теории

Поделиться статьей в социальных сетях:

в избранное

Корреспондентная теория истины

Ссылка на оригинал: Stanford Encyclopedia of Philosophy

Впервые опубликовано 10 мая 2002 года, содержательно переработано 28 мая 2015 года.

В узком смысле корреспондентная теория истины — это точка зрения, согласно которой истина заключается в соответствии факту или в соответствии с фактом. Ее в начале XX века отстаивали Рассел и Мур. Однако наименование «корреспондентная теория истины», как правило, используется более широко и охватывает все подходы, которые эксплицитно предполагают, что истина состоит в некотором отношении к реальности, что истина — это реляционное свойство, включающее в себя определенное отношение (подлежащее уточнению в теории) к некоторому аспекту действительности (подлежащему уточнению в теории). Эта основополагающая идея была выражена множеством различных способов и породила целое семейство теорий или чаще — просто теоретических набросков. Представители данного семейства задействуют различные понятия для прояснения описываемого отношения (соответствие, сообразность, конгруэнтность, соглашение, согласованность, копирование, описание, обозначение, представление, референция, удовлетворительность) и/или соответствующих ему аспектах действительности (факты, положения дел, условия, ситуации, события, объекты, последовательности объектов, множества, свойства, тропы). В результате смешения содержательных и терминологических различий возникли многочисленные версии и переформулировки данной теории.

Корреспондентную теорию истины зачастую связывают с метафизическим реализмом. Ее традиционных противников, прагматистов, а также сторонников когерентной теории истины, верификационизма и прочих эпистемических теорий истины, часто ассоциируют с идеализмом, антиреализмом или релятивизмом. За последние годы эти традиционные противники фактически были вытеснены (во всяком случае, в журнальном пространстве) дефляционистскими теориями истины и в меньшей степени теорией тождества (отметим, что новые соперники, как правило, уже не ассоциируются с антиреализмом). Тем не менее за последнее время значительное внимание уделялось еще двум другим подходам. Один из них — теория факторов истины (или создателей истины, truthmakers), которую иногда рассматривают как альтернативу, а иногда — как более «либеральную» версию корреспондентной теории. Другой подход — это плюрализм, включающий в себя корреспондентную теорию как одну из многих составляющих своей общей концепции истины.

История корреспондентной теории истины

Корреспондентную теорию истины обычно связывают с общеизвестным определением истины, предложенным Аристотелем («Метафизика», 1011b25): «говорить о сущем, что его нет, или о не-сущем, что оно есть, — значит говорить ложное; а говорить, что сущее есть и не-сущее не есть, — значит говорить истинное», однако практически идентичную формулировку мы находим у Платона («Кратил», 385b2, «Софист», 263b). Следует отметить, что в этом определении не отражена основополагающая интуиция, связанная с идеей соответствия, корреспонденции. Хотя оно и опирается на идею отношения (говоря нечто о чем-то) к действительности (сущее), это отношение не выражается явным образом, а также не уточняется, какой аспект реальности отвечает за истинность высказывания. Данное высказывание как таковое предлагает видоизмененную, несколько более компактную версию корреспондентной теории. (По этой причине данную формулировку также принято считать предвестницей дефляционных теорий истины.) Аристотель кажется куда более последовательным сторонником корреспондентной теории истины в трактате «Категории» (12b11, 14b14), где он говорит о подлежащих предметах, благодаря которым высказывания являются истинными, и предполагает, что эти предметы (pragmata) представляют собой логически структурированные ситуации или факты (так, мы говорим «факт того, что он сидит» или «факт того, что он не сидит», подразумевая высказывания «Он сидит» или «Он не сидит» соответственно). Наибольшим влиянием пользуется утверждение Аристотеля, сформулированное в трактате «Об истолковании» (16a3), в соответствии с которым мысли являются «подобиями» (homoiomata). Хотя он нигде не определяет истину через подобие мыслей вещам или фактам, совершенно ясно, что такое определение вполне вписывается в его общую концепцию мышления (см. Crivelli 2004; Saif 2006).

Метафизическая и семантическая версии

У средневековых авторов мы находим разделение между «метафизической» и «семантической» версиями корреспондентной теории. Первая обязана своим появлением идее истины как подобия, которая выводится из общих представлений Аристотеля; последняя выстраивается с опорой на более строгое определение, данное Аристотелем в трактате «Метафизика» (11011b25).

Наиболее известная формулировка метафизической версии была представлена Фомой Аквинским: «Veritas est adaequatio rei et intellectus» (Истина есть равенство между вещью и умом); эту идею он переформулирует следующим образом: «Суждение называют истинным, когда оно сообразуется с внешней действительностью». Обычно Аквинат использует термины conformitas и adaequatio, но он также использует термин correspondentia, придавая ему более общий смысл (De Veritate, Q.1, A.1–3; «Сумма теологии», Q.16). Фома говорит, что заимствовал свое определение у автора-неоплатоника Исаака Израэли, однако у последнего нет такого определения. Мы обнаруживаем попытки определить истину через соответствие у скептика из третьей Академии, Карнеада (II в. до н.э.). По свидетельствам Секста Эмпирика (Adversos Matematicos, VII, 168), Карнеад учил, что представление «истинно тогда, когда оно согласуется (symphonos) с представляемым объектом, и ложно, когда оно с ним не согласуется». Похожие определения можно найти у различных ранних комментаторов Платона и Аристотеля (см. Künne 2003: ch. 3.1), включая некоторых неоплатоников. Например, Прокл («Комментарий к „Тимею“», II 287, 1) говорит об истине как о согласии или согласованности (epharmoge) между знающим и известным. Филопон («Комментарий к „Категориям“», 81, 25–34) настаивает на том, что истина не находится ни в вещах, ни в положении дел (pragmata), ни в высказываниях самих по себе — она заключена в согласии между ними. Он приводит сравнение с пришедшимся впору башмаком: то, что он пришел впору — это факт, заключенный в отношении между ногой и башмаком, а не в ноге или башмаке по отдельности. Отметим, что акцент, который он ставит на отношении, противопоставляя его предметам, между которыми установлено отношение, весьма похвален, однако в перспективе может сбить нас с толку, поскольку истинность x определяется не как отношение R между х и у, а как общее реляционное свойство х, принимающее форму (∃y)(xRy & Fy). Другие ранние формулировки корреспондентного определения истины мы обнаруживаем у Авиценны (Metaphysica, 1.8–9) и Аверроэса («Опровержение опровержения», 103, 302). В схоластике эта идея была представлена Вильгельмом Осерским, у которого, скорее всего, и позаимствовал ее Фома Аквинский, неправильно указав источник своего заимствования (см. Boehner 1958; Wolenski 1994).

Сбалансированная формула «равенства между вещью и умом» Фомы Аквинского должна была оставить место для представления о том, что определение «истинный» может применяться не только к мыслям или высказываниям, но также и к вещам или людям (напр., «истинный друг»). Фома поясняет, что мы называем мысль истинной, потому что она сообразна действительности, в то время как о предмете или о человеке сказывается, что они истинные, потому что они сообразуются с мыслью (друг является истинным в той мере и постольку, поскольку он сообразуется с нашим или божественным представлением о том, каким должен быть друг). Средневековые теологи полагали, что обе разновидности истины — и истина суждения, и истина предмета/человека — некоторым образом основываются на некоей более глубокой истине или проистекают из этой истины, которой, согласно Библии, является Бог: «Я есмь путь и истина и жизнь» (Иоан. 14:6). Из попыток совместить данный фрагмент из Библии с более обыденными представлениями об истине стали возникать глубокие метафизические и теологические рассуждения. Идея истины вещи/личности, которая играла очень важную роль в средневековой философии, была далее отвергнута мыслителями Нового времени, а также современными представителями школы аналитической философии, хотя она в какой-то мере сохранилась в экзистенциалистской и континентальной философии.

Средневековые авторы, придерживавшиеся семантической версии корреспондентной теории, при толковании аристотелевского определения часто использовали типичную сокращенную формулу: (ментальное) предложение истинно, если и только если то, что оно обозначает, действительно имеет место (sicut significat, ita est). Здесь подчеркивается семантическое отношение обозначения (сигнификации), с другой стороны, совершенно не ясно, что же из себя представляет «то, что обозначает» истинное высказывание, и упускается из виду отношение соответствия. Предвещая идеи, которые будут иметь столь сильное влияние в XX столетии, средневековые семантики, такие как Уильям Оккам (Summa Logicae, II) и Жан Буридан (Sophismata, II), предоставляют длинные перечни различных условий истинности предложений, относящихся к различным грамматическим категориям. При этом они воздерживаются от того, чтобы связывать истинные предложения вообще с отдельными онтологическими категориями. (Ср. Moody 1953; Adams McCord 1987; Perler 2006).

Нововременные авторы в целом оставляют впечатление, что, по их мнению, корреспондентная теория истинности слишком уж очевидна, чтобы удостаивать ее долгими обсуждениями (или вообще какими-либо обсуждениями). Практически у всех крупных мыслителей можно найти беглые формулировки одной из версий этой теории (см., напр., Декарт 1989: ATII 597; Спиноза 1993: акс. VI; Локк 1985: 4.5.2; Юм 1996: 3.1.1; а также Кант 2008: B82). Беркли, который, судя по всему, и вовсе не предложил никакой концепции истины, вероятно, представляет собой важное исключение. Благодаря влиянию томизма метафизические версии корреспондентной теории истины становятся все более распространенными среди авторов эпохи Нового времени, нежели семантическая версия. Но так как большинство указанных авторов в целом принимают репрезентативистскую концепцию сознания (теорию ментальных идей), они, по всей видимости, в конечном счете убеждены в том, что отношение соответствия или сообразности должно определяться через отношение психосемантической репрезентации, устанавливаемое между идеями или сентенциальными последовательностями идей («ментальные пропозиции» Локка) и соответствующими аспектами действительности, тем самым позволяя объединить метафизическую и семантическую версии корреспондентной теории истины.

Объектные и фактуальные версии

Весьма полезно проводить различие между «объектными» и «фактуальными» версиями корреспондентной теории истины в зависимости от того, является ли тот аспект реальности, с которым приводится в соответствие рассматриваемое высказывание, объектом или же фактом (см. Künne 2003: ch. 3).

Традиционные версии объектных теорий заключают, что единицы, выполняющие роль носителей истины (как правило, ими выступают суждения), имеют субъектно-предикатную структуру. Объектное определение истины может выглядеть следующим образом:

Суждение истинно, если и только если его предикат соответствует его объекту (т.е. референту субъекта нашего суждения).

Отметим, что в действительности это подразумевает два отношения к объекту: (1) отношение референции, устанавливаемое между субъектом суждения и объектом, к которому относится данное суждение (его объектом); и (2) отношение соответствия, устанавливаемое между предикатом суждения и качеством данного объекта. Из-за того, что данная концепция опирается на идею субъектно-предикатной структуры носителя истины, она неизбежно налагает на себя ограничение и не может применяться к носителям истины, у которых отсутствует субъектно-предикатная структура (напр., к кондиционалам или к дизъюнкциям), и неясно, как можно было бы дополнить ее, чтобы эта концепция могла применяться к таким носителям истины. Хотя проблема является очевидной и серьезной, большинство авторов тем не менее просто не обращали на нее внимания. Объектное соответствие до относительно недавнего времени считалось нормой.

Объектное соответствие стало нормой благодаря важнейшему исследованию Платона, связанному с время проблемой ложных высказываний, которая, судя по всему, была очень актуальна в то время. В целом ряде диалогов Платон выступает категорически против продвигаемого многими софистами аргумента, согласно которому ложное суждение невозможно: выдвигать ложное суждение — значит выдвигать суждение о том, чего нет. Но нельзя судить о том, чего нет, ибо невозможно рассуждать о ничто. Рассуждать о чем-то, чего нет, значит рассуждать о ничто, а следовательно, это значит не рассуждать вовсе. Таким образом, ложное суждение невозможно (см. «Евтидем», 283е–288а; «Кратил», 429с–е; «Государство», 478а–с; «Теэтет», 188d–190e). Платон затрудняется дать удовлетворительный ответ на этот абсурд вплоть до диалога «Софист» (236d–264b), где он наконец-то берется за проблему со всей обстоятельностью. Ключевым шагом в предложенном им решении является анализ носителей истины как структурированных комплексов. Простое высказывание вроде «Теэтет сидит», хотя и является простым в качестве предложения, тем не менее представляет собой сложное целое, состоящее из слов различного рода: имени (onoma) и глагола (rhema), — и эти слова выполняют различные функции. Сплетая друг с другом имена и глаголы, говорящий не просто называет ряд предметов, но нечто производит, а именно — осмысленную речь (logos), способную выражать связанные между собой идеи (eidon symploken). Простое высказывание истинно, когда Теэтет, человек, названный по имени, находится в сидячем положении, приписываемым ему с помощью глагола, и ложным, когда Теэтет не находится в этом положении, но пребывает в каком-то другом («Софист», 261c–263d; см. Denyer 1991; Szaif 1998). В таком случае видимыми оказываются лишь существующие предметы: в случае с ложными высказываниями, приписываемое состояние все же существует, однако оно отлично от того состояния, в котором пребывает Теэтет. По данной концепции, речь включает в себя также мысли и представления — в силу знаменитого тезиса Платона о том, что мысль есть не что иное, как речь, произносимая без помощи голоса в душе, когда она беседует сама с собой (263e); этот тезис положил начало гипотезе о связи языка и мышления. Но концепция не принимает во внимание высказывания, содержащие имена несуществующих предметов («Пегас летает»), тем самым завещая последователям неразрешенную проблему, которая впоследствии станет еще более злободневной, нежели проблема ложных высказываний.

В трактате «Об истолковании» Аристотель без лишнего шума принимает позицию Платона: действительно, начало трактата похоже на непосредственное продолжение вышеупомянутого фрагмента из диалога «Софист». Аристотель говорит, что истина и ложь связаны с соединением и разделением («Об истолковании», 16а10; в трактате «О душе», 430а25, он говорит: «ложность и истина встречаются там, где уже имеется сочетание мыслей (noemata), составляющих как бы одно»). В отличие от Платона, Аристотель считает, что необходимо независимо определить простые утвердительные и отрицательные высказывания (предикации) — давайте переведем его слова несколько более буквально, нежели это обычно делают: «утверждение есть предицирование чего-то чему-то; отрицание — изъятие предикации от чего-то» («Об истолковании», 17а25). Это определение также появляется в «Первой аналитике» (24а). Таким образом, справедливо было бы утверждать, что субъектно-предикатный анализ простых повествовательных высказываний — основополагающая черта аристотелевской логики, которая воцарится на многие века вперед, — берет начало в платоновском ответе на софистический аргумент о невозможности ложных суждений. Можно отметить, что знаменитое аристотелевское определение истины (см. раздел 1) на самом деле начинается с определения ложности.

Концепции фактуального соответствия появляются лишь в XX столетии, хотя у Аристотеля можно найти замечания, вполне согласующиеся с данным подходом (см. раздел 1), что весьма неожиданно, учитывая неоднократно повторяющееся у него утверждение о том, что истина и ложь всегда связаны с субъектно-предикатной структурой. В фактуальных концепциях не предполагается, что носители истины обладают субъектно-предикатной структурой; в действительности они могут утверждаться без какой-либо эксплицитной отсылки к структурной составляющей носителей истины. Данный подход, таким образом, представляет альтернативное решение проблемы ложных высказываний, и этот ответ может претендовать на то, чтобы высвободить теорию истины от ограничений, налагаемых на нее благодаря допущению субъектно-предикатной структуры, унаследованному от Платона, Аристотеля, а также средневековой и нововременной традиций.

