), и многие теории искусства рассматривают художественные произведения как разновидности артефактов (см. Eaton 1969, Iseminger 1973, Hilpinen 1992b, Thomasson 1999).

Проблематика онтологии искусства связана с онтологическими категориями, к котором относятся произведения искусства, единство или разнообразие видов сущностей внутри художественных областей и между ними (например, в живописи, скульптуре, музыке и танце), индивидуацию конкретных произведений искусства, определение искусства в целом и динамику изменений художественных категорий. См. статьи об понятии искусства, истории и онтологии искусства, философии музыки, философии танца, концептуальном искусстве и философии цифрового искусства в настоящей энциклопедии.

Деньги

К. Менгер (Menger 1892) описывает историю возникновения денег из торговой практики. Как утверждает Менгер, для того, чтобы в обществе появились деньги, вовсе не обязательно, чтобы кто-то из членов общества сделал выбор в пользу того или иного носителя, медиума, в качестве денег. Напротив, в ходе сделок на рынке конкурентоспособность определенных товаров будет усиливаться, и в результате эти товары приобретают определенную степень «денежности». Деньги, по мнению Менгера, — это товар, который высоко востребован в сделках и поэтому высоколиквиден.

Центральным элементом концепции Менгера является непреднамеренное появление денег (см. Aydinonat 2008, Tieffenbach 2010). Кроме того, в его концепции есть имплицитная теория природы денег. Деньги — это некоторая роль, которую может играть любой высоликвидный рыночный товар. В учебной литературе по экономике, как правило, предлагаются более сложные определения роль денег: деньги — это мера стоимости, средство обмена и единица измерения (Arnold 2008, Mankiw 2016). Современные исследования по экономической теории указывают на иные функции денег. Характерной особенностью стандартных экономических моделей является то, что деньги в них кажутся излишними. В идеализированных неоклассических экономиках нет необходимости в средствах обмена, и неясно, почему уровни цен должны влиять на «реальную экономику» производства и потребления. Так, экономисты недавно исследовали экономические «трения» (frictions), которые придают деньгам ценность и делают их использование целесообразным, и обнаружили, что деньги повышают эффективность на рынке, который имеет несовершенства в системе исполнения контрактов и ведения учета. В экономике такого типа деньги помогают осуществлять такие операции, как, например, поиск деловых партнеров. Преодоление экономических «трений» представляется альтернативной, и, возможно, основополагающей функцией денег. (См. Diamond 1984, Kiyotaki & Wright 1989, Kocherlakota 1998, Wright 2010, Smit, Buekens et al. 2016.)

Подобные дискуссии свидетельствуют о том, что деньги являются своего рода причинно-следственной связью. Однако это можно поставить под сомнение: определение не учитывает случаи, когда деньги не выполняют таких ролей (например, когда монета зарыта в землю). Феномен денег, тем не менее, можно лучше понять, если представить их в качестве чего-то функционального или даже искусственного (см. раздел 5.5). С другой стороны, прояснение природы денег не обязательно связано с прояснением их функций. Аристотель (Политика, 1.8-10) отмечает, что деньги выполняют несколько различных функций, каждая из которых имеет собственную сущность; однако он указывает, что для всех этих функций мы используем один и том же медиум. В любом обществе деньги, таким образом, являются результатом соглашения.

Иногда можно услышать о том, что исторический прогресс заключался в переходе от бартерного обмена к принятию некоего товарного эквивалента — золота, раковин, бусин, — а затем к принятию фиатных (фидуциарных) денег, как, например, выпущенной государством бумажной валюты (см. Searle 1995, McEachern 2011). Дж. Сёрл утверждает, что любые виды и формы денег являются институциональными; он рассматривает их с точки зрения коллективного присвоения некоторой функции определенному объекту. Товарные деньги, по его мнению, подразумевают присвоение товара с некоторой внутренней ценностью, в то время как фиатные деньги предполагают присвоение напечатанного правительством листа бумаги.

Исследователи в области истории и теории денег предлагают более точные, изобретательные классификации видов денег. В ряде исторических ситуаций мы можем говорить о фидуциарных деньгах: в Китае времен династии Минь, революционной Франции, Американской конферерации. Однако во всех случаях мы видим хрупкую и близкую к краху систему (Yang 1952, Ferguson 2008, Spang 2015). Тем не менее, множество современных подходов подчеркивают роль частных взаимодействий в возникновении денег, и особенно резервных банков, а также кредитного и долгового рынков. Другие теории акцентируют внимание на роли государства и, в частности, центральной роли государственного долга, сбора налогов, а также учреждений, устанавливающих процентные ставки (см. Фридман & Шварц 2007, Kaldor 1985, Moore 1988, Deleplace & Nell 1996). В этих подходах вопросы о «сущности» денег становятся второстепенными.

В вопросе о сущности денег сохраняются некоторые разногласия. Этот вопрос был частью исторических споров о золотом стандарте и «биметаллизме», а с недавнего времени — также частью философской дискуссии об электронных деньгах (см. Smith & Searle 2003) и криптовалютах вроде биткойна. Исследования природы денег сталкиваются с проблемой размывания различий — вопросами об онтологии, эволюции денег, о том, что управляет денежной массой, и о том, что делает денежную систему стабильной.

Право и закон

Множество вопросов социальной онтологии связано с юриспруденцией, то есть изучением природы права как такового. Рассмотрим конкретное юридическое обязательство или запрет в том или ином населенном пункте. Например, федеральный закон США о требованиях к отчетности для государственных корпораций или закон штата, регулирующий возмещение медицинских расходов. Юристы и судьи в основном работают над конкретным применением подобных законов. К примеру, удовлетворяет ли какая-нибудь корпорация тому или иному требованию к отчетности. В отдельных случаях юристы и судьи исследуют и интерпретируют содержание законов, чтобы установить их совместимость с положениями Конституции.

Изучение природы законов отлично от того, чем занимаются судьи и юристы. Подобное исследование можно разделить на два направления, соответствующих разделению сущности на «истоки» и «конститутивные элементы» (это обсуждалось в разделах 3 и 4). Первый вопрос состоит в том, что является определяющим для содержания законов в рамках правовой системы в целом. Например, исчерпывающе ли содержание закона определяется положениями (статутами), зафиксированными в правовом кодексе? Или же последние определяют содержание закона лишь частично? В таком случае, остальными детерминантами будут исторически сложившиеся в суде интерпретации, решения присяжных, практики, законодательные действия и интенции, исполнительные документы, общие принципы — как моральные, так и правовые. Г. Харт (2007) cтавит этот вопрос внутри исследования «правила признания» в правовой системе: каким условиям должно удовлетворять положение, чтобы оно стало законом (см. также Дворкин 2005, 2013; Dworkin 1967, Greenawalt 1986; Shapiro 2007, 2009).

Второй вопрос заключается в следующем: каковы источники перечисленных выше детерминант? На основании чего тексты, нормативные акты, интерпретации или нравственные принципы фигурируют в обосновании содержания национальных законов?

По этому поводу см. статьи Колмана, Шапиро и Химмы (J.L. Coleman, Shapiro, & Himma 2002) а также статьи о природе права, теориях естественного права, легальном позитивизме и экономическом подходе в праве в настоящей энциклопедии.

Другие вопросы в онтологии права касаются природы таких правовых сущностей, как договоры (Fried 1981, Barnett 1985, Hart & Holmstrom 1986), обещания (Scanlon 1990, Kolodny & Wallace 2003, Owens 2006, Shiffrin 2008), и деликты (J.L. Coleman 1982, 1983, Postema 2001). Право играет важную роль в установлении социальных категорий — например, таких как брак или корпорации. Во многих культурах брак жестко регулируется законом. Однако закон ли определяет, что такое брак, или брак создается (частично или полностью) наличными социальными практиками? То же самое с корпорациями: играет ли закон главную роль в существовании различных типов корпораций в современном обществе, или же они являются продуктами социальной и экономической систем? (см. раздел 5.3.)

Кроме того, социальная онтология вляет на практику законотворчества и судопроизводства. Теоретики корпоративной ответственности, например, исследуют природу корпоративной агентности и ответственности, а также связь между ними и агентностью и ответственностью отдельных людей, связанных с корпорацией (French 1984, Fisse & Braithwaite 1993, Erskine 2003, Gobert & Punch 2003, Pettit 2007). Закон также призван решать онтологические вопросы: например, подпадают ли товары определенного вида под действие положений торгового соглашения, является ли конкретное деяние примером преступной деятельности и др.

Язык и лингвистические объекты

Многие разработки в области лингвистики и философии языка так или иначе связаны с лингвистическими сущностями, лингвистическими правилами, компонентами языковых функций и семантическим содержанием.

Наиболее острая дискуссия вокруг «природы языка» — дискуссия о врожденности (иннатизме), — не имеет особой значимости для метафизики языка. Как и на большинство явлений, связанных с человеческим сознанием, на язык оказывают влияние социальные факторы. Например, на словарный запас и грамматику влияет взаимодействие человека с родителями, сверстниками и другими членами сообщества. Вопрос о том, насколько существенным является это влияние, широко обсуждается в лингвистике, причем многие представители традиции, восходящей к Н. Хомскому, предпочтают говорить о врожденных ограничениях ментальных структур языка, а другие — в принципе отрицают врожденность (см. Chomsky 1986, 2000; Tomasello 1992, 1995; Elman, Bates et al. 1996; Kirby 1999). Вопрос о природе языка может и не затрагивать дискуссию об иннатизме. Взаимодействие с другими людьми может как незначительно преобразить ментальные структуры человека, так и оказать существенное воздействие на их формирование; в любом случае, язык, который использует человек, онтологически зависит лишь от состояний его мозга.

Н. Хомский (1972) принимает вполне определенную позицию в вопросе о природе языка и его онтологических компонентах. Он утверждает, что лингвистика изучает только «I-языки» (от. англ. internal), то есть интернализированные языки с их ментальными правилами грамматики, фонологии и т.д., которые человек использует для выражения собственных мыслей и через которые понимает чужие. Хомский отвергает «Е-языки» (от. англ. external) — внешние, общие языки вроде янглийского, китайского или южноарфиканского языка исикоса,— считая их антинаучными фикциями. Расхождения других исследователей во мнениях обусловлены разными причинами. Кац и Постал (Katz, Postal 1991) разделяют точку зрения Хомского, утверждающего, что каждому человеку присущ его собственный язык, но рассматривают языки как абстрактные или математические сущности, а не психологические (см. также Higginbotham 1991).

Для Л. Витгенштейна и его последователей характерно большее расхождение с концепцией Хомского: Витгенштейн отвергает саму возможность «индивидуального языка», утверждая, что язык является способом взаимодействия людей друг с другом и с миром. Другие философы выдвигали аргументы в пользу публичного и экстернального характера языка, обращаясь для обоснования в том числе к коммуникативной составляющей языка, природе правил и теории семантического содержания (см. Крипке 1982, Kripke 1972, Schiffer 1972; Putnam 1975; Lewis 1975ж Burge 1979; Brandom 1994; Dummett 1989б, а также статьи о теориях значения, экстернализме в контексте ментального содержания, именах и нормативности значения и содержания)

Теории о словах, фонемах и иных лингвистических сущностях в большей степени связаны с метафизикой языка, но они также являются объектами исследований, не относящихся к этой области. То, в какой мере эти вопросы относятся к социальной онтологии, а не, например, к метафизике психологических состояний, отчасти зависит от того, можем ли мы — и если да, то в каком смысле — считать язык публичным, общим. Д. Каплан (Kaplan 1990), например, утверждает, что слова являются сущностями, распространяющимися во времени и по всему населению: «Произнесение и написание слова являются его разными фазами, континуальными и происходящими от интерперсональных (межличностных) фаз» (Kaplan 1990: 98). Подобный подход противостоит теориям видов-токенов, ряд которых полагает, что индивидуация слов-видов происходит социально, а другие — индивидуалистическим образом (см. Hugly & Sayward 1981, Bromberger 1989, McCulloch 1991, Cappelen 1999, Wetzel 2009, Hawthorne & Lepore 2011). Вопрос о природе слов как таковых также связан с проблемой того, является ли значение слова основополагающим для него самого (Kaplan 1990, Alward 2005, Simchen 2012), а также с различением разных типов слов в лингвистике — таких как фонологических, морфологических, лексических слов и синтаксических атомов (см. Selkirk 1984, Di Sciullo & Williams 1987, Hall 1999, Raffelsiefen 1999, Julien 2007). Подобные вопросы возникают в связи с предложением, произнесением и цитированием (Davidson 1979, J. Bennett 1988, Washington 1992, Cappelen & Lepore 1997, Recanati 2001, García-Carpintero 2004b, Predelli 2008, Saka 2013).

Речевые акты составляют еще одну область, где социальные факторы рассматриваются как конститутивные. Дж. Остин (1999) и Дж. Сёрл (Searle 1969) утверждают, что действенность некоторого речевого акта — результат социальной конвенции, относящейся к речевым актам такого типа. Другие исследователи применяют «интенционалистский» подход, согласно которому действенность некоторого речевого акта обусловлена лишь намерениями (интенциями) говорящего. Некоторые исследователи добавляют к этому также готовность слушателей к восприятию речевого акта (см. Стросон 1986, Bach & Harnish 1979, Clark & Carlson 1982, García-Carpintero 2004a, а также статьи о речевых актах и утверждении).

Примечания редактора

1. Более точно — договор каждого с каждым. Гоббсовский термин covenant имеет теологические коннотации (завет, союз с Богом) и обозначает договор особого рода — устанавливающий договор. Это отложенное обещание, обращенное в будущее.

2. Здесь возникают терминологические сложности, обусловленные переводами работ Гоббса и Пуфендорфа. Так, например, в латинском «Левиафане» covenant переводится как pactus, а в русском переводе как «соглашение». В то же время латинское convention может быть переведено как «соглашение» или «договор»; в англ. — convention. В данном случае важны именно системы различений (Гоббса и Пуфендорфа) в целом.

3. В творчестве Конта традиционно выделяют три периода: первый датируется 1819–1828 гг., второй — 1830–1842 гг., третий начинается со второй половины 1840-х.

