концепции

Поделиться статьей в социальных сетях:

в избранное

Философия языка в перспективе феминизма

Ссылка на оригинал: Stanford Encyclopedia of Philosophy

Впервые опубликовано 3 сентября 2004 года; содержательно переработано 21 августа 2017 года.

Феминистская философия языка прошла огромный путь за очень короткое время. Изначально исследования в этом направлении носили критический характер, требуя либо изменений самого языка, либо философии языка. Но в последнее время подходы изменились, поскольку появилось несколько позитивных исследовательских программ в рамках философии языка. В этой статье мы сначала рассмотрим критику, которая является первым этапом феминистских исследований в этом направлении, прежде чем перейдем к позитивным исследовательским программам, которые недавно вышли на первый план. Мы сосредоточимся в основном на аналитической традиции. Континентальные подходы рассматриваются в статьях «Точка пересечения аналитической и континентальной философии в перспективе феминизма» и «Точка пересечения прагматизма и континентальной философии в перспективе феминизма».

Критические исследования языка и философии языка

Обманчивая гендерная нейтральность

Большую обеспокоенность среди феминисток и профеминистов вызывали якобы гендерно-нейтральные термины, такие как «он» (he) и «человек» (man). Обычно считается, что эти слова могут иметь как гендерно-специфичное значение (как в предложениях 1 и 2), так и быть гендерно-нейтральными (как в предложениях 3 и 4).

1.      Он выпил вино.

2.      Мужчина пришел в бар.

3.      Когда ученик заходит в класс, он должен взять раздаточный материал.

4.      Человек — это примат.

Феминистки и профеминисты, однако, показали, что даже якобы гендерно-нейтральные значения этих слов на самом деле не такие уж и нейтральные. Джанис Молтон (Moulton 1891a) и Адель Мерсье (Mercier 1995) приводят примеры, где без всяких сомнений закладываются гендерно-нейтральные значения, но они оказываются нерабочими. И в итоге предложения кажутся несколько абсрудными:

5.      Люди бывают двух полов; некоторые люди — женщины [Man has two sexes; some men are female].

6.      Человек кормит грудью своего ребенка [Man breastfeeds his young].

Следовательно, мы делаем ошибку классификации, утверждая, что «человек» и «он» являются гендерно-нейтральными словами. Чтобы избежать заблуждения, нам следует тщательнее разобраться в значении этих слов. Возможно, что якобы гендерно-нейтральное значение местоимения «он» не является на самом деле таковым и имеет куда более сложное значение. Например, Адель Мерсье предлагает следующее понимание «гендерно-нейтрального» употребления слова «человек»:

(a) либо при обращении к лицам, чей пол нам неизвестен;

(b) либо к мужчинам или группе мужчин и женщин. Это объясняет, почему употребления слов «люди» в (5) предложении и «человек» в (6) предложении кажутся странными: эти слова использовались для обозначения лиц, чей пол определяется как женский.

Следовательно, якобы «гендерно-нейтральное» значение этих слов не является таковым на самом деле. Однако этот случай сам по себе не является достаточным основанием для признания проблемы использования этих слов, которые обыкновенно считаются гендерно-нейтральными, как, например, в предложениях (3) и (4). (Если мы обнаружим, что случайно определили прилагательное как наречие, мы тем самым не докажем, что само по себе прилагательное используется неправильно.) Поэтому нам необходимы дополнительные основания, чтобы доказать ошибочность использования этих терминов.

Невидимые женщины

Однако феминистские опасения выходят за рамки простой классификации.

Борьба с невидимостью женщин — это важный феминистский проект во многих областях [1], и очевидно, что язык способствует этой невидимости, делая женщину невидимой в языке. Существуют реальные психолингвистические доказательства того, что те, кто сталкиваются с предложениями (напр., (3) и (4)), где используются слова «он» и «мужчина», с большей вероятностью подразумевают под этими словами мужчину, нежели женщину [2].

Это дает феминисткам и профеминистам веские основания возражать против «гендерно-нейтрального» использования этих терминов.

Маскулинность как норма

Но если бы речь шла исключительно о сокрытости женщин в языке, то феминисткам и профеминистам было бы сложно найти основания для возражения против других слов: существуют такие гендерно-специфичные профессиональные термины как, например, «менеджересса» (manageress) (все еще распространенные в Великобритании, но не в США) или «женщина-врач» (lady doctor). Эти слова, конечно, не способствуют сокрытости женщины в языке. Напротив, они указывают на присутствие женщин. И более того, они указывают на то, что женщины занимают руководящие должности.

Несмотря на это, большинство феминисток и профеминистов, размышляющие о языке, считают эти термины неприемлемыми.

Самой очевидной причиной неприемлемости терминов «менеджересса» или «женщина-врач» является тот факт, что использование этих терминов, скорее всего, основывается на идеи маскулинности как нормы, а женщины, занимающие эти должности, являются аномальными вариациями врачей и менеджеров. Это в том числе является ключевой причиной для возражения против использования местоимения «он» и слова «человек». Молтон (Moulton 1981a) рассматривает употребление этих слов на примере названий торговых марок, таких как «Xerox» или «Scotch tape», которые впоследствии стали именами нарицательными (ксерокс и скотч). Она считает, что эти слова становятся общеупотребительными, поскольку та или иная компания становится лучшей в своей отрасли или же по крайней мере задает некую норму. Согласно Молтон, та же ситуация складывается с такими словами, как «он» и «человек»: хотя эти слова гендерно-специфичны для мужчин, область их использования была расширена, чтобы включить в нее как мужчин, так и женщин. Лоренс Хорн и Стивен Р. Кляйнедлер (Horn and Kleinedler 2000) оспаривали этот тезис, утверждая, что «человек» не было изначально гендерно-специфичным словом, а затем стало включать в себя как мужчин, так и женщин. Скорее, «человек» изначально был гендерно-нейтральным термином, который позже приобрел гендерно-специфическое значение. Следовательно, аргумент от временной последовательности не может подтвердить тезис о том, что гендерно-специфический термин впоследствии стал обозначать оба пола. Тем не менее Хорн и Кляйнедлер согласны с тем, что использованием таких слов как «он» и «человек», как если бы они были гендерно-нейтральными терминами, увековечивают спорное суждение о мужчине как норме человека.

Родовое различие

Английский язык, как и большинство языков — хотя и не все — подразумевает наличие того, что Мэрилин Фрай называет «родовым различием» (sex marking) (Frye 1983). Например, мы не можем использовать местоимения для обозначения того или иного человека, не зная, какого этот человек пола. (Как и большинство феминисток начала 1980-х годов, Фрай не рассматривает проблемы трансгендеров. И также Фрай не рассматривает возможность употребления местоимений он/она как проблему гендера, а не пола.) Фрай подчеркивает абсурдность этого факта.

Если я пишу рецензию на книгу, то употребление личных местоимений в отношении автора требует от меня осведомленности о репродуктивной системе автора книги — производит ли автор яйцеклетки или же сперматозоиды. (Frye 1983: 22)

Фрай считает, что употребление личных местоимений единственного числа невозможно без наличия сведений о том, о человеке какого пола идет речь. Но во многих случаях обозначение пола было бы совершенно неуместным. Фрай рассматривает этот случай как проявление общей тенденции делать акцент на половой принадлежности там, где это совершенно не нужно, и как ключевое проявление сексизма.

Это, согласно Фрай, является ключевым фактором и в укоренении мужского доминирования, поскольку оно требует веры в то, что мужчины и женщины существенно отличаются друг от друга, поэтому все, что поддерживает идею полового различия — важно и, следовательно, способствует господствующему положению мужчин.

Кодирование маскулинного взгляда на мир

Идея о том, что некоторые слова кодируют мужской взгляд на мир, на первый взгляд вызывает недоумение. Грубо говоря, под этим подразумевается, что значения некоторых слов якобы разделяют мир таким образом, что одно становится более естественно для мужчин, чем для женщин. Хорошим иллюстрацией этого тезиса могут стать слова «прелюдия» и «секс».

Следовательно, эти термины можно рассматривать с точки зрения мужского взгляда на секс. (Важно отметить, что утверждение о «мужском взгляде» не основывается на (неправдоподобной) идее, что этот «взгляд» разделяется всеми мужчинами. Скорее, оно основывается на утверждениях о том, что типично для мужчин, или на утверждении о том, что единственная перспектива, из которой определенное понимании имеет смысл — это перспектива мужского взгляда.) Следовательно, эти слова могут помешать доверительному общению или даже осмыслению женского сексуального опыта (Cameron 1985; Moulton 1981b; Spender 1980 [1985]). Кэтрин Маккиннон и Салли Хаслангер также говорят о юридическом определении «изнасилования» как (среди прочего) включающего в себя нечто большее, чем «нормальный уровень силы», понимание, которое, как кажется, основывается на идее о том, что некоторый уровень силы все же приемлем в сексуальных отношениях (Haslanger 1995: 109; MacKinnon 1989: 173).

Иногда в языках может не хватать слов для того, что является важным для женщин. Недостаток такого рода это еще один способ рассматривать язык как способ кодировки мужского взгляда на мир.

Например, термин «сексуальное домогательство» (sexual harassment) — недавнее феминистское нововведение. Путем обсуждения своего опыта женщины пришли к тому, что во всех их проблемах есть некий общий элемент, и результате они ввели термин «сексуальное домогательство». Как только этой проблеме дали название, бороться с сексуальными домогательствами стало намного легче как в юридическом плане, так и через освещения этой проблемы публично (Farley 1978; Spender 1985).

Миранда Фрикер называет такие языковые пробелы — как до введения термина «сексуальное домогательство» — формой герменевтической несправедливости. Грубо говоря, это происходит, когда «та или иная значимая область социального опыта человека остается в тени коллективного понимания» (Fricker 2007: 155) из-за пробелов в общественных языковых/понятийных рамках, ущерб от которых более всего испытывают социально незащищенные группы (к которой принадлежит индивид). В книге «Эпистемическая несправедливость» Фрикер связывает эти проблемы как с этикой, так и с эпистемологией, в особенности — с эпистемологией свидетельства. Об этом речь пойдет более подробно ниже, в разделе 2.4.

Попытки реформы: успехи и ограничения

Проблемы, о которых мы говорили до этого, довольно легко разглядеть. Более того, может показаться, что и исправить эти проблемы легко — ввести новые терминологию или использоваться альтернативные слова. Феминистки и профеминисты приложили огромное количество усилий для достижения этого и предлагали самые различные варианты изменений (см., например, Miller и Swift 1976, 1980 и документы во второй части Cameron 1998a).

Одно из наиболее успешных изменений — это все более распространенное использование местоимения «они» (they) (вместо «он», he) в значении третьего лица единственного числа, как, например, в этом предложении:

Somebody left their sweater behind.
[Кто-то оставил свой свитер позади]

Возможно, что это изменение стало столь успешным в силу истории употребления английского местоимения «они» (they) в единственном числе. Как отметила Энн Бодин (Bodine 1975 [1998]), у местоимения «они» в значении единственного числа — длинная история. Вплоть до XIX века такое употребление не подвергалось критике, и, несмотря на нормативные грамматические предписания, оно оставалось очень распространенным в разговорной речи. Благодаря феминистским исследованиям последствий «гендерно-нейтрального» употребления местоимения «он» даже современные грамматические предписания стали более лояльны в отношении употребления местоимения «они». В последнее время все более распространенным становится употребление местоимения «они» в качестве личного местоимения; реже используют другой гендерно-нейтральный вариант — ze (Bennett 2016; Dembroff and Wodak 2017).

Другие попытки изменения столкнулись с бóльшими трудностями. Даже те из них, которые, кажется, прижились, впоследствии дали обратный эффект. Например, Сьюзен Эрлих и Рус Кинг (Erlich and King 1992 [1998]) рассматривают вопрос о гендерно-нейтральной замене слова chairman (председатель) словом — chairperson. Однако чаще всего последний термин используется для обозначения женщины, которая занимает должность председателя; в то время как обозначение мужчина на этой должности остается chairman. На этом примере Эрлих и Кинг показывают, что реформы не могут быть успешными, если люди не поменяют свое отношение к этим проблемам.