Формулировку концепции фактуального соответствия, которую в наши дни принято считать классической, предвосхитили Дэвид Юм («Трактат о человеческом разумении», 3.1.1) и Дж. Ст. Милль («Логика», 1.5.1). В своей канонической форме она появляется в начале XX века в работах Мура (Moore 1910–11: ch. 15) и Рассела:

Сознательное указание на факты как соответствующие аспекты действительности, а также более серьезное отношение к проблемам, возникающим в связи с ложными высказываниями, — вот что отличает данную версию от ее предтеч.

Основательная защита Расселом и Муром идеи истины как соответствия факту в свое время составляла часть их программы, направленной на отстаивание позиций метафизического реализма. По иронии судьбы, предложенные ими формулировки были заимствованы у Ф. Г. Брэдли (Bradley 1883: ch. 1&2) и Г. Г. Йоахима (Joachim 1906). Последний был одним из пионеров конкурирующей теории когерентной истины, и идея истины как соответствия факту в была главной мишенью его нападок против реализма. Впоследствии Витгенштейн (см. 1958 [2009]) и Рассел (см. 1999) развили идею «логического атомизма», в которой было представлено важное изменение концепции фактуального соответствия (см. раздел 7.1 ниже). Дальнейшие изменения корреспондентной теории истины, ознаменовавшие возвращение к более семантическому и более объектному видению, было вдохновлено работами Тарского (Tarski 1935) о проблеме истины (см. Field 1972, Поппер 2002).

Носители истины, факторы истины, истина

Носители истины

Корреспондентные теории истины были разработаны для убеждений, мыслей, идей, суждений, высказываний, утверждений, выражений, предложений и пропозиций. Мы привыкли говорить о так называемых носителях истины (truthbearers), желая сохранять нейтральную позицию относительно этих вариантов. Следует помнить о следующих пяти положениях:

i. Термин «носитель истины» иногда вводит в заблуждение. Он может указывать на носителей истины или лжи (т.е. носителей истинностного значения) или же на такие предметы, о которых можно спросить, являются ли они истинными или ложными, допуская при этом, что какие-то из них могут не быть ни теми, ни другими.

ii. Принято проводить различие между вторичными и первичными носителями истины. Вторичные носители истины — это те, значение истинности которых (истина или ложь) выводится из значений истинности первичных носителей истины, чьи значения истинности не выводятся ни из каких других носителей истины. Следовательно, термин «истинный», как правило, рассматривают как двусмысленный: применительно к первичным носителям истины он используется в своем первичном значении, а применительно к остальным носителям истины — в различных второстепенных значениях. Тем не менее речь не идет о грубой двусмысленности, коль скоро второстепенные значения должны выводиться, то есть они должны определяться исходя из первичного значения и дополнительных отношений. Например, мы можем предположить, что пропозиции истинны или ложны в первичном значении, тогда как предложения истинны или ложны во вторичном значении в той мере, в какой они выражают пропозиции, которые являются истинными или ложными (в первичном значении). Значения термина «истинный» применительно к носителям истины другого рода, таким образом, будут связаны известным благодаря Аристотелю образом, который он называл «аналогическим» использованием термина и который в наши дни принято называть фокальным значением. Например: «здоровый» в «здоровом организме» и в «здоровой еде» — последняя определяется как здоровая во вторичном значении, как благоприятствующая здоровью (в первичном значении) организма.

iii. Зачастую считается вполне допустимым отстаивать одну теорию истины для одного типа носителей истины и другую теорию для другого типа носителей истины (напр., дефляционная теория истины или теория тождества применительно к пропозициям могут составлять часть некоторой формы корреспондентной теории истины для предложений). Вовсе не обязательно, что различные теории истины, применяемые к разного рода носителям, непременно должны соперничать. Стандартное разделение теорий истины по вражеским лагерям, которое можно найти в учебниках, пособиях и словарях, проводят исходя из допущения (весьма условного), что они предназначены для первичных носителей истины одного и того же рода.

iv. К сожалению, авторы не пришли к согласию относительно того, какие единицы следует считать первичными носителями истины. На сегодняшний день главными претендентами на эту роль являются предложения обыденного языка, предложения языка мысли (сентенциальные ментальные репрезентации) и пропозиции. Другие претенденты, ранее пользовавшиеся популярностью, — убеждения, суждения, высказывания и утверждения — утратили свои позиции, главным образом по двум причинам:

• 1. Проблема логически сложных носителей истины. Некий субъект S может иметь дизъюнктивное убеждение (плод будет мальчиком или девочкой), при этом он убежден лишь в одном дизъюнкте или ни в одном. Кроме того, у S может быть кондициональное убеждение (если киты являются рыбами, тогда некоторые рыбы являются млекопитающими), при этом не веря ни в антецедент, ни консеквент убеждения. Далее, S, как правило, будет придерживаться негативного убеждения («не каждый счастлив»), не веря при этом в то, что именно отрицается. В таких случаях истинностные значения сложных убеждений субъекта S будут зависеть от истинностных значений их составляющих, даже если эти составляющие не относятся к убеждениям, разделяемым S или вообще кем бы то ни было. Это значит, что позиция, согласно которой убеждения являются первичными носителями истины, оказывается не способна объяснить то, как истинностные значения сложных убеждений связаны с истинностными значениями их более простых составляющих. Чтобы это сделать, мы должны были бы быть в состоянии определять истинность и ложность убеждений-составляющих даже в тех случаях, когда никто не верит в них. Данная идея, которая также является фундаментальным положением логики, была выдвинута всеми ранними сторонниками той точки зрения, что носителями истины следует считать пропозиции (см. Больцано 2003: I.§§22, 34; Фреге 2000: §§2–5; Гуссерль 1994: I.§11; Meinong 1902: §6). Аналогичная проблема возникает из позиции, принимающей в качестве первичных носителей истины суждения, высказывания или утверждения. Подобных трудностей не так легко избежать. Говорить о не разделяемых никем убеждениях (не вынесенных суждениях, не высказанных высказываниях, не утверждаемых утверждениях) либо нелепо, либо равносильно тому, чтобы говорить о пропозициях или предложениях, которые не были вынесены как суждения, не были высказаны как высказывания или утверждения и которые никто не разделяет в качестве убеждений. Следует отметить, что весьма значительное число философских допущений (как в отношении истины, так и других тем) идет вразрез с простым наблюдением, что существуют невысказанные и неразделяемые носители истины (см. Geach 1960 & 1965).

• 2. Проблема двойственности состояния/содержания, известная также как проблема акта/предмета. Существительное «убеждение» может указывать на состояние-убеждение или на его содержание, на предмет убеждения. Если о первом, состоянии-убеждении, вообще можно сказать, что оно истинно или ложно (что крайне сомнительно), то это будет всецело зависеть от того, истинно или ложно то, в чем кто-то убежден. Аналогичный принцип распространяется на существительные, указывающие на ментальные акты или их предметы (содержания), такие как «суждение», «высказывание» и «утверждение».

v. На протяжении всего Средневековья в выборе претендента на роль первичных носителей истины предпочтение отдавалось ментальным предложениям. Ими решили пренебречь в первой половине XX века, однако к ним вернулись во второй половине в рамках возрождения репрезентативистской теории сознания (в частности, в виде гипотезы о языке мышления, см. Fodor 1975). Для нас теперь кажется несколько сбивающим с толку, что в течение веков термин «положение», или «пропозиция» (propositio), был закреплен исключительно за произнесенными или написанными предложениями. Это словоупотребление было официально закреплено Боэцием в VI столетии и его можно найти еще в «Опыте о человеческом разумении» Локка (1705 год) и в «Системе логики силлогистической и индуктивной» Дж. Ст. Милля (1843 год). Спустя некоторое время (см., напр., Moore 1901–01) «пропозиция» изменяет значение, теперь оно используется для обозначения того, что сказано при произнесении предложения, или предмета убеждения, или того, о чем выносится суждение, высказывание, утверждение и т.п. — и лишь иногда можно встретить возвращение к средневековому употреблению этого термина, например, у Рассела (Russell 1918, 1919).

Факторы истины

Рассуждение о факторах истины выполняет функцию, схожую и связанную с той, какую выполняет рассуждение о носителях истины. Фактором истины является все то, благодаря чему некоторый носитель истины оказывается истинным. Различные версии корреспондентной теории будут принимать различные и зачастую соперничающие точки зрения относительно того, какого рода сущностям соответствуют истинные носители истины (фактам, положениям дел, событиям, предметам, тропам, свойствам). О факторах истины принято говорить тогда, когда мы хотим оставаться в нейтральной позиции по отношению к этим альтернативам. Нам следует помнить о следующих четырех положениях:

• i. Понятие фактора истины тесно связано с реляционным понятием истинопроизводства (truthmaking) и зависит от него: фактором истины является то, что образует отношение истинопроизводства с некоторым носителем истины. Несмотря на каузальные коннотации терминов «производство» и «фактор», как правило, принято считать, что это отношение не является каузальным.

• ii. Термины «истинопроизводство» и «фактор истины» неоднозначны. Чтобы проиллюстрировать это, представим классическую корреспондентную теорию, в рамках которой х истинно, если и только если х соответствует некоторому факту. Мы могли бы сказать, что (а) фактором истинности х является некоторый факт, а именно такой-то факт (или некий факт), которому соответствует х. Мы также могли бы сказать, что (б) фактором истинности х является его соответствие некоторому факту. Оба употребления термина «фактор истины» корректны — и оба фигурируют в дискуссиях вокруг проблемы истины. Однако между этими употреблениями есть существенная разница, и мы должны их различать. Как правило, при употреблении подразумевается значение, приведенное в (а): здесь термин выражает характерное истинностное отношение, и мы получаем значение «фактора истины», которое действительно будет отбирать те сущности, которые обычно подразумеваются людьми, использующими данный термин. Значение, представленное в (б), не выражает характерного истинностного отношения; здесь перед нами лишь пример (для «F» = «истина») общей формулы «фактор, благодаря которому предмет рода F является F», который можно применять для выявления черт определения, предложенного для F. Сравните: фактором, благодаря которому четное число является четным, является его делимость на 2; фактором, определяющим правильный поступок как таковой, являются наиболее благоприятные последствия при прочих возможных альтернативных действиях. Отметим, что любой, кто желает дать определение или предложить концепцию истины, может воспользоваться понятиями истинопроизводства и фактора истины во втором значении. Например, сторонник когерентной теории истины, утверждающий, что убеждение истинно, если и только если оно согласуется с другими убеждениями. Таким образом, в значении, представленном в (б), «фактор истины» и «истинопроизводство» не проявляют какого-либо сходства с базовой идеей, лежащей в основе корреспондентной теории истины, в то время как в значении (а) такое сходство наблюдается.

• iii. Рассуждение об истинопроизводстве и факторах истины вполне согласуется с базовой идеей корреспондентной теории истины; таким образом, было бы вполне естественно говорить, что традиционная фактуальная корреспондентная теория принимает факты в качестве факторов истины, а отношение соответствия — в качестве истинопроизводства. Тем не менее заключение, что отношение соответствия может рассматриваться как отношение истинопроизводства (или же как его разновидность) кажется сомнительным. Соответствие является симметричным отношением (если х соответствует у, то у соответствует х), в то время как истинопроизводство зачастую по умолчанию считается асимметричным отношением или, во всяком случае, несимметричным. Трудно представить, как симметричное отношение могло бы выступить разновидностью асимметричного или несимметричного отношения (см. David 2009).

• iv. Рассуждения об истинопроизводстве и факторах истины часто возникают в ходе неформальных обсуждений, затрагивающих проблему истины, но их стремятся избегать при попытках произвести более формальную или более официальную теорию истины (в том числе потому, что определение или объяснение истины в терминах производства или факторов истины, казалось бы, должно содержать порочный круг). Тем не менее за последние годы неформальные рассуждения превратились в официальную доктрину — появилась так называемая «теория факторов истины». Данную теорию следует отличать от неформальных рассуждений о факторах истины, то есть не всякий, кто обращается к последним, записал бы себя в ряд сторонников первой. Более того, мы не можем попросту заключить, что теория факторов истины является одной из разновидностей корреспондентной теории; в самом деле, некоторые сторонники теории факторов истины представляют ее в качестве альтернативы корреспондентной теории.

Истина

Абстрактное имя существительное «истина» имеет много употреблений. (а) Его можно использовать, указывая на на общее реляционное свойство, иначе обозначаемое как быть истинным; хотя вторая формулировка кажется куда более ясной, ее редко используют — даже в философских дискуссиях. (б) Существительное «истина» может использоваться для обозначения понятия, которое «отбирает» свойство и выражается с помощью прилагательного «истинное». Некоторые авторы не проводят различия между понятием и свойством, некоторые — проводят или же считают, что это следует делать: определение понятия может существенно отличаться от определения свойства. Приведем один пример: можно допускать с какой-то долей вероятности, что определение понятия должно приводить к парадоксу лжеца (см. статью, посвященную парадоксу лжеца), в противном случае это будет неадекватное определение нашего понятия истины; подобное допущение было бы куда менее вероятным в случае с определением свойства. Всякое предложенное «определение истины» может быть задумано как определение свойства, или определение понятия, или того и другого; автор определения может и не сознавать разницы. (в) Наконец, слово «истина» может применяться для обозначения некоторого набора подлинных носителей истины (возможно, не известных нам), как в высказывании: «Истина где-то рядом» и «Мы никогда не узнаем истины на этот счет».

Простые версии корреспондентной теории

Традиционно главным элементом всякой разновидности корреспондентной теории истины является определение истины. В наши дни, как правило, предполагается, что такое определение должно быть «реальным определением», то есть определением свойства, которое не подразумевает, что, принимая его, мы полагаем, что определение дает нам синоним термина «истинный». Большинство сторонников корреспондентной теории сочли бы недопустимым и излишне смелым допущение, что «истинный» значит то же самое, что и «соответствующий факту». Следует отграничить некоторые простые формы корреспондентного определения истины («т.т.т.» значит «тогда и только тогда»; переменная «х» пробегает все значения, которые могут принимать первичные носители истины; понятие соответствия может быть заменено различными связанными понятиями):

(1) х является истинным т.т.т., когда х соответствует некоторому факту;

х является ложным, т.т.т. когда х не соответствует никакому факту.

(2) х является истинным т.т.т., когда х соответствует некоторому наличествующему положению дел;

х является ложным т.т.т., когда х соответствует некоторому неналичествующему положению дел.

Оба вида записи апеллируют к аспектам действительности — фактам / положениям дел — которые обычно обозначаются определительными придаточными (в английском языке они также передаются с помощью герундивных конструкций), например, тот факт / то положение дел, что снег бел; в английском — the fact/state of affairs that snow is white, or the fact/state of affairs of snow’s being white. Второе определение ложности предполагает, что мы допускаем наличие сущностей такого рода, которые, однако, не наличествуют, как в случае с фактом, что снег зеленый. Первое определение ложности не настолько обязывающее: говорить, что некоторый факт не наличествует, значит, во всяком случае, что такого факта нет, что такой факт не существует. Следует отметить, что такая терминология не является устоявшейся: некоторые авторы используют термин «положение дел» вместо используемого здесь термина «факт» (напр., Armstrong 1997). Вопрос о том, следует ли допускать неналичествующие сущности подобного рода, представляет серьезную проблему, скрывающуюся за такими терминологическими вариациями. Разница между первым и вторым определениями сродни различию между платонизмом в отношении свойств (который включает неинстанцированные свойства) и аристотелизмом (исключает неинстанцированные свойства).