4. Утверждение содержит определенную тавтологию: конститутивный процесс как таковой осуществляется именно в горизонте интерсубъективности, поскольку предполагается историчность этого процесса. Монада, с одной стороны обладает, «собственной» историчностью (процессы индивидуализации и габитуализации), а с другой — имеет дело с встречным конституированием другими трансцендентальными субъектами.

5. Различение, которое восходит к работам Ч. Пирса: класс (тип, type) объектов vs. отдельные экземпляры (токены, tokens) этого класса.

Библиография

Августин Аврелий. Толкование на Евангелие от Иоанна. В 2 т. М.: Сибирская благозвонница, 2020.

Адорно Т. Негативная диалектика. М., 2003. URL: https://gtmarket.ru/laboratory/basis/5512

Адорно Т., Хоркхаймер М., Диалектика просвещения. СПб.: Медиум, Ювента, 1997.

Алчян А., Демсец Г. Производство, стоимость информации и экономическая организация // Вехи экономической мысли. Т.5: Теория отраслевых рынков. СПб.: Экономическая школа, 2003. С. 280–317.

Антифон // Антология мировой философии: В 4 т. Т. 1. Ч. 1: Философия древности и средневековья. М.: Мысль, 1969. С. 320–321.

Бейтсон Г. Экология разума: Избранные статьи по антропологии, психиатрии и эпистемологии. М.: Смысл, 2000.

Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М., 1995. URL: https://gtmarket.ru/laboratory/basis/4783/4784

Беркли Дж. Трактат о принципах человеческого знания и другие сочинения. М.: Академический проект, 2016.

Бовуар С. Второй пол. СПб.: Азбука, 2017.

Бурдьё П. Практический смысл. СПб.: Алетейя, 2001.

Винер Н. Кибернетика, или Управление и связь в животном и машине. М.: Наука; Главная редакция изданий для зарубежных стран, 1983.

Винер Н. Человеческое использование человеческих существ // Человек управляющий. СПб.: Питер, 2001. С. 3–196.

Витгенштейн Л. Философские исследования. М.: АСТ, 2018.

Гарфинкель Г. Исследования по этнометодологии. СПб.: Питер, 2007.

Гегель Г. В. Ф. Феноменология духа. М.: Наука, 2000.

Гераклит. Фрагменты // Фрагменты ранних греческих философов. От эпических космогоний до возникновения атомистики. Под ред. И. Д. Рожанского. М.: Наука, 1989. С. 176–257.

Гердер И. Г. Критические леса, или Размышления, касающиеся науки о прекрасном и искусства, по данным новейших исследований. Избр. соч. М.; Л., 1959.

Гердер И. Г. Трактат о происхождении языка. М.: URSS, 2007.

Гидденс Э. Устроение общества: Очерк теории структурации. М.: Академический проект, 2005.

Гирц К. Интерпретация культур. М.: РОССПЭН, 2004.

Гоббс Т. Левиафан. М.: Мысль, 2001.

Гуссерль Э. Картезианские медитации. М.: Дом интеллектуальной книги, 2001.

Гуссерль Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная философия. Введение в феноменологическую философию. СПб.: Владимир Даль, 2004.

Дворкин Р. О правах всерьез. М.: РОССПЭН, 2005.

Деланда М. Новая философия общества. Теория ассамбляжей и социальная сложность. М.: Гиле Пресс, 2018.

Дженсен М., Меклинг У.Х. Теория фирмы: поведение менеджеров, агентские издержки и структура собственности // Вестн. С.-Петерб. Ун-та. Сер. Менеджмент. 2004. Вып. 4. С. 118–191.

Дигесты Юстиниана. Книга V (О гражданском праве); книга XVIII. М.: Наука, 1984.

Дюркгейм Э. Социология. Ее предмет, метод, предназначение. М.: Канон, 1995.

Кант И. Критика чистого разума. М.: Мысль, 1994.

Кассирер Э. Познание и действительность: Понятие о субстанции и понятие о функции. СПб.: Алетейя, 1996.

Кассирер Э. Язык и миф. К проблеме именования богов // Он же. Избранное: Индивид и космос. М.; СПб., 2000.

Кетле А. Социальная система и законы, ею управляющие. М.: URSS, 2020.

Кларк Г.Г., Карлсон Т.Б. Слушающие и речевой акт // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 17. Теория речевых актов. М.: Прогресс, 1986. С. 270–321.

Коген Г. Теория опыта Канта. М.: Академический Проект, 2012.

Конт О. Курс позитивной философии // Антология мировой философии. М., 1971. Т. 3.

Коуз Р. Природа фирмы // Теория фирмы / Под ред. В. М. Гальперина. СПб.: Экономическая школа, 1995. С. 11−32.

Куайн У. Две догмы эмпиризма // Он же. Слово и объект. М.: «Логос», 2000а. С. 342–368.

Куайн У. Слово и объект. М.: «Логос», 2000b.

Латур Б. Пересборка социального: введение в акторно-сетевую теорию. М.: Издательский дом ВШЭ, 2014.

Лебон Г. Психология масс. СПб.: Питер, 2017.

Леви-Строс К. Структурная антропология. М.: Главная редакция восточной литературы, 1985b.

Леви-Строс К. Структурный анализ в лингвистике и антропологии // Он же. Структурная антропология. М.: Главная редакция восточной литературы, 1985а. С. 33–52.

Локк Дж. Два трактата о правлении. М.: Социум, 2014.

Локк Дж. Опыт о человеческом разумении // Соч.: В 3 т. М.: Мысль, 1985. Т. 1–2.

Лукач Д. Овеществление и сознание пролетариата. В кн: История и классовое сознание. Исследования по марксистской диалектике. М.: Логос-Альтера, 2003 — С. 179-302

Макинтайр А. После добродетели. М.: Акад. проект; Екатеринбург: Акад. книга, 2000.

Маркс К. Капитал: Критика политической экономии. Том первый. М.: Государственное издательство политической литературы, 1950.

Мах Э. Анализ ощущений и отношение физического к психическому. М.: Издательский дом «Территория будущего», 2005.

Мерло-Понти М. Феноменология восприятия. СПб.: Ювента; Наука, 1999.

Мертон Р. Явные и латентные функции // Американская социологическая мысль. Тексты. М.: МГУ, 1994

Милль Дж. С. Система логики силлогистической и индуктивной: Изложение принципов доказательства в связи с методами научного исследования. М.: ЛЕНАНД, 2011.

Монтескье Ш.-Л. О духе законов. М.: Рипол-Классик, 2018.

Ницше Ф. Генеалогия морали. М.: Азбука, 2014.

Остин Дж. Избранное. М.: Идея-Пресс, Дом интеллектуальной книги, 1999. С.13–135.

Остин Дж. Три способа пролить чернила: философские работы. СПб.: Алетейя, ИД СПбГУ, 2006.

Остром Э. Управляя общим. Эволюция институтов коллективной деятельности. М.: Мысль, ИРИСЭН, 2011.

Парсонс Т. Социальная система. М.: Академический проект, 2018.

Платон. Собр. соч.: В 4 т. М., 1994.

Поппер К. Р. Открытое общество и его враги. М., 1992. URL: https://gtmarket.ru/laboratory/basis/3912

Пуфендорф С. О должности человека и гражданина по закону естественному: в 2-х т. Т. I. [Текст перевода]. СПб. : Нестор-История, 2011.

Сигеле С. Преступная толпа: опыт коллективной психологии. М.: Академический проект, 2011.

Скиннер Б. Ф. Наука и человеческое поведение. Новосибирск, 2017.

Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. М.: Эксмо, 2016 — 1056 С.

Соссюр Ф. де. Курс общей лингвистики. Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 1999.

Спенсер Г. Основания социологии (§§ 212–236) // Западно-европейская социология XIX века: Тексты / Под ред. В.И. Добренькова. М.: Издание Международного Университета Бизнеса и Управления, 1996.

Стросон П. Намерение и конвенция в речевых актах // Новое в зарубежной лингвистике: Вып. 17. Теория речевых актов. М.: Прогресс, 1986. С. 131–151.

Тард Г. Законы подражания. М.: Академический проект, 2011.

Тард Г. Общественное мнение и толпа. М.: ЛЕНАНД, 2015.

Тард Г. Социальные законы. М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2009.

Тэн И. А. Происхождение современной Франции: монография : в 5 т. М.; Берлин: Директ-Медиа, 2015.

Уинч П. Идея социальной науки и ее отношение к философии. М.: Русское феноменологическое общество, 1996.

Уорф Б. Отношение норм поведения и мышления к языку // Новое в лингвистике. Вып. 1. М., 1960.

Уэст К., Зиммерман Д. Создание тендера // Гендерные тетради. Труды СПб филиала ИС РАН, 1997. С. 94–124.

Фейербах Л. А. Соч: В 2 т. М.: Наука, 1995. Т. 1.

Фергюсон А. Опыт истории гражданского общества. М.: РОССПЭН, 2000.

Фрейд 3. Психоанализ. Религия. Культура. М.: Ренессанс, 1992.

Фрейд З. Психология масс и анализ человеческого «Я». М.: Азбука, 2016.

Фридман М., Шварц А. Монетарная история Соединенных Штатов 1867−1960 гг. К.: «Ваклер», 2007.

Фуко М. Герменевтика субъекта: Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1981—1982 учебном году. СПб.: Наука, 2007.

Фуко М. История сексуальности. Т. 1. Воля к знанию // Он же. Воля к истине: По ту сторону власти и сексуальности. Работы разных лет. М., 1996а.

Фуко М. История сексуальности. Т. 3. Забота о себе. К.; М.: Дух и литера, Грунт, Рефл-бук, 1998.

Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. М.: Ад Маргинем, 2015.

Фуко М. Ницше, генеалогия и история // Философия эпохи постмодерна: Сборник переводов и рефератов. Мн.: Изд. ООО «Красико-принт», 1996b. С. 74–97.

Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. М.: Прогресс, 1977.

Хайдеггер М. Бытие и время. М.: Ad Marginem, 1997.

Харт Г. Л. А. Понятие права. СПб.: Издательство СПбГУ, 2007.

Хомский Н. Аспекты теории синтаксиса. М.: Издательство Московского университета, 1972.

Чалмерс Д. Сознающий ум: В поисках фундаментальной теории. М.: URSS: Либроком, 2013.

Эшби У.Р. Введение в кибернетику. М., 1959.

Юм Д. Соч.: В 2 т. М.: Мысль, 1965. Т. 1.

Юм Д. Соч.: В 2 т. М.: Мысль, 1996. Т. 2.

Якобсон Р. К характеристике евразийского языкового союза. П.: Издание евразийцев, 1931.

Aarsleff, Hans, 1982, From Locke to Saussure: Essays on the Study of Language and Intellectual History, Minneapolis: University of Minnesota Press.

Abbott, Barbara, 1989, “Nondescriptionality and Natural Kind Terms”, Linguistics and Philosophy, 12(3): 269–291. doi:10.1007/BF00635637

Agassi, Joseph, 1975, “Institutional Individualism”, The British Journal of Sociology, 26(2): 144–155. doi:10.2307/589585

Alcoff, L. M., R. R. Sundstrom, G. Beckles-Raymond, M. A. Oshana, J. L. Vest, N. Zack, J. Garcia, C. Simpson, T. J. Golden, and J. D. Hill, 2016, Philosophy and the Mixed Race Experience, Lanham: Lexington Books.

Althusser, Louis, 1965, “L’Objet du ‘Capital’”, in Althusser et al. 1965.

Althusser, Louis, Étienne Balibar, Roger Establet, Pierre Macherey and Jacques Rancière (eds.), 1965, Lire Le Capital, Paris: Éditions François Maspero, 2; translated by Ben Brewster and David Fernbach, Reading Capital, London, New York: Verso Books, 2016.

Alward, Peter, 2005, “Between the Lines of Age: Reflections on the Metaphysics of Words”, Pacific Philosophical Quarterly, 86(2): 172–187. doi:10.1111/j.1468-0114.2005.00221.x

Andreasen, Robin O., 1998, “A New Perspective on the Race Debate”, The British Journal for the Philosophy of Science, 49(2): 199–225. doi:10.1093/bjps/49.2.199

Appiah, K. Anthony, 1985, “The Uncompleted Argument: Du Bois and the Illusion of Race”, Critical Inquiry, 12(1): 21–37.

Appiah, K. Anthony, 1994, “Race, Culture, Identity: Misunderstood Connections”, in K. Anthony Appiah and Amy Gutmann (eds.), Color Conscious: The political morality of race, Princeton: Princeton University Press.

Aristotle, selections in J. Barnes (ed.), The Complete Works of Aristotle, 2 volumes, Princeton: Princeton University Press, 1984.

Arnold, Roger A., 2008, Macroeconomics, Mason, OH: Cengage.

Arrow, Kenneth J., 1994, “Methodological Individualism and Social Knowledge”, The American Economic Review, 84(2): 1–9.

Audi, Paul, 2012, “A Clarification and Defense of the Notion of Grounding”, in Correia & Schnieder 2012: 101–121. doi:10.1017/CBO9781139149136.004

Aydinonat, N. Emrah, 2008, The Invisible Hand in Economics: How economists explain unintended social consequences, London: Routledge.

Azzouni, Jody, 2014, “A Defense of Logical Conventionalism”, in Penelope Rush (ed.), The Metaphysics of Logic, Cambridge: Cambridge University Press, pp. 32–48. doi:10.1017/CBO9781139626279.004

Bach, Kent and Robert M. Harnish, 1979, Linguistic Communication and Speech Acts, Cambridge, MA: MIT Press.

Baker, Lynne Rudder, 2004, “The Ontology of Artifacts”, Philosophical Explorations, 7(2): 99–111. doi:10.1080/13869790410001694462

Balibar, Étienne, 1965, “Sur les concepts fondamentaux du matérialisme historique”, in Althusser et al. 1965.