Некоторые рассматриваемые вопросы выходят далеко за пределы проблемных терминов или языкового несовершенства. Дебора Кэмерон приводит яркие примеры такого написания, где мужской род рассматривается как должное без использования какой-либо особой терминологии, против которой можно было бы возразить. Как, например, следующий отрывок из газеты The Sunday Times:

Нехватка жизненных сил усугубляется еще и тем, что вокруг осталось так мало трудоспособных молодых людей (able-bodied young adults). Работая или находясь в поисках работы, они оставили стариков, людей с инвалидностью, женщин и детей. (Cameron 1985: 85)

Очевидно, что в приведенном выше примере словосочетание «трудоспособный молодой человек» используется в таком контексте, который исключает женщин. Более того, подобные моменты (в своей работе Кэмерон приводит также и другие примеры) остаются незамеченными как редакторами газет, так и многими читателями. Очевидно, что это проблема — но это не та проблема, которая определяется использованием неприемлемого термина и необходимостью языковой реформы. Следовательно, избавление от мужского рода как лингвистической нормы должно включать в себя нечто большее, чем просто изменение нескольких слов или правил их употребления.

Маскулинность языка

Некоторые феминистки (напр., Penelope 1990; Spender 1985) утверждают, что английский язык в некотором смысле — маскулинный. (О других языках такие утверждения тоже выдвигаются.) То есть английский язык может быть назван маскулинным в том смысле, в каком определенные слова могут быть названы маскулинными через кодирование мужского взгляда на мир, обеспечивая подчиненное положение женщин, их невидимость или же принимая мужской род в качестве нормы. Один из аргументов в защиту этого тезиса начинается с изучения большого количества специальных терминов и выявления паттернов маскулинной предвзятости; из этого делается вывод, что маскулинная предвзятость в английском языке настолько широко распространена, что было бы ошибкой искать проблему только в наборе тех или иных слов, а не в языке в целом. Очевидно, что первый этап аргумента — продолжительный и сложный. Это тезис включает в себя следующие утверждения (помимо тех, что мы уже видели):

(а) в английском языке больше слов для мужчин, нежели для женщин, и большинство этих слов представляют собой положительную характеристику (Spender 1985: 15, цит. Stanley 1977);

(б) «характеристика женщин подразумевает негативные коннотации даже в случае, когда она обозначает то же состояние или положение, что и для мужчин» (Spender 1985: 17), напр., «старая дева» (spinster) и «холостяк» (bachelor);

(с) характеристики женщин гораздо чаще сексуализируются, чем характеристики мужчин; это справедливо даже для нейтральных слов, когда они применяются в отношении женщин. Дейл Спендер, цитируя Лакоффа (Lakoff 1975), приводит пример использования слова «профессионал», сравнивая две фразы: «он профессионал» и «она профессионал»; Спендер отвечает, что с гораздо бóльшей вероятностью последняя фраза, а не первая, может подразумевать секс-работницу.

Многие феминистки и профеминисты считают особенно важной проблему сексуализации женских характеристик, поскольку видят в сексуальной объективации ключевой элемент, если не корень, неравенства между женщинами и мужчинами. (Подобные примеры см. также в Baker 1992.)

Согласно теоретикам (таким как Спендер), широко распространенное кодирование мужского взгляда на мир в языке — это именно то, чего мы и должны ожидать. Мужчины (хотя, как отмечает Спендер, не все из них) обладали гораздо большей властью в обществе, и это, как она утверждает, включало в себя власть навязывать свой взгляд на мир через язык. Более того, это послужило укреплению их власти.

В языке есть сексизм, и он укрепляет позицию мужчины, и мужчины регулируют производство культурных форм (Spender 1985: 144). Как утверждает Спендер, это дает косвенные свидетльства в пользу того, что «мужчины вложили сексизм в язык, чтобы укрепить свои претензии на мужское превосходство» (Spender 1985: 144). Впрочем, Спендер считает, что эти свидетельства не косвенные, а являются чем-то большим; и в подтверждение своего тезиса она приводит нормы предписывающей грамматики. В них, например, входит то, что в перечислении сначала следует назвать мужской род, а затем — женский, поскольку «мужской род — более подобающий» (Spender 1985: 147, курсив автора), и попытки (о которых говорилось ранее) утвердить гендерную-нейтральность английского местоимения «он» (he) для третьего лица.

Спендер и другие теоретики считают, что возможность людей контролировать язык дает им поистине огромную власть. Мы уже видели, каким образом то, что называется маскулинностью языка способствует невидимости женщин (такие слова, как «он» и «человек»). Если маскулинность языка выходит за рамки определенных терминов, то можно также использовать силу языка, чтобы еще больше укрепить невидимость женщин. Мы также рассмотрели, что так называемая маскулинность может затруднить самовыражение женщин. Там, где не хватает слов для выражения женских переживаний — таких как сексуальное домогательство — женщинам труднее описывать ключевые элементы своего существования. В языке, где слова (напр., «прелюдия») систематически искажают переживания женщин, последним будет довольно трудно выразить реалии своей жизни. Если рассматривать эти проблемы не в рамках определенных терминов, но в контексте языка в целом, то, конечно, можно предположить, что женщины в значительной степени молчаливы — неспособны точно артикулировать ключевые элементы своей жизни, неспособны излагать важные аспекты своих переживаний.

Эти аргументы часто опираются на так называемую гипотезу Сепира — Уорфа (Sapir 1921; Whorf 1956). Обычно ее формулируют довольно расплывчато, но, видимо, она сводится к следующему тезису — «наше конкретное мировосприятие определяется структурами конкретного языка, на котором мы говорим» (Cameron 1998b: 150).

(Вокруг этой гипотезы ведутся споры о том, что она означает, и можем ли мы приписывать ее как Сепиру, так и Уорфу; однако эта полемика не очень релевантна для этой статьи.)

Некоторые считают, что власть, которой обладают мужчины над языком, позволяет им формировать не только мысли, но и реальность. Например, Спендер утверждает, что мужчины «создали язык, мышление и реальность» (Spender 1985: 143). Это очень сильная версия того, что Хаслангер назвала дискурсивным конструктивизмом (discursive constructivism) [3]. Она дает следующее определение такой перспективе:

Что-то является дискурсивно сконструированным только в том случае, если оно (в какой-то существенной степени) таково в силу того, что ему приписывается (и/или оно само себе приписывает). (Haslanger 1995: 99)

Такие феминистки, как Спендер и Кэтрин Маккиннон, утверждают, что власть над языком позволила мужчинам сконструировать реальность. Отчасти это связано с тем, что наша категоризация реальности неизбежно зависит от нашей социальной перспективы: «…не существует агендерной реальности или же агендерной перспективы» (MacKinnon 1989: 114). Этот тезис подробно разбирает Хаслангер (Haslanger 1995).

Некоторые феминистки и профеминисты утверждают, что единственный способ достичь этого —создать свой собственный язык либо дать иное определение уже используемым словами, либо изобрести собственный язык с новыми словами и новыми правилами. Только так женщины смогут вырваться из оков маскулинного языка и маскулинного мышления, сформулировать конкурирующий взгляд на мир и работать над ним (Daly and Caputi 1987; Elgin 1985; MacKinnon 1989; Penelope 1990; Spender 1985). Линн Тиррелл (Tirrell 1993) приводит более сложное и комплексное обсуждение этой идеи.

Приведенные выше утверждения о маскулинности английского языка, о причинах и следствиях этого далеко не бесспорны. Во-первых, остается спорной степень мужской предвзятости в языке. Хотя у феминисток и профеминистов действительно существуют реальные причины беспокоиться о множестве особых слов и употреблений, совсем не очевидным кажется утверждение о маскулинной предвзятости английского языка в широком смысле. Если распространить утверждение о маскулинной предвзятости на буквально каждое слово, то оно становится совершенно неправдоподобным: навряд ли в словах типа «пианино» или «изотоп» есть некая маскулинная предвзятость. Если же тезис состоит в том, что феминисткам и профеминистам есть против чего возражать, то он, скорее всего, верный; но совсем не очевидно, что полезно сосредотачиваться на таком общем утверждении, а не на конкретных проблемах, их сложностях и возможных решениях (Cameron 1998b).

Далее, та власть, которой, бесспорно, мужчины обладали в обществе (важно, однако, отметить, что одни мужчины обладали значительно меньшей властью, чем другие), отнюдь не воплощается во власти над языком. Язык — это вещь, которую трудно держать под контролем, и те, кто пытался создать новые языки, усвоили это. Власть, которой обладали мужчины, касалась словарей, руководств или правил. Хотя они чрезвычайно важны как для конструирования нашей реальности, так и наших мыслей, переход от этого к утверждению, что мужчины «сконструировали язык, мысли и реальность» — это слишком резкий скачок.

Также спорными являются утверждения о последствиях маскулинности языка. Мы уже рассмотрели проблематичность тезиса о власти мужчин над языком. Идея о том, что мужчины вдобавок имеют власть или контроль над мыслями и реальностью, также сталкивается с вопросами. Возможность феминисток и профеминистов удачно указывать на то, какие элементы языка могут обесценивать женский опыт, сильно противоречит утверждению о том, что мужчины контролируют то, в каких категориях мы мыслим (Cameron 1998b); и, как подробно доказала Хаслангер, дискурсивный конструктивизм в отношении реальности неустойчив. Но тем не менее следует отметить, что проблематичность некоторых слов может стать преградой для женщин в разговоре об определенных моментах из жизни, и, возможно, в размышлении о них (Hornsby 1995). Эти сложности можно, возможно, описать как частичное замалчивание, частичное ограничение мысли или как герменевтическую несправедливость (Fricker 2007), о которой более подробно речь пойдет в пункте 2.4.

Если приведенная выше критика верна, то женщинам, конечно же, не нужно создавать свой собственный язык. Большинство с этим выводом согласно, опасаясь, что создание особого языка для женщин обрекает переживание женщин на маргинальность и препятствует прогрессу феминизма. Более того, идея о том, что женщины могут изобрести такой язык, который позволял выразить все их переживания, похоже, игнорирует тот факт, что женщины чрезвычайно отличны друг от друга (Crenshaw 1991; Lugones and Spelman 1983; Spelman 1988; см. раздел о феминизме и различии женщин в статье «Феминистская философия»). Если женщины не могут пользоваться тем же языком, что и мужчины, почему мы должны предполагать, что женщины смогут успешно пользоваться «своим» языком?

Метафора

Феминистки и профеминисты также обратили внимание на другой аспект языка — использование метафор (см. раздел о феминистской критики и концепциях объективности в статье «Феминистская эпистемология и философия науки»; а также статью «Точка пересечения прагматизма и континентальной философии в перспективе феминизма»). В частности, речь шла о гендерных метафорах в философии и в науке [4]. Эмили Мартин (Martin 1991 [1996]) приводит особенно яркие примеры гендерных метафор в вопросах репродуктивной функции человека.

В своих крайних проявлениях вековые отношения яйцеклетки и сперматозоида приобретают королевский или религиозный оттенок. Оболочку яйцеклетки, ее защитный барьер, иногда называют «облачением» — термин, который используется для обозначения священного или религиозного одеяния. У яйцеклетки, как говорят, есть «корона», и она сопровождается «сопутствующими клетками». В отношении сперматозоидов короля королева свята и возвышена. Яйцеклетка пассивна, а значит — ее спасение зависит от сперматозоидов.

Джералд Шаттен и Эллен Шаттен сравнивают роль яйцеклетки со спящей красавицей:

У сперматозоидов же, напротив, «миссия» заключается в том, чтобы «двигаться по женским половым органам в поисках яйцеклетки». Одна из распространенных версий звучит так: сперматозоиды совершают «опасное путешествие» в «теплую мглу», которую некоторые из них достигают «истощенными». «Выжившие» «штурмуют» яйцеклетку, а успешные кандидаты «окружают приз» (Martin 1996: 106)…

Приведенное выше представление о репродуктивной системе является неточным. Сперматозоид не может вести себя столь целеустремленным образом, как это было предложено. Вместо этого хвост сперматозоида двигается из стороны в сторону, заставляя таким же образом двигаться голову с силой, которая в десять раз сильнее движения вперед… на самом деле его главная цель состоит в том, чтобы сбежать, вырываясь из яйцеклетки. (Martin 1996: 108)

Яйцеклетка также не является пассивной: адгезивные молекулы на ее поверхности играют решающую роль, не давая сперматозоиду вырваться из яйцеклетки (Martin 1996: 108). Мартин утверждает, что открытие этих фактов учеными было столь медленным отчасти из-за того, что они использовали такие метафоры; и даже когда эти факты были обнаружены, они не спешили отказаться от устаревших метафор.