Сторонники второго определения полагают, что факты суть наличествующие положения дел, то есть они считают, что их концепция истины в действительности представляет анализ первого определения. Таким образом, разногласия возникают в связи с определением ложности, которая в первом определении просто-напросто отождествляется с отсутствием истины.

Можно выдвинуть следующие соображения в пользу предпочтения второго определения вместо первого: (а) Из второго определения не следует, что вещи, не входящие в категорию носителей истины (столы, собаки и т.п.), являются ложными только потому, что они не соответствуют никаким фактам. Мы могли бы предположить, что этот «недостаток» первого определения можно легко исправить: нужно просто непосредственно уточнить, о каких категориях носителей истины идет речь в обеих частях первого определения. Тем не менее некоторые авторы высказывают беспокойства относительно того, что категории носителей истины (напр., декларативы или пропозиции) не могут быть определены без апелляции к истинности или ложности, за счет чего получившееся определение будет содержать порочный круг. (б) Второе определение допускает существование элементов, относящихся к категории носителей истины, которые не являются ни истинными, ни ложными, то есть оно допускает отсутствие двузначности. Некоторые (впрочем, далеко не все) сочли бы это значительным преимуществом. (в) Если первичными носителями истины являются предложения или ментальные состояния, тогда положения дел могут быть их значениями или содержаниями, и в таком случае отношение соответствия во втором определении можно было бы расценивать как отношение репрезентации, сигнификации, значения или обладания содержанием. С другой стороны, факты нельзя отождествлять со значениями или с содержанием предложений или ментальных состояний, в противном случае мы рискуем прийти к абсурдному следствию, что у ложных предложений и убеждений отсутствует значение или содержание. (г) Возьмем случай, в котором формула «p или q» принимает истинное значение, и при этом «р» истинно, а «q» ложно. Каковы будут составные части соответствующего факта? Они не могут обе быть фактами, так как «q» ложно (см. Russell 1906-07: 47f.). Во втором определении допускается, что факт, соответствующий «p или q», является наличествующим дизъюнктивным положением дел, составленным из положения дел, которое наличествует, и положения дел, которое не наличествует.

Главный аргумент в пользу предпочтения первого определения вместо второго заключается в том, что первое определение не подразумевает необходимости считать, что неналичествующие положения дел (напр., положение дел, что снег зеленый) составляют часть действительности.

(Можно отметить, что, строго говоря, первое и второе определения, так как они содержат двустороннюю импликацию, не связаны никакими онтологическими обязательствами. Их связь с фактами и положениями дел возникает лишь тогда, когда они дополняются требованием необходимого наличия чего-то истинного или чего-то ложного. В ходе рассмотрения некоторые такие требования допускаются по умолчанию.)

Оба определения, как первое, так и второе, следует отличать от следующего:

(3) х истинно т.т.т., когда х соответствует некоторому факту, который существует;

х ложно т.т.т., когда х соответствует факту, который не существует.

Это определение представляет собой искаженную версию первого или второго определения, или, если никакого искажения нет, то оно указывает на приверженность мейнонгианизму, т.е. допущению, согласно которому имеются вещи/факты, которые не существуют. Привлекательность третьего варианта определения обусловлена нашим желанием предложить не просто лишь негативное корреспондентное определение ложности, избежав при этом допущения неналичествующих положений дел. Мур периодически поддается соблазну, исходящему от этого определения (Moore 1910-11: 267, 269, однако см. 277). Этот соблазн также дает о себе знать в английском переводе «Логико-философского трактата» Витгенштейна (афоризм 4.25), где «положение дел» (англ. state of affairs, нем. Sachverhalt) обозначает атомарные факты. В английском переводе «Трактата» получается, что Витгенштейн говорит, что элементарная пропозиция является ложной, когда соответствующее положение дел (атомарный факт) является несуществующим; однако в оригинальном немецком тексте тот же фрагмент, скорее, напоминает второе определение. По иронии судьбы, третий вариант определение воспроизводит платоновскую проблему ложных высказываний в контексте фактуальной корреспондентной теории, то есть в контексте теории такого рода, которая должна была представлять альтернативное решение этой проблемы (см. раздел 1.2).

Четвертый простой вид корреспондентного определения какое-то время пользовался большой популярностью (см. Рассел 1987: разд. 1, 3; Broad 1933: IV.2.23; Остин 1999: п23), однако похоже, что он утратил свои позиции:

(4) х истинно т.т.т., когда х соответствует некоторому факту (согласуется с некоторым фактом);

х ложно т.т.т., когда х неверно соответствует некоторому факту (не согласуется с некоторым фактом).

В этом определении удается избежать допущения о существовании неналичествующих положений дел, которое мы вынуждены принять во второй версии определения, а также возникающего в третьем варианте определения допущения несуществующих фактов, которое подразумевается нашим утверждением об отношении неправильного соответствия или несогласованности при определении ложности. Четвертый вариант определения отличается от первого тем, что здесь предметы, не относящиеся к заданной категории х, не должны оказаться ложными: предполагается, что столы и собаки не могут неверно соответствовать фактам. Главные проблемы, связанные с четвертым определением, таковы: (а) обращение к дополнительному, потенциально загадочному отношению, с которым (б) нелегко управиться: который из фактов является тем самым, что неверно соответствует ложному х? что мешает истине, которая по определению соответствует некоторому факту, неверно соответствовать некоторому другому факту, то есть также быть и некоторой ложью?

В дальнейшем буду рассматривать первое и второе определения как образцовые; кроме того, поскольку приверженцы второго определения согласны с тем, что наличествующие положения дел являются фактами, зачастую оказывается уместным представлять корреспондентную теорию в более компактном, упрощенном виде, как в первом варианте определения, «истина есть соответствие факту», по крайней мере до тех пор, пока не возникает особых проблем, вытекающих из определения ложности.

Аргументы в пользу корреспондентной теории

Главным позитивным аргументом, который предъявляют сторонники корреспондентной теории истины, является ее очевидность. Декарт говорит: «У меня никогда не было никаких сомнений относительно истины, поскольку это понятие кажется настолько трансцендентально ясным, что никто не мог бы заблуждаться на его счет… слово „истина“ в строгом смысле обозначает сообразность мысли своему объекту» (1639, AT II, 597). Даже те философы, исходя из общей позиции которых вроде бы ожидаешь иного вывода, склонны согласиться с этим. Кант: «Номинальная дефиниция истины, согласно которой она есть соответствие знания с его предметом, здесь допускается и предполагается заранее» («Критика чистого разума», B82). Уильям Джеймс: «Истина, как вам скажет любой словарь, это определенное свойство наших идей. И оно означает „соответствие“, так же как ложь — несоответствие „реальности“» (Джеймс 2011). В самом деле, в Oxford English Dictionary мы находим: «Истина. сущ. Соответствие факту; согласованность с реальностью».

Ввиду утверждаемой очевидности было бы любопытно узнать, насколько в действительности популярна корреспондентная теория. Мы располагаем некоторыми эмпирическими данными. Опрос PhilPapers Survey (проведенный в 2009 г., см. Bourget and Chalmers 2014), а точнее, раздел исследования, проведенного среди всех постоянных сотрудников из 99 ведущих философских факультетов, выдает следующие ответы: «Истина: истина-соответствие, дефляционная истина или эпистемическая истина?». Принимали ответ или склонялись к нему: истина-соответствие — 50 %, дефляционная истина — 24,8 %; другое — 17,5 %, эпистемическая истина — 6,9 %. Эти результаты показывают, что сторонники корреспондентной теории составляют чуть больше половины среди всех профессиональных философов и что их противники разделились во мнениях. Это соответствует наблюдению, согласно которому, как правило, в дискуссиях вокруг природы истины по умолчанию принимается какая-нибудь версия корреспондентной теории, которую нужно либо критиковать, либо отстаивать.

Исторически сложилось так, что корреспондентная теория, обычно в объектной версии, принималась по умолчанию, так что даже это название закрепилось за ней лишь недавно, и сложно найти эксплицитные аргументы в пользу этой позиции. С момента появления (т.е. относительно недавно) более или менее конкурентоспособных подходов сторонники корреспондентной теории стали развивать негативные аргументы, защищая свою позицию от возражений и нападок (подчас высмеивающих их) приверженцев альтернативных теорий.

Возражения против корреспондентной теории

Возражение 1: Определения, предложенные в первом и втором вариантах, слишком узкие. Хотя они и применимы к истине в каких-то отдельных областях дискурса, например, в области науки, они не годятся для прочих, например, для области морали: не существует «моральных фактов».

Это возражение допускает существование моральных истин, однако оно отрицает, что реальность содержит моральные факты, которые могли бы соответствовать моральным истинам. Логика предоставляет еще один пример области, «отмеченной» таким образом. Логические позитивисты признают существование логических истин, но отрицают существование логических фактов. Их идейный предшественник Дэвид Юм уже дал два определения «истины»: одно — для более широкого применения, другое — для нелогических истин: «Истина или ложность состоят в согласованности или несогласованности либо с действительными связями идей, либо с действительным существованием и порядком вещей» (Юм, «Трактат о человеческом разумении», 3.1.1, см. 2.3.10; похожее двухчастное определение, но уже в терминах объектного соответствия см. в «Опыте о человеческом разумении» Локка: 4.5.6).

Существует четыре возможных ответа на такого рода возражения. (а) Нонкогнитивизм: несмотря на кажимость обратного, утверждения, относящиеся к «отмеченной» области, вообще не поддаются оценке посредством истинности, например, утверждения морального характера представляют собой некие заповеди или эмоциональные высказывания, преподносимые под видом «носителей истины»; (б) Теория ошибок: все утверждения, относящиеся к «отмеченной» области, являются ложными; (в) Редукционизм: истины в «отмеченной» области соответствуют фактам иной области, которая считается непроблематичной, например, моральные истины соответствуют поведенческим фактам социальной действительности, логические истины соответствуют фактам, связанным с языковыми конвенциями; и г) Твердая позиция, т.е. распространяющаяся на факты «отмеченной» области.

По большому счету первое возражение предполагает, что существуют различные виды истины (вернее, различные виды свойств «быть истинным», а не просто различные виды истины) для различных областей. На первый взгляд, это входит в противоречие с наблюдением, согласно которому существует множество бесспорно весомых аргументов, сочетающих в себе допущения, исходящие как из «отмеченных», так и «неотмеченных» областей. Принято считать, что это наблюдение опровергает нонкогнитивизм, который некогда был наиболее популярным (примирительным) ответом на это возражение.

В связи с этим возражением можно вспомнить появившуюся недавно концепцию «множественной реализуемости» истины, согласно которой истина не должна отождествляться с соответствием факту, но она может быть реализована соответствием факту для носителей истины некоторых областей дискурса и другими свойствами для носителей истины других областей дискурса, включая «отмеченные» области. Хотя эта концепция и сохраняет важные элементы корреспондентной теории, она, строго говоря, не предоставляет ответ на возражение от имени корреспондентной теории, и ее следует рассматривать как одну из альтернатив (см. ниже раздел 8.2).

Возражение 2: Корреспондентные теории слишком уж очевидны. Они тривиальны, бессодержательны и размениваются лишь банальностями. Выражения из разряда «соответствует фактам» регулярно используются в обыденном языке как идиоматическая замена «истины». Такие общеупотребимые речевые обороты не следует сколь-либо серьезно считать признаком приверженности корреспондентной теории. Определения вроде тех, что предложены в первой и второй формулировках, всего лишь переводят какие-то тривиальные выражения в компактные формулы; они не заслуживают носить почетное название «теорий», так как у них не имеется никакого теоретического веса (см. Woozley 1949: ch. 6; Davidson 1969; Blackburn 1984: ch. 7.1).

В ответ можно было бы сказать: (а) Первое и второе определения представляют собой «минитеории», такие минитеории довольно часто встречаются в философии, и совсем не очевидно, что они бессодержательны лишь потому, что основаны на расхожем употреблении. (б) Существуют корреспондентные теории, содержание которых выходит за пределы этих определений. (в) Из этого возражения следует, что такие определения, как первое и/или второе, являются общепринятыми, и, более того, они столь поверхностны, что их можно совместить с любой другой, чуть более содержательной теорией истины. В таком случае было бы затруднительно объяснить, почему некоторые мыслители категорически отрицают любые корреспондентные формулировки. (г) Из возражения следует, что о соответствии некоторого убеждения субъекта факту можно сказать, что оно состоит, например, в согласованности убеждения с общей системой убеждений субъекта. Но такое утверждение будет совершенно недопустимо даже при самом поверхностном понимании терминов «соответствие» и «факт».

Возражение 3: Корреспондентные теории слишком непрозрачны.

Возражения такого рода встречаются наиболее часто, и они направлены на то, что основные понятия корреспондентной теории опираются на неприемлемые допущения и/или не могут быть определены сколь-либо удовлетворительным образом. Это возражение можно поделить на отдельные возражения, одни из которых направлены прежде всего на корреспондентное отношение и те элементы, которые оно связывает (3.C1, 3.C2), а другие — на понятие факта и положения дел (3.F1, 3.F2):

3.С1: Отношение соответствия должно быть некой разновидностью отношения сходства. Однако носители истины не схожи ни с какими другими объектами в мире, кроме других носителей истины (как говорил Беркли, идея может быть подобна лишь другой идее).

3.С2: Корреспондентное отношение больно загадочно: казалось бы, простирается до самых отдаленных уголков пространства (быстрее, чем свет?) и времени (прошлое и будущее). Можно ли вообще описать такое отношение в рамках натуралистического понятийного аппарата? Каким физическим отношением оно вообще могло бы быть задано?

3.F1: Ввиду огромного разнообразия сложных носителей истины корреспондентная теория будет полагаться на всякого рода сложные, онтологически сомнительные «странные факты». В этом смысле источником проблем окажутся отрицательные, дизъюнктивные, условные, всеобщие, вероятностные, субъюнктивные и контрфактические факты.

3.F2: Все факты, даже наиболее простые, являются сомнительными. Рассуждения о фактах, повенчанные с определительными придаточными, полностью паразитируют на высказываниях об истине. Факты чересчур уж похожи на носителей истины, они представляют собой фикции, сомнительные, склеенные по лекалам предложений кусочки действительности, «предполагаемые истинными предложениями ради соответствия» (Quine 1987: 213; ср. Strawson 1950).

Соответствие как изоморфизм

Некоторые корреспондентные теории истины представляют собой двуслойные минитеории, состоящие из той или иной специфической версии первого или второго определения. Как правило, мы ожидаем чего-то большего даже от философской теории (хотя минитеории достаточно часто встречаются в философии). Мы рассчитываем на то, что корреспондентная теория должна пойти дальше простых определений, предложенных в первой и второй формулировках, выполняя тройную задачу: она должна показывать нам, как функционирует отношение соответствия, раскрывать природу фактов, а также задавать условия, которые бы определяли, каким носителям истины соответствуют факты и какие это факты.

Можно было бы подойти к этому, рассматривая возможность дополнить центральные принципы своей собственной теории некоторыми общими принципами теории соответствия, чтобы придать первой больший вес. Первый такой принцип гласит, что отношение соответствия не должно сводиться к отношению тождества — «чтобы получилась истина, требуются два элемента» (Остин 1999):

Нетождественность:

Никакая истина не является тождественной факту, соответствия с которым достаточно для ее истинности.