Barnes, Elizabeth, 2016, The Minority Body: A Theory of Disability, Oxford: Oxford University Press. doi:10.1093/acprof:oso/9780198732587.001.0001

Barnett, Randy E., 1985, “A Consent Theory of Contract”, Columbia Law Review, 86(2): 269–321. doi:10.2307/1122705

Barney, Jay, 1991, “Firm Resources and Sustained Competitive Advantage”, Journal of Management, 17(1): 99–120. doi:10.1177/014920639101700108

Beiser, Frederick C., 2005, Hegel, London: Routledge.

Bennett, Jonathan, 1988, “Quotation”, Noûs, 22(3): 399–418. doi:10.2307/2215710

Bennett, Karen, 2004a, “Global Supervenience and Dependence”, Philosophy and Phenomenological Research, 68(3): 510–529. doi:10.1111/j.1933-1592.2004.tb00364.x

Bennett, Karen, 2004b, “Spatio-temporal Coincidence and the Grounding Problem”, Philosophical Studies, 118(3): 339–371. doi:10.1023/B:PHIL.0000026471.20355.54

Bernasconi, Robert and Tommy L. Lott, 2000, The Idea of Race, Indianapolis: Hackett.

Bhargava, Rajeev, 1992, Individualism in Social Science, Oxford: Clarendon Press. doi:10.1093/acprof:oso/9780198242796.001.0001

Bhaskar, Roy, 1975, “Forms of Realism”, Philosophica, 15(1): 99–127.

Bicchieri, Cristina, 2005, The Grammar of Society: The Nature and Dynamics of Social Norms, Cambridge, Cambridge University Press. doi:10.1017/CBO9780511616037

Bickhard, Mark H., 2008, “Social Ontology as Convention”, Topoi, 27(1–2): 139–149. doi:10.1007/s11245-008-9036-1

Binmore, Ken G., 1998, Game Theory and the Social Contract, Volume 2: Just Playing, Cambridge, MA: MIT Press.

Block, Ned, 1980, “Introduction: What is Functionalism?”, in Ned Block (ed.), Readings in Philosophy of Psychology, London: Methuen, pp. 171–184.

Bloom, Paul, 1996, “Intention, History, and Artifact Concepts”, Cognition, 60(1): 1–29. doi:10.1016/0010-0277(95)00699-0

Borch, Christian, 2012, The Politics of Crowds: An Alternative History of Sociology, Cambridge: Cambridge University Press. doi:10.1017/CBO9780511842160

Bourdieu, Pierre, 1972 [1977], Outline of a Theory of Practice (Esquisse d’une théorie de la pratique), Richard Nice (trans.), Cambridge: Cambridge University Press. doi:10.1017/CBO9780511812507

Boyd, Richard, 1991, “Realism, Anti-Foundationalism and the Enthusiasm for Natural Kinds”, Philosophical Studies, 61(1–2): 127–148. doi:10.1007/BF00385837

Boyd, Richard, 1999a, “Homeostasis, Species, and Higher Taxa”, in Robert A. Wilson (ed.), Species: New Interdisciplinary Essays, Cambridge, MA: MIT Press, pp. 141–185.

Boyd, Richard, 1999b, “Kinds, Complexity and Multiple Realization: Comments on Millikan’s ‘Historical Kinds and the Special Sciences’”, Philosophical Studies, 95(1–2): 67–98. doi:10.1023/A:1004511407133

Bradley, F.H., 1893, Appearance and Reality, London: Swan Sonnenschein.

Brandom, Robert B., 1993, “Shared Intention”, Ethics, 104(1): 97–113. doi:10.1086/293577

Brandom, Robert B., 1994, Making It Explicit: Reasoning, Representing, and Discursive Commitment, Cambridge: Harvard University Press.

Brandom, Robert B., 2001, “Holism and Idealism in Hegel’s Phenomenology”, Hegel-Studien, 36: 57–92.

Brandom, Robert B., 2014, Shared Agency: A Planning Theory of Acting Together, Oxford: Oxford University Press. doi:10.1093/acprof:oso/9780199897933.001.0001

Brandom, Robert B., Bratman, Michael E., 1987, Intention, Plans, and Practical Reason, Stanford: CSLI Publications.

Bromberger, Sylvain, 1989, “Types and Tokens in Linguistics”, in Alexander George (ed.), Reflections on Chomsky, Oxford: Blackwell, pp. 58–89.

Burge, Tyler, 1975, “On Knowledge and Convention”, Philosophical Review, 84(2): 249–255. doi:10.2307/2183970

Burge, Tyler, 1979, “Individualism and the Mental”, Midwest Studies in Philosophy, 4: 73–121. doi:10.1111/j.1475-4975.1979.tb00374.x

Burge, Tyler, 1986, “Intellectual Norms and Foundations of Mind”, Journal of Philosophy, 83(12): 697–720. doi:10.2307/2026694

Butler, Judith, 1988, “Performative Acts and Gender Constitution: An Essay in Phenomenology and Feminist Theory”, Theatre Journal, 40(4): 519–531. doi:10.2307/3207893

Butler, Judith, 1990, Gender Trouble: Feminism and the subversion of identity, New York: Routledge.

Butler, Judith, 1993, Bodies That Matter: On the discursive limits of ‘sex’, New York: Routledge.

Butler, Judith, 2004, Undoing Gender, New York: Routledge.

Callon, Michel, 1999, “Actor-Network Theory: The Market Test”, The Sociological Review(Supplement), 47: 181–195, doi:10.1111/j.1467-954X.1999.tb03488.x; reprinted 2007 in Kristin Asdal, Brita Brenna, and Ingunn Moser (eds), Technoscience: The Politics of Interventions, Oslo: Oslo Academic Press, pp. 273–286. (Также см.: Каллон 2014. URL: https://www.hse.ru/data/2014/10/07/1100063024/Каллон%20М.%20Акторно-сетевая%20теория.pdf.)

Capitani, Erminio, M Laiacona, B Mahon, and A Caramazza, 2003, “What are the Facts of Category-Specific Deficits? A Critical Review of the Clinical Evidence”, Cognitive Neuropsychology, 20(3/4/5/6): 213–62. doi:10.1080/02643290244000266

Cappelen, Herman and Ernie Lepore, 1997, “Varieties of Quotation”, Mind, 106(423): 429–450. doi:10.1093/mind/106.423.429

Cappelen, Herman, 1999, “Intentions in Words”, Noûs, 33(1): 92–102. doi:10.1111/0029-4624.00143

Carey, Susan and Elizabeth Spelke, 1994, “Domain Specific Knowledge and Conceptual Change”, in L. Hirschfeld and S. Gelman (eds.), Mapping the Mind: Domain Specificity in Cognition and Culture, Cambridge: Cambridge University Press, pp. 169–200.

Carnap, Rudolf, 1928, Der logische Aufbau der Welt, Leipzig: Felix Meiner Verlag. (Частичный русский перевод: Карнап Р. Логическое построение мира // Erkenntnis (Познание). М.: Идея-Пресс: Издательский дом «Территория будущего», 2006. С. 75–94.)

Carter, D. Bruce and Charlotte J. Patterson, 1982, “Sex Roles as Social Conventions: the Development of Children’s Conceptions of Sex-Role Stereotypes”, Developmental Psychology, 18(6): 812–824.

Chakrabarti, Bikas K., Anirban Chakraborti and Arnab Chatterjee, 2007, Econophysics and Sociophysics: Trends and Perspectives, Hoboken, NJ: Wiley. doi:10.1002/9783527610006

Chomsky, Noam, 1986, Knowledge of Language: Its nature, origin, and use, New York: Praeger.

Chomsky, Noam, 2000, New Horizons in the Study of Language and Mind, Cambridge: Cambridge University Press. doi:10.1017/CBO9780511811937

Clegg, Stewart R., Cynthia Hardy and Walter R. Nord, 1996, The SAGE Handbook of Organization Studies, London: SAGE Publications Ltd.

Coase, R.H., 1960, “The Problem of Social Cost”, Journal of Law and Economics, 3: 1–44. doi:10.1086/466560

Cohen, Henri and Claire Lefebvre (eds.), 2005, Handbook of Categorization in Cognitive Science, Amsterdam: Elsevier.

Coleman, James S., 1990, Foundations of Social Theory, Cambridge: Belknap Press.

Coleman, Jules L., 1982, “Moral Theories of Torts: Their Scope and Limits: Part I”, Law and Philosophy, 1(3): 371–390. doi:10.1007/BF00231221

Coleman, Jules L., 1983, “Moral Theories of Torts: Their scope and limits: Part II”, Law and Philosophy, 2(1): 5–36. doi:10.1007/BF00145311

Coleman, Jules L., Scott J. Shapiro and Kenneth Einar Himma, 2002, The Oxford Handbook of Jurisprudence and Philosophy of Law, Oxford: Oxford University Press. doi:10.1093/oxfordhb/9780199270972.001.0001

Conner, Kathleen R. and C.K. Prahalad, 1996, “A Resource-Based Theory of the Firm: Knowledge Versus Opportunism”, Organization Science, 7(5): 477–501. doi:10.1287/orsc.7.5.477

Copp, David, 1984, “What Collectives Are: Agency, Individualism and Legal Theory”, Dialogue, 23(2): 249–269. doi:10.1017/S0012217300044899

Correia, Fabrice and Benjamin Schnieder, 2012, Metaphysical Grounding: Understanding the Structure of Reality, Cambridge: Cambridge University Press. doi:10.1017/CBO9781139149136

Correia, Fabrice, 2005, Existential Dependence and Cognate Notions, Munich: Philosophia Verlag.

Crenshaw, Kimberle, 1991, “Mapping the Margins: Intersectionality, Identity Politics, and Violence against Women of Color”, Stanford Law Review, 43(6): 1241–1299. doi:10.2307/1229039

Cummins, Robert C., 1975, “Functional Analysis”, Journal of Philosophy, 72(20): 741–764. doi:10.2307/2024640

Currie, Gregory, 1984, “Individualism and Global Supervenience”, British Journal for the Philosophy of Science, 35(4): 345–358. doi:10.1093/bjps/35.4.345

Davidson, Donald, 1973, “On the Very Idea of a Conceptual Scheme”, Proceedings and Addresses of the American Philosophical Association, 47: 5–20

Davidson, Donald, 1979, “Quotation”, Theory and Decision, 11(1): 27–40. doi:10.1007/BF00126690

Davidson, Donald, 1987, “Knowing One’s Own Mind”, Proceedings and Addresses of the American Philosophical Association, 60(3): 441–458. doi:10.2307/3131782

Davis, John B., 2003, The Theory of the Individual in Economics: Identity and Value, London: Routledge.

Deleplace, Ghislain and Edward J. Nell, 1996, Money in Motion: The Post-Keynesian and Circulation Approaches, New York: St. Martin’s Press. doi:10.1007/978-1-349-24525-3

Dennett, Daniel, 1991, “Real Patterns”, Journal of Philosophy, 88(1): 27–51. doi:10.2307/2027085

Di Sciullo, Anna-Maria and Edwin Williams, 1987, On the Definition of Word, Cambridge, MA: MIT Press.

Diamond, P., 1984, “Money in Search Equilibrium”, Econometrica, 52(1): 1–20. doi:10.2307/1911458

Dipert, Randall R., 1993, Artifacts, Art Works, and Agency, Philadelphia: Temple University Press.

Dretske, Fred I., 1988, Explaining Behavior: Reasons in a World of Causes, Cambridge, MA: MIT Press.

Dummett, Michael, 1989, “Language and Communication”, in Reflections on Chomsky, Alexander George (ed.), Oxford: Blackwell, pp. 192–212. Reprinted 2010 in Darragh Byrne and Max Kölbel (eds.), Arguing About Language, London: Routledge

Dupré, John, 1995, The Disorder of Things: Metaphysical Foundations of the Disunity of Science, Cambridge, MA: Harvard University Press.

Dworkin, Ronald, 1967, “The Model of Rules”, The University of Chicago Law Review, 35(1): 14–46.

Dworkin, Ronald, 1986, Law’s Empire, Cambridge: Belknap Press. (Частичный русский перевод: Дворкин Р. Империя права [предисловие и Глава I] // Известия высших учебных заведений. Правоведение. 2013. №3 (308).)

Eaton, Marcia M., 1969, “Art, Artifacts, and Intentions”, American Philosophical Quarterly, 6(2): 165–169.

Effingham, Nikki, 2010, “The Metaphysics of Groups”, Philosophical Studies, 149(2): 251–267. doi:10.1007/s11098-009-9335-4

Elder-Vass, Dave, 2010, The Causal Power of Social Structures: Emergence, Structure and Agency, Cambridge: Cambridge University Press. doi:10.1017/CBO9780511761720

Elder, Crawford L., 2004, Real Natures and Familiar Objects, Cambridge, MA: MIT Press.

Elder, Crawford L., 2007, “On the Place of Artifacts in Ontology”, in Margolis & Laurence 2007: 33–51.

Elman, Jeffrey L., Elizabeth A. Bates, Mark H. Johnson, Annette Karmiloff-Smith, Domenico Parisi and Kim Plunkett, 1996, Rethinking Innateness: A Connectionist Perspective on Development, Cambridge, MA: MIT Press.

Epstein, Brian, “What Are Social Groups? Their metaphysics and how to classify them”, Synthese, first online, 6 April 2017. doi:10.1007/s11229-017-1387-y

Epstein, Brian, 2008, “The Realpolitik of Reference”, Pacific Philosophical Quarterly, 89(1): 1–20. doi:10.1111/j.1468-0114.2008.00307.x

Epstein, Brian, 2009, “Ontological Individualism Reconsidered”, Synthese, 166(1): 187–213. doi:10.1007/s11229-007-9272-8

Epstein, Brian, 2010, “History and the Critique of Social Concepts”, Philosophy of the Social Sciences, 40(1): 3–29. doi:10.1177/0048393109350678

Epstein, Brian, 2014a, “How Many Kinds of Glue Hold the Social World Together?”, in Mattia Gallotti and John Michael (eds.), Perspectives on Social Ontology and Social Cognition, Dordrecht: Springer Netherlands, pp. 41–55. doi:10.1007/978-94-017-9147-2_4

Epstein, Brian, 2014b, “What is Individualism in Social Ontology? Ontological Individualism vs. Anchor Individualism”, in Zahle & Collins 2014b: 17–38. doi:10.1007/978-3-319-05344-8_2

Epstein, Brian, 2015, The Ant Trap: Rebuilding the Foundations of the Social Sciences, New York: Oxford University Press. doi:10.1093/acprof:oso/9780199381104.001.0001

Ereshefsky, Marc and Thomas A.C. Reydon, 2015, “Scientific Kinds”, Philosophical Studies, 172(4): 969–986. doi:10.1007/s11098-014-0301-4

Erskine, Toni, 2003, Can Institutions Have Responsibilities?: Collective Moral Agency and International Relations, London: Palgrave Macmillan UK. doi:10.1057/9781403938466

Fausto-Sterling, Anne, 2000, Sexing the Body: Gender politics and the construction of sexuality, New York: Basic Books.