Гендерные стереотипы в науке могут также способствовать укоренению пагубных стереотипов — например, о пассивной роли женщины. Однако Пол Гросс оспорил точку зрения Эмили Мартин, утверждая, что эти открытия не были столь поздними, как утверждает Мартин. Если Гросс прав, то сомнительные метафоры не имели такого воздействия на работу ученых, как предполагала Мартин (хотя они, похоже, повлияли на популярную литературу по этой теме).

Гендерные метафоры использовались на разных уровнях обсуждений, включая самые общие темы. Феминисток и профеминистов особенно интересовала идея исторической ретроспективы научных исследований в гендерном аспекте. Особенно яркий пример можно найти в сочинении, о котором пишут Ивлин Фокс Келлер и Женевьева Ллойд:

Бэкон так видит обещание науки: — она «приведет тебя к Природе со всеми ее детьми, чтобы сделать природу твоей служанкой, твоей рабыней». (Keller 1996: 36)

Описание природы в женских терминах — давняя и широко распространенная традиция, о которой подробно пишет Ллойд (Lloyd 1984). Ллойд связывает ее с традицией описания разума и сознания как того, что свойственно мужчине, и с традицией противопоставлять их женским эмоциям и телесности. Она утверждает, что эти метафоры играют большую роль в истории философии, формируя и часто искажая наши представления о разуме, сознании, эмоциях и телесности как женщин, так и мужчин. В работах Иригарей (Irigaray 1974 [1985a], 1977 [1985b]), Ле Дёфф (Le Dœuff 1980 [1990]) и Най (Nye 1990, 1992) можно найти еще несколько важных обсуждений гендерных метафор в философии.

Философия языка

На заре феминисткой философии языка особое внимание уделялось тому, с какими проблемами сталкивалась философия языка в перспективе феминизма. С одной стороны, философию языка — например, английского — упрекали в маскулинной предвзятости. С другой стороны, философию языка критиковали за плохое соответствие будущему феминистскому проекту. Однако те, кто выдвигал такую критику в отношении философии языка, не призывали к отказу от нее, но говорили, скорее, о ее изменении — об очищении от маскулинной предвзятости и превращении ее в такую дисциплину, которая будет соответствовать феминистскому проекту.

Почему были основания полагать, что философия языка не соответствует целями феминизма? На то были самые разные причины (Hintikka и Hintikka 1983; Hornsby 2000; Nye 1996, 1998), однако главный тезис заключался в том, что философия чрезмерно индивидуалистична. Критика индвидуализма в философии широко распространена во многих областях феминизма. К чему конкретно приводит «индивидуализм», зависит от рассматриваемой области философии, а также от интересов конкретного критика. (Подробнее о том, что феминистки и профеминисты понимают под «индивидуализмом», см. в Antony 1995.) Поэтому мы не будем пытаться дать общее определение понятия «индивидуализм» в том смысле, в каком он понимается разными критиками. Однако мы кратко опишем то, что — как представляется — является предметом спора в отношении философии языка. Некоторые утверждают, что философия языка чрезмерно фокусируется на душевном состоянии каждого отдельно взятого говорящего — в особенности на их интенциях (Hornsby 2000). Для Дженнифер Хорнсби главным примером в этом направлении стала работа Герберта Пола Грайса, где автор анализирует значение говорящего в терминах импликатур. (Стоит, однако, отметить, что анализ предложения, проводимый Грайсом, включает в себя социальные элементы, и как говорящий, так и аудитория значимы для его понятия импликатуры; см. Saul 2002.) Другие считают, что семантика отводит слишком важную роль понятию референции к отдельным индивидам (Hintikka and Hintikka 1983). Их внимание сосредоточено на определениях истины Альфреда Тарского (Tarski 1956; также см. статью  «Определения истины Тарского» и на работе Ричарда Монтегю (Thomason 1974).

Индивидуализм такого рода становится проблематичным по нескольким причинам. С одной стороны, существует распространенное утверждение, что такой тип индивидуализма характерен для мужского мышления.

Для того, чтобы философия языка оказалась верной опыту и языку как мужчин, так и женщин, индивидуалистическую философию языка, для которой характерен мужской тип мышления, следует дополнить или заменить версией, более подходящей для женского мышления (Hintikka and Hintikka 1983; Hornsby 2000). Но, как отмечают Хаслангер (Haslanger 2000a) и другие, утверждение о женском и мужском типах мышления, от которых зависит эта перспектива мышления, не вполне обосновано. Более того, различия, существующие между женщинами, дают нам основание сомневаться в перспективности каких-либо обоснованных обобщений о «женском» мышлении (Ang 1995, Lorde 1983, Lugones and Spelman 1983; Moody-Adams 1991).

Другие возражения против индвидуализма не зависят от спорных психологических утверждений о различиях между женщинами и мужчинами. Напротив, они исходят из того, что проблема индивидуализма заключается в его неспособности оценить важность социального.

 Пространство социального, конечно, становится важной областью обеспокоенности при обсуждении политики и отношений власти. Понимание того, каким образом люди начинают доминировать друг над другом и как именно это доминирование функционирует, является важным феминистским проектом. Язык, в свою очередь, является важной частью пространства социального, и понимание того, какую роль язык играет в общении, манипулировании и контроле (ниже будут приведены лишь несколько примеров), безусловно необходимо для понимания осмысления функционирования власти (см., напр., взгляд Кэтрин Маккинон на речь в работе MacKinnon 1993).

Однако они считают, что индивидуализм философии языка (то, как он представлен сейчас) мешает ей выполнять свою функцию (Hornsby 2000).

Не все феминистки и профеминисты согласились бы с главным тезисом обвинения о том, что философия языка мало внимания уделяет пространству социального. И с ним действительно трудно согласиться в свете — приведу несколько примеров — выдающейся каузальной теории референции Сола Крипке (Kripke 1972; также см. второй раздел в статье «Референция»); аргумента Хилари Патнэма в пользу социального элемента (разделения лингвистического труда) в функционировании родового термина (Putnam 1975; также см. третий раздел в статье «Референция»); теории коммуникации Грайса (Grice 1975 [1989]); работы Дэвида Льюиса о конвенции (Lewis 1969); и теории речевых актов Дж. Л. Остина (1999).

Тем не менее можно было бы предположить, что философы языка обыкновенно уделяли внимание только тем аспектам социального, которые не представляют особого интереса для феминистского проекта. Несмотря на то, что каузальные теории референции включают в себя социальные элементы, они, похоже, не являются тем, что волнует феминисток и профеминистов; вероятно, разделение лингвистического труда Патнэма связано с некоторыми властными отношениями (специалисты обладают особым видом лингвистической власти, которой нет у неспециалистов), однако политические аспекты этой власти — если таковые есть — остаются проигнорированными.

 Примерно на этих же основаниях Андреа Най критикует господствующую философию языка, утверждая, что работа над радикальной интерпретацией была недостаточно чувствительна к политическим проблемам (о понятии радикальной интерпретации см. раздел о истине и значении в статье «Дональд Дэвидсон).

Относительно недавно Луиза Энтони утверждала, что было бы ошибочно предполагать, что существует какой-то особый подход к философии языка — явно феминистский или антифеминистский, выступая, в частности, против работы Дженнифер Хорнсфи, однако ее аргументы могут быть рассмотрены в более широкой перспективе. Она считает, что такие подходы могут быть рассмотрены как «неуважение и маргинализация альтернативных взглядов феминисток и профеминистов» (Antony 2012: 277).

Позитивные исследовательские программы в рамках философии языка

В последние годы многое изменилось, и теперь широко признано, что философия языка может предложить что-то феминистскому проекту и даже (хотя и не столь широко) что феминистки и профеминисты также могут многое дать философии языка. Феминистская философия языка стала хорошо зарекомендовавшей себя областью в широком секторе применения с несколькими существенными позитивными исследовательскими программами.

Феминизм и теория речевых актов

Первая содержательная аналитическая исследовательская программа в феминистской философии языка началась с работы Рей Ленгтон и Хорнсби, в которой они использовали теорию речевых актов для анализа тезиса Кэтрин Маккиннон о том, что порнография заставляет женщин молчать и подчиняться. Однако сейчас этот тезис распознается на куда большее количество сфер жизни. Чтобы дать некоторое представление о первоначальной работе, мы кратко резюмируем рассуждения Ленгтон.

Согласно Ленгтон (Langton 1993), порнография способствует изнасилованию, перлокутивно или иллокутивно заставляя женщин молчать. Вслед за Остином Ленгтон проводит различие между локутивными, иллокутивными и перлокутивными актами. Локутивный акт — это, можно сказать, акт произнесения слов, имеющих определенное значение; перлокутивный акт — это произнесение слов, которые имеют определенный эффект; и, наконец, иллокутивный акт — это действие, совершаемое посредством произнесения слов. Вспомните, например, как однажды Дженнифер Сол произнесла фразу «Я клянусь в верности Ее Величеству Королеве и всем ее наследникам». Это был локутивный акт, который она совершила, просто произнеся фразу с определенным значением. Этот акт имел множество перлокутивных последствий: он дал ей возможность получить британский паспорт, он заставил ее почувствовать себя несколько взволнованной, выражая такие монархические настроения, он заставил ее задуматься, будет ли республика считаться наследницей, если она сменит Королеву? Иллокутивный акт заключался в том, что она получила британское гражданство.

Ленгтон предполагает, что также существуют формы молчания, соответствующие каждому из этих видов речевых актов.

Ленгтон особое внимание уделяет возможной роли перлокутивного или иллокутивного молчания в изнасиловании. Отказ женщины от секса является перлокутивным молчанием, если ее заставляют заниматься сексом, даже при возможности распознать ее отказ. Ее отказ (попытка отказа) от секса является иллокутивным молчанием, даже если это молчание не распознается как отказ. (Исследование роли конвенций в этом иллокутивном молчании см. в Wyatt 2009). В таком случае, по словам Ленгтон, это не отказ. Она считает, что порнография играет ключевую роль, способствуя тому, что мужчины менее способны распознавать отказы женщин именно как отказы и более охотно насилуют женщин, даже когда они распознают их нежелание. Это значит, утверждает Ленгтон, что порнография заставляет женщин иллокутивно и перлокутивно молчать. И это молчание очень значимо, поскольку в итоге приводит к изнасилованию.

На этом примере мы можем также увидеть, что некоторые элементы индивидуализма могут быть важными и для феминистского проекта (дополнительные аргументы в пользу этого см. Antony 1995).

Принимая обоснованность аргументации Ленгтон, мы видим, что индивидуалистская философия языка играет значимую роль в феминистском проекте. Хотя, конечно, справедливо заметить, что сосредоточение внимания лишь на намерениях отдельных индивидов помешало бы нам увидеть некоторые важные факты (как утверждает Hornsby 2000), все же необходимо признать, что учитывать намерения отдельно взятых людей важно. Чтобы понять, что пошло не так в описанном выше иллокутивном молчании, нужно понять, что женщина намеревалась отказаться от секса. Чтобы понять, что пошло не так в описанном выше перлокутивном молчании, нужно понять, что ее отказ был осознанным нежеланием секса. Обобщая, можно сказать, что непонимание является важным элементом жизни в подчиненном положении, как отмечают многие феминистки и профеминисты. Для того, чтобы увидеть ошибочное понимание, нужно обратить внимание на то, что имеет в виду говорящий и как его понимают слушатели, и проследить разницу. Для этого необходимо обратить внимание на интенции отдельно взятого человека.

Этой дискуссией вдохновились авторы значимых на сегодняшний день работ. Далее мы приводим совсем краткое описание этих работ:

• 1. Некоторые критики (напр., Dworkin 1991, 1993; Jacobson 1995) утверждают, что закон о свободе слова не должен пытаться защитить всякое принуждение к молчанию, которое становится результатом порнографии. (Ответ на эту критику см. в Hornsby and Langton 1998; Langton 2009a; и West 2003).