Гораздо проще было бы сказать, что ни одна истина не тождественна факту. Однако некоторые авторы, например Витгенштейн (1921), полагают, что пропозиция (его носитель истины, «Satz») сама является фактом, хотя и не тем же самым, благодаря которому эта пропозиция будет истинной (см. также King 2007). Нетождественность, как правило, принимается идеологами теории соответствия по умолчанию — в качестве ключевой составляющей самой идеи корреспондентной теории: авторы, которые продвигают противоположные аргументы, заключающиеся в том, что соответствие должно сводиться к тождеству, позиционируют свои аргументы как возражения против любого рода корреспондентной теории (ср. Moore 1901/02, Фреге 1997).

Рассматривая отношение соответствия, следует различать два аспекта: соответствие как корреляцию и соответствие как изоморфизм (см. Pitcher 1964; Kirkham 1992: ch. 4) Для первого аспекта, знакомого нам из математических контекстов, сторонники корреспондентной концепции истины, по всей видимости, принимают тезис (а), а некоторые могут дополнительно принимать тезис (б) :

Корреляция:

(а) Всякая истина соответствует только одному факту;

(б) Различные истины соответствуют различным фактам.

Взятые вместе, (а) и (б) гласят, что соответствие является взаимно однозначным отношением. Это утверждение кажется излишне сильным, и довольно трудно найти настоящего сторонника корреспондентной концепции, который бы явно придерживался тезиса во второй части данного определения: почему различные истины не могут соответствовать одному и тому же факту, если они не слишком расходятся друг с другом? Явная приверженность тезису (а) — также редкое явление. Тем не менее сторонники корреспондентной теории стремятся обезопасить себя от рассуждений о некоторой данной истине, говоря лишь о конкретном факте, которому она соответствует, — такой демарш будет признаком приверженности тезису (а).

Корреляция не предполагает никаких выводов относительно природы соотносимых элементов, в отличие от соответствия-изоморфизма, которое требует того, чтобы соотносящиеся объекты обладали одинаковой или достаточно схожей внутренней структурой. Данный аспект идеи соответствия более рельефен (и более сомнителен), нежели предыдущий, и его сложнее представить более детально. Допустим, грубо говоря, что сторонник корреспондентной теории хочет дополнить свою теорию тезисом, из которого будет вытекать примерно следующее:

Структура:

Если элемент типа К соответствует определенному факту, тогда они обладают одинаковой или достаточно схожей структурой: общее соответствие между истинным К и некоторым фактом зависит от их частичного соответствия, иными словами, от того, обладают ли они соответствующими внутренними составляющими в соответствующих местах в одной и той же структуре или достаточно схожих структурах.

Основная идея состоит в том, что и носители истины, и факты являются сущностями со сложной структурой: носители истины состоят из (других носителей истины, которые, в свою очередь, состоят из) слов и понятий; факты состоят из (других фактов или положений дел, которые, в свою очередь, состоят из) вещей, свойств и отношений. Задача в том, чтобы показать, как отношение соответствия возникает из лежащих в его основе отношений между наименьшими составляющими носителей истины, с одной стороны, и наименьшими составляющими соответствующих им фактов, с другой. Одна часть данного проекта будет иметь дело с этими отношениями, производящими соответствие: она должна сформулировать теорию, которая отвечает на вопрос о том, как простые слова или понятия могут сказываться о предметах свойствах и отношениях; то есть она будет объединена с семантикой или психосемантикой (в зависимости от того, какие объекты были приняты в качестве носителей истины). Другая часть проекта — онтологическая — должна будет предоставить нам критерий тождества для фактов, а также объяснить, каким образом их простые составляющие соединяются в сложные целостности. Объединив части, мы сможем выявить условия, определяющие, какому роду носителей истины соответствуют факты и о каких именно фактах идет речь.

Корреляция и Структура отражают различные аспекты соответствия. Можно было бы попытаться утвердить первую, не принимая при этом вторую, хотя едва ли можно было бы утвердить вторую, не принимая при этом по крайней мере часть (а) первой.

Изоморфический подход предоставляет  ответ на возражение 3.С1. Хотя истина, что кошка сидит на коврике, сама по себе не похожа на кошку (истина не мяукает, не пахнет и т.п.), она напоминает факт, что кошка сидит на коврике. Это сходство не качественное; скорее, речь идет о более абстрактном, структурном сходстве.

Данный подход также предлагает взгляд на возражение 3.С2. Отношение соответствия, по идее, должно сводиться к лежащим в его основе отношениям между словами (или понятиями) и реальностью. Следовательно, корреспондентная теория должна представлять собой нечто большее, чем расширение семантической или психосемантической теории, то есть теории интенциональности, построенной в рамках репрезентативистской теории сознания (см. Fodor 1989). Это напоминает нам о том, что соответствие как отношение не более (но и не менее) загадочно, чем семантические отношения вообще. Такого рода отношения обладают любопытными свойствами, и они порождают кучу головоломок и сложных вопросов, так что самый злободневный вопрос — можно ли описать эти отношения в терминах естественных (каузальных) отношений или их следует рассматривать как строго неприродные элементы реальности. Некоторые философы заявляли, что семантические отношения слишком непостижимы, чтобы воспринимать их всерьез, и при этом основывали свои заявления на том, что таким отношениям невозможно дать объяснение в натуралистических терминах. Однако следует держать в уме, что это довольно общая и крайне резкая нападка на семантику в целом, на саму идею того, что слова и понятия могут сказываться о чем-то. Распространенная практика такой критики, направленной, в частности, против корреспондентной теории, как нам кажется, ведет в никуда. Корреспондентная теория вместе с общей теорией референции и интенциональности устоит или обрушится перед критикой в зависимости от того, насколько четко может быть представлено отношение соответствия.

Тем не менее следует отметить, что эти замечания касательно возражений 3.С1 и 3.С2 зависят от того, какую точку зрения мы принимаем относительно природы первичных носителей истины. Если мы принимаем в качестве носителей истины предложения обыденного языка (либо их идеализированную версию) или ментальные репрезентации (предложения на языке мысли), то для вышеозначенных замечаний не требуется каких-либо оговорок: соответствие будет семантическим или психосемантическим отношением. Если же, с другой стороны, мы принимаем за первичные носители истины пропозиции, тогда возникнут осложнения:

1.      Согласно широкому фрегеанскому взгляду на пропозиции, пропозиции составлены из понятий объектов и свойств (в логическом, а не психологическом смысле «понятия»). С этой точки зрения вышеобозначенные замечания все еще будут действенны, коль скоро отношение между понятиями, с одной стороны, и объектами и свойствами, понятиями которых они являются, с другой стороны, казалось бы, является семантическим отношением, понятийно-семантическим отношением.

2.      Согласно так называемому расселианскому взгляду (который в ранний период своего творчества Рассел унаследовал у Мура), пропозиции состоят не из понятий объектов и свойств, а из самих объектов и свойств (см. Рассел 2007). С этой точки зрения вышеобозначенные замечания, скорее всего, утратят силу, так как отношение соответствия, по всей видимости, перейдет в отношение тождества применительно к истинным расселианским пропозициям. Едва ли истинная расселианская пропозиция может оказаться чем-то иным помимо факта: чем еще мог бы оказаться факт, если не такого рода вещью? Нетождественность отбрасывается, и корреспондентная теория истины принимает такой вид: «Если мы совершенно точно знаем, что то, что обозначает пропозиция, — это не убеждение и не форма слов, а предмет убеждения, тогда совершенно ясно, что истина нисколько не отлична от действительности, которой она должна была лишь соответствовать» (Moore 1901-02: 717). Таким образом, простая фактуальная корреспондентная теория, применяемая к пропозициям (в расселианском понимании), сводится к пониманию истины как тождества, согласно которому пропозиция истинна, если и только если она является фактом, и ложна, если и только если она не является фактом. См. ниже раздел 8.3; а также см. отдельные статьи о пропозициях, единичных пропозициях и структурированных пропозициях в данной энциклопедии.

Однако расселианцы, как правило, не отвергают корреспондентную теорию полностью. Хотя они не могут применять первое определение из раздела 3, когда в качестве носителей истины берутся пропозиции, идея соответствия будет фигурировать в их определении истины для предложений — будь то публичного языка или ментального. Это определение будет принимать форму второго определения, приведенного в разделе 3, применяемого к иным категориям носителей истины, где расселианские пропозиции проявляются по правую сторону под видом положений дел, которые наличествуют или же не наличествуют. К представлению о том, что положения дел должны дополнять пропозиции, иногда относятся с пренебрежением — как к излишнему и необоснованному онтологическому удвоению. Однако расселианцы не рассматривают положения дел как дополнения к пропозициям, ведь, по их мнению, пропозиции уже являются положениями дел. Данное заключение практически неизбежно, если истинные пропозиции отождествляются с фактами. Если истинная пропозиция является фактом, тогда ложная пропозиция, которая могла бы быть истинной, была бы фактом, если бы она была истинной. Таким образом, контингентно ложная пропозиция должна относиться к такого же рода сущему, как и факт, только она является «не-фактом»; но тогда это просто неналичествующее положение дел, названное по-другому. Расселианская пропозиция — это положение дел: ложные пропозиции являются положениями дел, которые не наличествуют, а истинные пропозиции — это положения дел, которые наличествуют.

Расселианский взгляд на пропозиции очень распространен в наши дни. Как ни странно, современные расселианцы едва ли когда-либо называют пропозиции фактами или положениями дел. Дело в том, что они слишком много внимания уделяют проблемам, связанным с убеждениями, приписыванием убеждений и семантикой предложений. В таких контекстах куда более естественно вести разговор о пропозициях, а не о положениях дел. Кажется странным (или же неправильным) говорить, что кто-то убежден в положениях дел или что положения дел истинны или ложны. В этом плане также кажется странным (неправильным), что некоторые пропозиции являются фактами, что факты истинны и что пропозиции наличествуют или не наличествуют. Тем не менее, согласно расселианцам, все это должно быть в буквальном смысле верно. Они должны утверждать, что «пропозиции» и «положения дел», подобно «вечерней звезде» и «утренней звезде», — это различные названия одних и тех же вещей, они вызывают различные ассоциации и вписываются, скажем так, в разные языковые окружения, за счет чего и возникает это странное ощущение, когда одно название переносится в окружение, соответствующее другому названию.

Если вернуться к изоморфическому подходу в целом, при строгом (или наивном) осуществлении этого подхода отношение соответствия будет взаимно однозначным между истинами и соответствующими фактами, что приводит к тому, что данный подход оказывается уязвим к возражениям, направленным против «странных фактов» (3.F1): всякому носителю истины, вне зависимости от того, насколько он сложен, должен быть назначен подходящий факт. Более того, коль скоро строгое осуществление изоморфизма назначает соответствующие сущности для всех (релевантных) составляющих носителей истины, сложные факты будут содержать объекты, соответствующие логическим составляющим (отрицание, дизъюнкция, импликация и т.д.), и эти «логические объекты» должны будут рассматриваться как элементы, входящие в состав мира. Многим философам было трудно поверить в существование всех этих «странных фактов» и необычных квазилогических объектов.

Никто никогда не предпринимал попыток отстаивать изоморфический подход в его крайней, «наивной» форме, назначающей соответствующие объекты абсолютно всем элементам наших высказываний — как вербальным, так и ментальным. Вместо этого сторонники данного подхода стараются изолировать «релевантные» составляющие носителей истины посредством анализа значения, стремясь раскрыть логическую форму или глубинную структуру, скрытую за обыденным языком и мышлением. Тогда эту структуру можно будет выразить в идеальном языке (как правило, это язык логики предикатов), синтаксическая структура которого устроена так, чтобы он мог вполне отражать онтологическую структуру действительности. Возникающий в итоге аппарат — соответствие как изоморфизм между правильно проанализированными носителями истины и фактами — избегает того, чтобы назначать «странные объекты» таким фразам, как «среднестатистический супруг», «ради того, чтобы» и «нынешний король Франции»; однако эта позиция по-прежнему принимает идею сложных логических фактов и логических объектов, соответствующих логическим константам.

Остин (см. 1999) отказывается от изоморфического подхода, обосновывая это тем, что данный подход проецирует структуру нашего языка на мир. В его версии корреспондентной теории (более тщательно проработанный вариант четвертой формулировки, применяемой к предложениям) предложение как целостность коррелирует с некоторым положением дел благодаря произвольным языковым конвенциям, не отражая при этом внутренней структуры того, с чем оно коррелирует (ср. также Vision 2004). Данный подход можно обвинить в том, что он избегает «странные факты» за счет отвержения систематичности. Язык не предусматривает отдельных языковых конвенций для каждого высказывания: для этого бы потребовалось слишком огромное число конвенций. Скорее, истинностные значения высказываний систематически определяются благодаря относительно небольшому числу конвенций посредством семантических значений (отношений с реальностью) их более простых составляющих. В основе изморфического подхода лежит осознание такой систематичности.

Критики зачастую вторят этому замечанию Остина по поводу «проекции» (3.F2): так, по их мнению, традиционная корреспондентная теория совершает ошибку, «выискивая в мире черты, свойственные языку» (см. также Рорти 1997). В конце концов, эта позиция пессимистична: если существует такое prima facie структурное сходство между образом мысли или манерой речи и некоторой онтологической категорией, отсюда следует, увы, что эта категория иллюзорна — она возникает в результате того, что мы проецируем структуру нашего языка или мышления на мир. Можно сказать, что сторонники традиционных корреспондентных теорий принимают противоположную точку зрения: если только не отыщутся какие-то веские причины в пользу обратного, они готовы прийти к оптимистическому заключению, что структура нашего языка и/или мышления отражает подлинные онтологические категории, что структура нашего языка и/или мышления является таковой, какая она есть, по крайней мере в какой-то значительной степени, именно в силу структуры мира.

Модифицированные версии корреспондентной теории

Логический атомизм

Витгенштейн (см. 2009) и Рассел (см. 1999) предлагают видоизмененную фактуальную корреспондентную концепцию истины в качестве важной составляющей их программы логического атомизма. Такие концепции развиваются в два этапа. На первом этапе базовое определение истины (скажем, первое определение из раздела 3) ограничивается особым подклассом носителей истины — так называемых элементарных или атомарных носителей истины, чья истинность, как они считают, состоит в их соответствии (атомарным) фактам: если х является элементарным, тогда х истинно тогда и только тогда, когда х соответствует некоторому (атомарному) факту. Это ограничивающее определение служит базовым условием, заданным на втором этапе, где истинные значения неэлементарных или молекулярных носителей истины объясняются рекурсивно через их логическую структуру и значения истинности их более простых составляющих. Например: предложение вида «не-р» истинно т.т.т., когда «р» ложно; предложение вида «р и q» истинно т.т.т., когда «р» истинно и «q» истинно; предложение вида «р или q» истинно т.т.т., когда «р» истинно или «q» истинно и т.д. Эти рекурсивные условия (так называемые «условия истинности») могут применяться вновь и вновь, пока истинность неэлементарного, молекулярного предложения произвольной сложности не будет сведена к истинности или ложности его элементарных, атомарных составляющих.

Логический атомизм использует те же правила, закрепленные в таблицах истинности, для анализа сложных формул на основе их более простых составляющих. Эти правила можно понимать двояко: (а) как отслеживающие онтологические отношения между сложными фактами и составляющими их более простыми фактами; или (б) как отслеживающие логико-семантические отношения, устанавливающие, каким образом можно объяснить истинностые значения сложных предложений посредством их логических отношений с более простыми составляющими наряду с соответствием и несоответствием простых, элементарных предложений атомарным фактам. Логический атомизм выбирает вариант (б).