Ferguson, Niall, 2008, The Ascent of Money: A financial history of the world, New York: Penguin.

Ferri, Enrico, 1884, I nuovi orizzonti del diritto e della procedura penale, Bologna: Nicola Zanichelli.

Filmer, Robert, 1680, Patriarcha and Other Writings, ed. by Johann P. Sommerville, Cambridge: Cambridge University Press, 1991

Fine, Kit, 2001, “The Question of Realism”, Philosopher’s Imprint, 1(1): 1–30.

Fine, Kit, 2012, “Guide to Ground”, in Correia & Schnieder 2012: 37–80. doi:10.1017/CBO9781139149136.002

Fisse, Brent and John Braithwaite, 1993, Corporations, Crime and Accountability, Cambridge: Cambridge University Press. doi:10.1017/CBO9780511659133

Fodor, J.A., 1974, “Special Sciences (or: The Disunity of Science as a Working Hypothesis)”, Synthese, 28(2): 97–115. doi:10.1007/BF00485230

Forster, Michael N., 2010, After Herder: Philosophy of Language in the German Tradition, Oxford: Oxford University Press.

French, Peter A., 1979, “The Corporation as a Moral Person”, American Philosophical Quarterly, 16(3): 207–215.

French, Peter A., 1984, Collective and Corporate Responsibility, New York: Columbia University Press.

Fried, Charles, 1981, Contract as Promise: A Theory of Contractual Obligation, Cambridge, MA: Harvard University Press.

Friedman, Michael, 1995, “Poincaré’s Conventionalism and the Logical Positivists”, Foundations of Science, 1(2): 299–314. doi:10.1007/BF00124615

Gallotti, Mattia and Chris D. Frith, 2013, “Social Cognition in the We-mode”, Trends in Cognitive Sciences, 17(4): 160–165. doi:10.1016/j.tics.2013.02.002

García-Carpintero, Manuel, 2004a, “Assertion and the Semantics of Force-Markers”, in Claudia Bianchi (ed.), The Semantics/Pragmatics Distinction, Stanford: CSLI Publications, pp. 133–166.

García-Carpintero, Manuel, 2004b, “The Deferred Ostension Theory of Quotation”, Noûs, 38(4): 674–692. doi: 10.1111/j.0029-4624.2004.00488.x

Gauthier, David P., 1986, Morals by Agreement, New York: Oxford University Press. doi:10.1093/0198249926.001.0001

Gellner, Ernest A., 1956, “Explanations in History”, Proceedings of the Aristotelian Society(Supplementary Volume), 30: 157–176. Reprinted as “Holism versus Individualism” in May Brodbeck (ed.), Readings in the Philosophy of Social Science, New York: Macmillan, 1968, pp. 254–268. doi:10.1093/aristoteliansupp/30.1.157

Geuss, Raymond, 1981, The Idea of a Critical Theory: Habermas and the Frankfurt School, Cambridge: Cambridge University Press

Gibbard, Alan, 1975, “Contingent Identity”, Journal of Philosophical Logic, 4(2): 187–221. doi:10.1007/BF00693273

Gilbert, Margaret, 1983, “Notes on the Concept of a Social Convention”, New Literary History, 14(2): 225–251

Gilbert, Margaret, 1989, On Social Facts, Princeton: Princeton University Press

Gilbert, Margaret, 1990, “Walking Together: A Paradigmatic Social Phenomenon”, Midwest Studies in Philosophy, 15(1): 1–14. doi:10.1111/j.1475-4975.1990.tb00202.x

Gilbert, Margaret, Collective Belief”, Synthese, 73(1): 185–204. doi:10.1007/BF00485446

Glasgow, Joshua, 2009, A Theory of Race, New York: Routledge.

Gobert, James and Maurice Punch, 2003, Rethinking Corporate Crime, New York: Cambridge University Press.

Goldstein, Leon J., 1958, “The Two Theses of Methodological Individualism”, British Journal for the Philosophy of Science, 9(33): 1–11. doi:10.1093/bjps/IX.33.1

Green, T.H., 1866, “The Philosophy of Aristotle”, North British Review, 45(89): 55–76.

Greenawalt, Kent, 1986, “The Rule of Recognition and the Constitution”, Michigan Law Review, 85(4): 621–671

Greenwood, John D. (ed.), 1997, The Mark of the Social: Discovery or Invention?, Lanham, MD: Rowman and Littlefield.

Greenwood, John D. 2003, “Social Facts, Social Groups and Social Explanation”, Noûs, 37(1): 93–112. doi:10.1111/1468-0068.00430

Grossman, Sanford J. and Oliver D. Hart, 1986, “The Costs and Benefits of Ownership: A Theory of Vertical and Lateral Integration”, Journal of Political Economy, 94(4): 691–719. doi:10.1086/261404

Guala, Francesco, 2016, Understanding Institutions: The Science and Philosophy of Living Together, Princeton: Princeton University Press.

Gutting, Gary, 2005, Foucault: A Very Short Introduction, Oxford: Oxford University Press. doi:10.1093/actrade/9780192805577.001.0001

Hacking, Ian, 1995, “The Looping Effects of Human Kinds”, in Dan Sperber, David Premack, and Ann James Premack (eds.), Causal Cognition: a Multidisciplinary Debate, Oxford: Oxford University Press, pp. 351–383. doi:10.1093/acprof:oso/9780198524021.003.0012

Hacking, Ian, 2007, “Natural Kinds: Rosy Dawn, Scholastic Twilight”, Royal Institute of Philosophy Supplement, 61: 203–239. doi:10.1017/S1358246107000203

Hakli, Raul, 2006, “Group Beliefs and the Distinction between Belief and Acceptance”, Cognitive Systems Research, 7(2–3): 286–297. doi:10.1016/j.cogsys.2005.11.013

Hall, Tracy Alan and Ursula Kleinhenz (eds.), 1999, Studies on the Phonological Word, Amsterdam: John Benjamins. doi:10.1075/cilt.174

Hall, Tracy Alan, 1999, “The Phonological Word: A Review”, in Hall & Kleinhenz 1999: 1–22. doi:10.1075/cilt.174.02hal

Hardimon, Michael O., 2012, “The Idea of a Scientific Concept of Race”, Journal of Philosophical Research, 37: 249–282. doi:10.5840/jpr20123713

Harman, Graham, 2005, Guerrilla Metaphysics: Phenomenology and the Carpentry of Things, New York: Open Court.

Hart, Oliver and Bengt Holmstrom, 1986, “The Theory of Contracts”, Working paper 418, Department of Economics, Massachusetts Institute of Technology (MIT). Hart & Holmstrom available online

Hart, Oliver and John Moore, 1990, “Property Rights and the Nature of the Firm”, Journal of Political Economy, 98(6): 1119–1158. doi:10.1086/261729

Hartmann, Klaus, 1972, “Hegel: A Non-metaphysical View”, in Alasdair MacIntyre (ed.), Hegel: A Collection of Critical Essays, Notre Dame, IN: Notre Dame Press, pp. 101–124.

Haslanger, Sally, 2000, “Gender and Race: (What) Are They? (What) Do We Want Them To Be?”, Noûs, 34(1): 31–55. doi:10.1111/0029-4624.00201

Haslanger, Sally, 2003, “Social Construction: The ‘Debunking’ Project”, in Schmitt 2003b.

Haslanger, Sally, 2012, Resisting Reality: Social Construction and Social Critique, Oxford: Oxford University Press. doi:10.1093/acprof:oso/9780199892631.001.0001

Hawthorne, John and Ernest Lepore, 2011, “On Words”, Journal of Philosophy, 108(9): 447–485.

Hayles, N. Katherine, 1999, How We Became Posthuman: Virtual Bodies in Cybernetics, Literature, and Informatics, Chicago: University of Chicago Press.

Herder, Johann Gottfried von, 1774, Auch eine Philosophie der Geschichte zur Bildung der Menschheit, Riga: Hartnoch.

Hess, Kendy M., 2010, “The Modern Corporation as Moral Agent”, Southwest Philosophy Review, 26(1): 61–69. doi:10.5840/swphilreview20102618

Higginbotham, James, 1991, “Remarks on the Metaphysics of Linguistics”, Linguistics and Philosophy, 14(5): 555–566. doi:10.1007/BF00632597

Hilpinen, Risto, 1992a, “Authors and Artifacts”, Proceedings of the Aristotelian Society, 93(1): 155–178. doi:10.1093/aristotelian/93.1.155

Hilpinen, Risto, 1992b, “On Artifacts and Works of Art”, Theoria, 58(1): 58–82. doi:10.1111/j.1755-2567.1992.tb01155.x

Hindriks, Frank, 2013, “The Location Problem in Social Ontology”, Synthese, 190(3): 413–437. doi:10.1007/s11229-011-0036-0

Hochman, Adam, 2013, “Against the New Racial Naturalism”, Journal of Philosophy, 110(6): 331–351. doi:10.5840/jphil2013110625

Hoover, Kevin D., 1995, “Is Macroeconomics for Real?”, The Monist, 78(3): 235–257. doi:10.5840/monist19957832

Hoover, Kevin D., 2001a, Causality in Macroeconomics, Cambridge: Cambridge University Press.

Hoover, Kevin D., 2001b, The Methodology of Empirical Macroeconomics, Cambridge: Cambridge University Press.

Hoover, Kevin D., 2009, “Microfoundations and the Ontology of Macroeconomics”, in Harold Kincaid and Don Ross (eds.), Oxford Handbook of Philosophy of Economics, Oxford: Oxford University Press, pp. 386–409.

Horstmann, Rolf-Peter, 2006, “Hegel’s Phenomenology of Spirit as an Argument for a Monistic Ontology”, Inquiry, 49(1): 103–118. doi:10.1080/00201740500497530

Huebner, Bryce, 2013, Macrocognition: A Theory of Distributed Minds and Collective Intentionality, Oxford: Oxford University Press. doi:10.1093/acprof:oso/9780199926275.001.0001

Hugly, Philip and Charles Sayward, 1981, “Expressions and Tokens”, Analysis, 41(4): 181–187. doi:10.1093/analys/41.4.181

Hutchins, Edwin, 1995, Cognition in the Wild, Cambridge, MA: MIT Press.

Iseminger, Gary, 1973, “The Work of Art as Artifact”, The British Journal of Aesthetics, 13(1): 3–16. doi:10.1093/bjaesthetics/13.1.3

Jansen, Ludger, 2009, “Unity and Constitution of Social Entities”, in Ludger Honnefelder, Edmund Runggaldier, and Benedikt Schick (eds.), Unity and Time in Metaphysics, Berlin: de Gruyter, pp. 15–45.

Jarvie, Ian C., 1972, Concepts and Society, London: Routledge and Kegan Paul.

Jarvie, Ian C., 1998, “Situational Logic and Its Reception”, Philosophy of the Social Sciences, 28(3): 365–380. doi:10.1177/004839319802800303

Jevons, William Stanley, 1871, The Theory of Political Economy, London: Macmillan.

Jones, Karen, 2014, “Intersectionality and Ameliorative Analyses of Race and Gender”, Philosophical Studies, 171(1): 99–107. doi:10.1007/s11098-013-0245-0

Julien, Marit, 2007, “The Relation Between Morphology and Syntax”, in Gillian Ramchand and Charles Reiss (eds.), The Oxford Handbook of Linguistic Interfaces, Oxford: Oxford University Press, pp. 209–238.

Kaldor, Nicholas, 1985, The Scourge of Monetarism, Oxford; New York: Oxford University Press.

Kaplan, David, 1989, “Demonstratives”, in Joseph Almog, Howard K. Wettstein and John Perry (eds.), Themes from Kaplan, New York: Oxford University Press, pp. 481–563.

Kaplan, David, 1990, “Words”, Aristotelian Society Supplementary Volume, 64: 93–119. doi:10.1093/aristoteliansupp/64.1.93

Kaplan, Jonathan Michael and Rasmus Grønfeldt Winther, 2014, “Realism, Antirealism, and Conventionalism About Race”, Philosophy of Science, 81(5): 1039–1052. doi:10.1086/678314

Katz, Jerrold J. and Paul M. Postal, 1991, “Realism vs. Conceptualism in Linguistics”, Linguistics and Philosophy, 14(5): 515–554. doi:10.1007/BF00632596

Keil, Frank C., Marissa L. Greif and Rebbekkah S. Kerner, 2007, “A world apart: How concepts of the constructed world are different in representation and in development”, in Margolis & Laurence 2007: 231–245.

Kekes, John, 1985, “Moral Conventionalism”, American Philosophical Quarterly, 22(1): 37–46.

Khalidi, Muhammad Ali, “Natural Kinds as Nodes in Causal Networks”, Synthese, first online, 2 August 2015. doi:10.1007/s11229-015-0841-y

Kincaid, Harold, 1986, “Reduction, Explanation and Individualism”, Philosophy of Science, 53(4): 492–513. Reprinted in Michael Martin and Llee C. McIntyre (eds.), Readings in the Philosophy of Social Science, Cambridge, MA: MIT Press, 1994, pp. 497–515. doi:10.1086/289337

Kincaid, Harold, 1997, Individualism and the Unity of Science, Lanham: Rowman and Littlefield.