• 2. Другие же, например, Лесли Грин (Green 1998), утверждают, что порнография не обладает властью, необходимой для осуществления актов подчинения и принуждения к молчанию. На эту критику ответила Ленгтнон (Langton 2009b); а Мери Кейт Макгоуэн (McGowan 2003) утверждала, что авторитет, который необходим для совершения обсуждаемых действий, на самом деле довольно скромный и представляет собой то, что мы обыкновенно подразумеваем под авторитетом в разговорной речи. Нелли Виланд (Wieland 2007), как и Макгоуэн, считает, что здесь нет необходимости в том виде авторитета, о котором говорит Грин. Но она также считает, что тезис Ленгтон рискует освободить насильников от ответственности за их преступление. (Проблема виновности также рассматривается в Jacobson 1995). На это также отреагировали McGowan and Maitra 2010, а также Adelman, Helmers, and Stolzenberg (2010).

• 3. Дженнифер Сол (Saul 2006a) обеспокоена утверждением Ленгтон о том, что порнография сама по себе является речевым актом, утверждая, что только контекстуальные высказывания могут быть речевыми актами. Более того, она считает, что если рассмотреть тезис Ленгтон в перспективе просмотра или показа порнографии, то он теряет свою истинность. С критикой этого выступила Клаудиа Бьянки (Bianchi 2008), а Мари Миккола (Mikkola 2008) предложила свой ответ.

• 4. Обеспокоенность о контексте также выражает Тиррелл (Tirrell 1999). Тиррел утверждает, что Маккиннон наделяет порнографию столь сильным авторитетом, что женщины не остается возможности для успешной артикуляции своего опыта. Она предлагает пересмотреть тезис Маккиннон, чтобы освободить пространство для свободного общения феминисток и профеминистов.

• 5. Александра Бёрд (Bird 2002), Даниэля Якобсона (Jacobson 1995) и Ишани Майтра (Maitra 2009) волнует проведенное Остином различие между иллокутивностью и перлокутивностью, а также роль этого различия в молчании (в частности, требование понимать иллокутивность как успешный акт). Для Бёрда и Якобсона это приводит к отказу от аргумента молчания; Майтра переформулирует его в терминах Грайса. Анджела Грюнберг (Grünberg 2014) утверждает, что аргумент молчания следует переосмыслить, чтобы сосредоточиться не на иллокутивном молчании, а на локутивном или ретическом акте. Она предполагает, что это позволит удовлетворительно отреагировать на критику, высказываемую Бёрдом или Якобсоном. С защитой Ленгтон — Хорнсби от критики Бёрда и Якобсона также выступает Миккола (Mikkola 2011a).

• 6. Джудит Батлер (Butler 1990) возражает против этого аргумента по нескольким причинам, главные из которых следующие: (а) он предполагает неправдоподобную картину использования языка; (б) принуждение к молчанию имеет значение, отличное от того, как его понимают Ленгтон и Хорнсби. На эту критику ответила Ленгтон (Langton 2009c).

• 7. Алекс Дэвис (Davies 2016) считает, что порнография может не только изменить иллокутивную силу высказываний женщин, но и помешать ей в выражении своих подлинных желаний. Главный пример Дэвиса — это то, каким образом мифы об изнасиловании, увековеченные порнографией, могут помешать женщинам сказать правду о своем опыте на перекрестном допросе.

Независимо друг от друга и по разным причинам Нэнси Бауэр (Bauer 2015) и Лорна Финлейсон (Finlayson 2014) утверждали, что феминистская литература о речевых актах и порнографии глубоко ошибочна. Возражения Бауэр строятся на нескольких основаниях. Она считает, что неверно рассматривать порнографию как речь, и она (как и другие критики, о которых речь шла выше) считает, что не следует рассматривать порнографию как что-то авторитетное.

Ее более фундаментальная критика заключается в том, что исследовательская литература не принимает всерьез реалии как порнографии, так и подчинения женщин, поскольку не до конца учитывается феноменология использования порнографии; не учитываются все способы, которыми более широкая культура вовлечена в подчинении женщин; поскольку основной акцент сделан исключительно на вербальном отказе женщин, невозможно оценить полную дегуманизацию, связанную с сексуальным насилием. Для Бауэр это лишь часть обширной критической программы в отношении как аналитической философии вообще, так и популярных пониманий Остина. Финлейсон идет дальше, утверждая, что работа Остина вообще никогда не должна была использоваться в рамках феминистского проекта. Она считает, что чрезмерный акцент феминисток и профеминистов на теории речевых актов был совершенно излишним, а акцент на порнографии был ошибочным.

На основании феминистской интерпретации теории речевых актов были внесены существенные изменения, которые расширяли эту интерпретацию, распространяясь на проблемы расистской речи и разжигающих ненависть высказываний в целом. Макгоуэн (McGowan 2009a) считает, что существует иное принуждение к молчанию, относящееся к порнографии; и в McGowan 2009b она утверждает, что речь может рассматриваться не только как принуждение к молчанию или подчинение, но и как угнетение. Более того, она считает, что угнетающая речь, вероятно, является очень распространенным явлением. Эти идеи получили дальнейшее развитие в работе McGowan 2012, где основной акцент был сделан на расистской речи, и в Simpson 2013. Maitra 2012 также применяет феминистские идеи о подчиняющей речи к речи расистской. Особое внимание Ленгтон обращает на разжигающие ненависть высказывания в Langton 2012. Эта статья примечательна тем, что в ней значимая роль отводится прагматике в формировании установок, отличных от убеждений. Работа Рэйчел Маккинни (McKinney 2016) — «Извлеченная речь» — опирается на эту литературу, исследуя способы, которыми речь может быть несправедливо извлечена, а не принудительно замолчана (как, например, в случае ложных признаний пяти человек в Центральном парке). Ребекка Кукла вводит понятие дискурсивной несправедливости, чтобы обсудить более широкий спектр способов, которыми «члены неблагополучной группы сталкиваются с систематической неспособностью произвести определенный вид речевого акта, который они имеют право выполнить» (Kukla 2014: 440); этот акт часто принимает форму другого речевого акта, а не того, который они намереваются совершить. Хотя она и обращается к Ленгтон и Хорнсби, Кукла все же отказывается от их акцента на иллокутивности и перлокутивности, сосредоточившись вместо этого просто на перформативной силе. Марина Сбиса (Sbisà 1999) также рассматривает роль прагматики в политике (хотя и независимо от Ленгтон и Хорнсби) и исследует роль пресуппозиций в политическом убеждении. Наконец, Джейсон Стэнли (Stanley 2015) в значительной степени опирается на работу Ленгтон и Хорнсби, разрабатывая свою теорию пропаганды (фокусируясь в основном, хотя и не исключительно, на расистской пропаганде).

О значении слова «женщина»

Хаслангер в своей революционной статье (Haslanger 2000b) стремится дать описание природы гендера, а также значения слова «женщина». Она предлагает классическое разделение между полом и гендером, где пол относится к биологическим или анатомическим характеристикам, человека, отличающим мужчин от женщин (хотя, как она утверждает, это различие гибкое и зависит от социальных и политических факторов); гендер же должен относиться к социальным или культурным факторам, отличающим мужчин от женщин (см. статью «Феминистские взгляды на пол и гендер»). Одно из главных достоинств статьи Хаслангер заключается в том, что она четко формулирует методологический подход, который она одобряет, а именно — она превосходно различает описательный проект, цель которого определить понятие, которое мы действительно используем, или свойство, которое мы подразумеваем, используя наш термин; и аналитический проект (или, как она называет его в статье Haslanger 2006, амелиоративный проект), цель которого — выявить понятие, которое мы должны использовать, или значение, которое мы должны ассоциировать с соответствующим термином, учитывая наши цели и задачи в этом исследовании. Очевидно, что сама она придерживается аналитического подхода, стремясь дать определение понятий «гендер» и «женщина», которые могли бы стать полезным инструментом для борьбы с сексизмом и помочь достичь социальной справедливости. Для этого она предлагает следующее определение термина «женщина» как конкретную разновидность пола:

Как мы видим, основная идея теории Хаслангер состоит в том, что гендер — это иерархическая социальная структура, в которой одни члены находятся в привилегированном положении, а другие — в подчиненном положении в социальном, экономическом, политическом, правовом или культурном измерениях из-за их реальной и представляемой биологической роли в репродукции. И, в частности, быть женщиной означает занимать определенное подчиненное положение в рамках этой социальной структуры, которое обуславливается реальными или представляемыми биологическими особенностями женского тела.

Предложение Хаслангер вызвало оживленную дискуссию о достоинствах аналитического рассмотрения, а также о преимуществах и проблемах конкретного этого подхода. Так, Сол (Saul 2006b) утверждала, что выдвинутое ей значение термина «женщина» может иметь проблематичные следствия. Например, феминистки и профеминисты должны будут выступать за искоренение женщин, поскольку они борются за искоренение подчинения людей с точки зрения их биологической роли в воспроизводстве. По этой причине, как утверждает Сол, такое употребление термина «женщина» может быть не самым удачным. Кроме того, Сол утверждает, что в обыкновенном или общеупотребительном понимании слова «женщина» нет разницы между полом как биологической характеристикой и гендером как социальной или культурной характеристикой. Вслед за этим Миккола (Mikkola 2011b) утверждает, что пересмотр термина «женщина», предлагаемый Хаслангер, может дорогого стоить, поскольку ставит под угрозу коммуникацию в дополнение к тому факту, что гендерная идентичность и определение себя как «женщины» может быть источником идентичности и гордости для многих женщин. Следовательно, характеризация женщины через ее подчиненное положение — как предлагает Хаслангер — может быть политически нецелесообразной для целей феминистского проекта. Миккола (Mikola 2011b) предложила альтернативный подход рассмотрения понятия «женщина», где нет различия между полом и гендером. Вместо этого она предложила ковариационную модель признака/нормы, согласно которой существуют разные признаки, которые присваиваются мужчинам или женщинам (считаются маскулинными или феминными) в определенном контексте, которым — как ожидаются — люди будут следовать.

Становится возможным пересмотреть как присвоение определенных черт, так и нормы и ожидания, связанные с ними, на основании многих факторов, включая моральные и политические.

Совсем недавно некоторые феминистки и профеминисты утверждали, что описание «женщины» в духе Хаслангер может быть несправедливым в отношении транс-женщин, чьи цели должны стать центральными для феминистского проекта. Например, Сол (Saul 2012) утверждает, что ни стандартная характеристика через пол, ни стандартная характеристика через гендер не будут автоматически инклюзивными для транс-женщин, поскольку (по крайней мере некоторые) транс-женщины могут оказаться исключенными из расширения термина «женщина», когда она определяется в терминах биологических особенностей или в терминах определенных социальных и культурных факторов, который обычно приписываются людям с биологическим женским полом. Сол предложила альтернативную точку зрения, а именно контекстуалистский подход определения значения слова «женщина»:

Согласно этому определению, индивид попадает под значение термина «женщина» в определенном контексте тогда, когда индивид в достаточной мере соответствует тем, кто биологически является женщиной, учитывая нормативные сходства, которые релевантны в определенном контексте, где норма может варьироваться в зависимости от контекста. Сол считает, что на первый взгляд такой подход — по-видимому — дает верные результаты, поскольку он определяет транс-женщин как женщин в большинстве случаев (контекстов), где, скажем, самоидентификация себя как женщины считается уместной, но при дальнейшем рассуждении, как считает Сол, этот подход может привести к нежелательным результатам. Например, в консервативном обществе, где большинство считают само собой разумеющимся то, что транс-женщины не должны пользоваться женскими туалетами, значение слова «женщина» не распространялось бы на транс-женщин, поскольку критерием «женщины» в данном консервативном контексте послужило бы что-то вроде наличия определенных хромосом или определенных анатомических особенностей, которые отсутствуют у некоторых транс-женщин. В ответ на это Э. Диас-Леон (Diaz-Leon 2016) утверждает, что мы можем иначе понять контекстуалистский подход, чтобы избежать это возражение.

В частности, она считает, что мы можем понимать соответствующие нормы сходства в каждом контексте как критерии, которые являются наиболее политически полезными, учитывая цели и задачи, являющиеся морально значимыми в этом контексте.

Например, в консервативном обществе, где транс-женщинам запрещают пользоваться женскими туалетами, есть моральные основания ориентироваться на критериях идентификации себя как женщины, а не на наличии определенных биологических особенностей. И именно это делает критерий релевантным в данном контексте, из-за чего фиксируется объем понятия «женщина».