Логический атомизм был разработан в рамках онтологической позиции, согласно которой мир представляет собой совокупность атомарных фактов (ср. Витгенштейн 2009: 2.04); следовательно, он удовлетворяет возражению 3.F2, так как избавляется от «странных фактов»: единственные факты, которые существуют, — это атомарные факты, хотя в реальной жизни сторонники этой концепции все же допускают факты, содержащие конъюнкцию, рассматривая их просто как соединения атомарных фактов. Элементарная истина является истиной, поскольку она соответствует атомарному факту: соответствие все еще трактуется изоморфически, однако оно проводится исключительно между элементарными истинами и атомарными фактами. На уровне неэлементарных, молекулярных истин не существует никакого соответствия между истинами и фактами, например, «р», «р или q» и «р или r» могут все оказаться истинными просто потому, что «р» соответствует факту. Весь фокус, позволяющий избежать логически сложных фактов, состоит в том, чтобы не назначать никаких сущностей логическим константам. Предполагается, что логическая сложность относится к структуре языка и/или мысли; она не является чертой, присущей самому миру. Данная идея выражена в часто цитируемом афоризме Витгенштейна (4.0312): «Моя основная мысль заключается в том, что „логические постоянные“ ничего не представляют, что логика фактов не может быть представлена»; или в высказывании Рассела (Рассел 1987): «Вы не должны искать в реальном мире такой объект, который вы могли бы назвать „или“ и сказать, мол, поглядите-ка сюда — это „или“».

Хотя такого рода концепции обычно классифицируются как разновидности корреспондентной теории, следует отметить, что, строго говоря, они входят в противоречие с базовыми видами определений, представленными в разделе 3. Согласно логическому атомизму, неверно, что для всякой истины существует соответствующий факт. Впрочем, верно то, что истинность всякого факта объясняется через соответствие факту (или несоответствие никакому факту) вкупе с  логическими понятиями, детализирующими логическую структуру сложных носителей истины (в случае молекулярных истин). Логический атомизм пытается избежать допущения логически сложных, «странных» фактов посредством структурного анализа носителей истины. Его не следует путать с внешне схожим подходом, который предполагает, что молекулярные факты в конечном счете состоят из атомарных фактов. В этом случае допускается, что сложные факты существуют и что можно провести онтологический анализ их структуры, за счет чего данный подход будет совместим с базовыми формами, представленными в разделе 3, ведь он будет совместим с требованием, что для всякой истины существует соответствующий ей факт (более подробно о классической концепции логического атомизма см. Wisdom 1931-1933, Urmson 1953, а также статьи о логическом атомизме Рассела и логическом атомизме Витгенштейна в настоящей энциклопедии).

В то время как Витгенштейн и Рассел, судя по всему, согласны с тем, что составные части атомарных фактов определяются на основе априорных положений, Армстронг (Armstrong 1997, 2004) настаивает на апостериорной разновидности логического атомизма. С этой точки зрения, атомарные факты составлены из индивидов (particulars) и простых универсалий (свойств и отношений). Последние являются объективными свойствами мира, на которых основываются объективные сходства между индивидами и которые объясняют их способность образовывать каузальные связи. Соответственно, то, какие индивиды и универсалии могут существовать, должно определяться на основе целостной науки.

Проблемы: Позицию логического атомизма отстоять нелегко, и мало кто принимал ее в ее «чистой» форме. Среди всех трудностей, с которыми она сталкивается, можно выделить следующие: (а) Что именно из себя представляют элементарные носители истины? Как они определяются? (б) Существуют молекулярные носители истины, такие как субъюнктивные высказывания или контрфактические высказывания, из-за которых возникают критические возражения (напр., возражение, связанное с «странными фактами»), но с ними нельзя управиться, просто установив условия истины, так как их истинностные значения, по всей видимости, не определяются истинностными значениями их элементарных составляющих. (в) Существуют ли универсальные факты, соответствующие истинным универсальным обобщениям? В «Логико-философском трактате» Витгенштейн не одобряет идею универсальных фактов, и, по-видимому, пытается представить другой анализ универсальных генерализаций — в качестве бесконечных конъюнкций их подстановок. Рассел (1999) и Армстронг (Armstrong 1997, 2004) отказываются от подобного анализа, допуская существование универсальных фактов. (г) Негативные истины представляют наиболее явную проблему, поскольку они вступают в противоречие с главным принципом — «принципом фактора истины» (см. раздел 8.5), который гласит, что для всякой истины должно существовать нечто в мире, благодаря чему она является таковой, то есть для всякого носителя истины должен существовать фактор истины. Допустим, что «р» — элементарный носитель истины. Согласно описанной выше позиции, «не-р» истинно т.т.т., когда «р» ложно, т.т.т., когда «р» не соответствует никакому факту; таким образом, даже если «не-р» истинно, оно не является таковым благодаря какому-то факту: похоже, что у него вообще нет никакого фактора истины. Рассел вынужден допустить существование негативных фактов, которые многие авторы считают наиболее сомнительными аспектами действительности. Витгенштейн иногда говорит о несуществующих атомарных фактах, называя негативным фактом их несуществование (см. «Логико-философский трактат», 2.06) — однако едва ли это само по себе является атомарным фактом. Армстронг (Armstrong 1997: ch. 8.7; Armstrong 2004: chs 5–6) полагает, что негативные истины являются таковыми благодаря второпорядковым «тотальным фактам», которые высказываются обо всех (позитивных) фактах первого порядка, что они все являются фактами первого порядка.

Атомизм и расселианская трактовка пропозиций (см. раздел 6). На момент, когда Рассел защищал позицию логического атомизма (ок. 1918), он уже отказался от идеи, которую теперь принято называть расселианской концепцией пропозиций (которой они придерживались ранее с Дж. Э. Муром). Однако расселианские пропозиции известны и в наши дни. Следует отметить, что логический атомизм не вяжется с расселианскими пропозициями. Объяснение тому очень простое. У нас имеются логически сложные убеждения, и ряд из них истинен. С точки зрения тех, кто принимает расселианское определение пропозиций, содержимым наших убеждений являются расселианские пропозиции, а содержимым наших истинных убеждений являются истинные расселианские пропозиции. Так как истинные расселианские пропозиции — это факты, то должно существовать по меньшей мере столько сложных фактов, сколько существует истинных убеждений со сложным содержанием (и по меньшей мере столько сложных положений дел, сколько существует истинных или ложных убеждений со сложным содержанием). Атомизм приложим к предложениям, будь то публичным или же ментальным, или к фрегеанским пропозициям — но не к расселианским пропозициям.

Логический атомизм был разработан в ответ на возражения, связанные со «странными фактами» (3.F1), а не в ответ на возражения, связанные с фактами вообще (3.F2). Сторонники логического атомизма в ответ стали бы защищать идею (атомарных) фактов. Одна из таких защит гласит, что факты необходимы, так как простые объекты недостаточно артикулированы, чтобы выполнять роль факторов истины. Если бы а было единственным фактором истины в «а есть F», тогда из последнего должно было бы следовать «а есть G» для любого «G». Так, фактор истины для «а есть F» должен по крайней мере включать а и F-ность. Но так как F-ность является универсальной, она может инстанцироваться в другом объекте например, b, следовательно, одного лишь существования a и F-ности недостаточно для того, чтобы утверждение «а есть F» было истинным: а и F-ность должны быть свзаны друг с другом в факте бытия-F a. Армстронг (Armstrong 1997) и Олсон (Olson 1987) также придерживаются того взгляда, что факты необходимы для осмысления и выражения той связи, которая соединяет конкретные объекты с универсалиями.

В данном контексте обычно акцент ставят на том, что факты не супервентны на своих составляющих, а следовательно, и не могут редуцироваться к ним. Факты — сущности, выходящие за пределы индивидов и универсалий, из которых они составлены: факт любви a к b и факт любви b к a не совпадают, хотя они составлены из одних и тех же частей.

Другой аргумент в защиту фактов (встречающийся на удивление редко) указывает на наблюдаемость многих фактов: мы можем видеть, что кошка сидит на коврике; и это не то же, что видеть кошку, или видеть коврик, или видеть и то, и другое. На возражение, что многие факты нельзя наблюдать, можно ответить, что многие объекты также ненаблюдаемы. (Более подробное обсуждение аргументов против идеи фактов см. в работах Austin 1961, Vendler 1967 [ch. 5] и Vision 2004 [ch. 3]; см. также статью, посвященную фактам, в данной энциклопедии.)

Некоторые сторонники атомизма предлагают атомистическую версию определения (1), однако без фактов, поскольку они считают, что факты — части реальности, чересчур подозрительно напоминающие предложения, чтобы придавать им вполне весомый онтологический статус. Вместо этого в качестве соответствующих аспектов реальности они предлагают использовать события или/и объекты, дополненные тропами (также известными как модусы, партикулированные качества, моменты). Утверждается, что эти сущности являются более «вещными», нежели факты, и все же они достаточно артикулированы и достаточно полны, чтобы адекватно исполнять роль факторов истины (ср. Mulligan, Simons, and Smith 1984).

Логический «субатомизм»

Логический атомизм пытается обойтись без логически сложных факторов истины за счет ограничения двух первых определений, которые были приведены в разделе 3, элементарными носителями истины и за счет рекурсивного определения истинностных значений молекулярных носителей истины посредством их логической структуры и атомарных факторов истины (атомарных фактов, событий, объектов-и-тропов). Более радикальные модификации корреспондентной теории продвигают рекурсивную стратегию еще дальше, окончательно отбрасывая первый и второй вариант (и подобные им) определения из раздела 3, избавляясь тем самым от нужды в атомарных факторах истины; эту версию теории можно назвать «субатомарной».

Такие подходы разлагают носителей истины, например, предложения, на их составные части, а отношение соответствия — на соответствующие семантические подотношения: объекты становятся референтами или денотатами имен; предикаты (открытые предложения) применяются к объектам или удовлетворяются объектами. Удовлетворение сложных предикатов может задаваться рекурсивно посредством логической структуры и удовлетворения более простых составляющих предикатов: объект o удовлетворяет «x не есть F», если и только если o не удовлетворяет «х есть F»; o удовлетворяет «х есть F или х есть G», если и только если o удовлетворяет «х есть F» или «х есть G»; и т.д. Эти рекурсивные определения коренятся в базовой части условия (base-clause) удовлетворения примитивных предикатов: объект o удовлетворяет «х есть F», если и только если o инстанцирует свойство, выражаемое F. Некоторые предпочли бы более номиналистическое базовое условие выполнимости, рассчитывая на то, что можно обойтись без серьезного обращения к свойствам. Тогда истинность единичных предложений, состоящих из имени и сколь угодно сложного предиката, определяется следующим образом: единичное предложение является истинным, если и только если объект, обозначаемый именем, удовлетворяет предикат. Используя логический механизм, предложенный Тарским (1935), можно превратить этот упрощенный набросок в более общее определение истины. Такое определение позволит работать с предложениями, содержащими реляционные предикаты и кванторы, а также окажется применимым к молекулярным предложениям. Можно ли считать определение истины, сформулированное Тарским, версией корреспондентного определения даже в таком модифицированном смысле, остается под вопросом (ср. Поппер 2002; Field 1972, 1986; Kirkham 1992: chs 5–6; Soames 1999; Künne 2003: ch. 44; Patterson, 2008).

Субатомизм — своего рода возвращение к широко понятой идее объектного соответствия. Коль скоро он сулит избавление от фактов и всех прочих схожим образом артикулированных фрагментов действительности, подобных предложениям, те сторонники корреспондентной теории, кто понимает всю серьезность возражения 3.F2, принимают этот подход: даже элементарным носителям истины не должны назначаться какие-либо соответствующие факторы истины. Отношение соответствия само по себе открывает возможность для двух семантических отношений между составляющими носителей истины и объектов: референция (или денотация) и удовлетворение (выполнимость) — эти отношения составляют сердцевину всякой семантической теории. Некоторые сторонники предусматривают каузальное определение референции и выполнимости (см. Field 1972; Devitt 1982, 1984; Schmitt 1995; Kirkham 1992: chs 5–6). Оказывается, что реляционные предикаты требуют, чтобы мы определяли выполнимость через упорядоченные последовательности объектов. Дэвидсон (Davidson 1969, 1977) полагает, что выполнимость последовательностей — это все, что осталось от традиционной идеи соответствия фактам; он рассматривает референцию и выполнимость как «теоретические конструкты», которые не нуждаются ни в каузальном, ни в каком-либо ином объяснении.

Проблемы: (а) Субатомарный подход определяет истинностные значения молекулярных носителей истины таким же образом, как это делает атомизм; соответственно, молекулярные носители истины, которые не являются истинно-функциональными, поднимают ту же проблему, что и в атомизме. (б) Атрибуция убеждений и модальные высказывания поднимают особого рода проблемы. Так, «полагает», по-видимому, является реляционным предикатом, так что «Джон полагает, что снег бел» истинно, если и только если Джон и объект-денотат «что снег бел» удовлетворяют предикат «полагает»; однако этот объект оказывается пропозицией или положением дел, которое грозит пустить пропагандой в теорию те самые клочки действительности, подобные предложениям, которых субатомизм так силился избежать, из-за чего предприятие субатомизма попросту лишается смысла. (в) Феномен неопределенности референции грозит подорвать идею того, что значения истинности элементарных носителей всегда определяются с помощью денотации и/или удовлетворением составляющих их частей; например, есть основания считать, что у дорелятивистского использования термина «масса» отсутствует точная референция (она не указывает с точностью ни на релятивистскую массу, ни на какую другую); и все же утверждение типа «Масса земли превышает массу Луны» кажется безусловно истинным даже в устах Ньютона (см. Field 1973).

Проблемы обеих версий модифицированной корреспондентной теории: (а) Неизвестно, возможно ли сформулировать всецело общее рекурсивное определение истины, которое могло бы вмещать всех носителей истины. Это зависит от некоторых неразрешенных проблем, связанных с тем, в какой мере носители истины поддаются такому типу структурного анализа, который предполагается рекурсивными условиями. Чем больше определение истины пытается опираться на внутреннюю структуру носителей истины, тем больше она будет зависеть от (ограниченной) доступности соответствующего структурного анализа релевантных носителей истины. (б) Всякое определение истины, в котором задействована рекурсивный аппарат, может неявным образом предполагать, что первичными носителями истины являются предложения (возможно, языка мышления). В конце концов, рекурсивные условия крепко опираются на то, что, по всей видимости, является логико-синтаксической структурой носителей истины, и не вполне ясно, можно ли с полным основанием утверждать, что что-либо помимо предложений может обладать такой структурой. Однако тезис, согласно которому предложения любого рода должны рассматриваться как первичные носители истины, крайне сомнительно. Можем ли мы с полным правом утверждать, что пропозиции обладают аналогичной (пускай и нелингвистической) структурой, остается под вопросом (см. Russell 1913; King 2007). (с) Если условия типа «„р или q“ истинно т.т.т., когда „р“ истинно или „q“ истинно» должны использоваться в рамках рекурсивного определения нашего понятия истины — в противовес каким-то другим понятиям — то это должно предполагать, что «или» выражает дизъюнкцию: мы не можем одновременно определять «или» и «истинно». Во избежание порочного круга модифицированная корреспондентная теория (будь то атомарная или субатомарная) должна предполагать, что логические связки могут быть осмыслены без опоры на корреспондентную истину.