Kincaid, Harold, 1998, “Supervenience”, in John B. Davis, D. Wade Hands and Uskali Mäki (eds.), The Handbook of Economic Methodology, Cheltenham: Edward Elgar, pp. 487–488.

Kirby, Simon, 1999, Function, Selection, and Innateness: The Emergence of Language Universals, Oxford: Oxford University Press.

Kitcher, Philip, 2007, “Does ‘Race’ Have a Future?”, Philosophy & Public Affairs, 35(4): 293–317. doi:10.1111/j.1088-4963.2007.00115.x

Kiyotaki, Nobuhiro and Randall Wright, 1989, “On Money as a Medium of Exchange”, Journal of Political economy, 97(4): 927–954. doi:10.1086/261634

Knoblich, Günther, Stephen A. Butterfill and Natalie Sebanz, 2011, “Psychological Research on Joint Action: Theory and Data”, in Brian H. Ross (ed.), Advances in Research and Theory, (Psychology of Learning and Motivation-Advances in Research and Theory, 54), Elsevier, pp. 59–101. doi:10.1016/B978-0-12-385527-5.00003-6

Kocherlakota, Narayana R., 1998, “Money is Memory”, Journal of Economic Theory, 81(2): 232–251. doi:10.1006/jeth.1997.2357

Kolodny, Niko and R. Jay Wallace, 2003, “Promises and Practices Revisited”, Philosophy & Public Affairs, 31(2): 119–154. doi:10.1111/j.1088-4963.2003.00119.x

Koopman, Colin, 2013, Genealogy as Critique: Foucault and the Problems of Modernity, Bloomington, IN: Indiana University Press.

Kornblith, Hilary, 1980, “Referring to Artifacts”, Philosophical Review, 89: 109–114. doi:10.2307/2184866

Kreines, James, 2015, Reason in the World: Hegel’s Metaphysics and its Philosophical Appeal, New York: Oxford University Press. doi:10.1093/acprof:oso/9780190204303.001.0001

Kripke, Saul A., 1972, “Naming and Necessity”, in Donald Davidson and Gilbert Harman (eds.), Semantics of Natural Language, Dordrecht: Riedel, pp. 253–355.

Kripke, Saul A., 1982, Wittgenstein on Rules and Private Language: An Elementary Exposition, Cambridge, MA: Harvard University Press. (См. также: Крипке 1999. URL: https://www.ruthenia.ru/logos/number/1999_01/1999_1_09.htm)

Kukla, André, 2000, Social Constructivism and the Philosophy of Science, London: Routledge.

Lagerspetz, Eerik, 1995, The Opposite Mirrors: An Essay on the Conventionalist Theory of Institutions, Dordrecht: Springer Netherlands. doi:10.1007/978-94-017-3409-7

Law, John, 2009, “Actor Network Theory and Material Semiotics”, in Bryan S. Turner (ed.), The New Blackwell Companion to Social Theory, Oxford: Wiley-Blackwell, pp. 141–158. doi:10.1002/9781444304992.ch7

Levinson, Jerrold, 1980, “What a Musical Work Is”, Journal of Philosophy, 77(1): 5–28. doi:10.2307/2025596

Levinson, Jerrold, 2007, “Artworks as artifacts”, in Margolis & Laurence 2007: 74–82.

Lewis, David K., 1969, Convention: A philosophical study, Cambridge, MA: Harvard University Press.

Lewis, David K., 1975, “Languages and Language”, in Keith Gunderson (ed.), Language, Mind, and Knowledge, (Minnesota Studies in the Philosophy of Science, 7), Minneapolis: University of Minnesota Press, pp. 3–35.

List, Christian and Kai Spiekermann, 2013, “Methodological Individualism and Holism in Political Science: A Reconciliation”, American Political Science Review, 107(4): 629–643. doi:10.1017/S0003055413000373

List, Christian and Philip Pettit, 2002, “Aggregating Sets of Judgments: An impossibility result”, Economics and Philosophy, 18: 89–110.

List, Christian and Philip Pettit, 2011, Group Agency: The Possibility, Design, and Status of Corporate Agents, Oxford: Oxford University Press. doi:10.1093/acprof:oso/9780199591565.001.0001

List, Christian, 2014, “Three Kinds of Collective Attitudes”, Erkenntnis (Supplement), 79(9): 1601–22. doi:10.1007/s10670-014-9631-z

List, Christian, forthcoming, “What is it like to be a group agent?”, Noûs, first online, 28 July 2016, doi:10.1111/nous.12162

Little, Daniel, 1991, Varieties of Social Explanation, Boulder: Westview Press.

Livet, Pierre and Frédéric Nef, 2009, Les êtres sociaux: Processus et virtualité, Paris: Hermann.

Lukes, Steven, 1985, Emile Durkheim, His Life and Work: A Historical and Critical Study, Stanford: Stanford University Press.

Macdonald, Graham and Philip Pettit, 1981, Semantics and Social Science, London: Routledge & Kegan Paul.

Macpherson, C.B., 1962, The Political Theory of Possessive Individualism, Oxford: Clarendon Press.

Mahon, Bradford and Alfonso Caramazza, 2009, “Concepts and Categories: A Cognitive Neuropsychological Perspective”, Annual Review of Psychology, 60: 27–51. doi:10.1146/annurev.psych.60.110707.163532

Mallon, Ron, 2003, “Social Construction, Social Roles, and Stability”, in Schmitt 2003b: 327–353.

Mallon, Ron, 2016, The Construction of Human Kinds, Oxford: Oxford University Press. doi:10.1093/acprof:oso/9780198755678.001.0001

Mandelbaum, Maurice, 1955, “Societal Facts”, British Journal of Sociology, 6(4): 305–317. doi:10.2307/587130

Mandler, Jean, 2004, The Foundations of Mind: Origins of Conceptual Thought, New York: Oxford University Press.

Mankiw, N. Gregory, 2016, Principles of Macroeconomics, Stamford, CT: Cengage.

Marconi, Diego, 2013, “Pencils Have a Point: Against General Externalism About Artifactual Words”, Review of Philosophy and Psychology, 4(3): 497–513. doi:10.1007/s13164-013-0147-2

Margolis, Eric and Stephen Laurence (eds.), 2007, Creations of the Mind: Theories of Artifacts and Their Representation, Oxford: Oxford University Press.

Marmor, Andrei, 2009, Social Conventions: from Language to Law, Princeton, NJ: Princeton University Press.

Mas-Colell, Andreu, Michael D. Whinston, and Jerry R. Green, 1995, Microeconomic Theory, New York: Oxford University Press.

McCall, Leslie, 2005, “The Complexity of Intersectionality”, Signs: Journal of women in culture and society, 30(3): 1771–1800. doi:10.1086/426800

McCulloch, Gregory, 1991, “Making Sense of Words”, Analysis, 51(2): 73–79. doi:10.1093/analys/51.2.73

McEachern, William A., 2011, Economics: a Contemporary Introduction, Boston, MA: Cengage Learning.

McLaughlin, Brian P., 2006, “Is Role-functionalism Committed to Epiphenomenalism?”, Journal of Consciousness Studies, 13(1–2): 39–66.

McPherson, Lionel K., 2015, “Deflating ‘Race’”, Journal of the American Philosophical Association, 1(4): 674–693. doi:10.1017/apa.2015.19

Mead, George H., 1913, “The Social Self”, Journal of Philosophy, Psychology and Scientific Methods, 10(14): 374–380. doi:10.2307/2012910

Mead, George H., 1934, Mind, Self and Society, Chicago: University of Chicago Press. (Частичный русский перевод: Мид Дж. Разум, я и общество, Главы из книги // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Сер. 11, Социология: Реферативный журнал, 1997. С. 162–195.)

Mead, Margaret, H. L. Teuber and Heinz Von Foerster (eds.), 1950–1956, Cybernetics: Transactions, New York: Josiah Macy, Jr. Foundation. The transactions of several conferences, sometimes known as Macy conferences.

Mellor, D.H., 1982, “The Reduction of Society”, Philosophy, 57(219): 51–75. doi:10.1017/S0031819100069539

Menger, Carl, 1892, “On the Origins of Money”, Economic Journal, 2: 239–255.

Millikan, Ruth Garrett, 1984, Language, Thought, and Other Biological Categories: New Foundations for Realism, Cambridge, MA: MIT Press.

Millikan, Ruth Garrett, 1999, “Historical Kinds and the ‘Special Sciences’”, Philosophical Studies, 95(1–2): 45–65. doi:10.1023/A:1004532016219

Millikan, Ruth Garrett, 2005, Language: A Biological Model, Oxford: Oxford University Press. doi:10.1093/0199284768.001.0001

Moore, Basil J., 1988, Horizontalists and Verticalists: The Macroeconomics of Credit Money, Cambridge: Cambridge University Press.

Natorp, Paul, 1888, Einleitung in die Psychologie nach kritische Methode, Freiburg: J.C.B. Mohr.

North, Douglass C., 1990, Institutions, Institutional Change and Economic Performance, Cambridge: Cambridge University Press.

O’Neill, John, 1973, Modes of Individualism and Collectivism, London: Heinemann Educational.

Okin, Susan Moller, 1989, Justice, Gender, and the Family, New York: Basic Books.

Oppenheim, Paul and Hilary Putnam, 1958, “Unity of Science as a Working Hypothesis”, in Herbert Feigl, Michael Scriven, and Grover Maxwell, Concepts, Theories, and the Mind-Body Problem (Minnesota Studies in the Philosophy of Science: Volume 2), Minneapolis: University of Minnеsota Press, pp. 3–36.

Ortner, Sherry B., 1984, “Theory in Anthropology since the Sixties”, Comparative Studies in Society and History, 26(1): 126–166. doi:10.1017/S0010417500010811

Ostrom, Elinor, 1995, Understanding Institutional Diversity, Princeton: Princeton University Press.

Owens, David, 2006, “A Simple Theory of Promising”, Philosophical Review, 115(1): 51–77.

Pareto, Vilfredo, 1916, Trattato Di Sociologia Generale, Firenze: G. Barbéra.

Penrose, Edith T., 1959, The Theory of the Growth of the Firm, New York: John Wiley and Sons.

Pettit, Philip, 1993, The Common Mind: An Essay on Psychology, Society, and Politics, New York: Oxford University Press. doi:10.1093/0195106458.001.0001

Pettit, Philip, 2003, “Groups with Minds of Their Own”, in Schmitt 2003b: 167–194.

Pettit, Philip, 2007, “Responsibility incorporated”, Ethics, 117(2): 171–201. doi:10.1086/510695

Phillips, Anne, 2010, “What’s wrong with essentialism?”, Distinktion: Scandinavian Journal of Social Theory, 11(1): 47–60. doi:10.1080/1600910X.2010.9672755

Piaget, Jean, 1926, La représentation du monde chez l’enfant, Paris: F. Alcan.

Pickering, Andrew, 1984, Constructing Quarks: A Sociological History of Particle Physics, Chicago: University of Chicago Press.

Pippin, Robert B., 1989, Hegel’s Idealism: The Satisfactions of Self-Consciousness, Cambridge: Cambridge University Press.

Postema, Gerald J., 2001, Philosophy and the Law of Torts, Cambridge: Cambridge University Press.

Potochnik, Angela and Brian McGill, 2012, “The Limitations of Hierarchical Organization”, Philosophy of Science, 79(1): 120–140. doi:10.1086/663237

Potochnik, Angela, 2010, “Levels of Explanation Reconceived”, Philosophy of Science, 77(1): 59–72. doi:10.1086/650208

Powell, W. W. and P. J. DiMaggio, 2012, The New Institutionalism in Organizational Analysis, Chicago: University of Chicago Press.

Predelli, Stefano, 2008, “The Demonstrative Theory of Quotation”, Linguistics and Philosophy, 31(5): 555–572. doi:10.1007/s10988-008-9042-1

Preston, Beth, 2009, “Philosophical Theories of Artifact Function”, in Anthonie Meijers (ed.), Philosophy of Technology and Engineering Sciences, (Handbook of the Philosophy of Science), Amsterdam: Elsevier, pp. 213–233.

Preston, Beth, 2013, A Philosophy of Material Culture: Action, Function, and Mind, (Routledge Studies in Contemporary Philosophy, 48), New York: Routledge.

Putnam, Hilary, 1975, “The Meaning of ‘Meaning’”, in his Philosophical Papers, volume 2, Cambridge: Cambridge University Press. doi:10.1017/CBO9780511625251.014

Quine, W.V., 1936, “Truth by Convention”, Journal of Symbolic Logic, pp. 77

Raffelsiefen, Renate, 1999, “Diagnostics for Prosodic Words Revisited: The Case of Historically Prefixed Words in English”, in Hall & Kleinhenz 1999: 133–202. doi:10.1075/cilt.174.07raf

Raven, Michael J., 2015, “Ground”, Philosophy Compass, 10(5): 322–333. doi:10.1111/phc3.12220

Recanati, François, 1993, Direct Reference, Oxford: Blackwell.

Recanati, François, 2001, “Open Quotation”, Mind, 110(439): 637–687. doi:10.1093/mind/110.439.637

Reckwitz, Andreas, 2002, “Toward a Theory of Social Practices: A Development in Culturalist Theorizing”, European Journal of Social Theory, 5(2): 243–263. doi:10.1177/13684310222225432

Rescher, Nicholas, 2000, Process Philosophy: A Survey of Basic Issues, Pittsburgh: University of Pittsburgh Press.

Ricken, Ulrich, 1994, Linguistics, Anthropology, and Philosophy in the French Enlightenment, London: Routledge.

Ritchie, Katherine, 2013, “What are Groups?”, Philosophical Studies, 166(2): 257–272. doi:10.1007/s11098-012-0030-5

Ritchie, Katherine, 2015, “The Metaphysics of Social Groups”, Philosophy Compass, 10(5): 310–321.

Rosen, Gideon, 2010, “Metaphysical Dependence: Grounding and Reduction”, in Bob Hale and Aviv Hoffman (eds.), Modality: Metaphysics, Logic, and Epistemology, Oxford: Oxford University Press, pp. 109–136

Rosen, Michael, 1984, Hegel’s Dialectic and its Criticism, Cambridge: Cambridge University Press.