Талия Бетчер также считает, что амелиоративные подходы к значению слова «женщина» должны учитывать транс-женщин. Она утверждает, что «однозначные» взгляды, согласно которым «женщина» имеет одно-единственное значение, которое разделяется всеми, не могут быть справедливыми в отношении транс-женщин. Вместо этого она предлагает «многозначное» объяснение, согласно которому в нашем обществе сосуществуют несколько значений слова «женщина», однако некоторые из этих значений включают в себя не только морально и политически спорные мировоззрения, но и совершенно ошибочные — например, дискриминирующее использование слова «женщина» в отношении транс-женщин. Следовательно, у нас есть веские основания использовать в нашей речи слово «женщина» в транс- инклюзивном значении, которым уже пользуются транс-дружественные сообщества. Также, как она полагает, несмотря на то, что методологически полезно полагаться на интуицию, «неуместно отбрасывать альтернативные значения этих слов, которыми фактически пользуются в транс-субкультурах; такое употребление следует принимать во внимание как часть анализа» (Bettcher 2013: 235).

Совсем недавно Кэтрин Дженкинс (Jenkins 2016) утверждала, что изначальное определение «женщины» Хаслангер не распространялось на транс-женщин, что морально и этически проблематично. Как утверждает Дженкинс, транс-женщины, которые не являются цис-женщинами (т.е. те женщины, которые по рождению определяются как женщины), не занимают подчиненное положение в силу их телесных особенностей, воспринимаемых или предполагаемых, которые характеризуют их биологическую женскую роль в репродуктивной системе, поскольку не предполагается, что они имеют эту роль (учитывая, что они не являются цис-женщинами). По этой причине определение Хаслангер не распространяется на самоидентификацию этих транс-женщин как женщин и те виды подчиненного положения, под которые они попадают в силу своей гендерной идентичности.

Первый аналогичен понятию пола как социальной структуры в представлении Хаслангер; второй связан с нашими представлениями о собственном положении в этой социальной структуре. Вслед за описанием расовой идентичности Хаслангер (Haslanger 2005) Дженкинс предлагает описание гендерной идентичности в терминах ментальной карты, которая служит руководством нашего поведения, норм и ожиданий в том социуме, где мы живем. (Критика определения Дженкинс как исключающего транс-женщин представлена в Andler 2017.)

В этом разделе мы сосредоточились на семантических значениях слова «женщина», хотя в последнее время огромное количество работ посвящено метафизике гендера как социального класса и вопросу о биологическом поле как спорной категории. Некоторые из этих работ влияют на значения соответствующих терминов «женщина» и «феминное». Сэрэй Аяла и Надя Васильева (Ayala and Vasilyeva 2015) описывают биологический пол в расширенных и гибких биологических характеристиках, где признаки, которые считаются мужскими или женскими, могут изменяться от контекста к контексту в зависимости от поставленных целей и задач. Эти расширенные биологические признаки могут включать в себя особенности окружающей среды, искусственных характеристик человека и т.д. С другой стороны, Элен Дейли (Daly 2015) утверждает, что мы должны отдавать предпочтение тем значениям слов «феминная» и «женщина», которые не предполагают резкой границы между теми, кто попадает под этот термин, и теми, кто нет, поскольку это создает проблемы как в моральном, так и в политическом контекстах. Кроме того, Дженнифер Маккитрик (McKitrick 2015) считает, что определение гендера через склонность вести себя определенным образом может быть политически полезным и включать в себя цели транс-женщин. Наконец, Хаслангер (Haslanger 2016) защищает контекстуальное описание «пола», где термин может иметь различные значения в зависимости от целей и задач исследования в этом контексте.

Амелиоративные проекты и концептуальное проектирование

Как мы видели в предыдущем разделе, Хасленгер (Haslanger 2000b) обратила внимание на необходимость ревизионных или амелиоративных подходов в феминистской философии в отличие от чисто концептуальных или описательных подходов, которые делают упор на обладаемом нами понятии или объективном типе, который мы фактически отслеживаем. Идея ревизионного или амелиоративного подхода к анализу наших понятий была очень влиятельной в философии, однако работа Хаслангер послужила своего рода напоминанием о значимости стремления к теориям, которые наилучшим образом служили бы нашим целям и задачам, а не просто выявляла теории, которые мы уже имеем, что — по-видимому — стало задачей многих проектов современной аналитической философии. В работе Хаслангер многие интересные амелиоративные проекты в философии гендера, расы и социальной философии в целом почерпнули свое вдохновение (см., напр., Glasgow 2006, 2009 и Mallon 2006 о «расе», Barnes 2016 об «ограниченных возможностях», Dembroff 2016 о «сексуальной ориентации», а также множество статей о «женщинах», «поле» и «гендере», цитируемых в предыдущем разделе). Как уже было сказано ранее, идея амелиоративного проекта в философии не нова, но — как представляется — в последнее время этот методологический подход испытал особый импульс благодаря той главной роли, какую он сыграл в философии пола и расы за последние два десятилетия

Алексис Берджесс и Дэвид Планкетт (Burgess and Plunkett 2013a,b) успешно рассмотрели эти вопросы, а также другие проблемы, относящиеся к амелиоративным проектам в философии, и придумали этому новое название: концептуальная этика. Они хотели, чтобы этим названием обозначались философские размышления о терминах и понятиях, которые мы должны использовать в различных ситуациях, учитывая нашу лучшую нормативную аргументацию, а также методологические и философские проблемы, на которых основываются амелиоративные проекты. Примеры, среди прочего, включают в себя природу ценностей и нормативных соображений, которыми мы должны руководствоваться в выборе термина или понятия, а также семантические вопросы о природе и возможностях концептуальных изменений и концептуального пересмотра. Одним из преимуществ нового названия является то, что разрозненные до сих пор обсуждения этих нормативных вопросов о наших разговорах и мыслях теперь могут быть более унифицированными и более систематичными.

Еще один значимый термин в этой области — концептуальное проектирование (conceptual engineering), которое относится к амелиоративным проектам, направленным на пересмотр современных понятий и разработку новых, более подходящих для наших основных целей. Этот термин возникает в дискуссии о методологическом понимании Карнапа (см., напр., полезный обзор этой дискуссии в French 2015), но теперь используется в более общем смысле. В последнее время некоторые философы утверждают, что мы можем рассматривать большинство традиционных дебатов в философии как дебаты в рамках концептуальной этики или концептуального проектирования (см., напр., Floridi 2011 и Plunkett 2015).

 Герменевтическая несправедливость

Как мы уже видели, Фрикер утверждает, что существует особый вид несправедливости, связанный с неспособностью правильно осмыслить и передать важные аспекты своего социального опыта: она называет ее герменевтической несправедливостью. Как считает Фрикер, люди в маргинальном положении лишены возможности создавать понятия и другие репрезентационные ресурсы, которые можно было бы использовать для концептуализации и осмысления их собственного опыта, особенно такого, который связан с их маргинальным положением.

Поэтому последние могут страдать от недостатка репрезентационных ресурсов, доступных им, и, в частности, от недостатка понятий и терминов, которые позволили бы им осмыслять и передавать свой опыт. Фрикер (Fricker 2007) иллюстрирует это на нескольких примерах, в том числе на примере формулировки термина «сексуальное домогательство»: до того, как этот термин был введен, у жертв сексуальных домогательств попросту не было языка, чтобы описать свой опыт подобных домогательств на работе таким образом, чтобы стало ясно, почему эти действия причиняют им вред.

Появляется все больше литературы, посвященной герменевтической несправедливости, где философы делают основной акцент на следующих двух вопросах: во-первых, как правильно понимать феномен герменевтической несправедливости (а именно, что в ней является исключительно эпистемическим и что делает ее несправедливой); во-вторых, как противостоять несправедливость такого рода и как восполнить соответствующие концептуальные и лингвистические пробелы в нашем коллективном понимании маргинального положения.

Что касается первого вопроса, то Лора Биби (Beeby 2011) считает, что релевантное понятие герменевтической несправедливости основывается на эпистемической ситуации отсутствия соответствующих понятий и терминов, а не на положении человека в контексте определенных социальных условий, которые являются причиной этого. Она утверждает, что, например, в случае сексуального домогательства и жертва, и виновное лицо страдают от герменевтической несправедливости, поскольку у них у обоих сходное эпистемическое положение, то есть у них у обоих есть одинаковые пробелы в понимании того, что происходит. Как утверждает Биби, если мы предложим определение герменевтической несправедливости в терминах эпистемического положения субъектов и, в частности, в терминах их концептуальных пробелов, то и виновное лицо, и жертва оказываются в ситуации герменевтической несправедливости, однако этому, по-видимому, противоречит утверждение Фрикер о том, что только жертва страдает от герменевтической несправедливости. Однако, как подчеркивает Биби вслед за Фрикер, можно было бы ответить, что те, кто обладают властью, обладают эпистемическим преимуществом в другом смысле: у них есть возможность создавать понятия и термины, пригодные для осмысления и передачи собственного опыта и для социальных взаимодействий, которые имеют для них наибольшее значение. Это отличает их от людей в маргинальном положении, у которых такой возможности нет.

Однако тезис о том, что люди в маргинальном положении неспособны концептуализировать и передавать свой опыт, также оспаривалась такими философами как Ребекка Мейсон (Mason 2011), Кристи Дотсон (Dotson 2012), Гейл Полхаус (Pohlhaus 2012) и Хосе Медина (Medina 2013). Например, Майсон и Медина считают, что, несмотря правоту Фрикер относительно того, что люди в маргинальном положении не имеют доступа к общедоступным терминам для передачи своего опыта, они все равно могут осмыслить собственный опыт ценным образом еще до введения особых терминов в доминирующий язык. Например, в случае сексуальных домогательств у некоторых жертв была возможность посещать женские встречи, где эта проблема освещалась, а у участниц была возможность поделиться друг с другом аналогичными переживаниями, то есть они были способны осмыслить свой опыт и рассказать о нем другим людям, находящимся в таком же затруднительном положении, даже до того, как у них появился специальный термин — «сексуальное домогательство». Следовательно, утверждает Мейсон (Mason 2011), кажется вполне правдоподобным утверждение о том, что члены маргинальных групп уже обладают некоторыми концептуальными ресурсами, благодаря которым они осмысливают собственный социальный опыт, и чего им действительно не хватает, так это власти ввести эти значения в коллективное понимание, что несправедливо приводит к тому, что доминирующие группы имеют искаженное понимание социального опыта не доминирующих групп. В связи с этим Полхаус (Pohlhaus 2012) утверждает, что субъекты, оказавшиеся в маргинальном положении, могут с бо́льшим успехом заметить проблемы в наших коллективных эпистемических ресурсах для описания и концептуализации социально угнетенных. Более того, находящиеся в таком положении субъекты могли бы совместно разрабатывать новые эпистемические ресурсы, относящиеся к тем сферам социального мира, на которые люди господствующего положения не обращают внимания. Однако, как утверждает Полхаус, убедить привилегированных людей пользоваться этими новыми эпистемическими ресурсами довольно трудно. Она называет это пренебрежительное невежество умышленным герменевтическим невежеством.

Кроме того, Дотсон (Dotson 2012) предложила новый вид эпистемической несправедливости в дополнение к несправедливости свидетельской (testimonial) и герменевтической, а именно то, что она называет содействующей несправедливостью (contributory injustice). Такого рода эпистемическая несправедливость связана не только с феноменом сознательного игнорирования эпистемических ресурсов, выработанных теми, кто занимает маргинальное положение в обществе, но и постоянным использованием искаженных эпистемических ресурсов, которые были выработаны теми, кто обладает властью и не обращает внимание на опыт, переживаемый в маргинальном положении. Подобное использование неверных концептуальных ресурсов мешает усвоению новых эпистемических ресурсов, выработанных теми, кто находится в маргинальном положении, и ведет к дальнейшему непониманию. Кроме того, Медина (Medina 2013) утверждает, что способность членов недоминирующих социальных групп осмыслять свой опыт и передавать его друг другу является предварительным и необходимым шагом к тому, чтобы ввести более сложные понятия и термины в нашей общий язык.