Перемещая соответствие

Из определений, приведенных в разделе 3, естественным образом следует, что носители истины истинны, поскольку носители истины сами по себе соответствуют фактам. Существует, однако, ряд мнений, отрицающих такое естественное следствие. Те, кто придерживается таких взглядов, предлагают определять истинность носителей истины определенного рода — пропозиций — не через их соответствие фактам, а через соответствие фактам других сущностей, а именно тех, что содержатся внутри пропозиций. Представим себе состояние полагание, что р (или действие по вынесению суждения, что р). Это состояние (или действие) не является, строго говоря, истинным или ложным; скорее, истинным или ложным является его содержимое — пропозиция, что р. Тем не менее, с этой точки зрения, именно состояние, в котором некто полагает, что р имеет место, соответствует или не соответствует факту. Таким образом, истинность (ложность) пропозиций может определяться следующим образом: х является истинным (ложным), если и только если существует состояние полагания — B — такое, что х является содержимым B и B соответствует (не соответствует) факту.

Такая модификация фактуального соответствия была предложена Муром (Moore 1927: 83) и Армстронгом (Armstrong 1973: 4.iv & 9). Она согласуется с атомизмом (Армстронг) и субатомизмом, а также с теми позициями, согласно которым предложения (языка мышления) являются первичными носителями истины и лжи. Однако если принимать в качестве первичных элементов соответствия состояния, обладающие содержанием, из этого будет следовать, что не существует таких истин или заблуждений, которые бы никем не предполагались. Большинство тех, кто считает, что первичными носителями истины должны быть пропозиции, будут усматривать в этом пункте существенный недостаток, полагая, что существует огромное число истинных и ложных пропозиций, которые не являются предметом чьих-либо убеждений или даже никому не приходили в голову. Армстронг (Armstrong 1973) дополняет эту точку зрения инструменталистской установкой в отношении пропозиций, согласно которой пропозиции есть не более чем абстракции ментальных состояний, а потому им не следует приписывать весомого онтологического статуса.

Корреспондентная теория и ее альтернативы

Традиционные альтернативы

Сторонники корреспондентной теории истины выдвигают два типа возражений против традиционных альтернатив — когерентной концепции, прагматической концепции, верификационизма и прочих эпистемических теорий истины. Во-первых, такие концепции склонны впадать в релятивизм. Взять, к примеру, когерентную концепцию истины. Поскольку возможно, что «р» когерентно системе убеждений S, в то время как «не-р» когерентно системе представлений S*, выходит, что из когерентной концепции истины следует абсурдное утверждение, что две противоположности, «р» и «не-р», обе могут быть истинными. Чтобы избежать такого утверждения противоположностей, когерентисты зачастую принимают (пускай даже неявно) сомнительную релятивистскую позицию, согласно которой «р» является истинным для S и «не-р» является истинным для S*. Во-вторых, эти концепции, как правило, впадают в некоторую форму идеализма или антиреализма. Например, возможно, что убеждение о том, что р, когерентно чьей-то системе убеждений, даже если р не имеет место как факт; кроме того, возможно, что р есть факт, даже если никто не убежден, что р, или если данное убеждение не когерентно ни одной из существующих систем убеждений. Такие случаи зачастую приводятся в качестве контрпримеров когерентной концепции. Убежденные сторонники этой концепции пытаются возражать против них, настаивая на том, что, в конце концов, такие случаи попросту оказываются невозможными. Поскольку не очень ясно, как доказать, что такие случаи невозможны, если только наличие факта р не определялось бы тем, когерентно ли это убеждение со всеми прочими убеждениями, такая реакция вынуждает их принимать антиреалистскую позицию, согласно которой факты (в основном) определяются нашими убеждениями.

Так в самых общих чертах обстоят дела в дискуссиях между сторонниками корреспондентной и когерентной концепциями истины. Более подробно о противостоянии корреспондентной теории и ее традиционных альтернатив см., напр.: Vision 1988; Kirkham 1992: chs 3, 7–8; а также статьи в Lynch 2001. Walker 1989 — монография, в которой излагаются и анализируются когерентные теории истины. См. также статьи о прагматизме, релятивизме, когерентной теории истины в настоящей энциклопедии.

Плюрализм

Корреспондентную теорию часто упрекают в неоправданно больших притязаниях: она применима к истинам в некоторых областях дискурса, например, научному и/или дискурсу, связанному с физическими объектами макромира, но не применима к истинам из множества других областей дискурса, например, дискурса этики и/или эстетики (см. возражение в разделе 5 выше). На основе этих возражений возникает алетический плюрализм, согласно которому истина конституируется различными свойствами, присущими пропозициям, относящимся к различным областям дискурса: соответствие фактам — для истинных пропозиций, относящихся к области научного дискурса или обыденного дискурса физических объектов; некоторые эпистемические свойства, такие как когерентность или суперутверждаемость (superassertibility — термин, введенный Криспином Райтом для обозначения антиреалистской трактовки истины) — для истинных пропозиций, относящихся к области этики и эстетики. Возможны еще и другие свойства, соответствующие другим областям дискурса. Казалось бы, отсюда следует, что термин «истина» неоднозначен и выражает разные свойства в зависимости от того, к какого рода пропозициям он применяется. Тем не менее современные сторонники плюрализма отказываются от такой проблемной идеи, вместо этого они говорят о «множественной реализуемости» истины. Иными словами, термин «истина» однозначен, он выражает одно понятие или свойство (быть истинным), однако оно может реализовываться или проявляться в различных свойствах (соответствие факту, когерентность или суперутверждаемость и др.) различного рода пропозиций, относящихся к разным областям дискурса. Истина сама по себе не должна отождествляться ни с одним из реализуемых ею свойств. Вместо этого она должна описываться квазиаксиоматически, с помощью множества предполагаемых «общих мест», включая, по версии Криспин Райта (Wright 1999), «прозрачность» (утверждать — значит представлять в качестве истины), «контрастность» (пропозиция может быть истинной и без обоснования, и наоборот), «вневременность» (если пропозиция истинна в какой-либо момент времени, значит, она истинна всегда), «абсолютность» (пропозиция не может быть более или менее истинной) и др.

Хотя алетический плюрализм и включает в себя корреспондентную теорию как одну из своих составляющих, тем не менее эти два подхода в действительности являются альтернативными, поскольку алетический плюрализм отрицает, что истина — это соответствие действительности. Более того, он также включает в себя концепции, конкурирующие с корреспондентной теорией, в качестве других своих составляющих.

Алетический плюрализм в современном виде является относительно новой концепцией. Данный подход был впервые предложен Криспином Райтом (Wright 1992, 1992), а впоследствии его идеи развил Линч (Lynch 2009), придав им несколько иной вид. Критика данной концепции все еще находится в относительно зачаточной стадии (впрочем, более развернутое обсуждение идей Райта см. в Vision 2004: ch. 4). Вероятно, критика будет сосредотачиваться вокруг двух основных проблемных областей.

Во-первых, не так-то просто классифицировать пропозиции по отдельным типам, сообразно их предмету. Взять, к примеру, пропозицию, что убивать — морально неправильно, или пропозицию, что аморальные поступки происходят в пространстве и времени. О чем эти пропозиции? Интуитивно нам кажется, что их предмет является чем-то смешанным, принадлежащим одновременно и области физики, и области биологии, и области этического дискурса. Едва ли плюрализм может сформулировать идею истины для такого рода смешанных пропозиций, относящихся к более чем одной области дискурса: какое свойство будет реализовываться в этом случае?

Во-вторых, сторонники плюрализма, по идее, должны объяснить, каким образом общие места могут быть «преобразованы» в определение истины. Линч (Lynch 2009) предлагает концептуализировать истину как функциональное свойство, определяемое в терминах сложной функциональной роли, которая задается при объединении общих мест (подобно тому, как функционалисты в философии сознания объясняют ментальные состояния как функциональные состояния, определяемые в терминах их функциональной роли — хотя в их случае соответствующими функциональными ролями являются каузальные роли, но этот вариант непригоден, если речь идет о роли истины). В данном случае главной задачей будет определить: (а) будет ли действенно такое определение, когда уже изложены технические детали, и (б) можно ли утверждать, что такие различные свойства, как соответствие фактам, с одной стороны, и когерентность или суперутверждаемость, с другой стороны, могут играть одну и ту же роль; а это утверждение, по-видимому, вытекает из тезиса, что все эти различные свойства реализуют одно и то же свойство — быть истинным.

Более подробное изложение идей плюрализма см., напр., в статьях из Mannoyer 2007 и Pedersen and Wright 2013, а также в статье о плюралистических теориях истины в настоящей энциклопедии.

Истина как тождество

Согласно трактовке истины как тождества, истинные пропозиции не соответствуют фактам, а сами являются фактами: истинная пропозиция, что снег бел + факт, что снег бел. Эта не-традиционная альтернатива корреспондентной теории грозит превратить отношение соответствия в тождество. (См. Moore 1901-02; а также монографию, посвященную обоснованию этой теории и ее сравнению с корреспондентной теорией Dodd 2000; кроме того см. статью про истину как тождество в этой энциклопедии).

В ответ сторонники корреспондентной теории указывают следующее: (а) Определение истины как тождества допустимо, только если в качестве носителей истины выступают пропозиции, причем лишь построенные определенным образом: содержащие объекты и свойства, а не идеи и понятия объектов и свойств (таковы расселианские пропозиции). Тогда корреспондентное определение истины можно (и нужно) будет применять для носителей истины другого типа, включая пропозиции, интерпретируемые как состоящие из (частично или целиком) понятий объектов и свойств. (б) Из теории тождества вытекает недопустимое следствие — факты в ней оказываются истинными. (в) Теория тождества строится на допущении, что определительные придаточные всегда обозначают пропозиции, так что придаточное в «тот факт, что снег бел» обозначает пропозицию, что снег бел. Это допущение спорно. Придаточные можно интерпретировать как многозначные имена, которые иногда обозначают пропозиции, а иногда — факты. Можно считать, что такие дескриптивные фразы, как «пропозиция…» и «тот факт, что…», служат для различения таких многозначных придаточных, подобно тому, как дескриптивные выражения «философ Сократ» и «футболист Сократ» служат для того, чтобы различать значения многозначного имени «Сократ» (см. David 2002).

Дефляционистский взгляд на истину

В настоящее время наиболее примечательную альтернативу корреспондентной теории составляют дефляционные концепции истины (или «истинного»). Сторонники таких концепций полагают, что необходимо провести дефляцию корреспондентных теорий и что их центральные понятия, соответствие и факты (и связанные с ними понятия), не должны фигурировать в адекватном определении истины — без них вполне можно обойтись. Корреспондентные определения вида

5) «Снег бел» истинно, если и только если это соответствует факту, что снег бел,

необходимо сократить до вида:

(6) «Снег бел» истинно, если и только если снег бел,

в котором, согласно сторонникам дефляционизма, говорится все, что должно быть сказано об истинности «Снег бел» без лишних прикрас (см. Quine 1987: 213).

Сторонники корреспондентной теории не согласны с тем, что (6) может привести к чему-то, что бы заслуживало считаться определением истины. Эта формулировка подходит только для одного отдельного предложения («Снег бел»), и ее невозможно обобщить. (6) — это частный случай замещения схемы

(7) «р» истинно, если и только если р,

которая сама по себе ничего не утверждает (ее нельзя оценить в терминах истинности), и ее нельзя преобразовать в подлинную генерализацию истинности, так как она в значительной степени опирается на схематическую букву «р», которая является просто-напросто меткой-заполнителем. Попытка сделать из (7) обобщение приводит к абсурду наподобие «для всякого х «х» истинно, если и только если х» или вынуждает апеллировать к понятию истины: «Любая подстановка формулы “‘р’ истинно, если только и если р” является истинной». Более того, основываясь на (7), нельзя сформулировать какого-либо обобщенного определения истины. Корреспондентные определения, с другой стороны, как раз позволяют задать такое обобщение. Отметим, что в первом и во втором определении из раздела 3 используются обычные объектные переменные (а не простые схематические метки-заполнители); эти определения можно легко преобразовать в обобщения, усложнив кванторное выражение «для всякого х», которое обычно опускается в формулировках, позиционирующихся как определения.

Следует отметить, что отправная точка дефляционизма — формулировка (5), поддающаяся дефляционному сокращению, на самом деле искажает корреспондентную теорию. Согласно (5), соответствие факту, что снег бел, является достаточным и необходимым условием истинности «Снег бел». Тем не менее, согласно первому и второму определениям из раздела 3, этого достаточно, но не необходимо: «Снег бел» будет истинно, если это соответствует хоть какому-то факту. Исходная формулировка — (1) или (2) — не так легко поддается дефляции, как «самозванное» определение (5).

Ключевое значение в этой дискуссии отводится вопросу о том, должно ли нечто, заслуживающее называться «определением» или «теорией» истины, принимать вид генерализации (и должно ли оно быть способно задавать обобщения по поводу истины). Сторонники корреспондентной теории склонны рассматривать это в качестве (минимального) требования. Сторонники дефляционизма настаивают, что истина — это пустое (иногда «логическое») понятие, которое не играет сколь-либо значительной объяснительной роли: как таковое оно не требует ни полноценного определения, ни настоящей теории, которая должны были бы принимать вид генерализации.

На тему дефляционистской теории истины и ее связи с корреспондентной концепцией в частности посвящено значительное число источников; здесь представлена небольшая подборка текстов на эту тему: Quine 1970, 1987; Devitt 1984; Field 1986; Horwich 1990, 19982; Kirkham 1992; Gupta 1993; David 1994, 2008; Schmitt 1995; Künne 2003: ch. 4; Rami 2009. Важные статьи содержатся в сборниках Blackburn & Simmons 1999; Schantz 2002; Armour-Garb and Beall 2005; а также в Wright & Pedersen 2010. См. также статью, посвященную дефляционной теории истины, в данной энциклопедии.

Теория факторов истины

Данный подход концентрируется на так называемом принципе фактора истины или истинопроизводства: у всякой истины есть фактор или, иными словами, для всякой истины существует нечто, что производит ее в качестве истинной. Данный принцип, как правило, рассматривают как выражение позиции реализма: в нем подчеркивается ключевая роль внешнего мира в задании истинности пропозиции. Сторонники этой позиции пытаются представлять теорию факторов истины прежде всего как разрешающую онтологический вопрос: к какой онтологической категории относятся те сущности, которые мы называем факторами истины пропозиций, которые мы считаем истинными? Большинство сторонников этой теории полагают, что истинность пропозиций различных логических типов обеспечивается сущностями, относящимися к различным онтологическим категориям: например, истинность пропозиций одного типа обеспечивается фактами, других — индивидуальными предметами, третьих — событиями, четвертых — тропами (ср., напр., Armstrong 1997). Этот пункт привносит важное исправление в традиционные теории истины, в которых предполагается (так в большинстве случаев — но далеко не во всех — совершенно справедливо принято считать), что все факторы истины относятся к одной и той же онтологической категории (хотя могут быть разногласия по поводу того, к какой именно категории они относятся). Все сторонники теории факторов истины утверждают, что отношение истинопроизводства связывает не два элемента, а два множества элементов: некоторые истины произведены более чем одним фактором; некоторые факторы производят более чем одну истину. Это также принято считать важным шагом вперед по сравнению с традиционными корреспондентными теориями, которые, как зачастую предполагается, представляют соответствие как взаимно однозначное соответствие.

Такое представление верно лишь отчасти. Хотя довольно легко найти сторонников корреспондентной теории, полагающих, что каждая истина соответствует ровно одному факту (по крайней мере это следует из формулировок о «том самом соответствующем факте», the corresponding fact), все же нелегко найти приверженцев этой теории, которые полагали бы, что некоторому данному факту может соответствовать только одна истина (впрочем, см. Moore 1910-11: 256).