Rouse, Joseph, 2007, “Practice Theory”, in S. Turner and M. Risjord (eds.), Handbook of the Philosophy of Science: Philosophy of Anthropology and Sociology, Dordrecht: Elsevier, 2007, pp. 630–681.

Ruben, David-Hillel, 1985, The Metaphysics of the Social World, London: Routledge and Kegan Paul.

Rupert, Robert D., 2014, “Against Group Cognitive States”, in Sara Rachel Chant, Frank Hindriks and Gerhard Preyer (eds.), From Individual to Collective Intentionality: New Essays, Oxford: Oxford University Press. doi:10.1093/acprof:oso/9780199936502.003.0005

Russell, Bertrand, 1924, “Logical Atomism”, in R.C. Marsh (ed.), Logic and Knowledge, London: Allen and Unwin, pp. 323–343.

Russell, Bertrand, 1929, Our Knowledge of the External World, New York: W. W. Norton.

Sahlins, Marshall, 1981, Historical Metaphors and Mythical Realities, Ann Arbor, MI: University of Michigan Press.

Sahlins, Marshall, 1985, Islands of History, Chicago: University of Chicago Press.

Saka, Paul, 2013, “Quotation”, Philosophy Compass, 8(10): 935–949. doi:10.1111/phc3.12069

Salmon, Wesley C., 1984, Logic, Englewood Cliffs, N.J.: Prentice-Hall.

Samuelson, Paul A., 1966, “Modern Economic Realities and Individualism”, in Joseph E. Stiglitz (ed.), The Collected Scientific Papers of Paul A. Samuelson, Cambridge, MA: MIT Press, Vol. II, pp. 1407–1418.

Sawyer, R. Keith, 2002, “Nonreductive Individualism: Part I”, Philosophy of the Social Sciences, 32(4): 537–559. doi:10.1177/004839302237836

Sawyer, R. Keith, 2005, Social Emergence: Societies as Complex Systems, Cambridge: Cambridge University Press. doi:10.1017/CBO9780511734892

Scanlon, Thomas, 1990, “Promises and Practices”, Philosophy & Public Affairs, 19(3): 199–226.

Schacht, Richard, 1994, Nietzsche, Genealogy, Morality: Essays on Nietzsche’s Genealogy of Morals, Berkeley, CA: University of California Press.

Schatzki, Theodore R., 1996, Social Practices: A Wittgensteinian Approach to Human Activity and the Social, Cambridge: Cambridge University Press. doi:10.1017/CBO9780511527470

Scheler, Max, 1913, Zur Phänomenologie und Theorie der Sympathiegefühle und von Liebe und Haß, Halle: Niemeyer. (Частичный русский перевод: Шелер М. Сущность и формы симпатии // HORIZON. Феноменологические исследования. 2017. Т. 6. № 2. С. 303–319.)

Schiffer, Stephen R., 1972, Meaning, Oxford: Clarendon Press.

Schiffer, Stephen R., 2003, The Things We Mean, New York: Oxford University Press. doi:10.1093/0199257760.001.0001

Schilling, Chris, 2001, “The Embodied Foundations of Social Theory”, in George Ritzer and Barry Smart (eds.), Handbook of Social Theory, London: SAGE Publications, pp. 439–457. doi:10.4135/9781848608351.n33

Schmitt, Frederick F., (ed.), 2003b, Socializing Metaphysics, Lanham, MD: Rowman & Littlefield.

Schmitt, Frederick F., 2003a, “Socializing Metaphysics: An Introduction”, in Schmitt 2003b: 1–37.

Schotter, Andrew, 2008, The Economic Theory of Social Institutions, Cambridge: Cambridge University Press. doi:10.1017/CBO9780511983863

Schwartz, Stephen P., 1980, “Natural Kinds and Nominal Kinds”, Mind, 89(354): 182–195. doi:10.1093/mind/LXXXIX.354.182

Schwitzgebel, Eric, 2015, “If Materialism is True, the United States is Probably Conscious”, Philosophical Studies, 172(7): 1697–1721. doi:10.1007/s11098-014-0387-8

Scott, W. Richard, 2014, Institutions and Organizations: Ideas, interests, and identities, fourth edition, Los Angeles: SAGE Publications.

Searle, John R., 1969, Speech Acts: An essay in The philosophy of Language, London: Cambridge University Press. doi:10.1017/CBO9781139173438

Searle, John R., 1990, “Collective Intentions and Actions”, in Philip R. Cohen, Jerry Morgan and Martha E. Pollack (eds.), Intentions in Communication, Cambridge, MA: Bradford Books, pp. 401–415.

Searle, John R., 1995, The Construction of Social Reality, New York: Free Press (См. также: Сёрл Дж. Конструирование социальной реальности. 1999. Рефер. пер. А. Романовой. URL: http://filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000905/st000.shtml.)

Selkirk, Elisabeth O., 1984, Phonology and Syntax: The Relation Between Sound and Structure, Cambridge, MA: MIT Press.

Sellars, Wilfrid, 1956, “Empiricism and the Philosophy of Mind”, in Herbert Feigl and Michael Scriven (eds.), The Foundations of Science and the Concepts of Psychology and Psychoanalysis, (Minnesota Studies in the Philosophy of Science, 1), Minneapolis: University of Minnesota Press, pp. 253–320.

Sellars, Wilfrid, 1968, Science and Metaphysics: Variations on Kantian Themes, Dordrecht: D. Reidel.

Sellars, Wilfrid, 1980, “On Reasoning About Values”, American Philosophical Quarterly, 17(2): 81–101.

Shagrir, Oron, 2002, “Global Supervenience, Coincident Entities, and Anti-Individualism”, Philosophical Studies, 109(2): 171–196. doi:10.1023/A:1016224703009

Shapiro, Scott J., 2007, “The ‘Hart-Dworkin’ Debate: A Short Guide for the Perplexed”, in Arthur Ripstein (ed.), Ronald Dworkin, Cambridge: Cambridge University Press, pp. 22–55. doi:10.1017/CBO9781139167109.002

Shapiro, Scott J., 2009, “What is the Rule of Recognition (and Does it Exist)?”, in Matthew Adler and Kenneth Einar Himma (eds.), The Rule of Recognition and the U.S. Constitution, New York: Oxford University Press, pp. 235–268. doi:10.1093/acprof:oso/9780195343298.003.0009

Sharvy, Richard, 1968, “Why a Class Can’t Change Its Members”, Noûs, 2(4): 303–314. doi:10.2307/2214458

Sheehy, Paul, 2006, The Reality of Social Groups, Aldershot, UK: Ashgate.

Shepsle, Kenneth A., 1986, “Institutional Equilibrium and Equilibrium Institutions”, in Herbert Weisberg (ed.), Political Science: The Science of Politics, New York: Agathon, pp. 51–81.

Shiffrin, Seana Valentine, 2008, “Promising, Intimate Relationships, and Conventionalism”, Philosophical Review, 117(4): 481–524. doi:10.1215/00318108-2008-014

Sidelle, Alan, 1989, Necessity, Essence, and Individuation: A Defense of Conventionalism, Ithaca, NY: Cornell University Press.

Sider, Theodore, 2001, Four-Dimensionalism: An Ontology of Persistence and Time, Oxford: Oxford University Press. doi:10.1093/019924443X.001.0001

Simchen, Ori, 2012, “Necessity in Reference”, in William P. Kabasenche, Michael O.’Rourke, and Matthew H. Slater (eds.), Reference and Referring, Cambridge, MA: MIT Press, pp. 209–234.

Smit, J.P., Filip Buekens and Stan du Plessis, 2016, “Cigarettes, Dollars and Bitcoins: An Essay on the Ontology of Money”, Journal of Institutional Economics, 12(2): 327–347. doi:10.1017/S1744137415000405

Smith, Barry and John R. Searle, 2003, “The Construction of Social Reality: An exchange”, American Journal of Economics and Sociology, 62(1): 285–309. doi:10.1111/1536-7150.t01-1-00012

Soames, Scott, 1987, “Direct Reference, Propositional Attitudes, and Semantic Content”, Philosophical Topics, 15(1): 47–87. doi:10.5840/philtopics198715112

Solomon, Robert C., 1985, In the Spirit of Hegel, New York: Oxford University Press.

Spang, Rebecca L., 2015, Stuff and Money in the Time of the French Revolution, Cambridge, MA: Harvard University Press.

Stalnaker, Robert C., 1989, “On What’s in the Head”, Philosophical Perspectives, 3: 287–316. doi:10.2307/2214271

Stalnaker, Robert C., 1989, 1996, “Varieties of Supervenience”, Philosophical Perspectives, 10: 221–241. doi:10.2307/2216245

Sugden, Robert, 1986, The Economics of Rights, Co-operation and Welfare, Oxford: Blackwell. doi:10.1057/9780230536791

Sveinsdóttir, Ásta Kristjana, 2008, “Essentiality Conferred”, Philosophical Studies, 140(1): 135–148. doi:10.1007/s11098-008-9230-4

Sveinsdóttir, Ásta Kristjana, 2010, “Siding with Euthyphro: Response-Dependence and Conferred Properties”, European Journal of Philosophy, 18(1): 108–125. doi:10.1111/j.1468-0378.2008.00303.x

Sveinsdóttir, Ásta Kristjana, 2013, “The Social Construction of Human Kinds”, Hypatia, 28(4): 716–732. doi:10.1111/j.1527-2001.2012.01317.x

Tannen, Deborah, Heidi E. Hamilton and Deborah Schiffrin, 2015, The Handbook of Discourse Analysis, Chichester: John Wiley & Sons.

Taylor, Charles, 1975, Hegel, Cambridge: Cambridge University Press. doi:10.1017/CBO9781139171465

Taylor, Charles, 1985, “Atomism”, Philosophy and the Human Sciences: Philosophical Papers, Cambridge: Cambridge University Press, 2, pp. 187–210.

Taylor, Charles, 1989, Sources of the Self: The making of the modern identity, Cambridge, MA: Harvard University Press.

Teece, David J., Gary Pisano and Amy Shuen, 1997, “Dynamic Capabilities and Strategic Management”, Strategic Management Journal, 18(7): 509–533. doi:10.1002/(SICI)1097-0266(199708)18:7<509::AID-SMJ882>3.0.CO;2-Z

Thalos, Mariam, 2013, Without Hierarchy: The Scale Freedom of the Universe, New York: Oxford University Press. doi:10.1093/acprof:oso/9780199917648.001.0001

Theiner, Georg and Timothy O’Connor, 2010, “The Emergence of Group Cognition”, in Antonella Corradini and Timothy O’Connor (eds.), Emergence in Science and Philosophy, New York: Routledge: 78–117.

Theiner, Georg, 2014, “A Beginner’s Guide to Group Minds”, in Mark Sprevak and Jesper Kallestrup (eds.), New Waves in Philosophy of Mind, London: Palgrave Macmillan UK, pp. 301–322. doi: 10.1057/9781137286734_15

Thomasson, Amie L., 1999, Fiction and Metaphysics, Cambridge: Cambridge University Press. doi:10.1017/CBO9780511527463

Thomasson, Amie L., 2003, “Realism and Human Kinds”, Philosophy and Phenomenological Research, 67(3): 580–609. doi:10.1111/j.1933-1592.2003.tb00309.x

Thomasson, Amie L., 2007, “Artifacts and Human Concepts”, in Margolis & Laurence 2007: 52–73.

Thomasson, Amie L., forthcoming, “The Ontology of Social Groups”, Synthese, first online, 9 August 2016. doi:10.1007/s11229-016-1185-y

Tieffenbach, Emma, 2010, “Searle and Menger on Money”, Philosophy of the Social Sciences, 40(2): 191–212. doi:10.1177/0048393109353185

Tollefsen, Deborah Perron, 2002, “Organizations as True Believers”, Journal of Social Philosophy, 33(3): 395–411. doi:10.1111/0047-2786.00149

Tollefsen, Deborah Perron, 2015, Groups as Agents, Cambridge: Polity.

Tomasello, Michael, 1992, “The Social Bases of Language Acquisition”, Social Development, 1(1): 67–87. doi:10.1111/j.1467-9507.1992.tb00135.x

Tomasello, Michael, 1995, “Language Is Not an Instinct”, Cognitive Development, 10(1): 131–156. doi:10.1016/0885-2014(95)90021-7

Tomasello, Michael, 2014, A Natural History of Human Thinking, Cambridge, MA: Harvard University Press.

Tuomela, Raimo and Kaarlo Miller, 1988, “We-Intentions”, Philosophical Studies, 53(3): 367–389. doi:10.1007/BF00353512

Tuomela, Raimo, 1989, “Collective Action, Supervenience, and Constitution”, Synthese, 80(2): 243–266. doi:10.1007/BF00869486

Tuomela, Raimo, 2002, The Philosophy of Social Practices: A Collective Acceptance View, Cambridge: Cambridge University Press. doi:10.1017/CBO9780511487446

Tuomela, Raimo, 2013, Social Ontology: Collective Intentionality and Group Agents, Oxford: Oxford University Press. doi:10.1093/acprof:oso/9780199978267.001.0001

Udehn, Lars, 2001, Methodological Individualism: Background, History, and Meaning, London: Routledge.

Uzquiano, Gabriel, 2004, “The Supreme Court and the Supreme Court Justices: A Metaphysical Puzzle”, Noûs, 38(1): 135–153. doi:10.1111/j.1468-0068.2004.00465.x

Walther, Gerda, 1923, “Zur Ontologie der sozialen Gemeinschaften”, Jahrbuch für Philosophie und phänomenologische Forschung, 6: 1–158.

Washington, Corey, 1992, “The Identity Theory of Quotation”, Journal of Philosophy, 89(11): 582–605. doi:10.2307/2941057

Watkins, J.W.N., 1952, “Ideal Types and Historical Explanation”, British Journal for the Philosophy of Science, 3(9): 22–43. Reprinted in Herbert Feigl and May Brodbeck (eds.), Readings in the Philosophy of Science, New York: Appleton-Century Crofts, 1952, pp. 723–743. doi:10.1093/bjps/III.9.22

Wetzel, Linda, 2009, Types and Tokens: On Abstract Objects, Cambridge, MA: MIT Press.