Он говорит, что это может способствовать решению второго вопроса, обозначенного выше, о том, как противостоять герменевтической несправедливости. Медина предполагает, что члены доминирующих групп должны быть более отзывчивыми к зарождающимся попыткам людей, находящихся в подчиненном положении, начать разговор даже до того момента, как они получат доступ к общим понятиям, чтобы должным образом концептуализировать эти аспекты наших социальных взаимодействий. Наконец, Дерек Э. Андерсон (Anderson 2017) выделяет еще один новый вид эпистемической несправедливости, а именно — несправедливость концептуальной некомпетентности (conceptual competence injustice), которая возникает, когда субъект, находящийся в маргинальном положении, не считается компетентным в использовании того или иного понятия из-за отсутствия лингвистического или концептуального авторитета, хотя на самом деле он совершенно компетентен. Этот вид отличается от герменевтической несправедливости, как утверждает Андерсон, поскольку в случае последней находящиеся в маргинальном положении субъекты не имеют доступа к некоторым важным понятиям в силу структурных причин; в случае же несправедливости концептуальной компетентности они полностью владеют понятиями, но рассматриваются как некомпетентные пользователи. Однако предложенный Андерсоном вид справедливости тесно связан с понятием Дотсон о содействующей несправедливости, поскольку, когда привилегированные субъекты пользуются искаженными или предвзятыми герменевтическими возможностями, они с бо́льшей вероятностью будут сомневаться в концептуальной компетентности субъектов маргинализованного положения (даже если на самом деле они компетентны), что равносильно несправедливости концептуальной некомпетентности; следовательно, концептуальные ресурсы недоминирующих групп, в свою очередь, будут с меньшей вероятностью усвоены, что равносильно содействующей несправедливости.

Наконец, что касается вопроса о том, какие концептуальные ресурсы могут потребоваться для восполнения герменевтических пробелов нашего коллективного понимани, Комарин Ромден-Ромлюк (Romdenh-Romluc 2016) утверждает, что необходимы новые термины и понятия, обладающие корректной оценочной составляющей в дополнение к корректной описательной составляющей. Например, введение термина «сексуальное домогательство» было очень полезным, поскольку в нем считывается, что сексуальное домогательство — это неправильно, в то время как предыдущие термины, например «безобидный флирт», не подразумевали соответствующего негативного компонента.

Точно так же, как утверждает Медина (Medina 2013), присвоение ЛГБТ-сообществом таких терминов, как «гей» и «квир», можно рассмотреть как стратегию преодоления герменевтической несправедливости, поскольку эти термины стали выражать новые, позитивные концепции влечения к своему же полу в противовес старым концепциям, которые рассматривали это как патологию или извращение. Кроме того, Джордж Халл (Hull forthcoming) утверждает, что повышение уровня осведомленности важно не только как средство преодоления герменевтической несправедливости, но оно «само по себе может представлять преодоление герменевтической несправедливости» (Hull 2016: 13). Он подробно останавливается на примере чернокожих из Южной Африки во время апартеида: опираясь на работы Б. С. Бико и Н. Б. Питьяна, Халл утверждает, что они испытывали чувство несоответствия между пережитым ими опытом расизма и угнетения и имеющимися в их распоряжении коллективными герменевтическими ресурсами.

Кроме того, Чарли Крерар утверждает, что несправедливость, связанная с нехваткой герменевтических ресурсов, возникает не только в случаях отсутствия понятий (т.е. понятийных лакун) или понятийного несоответствия (т.е. отсутствия понятий с соответствующими коннотациями), но и в тех случаях, когда есть множество надлежащих понятий, но запреты или же социальные практики мешают субъектам в маргинальном положении обсуждать некоторые интересующие их вопросы. Следовательно, как считает Крерар, «мы нуждаемся в свободной для высказывания среде, где эти понятия могли бы работать: открытый и восприимчивый социальный контекст, где конкретный опыт — в понимании которого заинтересованы индивиды или группы — может обсуждаться герменевтически благоприятными способами» (Crerar 2016: 205).

Общие высказывания

Общие высказывания (generics) — это утверждения типа «кошки мохнатые» или «у кошки есть мех», которые не являются ни универсальными обобщениями (есть лысые кошки), ни экзистенциальными обобщениями (выдвигаемое утверждение явно более сильное).

Они порождают множество загадок, которые с некоторых пор интересуют как лингвистов, так и философов. Более подробный разбор см. в статье «Общие высказывания». Наше внимание в этом случае сосредоточено на социальном и политическом значении, которые недавно было предложено для общих высказываний о социальных группах, количество работ о которых все возрастает. Отправная точка этих исследований — работа Сары-Джейн Лесли (Leslie 2015; Wodak, Leslie, and Rhodes 2015). Здесь особенно интересны такие примеры, как «мальчики не плачут» или «женщины ставят семью выше карьеры». Эти предложения могут быть использованы для выражения просто описательных утверждений — описывая, например, что плач — это что-то, чего мальчики обычно не делают. Но они могут быть также использованы для того, чтобы сделать нормативные заявления о том, что мальчики или девочки должны делать. Водак, Лесли и Родс считают, что «мы можем понять разницу между нормативными и описательными обобщениями в терминах различных понятий, выделяемых существительными в самих обобщениях» (Wodak, Leslie, and Rhodes 2015: 629).

Лесли берет это за основу для объяснения высказываний типа «Хиллари Клинтон — единственный мужчина в Белом Доме», где под «мужчиной» понимается идеал мужественности. Такова в том числе часть более общей программы, согласно которой общие утверждения имеют негативное влияние на социальное познание. Лесли (Leslie forthcoming) также говорит о высказываниях, которые приписывают опасные характеристики обыкновенно определенным группам — например, «чернокожие опасны» или «мусульмане — террористы». Она называет их «общими высказываний о поразительных свойствах». Лесли считает, что такие общие высказывания не нуждаются в том, чтобы их примеры принимались за истину (при условии, что соблюдаются некоторые другие условия), что позволяет им служить ключевым механизмом в увековечении и обострении предрассудков. (Некоторые критические замечания о поразительных свойствах общих утверждений, предлагаемых Лесли, см. в Saul 2017 и Sterken 2015a,b.).

Хаслангер (Haslanger 2011) опирается на работу Лесли, утверждая, что общие утверждения часто несут коммуникативные импликатуры о сущности чего-либо и что это помогает им играть ключевую роль в увековечении идеологий, которые основываются на несправедливой социальной структуре. Она считает, что —какими бы ни были условия истинности (одно понимание позиции Лесли с легкостью сделало бы общие высказывания о поразительных свойствах истинными) — следует отрицать такие общие высказывания посредством метаязыкового отрицания (Horn 1985), которое позволяет отрицать высказывание, потому что оно несет ложную импликатуру. Этот метод позволит нам разрушать идеологии, которые держат нас в своих тисках. (Критика этого тезиса см. в Saul 2017).

Примечания

1. См., напр., статьи «Аналитический феминизм», «Самость в перспективе феминизма», «Феминистская этика» и «Феминистская история философии».

2. См., напр., Erlich & King 1998: 168; Gastil 1990; Martyna 1978; Moulton, Robinson, & Elias 1978; Wilson & Ng 1988. Некоторые критические замечания по поводу этого исследования см. в Cole, Hill, & Dayley 1983. Но также см. ответ на эти критические замечания в Gastil 1990.

3. Подробнее о дискурсивном конструктивизме см. также раздел о феминистском постмодерне в статье «Феминистская эпистемология и философия науки».

4. Также см. раздел о феминистской критике и концепциях объективности в статье «Феминистская эпистемология и философия науки».

Библиография

• Остин, Дж. Л., 1999, «Как совершать действия при помощи слов» в Избранное, Москва: Идея-Пресс, Дом интеллектуальной книги, с. 13–135.

• Anderson, Derek E., 2017, “Conceptual Competence Injustice”, Social Epistemology, 31(2): 210–223. doi:10.1080/02691728.2016.1241320

• Andler, Matthew, 2017, “Gender Identity and Exclusion: A Reply to Jenkins”, Ethics, 127(4): 883–895.

• Ang, Ien, 1995, “I’m a Feminist but … ‘Other’ Women and Postnational Feminism”, in B. Caine and R. Pringle (eds.), Transitions: New Australian Feminisms, Sydney: Allen and Unwin, pp. 57–73.

• Antony, Louise, 1995, “Sisters, Please, I’d Rather Do It Myself: A Defense of Individualism in Feminist Epistemology”, Philosophical Topics, 23(2): 59–94. doi:10.5840/philtopics19952322

• –––, 2012, “Is There a ‘Feminist’ Philosophy of Language?” in Crasnow and Superson 2012: 245–285. doi:10.1093/acprof:oso/9780199855469.003.0011

• Ayala, Saray and Nadya Vasilyeva, 2015, “Extended Sex: An Account of Sex for a More Just Society”, Hypatia, 30(4): 725–742. doi:10.1111/hypa.12180

• Baker, Robert, 1992, “‘Pricks’ and ‘Chicks’: A Plea for ‘Persons’”, in Janet A. Kourany, James P. Sterba, and Rosemarie Tong (eds.), Feminist Philosophies, Englewood Cliffs, NJ; London: Prentice Hall, pp. 49–59.

• Barnes, Elizabeth, 2016, The Minority Body: A Theory of Disability, Oxford: Oxford University Press. doi:10.1093/acprof:oso/9780198732587.001.0001

• Baron, Dennis E., 1986, Grammar and Gender, New Haven and London: Yale University Press.

• Bauer, Nancy, 2015, How to Do Things With Pornography, Cambridge: Harvard University Press.

• Beeby, Laura, 2011, “A Critique of Hermeneutical Injustice”, Proceedings of the Aristotelian Society, 111(3): 479–486. doi:10.1111/j.1467-9264.2011.00319.x

• Bennett, Jessica, 2016, “She? Ze? They? What’s in a Gender Pronoun”, New York Times, 31 January 2016, page ST2, available online).

• Bettcher, Talia Mae, 2013, “Trans Women and the Meaning of ‘Woman’”, in Nicholas Power, Raja Halwani, and Alan Soble (eds.), The Philosophy of Sex, sixth edition, Lanham, MD: Rowman & Littlefield, pp. 233–249.

• Bianchi, Claudia, 2008, “Indexicals, Speech Acts and Pornography”, Analysis, 68(4): 310–316. doi:10.1093/analys/68.4.310

• Bird, Alexander, 2002, “Illocutionary Silencing”, Pacific Philosophical Quarterly, 83(1): 1–15. doi:10.1111/1468-0114.00137 [Bird 2002 preprint available online]

• Bodine, Ann, 1975 [1998], “Androcentrism in Prescriptive Grammar”, in Cameron 1998: 124–138.

• Burgess, Alexis and David Plunkett, 2013a, “Conceptual Ethics I”, Philosophy Compass, 8(12): 1091–1101. doi:10.1111/phc3.12086

• –––, 2013b, “Conceptual Ethics II”, Philosophy Compass, 8(12): 1102–10. doi:10.1111/phc3.12085

• Батлер, Дж. 2000, Гендерное беспокойство (гл.1) / пер. Князевой Е. // Антология гендерной теории / под ред. Гасповой Е. и Усмановой А., Минск: Пропилеи. Стр. 297-346

• Cameron, Deborah, 1985, Feminism and Linguistic Theory, Basingstoke and London: MacMillan.

• –––, 1995, Verbal Hygiene, London: Routledge.

• –––, 1998a, The Feminist Critique of Language, second edition, London and New York: Routledge.

• –––, 1998b, “Feminist Linguistic Theories”, in Stevi Jackson and Jackie Jones (eds.),Contemporary Feminist Theories, Edinburgh: Edinburgh University Press, pp. 147–161.

• Cole, C. Maureen, Frances A. Hill, and Leland J. Dayley, 1983, “Do Masculine Pronouns Used Generically Lead to Thoughts of Men?” Sex Roles, 9: 737–749. doi:10.1007/BF00289802

• Crasnow, Sharon L. and Anita M. Superson (eds.), 2012, Out From the Shadows: Analytical Feminist Contributions to Traditional Philosophy, New York: Oxford University Press. doi:10.1093/acprof:oso/9780199855469.001.0001

• Crenshaw, Kimberlé, 1991, “Mapping the Margins: Intersectionality, Identity Politics, and Violence Against Women of Color”, Stanford Law Review, 43(6): 1241–1299.