Теорию факторов истины можно считать альтернативой корреспондентной теории или же ее версией. В значительной степени это зависит от того, насколько узко или широко мы трактуем «корреспондентную теорию», иными словами, перед нами вопрос терминологии. Некоторые сторонники данной теории согласились бы с позицией Даммита (1998), который говорил, что хотя «мы сегодня оставили в стороне корреспондентную теорию истины», тем не менее она «выражает одну важную характеристику понятия истины… утверждение является истинным только в том случае, когда в мире существует нечто, в силу чего оно является истинным». Другие сторонники теории согласились бы с Армстронгом, который пытается представить свою теорию факторов истины в качестве относительно свободной формы корреспондентной теории; действительно, судя по всему, он считает, что истинность (контингентной) элементарной пропозиции заключается в ее соответствии некоторому (атомарному) факту (см. Armstrong 1997; 2004: 22–23, 48–50).

Непросто найти существенное различие между теорией факторов истины и различного рода модификациями корреспондентной теории, представленными выше под общей рубрикой «Логический атомизм» (см. Раздел 7). Сторонники логического атомизма, такие как Рассел (см. 1999) и Витгенштейн (2009), утверждали бы, что истинность или ложность всякого носителя истины можно объяснить посредством (можно вывести из) логических отношений между носителями истины с помощью рекурсивных условий вкупе с базовыми условиями, то есть через соответствие или несоответствие элементарных носителей истины фактам. Рекурсивной стратегии можно было бы следовать с целью отказаться от принципа фактора истины: не у всех истин есть факторы, а только у элементарных (в данном случае речь идет о тех истинах, которые соответствуют атомарным фактам). Но ей также можно следовать (и похоже, что в свое время именно этим руководствовался Рассел) с целью подтвердить принцип фактора истины, даже если придется отказаться от простого корреспондентного определения: не всякая истина соответствует факту, а только элементарные истины, однако у всякой истины есть фактор; при этом рекурсивные условия должны показывать, как истинопроизводство, хотя и фундированное соответствием, может реализоваться без соответствия.

Существует одно явное различие между теорией факторов истины и большинством корреспондентных теорий. Последние разрабатываются с тем, чтобы ответить на вопрос «Что такое истина?». Простые (не модифицированные) корреспондентные теории фокусируются на бикондиционале типа «х истинно т.т.т., когда х соответствует некоторому факту», нацеленном на выражение определения истины (по крайней мере «реального определения», которое не вынуждает их принимать тезис о том, что термин «истина» является синонимом выражения «соответствует факту» — в особенности сегодня, когда большинство сторонников корреспондентной теории сочли бы данный тезис неприемлемым и излишне смелым). Модифицированные теории истины также стремятся дать определение истины, хотя в их случае определение будет гораздо более сложным в силу его рекурсивности. Теория факторов истины, с другой стороны, делает упор на так называемый принцип фактора истины: для всякой истины существует нечто, что производит ее в качестве таковой. Хотя данный принцип принимает бикондиционал «х истинно т.т.т., когда есть фактор истины х» (коль скоро из «есть фактор истины х» тривиально следует «х истинно»), он не предоставляет нам обещанной альтернативы: определение истины через истинопроизводство содержало бы порочный круг. В отличие от большинство корреспондентных теорий, теории факторов истины не подготовлены и, как правило, не задуманы для того, чтобы найти ответ на вопрос «что такое истина?» — по крайней мере, если только мы не ожидаем ответа в виде приемлемого варианта определения истины.

О теории факторов истины написано немало работ, число которых стремительно растет. См., напр.: Russell 1918; Mullligan, Simons, and Smith 1984; Fox 1987; Armstrong 1997, 2004; Merricks, 2007; а также статьи в сборниках Beebe & Dodd, 2005; Monnoyer 2007; Lowe & Rami 2009. См. также статью, посвященную проблеме факторов истины в данной энциклопедии.

Дальнейшие возражения против корреспондентной теории

Стоит отдельно упомянуть два заключительных аргумента против корреспондентной теории.

Большой Факт

Вдохновившись якобы схожим аргументом Фреге, Дэвидсон (Davidson 1969) утверждает, что корреспондентная теория несостоятельна, так как она не может избежать следствия, что все истинные предложения соответствуют одному и тому же факту — Большому Факту. Аргумент основывается на двух важных допущениях: (i) логически эквивалентные предложения могут замещать друг друга salva veritate в контексте выражения «тот факт, что…»; и (ii) если два сингулярных термина, обозначающих один и тот же предмет, взаимозаменимы в данном предложении salva veritate, они также будут взаимозаменимы, если это предложение помещено в контекст выражения «тот факт, что…». В приведенной выше версии релевантными единичными терминами будут следующие: «(х такой, что х = Диоген & p)» и «(х такой, что х = Диоген & q)». Итак, допустим, что данное предложение, s, соответствует тому факту, что р; и допустим, что «р» и «q» являются предложениями с одним и тем же истинностным значением. Тогда мы получим:

·         S соответствует тому факту, что р,

из чего, согласно (i), следует:

·         s соответствует тому факту, что [(х такой, что х = Диоген & р) = (х такой, что х = Диоген)],

из чего, согласно (ii), следует:

·         s соответствует тому факту, что [(х такой, что х = Диоген & q) = (х такой, что х = Диоген)],

из чего, согласно (I), следует:

·         s соответствует тому факту, что q.

Так как единственным ограничением для «q» было то, что оно обладает тем же истинностным значением, что и «р», отсюда будет следовать, что любое предложение s, которое соответствует какому-либо факту, будет соответствовать всем фактам; так что все истинные предложения будут соответствовать одним и тем же фактам, тем самым доказывая никчемность корреспондентной теории — заключение данного аргумента считается равносильным заключению, что всякое истинное предложение соответствует тотальности всех фактов — Большому Факту, то есть миру в целом.

Этот аргумент принадлежит к тому типу доводов, который теперь принято называть «аргументами из пращи» (потому что соперник-исполин, подобно Голиафу, оказывается поражен с одного выстрела из крохотного орудия). Первые версии такого рода аргументов привели Чёрч (Church 1943) и Гёдель (Gödel 1944); впоследствии свою интерпретацию привел Куайн (Quine 1953, 1960) в рамках своей программы, направленной против квантифицированной модальной логики. Дэвидсон предлагает еще одну интерпретацию, включающую на этот раз выражение «соответствует тому факту, что…». Этот аргумент не раз был раскритикован. Объектом критики оказываются два спорных допущения, на которых опирается данный аргумент — (i) и (ii). Далеко не очевидно, почему сторонники корреспондентной теории должны придерживаться хотя бы одного из них. Возражение против допущения (i) опирается на представление о том, что выразимость с помощью логически эквивалентных предложений может быть необходимым, но не достаточным условием для тождества фактов. Возражение против допущения (ii) опирается на наблюдение, что (якобы) сингулярные термины, используемые в аргументе, на деле являются определенными дескрипциями: их статус как подлинно сингулярных терминов оказывается под сомнением, и, как известно, они ведут себя совершенно иначе, нежели имена собственные, для которых допущение (ii), вероятно, будет действенным (см. Follesdal 1966/2004; Olson 1987; Künne 2003; и в особенности см. развернутое изложение и критику в Neale 2001).

Проблема независимого наблюдателя

Возражение, которое, пожалуй, наиболее эффективно вызывало недовольство корреспондентной теорией, основывается на эпистемологическом соображении. В двух словах — суть возражения в том, что корреспондентная теория истины должна неизбежным образом вести к скептическому восприятию внешнего мира, поскольку требуемое соответствие между нашими мыслями и реальностью неопределимо. Со времен берклианской критики репрезентативистской теории сознания такого рода возражения пользовались большой популярностью. Как правило, отмечается, что мы не можем выйти за пределы собственного сознания, чтобы сравнить наши мысли с независимой от сознания реальностью. И все же — как далее говорится в этом возражении — согласно корреспондентной теории истины, именно это от нас и требовалось бы совершить, чтобы достичь знания. Нам пришлось бы найти доступ к действительности, такой как она есть, независимой от нашего сознания, и определить, соответствуют ли ей наши мысли. Так как это невозможно, коль скоро наш доступ к реальности опосредован сознанием, корреспондентная теория делает познание невозможным (см. Kant 1800: intro vii). Поскольку подобный скептицизм недопустим, то необходимо отказаться от корреспондентной теории, заменив ее какой-то другой — эпистемической (антиреалистской) концепцией истины (см., напр., Blanshard 1941.)

Такого рода возражение затрагивает целый ряд вопросов эпистемологии, философии сознания и общей метафизики. Мы можем лишь затронуть несколько актуальных пунктов (см. Searle 1995: ch. 7; David 2004: 6.7). Данное возражение опирается на следующую цепочку рассуждений: если истина есть соответствие, тогда, коль скоро для знания требуется истина, нам необходимо знать, что наши убеждения соответствуют реальности, если мы хотим что-то знать об этой реальности. Данное рассуждение неявно подразумевает два допущения, каждое из которых является спорным.

• (i) Предполагается, что S знает х, только если S знает, что х является истинным — данное требование необязательно для стандартных определений знания, которые гласят, что S знает х, только если х истинно, и S имеет основания полагать х. Вероятно, это допущение исходит из путаницы между тем, что значит «знать х» и что значит, что «некто знает х».

• (ii) Предполагается, что, если истина = F, тогда S знает, что х истинно, только если S знает, что у х имеется F, что крайне неубедительно. Исходя из этого бы следовало, что все, кто не знает, что химический состав воды — это H2O, не могут знать, что Нил содержит воду, а это значит, конечно же, что до недавнего времени никто не знал, что Нил содержит воду (и что до недавнего времени никто не знал, что на небе есть звезды, что в море есть киты или что Солнце излучает свет). Более того, даже если кому-то известно, что химический состав воды — H2O, его попытки удостовериться в том, что жидкость в чьем-то стакане действительно является водой, не будут включать химический анализ: можно просто попробовать жидкость на вкус или спросить достоверный источник. Аналогично, в той мере, в какой можно знать, что х истинно, корреспондентная теория не подразумевает, что мы должны знать, что наше убеждение соответствует действительности, для того чтобы удостовериться в том, что оно истинно, или что наш способ убедиться в том, является ли наше убеждение истинным, должен и правда включать в себя сопоставление наших убеждений с фактами — хотя эта теория, безусловно, подразумевает, что знание достигается лишь тогда, когда мы получаем убеждения, которые соответствуют фактам.

В общем и целом, мы могли бы спросить, будет ли это возражение действенным, если изложить метафоры «доступа» и «сравнения» с большим вниманием к психологическому аспекту формирования убеждений и эпистемологическим вопросам, связанным с условиями, при которых доказываются или обосновываются представления. Например, совсем не ясно, как метафора «сравнения» может применяться к знанию, полученному посредством перцептивного формирования убеждения. Перцептивное убеждение, что р, может быть истинным, и, получив его, мы можем узнать, что р, не нуждаясь при этом в «сравнении» (содержания) нашего убеждения с чем бы то ни было.

Мы могли бы также спросить, располагают ли противники корреспондентной теории каким-либо весомым преимуществом, раз уж они опускаются до уровня такого рода возражений. К примеру, не очень понятно, почему провести проверку когерентности отдельного убеждения со всеми прочими убеждениями какого-то индивида должно быть проще, чем проверить, соответствует ли убеждение некоторому факту.

В той или иной форме так называемая проблема независимого наблюдателя была одним из основных источников и главных мотивов, которыми руководствовались идеализм и антиреализм в философии, если даже не единственным (см. Stove 1991). Тем не менее связь между корреспондентными теориями истины и метафизическим реализмом в спорах с антиреализмом (или идеализмом) куда менее непосредственная, чем принято считать. С одной стороны, дефляционисты и сторонники определения истины в терминах тождества могут быть (и, как правило, являются) метафизическими реалистами, хотя они и отказываются от корреспондентного определения истины. С другой стороны, сторонники корреспондентной теории в принципе могут быть метафизическими идеалистами (напр., McTaggart 1921) или антиреалистами, ведь можно выступать за корреспондентную теорию, полагая при этом, что (а) все факты конституированы сознанием, или что (б) все существующие факты каким-то образом зависят от наших убеждений или от того, что мы способны полагать, или что (в) отношение соответствия между истинными пропозициями и фактами каким-то образом зависит от наших убеждений или от того, что мы способны полагать (утверждение, согласно которому отношение соответствия между истинными убеждениями или истинными предложениями и фактами зависит от наших убеждений, едва ли можно считать признаком антиреалистских воззрений). Держа в уме этот пункт, мы все же должны признать, что защищать корреспондентную теорию куда проще исходя из позиций метафизического реализма, и, как правило, защита этой теории как раз свидетельствует о том, что перед вами сторонник метафизического реализма.

Библиография

Больцано, Б. Учение о науке. СПб.: Наука, 2003.

Витгенштейн, Л. Дневники, 1914–1916. Томск: Водолей, 1998.

Витгенштейн, Л. Логико-философский трактат. М.: Наука, 1958 (2009).

Гуссерль, Э. Логические исследования: В 2 т. Новочеркасск, 1994.

Даммит, М. Истина // Аналитическая философия: становление и развитие (ред. А. Ф. Грязнов). М., 1998.

Декарт, Р. Размышления о первой философии // Соч.: В 2 т. М.: Мысль, 1989. Т. 2.

Джеймс, У. Прагматизм: новое название для некоторых старых методов мышления. М., 2011.

Ибн-Рушд. Опровержение опровержения (фрагменты) // Избр. произведения мыслителей стран Ближнего и Среднего Востока IX—XIV вв. М., 1961. С. 399–554.

Кант, И. Критика чистого разума. СПб., 2008.

Локк, Дж. Опыт о человеческом разумении // Соч.: В 3 т. М., 1985. Т. 1.

Оккам, У. Сумма логики // Избр. М., 2002.

Остин, Дж. Л. Истина // Избр. М., 1999.

Поппер, К. Замечание к определению истины по Тарскому // Он же. Объективное знание. Эволюционный подход. М.: Эдиториал УРСС, 2002.

Прокл Диадох. Комментарий к Тимею. М., 2012.

Рассел, Б. Введение в математическую философию. Избр. работы. Сибирское университетское издательство, 2007.

Рассел, Б. Мистицизм и логика. М., 1987.

Рассел, Б. Основания математики: В 3 т. Самара, 2005–2006.

Рассел, Б. Проблемы философии // Джеймс, У., Рассел, Б. Введение в философию. Проблемы философии. М.: Республика, 2000.

Рассел, Б. Философия логического атомизма. Томск, 1999.

Рорти, Р. Философия и зеркало природы. Новосибирск, 1997.

Спиноза, Б. Этика. М., 1993.

Фреге, Г. Логика и логическая семантика. М.: Аспект Пресс, 2000. Ч. 1.

Фреге, Г. Мысль: логическое исследование // Избр. труды. М., 1997.

Юм, Д. Трактат о человеческой природе // Соч.: В 2-х т. М.: Мысль, 1996. Т. 1.

Adams McCord, M., 1987, William Ockham, Notre Dame: Notre Dame University Press.

Alston, W. P., 1996, A Realist Conception of Truth, Ithaca and London: Cornell University Press.

Armour-Garb, B. and Beall, J. C., eds., 2005, Deflationary Truth, Chicago: Open Court.

Armstrong, D. M., 1973, Belief, Truth and Knowledge, Cambridge: Cambridge University Press.

Austin, J. L., , 1997, A World of States of Affairs, Cambridge: Cambridge University Press.

–––, 2004, Truth and Truthmakers, Cambridge: Cambridge University Press.