Whitehead, Alfred North, 1929, Process and Reality: An Essay in Cosmology, New York: Macmillan. (Частичный русский перевод: Уайтхед А. Н. Процесс и реальность // Он же. Избр. работы по философии. М.: Прогресс, 1990.)

Wicksteed, Philip H., 1910, The Common Sense of Political Economy: Including a Study of the Human Basis of Economic Law, London: Macmillan.

Wiggins, David, 1980, Sameness and Substance, Cambridge: Harvard University Press.

Williamson, Oliver E., 1979, “Transaction-Cost Economics: The Governance of Contractual Relations”, Journal of Law and Economics, 22(2): 233–261. doi:10.1086/466942

Williamson, Oliver E., 1981, “The Economics of Organization: The Transaction Cost Approach”, American Journal of Sociology, 87(3): 548–577. doi:10.1086/227496

Williamson, Oliver E., 1996, The Mechanisms of Governance, Oxford: Oxford University Press.

Wimsatt, William C., 1976, “Reductionism, Levels of Organization, and the Mind-Body Problem”, in Gordon G. Globus, Grover Maxwell, and Irwin Savodnik (eds.), Consciousness and the Brain, New York: Plenum Press, pp. 205–267. doi:10.1007/978-1-4684-2196-5_9

Wimsatt, William C., 1994, “The Ontology of Complex Systems: Levels of Organization, Perspectives, and Causal Thickets”, Canadian Journal of Philosophy, 20(Supplement): 207–274. doi:10.1080/00455091.1994.10717400

Woolgar, Steve, 1988, Science: The Very Idea, London: Routledge.

Wray, K. Brad, 2001, “Collective Belief and Acceptance”, Synthese, 129(3): 319–333. doi:10.1023/A:1013148515033

Wright, Randall, 2010, “Search-and-Matching Models of Monetary Exchange”, in Steven N. Durlauf and Lawrence E. Blume (eds), Monetary Economics, London: Palgrave Macmillan UK, pp. 348–356. doi:10.1057/9780230280854_37

Yang, Lien-sheng, 1952, Money and Credit in China: A Short History, Cambridge, MA: Harvard university press.

Ylikoski, Petri, 2014, “Rethinking Micro-Macro Relations”, in Zahle & Collin 2014b: 117–135. doi:10.1007/978-3-319-05344-8_7

Young, H. Peyton, 1996, “The Economics of Convention”, The Journal of Economic Perspectives, 10(2): 105–122. doi:10.1257/jep.10.2.105

Zack, Naomi, 1994, Race and Mixed Race, Philadelphia: Temple University Press.

Zack, Naomi, 1995, “Mixed Black and White Race and Public Policy”, Hypatia, 10(1): 120–132. doi:10.1111/j.1527-2001.1995.tb01356.x

Zack, Naomi, 2002, Philosophy of Science and Race, London: Routledge.

Zahle, Julie and Finn Collin, (eds.), 2014b, Rethinking the Individualism/Holism Debate: Essays in the Philosophy of Social Science, Cham: Springer International Publishing. doi:10.1007/978-3-319-05344-8

Zahle, Julie and Finn Collin, 2014a, “Introduction”, in Zahle & Collin 2014b: 1–14. doi:10.1007/978-3-319-05344-8_1

Приложение к статье «Социальная онтология»

Это дополнительные материалы к статье «Социальная онтология». Используемая здесь литература включена в общий библиографический список.

Природа vs. соглашение: Античность

Древнегреческие философы поставили вопросы о природе социальных феноменов, которые остаются актуальными и сегодня: что в мире является результатом деятельности человека или общества, а что — произведено природой? Что мы имеем в виду, когда говорим, что нечто является социально сформированным?

Центральным вопросом школы софистов (школы греческой философии V века до н.э.) было напряжение между, с одной стороны, physis, природой, и, с другой — nomos, сферой закона и обычаев. Обсуждалась, в частности, проблема происхождения справедливости: возникает ли она по природе, и можно ли считать стремление к справедливости врожденным? Или же справедливость следует рассматривать как результат принятых в полисе законов и обычаев?

Ответ софистов на эти вопросы определялся их взглядами на проблему соотношения природы и закон/обычай. Протагор, например, полагал, что закон/обычай является частью естественного порядка вещей, служащего для сохранения общества и сохранения видов (Платон. «Протагор» 320с–328а). Антифон, напротив, утверждает фундаментальное различие между законом/обычаем и природой. «Предписания законов, — пишет он, — суть результат соглашения (договора людей), а не возникшие сами собой [порождения природы]; веления же природы суть самовозникшие (врожденные начала), а не продукт соглашения [людей между собой]» (Антифон DK 87A44a).

При такой точке зрения закон и природа могут вступать друг с другом в противоречие. Когда они сталкиваются, человеческие законы порождают страдания, поскольку нарушают естественный порядок вещей. Другие представители софистической традиции считали, что законы/обычаи бывают разных типов. Те, что были созданы по человеческому согласию — несовершенны и даже плохи, так как противоречат природе. Хорошие законы/обычаи — те, что были установлены божественным порядком (Гераклит 22B114), или по согласию богов (Платон, Евтифрон, 9е). Подобные дискуссии также лежат в основании античных рассуждений о природе языка (напр., «Кратил» Платона) и денег (напр. Аристотель. Политика 1.8–10; дигесты Юстиниана 18.1).

Античные философы исследовали взаимосвязь человеческого и природного вкладов в формирование окружающего мира. Однако они уделяли не слишком много внимания тому, что именно делают люди для создания социального мира: они писали о соглашениях, договорах, конвенциях, привычках, законах, обычаях и т.д., не пытаясь отделить эти феномены друг от друга. Эта тенденция характерна и для более поздних авторов и предпринятого ими анализа других социальных феноменов, которые, как предполагалось, должны быть закреплены законодательно. Например, Блаженный Августин, живший в V в. н.э., утверждает, что право собственности не основывается на Божественном законе, а является следствием законов, принятых в обществе. В его понимании, собственность — как и другие права человека, — является продуктом соглашения (Толкование на Евангелие от Иоанна, 6.25).

Дискуссии об истоках социальных сущностей: раннее Новое время

Основная проблематика нововременных дискуссий о социальном во многом пересекается с античной: каково происхождение социальных сущностей и феноменов? В раннее Новое время социальные феномены стали более разнообразны, и теории об их происхождении значительно расширились. Кроме того, философы Нового времени заложили основы для нового исследования, которое развивалось уже в последующие столетия и касалось конститутивных элементов социальных феноменов, а не их истоков.

Гоббс: государство (commonwealth) как результат соглашений (covenants)

Т. Гоббс в «Левиафане» (1651), среди прочего, рассматривает вопрос о природе государства, или commonwealth. Он говорит о том, что стабильное государство-commonwealth возникает в результате договора людей между собой. Общественный договор (covenant) Гоббса является контрактом, предполагающим исполнение в будущем, в то время как контракт означает согласие между двумя людьми о передаче прав от одного другому. Гоббсовское государство создается каждым человеком, который заключает договор о передаче своих будущих прав на самоуправление суверену.

Гоббс анализирует стабильное государство-commonwealth в терминах определенной формы соглашения. Анализ Гоббса отличается проницательностью: люди, которые учреждают commonwealth — это те, кто является членами commonwealth. Гоббс также предлагает разбор подобных соглашений. Важной частью этого анализа является объяснение того, что делает соглашения обязательными. Соглашение, как утверждает Гоббс, действительно лишь при наличии внешней силы, обеспечивающей его исполнение. Иными словами, некто внешний, не относящийся ни к одной из сторон, имеет над ними достаточную власть, чтобы обеспечить соблюдение условий соглашения.

Центральное место в учении Гоббса занимает вопрос о становлении государства-commonwealth из «естественного состояния», т.е. состояния анархии, предшествующего заключению общественного договора. Понятие естественного состояния, а также связанные с ним вызовы, оказали влияние на последующее развитие социальной онтологии. Неясно, однако, какую роль история развития социального субъекта играет в описании его природы. Юм (1748, рус. пер. 1996) считал гоббсовскую историю образования commonwealth неправдоподобной. Даже если в историческом смысле такой подход верен, выводы о развитии и становлении commonwealth, по-видимому, отличаются от выводов о его природе и источниках норм, принятых в нем. Другой спорный момент связан с представлением об отдельных людях как о «несоциальных» или «досоциальных» участниках договора. Современные теоретики подвергают сомнению как историческую достоверность, так и концептуальную возможность «досоциальных»

людей как составных элементов общества (Macpherson 1962, Okin 1989; см. также разделы A.3.2, 3.1, и 3.2).

Пуфендорф и Юм: результат соглашения (convention)

В качестве альтернативы гоббсовскому «общественному договору» представитель просвещенного легизма Самуэль Пуфендорф в De Officio Hominis et Civis (1673) (рус. пер. «О должности человека и гражданина по закону естественному») использует термин conventio (соглашение) как основание закона и языка. Пуфендорф утверждает, что соглаcие не обязательно должно быть выражено эксплицитным образом. Существуют так называемый негласные соглашения, пакты (pactum), о существовании которых мы, возможно, даже не догадываемся.

Пуфендорф является новатором и в области положений о целях и задачах соглашений. Он не просто говорит о соглашении (convention) как согласии сотрудничать или действовать тем или иным образом. Напротив, заключая соглашения, мы формируем новые черты социального мира. Пуфендорф считает, что один из видов собственности имеет своим источником негласное соглашение. Так, например, первый человек, занявший кусок целины, становится ее владельцем. Без соглашения первый человек, занявший кусок целины, — не более чем оккупант. Однако соглашение порождает новый социальный институт: форму собственности, при

которой человеку достаточно быть первым ее обладателем, чтобы стать собственником (De Officio, XII, 2).

Юм значительно расширил исследование таких соглашений и порождаемых ими социальных феноменов (Юм 1965, кн, III). Сфера влияния соглашений, таким образом, включает в себя не только право, собственность и язык, но также деньги, правительство, справедливость, различного рода обещания. Кроме того, Юм впервые осуществил комплексный анализ соглашения. Соглашение, по мнению Юма, предполагает, что каждый член сообщества обладает чувством общности интересов с другими людьми, и осознает, что другие люди испытывают то же чувство, и все они действуют сообща во имя общественного блага. Юм рассматривает социальные соглашения с точки зрения установок и действий индивидов, и его анализ учитывает как явные, так и неявные, негласные соглашения.

Филмер и Локк: творения Бога и Природы

Другие философы раннего Нового времени обнаруживают истоки социального мира в естественном, данном от рождения — будь то божественные заповеди или природа человека. В XVII веке роялист Роберт Филмер в «Патриархе или естественной власти королей» (1680) утверждает, что государственная власть является по своей сути отеческой. Предполагается, что нет никакой разницы между авторитетом отца в масштабах семьи и монарха в масштабах государства. Патриархальный авторитет санкционирован Богом, как сказано в Библии. Такова и власть королей над подданными: она происходит от отцовства Адама, который создал большую семью и затем передал власть потомкам. Абсолютная власть монархов, согласно Филмеру, укоренена в естественном порядке вещей, установленном Богом. То же касается природы законов и собственности. Монарх может принять решение о введении законов для практических целей, так же как отец может установить правила ведения домашнего хозяйства. Монарх же уполномочен предоставлять право собственности подданным. Но эти законы и права исчерпываются волей монарха и могут быть отменены, когда монарх пожелает.

Резкая критика Филмера представлена в «Двух трактатах о правлении» (1689, рус. пер. 2014) Дж. Локка. Хотя Локк также рассматривает Бога и природу в качестве источника государства и собственности, он отвергает сравнение государства с семьей, утверждая, что политическая власть укоренена в естественных правах человека и все люди созданы равными. Более того, согласно Локку, право частной собственности не может быть производным от государства, поскольку мы создаем гражданское общество именно с целью защиты прав собственности. Источником этого права являются естественные права человека. Среди прав, проистекающих из Божьего творения, есть право владения самим собой, и, следовательно, право распоряжаться своим собственным трудом. Когда человек посредством труда преобразует какую-либо часть мира, труд соединяется с ней, чтобы стать единым целым. Поскольку люди распоряжаются своим собственным трудом, часть мира, преображенная этим трудом, следовательно, становится собственностью человека.

Локк: продукты индивидуального сознания

Теория Локка о «номинальных сущностях» актуальна для современных исследований в области социальной онтологии, хотя сам Локк не соотносил номинальные сущности именно с социальным миром. Номинальная сущность — это определение вида или рода вещей, которые люди формируют в своем сознании из идей. Люди создают эти определения, наблюдая за вещами в мире и пытаясь их классифицировать на основании внешних признаков. Так, например, человек может столкнуться с различными вариантами семейного положения мужчины и вывести из этих наблюдений критерии, по которым можно определить холостяка (как вид или род). Необходимыми условиями того, чтобы кто-либо мог называться холостяком, для этого человека являются именно те критерии, которые он определил: его отнесение к виду холостяка есть мастерство разума («the workmanship of the understanding») (см. статью Локк о реальных сущностях). Согласно Локку, все виды или роды имеют номинальные сущности: он не выделяет даже те вещи, которые сделаны человеком или обществом. Тем не менее, некоторые современные философы разделяют естественные (вроде воды и золота) и неестественные (холостяк, нация) виды, и используют подход Локка при анализе последних (см. Schwartz 1980, Abbott 1989, Marconi 2013. Дискуссии на этой теме были инициированы Крипке (Kripke 1972) и Патнэмом (Putnam 1975). Патнэм (Putnam 1975) и Корнблит (Kornblith 1980) выступают против подхода через номинальные виды.)

Образование номинальных сущностей, как их определяет Локк, связано с деятельностью сознания: они формируются по ассоциативному принципу на основе присутствующих в разуме идей. Более того, их конструирование индивидуалистично: номинальная сущность, сформированная тем или иным человеком, полностью определена его психической жизнью. Хотя два человека могут иметь одно и то же определение холостяка, те или иные видовые категории для каждого из этих людей будут продуктом его собственных идей. В этом смысле подход Локка не является социальным: он рассматривает номинальную сущность как продукт совокупности ментальных состояний каждого человека.