• Crerar, Charlie, 2016, “Taboo, Hermeneutical Injustice, and Expressively Free Environments”, Episteme, 13(2): 195–207.

• Daly, Helen L., 2015, “Sex, Vagueness, and the Olympics”, Hypatia, 30(4): 708–724. doi:10.1111/hypa.12184

• Daly, Mary and Jane Caputi, 1987, Websters’ First New Intergalactic Wickedary of the English Language, Boston: Beacon Press.

• Davies, Alex, 2016, “How to Silence Content with Porn, Context, and Loaded Questions”, European Journal of Philosophy, 24(2): 498–522.

• De Gaynesford, Maximilian, 2009, “Illocutionary Acts, Subordination and Silencing”, Analysis, 69(3): 488–490. doi:10.1093/analys/anp068

• Dembroff, Robin A., 2016, “What is Sexual Orientation?” Philosophers’ Imprint, 16(3): 1–27. [Dembroff 2016 available online]

• Dembroff, Robin, and Daniel Wodak, 2017, “The Problem with Pronouns”, available online.

• Diaz-Leon, E., 2016, “Woman as a Politically Significant Term: A Solution to the Puzzle”, Hypatia, 31(2): 245–258. doi:10.1111/hypa.12234

• Dotson, Kristie, 2012, “A Cautionary Tale: On Limiting Epistemic Oppression”, Frontiers, 33(1): 24–47. doi:10.5250/fronjwomestud.33.1.0024

• Dworkin, Ronald, 1991, “Liberty and Pornography”, The New York Review of Books, August 15, 1991, 12–15.

• –––, 1993, “Women and Pornography”, The New York Review of Books, October 21, 1993.

• Ehrenreich, Barbara, 1992, “The Challenge for the Left”, in Debating PC: The Controversy Over Political Correctness on College Campuses, Paul Berman (ed.), NY: Laurel, pages 333–. Cited in Cameron 1995.

• Elgin, Suzette Haden, 1985, A First Dictionary and Grammar of Láadan, Madison: Society for the Furtherance and Study of Fantasy and Science Fiction.

• Erlich, Susan and Ruth King, 1992 [1998], “Gender-Based Language Reform and the Social Construction of Meaning”, in Cameron 1998: 164–179.

• Farley, Lin, 1978, The Sexual Shakedown: the Sexual Harassment of Women on the Job, New York: McGraw-Hill.

• Fausto-Sterling, Anne, 1992, Myths of Gender, New York: Basic Books.

• Finlayson, Lorna, 2014, “How to Screw Things with Words”, Hypatia, 29(4): 774–789. doi:10.1111/hypa.12109

• Floridi, Luciano, 2011, “A Defence of Constructionism: Philosophy as Conceptual Engineering”, Metaphilosophy, 42(3): 282–304. doi:10.1111/j.1467-9973.2011.01693.x

• French, Christopher F., 2015, “Rudolf Carnap: Philosophy of Science as Engineering Explications”, in Uskali Mäki, Ionnis Votsis, Stéphanie Ruphy, and Gerhard Schurz (eds.),Recent Developments in Philosophy of Science: EPSA13 Helsinki, Springer, pp. 293–303. doi:10.1007/978-3-319-23015-3_22

• Fricker, Miranda, 2007, Epistemic Injustice: Power and the Ethics of Knowing, Oxford: Oxford University Press. doi:10.1093/acprof:oso/9780198237907.001.0001

• Fricker, Miranda and Jennifer Hornsby (eds.), 2000, The Cambridge Companion to Feminism in Philosophy, Cambridge: Cambridge University Press. doi:10.1017/CCOL0521624517

• Frye, Marilyn, 1983, The Politics of Reality: Essays in Feminist Theory, Freedom, Trumansburg, NY: The Crossing Press.

• Garry, Ann, and Marilyn Pearsall (eds.), 1996, Women, Knowledge and Reality: Explorations in Feminist Philosophy, NY and London: Routledge.

• Gastil, John, 1990, “Generic Pronouns and Sexist Language: The Oxymoronic Character of Masculine Generics”, Sex Roles, 23(11): 629–643. doi:10.1007/BF00289252

• Glasgow, Joshua, 2006, “A Third Way in the Race Debate”, Journal of Political Philosophy, 14(2): 163–185. doi:10.1111/j.1467-9760.2006.00238.x

• –––, 2009, A Theory of Race, London: Routledge.

• Green, Leslie, 1998, “Pornographizing, Subordinating, Silencing”, in Robert Post (ed.), Silencing: Practices of Cultural Regulation, Getty Research Institute, pp. 285–311.

• Grice, Paul, 1975 [1989], “Logic and Conversation”, in Studies in the Way of Words, Cambridge, MA: Harvard University Press, pp. 22–40.

• Gross, Paul A., 1998, “Bashful Eggs, Macho Sperm, and Tonypandy”, in Noretta Koertge (ed.), A House Built on Sand: Exposing Postmodernist Myths About Science, New York: Oxford University Press, pp. 59–70. doi:10.1093/0195117255.003.0005

• Grünberg, Angela, 2014, “Saying and Doing: Speech Actions, Speech Acts and Related Events”, European Journal of Philosophy, 22(2): 173–199. doi:10.1111/j.1468-0378.2011.00481.x

• Haslanger, Sally, 1995, “Ontology and Social Construction”, Philosophical Topics, 23(2): 95–125. doi:10.5840/philtopics19952324

• –––, 2000a, “Feminism in Metaphysics: Negotiating the Natural”, in Fricker and Hornsby 2000: 107–126. doi:10.1017/CCOL0521624517.007 [Haslanger 1995 available from the author (PDF)]

• –––, 2000b, “Gender and Race: (What) Are They? (What) Do We Want Them to Be?” Noûs, 34(1): 31–55. doi:10.1111/0029-4624.00201

• –––, 2005, “You Mixed? Racial Identity without Racial Biology”, in Sally Haslanger and Charlotte Witt (eds.), Adoption Matters: Philosophical and Feminist Essays, Ithaca, NY: Cornell University Press.

• –––, 2006, “What Good Are Our Intuitions? Philosophical Analysis and Social Kinds”, Proceedings of the Aristotelian Society (Sup. Vol), 80(1): 89–118. doi:10.1111/j.1467-8349.2006.00139.x

• –––, 2011, “Ideology, Generics, and Common Ground”, in Witt 2011: 179–207. doi:10.1007/978-90-481-3783-1_11

• –––, 2016, “Theorizing with a Purpose: The Many Kinds of Sex”, in Catherine Kendig (ed.), Natural Kinds and Classification in Scientific Practice, New York: Routledge.

• Hintikka, Merrill B., and Jaako Hintikka, 1983, “How Can Language Be Sexist?” in Discovering Reality: Feminist Perspectives on Epistemology, Metaphysics, Methodology, and Philosophy Science, Sandra Harding, and Merrill B. Hintikka (eds.), Dordrecht: D. Reidel, pp. 139–148.

• Hofstadter, Douglas, 1985 [1998], “A Person Paper on Purity in Language”, in Cameron 1998: 141–148.

• Horn, Laurence R., 1985, “Metalinguistic Negation and Pragmatic Ambiguity”, Language, 61(1): 121–174. doi:10.2307/413423

• Horn, Laurence R. and Steven R. Kleinedler, 2000, “Parasitic Reference vs. R-Based Narrowing: Lexical Pragmatics Meets He-Man”, paper presented to the Linguistic Society of America, Chicago, 6 January, available online.

• Hornsby, Jennifer, 1995, “Disempowered Speech”, Philosophical Topics, 23(2): 127–147. doi:10.5840/philtopics199523211

• –––, 2000, “Feminism in Philosophy of Language: Communicative Speech Acts”, in Fricker and Hornsby 2000: 87–106. doi:10.1017/CCOL0521624517.006

• Hornsby, Jennifer and Langton, Rae, 1998, “Free Speech and Illocution”, Legal Theory, 4(1): 21–37. doi:10.1017/S1352325200000902

• Hull, George, 2017, “Black Consciousness as Overcoming Hermeneutical Injustice”, Journal of Applied Philosophy, first online 22 February 2016, doi:10.1111/japp.12201

• Irigaray, Luce, 1974 [1985a], Speculum of the Other Woman [Speculum de l’autre femme], Gillian C. Gill (transl.), Ithaca, NY: Cornell University Press.

• –––, 1977 [1985b], This Sex Which is Not One [Ce sexe qui n’en est pas un], Catherine Porter, and Carolyn Burke (transl.), Ithaca, NY: Cornell University Press

• Jacobson, Daniel, 1995, “Freedom of Speech Acts? A Response to Langton”, Philosophy and Public Affairs, 24(1): 64–79. doi:10.1111/j.1088-4963.1995.tb00022.x

• Jenkins, Katharine, 2016, “Amelioration and Inclusion: Gender Identity and the Concept of Woman”, Ethics, 126(2): 394–421. doi:10.1086/683535

• Keller, Evelyn Fox, 1985, Reflections on Gender and Science, New Haven: Yale University Press.

• –––, 1996, “Feminism and Science”, in Keller and Longino 1996: 28–40.

• Keller, Evelyn Fox and Helen Longino (eds.), 1996, Feminism and Science, Oxford: Oxford University Press.

• Kripke, Saul, 1972, Naming and Necessity, Cambridge, MA: Harvard University Press.

• Kukla, Rebecca, 2014, “Performative Force, Convention, and Discursive Injustice”, Hypatia, 29(2): 440–457. doi:10.1111/j.1527-2001.2012.01316.x

• Lakoff, Robin, 1975, Language and Women’s Place, New York: Harper & Row.

• Langton, Rae, 1993, “Speech Acts and Unspeakable Acts”, Philosophy and Public Affairs, 22(4): 293–330. Reprinted with minor changes in Langton 2009d: 25–64. doi:10.1093/acprof:oso/9780199247066.003.0002

• –––, 2009a, “Dangerous Confusion? Response to Ronald Dworkin”, in Langton 2009d: 65–74. doi:10.1093/acprof:oso/9780199247066.003.0003

• –––, 2009b, “Pornography’s Authority? Response to Leslie Green”, in Langton 2009d: 89–99. doi:10.1093/acprof:oso/9780199247066.003.0005

• –––, 2009c, “Pornography’s Divine Command? Response to Judith Butler”, in Langton 2009d: 103–110. doi:10.1093/acprof:oso/9780199247066.003.0006

• –––, 2009d, Sexual Solipsism: Philosophical Essays on Pornography and Objectification, Oxford University Press. doi:10.1093/acprof:oso/9780199247066.001.0001

• –––, 2012, “Beyond Belief: Pragmatics in Hate Speech and Pornography”, in Maitra and McGowan 2012: 72–93. doi:10.1093/acprof:oso/9780199236282.003.0004

• Langton, Rae, and Caroline West, 1999, “Scorekeeping in a Pornographic Language Game”, Australasian Journal of Philosophy, 77(3): 303–319. doi:10.1080/00048409912349061

• Le Dœuff, Michèle, 1980 [1990], The Philosophical Imaginary (Recherches sur l’imaginaire philosophique), Colin Gordon (transl.), Stanford: Stanford University Press.

• Leslie, Sarah-Jane, 2015, “‘Hillary Clinton is the Only Man in the Obama Administration’: Dual Character Concepts, Generics, and Gender”, Analytic Philosophy, 56: 111–141. doi:10.1111/phib.12063

• –––, 2017, “The Original Sin of Cognition: Fear, Prejudice, and Generalization”, Journal of Philosophy, 114: 393-421.

• Levin, Michael, 1977 [1981], “Vs Ms.”, in Vetterling-Braggin 1981: 217–222.

• Lewis, David, 1969, Convention: A Philosophical Study, Cambridge, MA: Harvard University Press.

• Lloyd, Genevieve, 1984, The Man of Reason: ‘Male’ and ‘Female’ in Western Philosophy, Minneapolis: University of Minnesota Press.

• Lorde, Audre, 1983, “The Master’s Tools Will Never Dismantle the Master’s House”, in C. Moraga and F. Anzaldúa (eds.), This Bridge Called My Back: Writings by Radical Women of Colour, New York: Kitchen Table Press, pp. 94–101.