Averroes, 1961, ‘Unfair to Facts’, reprinted in Philosophical Papers, 3rd ed., Oxford: Oxford University Press 1979, 154-74.

Baylis, C. A., 1948, ‘Facts, Propositions, Exemplification and Truth’, Mind, 57: 459-79.

Beebe, H. and Dodd, J., eds., 2005, Truthmakers: The Contemporary Debate, Oxford: Clarendon Press.

Blackburn, S., 1984, Spreading the Word: Groundings in the Philosophy of Language, Oxford: Clarendon Press.

Blackburn, S., and Simmons, K., eds., 1999, Truth, Oxford: Oxford University Press.

Blanshard, B., 1941, The Nature of Thought, vol. 2, New York: The Macmillan Company.

Boehner, P., 1945, ‘Ockham’s Theory of Truth’, in Collected Articles on Ockham, St. Bonaventure, N.Y.: Franciscan Institute 1958.

Bourget, D. and Chalmers, D., 2014, ‘What Do Philosophers Believe?’, Philosophical Studies, 170: 465-500.

Bradley, F. H., 1883, The Principles of Logic, Oxford: Oxford University Press.

Broad, C. D., 1933, Examination of McTaggart’s Philosophy, vol. 1, Cambridge: Cambridge University Press.

Buridan, J., Sophismata, in Summulae de dialectica, translated by G. Klima, New Haven: Yale University Press 2001.

Church, A., 1943, ‘Review of Carnap’s Introduction to Semantics’, Philosophical Review, 52: 298-304.

Crivelli, P., 2004, Aristotle on Truth, Cambridge: Cambridge University Press.

David, M., 1994, Correspondence and Disquotation: An Essay on the Nature of Truth, Oxford: Oxford University Press.

–––, 2002, ‘Truth and Identity’, in J. K. Campbell, M. O’Rourke, and D. Shier, eds., Meaning and Truth: Investigations in Philosophical Semantics, New York-London: Seven Bridges Press, 124-41.

–––, 2004, ‘Theories of Truth’, in I. Niiniluoto, M. Sintonen and J. Wolenski, eds., Handbook of Epistemology, Dordrecht: Kluwer Academic Publishers, 331-414.

–––, 2004a, ‘Don’t Forget About the Correspondence Theory of Truth’, in F. Jackson and G. Priest, eds., Lewisian Themes: The Philosophy of David K. Lewis, Oxford: Clarendon Press, 43-48.

–––, 2008, ‘Quine’s Ladder: Two and a Half Pages from the Philosophy of Logic’, in French, Uehling, Wettstein, eds., Midwest Studies in Philosophy, 32: 274-312. DOI:10.1111/j.1475-4975.2008.00176.x

–––, 2009, ‘Truth-Making and Correspondence’, in E. J. Lowe and A. Rami, eds., Truth and Truth-Making, Stocksfield: Acumen Press/Montreal: McGill-Queen's University Press, 137-57.

Davidson, D., 1969, ‘True to the Facts’, The Journal of Philosophy, 66: 748-64.

–––, 1977, ‘Reality Without Reference’, Dialectica, 31: 247-53.

Denyer, N., 1991, Language, Thought and Falsehood in Ancient Greek Philosophy, London and New York: Routledge.

Descartes, R., 1639, ‘Letter to Mersenne: 16 October 1639’, in The Philosophical Writings of Descartes, vol. 3, Cambridge: Cambridge University Press 1991, 138-40.

Devitt, M., 1982, Designation, New York: Columbia University Press.

–––, 1984, Realism and Truth, 2nd ed., Oxford: Blackwell 1991.

Dodd, J., 2000, An Identity Theory of Truth, New York: St. Martin’s Press.

Englebretsen, G., 2006, Bare Facts and Truth: An Essay on the Correspondence Theory of Truth, Aldershot Hants: Ashgate Publishing Company.

Field, H., 1972, ‘Tarski‘s Theory of Truth’, The Journal of Philosophy, 69: 347-75.

–––, 1973, ‘Theory Change and the Indeterminacy of Reference’, The Journal of Philosophy, 70: 462-81.

–––, 1986, ‘The Deflationary Concept of Truth’, in G. Macdonald and C. Wright, eds., Fact, Science and Morality: Essays on A. J. Ayer’s ‘Language, Truth & Logic’, Oxford: Basil Blackwell, 55-117.

Fodor, J., 1975, The Language of Thought, Cambridge, Mass.: Harvard University Press.

Follesdal, D., 1966/2004, Referential Opacity and Modal Logic, New York and London: Routledge.

Forbes, G., 1986, ‘Truth, Correspondence and Redundancy’, in G. Macdonald and C. Wright, eds., Fact, Science and Morality: Essays on A. J. Ayer‘s ‘Language, Truth & Logic’, Oxford: Basil Blackwell, 27-54.

Fox, J. F., 1987, ‘Truthmaker’, Australasian Journal of Philosophy, 65: 188-207.

Frege, G., 1879, Begriffsschrift, Louis Nebert: Halle.

Fumerton, R., 2002, Realism and the Correspondence Theory of Truth, Lanham: Rowman & Littlefield.

Geach, P. T. , 1960, ‘Ascriptivism’; reprinted in Logic Matters, Oxford: Basil Blackwell 1981: 250-254.

–––, 1965, ‘Assertion’; reprinted in Logic Matters, Oxford: Basil Blackwell 1981: 254-269.

Gödel, K., 1944, ‘Russell’s Mathematical Logic’, in P. A. Schilpp, ed., The Philosophy of Bertrand Russell, Evanston, Ill.: Northwestern University.

Gupta, A., 1993, ‘A Critique of Deflationism’, Philosophical Topics, 21: 57-81.

Hochberg, H., 1978, Thought, Fact and Reference: The Origins and Ontology of Logical Atomism, Minneapolis: University of Minnesota Press.

Horgan, T. E. and Potrc, M., 2008, Austere Realism: Contextual Semantics Meets Minimal Ontology, Cambridge, Mass.: The MIT Press.

Horwich, P., 1990, 19982, Truth, Oxford: Blackwell; 2nd ed.: Oxford: Oxford Clarendon Press.

Joachim, H. H., 1906, The Nature of Truth, 2nd ed., Oxford: Oxford University Press 1936.

Kant, I., 1800, The Jäsche Logic, in Lectures on Logic, Cambridge: Cambridge University Press 1992.

King, J. C., 2007, The Nature and Structure of Content, Oxford: Oxford University Press.

Kirkham, R. L., 1992, Theories of Truth: A Critical Introduction, Cambridge, Mass.: MIT Press.

Künne, W., 2003, Conceptions of Truth, Oxford: Clarendon Press.

Lowe, E. G. and Rami, A., eds., 2009, Truth and Truth-Making, Stocksfield: Acumen Press/Montreal: McGill-Queen’s University Press.

Lynch, M. P., 2009, Truth as One and Many, Oxford: Clarendon Press.

Lynch, M. P., ed., 2001, The Nature of Truth: From the Classic to the Contemporary, Cambridge, Mass.: The MIT Press.

McTaggart, J., 1921, The Nature of Existence, Cambridge: Cambridge Univesity Press.

Meinong, A., 1902, Über Annahmen, J. A. Barth: Leipzig. Second edition (1910) translated as On Assumptions, edited by James Heanue, Berkeley: University of California Press 1983.

Merricks, T., 2007, Truth and Ontology, Oxford: Clarendon Press.

Mill, J. St., 1843, System of Logic, J. M. Robson, ed., London & New York: Routledge 1996.

Monnoyer, J.-M., ed., 2007, Metaphysics and Truthmakers, Frankfurt: Ontos Verlag.

Moody, E. A., 1953, Truth and Consequence in Medieval Logic, Amsterdam: North Holland Publishing Comp.

Moore, G. E., 1901-02, ‘Truth and Falsity’; reprinted in Selected Writings, edited by T. Baldwin, London and New York: Routledge 1993, 20-22.

–––, 1910-11, Some Main Problems of Philosophy, London: George Allen & Unwin, 1953.

–––, 1927, ‘Facts and Propositions’, in Philosophical Papers, London: George Allen & Unwin, 1959: 60-88.

Mulligan, K., Simons, P., and Smith, B., 1984, ‘Truth Makers’, Philosophy and Phenomenological Research, 44: 287-321. [Preprint available online]

Neale, S., 2001, Facing Facts, Oxford: Clarendon Press.

O’Connor, D. J., 1975, The Correspondence Theory of Truth, London: Hutchinson.

Olson, K. R., 1987, An Essay on Facts (CSLI Lecture Notes), Stanford: CSLI Publications.

Patterson, D., 2003, ‘What is a Correspondence Theory of Truth?’, Synthese, 137: 421-44.

Patterson, D., ed., 2008, New Essays on Tarski and Philosophy, Oxford: Oxford University Press.

Pedersen, N. and Wright, Cory D., eds., 2013, Truth and Pluralism: Current Debates, Oxford: Oxford University Press.

Perler, D., 2006, ‘Der propositionale Wahrheitsbegriff im Spätmittelalter’, in M. Enders and J. Szaif, eds., Die Geschichte des philosophischen Begriffs der Wahrheit, Berlin-New York: De Gruyter, 191-210.

Philoponus, In Aristotelis Categorias Commentaria, edited by A. Busse, Berlin 1898.

Pitcher, G., 1964, ‘Introduction’, in G. Pitcher, ed., Truth, Englewood Cliffs: Prentice-Hall, 1-15.

Prior, A. N., 1967, ‘Correspondence Theory of Truth’, in P. Edwards, ed., The Encyclopedia of Philosophy, vol. 2, New York: Macmillan Publishing Co. & The Free Press, 223-32.

Quine, W. V. O., 1953, ‘Three Grades of Modal Involvement’, reprinted in Ways of Paradox, 2nd ed., Cambridge, Mass.: Harvard University Press 1976.

–––, 1960, Word and Object; Cambridge, Mass.: The MIT Press.

–––, 1970, Philosophy of Logic; 2nd ed.: Cambridge, Mass.: Harvard University 1986.

–––, 1987, Quiddities: An Intermittently Philosophical Dictionary, Cambridge, Mass.: Harvard University Press.

Rami, A., 2009, Wahrheit und Deflation: Eine kritische Untersuchung deflationärer Wahrheitstheorien, Paderborn: Mentis.

–––, 1905, ‘The Nature of Truth’, in The Collected Works of Bertrand Russell, vol. 4, edited by A. Urquhaut, London and New York: Routledge 1994, 492-506.

–––, 1906-07, ‘On the Nature of Truth’, Proceedings of the Aristotelian Society, 7: 28-49.

–––, 1908, ‘William James’s Conception of Truth’; reprinted in Philosophical Essays, New York: Simon and Schuster 1966, 112-130.

–––, 1913, Theory of Knowledge: The 1913 Manuscript; London: George Allen & Unwin 1984.

–––, 1919, ‘On Propositions’; reprinted in Logic and Knowledge: Essays 1901-1950, edited by R. C. Marsh, London: George Allen and Unwin 1956, 283-320.

Russell, B., 1905, ‘The Nature of Truth’, in The Collected Works of Bertrand Russell, vol. 4, edited by A. Urquhaut, London and New York: Routledge 1994, 492-506.

–––, 1906-07, ‘On the Nature of Truth’, Proceedings of the Aristotelian Society, 7: 28-49.

–––, 1908, ‘William James’s Conception of Truth’; reprinted in Philosophical Essays, New York: Simon and Schuster 1966, 112-130.

–––, 1913, Theory of Knowledge: The 1913 Manuscript; London: George Allen & Unwin 1984.

–––, 1918, ‘The Philosophy of Logical Atomism’, in Logic and Knowledge: Essays 1901-1950, edited by R. C. Marsh, London: George Allen and Unwin 1956, 177-281.

–––, 1919, ‘On Propositions’; reprinted in Logic and Knowledge: Essays 1901-1950, edited by R. C. Marsh, London: George Allen and Unwin 1956, 283-320.

Schantz, R., ed., 2002, What is Truth?, Berlin-New York: De Gruyter.

Schmitt, F. F., 1995, Truth: A Primer, Boulder: Westview Press.

Searle, J. R., 1995, The Construction of Social Reality, New York: The Free Press.

Sher, G., 1985, ‘On the Possibility of a Substantive Theory of Truth’, Synthese, 117: 133-172.

Simons, P., 1985, ‘The Old Problem of Complex and Fact’, Teoria, 5: 205-25.

Smith, B., 1989, ‘Constraints on Correspondence’, in H. Rutte, W. Sauer, W. Gombocz, eds., Traditionen und Perspektiven der analytischen Philosophie, Vienna: Hölder, Pichler, Tempski, 415-30. [Preprint available online]

–––, 1999, ‘Truthmaker Realism’, Australasian Journal of Philosophy, 77: 274-91. [Preprint available online]

Soames, S., 1999, Understanding Truth, Oxford-New York: Oxford University Press.

Strawson, P. F., 1950, ‘Truth’; reprinted in G. Pitcher, ed., Truth, Englewood Cliffs: Prentice-Hall 1964, 32-53.

Stove, D., 1991, The Plato Cult and Other Philosophical Follies, Oxford: Blackwell.

Szaif, J., 1996, Platons Begriff der Wahrheit, Freiburg/München: Verlag Karl Albert.

Szaif, J., 2006, ‘Die Geschichte des Wahrheitsbegriffs in der klassischen Antike’, in M. Enders and J. Szaif, eds., Die Geschichte des philosophischen Begriffs der Wahrheit, Berlin-New York: De Gruyter, 1-32.

Tarski, A., 1935, ‘The Concept of Truth in Formalized Languages’, in Logic, Semantics, Metamathematics, 2nd ed., Indianapolis: Hackett 1983, 152-278.

Taylor, B., 1976, ‘States of Affairs’, in G. Evans and J. McDowell, eds., Truth and Meaning: Essays in Semantics, Oxford: Clarendon, 263-84.

Urmson, J. O., 1956, Philosophical Analysis: Its Development Between the Two World Wars, Oxford: Clarendon Press.

Vendler, Z., 1967, Linguistics in Philosophy, Ithaca: Cornell University Press.

Vision, G., 1988, Modern Anti-Realism and Manufactured Truth, London & New York: Routledge.

–––, 2004, Veritas: The Correspondence Theory and Its Critics, Cambridge, Mass.: The MIT Press.

Walker, R. C. S., 1989, The Coherence Theory of Truth: Realism, Anti-Realism, Idealism, London & New York: Routledge.

Wisdom, J., 1931-33, ‘Logical Constructions I-V’, in Mind, 40: 188-216, 460-475; Mind, 41: 441-464; Mind, 42: 43-66, 186-202.

Wolenski, J., 1994, ‘Contributions to the History of the Classical Truth-Definition’, in Logic, Methodology and Philosophy of Science, 9: 481-95.

Wolenski, J. and Simons, P., 1989, ‘De Veritate: Austro-Polish Contributions to the Theory of Truth From Brentano to Tarksi’, in K. Szaniawski, ed., The Vienna Circle and the Lvov-Warsaw School, Dordrecht: Kluwer, 481-95.

Woozley, A. D., 1949, Theory of Knowledge, London: Hutchinson.

Wright, Cory D. and Pedersen, N., eds., 2010, New Waves in Truth, New York: Palgrave Macmillan.

Wright, Crispin, 1992, Truth and Objectivity, Cambridge, Mass.: Harvard University Press.

–––, 1999, ‘Truth: A Traditional Debate Reviewed’; reprinted in Saving the Differences: Essays on Themes from ‘Truth and Objectivity’, Cambridge, Mass.: Harvard University Press 2003, 241-87.