Неявная граница между конститутивными элементами и истоками

Мы видим, что в исследовании природы социальных сущностей Локк преследует две различные цели. Первая заключается в том, чтобы прояснить конститутивные элементы социальных сущностей; вторая — источники социальных категорий. Рассмотрим, к примеру, обе части рассуждений Локка о номинальных сущностях. Во-первых, чтобы быть представителем какого-либо вида (например, холостяк) необходимо иметь некоторые качества (быть неженатым, быть мужчиной). Во-вторых, источником этого вида являются ассоциативные ряды идей в уме воспринимающего. Оба этих аспекта составляют «онтологию» или «метафизику» холостяка. Бытие неженатым — часть бытия холостяком, а не просто его причина, несмотря на то что заключение брака так или иначе локализовано во времени. (См. раздел 2.2. о дискуссии о каузальной/онтологической связи). Аналогичным образом ассоциативные ряды идей — это метафизическое основание, а не просто причина того, чтобы вид «холостяк» имеет ту сущность, которую имеет.

Такое же различение конститутивных элементов и истоков имплицитно содержится в локковском исследовании собственности: конститутивными элементами владения будет историческое приложение чьего-то труда в некоторых частях земного шара, а источником способа приобретения права собственности — природа людей (Второй трактат о правлении, 27). (См. разделы 2.3, 3 и 4, где изложена современная теория об элементах vs. источниках социальных сущностей).

Индивиды, совокупности и целостность

Развитие науки и возросший интерес к вопросам политического управления позволили теоретикам провести аналогию между, с одной стороны, устоявшимися областями науки — изучением небесных тел, химических веществ и организмов, — и, с другой стороны, современными областями экономики и общества. Стремление к развитию науки об обществе определило иной фокус внимания в социальной онтологии, по сравнению с более ранними теориями. В то время как античные философы и философы Нового времени в основном исследовали истоки социальных сущностей или их зарождение, эти теоретики уделяли большее внимание анализу социальных сущностей на основании их составных частей.

Совокупность индивидов и социальный порядок

В «О духе законов» (1748, рус.пер. 2018) Монтескье размышляет о культурных различиях между нациями или обществами в целом. Он утверждает, что каждому народу присущ определенный характер, на основании которого возможны обобщения. В то же время под нациями подразумевается совокупность отдельных людей. Влияние климата на характерные черты европейских наций, например, анализируется с точки зрения влияния климата на отдельных людей, которые являются частями этих наций.

Представление об обществе как о совокупности индивидов было взято на вооружение рядом мыслителей Шотландского Просвещения. Они также говорят о спонтанном порядке: социальный порядок возникает из совокупности взаимодействующих друг с другом индивидов, даже если такой эффект взаимодействия не был преднамеренным.. «Нации спотыкаются об установления, которые на самом деле являются результатов человеческих действий, а не человеческого намерения» — пишет А. Фергюсон в 1767 (Фергюсон 2000:189). Адам Смит (1776, рус. пер. 2016) исследует это утверждение в связи с экономическим ростом, полагая, что экономические выгоды в целом возникают из взаимодействия индивидов, имеющих сугубо эгоистические мотивы.

В более поздних попытках развить строгую науку о социальном мире просматривается аналогичное представление о составных элементах общества. Дж. Ст. Милль опирается на творчество Конта периода 1830-1842 годов, утверждая, что социальная наука является разделом психологии. Общество, согласно Миллю, представляет собой совокупность человеческих умов, а задачей социальных наук является выведение законов, которые управляют такими совокупностями (Милль 2011 VI, VII, 1). В целом, его подход к анализу социальных феноменов может быть назван психологистским: социальные феномены Милль выводит исключительно из психологических состояний отдельных людей. (Интерпретация психологизма и его экспансия становятся важной темой в индивидуализме XX века; см. разделы 3.1 и 3.2.)

Спенсер (1996) также утверждает, что общество — это совокупность индивидов, а социальная наука занимается изучением законов, управляющих такими совокупностями. Спенсер совмещает эти утверждения с тезисом о том, что общества являются организмами, во многом схожими с биологическими. По его мнению, «законы» эволюции применимы к обществам, и могут быть выведены из индивидуальных характеристик его членов.

Культура и холизм

Историцизм (традиция в немецкой философии XVIII-XIX вв.) перевернул отношения между индивидуальным и социальным. Вместо того, чтобы отдавать предпочтение человеку, философы этого направления утверждают приоритет общества над индивидом. Последний является продуктом общества, в котором он воспитан (этот взгляд также имеет античные истоки: см. Аристотель. Политика. 1253а).

И.Г. Гердер утверждает, что восприятие, мышление и действие зависят от языка, который, в свою очередь, социален:

Углубитесь в эпоху, страну, во всю историю, почувствуйте себя частью всего этого — только сейчас вы на пути понимания слова. (Herder 1774; см. также Herder 1769 & 1772)

Как и его предшественники, Гердер утверждает, что для каждой культуры характерны определенные черты, влияющие на то, как культуры функционируют. Однако, согласно его концепции, историческое объяснение предписывает относиться к обществам как целому, а к индивидам — как продуктам общества.

Утверждение Гердера о том, что индивиды являются продуктами общества, объясняет формирование индивидов как таковых, но не является онтологическим утверждением первостепенности общества и его метафизического первенства в конституировании индивидуального (Forster 2010). Хотя Гердер подчеркивает, что индивидуальное восприятие, мышление и действие зависят от языка, он не рассматривает их как совокупность конститутивных элементов социального. Напротив, он исходит из того, что язык находится внутри индивидуального сознания, и утверждает, что язык (и, соответственно, восприятие, мышление и действие) испытывает влияние общества. Люди глубоко подвержены влиянию культур, в которых воспитаны, причем до такой степени, что вряд ли стоит допускать возможность нормально функционирующего до-социального индивида, о котором писал Т. Гоббс. Тем не менее, это не тождественно утверждению онтологического характера о том, что индивиды буквально конституируются обществом.

Утверждения Гегеля на этот счет, напротив, носят явно онтологический характер. Согласно Гегелю, самость подразумевает самосознание. Причем самосознание — это не то, чем индивид может обладать независимо от других. Напротив, самосознание зависит от того, насколько мы ощущаем себя отличными от других, что, в свою очередь, зависит от нашего взаимодействия с ними (то есть признания других и признания ими) (Гегель 2000, с. 159 и далее).

Кроме того, Гегель, следуя за Гёльдерлином, развивал идею «Мировой души» (или «Мирового духа»), абсолютного человеческого духа, проявлениями которого являются индивидуальные действия. Гегель выводит существование Абсолютного духа из аргумента идеализма о том, что объекты создаются сознанием; к этому добавляется наблюдение общности объектов в опыте для всех людей (Solomon 1985). Гегелевский абсолютный дух иногда используется в качестве примера «онтологического холизма», то есть идеи о том, что социальные сущности являются фундаментальными, независимыми или автономными, а не производными от индивидов или не-социальных сущностей (Taylor 1975, Rosen 1984). Вопрос о том, насколько корректно такое прочтение Гегеля, широко обсуждается гегельянцами (см. Hartmann 1972, Pippin 1989, Brandom 2001, Beiser 2005, Horstmann 2006, Kreines 2015).

Так или иначе, Гегель часто интерпретировался именно таким образом и современниками, и в последующей традиции. Фейербах, например, обвиняет Гегеля в постулировании существования призрачных вещей (Фейербах 1995); в целом, метафизическое прочтение Гегеля оказало сильное влияние на Т. Х. Грина и других представителей английского идеализма.

Толпа и социальные факты

Появившийся в XIX веке интерес к природе толпы был обусловлен имевшими место народными восстаниями и тревогой по поводу массовых движений. Исследователи феномена толпы — Тан, Ферри, Сигеле, Лебон — утверждали, что люди радикально меняются, когда объединяются в толпу (Тан 2015, Ferri 1884, Сигеле 2011, Лебон 2017). Они приписывают толпе такие психические свойства как импульсивность и иррациональность. Тард предположил, что механизмы, которые отвечают за эти свойства, коренятся в индивидуальной психологии и межличностном взаимодействии (Тард 2011). Наиболее известным из этих механизмов являются «законы подражания», в соответствии с которыми некий тип поведения распространяется в группе, начиная с лидера, которому затем — даже не осознавая этого, — подражают другие.

Дюркгейм критиковал подобные объяснения, заявляя, что через индивидуалистические законы нельзя адекватно объяснить как психологию толпы, так и другие социальные явления (Дюркгейм 1995). Согласно Дюркгейму, толпа не становится опасной из-за того, что люди превращаются из благовоспитанных граждан в иррационально действующих зверей: напротив, власть толпы здесь оказывает на индивидов сильное воздействие. В целом, Дюркгейм утверждал, что «социальные факты» являются реальностью sui generis, независимой от индивида, и они обладают способностью влиять на его действия.

В социальной онтологии Тард и Дюркгейм часто рассматриваются как представители «индивидуализма» и «холизма» соответственно, и их позиции лежат в основании современных дискуссий (см. раздел 3). Тем не менее, вопрос интерпретации взглядов Дюркгейма все еще остается открытым (см. Lukes 1985, Greenwood 2003, Borch 2012, Zahle & Collin 2014a).

Конструирование социальных категорий

Позиции, которые рассматривались в разделе А.3, в основном относятся к конститутивным элементам социальных сущностей. Социальный критицизм XIX века вновь поставил проблему источников социальных категорий, предложив радикально новые способы ее решения. Представители этого направления взялись за тщательное изучение обычных категорий — часто тех, которыми мы оперируем в нашей повседневной жизни — и обнаружили, что они имеют более темные (или, по крайней мере, более богатые) основания, чем те, что мы можем предположить. В связи с этим встал вопрос о метафизических источниках и природе социальных категорий, а также мотивации их использования.

Марксизм и овеществление (реификация)

В одном из разделов «Капитала», озаглавленном «Товарный фетишизм и его тайна», Маркс утверждает, что определенные социальные категории, которые могут казаться естественными, на самом деле являются продуктами социально-экономических отношений между людьми. Всякому товару — будь то золото, уголь или кукуруза, — присущи как естественные свойства, так и свойства, явным образом приписанные человеком. Стоимость товара, по Марксу, является показателем труда, затраченного на его производство (Маркс 1950). Социальный характер индивидуального труда, однако, остается скрытым. Может показаться, что бушель кукурузы, как составная часть нашей экономической системы, является продуктом фермера, обрабатывающего землю. Но Маркс утверждает, что товар должен пониматься только в терминах социальных структур в целом.

Маркс также утверждает, что источники этих структур не являются ни интеллектуальными, ни психологическими. Напротив, идеологические особенности общества определяются материальными отношениями между людьми в этом обществе, в том числе технологиями, системами производства и отношениями власти.

Маркс был одержим желанием описать эти структуры и их взаимодействия. Дискуссия вокруг товаров — редкий пример онтологического характера утверждений Маркса. Последующие философы, тем не менее, ставили в центр социальной критики сконструированность социальных сущностей. Так, например, Д. Лукач придерживался той точки зрения, что капитализм активно «овеществляет» социальные сущности — то есть превращает явления, возникающие из экономической системы угнетения, в свойства окружающего мира, которые мы считаем естественными (Лукач 2003). Представители Франкфуртской школы, особенно Теодор Адорно и Макс Хоркхаймер, опирались на концепцию Лукача и утверждали, во-первых, что социальный мир становится для нас «второй природой», и во-вторых, что овеществление само по себе является частью поддержания системы овеществленных отношений. Таким образом, наш социальный порядок поддерживается — по крайней мере частично — нашим отношением к социальным сущностям и категориям как возникшим естественным путем и следствиями подобного отношения (Адорно & Хоркхаймер 1997; Адорно 2003).

Обнаружение социальных категорий становится центральным пунктом последующей социальной критики: для разрушения деспотических структур необходимо сначала выявить социальную природу повседневного мира. Разработки Франкфуртской школы оказали влияние в том числе на современную феминистскую и расовую теорию (см. раздел 5.4).

Конструирование социальных категорий в исторической перспективе и их генеалогия

Ф. Ницше применяет исторический или «генеалогический» метод в «Генеалогии морали» (1887, рус. пер. 2014) для критики основных категорий христианской морали. Оспаривая идею о том, что эти категории являются основополагающими для человеческой природы, он видит в них орудия преднамеренной борьбы за власть. Так, например, идеалы смирения и самоотречения были введены предводителями возмущенного населения, чтобы подорвать аристократические ценности греко-римского общества. Согласно Ницше, источники таких категорий в значительной степени являются когнитивными и интенциональными, а не вытекающими из материальных отношений, как утверждал К. Маркс.

В социальной критике генеалогический метод широко используется для того, чтобы поставить под сомнение социальные категории, считающиеся естественными и невинными. З. Фрейд, например, утверждал, что заинтересованность в установлении справедливости берет начало в детской зависти, а монотеизм — в предполагаемом конфликте между Моисеем и израильтянами (Фрейд 1992, 2016). Мишель Фуко описывает генеалогию современных категорий наказания, сексуальности, самости (субъективности). Так, то, как мы воспринимаем преступность и тюремное заключение, с одной стороны, обусловлено политическими факторами, а с другой — контингентно, то есть исторически a priori (Фуко 2015).

Фундаментальной задачей, связанной с использованием генеалогического метода, становится поиск ответа на вопрос, можно ли применять этот метод для прояснения природы социальных категорий. Может ли генеалогия раскрыть подлинное и скрытое значение морали, правосудия, наказания, религии или сексуальности? Или же она предоставляет доступ только к истории их происхождения? В конце концов, каждая категория — неважно, естественная она или нет, — имеет свою историю. Почему это должно иметь значение, если история достойна сожаления? (аргументы «за» и «против» см. в Фуко 1996b, Geuss 1981, Salmon 1984, Schacht 1994, Gutting 2005, Epstein 2010, Koopman 2013).