• Lugones, María and Elizabeth Spelman, 1983, “Have We Got a Theory for You! Feminist Theory, Cultural Imperialism, and the Demand for ‘The Woman’s Voice’”, Women’s Studies International Forum, 6(6): 573–581. doi:10.1016/0277-5395(83)90019-5

• MacKinnon, Catharine A., 1989, Toward a Feminist Theory of the State, Cambridge, MA: Harvard University Press.

• –––, 1993, Only Words, Cambridge, MA: Harvard University Press.

• Maitra, Ishani, 2009, “Silencing Speech”, Canadian Journal of Philosophy, 39(2): 309–338. doi:10.1353/cjp.0.0050

• –––, 2012, “Subordinating Speech”, in Maitra and McGowan 2012: 94–120. doi:10.1093/acprof:oso/9780199236282.003.0005

• Maitra, Ishani and Mary Kate McGowan, 2010, “On Silencing, Rape, and Responsibility”, Australasian Journal of Philosophy, 88(1): 167–172. doi:10.1080/00048400902941331

• ––– (eds.), 2012, Speech and Harm: Controversies Over Free Speech, New York: Oxford University Press. doi:10.1093/acprof:oso/9780199236282.001.0001

• Mallon, Ron, 2006, “‘Race’: Normative, Not Metaphysical or Semantic”, Ethics, 116(3): 525–51. doi:10.1086/500495

• Martin, Emily, 1991 [1996], “The Egg and the Sperm: How Science has Constructed a Romance Based on Stereotypical Male-Female Roles”, in Keller and Longino 1996: 103–117.

• Martyna, Wendy, 1978, “What Does ‘He’ Mean? Use of the Generic Masculine” Journal of Communication, 28(1): 131–138. doi:10.1111/j.1460-2466.1978.tb01576.x

• Mason, Rebecca, 2011, “Two Kinds of Unknowing”, Hypatia, 26(2): 294–307. doi:10.1111/j.1527-2001.2011.01175.x

• McGowan, Mary Kate, 2003, “Conversational Exercitives and the Force of Pornography”, Philosophy and Public Affairs, 31(2): 155–189. doi:10.1111/j.1088-4963.2003.00155.x

• –––, 2009a, “On Silencing and Sexual Refusal”, Journal of Political Philosophy, 17(4): 487–494. doi:10.1111/j.1467-9760.2009.00346.x

• –––, 2009b, “Oppressive Speech”, Australasian Journal of Philosophy, 87(3): 389–407. doi:10.1080/00048400802370334

• –––, 2012, “On ‘Whites Only’ Signs and Racist Hate Speech: Verbal Acts of Racial Discrimination”, in Maitra and McGowan 2012: 121–147. doi:10.1093/acprof:oso/9780199236282.003.0006

• McGowan, Mary Kate, Alexandra Adelman, Sara Helmers, and Jacqueline Stolzenberg, 2010, “A Partial Defense of Illocutionary Silencing”, Hypatia, 26(1): 132–149. doi:10.1111/j.1527-2001.2010.01122.x

• McKinney, Rachel Ann, 2016. “Extracted Speech”, Social Theory and Practice, 42(2): 258–284. doi:10.5840/soctheorpract201642215

• McKitrick, Jennifer, 2015, “A Dispositional Account of Gender”, Philosophical Studies, 172(10): 2575–2589. doi:10.1007/s11098-014-0425-6

• Medina, José, 2013, The Epistemology of Resistance: Gender and Racial Oppressions, Epistemic Injustice, and Social Imaginations, Oxford: Oxford University Press. doi:10.1093/acprof:oso/9780199929023.001.0001

• Mercier, Adèle, 1995, “A Perverse Case of the Contingent A Priori: On the Logic of Emasculating Language (A Reply to Dawkins and Dummett)”, Philosophical Topics, 23(2): 221–259. doi:10.5840/philtopics199523212

• Mikkola, Mari, 2008, “Contexts and Pornography”, Analysis, 68(4): 316–320. doi:10.1093/analys/68.4.316

• –––, 2011a, “Illocution, Silencing and the Act of Refusal”, Pacific Philosophical Quarterly, 92(3): 415–437. doi:10.1111/j.1468-0114.2011.01404.x

• –––, 2011b, “Ontological Commitments, Sex and Gender”, in Witt 2011: 67–83. doi:10.1007/978-90-481-3783-1_5

• Miller, Casey and Kate Swift, 1976, Words and Women: New Language in New Times, Garden City, NY: Anchor Presss/Doubleday.

• –––, 1980, The Handbook of Nonsexist Writing, London: Women’s Press.

• Moody-Adams, Michele, 1991, “Gender and the Complexity of Moral Voices”, in Claudia Card (ed.), Feminist Ethics, Lawrence: University of Kansas Press, pp. 195–212.

• Moulton, Janice, 1981a, “The Myth of the Neutral ‘Man’”, in Vetterling-Braggin 1981: 100–115.

• –––, 1981b, “Sex and Reference”, in Vetterling-Braggin 1981: 183–193.

• Moulton, Janice, George M. Robinson, and Cherin Elias, 1978, “Sex Bias in Language Use: ‘Neutral’ Pronouns That Aren’t”, American Psychologist, 33(11): 1032–1036. doi:10.1037/0003-066X.33.11.1032

• Nye, Andrea, 1990, Words of Power: A Feminist Reading of the History of Logic, New York, NY: Routledge.

• –––, 1992, “Frege’s Metaphors”, Hypatia, 7(2): 18–39. doi:10.1111/j.1527-2001.1992.tb00883.x

• –––, 1996, “The Voice of the Serpent: French Feminism and Philosophy of Language”, in Garry, and Pearsall 1996: 323–338.

• –––, 1998, “Semantics in a New Key”, in Janet A. Kourany (ed.), Philosophy in a Feminist Voice, Princeton, NJ: Princeton University Press.

• Penelope, Julia, 1990, Speaking Freely: Unlearning the Lies of the Fathers’ Tongues, New York, NY: Pergamon.

• Plunkett, David, 2015, “Which Concepts Should We Use?: Metalinguistic Negotiations and the Methodology of Philosophy”, Inquiry, 58(7–8): 828–874. doi:10.1080/0020174X.2015.1080184

• Pohlhaus, Gaile Jr., 2012, “Relational Knowing and Epistemic Injustice: Toward a Theory of Willful Hermeneutical Ignorance”, Hypatia, 27(4): 715–35. doi:10.1111/j.1527-2001.2011.01222.x

• Purdy, Laura, 1981, “Against ‘Vs. Ms.’”, in Vetterling-Braggin 1981: 223–228.

• Putnam, Hilary, 1975, “The Meaning of ‘Meaning’”, in his Mind, Language, and Reality, Cambridge: Cambridge University Press, pp. 215–271. doi:10.1017/CBO9780511625251.014

• Romdenh-Romluc, Komarine, 2016, “Hermeneutical Injustice: Blood-Sports and the English Defence League”, Social Epistemology, 30(5–6): 592–610. doi:10.1080/02691728.2016.1172363

• Sapir, Edward, 1929, “The Status of Linguistics as a Science”, Language, 5: 207–214.

• Saul, Jennifer Mather, 2002, “Speaker Meaning, What is Said, and What is Implicated”, Noûs, 36(2): 228–248. doi:10.1111/1468-0068.00369

• –––, 2003, “Feminism and Language Change”, in Feminism: Issues & Arguments, Oxford: Oxford University Press, pp. 170–198.

• –––, 2006a, “Pornography, Speech Acts and Context”, Proceedings of the Aristotelian Society, 106(2): 61–80. doi:10.1111/j.1467-9264.2006.00146.x

• –––, 2006b, “Philosophical Analysis and Social Kinds: Gender and Race”, Proceedings of the Aristotelian Society (Sup. Vol.), 80(1): 119–143. doi:10.1111/j.1467-8349.2006.00140.x

• –––, 2012, “Politically Significant Terms and Philosophy of Language: Methodological Issues”, in Crasnow and Superson 2012: 195–216. doi:10.1093/acprof:oso/9780199855469.003.0009

• –––, 2017, “Are Generics Especially Pernicious?”, Inquiry, first online 13 February 2017. doi:10.1080/0020174X.2017.1285995.

• Sbisà, Marina, 1999, “Ideology and the Persuasive Use of Presupposition”, in J. Verschueren (ed.), Language and Ideology. Selected Papers from the 6th International Pragmatics Conference, Vol. 1. Antwerp: International Pragmatics Association, pp. 492–509.

• Simpson, Robert Mark, 2013, “Un-ringing the Bell: McGowan on Oppressive Speech and the Asymmetric Pliability of Conversations”, Australasian Journal of Philosophy, 91(3): 555–575. doi:10.1080/00048402.2012.704053

• Soble, Alan, 1981, “Beyond the Miserable Vision of ‘Vs. Ms.’”, in Vetterling-Braggin 1981: 229–48.

• Spelman, Elizabeth V., 1988, Inessential Woman, Boston: Beacon Press.

• Spender, Dale, 1980 [1985], Man Made Language, second edition, New York: Routledge.

• Stanley, Julia P., 1977, “Gender-Marking in American English”, in Alleen Pace Nilsen, Haig Bosmajian, H. Lee Gershuny, and Julia P. Stanley (eds.), Sexism and Language, Urbana, IL: NCTE, pp. 44–76.

• Stanley, Jason, 2016, How Propaganda Works, Princeton: Princeton University Press.

• Stericker, Anne, 1981, “Does This ‘He’ or ‘She’ Business Really Make a Difference? The Effects of Masculine Pronouns as Generics on Job Attitudes”, Sex Roles, 7(6): 637–641. doi:10.1007/BF00291751

• Sterken, Rachel Katharine, 2015a, “Leslie on Generics”, Philosophical Studies, 172(9): 2493–2512. doi:10.1007/s11098-014-0429-2

• –––, 2015b, “Generics, Content and Cognitive Bias”, Analytic Philosophy, 56(1): 75–93. doi:10.1111/phib.12056

• Strunk, William and E.B. White, 1979, The Elements of Style, third edition, New York: MacMillan.

• Tanesini, Alessandra, 1996, “Whose Language?” in Garry and Pearsall 1996: 353–366.

• Tarski, Alfred, 1956, “The Concept of Truth in Formalized Languages”, in his Logic, Semantics, Metamathematics, Oxford: Clarendon Press, pp. 152–278.

• Thomason, Richmond H., (ed.), 1974, Formal Philosophy: Selected Papers of Richard Montague, New Haven, CT: Yale University Press.

• Tirrell, Lynne, 1993, “Definition and Power: Toward Authority without Privilege”, Hypatia, 8(4): 1–34. doi:10.1111/j.1527-2001.1993.tb00273.x

• –––, 1999, “Pornographic Subordination: How Pornography Silences Women”, in Claudia Card, (ed.) On Feminist Ethics and Politics, Lawrence: University of Kansas Press.

• Vetterling-Braggin, Mary (ed.), 1981, Sexist Language: A Modern Philosophical Analysis, Totowa, NJ: Littlefield and Adams.

• West, Caroline, 2003, “The Free Speech Argument Against Pornography”, Canadian Journal of Philosophy, 33(3): 391–422. doi:10.1080/00455091.2003.10716549

• Wieland, Nellie, 2007, “Linguistic Authority and Convention in a Speech Act Analysis of Pornography”, Australsian Journal of Philosophy, 85(3): 435–456. doi:10.1080/00048400701572196

• Witt, Charlotte (ed.), 2011, Feminist Metaphysics, Dordrecht: Springer Verlag. doi:10.1007/978-90-481-3783-1

• Whorf, Benjamin Lee, 1956, Language, Thought and Reality, J. Carroll (ed.), Cambridge, MA: MIT Press.

• Wilson, Elizabeth, and Sik Hung Ng, 1988, “Sex Bias in Visual Images Evoked by Generics: A New Zealand Study”, Sex Roles, 18(3/4): 159–168. doi:10.1007/BF00287786

• Wodak, Daniel, Sarah-Jane Leslie, and Marjorie Rhodes, 2015, “What a Loaded Generalization: Generics and Social Cognition”, Philosophy Compass, 10(9): 625–635. doi:10.1111/phc3.12250

• Wyatt, Nicole, 2009, “Failing to do Things with Words”, Southwest Philosophy Review, 25(1): 135–142. doi:10.5840/swphilreview200925114